Текст книги "Россия - Америка: холодная война культур. Как американские ценности преломляют видение России."

Автор книги: Вероника Крашенинникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Интеллектуальная база: труды эпохи Просвещения

Интеллектуальной основой американской государственности и национального сознания стали работы философов европейской эпохи Просвещения.

Идеи «века разума», сменившего «век обскурантизма», несли невиданную неординарность и прогрессивность. Эти идеи родились в европейской элите в поисках выхода из долгого периода сомнительного традиционализма, наполненного суеверием, иррациональностью и тиранией. Хаос, воцарившийся после религиозных войн, вдохновил стремление к порядку, единству и спокойствию в обществе. Реформирование Церкви повлекло за собой реформирование политического строя, поскольку церковная и государственная власть были тесно переплетены. Постепенно развивалось комплексное философское размышление о роли государства и отношениях между государством и человеком. Мыслители эпохи Просвещения задавались вопросами реформирования монархии в согласии с интересами ее субъектов и построения «просвещенного» строя в обществе. Рациональность, разум, опыт и познание в качестве инструментов исследований заместили традиции и предрассудки, которыми руководствовалась предыдущая эпоха.

Монтескье, Руссо и Вольтер во Франции, Кант в Германии, Адам Смит, Томас Гоббс, Эдмунд Бёрк, Давид Хьюм и Джон Локк в Великобритании спорили о природе человека, о балансе добра и зла в нем, о способности человека к самоорганизации и соблюдению этических и моральных принципов, о характере и роли власти и ее отношениях с гражданами, о принципах устройства и функциях государства, об эволюционных силах общества. Человеческая личность впервые в истории мысли получила столько внимания к своей сущности.Ценность личности, утверждаемая свободой, равенством и совокупностью прав, была одновременно предметом и движущей силой исследований. Именно вокруг человека, для обеспечения его свобод, и задумывалось американское государство, в разительном отличии от европейской традиции.

Самое значительное влияние на основателей нации, и в особенности на Томаса Джефферсона и Джеймса Мэдисона, произвел Джон Локк, считающийся отцом американского либерализма. Его размышления о «неотъемлемых правах», свободе и «народном суверенитете» внятно просматриваются в «Декларации независимости», написанной Джефферсоном.

В естественном состоянии индивиды, согласно Локку, обладают правами, а их обязанности состоят в защите собственных прав и уважении к правам других. «Если в состоянии природы человек столь свободен; если он является абсолютным властителем собственной персоны и имущества, равным величайшему и не подчиняющимся никому, то почему ему расставаться со своей свободой?». [19]19
  Locke J. Two Treatises of Government.


[Закрыть]Исходя из постулата о естественных правах как безусловной собственности человека, Локк определяет функцию правительства как отправление определенных ограниченных задач – правосудия, внешних сношений и т. п. – ради эффективной защиты свобод индивида: свободы слова, веры и собственности.Народ остается безусловным сувереном и имеет право не поддерживать и даже ниспровергнуть безответственное правительство.

Идеи предшественника Локка Томаса Гоббса(15 881 679), кардинально отличающиеся от убеждений последователя, также активно участвовали в построении интеллектуальной архитектуры американской государственности. Гоббс в отличие Локка видит человека движимым своекорыстием, эгоизмом и страстями. Ограниченность ресурсов в естественном состоянии, по Гоббсу, диктует «войну всех против всех», и жизнь в таком сообществе «одинока, бедна, злобна, жестока и коротка». «В этой войне каждого человека против каждого человека следствием является то, что ничто не может быть несправедливым. Понятия добра и зла, справедливости и несправедливости не имеют места. Где нет общей власти, нет закона; где нет закона, нет несправедливости. Сила и обман в войне первостепенные достоинства». [20]20
  Hobbes T. Leviathan.Pt. I. Ch. 13.


[Закрыть]

Но поскольку война не в интересах человека, стремящегося любой ценой выжить в безжалостном мире, то люди приходят к «общественному договору». Общество, согласно Гоббсу, это население, находящееся «под властью», которой люди отдают часть своих естественных прав, необходимую для обеспечения внутреннего мира и общей безопасности. Власть – монарх, аристократия или демократия (причем Гоббс отдает предпочтение монархии) должна обладать абсолютными полномочиями. Государство Гоббса, могущественный монстр Левиафан, не ограничено в своей автократии в отношении вопросов безопасности, войны и любой угрозы своей целостности. Доктрина разделения власти не применима: правитель должен обладать всей полнотой гражданской, военной, судебной и духовной власти.

Противоположные школы мысли Джона Локка и Томаса Гоббса параллельно проявлялись по ходу истории Америки. Сегодня, так же как и в прошлом, они, переплетаясь, формируют мировосприятие общества и отдельных личностей в его руководстве. Так, например, вице-президент Ричард Чейни, с его убежденностью во враждебных намерениях остального мира, в необходимости сильной президентской власти и предпочтением силовых решений проблем, представляется верным учеником и активным последователем Гоббса.

Уникальная группа единомышленников: отцы-основатели

Исключительную роль в становлении Соединенных Штатов как нации и государства сыграли личности отцов-основателей. Редким стечением исторических обстоятельств стал тот факт, что в одном месте, в одно время собралась уникальная группа просвещенных людей, решивших посвятить свои жизни интеллектуальному и практическому построению нового типа государства, которое бы избежало в своем функционировании ошибок Европы.Отцы-основатели нации – Томас Джефферсон, Джон Адамс, Александр Гамильтон, Бенджамин Франклин, Джеймс Мэдисон, Джордж Вашингтон, Арон Бур, – несмотря на многочисленные противоречия, были едины в своем стремлении создать государство на основе передовых для того времени идей эпохи Просвещения. Разум, опыт и гуманность диктовали им новый политический строй, который бы предоставил возможно более широкие возможности для реализации позитивного потенциала человека и одновременно создал бы преграды для ограничения негативных сил человека, в наличии которых они отдавали себе полный отчет. Основатели нации вполне сознавали, что писали историю не только своего периода, но и будущих веков.

Как заметил британский математик и философ Альфред Уайтхед (1861–1947), «только дважды в истории западного мира руководство становящейся империи демонстрировало такую мудрость: впервые это случилось в Риме при Цезаре, во второй раз – в Америке в конце XVIII века».По словам конгрессмена Самюэля Вильямса (1817–1868), «Америка отстояла правоту Платона: философы стали правителями». Америка конца XVIII века не произвела на свет великих поэтов или писателей – но произвела великих политических мыслителей и практиков, которые сконструировали и реализовали новый политический строй.

Одна из важнейших причин такого успеха поколения лидеров-революционеров, по мнению историка Джозефа Эллиса, состояла в том, что процесс был коллективным предприятием, в котором столкнулось разнообразие личностей и идеологий. [21]21
  Ellis J. Founding Brothers, The Revolutionary Generation.Vancouver, WA: Vintage Books, 2002. P. 17.


[Закрыть]Взаимодействие и трения между основателями генерировали динамическое равновесие; их личные несовершенства и ошибочность суждений, эксцентричность и чрезмерность взаимно сдерживали друг друга – подобно тому, как это должно происходить между многочисленными фракциями в республике.

Джефферсона, Франклина и Пэйна часто причисляют к ряду философов эпохи Просвещения. Однако между американскими философами и их европейскими коллегами, с которыми шел активный обмен мыслями, присутствовало существенное различие. Американские философы в отличие от европейских не были чистыми теоретиками, академиками или эстетами – любое теоретическое размышление было предназначено для воплощения в жизнь, причем воплощалось оно самими авторами. Практичность, здравый смысл и прагматизм вошли в фундамент системы. Уникален также стремительный ритм воплощения идей: в то время как европейские нации вырабатывали свою индивидуальность веками, в Америке развернутое, детализированное, кардинально новое видение государственности было создано за одно поколение.

Особенности исторического развития североамериканских колоний

События, которые переживали колонисты североамериканских земель, служили катализатором для исторических экспериментов и тестирования методов государственного строительства. Историк Джозеф Эллис считает, что создание американской нации произошло скорее в революционном, чем эволюционном ритме. Решающие события, которые сформировали политические идеи и институты, происходили с динамичной интенсивностью в течение двух десятилетий второй половины XVIII века, провоцируемые активностью основателей. Каркас американских политических традиций и институтов был возведен во «внезапном спазме усиленного вдохновения и государственного строительства». [22]22
  Ellis J. Op. cit. P. 5.


[Закрыть]

Построение новой государственности на основе либеральных ценностей охватывает период Американской революции, который продолжался с 1763 по 1788 год. Американская революция – это не точечное событие, а ряд политических, военных, социальных и культурных процессов, в ходе которых Америка приобрела национальное самосознание, основала нацию на принципах свободы и равенства, декларировала независимость от метрополии, защитила эту независимость в войне и, наконец, построила устойчивое федеральное государство.

«Что мы понимаем под Революцией? – писал Джон Адамс своему другу Томасу Джефферсону в 1815 году. – Войну? – Война не была частью Революции. Она была только результатом и следствием ее. Революция происходила в умах людей».

По мере того как отношения с Великобританией ухудшались из-за вопросов торговли, налогов, безопасности и из-за расширения власти британского парламента над колониями, колониальный характер этих противоречий привел американцев к мысли, что только независимость может разрешить ситуацию. Требование независимости, однако, не могло основываться на типичных для колоний основаниях – незаконности правления одного народа над другим народом – ибо поселенцы и британцы были одним народом. Отцы-основатели находчиво обвинили британское правительство в том, что оно отходит от собственных принципов свободы, законности и управления с согласия управляемых.Бенджамин Франклин блестяще обосновывал независимость колоний от Британии верностью британским традициям: американское сопротивление происходило «в поддержку британской конституции».Это было «сопротивление в поддержку свобод Англии».

Британия послужила первым образцом идеологического врага: американская нация определила себя через отрицание британских черт – монархии, аристократии, тирании, религиозных гонений.Король Георг III был обвинен в попытке установления «абсолютной тирании». Декларация независимости утверждает: «История настоящего Короля Великобритании – это история многократных оскорблений и узурпаций, имеющих целью установить абсолютную Тиранию над американскими штатами». В подтверждение этого обвинения авторы декларации на двух страницах приводят факты – от отказа короля принять «самые благотворные и необходимые для общественного блага законы» до провоцирования им «внутренних вооруженных восстаний среди нас» и набегов «беспощадных Индейских Дикарей». В завершение обвинительного перечня декларация устанавливает: «Таким образом, Принц, чей характер отмечен деяниями, которые могут определять Тирана, непригоден для управления свободным народом».

Во многом обвинения американцев были обоснованны, в остальном – заряжены риторическим накалом. Риторика революционных годов была исполнена религиозным пафосом и впервые сформулировала идеологическую составляющую американской идентичности. Историк Гордон Вуд замечает, что идеи американской революции примечательным образом перекликаются с идеями пуританской революции XVII века и французской революции XVIII века. Все три восстания объединяет «одинаковое общее отвращение к хаотическому и коррумпированному миру, встревоженная и яростная высокопарность, те же самые возбужденные опасения конспираций угнетенных, те же самые утопические надежды о строительстве нового добродетельного мира». [23]23
  Quoted in Ellis R. American Political Cultures.New York: Oxford University Press, 1993. P. 25.


[Закрыть]

Тем не менее многие серьезные историки приглушают идеологический характер американской политической культуры. Так, историк либеральной традиции Луис Хартц в своем анализе американской революции делает акцент на контрасте «сдержанного характера» революции в Америке с «духом крестовых походов» и «необузданным энтузиазмом» Европы. Схожие аргументы приводит влиятельный историк Даниэль Бурстин, интерпретируя революцию как «решение, продиктованное благоразумием, свободное от догмы и религиозного воодушевления».

Безусловно, здравый смысл и рациональность в большой степени участвовали в построении государственности, но пассионарность, вдохновляемая религиозной энергией, обеспечила революционную воодушевленность в строительстве либерально-демократического государства. Та же самая воодушевленность поднимает американский народ на распространение либерально-демократических идеалов в мире.

«Материальная особенность» – иммиграция

Наряду с либерально-демократическим кредо несущим элементом конструкции американской идентичности является иммиграция. Влиятельный гарвардский историк Стэнли Хоффман определяет американскую идентичность как уникальный продукт «материальной особенности» – этнического разнообразия, созданного иммиграцией, и «идеологической особенности» – либерально-демократического кредо. Президент Франклин Рузвельт в своем воззвании к американцам в 1938 году говорил: «Помните, помните всегда, что все мы являемся наследниками иммигрантов и революционеров». Исследователь американской иммиграции Оскар Хэндлин писал, что «иммигранты есть история Америки». Социолог Роберт Белла разделяет это мнение: «Все американцы, за исключением индейцев, – иммигранты или потомки иммигрантов».

Однако, согласно Самюэлю Хантингтону, говорить, что Америка – это нация иммигрантов, значит возвести частичную правду в разряд полной правды. «Для того чтобы иммигранты смогли приехать в Америку, поселенцы должны были ее основать». [24]24
  Huntington S. Op. cit. P. 40.


[Закрыть]Хантингтон подчеркивает разницу между поселенцами и иммигрантами. Поселенцы – группы единомышленников – обосновывались в Америке, вдохновленные общей целью строительства совершенного общества, «города на холме», и жили согласно определенным писаным и неписаным законам. Иммигранты же, в одиночку или семьями, переезжали с целью влиться в уже существующее сообщество, привлекаемые условиями жизни в нем.

Период обоснования континента поселенцами был единственным в истории Америки, когда ее население было сравнительно однородным по этническому признаку и социальному статусу. Как заметил Алексис де Токвилль, обосновавшиеся в Новом Свете колонисты представляли собой «необычный феномен общества, в котором не было ни лордов, ни слуг и, можно сказать, ни богатых, ни бедных». Утверждая, что вся судьба Америки заключалась в руках первых поселенцев, спустившихся на побережье, Токвилль имеет в виду «нестандартный феномен общества, гомогенного по всем своим показателям». Большинство поселенцев принадлежали к среднему слою английского общества – состоятельные фермеры, ремесленники, торговцы. Отсутствие верхних слоев общества – аристократии, дворянства и нижних – слуг и бедняков сделало население Новой Англии фундаментально отличающимся от многоступенчатой и непроницаемой иерархии английского общества.

Однако не одни лишь трудолюбивые ремесленники пополняли новые земли. Для Англии Америка служила приемником всех нежелательных граждан. Среди них были, безусловно, религиозные раскольники, но были также обычные преступники и проходимцы всякого рода, которых сажали на «гнилые корабли» – гнилые в прямом смысле слова – и отправляли в океан, не слишком заботясь о том, доплывут они или нет. Поселенцы также были разными: помимо пуритан, высадившихся на земли сегодняшнего штата Массачусетс, из Британии прибыли квакеры в штаты Делавэр и Пенсильванию, «временные слуги», indentured servants [25]25
  Крестьяне и ремесленники, работавшие по контракту, обычно в течение семи лет, часто без оплаты, за еду и проживание или обучение или переезд в другую страну. По завершении контракта они становились свободными.


[Закрыть]в Вирджинию, Мэриленд и Каролины, шотландцы и ирландцы в регион Аппалачей. Каждая группа привезла с собой собственные национальные ценности, надежды и планы на жизнь. Тем не менее в 1790 году 4-миллионное население Америки продолжало быть относительно однородным: оно состояло на 60 % из англичан, 80 % британцев (остальные в подавляющем большинстве датчане и немцы) и на 98 % из протестантов. Семьсот тысяч чернокожих рабов не считались частью общества.

Критерии расы, этнической принадлежности, культуры и религии оставались определяющими до конца XIX века. Затем, в конце XIX века, этнический элемент расширился за счет иммигрантов из Германии, Ирландии и Скандинавии; в начале XX века прилив иммигрантов из Восточной и Южной Европы практически растворил критерий этнической принадлежности. По ходу XX века движение за гражданские права аннулировало расу как критерий принадлежности к нации.

Сегодня прилив иммигрантов в Америку продолжается, но уже с новых направлений. Основная их масса прибывает из Мексики с целью заработать и отправить часть денег оставшейся на родине семье, и это роднит иммиграционные процессы США с процессами, происходящими в России. [26]26
  Отправляемые иммигрантами из США деньги в 2005 году составили более 41 миллиарда долларов – это равноценно очень существенной помощи в развитии этим странам. По количеству отправленных иммигрантами в свои страны сумм, согласно данным Всемирного банка, за США следует Саудовская Аравия с 14,3 миллиарда долларов пересылок, Швейцария с 13,2 миллиарда долларов, Германия с 12,5 миллиарда и Россия, разделяющая 5-е место с Испанией – 7,7 миллиарда долларов.


[Закрыть]Многие проникают в страну нелегально, благо физического заграждения на большей части 3000-километровой границы не существует, и вековая американская традиция открытости вместе с отсутствием средств мешает его построить. [27]27
  Прерогативы национальной безопасности после 2001 года начинают брать свое: в конце 2006 года конгресс США провел закон, который может повлечь строительство 1125-километрового ограждения вдоль границы.


[Закрыть]Число нелегальных иммигрантов на территории США оценивается в 12–13 миллионов человек, при населении Америки в 300 миллионов. Большинство нелегальных иммигрантов (57 %) прибывают из Мексики, 24 % – из других центральноамериканских и латиноамериканских стран, 9 % – из Азии, 6 % – из Европы и Канады. [28]28
  Согласно цифрам Pew Hispanic Center report, март 2005 года.


[Закрыть]Нелегальные иммигранты чаще всего законопослушны и стремятся легализировать свое положение; некоторые из них даже добровольно платят налоги в надежде на скорейшее урегулирование своего статуса.

Сущность вливающейся сегодня иммиграции также изменилась. Знаменитый «плавильный тигель» Америки уже не способен переплавлять такое количество людей, тем более что многие иммигранты и не стремятся «переплавляться». Введение испанского как второго официального языка, предоставление на нем всех государственных и коммерческих услуг, компактное проживание и близость к родной стране избавляют латиноамериканских иммигрантов от необходимости приобщаться к американским культурным ценностям, тем более что их мизерные зарплаты не оставляют на это средств.

Иммиграционная политика – одна из самых острых тем в американской внутренней жизни. С одной стороны, согласно американским силовикам, неконтролируемый поток иммигрантов, учитывая террористическую активность в мире, создает угрозу безопасности страны; согласно всем, кто обеспокоен гигантскими бюджетными дефицитами государства, он накладывает огромное бремя на социальную систему, обязанную предоставлять минимум услуг даже нелегалам; согласно некоторым представителям англосаксонской элиты, в их числе Самюэлю Хантингтону, современная иммиграция «растворяет» традиционную англопротестантскую идентичность Америки, которая была и остается стержневой идеей и залогом успеха Соединенных Штатов. Самые радикальные противники нелегальной иммиграции сегодня предлагают меры, сходные с линчеванием: так, консервативная радиопрограмма Jersey Boys в штате Нью-Джерси в марте 2007 года призывала своих радиослушателей сообщать в редакцию о людях, похожих на нелегальных иммигрантов, что вызвало категорическое возмущение как многомиллионной мексиканской иммиграции, так и многочисленных американцев.

С другой стороны, фундаментальная и искренняя убежденность американцев в универсальности прав и свобод человека диктует симпатию к иммигрантам и стремление дать им их шанс, если уж сами воспользовались своим. Могущественное деловое лобби всячески препятствует попыткам ограничить или легализовать иммиграцию, дающую американским компаниям, крупным и мелким, рабочую силу за 5–7 долларов в час, которая исполняет гигантский труд в американской экономике и позволяет поддерживать низкие цены на потребительские товары. Наконец, государственный аппарат физически не способен справиться с таким количеством нелегальных иммигрантов внутри страны и с миллионами потенциальных нелегалов, которые дожидаются сумерек, чтобы пересечь условную линию, отделяющую их от «американского благополучия». Многие из них были депортированы и снова проникали в США с десяток раз, подтверждая, что и дальше будут это делать.

В отношении к нелегальным иммигрантам официальных властей в Америке существует яркая двойственность. В региональных и муниципальных государственных органах имеются управления, которые ставят целью облегчитьнелегальным иммигрантам их интеграцию в общество. Логика этих агентств состоит в убеждении, что преследование не дает позитивного результата: нелегалы все равно будут проникать в страну, а преследования лишь загонят их «в подполье», что повлечет массу проблем для города – от повышения уровня преступности до всплеска эпидемических заболеваний. При своей потенциальной опасности нелегальные иммигранты одновременно являются наименее защищенным слоем населения: за счет незнания языка, своих прав и государственных процедур, из-за невозможности обращения к юристам и собственно нелегальности своего положения они не способны себя защитить и поэтому часто подвергаются эксплуатации со стороны временных работодателей. Стремление местных органов власти помочь нелегальным иммигрантам диктуется все тем же убеждением в фундаментальном человеческом достоинстве и правах, распространяющемся на всех без исключения людей, вне зависимости от наличия у них бумаг и штампов. Этот подход есть современное выражение человеколюбивой традиции философов эпохи Просвещения.

Особым примером благоприятствования иммигрантам является Нью-Йорк, в силу своей традиционной либеральности и насыщенности иммигрантами. Сегодня иммигранты в первом поколении составляют 40 % населения Нью-Йорка, а, включая детей иммигрантов, родившихся уже здесь, – это 4,8 миллиона человек, то есть ⅔ населения восьмимиллионного города! Пятьсот тысяч из них не имеют надлежащих документов. В 2003 году мэр-республиканец Майкл Блумберг, который согласно республиканской традиции стремится сократить муниципальные расходы и вроде бы должен придерживаться силовых мер, тем не менее издал известный закон № 41, обеспечивающий защиту личной информации и доступ к основным городским услугам всем людям, вне зависимости от их иммиграционного статуса. Согласно этому закону полицейский не может выяснять иммиграционный статус человека, если тот является жертвой или свидетелем преступления или обращается к полицейскому за помощью (но полицейский может выяснять иммиграционный статус человека, если он подозревает его в нелегальной или преступной деятельности). Аналогичным образом чиновники городской администрации не имеют права выяснять иммиграционный статус человека, если того не требует закон или предоставление запрашиваемой услуги. Более того, даже если иммигрант сообщает городскому чиновнику о своем нелегальном статусе, тот не может передавать эту информацию другим ведомствам (за исключением случаев, когда того требует закон). Список муниципальных услуг, предоставляемых всем людям, вне зависимости от их иммиграционного положения, содержит 17 пунктов – от медицинского страхования для детей в возрасте до 19 лет, государственного образования, школьного питания и до консультирования в случаях бытового насилия и защиты Комиссией по правам человека от дискриминации.

Совсем другой подход к нелегальным иммигрантам практикуют федеральные силовые ведомства. Попадание в сети ФБР или другого силового агентства – неприятный опыт для нелегального иммигранта. Этот опыт может стать еще более неприятным, если нелегал чем-либо – национальностью, странным поведением – вызывает дополнительные подозрения силовиков, сегодня настроенных в первую очередь на пресечение террористических угроз. Из гуманного мира по Локку, где царят добро и достоинство, человек попадает в мир по Гоббсу, где жизнь действительно «злобна и жестока». Однако такой подход применяется в меньшинстве случаев – в отношении к нелегальным иммигрантам в США преобладает содействие или как минимум терпимость.

Стоит заметить, что президент Буш, несмотря на свою склонность к силовым методам решения проблем, практикует весьма либеральный подход в вопросах иммиграции. Его идеалистические убеждения и губернаторство в штате Техас, где мексиканцы составляют 60 % (!) населения, 34 % из которых нелегалы, [29]29
  Center for Immigration Studies, www.cis.org/articles/2001/mexico/characteristics.html.


[Закрыть]определили выбор политики скорее содействия, чем преследования.

Иммигрантское прошлое и настоящее Америки производит уникальный эффект на ее видение мира. В некотором смысле иммигрантская суть «стягивает» мир к Америке.Учитывая разнообразие происхождения иммигрантов, съезжавшихся в Америку из всех концов планеты, Соединенные Штаты воспроизводят в уменьшенном размере мировую политическую карту: так, в нью-йоркских школах учатся дети 116 национальностей. Обосновавшись в Америке, иммигранты не порывают раз и навсегда со своей первой родиной. Так или иначе остаются родственные, дружеские, деловые, эмоциональные связи с ней; как минимум иммигранты к своей родине неравнодушны. Национальные истоки сохраняются через поколения: каждый американец сможет рассказать, из какой далекой страны приехали его прадеды и прабабки, и часто может рассказать это в деталях, с названием деревни под Львовом или Вильнюсом.

Эта связь со своей страной значит, что им не все равно, в каких условиях живут оставшиеся там соотечественники. Параллельно, будучи погружены в информационную и общественную американскую среду, иммигранты проходят через серьезную и неизбежную, если только ей не сопротивляться намеренно, мировоззренческую трансформацию. Через несколько месяцев или лет, в зависимости от восприимчивости натуры, недавно прибывший иммигрант будет как истый американец рассуждать об ущемлении прав человека в прежней его стране. Стремление к улучшению ситуации там стимулируется и активным предприимчивым темпераментом иммигранта, которым он обязательно обладает, если совершил такой дальний переезд, и недовольством какими-либо аспектами жизни в своей стране, которое и привело его в Америку.

В сумме эти всемирные связи поколений иммигрантов превращаются в некий дух сопереживания, чувство участия и даже ответственности американцев за остальной мир.Проявляться он может в самых обыденных ситуациях. Спросив в книжном магазине какую-то книжку про Китай, я услышала реплику продавца – реплику риторическую, сказанную в никуда, но с душой: «Должны же они там наконец сделать что-то с правами человека!». На государственном уровне это всепланетное человеческое сопереживание обрело форму активного распространения демократических ценностей.

Кроме того, участливость в судьбе людей на другой стороне планеты нужна и самим американцам – для убежденности в собственном достоинстве и добродетели и заодно для компенсации внушенного религией чувства вины. «Что ты ответишь себе, когда эти люди будут убиты, когда их дети погибнут от голода, когда эта девушка снова подвергнется насилию?», – спрашивает телевизионный ролик, собирающий средства на помощь жертвам геноцида в Руанде. Сама универсальность прав и свобод человека требует их применения ко всем без исключениям людям, иначе твои собственные права и достоинство окажутся под вопросом.