355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вероника Иванова » И маятник качнулся… » Текст книги (страница 7)
И маятник качнулся…
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 23:45

Текст книги "И маятник качнулся…"


Автор книги: Вероника Иванова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Ты так долго молчал, прежде чем извиниться… О чем ты думал?

Я покраснел, но ответил:

– Мои мысли были сугубо эгоистичны. Я думал о том, что совсем недавно мог бы получить более страшные повреждения, чем имеются на сегодняшний день.

Молодой человек усмехнулся:

– Я примерно так и представлял…

– Мне, право, стыдно, хотя стыдиться нечего. – Я перевел взгляд на залитый солнцем двор. – Человеку свойственно думать прежде всего о себе и своих бедах и радостях. Это нормально. Более того, это правильно и полезно. Когда начинаешь думать о других, набиваешь кучу шишек и обретаешь массу неприятностей… Мне почему-то кажется, что ваш недуг возник именно в тот момент, когда вы думали совсем не о себе…

По лицу «милорда» пробежала тень.

– Наверное, ты прав…

– Я знаю, что я прав, – хмыкнул я. – Все мои теперешние беды возникли оттого, что всего лишь на несколько минут я выгнал за ограду сердца свой любимый эгоизм. Впрочем, я не очень-то жалею о тех самых минутах…

И это было правдой: я осознал это четко и ясно. Я не жалел о том, что помог гномке, выиграл дурацкое пари, отшлепал несносное высочество и убил шадду. Но можно было сделать все это чуть-чуть иначе… Иначе… Как же! И последнюю фразу я произнес уже вслух:

– Впрочем, если бы я действовал иначе, я не был бы самим собой, не так ли?

– Я тоже, – прошептал молодой человек.

– Мне неловко отвлекать вас от ваших мыслей, но нужно определиться с правилами поведения, – твердо проговорил я.

– А именно? – недоуменно нахмурился «милорд».

– Между нами огромная разница, я и в самом деле – всего лишь раб и, следовательно, должен обращаться к вам почтительно… Называть вас «милорд» я не вправе, поскольку вы не являетесь моим сюзереном. Какое иное обращение вас устроит?

Тонкие губы молодого человека изогнулись в усмешке, но она была ни в коем случае не злой или недовольной, наоборот – лукавой:

– Сдается мне, не такая уж между нами разница…

– Не думайте обо мне лучше, чем я того заслуживаю. – Я постарался придать голосу язвительные нотки. – На моей душе есть клеймо, и оно мало чем отличается от того, что украшает мое лицо.

– Вот как? – Лукавства стало еще больше.

– Я не лгу вам. – Мне почему-то не хотелось обманывать этого человека. Наверное, потому что он не заслуживал быть обманутым.

– А мне кажется, что ты стараешься казаться хуже, чем ты есть, – подытожил мой собеседник.

– Я мог бы сказать многое, но словами иногда очень трудно выразить чувства… Как мне к вам обращаться?

– Решай сам. – Он надо мной издевается, это точно!

– Тогда позвольте узнать ваше имя.

– Дэриен. – Он чуть склонил голову набок, ожидая продолжения увлекательного разговора.

– Прошу прощения, dou Дэриен, но я вынужден вернуться к выполнению своих обязанностей. – Я шлепнул мочалку в пустое ведро и направился к колодцу. Могу спорить, молодой человек хихикнул. Угораздило же нарваться на того, кто обожает вести себя примерно так же, как и я…

Четверти часа не прошло, как Борг увел своего господина обедать. Меня, разумеется, он не позвал, а сам я счел уж совсем непристойным сесть за общий стол, о чем и сообщил недоумевающему доктору, когда он выглянул из дверей в поисках вашего покорного слуги.

– Какая глупость! Немедленно марш обедать!

– Это вызовет неудобство… – попытался возразить я, но Гизариус взял меня за ворот фуфайки и потащил в кухню.

Борг был недоволен, узрев меня на другом конце стола, но промолчал, хотя его молчание было настолько красноречиво, что Дэриен усмехнулся:

– Тебе не нравится еда?

– Да, у меня пропал аппетит, – процедил сквозь зубы верзила.

– И почему же? – Молодой человек подпер подбородок рукой, вдыхая аромат дымящейся похлебки.

– С каких пор прислугу усаживают за один стол с господами?

– Ты тоже служишь мне, разве нет? – мягко напомнил Дэриен.

– Это другое дело, милорд! – с жаром возразил Борг. – Но приглашать за стол раба…

– Знаю, знаю, – отмахнулся молодой человек. – Раба, клейменого и так далее и тому подобное… Тебе не надоело?

– Милорд, его присутствие оскорбляет вас…

– Почему? – искренне удивился Дэриен.

– Ну… Он…

– Он вполне разумный и воспитанный человек. Не думаю, что его манеры принимать пищу будут много хуже твоих.

– Милорд… – Борг чуть покраснел.

– Чтобы чавкать, как ты, нужно долго и упорно учиться. – Дэриен откровенно развлекался.

Я же сидел, изо всех сил сдерживая желание поучаствовать в пикировке. Любой разговор с этим парнем будет небезопасен для меня, и особенно – для моих секретов. Не скажу, что Дэриен «видит насквозь», но он слишком проницателен, чтобы вести с ним умные беседы. Нужно взять себя в руки, а точнее, надеть маску, целиком и полностью соответствующую моему теперешнему положению. Фрэлл, как это трудно – корчить из себя тупое и обозленное чудовище, когда на самом деле я – безобиднейшее и несчастнейшее существо на свете! Хотя насчет «обозленного» – это правильно. Это мне близко и понятно… Я фыркнул прямо в миску, разбрызгивая похлебку по столу и по собственной физиономии. Борг злорадно ухмыльнулся, но не стал комментировать мою оплошность – то ли не хотел снова вызвать неудовольствие своего господина, то ли просто устал пререкаться…

…Остервенело топя грязную посуду в потертом тазике, ваш покорный слуга поинтересовался у Гизариуса:

– Кто этот молодой человек?

– А тебе-то какой интерес? – удивленно уставился на меня доктор.

– Я же не в пустыне живу, – обиделся я, – и если уж вынужден делить с кем-то стол и кров, то хотел бы знать, с кем именно.

– Занятно, – усмехнулся Гизариус. – Первый раз встречаю такого любопытного раба.

– Не любопытного, а любознательного, – поправил я.

– Пусть так… Тебе будет достаточно того, что Дэриен происходит из древнего и знатного рода?

– Скудновато, – протянул я.

– Можно подумать, что молодых аристократов в наших землях как грибов после дождя!

– И все же их слишком много, чтобы вы отговорились ничего не значащей фразой, – укоризненно заявил я.

– Ладно уж… Тебе будет легче, если я скажу, что Дэриен – брат того мальчишки, который наградил тебя клеймом?

– Вы хотите сказать, что он – принц? – Я присвистнул. – Вот ведь не везет… И когда я смогу избавиться от этой назойливой семейки?

– Избавиться? – Доктор аж весь подобрался, как охотничья собака, взявшая след.

Я мысленно залепил себе пощечину.

– Я неверно выразился… Не обращайте внимания.

– У тебя счеты с королевской семьей? – продолжал допрос Гизариус.

– А вы не считаете клеймо достаточным поводом для мести? – Я сузил глаза, пугая доктора.

– Мести? – На него было страшно смотреть, так он побледнел, и я поспешил исправить положение:

– Вы еще не поняли, что у меня проблема с выражением мыслей? Не принимайте все, что я говорю, за чистую монету…

– Я не позволю тебе причинить вред Дэриену!

– Клянусь, что этому человеку я не намерен ни мстить, ни вредить каким бы то ни было способом, – очень серьезно сказал я. – Что касается его брата… не поручусь.

Гизариус чуть успокоился, но следующий же мой вопрос снова заставил его напрячься:

– Что у него с глазами?

– Почему ты спрашиваешь?

– Из общей вредности. – Я показал доктору язык. – Вы будет выдавать мне информацию по кусочкам, или покончим с вопросами раз и навсегда?

– Обычное воспаление… – нехотя ответил Гизариус. – В народе его называют «кисеей».

– Позвольте, но это вполне излечимая болезнь! – в свою очередь удивился я.

– Да, но в случае принца все пошло иначе…

– Что именно?

– Воспаление не проходит, хотя я перепробовал уже все возможные лекарства.

– Почему же было не прибегнуть к магии?

– Использование чар по отношению к члену королевской семьи строго оговорено Кодексом…

– Только не говорите, что принца не таскали по чародеям! – съязвил я.

Гизариус скривился:

– Было дело… Но даже придворный маг, один из самых лучших заклинателей в Королевствах, заявил, что магией здесь и не пахнет.

– Почему же тогда лечение не дает результатов? – нахмурился я.

– Не то чтобы не дает… – неопределенно ответил доктор. – Временами мне кажется, что наступает улучшение, но спустя день-два «кисея» снова становится плотной.

– Странно, не находите?

– Куда уж страннее… Некоторые полагают, что это не магия, а проклятие.

– Ха, от заклятия до проклятия – всего один шаг, к тому же… – где-то в груди ледяными лапками прошелестело старое, но совсем не дряхлое воспоминание, – делать такое предположение – слишком большая ответственность.

– Да уж… – вздохнул доктор. – Никто и не делает, только шепчутся по углам…

– Проклятие родовое? – уточнил я.

– Да кто ж его знает? – в сердцах бросил Гизариус.

– Я имею в виду: раньше подобное случалось?

– Насколько я знаю, нет.

– Проклятие в первом поколении? – задумчиво спросил я у самого себя. – Маловероятно, чтобы оно дало такой устойчивый эффект и так быстро… Разве что его прокляли с рождения… Но любой опытный маг может уловить след свежего проклятия – оно будет пылать во всех Пластах не один десяток лет…

Доктор с интересом прислушивался к моему бормотанию и в конце концов спросил прямо:

– Ты – маг?

Я расхохотался:

– Куда там!… Просто много читал в детстве.

Лучше бы я этого не говорил – взгляд Гизариуса стал еще подозрительнее. Фрэлл, ну кто меня за язык тянет?!

– Похоже, ты хорошо знаком с магическими техниками… – протянул доктор.

– Да, какое-то время меня занимало все, связанное с проклятиями… Но не так уж долго. – Я уставился на посуду, сваленную в тазик.

Доктор, совершенно справедливо решив, что разговор окончен, двинулся к выходу, но на пороге остановился и посмотрел на меня.

– И почему я все это тебе рассказал?

– Потому что я спросил. – Довольная улыбка расплылась на моем лице. Ну, на половине лица.

– Надеюсь, ты понимаешь, что все сказанное мною не должно выйти за пределы этой комнаты?

– Разумеется. Хотя не удивлюсь, если то, что рассказали вы, известно последнему нищему в Западном Шеме.

– Не без того… – Доктор покачал головой и удалился. Наверное, чтобы отдохнуть после обеда. А меня ждала еще гора грязной посуды…

Примерно неделю я занимался ерундой: приводил в порядок внутренности и наружность дома, в котором обитал вместе с доктором, принцем и его верным слугой. Такая работа не требовала чрезмерных усилий, но отличалась редкостным однообразием. В комнаты, которые занимал Дэриен, меня, конечно, не пустили – рыжеволосая гора по имени Борг заявила мне просто и понятно: если сунешься на порог, будешь нещадно бит. Я не протестовал: если ему хочется самому мыть полы, пусть моет. Но я не отказался бы от удовольствия хоть одним глазком увидеть, как это происходит, потому что, по моему скромному убеждению, лапы Борга были созданы для секиры или копья, на худой конец – для двуручника, но уж никак не для половой тряпки…

А погода стояла великолепная – ясное небо и жаркое солнце подговаривали меня отлынивать от работы и проводить по нескольку часов в день в одном из уютных дворовых закутков. Из своего убежища я мог внимательно наблюдать за происходящим во дворе. Правда, толком ничего там не происходило: ну, принц выйдет погулять под ручку с Боргом, доктор ушлепает к одному из своих пациентов, вот и все события – за прошедшие дни я не видел других людей на территории усадьбы. Поэтому появление женщины на тропинке, ведущей от проселочной дороги к воротам, внесло разнообразие в мои серые будни. Но, вглядываясь в расплывшийся силуэт, я даже не мог предположить, насколько утомительным будет для меня такое разнообразие…

Молодая селянка была, что называется, на сносях. Я не знаток в этом деле, но судя по сильно выдающемуся вперед животу, туго обтянутому платьем из выбеленного холста, ждать родов оставалось недолго – не более месяца. Тропинка шла немного в гору, так что женщине было нелегко подниматься. И ничего удивительного не было в том, что в какой-то момент она запнулась и едва не упала. Испытав очередной приступ хороших манер, я снялся со своего «насеста», быстрым шагом подошел к селянке и протянул ей руку:

– Позвольте помочь вам, почтенная.

Она благодарно повисла на моем правом локте всей тяжестью обремененного двумя душами тела, и мы короткими шажками двинулись к калитке. Картина была трогательно-идиллической, но порыв ветра решил спутать все планы на вечер – пряди волос взметнулись непокорной волной, выставив на всеобщее обозрение мой позор. А тут и Мантия очнулась от дремоты…

Платье селянки было щедро украшено вышивкой: тонкие и толстые строчки разных цветов разбегались по холсту причудливыми дорожками. По всей видимости, часть из них была заговорена – моя переносица вдруг нестерпимо зачесалась, но я не успел поднять руку к лицу… С душераздирающим визгом лопнула алая строчка на рукаве, за ней последовала похожая на вороте платья. Желтые, голубые и серебристые нити как с ума посходили: одна за другой они рассыпались обрывками, взвизгивая на разные голоса. Я лихорадочно собирался с мыслями, но никак не мог придумать приемлемое для селянки объяснение. Ну за что мне все это? Ну почему Мантия не могла спать чуть подольше? Женщина растерянно смотрела на безобразничающее платье, а когда последняя – украшенная бусинами – вышитая дорожка превратилась в лохмотья, подняла голову…

И я оглох от истошного вопля, сотрясшего ее тело. Женщина закатила мигом опустевшие глаза и кулем повалилась на землю. Нужно было оставить ее и бежать за доктором, но я не решался бросить роженицу одну на пустой тропинке.

Я наклонился над женщиной, хлопая по бледным щекам:

– Ну же, милая, не надо… Все не так страшно, как ты думаешь…

– Эй, что ты делаешь рядом с моей женой? – раздался рядом ломкий от волнения голос.

Я обернулся. К нам спешил молодой крепкий мужчина, как он сам успел сообщить – супруг женщины, которую я напугал чуть ли не до смерти. Вот он-то сразу заметил клеймо и ринулся на меня с кулаками, благо больше у него под рукой ничего не было. В самом деле, деревня совсем рядом с усадьбой доктора – нет и получаса неторопливой ходьбы, места тихие, зачем же вооружаться лишь для того, чтобы сопроводить жену для очередного осмотра у местного лекаря…

А кулаки у него знатные, ничего не скажешь! Когда они один за другим просвистели на опасно близком расстоянии от моего лица, я пожалел, что уделял мало внимания рукопашному бою. Ну да ладно, не так уж много потеряно… Я лягнул рассерженного мужа ногой в живот, отбрасывая назад на несколько шагов. Лягнул несильно, не фиксируя стопу в момент удара, – я ведь не собирался никого калечить… Мужчина попятился, попытался устоять, но не удержался на покатом склоне и рухнул пятой точкой на землю. Не желая позволить противнику подняться, я подскочил к нему, поймал за пальцы занесенную для нового удара руку и крутанул со всей дури, переворачивая селянина на живот. Мужчина взвыл от боли, но вынужден был застыть на месте. Для пущей надежности я коленями прижал его ноги к земле.

– Поймите, я не причиню вашей жене ни малейшего вреда, почтенный! Женщина просто испугалась и закричала… Я всего лишь хотел помочь…

– Знаем мы, как ты помогаешь… Убийца! – Судя по тону, селянин горел желанием освободиться из моего захвата и доделать то, что по каким-то причинам не дали осуществить палачу.

– Я клянусь, что не сделал ничего дурного… Нечего биться в истерике! Успокойтесь и запомните: непременно покажите свою жену ведунье… вы поняли?

Вообще-то взывать к его здравому смыслу было бесполезно – мужчина не видел ничего, кроме моего клейма, и не слышал ничего, кроме вопля жены. Я беспомощно посмотрел в сторону двора. Ну как же не везет! Принц ушел к реке в сопровождении Борга, а доктор… На огороде, что ли, застрял? Надеюсь, мое вмешательство в деревенскую охранительную магию не скажется плохо на здоровье женщины и ребенка. Строчки-обереги легко восстановить или заговорить новые. Но этот мужик совсем отупел от ненависти и страха… Что же мне делать? Так и сидеть на этой дубине верхом? Я не такой сильный, как он, долго не выдержу… Но в тот момент, когда я уже решил отпустить селянина восвояси и убраться от греха подальше, на мой дрожащий от напряжения хребет обрушился удар, от которого даже в глазах потемнело. Я обернулся и за короткое мгновение до следующего удара, угодившего мне в голову, успел встретиться взглядом с неожиданным защитником простого народа. И последней яростной вспышкой в сознании промелькнуло: опять ГНОМ?!!

…Упругий кулак холодной воды ударил в лицо, рассыпаясь колючими брызгами по коже… Так, оказывается, я еще и совершенно голый! Ну да, правильно, зачем одежду-то портить?

Скрученные грубой веревкой запястья были вздернуты куда-то вверх, за голову. Плечи – на грани вывиха. Пальцы ног с трудом касаются утоптанной земли. Ну а щиколотки-то вы зачем спутывали? Я что, лошадь? Да куда я могу деться, если вишу на связанных руках в воротах чьего-то дома… Наверное, обиженная супружеская пара именно здесь и обитает. Хороший дом, добротный…

– А, мерзавец, очнулся, наконец! – А это, видимо, мой главный обвинитель. Он же – судья. И не удивлюсь, если буду лишен жизни его же руками…

Я предпочел не отвечать. Не потому, что мне нечего было сказать. Отнюдь. Просто озверелой толпе невозможно что-либо объяснить. А толпа, собравшаяся на улице, была именно такой. Озверелой. Даже дети смотрели на меня с неумелой яростью. Ох, не пускал бы я детей на такие представления… Ни к чему это – с детства приучать к жестокости. Мир и так достаточно плох, чтобы так рано узнавать самые неприглядные его стороны… Ох, и задал бы я вам трепку, селяне! Хотя бы за то, что вы приволокли детей смотреть на казнь. В том, что казнь состоится, я не сомневался. Во-первых, они формально имеют на это право, поскольку я заклеймен. Во-вторых, они полагают себя потерпевшими – еще бы, женщина в обмороке! Ну а в-третьих… Кто же откажется от дармового развлечения, когда до ближайшего праздника – целый месяц…

Староста (насколько я понял из обличающей речи, напуганная мной селянка приходилась ему дочерью), надувшийся от важности, как индюк, гордо сообщил собравшимся о том, что выполняет свой долг, избавляя народ от грязного отребья в моем лице. Собственно, я его не слушал, поскольку ситуация не располагала к потере времени на ерунду. Мысленно отсчитывая мгновения, оставшиеся до «счастливого и окончательного избавления от превратностей судьбы», я просматривал приходно-расходные книги своей жизни. Итак, есть ли у меня незаконченные дела? Пожалуй, что есть. Но они могут обойтись и без моего участия… Гномка никогда меня не найдет – обидно, конечно, но такова жизнь. Бэру и Мэтти я ничего не должен. Доктор вообще в счет не идет. Принц… Все равно я не могу ему ничем помочь – о чем же жалеть? Единственное, что меня слегка коробило, так это тень вины перед Мастером. А ведь ты потеряешь свои деньги ни за что… Но, можно сказать, сам виноват: незачем было отпускать меня под пригляд вечно занятого неотложными делами лекаря… Так что я чист перед богами и перед людьми и смело могу перешагнуть Порог – у Вечной Странницы не будет ко мне никаких претензий. Нужно постараться выровнять дыхание и расслабиться, пока есть такая возможность. Да-а-а, легко сказать – расслабиться! А вот как это сделать на практике? Мне больно уже сейчас от напряжения в растянутом теле, что же будет, когда эти простодушные, но весьма свирепые люди начнут экзекуцию? Да и как они собираются меня казнить? О, что-то мысли потекли совсем не в том направлении, которое способствует оптимизму… Что, Джерон, страшно? Э-э-э… пожалуй, да. Но боюсь я совсем не смерти. Точнее, не только ее. Страшно уходить, не оставляя След. Хотя бы в чьей-то душе… Если бы я был уверен, что кто-то спустя годы будет вспоминать меня – пусть даже ругая – я бы рассмеялся в лицо своему палачу, а так… Нет, только не плакать! А нос уже предательски шмыгает… Я поднял лицо к небу в надежде, что жаркое солнце успеет высушить намечающиеся слезы до того, как их кто-нибудь заметит. Я не хочу казаться слабым – мне достаточно ощущения, что именно такой я и есть – пусть все вокруг считают, что я холоден, как лед, и спокоен, как камень… Впрочем, это сравнение неудачное – в ином камне куда больше страсти, чем во мне…

Летнее небо такое глубокое, что взгляд, устремившись ввысь, может утонуть в темно-синем океане, по которому лениво скользят белые громады облаков и легкие тени птиц. В канун Праздника Середины Лета ты станешь еще ярче, еще прекраснее, но я больше не смогу тонуть в твоих бездонных глазах… Как странно: я не люблю синий цвет, но обожаю смотреть на небо. Магрит называла это Парадоксом Упрямого Разума. Интересно, что она имела в виду? Ответа я не узнаю. Да и к чему мне ответ, если я не могу задать вопрос? Крохотная точка в центре лазурного шатра. Птица? Скорее всего. Только птицы могут чувствовать себя так беззаботно и счастливо, качаясь в ладонях Владычицы Ветров… Наверное, я должен обратиться к богам? Но я не помню ни одной молитвы, и это терзает меня сильнее, чем предчувствие Шага за Порог. Есть ли там хоть что-то? Или, закрыв глаза в последний раз, я окажусь посреди Ничего?

И словно отвечая на мою мольбу, память услужливо подсовывает песню из далекого детства. Я почти забыл ее. Или думал, что забыл… Почему-то Последнюю Песню всегда поет ребенок… Тонкий, совершенно бесстрастный голос звенит в сознании…

 
Караваном отлетевших душ тают в небесах
Грустные облака…
Где-то там, в синеве
Ты летишь, одинок,
В никуда, навсегда,
Не оставляя на Земле теплого следа…
 
 
Тысячи тропинок были пройдены, но еще
Больше – встречи ждут с тобой…
Ты не мог им солгать…
Кто решил за тебя:
Смысла нет дальше жить —
И, усмехаясь, разорвал тоненькую нить?..
 
 
В зеркале распахнутого сердца – в озерах глаз
Отражение любви
Ярче солнца горит
И зовет, но туда
Для тебя нет пути —
На серых крыльях Смерти тише, душа, лети…
 
 
В никуда, навсегда
Тень души упадет…
На Земле кто-нибудь,
Может быть, вспомнит тебя…
Новый рассвет в небесах
Будет сиять, но ему
Не увидеть никогда свет погасшей звезды…
 

Страх бьется под кожей жидким огнем. Я не хочу уходить, но если я и в самом деле должен это сделать, то почему, во имя всего Сущего, я должен провести последние минуты жизни в нелепом ожидании? Как трудно… Ну почему они тянут?

Староста все лопотал, багровея от осознания неожиданного статуса исполнителя королевской воли. Меня никто ни о чем не спрашивал – на деревенской сходке преступники права голоса не имеют. Как же они смешны, прямо как дети, получившие в руки игрушку, о которой могли только мечтать! Потому и не торопятся с исполнением приговора. Не наигрались… Ну ладно, хватит! Не знаю, как им, а мне уже стало жарко. И голова трещит – хорошо мне гном приложил. Душевно… Стоп! Гном?! Нет, это становится уже дурацкой традицией! Почему все мои беды начинаются с появлением этих недомерков? Я даже дернулся от возмущения, чем отвлек толпу от созерцания вещающего прописные истины старосты. Тот недовольно посмотрел в мою сторону и предположил, что убийце – то есть мне – уже не терпится проститься с жизнью. Эти слова были встречены селянами с воодушевлением – в самом деле, доколе еще торчать на горячем солнце? Прибить мерзавца, выпить за здравие справедливейшего из королей, да и разойтись по своим делам…

– …И властью, данной мне королевским указом, я приговариваю жестокого убийцу к смерти через побитие камнями! – завершил староста свою безразмерную речь.

Камнями? Мило. Лучше бы повесили, честное слово! Минута (а при удачном стечении обстоятельств – мгновение), и я свободен от идиотского времяпрепровождения в компании деревенских палачей. Навсегда свободен. А теперь что? Сколько мне придется терпеть? Вон, уже и тачку прикатили. Полнехонькая… Хорошо хоть камни речные, гладкие – и кидать их удобнее, и крови почти не будет… Ну, кто первый? Оскорбленный муж? Ну конечно!

Увесистый голыш ткнулся под ребра. Я охнул. Да, будет больно, а боли я не терплю. То есть, конечно, терпеть придется – не хватало еще закричать или заплакать! – но как это все печально… Второй камень оставил горящее от боли пятно на плече. Отталкиваясь пальцами, я крутанулся, подставляя следующей порции камней спину. Конечно, меня вернули обратно, врезав палкой по животу. И даже чуть ниже живота… На беду, в голову камни не попадали – и потому, что она была частично прикрыта вздернутыми кверху руками, и потому, что селяне хотели продлить удовольствие. А попади хоть один голыш в голову, и я могу оставить их с носом…

Староста бил не очень сильно – сказывался возраст, – но изумительно метко. Его зять – наоборот. Постепенно круг желающих поучаствовать в развлечении становился все шире, и в какой-то момент их лица стали сливаться перед моими глазами в одно большое, дрожащее и гогочущее пятно. Да, не такой мне мнилась собственная кончина – уж слишком грубо и примитивно, хотя… Все вполне логично. Кто я для них? Всего лишь раб… Эй, да они же не имеют права решать мою судьбу! У меня есть хозяин, который несет полную ответственность за все мои поступки! И как я раньше не сообразил? А они тоже хороши: ошейник-то никуда не делся, неужели никто из них не понимает, что делает? Или глаза застит обида пополам с удовольствием почувствовать себя вершителями судеб? Я хотел было сообщить старосте о своих правах, но голос меня не послушался, и из пересохшего от жары и боли горла вырвался лишь тихий хрип. Да и не станут меня слушать, зачем напрягаться? Прочь, глупая надежда! Пора согласиться с тем, что я – ничтожество, хотя бы за несколько вдохов до смерти, если сделать это раньше мне мешало неоправданно раздутое самомнение. Все, пора прощаться. С кем? С невоплощенными мечтами, с несостоявшимися друзьями, с любовью, которая ни разу не попалась мне на пути… Самое обидное, что я даже не могу заставить себя рассердиться или впасть в отчаяние, чтобы вызвать Нэгарру – эти люди не виноваты ни в чем, они поступают именно так, как на их месте, скорее всего, поступил бы и я сам… А может быть, все к лучшему? Я умру тихо, не ломая Пласты Мироздания, не тревожа покой Ушедших и Нерожденных. Я просто уйду… Фрэлл, как же мне все надоело! Каждый раз, когда я стараюсь делать добро, я оказываюсь лицом к лицу с Вечной Странницей – но я не могу поступать иначе! Я не могу творить Зло! Правда, все мои благие намерения непременно приводят к весьма дурным последствиям… Но теперь уже поздно что-то менять. Я еще не слышал хруста собственных костей, но думаю, что за этим дело не станет. Да и какая разница? То, что окажется в могиле или на погребальном костре, уже не будет мной… Лучше закрыть глаза, тем более что вижу я уже довольно расплывчато, и молиться о том, чтобы вся эта мерзость поскорее закончилась…

Я старался дышать в ритме летящих камней: удар – вдох-выдох, удар – вдох-выдох. Так боль казалась меньше… Но горечь сознания собственной никчемности все портила. Я умру не в своей постели, не на поле боя, я… Сдохну, как бродячая собака. Только такого позора и не хватало Семье… К горлу подкатил комок слез, и только собрав остатки гордости – абсолютно бесполезное свойство характера, – я смог снова затолкать их подальше…

Сознание начало рассыпаться на части. Мне уже было наплевать на все. На взрывы боли, яркими вспышками расцветающие в теле. На горящие ненавистью и от того исказившиеся до неузнаваемости лица селян. На себя я плюнул уже давно, и это не составило никакого труда… На что я годен, если слуги, поколениями преданные Семье, и те ни в грош меня не ставили? Да ни на что. Я – пустое место. И это описание точнее, чем может показаться на первый взгляд…

Отчаяние водило крылом в пыли под моими ногами, изредка поднимая мордочку и спрашивая: я тебе еще необходимо или уже можно уходить? А я никак не мог решиться и ответить: лети прочь, я больше не потревожу тебя…

– Именем короля! Немедленно остановитесь!

Это еще что? Я даже приоткрыл один глаз. Посреди узкого пространства пыльной улицы, отделяющей меня от разгоряченной толпы, остановились два всадника. Тонконогие скакуны, храпя, попытались вздыбиться, но твердой рукой одного из приехавших были возвращены на землю. А хорошо принц держится в седле, даже не покачнулся. Это из меня наездник, как из тролля – придворная красавица… Толпа недовольно зароптала, не разглядев внимательно вновь прибывших, но Борг повелительно воздел ладонь к небу, требуя тишины.

– Склонитесь перед его королевским высочеством, наследным принцем Дэриеном!

А вот теперь их пробрало! Вся улица, как по волшебству, опустилась на колени и уткнулась глазами в землю. Принц холодно осведомился:

– Кто отвечает за порядок в селении?

Староста поднялся с колен, но не разогнулся и, семеня, приблизился к лошадям.

– С позволения вашего высочества…

– Что же ты непотребство творишь? – нарочито ласково спросил Дэриен.

Староста затряс головой:

– Как можно, господин?.. Все согласно королевскому указу…

– Какому же именно?

– Этот человек заклеймен, а его величество в своем великодушии позволил своим подданным вершить приговор… – Староста был жутко перепуган, но пока что держался уверенно.

– Какие еще провинности ты вменяешь в вину этому человеку? – продолжал Дэриен.

– Он желал причинить зло моей дочери, ваше высочество, а она скоро родит… И напал на моего зятя…

Борг не удержался от усмешки, сравнив мои пропорции со шкафообразным «потерпевшим», и что-то прошептал принцу на ухо.

– А мне сдается, что этот человек просто хотел помочь твоей дочери дойти до дома лекаря. А когда твой зять бросился на него с кулаками, он всего лишь защищался… Не так ли? – Невидящие глаза чуть сузились. – Мой оруженосец утверждает, что твой зять как минимум вдвое тяжелее, чем преступник. Как же получилось, что в победителях оказался тот, кто слабее?

– Убийцам помогают сами демоны! – пробурчал в бороду староста, но принц услышал.

– А вам тогда должны помогать боги, я правильно понял твою мысль? Неужели демоны сильнее богов?

Староста прикусил язык, поняв, что ступил на шаткие мостки богословского спора. Дэриен вздохнул:

– Эй, побитый муж! Подойди.

Сгорающий от стыда мужчина занял место рядом со старостой.

– А скажи-ка мне, любезный, преступник разговаривал с тобой? Или бил молча? – Принц развлекался. И я его понимал – в кои-то веки такие олухи встретились.

– Нет, ваше высочество…

– Что – «нет»?

– Он говорил…

– И что же он говорил? – Голос принца просто источал мед.

– Говорил… Что хотел помочь… Что не сделал ничего дурного моей жене…

– Так почему же ты его не послушал?

– Но он же убийца! – упрямо заявил селянин.

Дэриен покачал головой:

– Нет, ну что за люди… Почему вам в голову никогда не приходила мысль, что вынесенный приговор порой не соответствует тяжести проступка? Ладно, буду говорить просто. вы не имели права казнить этого человека.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю