Текст книги "Проверка на отцовство"
Автор книги: Вероника Касс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Глава 8
Наверное, увидев, как моя крошка пыталась сосать свой пальчик, я наконец-то осознала, что опять беременна. Мариша тоже так делала, только не на первом скрининге, а на втором, а еще она постоянно икала, это было так хорошо заметно на экране и чувствовалось изнутри. Правда, в муниципальной поликлинике экран был в два раза меньше да и видимость не настолько четкая. А может быть, я просто забыла. Ведь это было чуть больше года назад.
После того как врач-узист закончила меня смотреть, мы с Глебом спустились на первый этаж, как позже выяснилось, в процедурную, где кровь взяли не только у меня, но и Вавилова.
– Устала? – слабо улыбнувшись, спросил он, выйдя следом за мной из кабинета и придерживая на сгибе локтя ватку.
– Нет-нет, – замотала я головой и растянула губы в улыбке. Надо было прекращать его бояться. Ничего плохого Глеб мне не сделает, это стало очевидно после его поддержки и после того, как он пошел со мной на процедуру УЗИ. – Знаешь, я уверена, что до сих пор стояла бы в очереди или только-только вышла бы из кабинета, – усмехнулась и попыталась вложить во взгляд и в улыбку всю свою благодарность.
Я прекрасно понимала, что мужчина мог отреагировать иначе… Совершенно иначе. Например, как Артем. Ведь я и его звала когда-то на УЗИ. По собственной глупости и наивности я надеялась, что он растрогается и изменит свое отношение. Я надеялась, что он пожалеет о том, что хотел избавиться от ребенка, и в какой-то момент своей жизни, наверное, была готова простить ему и это, лишь бы у моей крошки был любящий папа. Тогда же я и спустилась с небес на землю окончательно. Артем обозвал меня безмозглой дурой, узнав, что ребенок все еще во мне, и пригрозил, что ни копейкой не поможет.
«Больно надо», – решила я тогда и ни разу не передумала. Лучше я откажу себе в чем-то, чем возьму деньги у этого недомужчины. Только вот когда у Мариши резался первый зубик, я сильно испугалась и смалодушничала, не нужно было ему звонить. Никогда-никогда.
Глеб другой.
И, возможно, это было подло с моей стороны, но я радовалась, что попала в такую ситуацию именно с ним, что хотя бы моему второму ребенку повезло с отцом. Надеюсь.
У Вавилова шумно завибрировал телефон, и мужчина, хмуро посмотрев на экран, легонько приобнял меня за талию.
– Пойдем на улицу уже. Мне ответить нужно, – сказал он сухо, хотя и вовсе не должен был оправдываться передо мной.
На этот раз я села в большой черный внедорожник намного смелее и не сжимала ладонями колени от страха. Глеб даже не представлял, насколько важный и неоценимый поступок он сделал, пройдя вместе со мной в кабинет УЗИ.
Водительская дверь распахнулась, и мужчина залез внутрь, наполняя салон ароматом своего парфюма. Сейчас запах цитрусов и морской свежести действовал на меня расслабляюще. Я вдохнула глубже и на секунду прикрыла глаза. Это надо же было настолько накрутить себя, что даже не обратила внимания на запах мужчины прежде.
– Олеся, продиктуй мне свой номер, – хрипло проговорил Глеб, и я тут же вернула внимание к нему, выплывая из бесконечного вороха своих мыслей.
Я по памяти надиктовала свои цифры, глядя, как красивые длинные пальцы Глеба пляшут по экрану его телефона.
– Прости, у меня очень срочная встреча образовалась, и ее никак не отложить. – Мужчина запустил ладонь в волосы, ведя по ним пальцами, взъерошивая свою и без того беспорядочную прическу. – Я как освобожусь, тебе наберу, и мы обязательно поговорим, хорошо?
Вавилов удержал мой взгляд, словно дожидаясь согласия. Я кивнула, хотя считала, что мой ответ и так очевиден.
– Прекрасно, – тихо произнес он и, надев солнцезащитные очки, завел машину.
В дороге я украдкой рассматривала Глеба. Если, пока мы ехали туда, я боялась его реакции и потому даже не поднимала взгляда в его сторону, то теперь я вволю налюбовалась красивыми ладонями и загорелыми руками с рельефно очерченными мышцами и жгутами вен.
– Постарайся сегодня вечером ничего не планировать, – мягко попросил мужчина, припарковавшись у моего подъезда.
Я кивнула, слабо улыбнувшись, хотя хотелось во все зубы, потому что с трудом сдерживала восторг, боясь, что Глеб меня неправильно поймет.
Хотя как иначе?
Я, не осознавая того, начала на что-то надеяться. И даже сама про себя боялась озвучить появившиеся в моей голове мысли.
Домой я зашла на цыпочках и оказалась права: Карина тихо приоткрыла дверь комнаты и прошмыгнула в появившийся зазор.
– Где-то минут сорок спит, – прошептала подруга, потягиваясь, и начала отчитываться: – Плакала, только когда проснулась. Кашу поела хорошо, воду пила плохо. Молоко, которое ты сцедила, пить не захотела.
– Как всегда, – улыбнувшись, разулась и пошла в комнату.
Глянула на свою крошку, впитывая в себя ее умиротворенное выражение лица, и пошла на кухню. Карина не спешила уходить и ждала меня, сидя за столом. Глаза девушки блестели интересом, а ногти отбивали чечетку по стеклянной столешнице.
– Это ты? – ахнула я, только сейчас понимая, как именно нашел меня Глеб.
– Не мели чепуху. Я просто видела вас в окошко, – отрезала она тут же, – поэтому я понятия не имею, откуда он здесь взялся. Но хоро-о-ош. Как же хорош-то.
– Карина, – хотела произнести имя подруги со всей строгостью, но у меня не получилось. Я начала улыбаться, наверное как самая настоящая умалишенная.
– Боже, Леся! – воскликнула Карина и, тут же шуточно хлопнув себя по губам, продолжила шепотом: – Ну, не молчи же.
– Он отвез меня в какую-частную клинику и сходил со мной на УЗИ.
– Ты смотри какой, не стал медлить и решил сразу все проверить.
– Наверное, – пожала я плечами, – мы сначала в женской простояли минут тридцать, потом он меня увел.
– А вот тут давай подробнее. – Карина напоминала сейчас самого настоящего вампиреныша, который требовал: “Крови! Еще крови!”
Ну я и рассказала все в самых мельчайших подробностях, вплоть до того, что чуть позорно не разревелась в кабинете УЗИ, когда не хотела идти на него одна.
А вечером я договорилась с Каришиной мамой, которая на днях вернулась из длительной командировки, чтобы она приглядела за Мариной. Если я возьму с собой дочу, то вряд ли мы сможем с Глебом нормально поговорить, а подруге надо идти в ночную смену.
К шести вместо того, чтобы вышить еще одну брошку, я привела в порядок свои вьющиеся волосы и уложила их красивыми локонами, нанесла на лицо тон и накрасила ресницы тушью. На боевой раскрас не походило, но выглядеть я стала милее и свежее.
Только Глеб не позвонил ни в шесть, ни в восемь, ни в девять. Даже на следующий день мой телефон удушающе молчал.
Глава 9
Глеб
Раздался противный писк телефона, который раздражал каждую мою клеточку, а следом и голос секретаря:
– Глеб Александрович, к вам пришла Оксана Борисовна.
– А почему она стоит в приемной? – рявкнул и подорвался из-за стола навстречу матери.
– Она сама попросила вас предупредить, – долетел писк из динамика, но я уже дернул дверную ручку.
Мама сидела на диванчике и задумчиво разглядывала свои руки. Ох уж эта ее тактичность.
– Почему не предупредила, мам?
– Сама не знала, что так скоро все будет готово, – серьезно произнесла она, оглядев меня внимательным взглядом своих голубых глаз.
Я шумно сглотнул, надеясь, что моей внезапной растерянности никто не заметил, и, быстро пройдя через всю приемную, подал матери руку.
– Быстро, – произнес сразу же, как дверь за нами закрылась.
– Я после твоего звонка связалась со специалистами лаборатории и доплатила им за скорость.
Протянул руку, указывая маме на бордовый кожаный диванчик, стоящий близ небольшого столика, за которым я обычно обедал, когда задерживался подолгу в офисе. Она поморщилась и, мотнув головой, двинулась в сторону моего рабочего стола.
– Я ненадолго, – тихо произнесла мама, присев на стул, а я не стал возвращаться на свое место, прислонился к краю стола рядом с ней и, сложив руки на груди, начал за ней наблюдать. Она достала из сумки белый конверт и положила его на столешницу.
– Пф-ф, чистый белый конверт. Как-то это слишком театрально.
– Милый, – поморщилась мама, – не переигрывай. Можно подумать, что то, что происходит, не настолько театрально. А тебя смутил лишь белый конверт.
– Ты не права, – ненадолго прикрыл глаза, пытаясь не поддаваться вспыхнувшему раздражению, которое меня не покидало уже двое суток. Ровно с тех пор, как отвез Олесю домой. Сперва это было свербящее чувство недосказанности и неопределенности. Чуть позже эти безобидные ощущения переросли в желание придушить одну завравшуюся дрянь. Иначе высказаться по поводу этой мошенницы я не мог. Двух мошенников. Двух.
В офис в тот день я так и не попал. После внезапной, но плодотворной встречи я вернулся домой, сходил в душ и, уже переодевшись, собирался звонить Лесе, но именно в этот момент заметил сообщение, прилетевшее на личную почту.
Информация о Сорокиной Олесе Игоревне.
Решив, что у меня еще есть время, взял макбук и приземлился на диван. Я надеялся узнать что-то полезное. А на деле уже второй абзац произвел на меня эффект разорвавшейся бомбы. Причем повреждены были лишь мои мозги и, кажется, что-то в груди.
Олеся была круглой сиротой, ее родители погибли в аварии, когда ей не было и четырех. Воспитывали ее дедушка и бабушка. Но теперь и их не было в живых – дед Олеси умер четыре года назад, бабушка два, как раз тогда, когда девушка оканчивала школу и ей уже было восемнадцать. Марина Анатольевна до самой смерти трудилась заведующей на кафедре в том же институте, куда поступила и Леся, но вместо того, чтобы перейти на второй курс, девушка ушла в академ.
– Очень интересно, – задумчиво потянул и продолжил чтение.
Двадцатого ноября прошлого года у Олеси родилась дочь.
Это предложение я перечитал четыре раза, так и не осмыслив его. Правда, когда увидел в графе отец знакомое имя, картинка сложилась. Все детальки выстроились сами собой: и почему незнакомка подсела именно ко мне, и почему она так быстро сбежала, и даже то, как она вдруг забеременела лишь от одного.
Раз-то был не один, и совсем не со мной.
Нестерпимо сильно захотелось поехать к девушке и вытрясти из неё всю правду, да только она действительно была беременна, а значит, с ней нужно обращаться аккуратно Прижать к стенке Артема – идеальный вариант, но… Благоразумие взяло надо мной верх, я решил сначала все прояснить и только потом решать, что делать с нерадивым братцем, который нашел новый способ тянуть из меня деньги. Пришлось рассказать обо всем маме, точнее, выяснить у нее, насколько высока вероятность спутать ребенка брата с моим. Мама надо мной посмеялась и ответила, что такой вероятности нет, но в лабораторию нужно позвонить и предупредить, чтобы они сделали расширенный анализ. На всякий случай…
– Ладно, – тихо, но очень спокойно, будто призывая и меня к тому же – успокоиться, произнесла мама, прерывая поток моих воспоминаний. – Я пойду. Думаю, ты дальше сам.
– Стой. Тебе что, неинтересно? – Я тут же схватил конверт со стола и разорвал. Я ошибался, думая, что он весь белый, на нем была печать, видимо клиники, в которой делался анализ. – Словно секретные документы. Коды, шифры и пароли, – усмехнулся я и достал лист. Из написанного на нем я ни черта не понял – то ли не смог, то ли не захотел. Сунул бумагу маме в руки и тут же, обойдя стол, практически упал в собственное кресло. – Я думаю, ты должна в этом больше понимать.
Мама поджала губы и начала внимательно изучать бумагу. Да, она была недовольна. Еще бы. Ведь она уже успела нарисовать в своем воображении столько планов на будущего внука или внучку, а тут такой облом в виде Артемки.
– Что ж… Даже не знаю, поздравить тебя или нет, – сухо сказала она. – В такой ситуации трудно предугадать, – мама сложила листок вчетверо и задумчиво посмотрела на меня, – ты разговаривал с девушкой?
– Нет, – махнул головой и, облокотившись о стол, наклонился ближе к родительнице. – Что там? Я и так уверен, что… Но…
– Ты, Глебушка. Ты.
– Что я, мам?
– Отец ты, – этими словами мама напрочь лишила меня воздуха и поднялась с места.
– Все-таки… – ошалело протянул я.
– Да, твои предположения оказались неправильными. – Мама смахнула несуществующую пылинку с рукава. – Ситуация, конечно, неприятная, но я уверена, что ты должен поговорить с девушкой. И, кстати, вот, – она вжикнула молнией на боковом кармане сумки и выудила оттуда матовую визитку, – это один из лучших перинатологов в столице, было бы замечательно наблюдать беременность именно у нее. Она занимается более поздними сроками и также принимает роды, но мы можем и сейчас. Я договорюсь, если надо.
– А у тебя? – слегка заторможено поинтересовался, крутя в ладони полупрозрачный пластик. Далеко не каждый врач мог позволить себе такой вид визиток.
– У меня в клинике есть два гинеколога, ведущих беременности, и они отличные врачи, Глеб, но не лучшие. А это все же моя внучка, – жестко проговорила мама, словно все для себя уже решила, и явно не в мою пользу.
– Внучка? – усмехнулся я. За волевым маминым характером прятался нескрываемый оптимист.
– Я заказала исследование и на определение пола, – мама пожала плечами и впервые улыбнулась, – уж прости, что с его результатами ознакомилась без тебя. У тебя будет дочь, Глеб, – протянула она, словно примеряясь к собственным словам и получая от них удовольствие. Мама покинула кабинет, а я быстро ослабил галстук, затем снял его вовсе и расстегнул верхние пуговицы на рубашке, только это никоим образом не помогло мне сделать и вдоха.
Дочь. Моя. Моя дочь.
Немного отойдя, я все же договорился с врачом, координаты которого мне оставила мама, и дал себе еще один день на то, чтобы осмыслить всю ситуацию и подобрать пути для ее решения.
Пути, безобидные для всех.
Большего всего меня интересовал даже не тот вопрос, для чего они это все провернули, а почему у моей племянницы в свидетельстве о рождении была написана фамилия матери. Отчество моего брата, а фамилия не наша. Эта странность выбивалась из общей картинки. И мешала мне работать.
Выключил компьютер и покинул свой кабинет.
– Юля, меня не будет до завтра, – бросил секретарше и, чуть задумавшись, поправился: – Завтра приеду только после обеда. Поэтому перенеси все, что сможешь, Юль.
Спустился на два этажа ниже и направился к кабинету Салимова. Безопасник внимательно изучал какие-то бумаги и даже голову в мою сторону не поднял, когда я появился на пороге его кабинета.
– Леш, объясни мне знаешь что, – поинтересовался у него, устроившись в кресле напротив, – почему у Сорокиной Марины Артемовны фамилия матери7 А в графе отец стоит ФИО моего брата.
– Заметил? – кивнул Салимов и, отложив бумаги, посмотрел на меня. – Так бывает, когда отец не подтвержден.
– То есть?
– Ну, когда мать не замужем и не предоставляет документы отца, в графе отец ставится либо прочерк, либо ФИО со слов матери, но они не имеют фактической силы.
– Алексей, напомни мне, сколько я тебе плачу? – Я подался вперед, сложив руки в замок, – Почему ты не подписал эту информацию сверху. Пометку не поставил?
– Я не думал, что это так важно.
– Издеваешься? На моего брата, возможно, повесели не его ребенка, а возможно…
– Он просто отлынивает от ответственности, Глеб, – устало перебил меня Алексей. – У меня к тебе встречный вопрос: ты помнишь, где твой брат учится?
– Его все еще не отчислили? – недовольно скривился, вспоминая, какими путями Артем поступил.
– Нет, Ольга проплатила ему каждый год обучения и до сих пор приплачивает в деканат. Лишь бы он там продержался.
– Ладно, – кивнул я, – тогда к чему вообще этот вопрос?
– Они учились в одной группе, пока Сорокина не ушла в академ. Вряд ли она стала бы записывать в графе «отец» твоего брата, если бы родила не от него.
– Выясни это. Только не догадки и сплетни, а точно, Леша.
– Это настолько важно? – вкрадчиво спросил мужчина, не отпуская моего взгляда. – Я думал, что ты давно разорвал все контакты с Артемом и Ольгой.
У меня не было близких друзей. В институте вместо того, чтобы кутить с однокурсниками, я пытался не потопить бизнес отца и без помощи Салиева в тот момент не справился бы. Возможно, я мог бы назвать его своим другом, если бы тот не работал на меня. Но я позволял ему намного больше, чем другим, в частности панибратское обращение на «ты», и сейчас я ответил ему предельно откровенно.
– Сорокина, Леш, беременна, – спокойно произнес я, – на этот раз от меня, – слова дались на удивление легко – видимо, я наконец-то принял сложившуюся ситуацию. – Информация точная и проверенная, в отличие от твоей. Поэтому будь добр, узнай все так, чтобы я не носился по всей Москве, строя догадки. И не лыбься так! – не сдержался я. Слишком уж дурацкая и одновременно довольная улыбка появилась на лице мужчины.
Уже в машине я написал Олесе сообщение:
«Будь готова завтра к восьми утра. В девять у нас прием у врача. Глеб».
Ответного сообщения не пришло, и я решил, что в данном случае молчание было знаком согласия. По пути домой все же решил заехать к Артему.
– Крайне неожиданно, – растянула губы в лицемерной улыбке вторая жена отца, встречая меня на пороге.
Ольге было всего сорок, но выглядела она отвратительно. Надутые, как два вареника, губы, явно приклеенные длинные белые волосы и лицо, натянутое чуть ли не на жопу. Она даже моргала как-то заторможенно, настолько были притянуты ее глаза к ушам.
– Я к Артему, – произнес, игнорируя любые приветствия.
– Он на неделю уехал за город. День рождения будет отмечать там же, – сухо произнесла женщина, когда поняла, что любезничать я с ней не буду.
– Ясно, – кивнул и, сделав шаг назад, все же спросил, мне действительно было интересно: – Ты то хоть знаешь, что бабушкой стала?
Лицо Ольги вмиг перекосило так, что у меня возникло единственное желание – развидеть. Если такое чудовище ночью приснится, то можно остановку сердца от испуга схлопотать. Женщина сложила руки, подпирая свою изрядно увеличившуюся с нашей прошлой встречи грудь.
– Эта дура что, к тебе заявилась? – прошипела мать моего брата. – Глеб, не верь ни единому ее слову. Она моего Тёмочку чуть не окрутила. Он почти полгода ходил вокруг нее, высунув язык и слюной капая.
– И? – приподнял удивленно брови и отзеркалил жест родственницы, также сложив руки на груди. – Что же пошло не так?
– Она попыталась его затащить в ЗАГС, представляешь? – женщина почти взвизгнула. – Хорошо, что у Артема вовремя проснулся инстинкт самосохранения и он перестал общаться с этой сироткой.
– Значит, это теперь так называется? – мотнул головой, пытаясь стряхнуть с себя вонь, которая исходила от слов женщины. – Инстинкт самосохранения? А ребенок?
– Да соврала она ему с три короба. Не было никакого ребенка.
– Это тебе Артем сказал? Или ты сама придумала?
– В общем, так, Глеб, – отчеканила блондинка, понизив голос, и, откинув длинные белые волосы за спину, шагнула в подъезд, – кажется, ты не хотел идти на контакт с нами, так вот и сейчас не лезь. Понял? Это не твое дело. И нечего делать из нас монстров.
Я шуточно поклонился, разведя руки в стороны, и, промолчав, двинулся к лифту. Кое-что становилось понятно. Но если Олеся не общалась сейчас с Артемом, то поверить в случайность было тяжело. Не бывает таких совпадений.
Утром к дому Олеси я приехал на пятнадцать минут раньше. Ровно в восемь ноль-ноль набрал номер девушки, но она меня скинула. Повторил вызов, и его постигла та же участь.
Прекрасно.
Залез в электронный файл с информацией об Олесе, болтающийся на почте, посмотрел номер квартиры и вышел из машины. Домофон на входной двери был неисправен, и я сразу двинулся на второй этаж, перешагивая за раз по несколько ступенек.
Перед тем как позвонить в дверь, предпринял последнюю попытку дозвониться до девушки, но все без толку, она меня опять скинула, и я со злости с силой вдавил палец в кнопку звонка, не отпуская и совершенно не думая о том, что в квартире был маленький ребенок, который мог спать. Три скинутых вызова вывели меня из себя сильнее, чем сведения, красовавшиеся в свидетельстве о рождении Олесиной дочери.
Глава 10
На экране телефона начал мигать уже второй входящий вызов, и я его сбросила, продолжая укачивать дочь. Мариша жадно глотала молоко, присосавшись к груди, но засыпать не спешила.
– Ш-ш-ш… Спи, моя хорошая, – произнесла шепотом и, поднявшись с дивана, начала подкачивать ее на руках. Марина прикрыла глазки на пару секунд, затем опять их распахнула и начала меня внимательно рассматривать, продолжая делать шумные глотки.
Телефон, оставшийся на ручке дивана, завибрировал вновь, и я, с трудом дотянувшись до него, нажала на отбой. Практически сразу же послышался дверной звонок. Словно тот заело – громкий раздражающий звук никак не прекращался. Я попыталась отнять Марину от груди, все равно доча еще не спала, но она вцепилась в нее сильнее, не отдавая, даже ладошками сжала ее и, кажется, готовилась вот-вот в случае неудачи заплакать.
Дверной звонок все еще шумел, и я начала подозревать, что его не заело, а просто пожаловал кто-то настырный. Тот, кто оставил уже три пропущенных на телефон. Еще раз посмотрела на дочь, та внимательно меня разглядывала и даже молоко стала глотать тише.
– Сам виноват, – грозно выпалила я, скорее, самой себе и пошла открывать.
Подойдя к двери, приподняла колено, перенося на него часть веса малышки, отняла от нее руку и щелкнула замком, тут же вернула руку на место, опустила ногу и, недовольно буркнув:
– Закроешь сам, – поспешила скрыться в квартире, пока Глеб ничего не успел разглядеть. Но, судя по тому, насколько зависшим выглядело его лицо, мужчина успел рассмотреть все, что мог.
Опустившись на диван, я заметила, что Марина прикрыла глазки, – видимо, мои хождения по квартире с ней на руках успокоили ее. Погладила дочу по темным волосикам и поняла голову
Вавилов стоял на пороге комнаты и все еще смотрел на меня как баран на новые ворота. Я недовольно качнула головой, надеясь, что он заметит это движение. Но куда там. Все его внимание было сосредоточено куда ниже моей головы. Мужчина не то что смотрел, он пялился на то, как Марина пила молочко. Для полноты картины Глебу не мешало открыть рот так, чтобы челюсть упала на пол, как во многих американских мультиках.
В этот момент я ни капельки не боялась мужчину – то ли дело было в том, что мы находились на моей территории и в такой дурацкой ситуации, то ли в том, что я смирилась с тем, что он не позвонит, и, отпустив это, поняла, что мне не было смысла его бояться. Ну в конце концов, что он мог сделать? Это только в скандальных телешоу олигархи отбирали детей у своих любовниц. А тут… Если он не звонил, то и ребенок ему не особо важен… Я успокоилась за эти дни.
И вот Вавилов здесь. Впору опять начинать бояться, но глупый вид мужчины никак мне в этом не помогал. Глеб бесшумно сглотнул, но его кадык дернулся с такой силой, что по моим рукам побежали мурашки.
Брысь, предательницы.
Дочь наконец-то насытилась молоком и, расслабившись, выпустила изо рта свое любимое лакомство. Она уснула. Теперь нужно было ее переложить в кроватку. Я опять подняла голову, на этот раз взгляд мужчины буквально бегал по моему лицу. Глеб часто дышал и выглядел потерянно.
– Выйди, – шепнула я тихо, практически одними губами, но он услышал.
Либо просто увидел, кивнул и, резко развернувшись, покинул нашу с Маришей комнату.
Я аккуратно переложила дочь в кроватку, накрыла ее одеяльцем и, защелкнув лифчик для кормления, запахнула полы халата на груди. Тут же затянула пояс и, глубоко вдохнув, приложила ладони к щекам, те горели настолько сильно, что я, наверное, была похожа на помидор. Легонько похлопала себя по лицу и вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.
Вавилов дожидался меня на кухне, на Каришином месте, и крутил в ладонях панду, вышитую сегодняшним утром.
– Красиво, – задумчиво протянул он, не оборачиваясь.
Как только услышал, что я на кухню зашла?
– Спасибо, – быстро ответила и юркнула вглубь помещения мимо мужчины. Слишком тесно здесь было вместе с ним. – Может быть, чай? – вежливо поинтересовалась, набирая в чайник воды.
– Нам пора, – сипло и почти по слогам произнес мужчина.
– Ты же видел, – я развернулась, оставив чайник на краю раковины, – я не одна. И я не могу никуда сейчас пойти.
Глеб кивнул, продолжая изучать черно-белую панду.
– Где ее отец? – спросил мужчина, и я заметила, как крепко он сжал челюсти после этого вопроса. Не мог же он подумать, что?
Че-е-ерт…
– У нее нет папы, – затараторила я, словно оправдываясь, – и никогда не было. Он поучаствовал в ее создании и один раз даже потрудился на нее взглянуть – кажется, когда ей было три месяца. – Я не понимала, зачем все это несла почти незнакомому человеку, но чувствовала какую-то отчаянную необходимость перед ним оправдаться.
Глеб перестал разглядывать брошку и поднял голову, его тяжелый взгляд ненадолго задержался на моем лице, а затем мужчина еле слышно произнес:
– У тебя вода проливается. – И, кивнув за мою спину, отвернулся.
Черт.
Хлопнула ладонью по выключателю, вылила лишнюю воду из чайника, оставив лишь половину. Поставила его на подставку и включила, затем схватила голубую бамбуковую тряпочку для посуды и начала ей смахивать воду в раковину. Руки подрагивали, а вместе с ними дрожала и тряпочка. Вместо того чтобы выжать ее, я кинула ее комком на дно раковины и уперлась ладонями в столешницу, опуская голову и прикрывая глаза.
Я слишком разнервничалась. На пустом месте. Не нужно было вспоминать про Артема. Да еще и так много.
– Успокойся, – тихий шепот прозвучал у моего затылка.
Глеб незаметно приблизился и встал за моей спиной. Он бесцеремонно приобнял меня и, когда я уже хотела начать возмущаться, опустил ладонь на мой живот. Я вздрогнула и сжала дрожащие губы. Если бы и захотела сказать что-то – не смогла бы. В глазах мгновенно стеной встали слезы и, как бы я ни моргала, они не пропадали. Воздух начал обжигать легкие так же, как и горячее дыхание мужчины мой затылок.
Когда я носила под сердцем Маришу, мой живот никто не трогал, кроме лучшей подруги. Лишь я грела свою девочку теплом рук, а теперь большая мужская ладонь лежала, не двигаясь, на моем еще совсем маленьком животике и тоже грела. Не только моего малыша, но и мою душу. Я так ясно ощутила это и не могла заставить себя прекратить лить слезы. Не справившись, тихо всхлипнула, на что мужчина спокойно и низко произнес:
– У нас будет сын.
– Ч-что? – произнесла, с трудом разомкнув соленые от слез губы.
– Мальчик, Олеся, – повторил Глеб и, убрав ладонь с моего живота, сделал резкий шаг назад.
– С чего ты взял? – Я еле разжала пальцы, которые, казалось, намертво приросли к столешнице, и смахнула набежавшие слезы.
– По анализу генетическому. Ты же кровь сдавала. Кружки здесь? – задал он тут же вопрос, постучав по дверце ящика, находящегося сейчас прямо над моей головой.
– Д-да. Сейчас, – сказала, опомнившись, и тут же сама открыла дверцу и достала из нее чашки, – Чай или кофе? – почти ровно спросила, по-прежнему не глядя на мужчину. Он был где-то там, за моей спиной. Я слышала его шумное дыхание, ощущала давящую ауру, но не видела, и от этого было чуточку легче взять себя в руки после случившегося.
– Чай, обычный черный. Если есть. Без сахара.
– Да-да, конечно, – мысленно отправила «спасибо» Карише, которая только утром заварила свежую заварку. Она же и подарила мне красивый заварник, мотивируя это тем, что только самоубийцы пьют пакетированный чай. Я ее не понимала. Были весьма приличные марки чая в пакетиках, в которых была не пыль, а действительно хорошая заварка. Но почему-то именно сейчас, четко осознавая положение Вавилова, я решила, что он не станет такое пить.
Налила заварку в кружку, затем кипяток и, быстро развернувшись, шагнула к кухонному столу. Глеб уже сидел за ним.
– Сейчас, я это все уберу, – начала быстро хватать разбросанные на столе пакетики с разноцветным бисером и стразами и беспорядочно закидывать их в свой чемоданчик.
