Текст книги "И маятник качнулся…"

Автор книги: Вероника Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Вообще-то, шутки подобного рода крайне рискованны, и их нужно использовать исключительно в том случае, когда ваш оппонент не может отреагировать иначе, как оскорбиться или испугаться. Лично я знаю одного типа, который развил бы предложенную мной тему до таких пределов, что пугаться впору было бы вашему покорному слуге…

– Зря вы так… – Ой, еще один подкрался! Да что такое сегодня со мной – никого и ничего не замечаю…

На сей раз ко мне подошел сам кузнец. Роста он был, что интересно, невысокого и на медведя вовсе не походил – скорее он был сухим и жилистым, но тугие змеи вен не позволяли усомниться в силе его натруженных рук. Кузнец был сравнительно молод – около сорока лет, – но все же старше, чем ваш покорный слуга, и я не сразу понял, почему он обращается ко мне на «вы». А когда понял… Сделал себе зарубку на память: закатить старосте истерику с выяснением, почему он довел мои «подвиги» до сведения каждого человека в этой треклятой деревне. Не знаю, как вас, а меня коробит уважительное обращение со стороны людей, перед которыми полагалось бы пресмыкаться мне…

– Что – «зря»? – хмуро спросил я, предчувствуя очередное сетование на мои «плохие манеры», но кузнец меня удивил:

– Почтенный Гедрин тяжело переживал случившееся.

Пе-ре-жи-вал? Я не ослышался?

– Что же заставило его переживать?

– Когда ему рассказали, как обстояли дела, он понял, что встал не на ту сторону…

Вот как?

– И что именно ему рассказали, позвольте узнать?

– Ну… – Кузнец наморщил лоб, припоминая подробности. – Что вы помогали Рине дойти до дома лекаря, что не хотели ее пугать… А потом вы спасли ребенка…

Мило. Уж не знаю, какими словами гному поведали всю эту историю, но рассказчик постарался, раз бородатый коротышка начал «что-то» переживать. Впрочем, возможно, кузнец преувеличивает, и «переживание» не имело места. Хотя… Он же подошел ко мне с намерением поговорить. Неужели хотел извиниться? О-хо-хо… Тогда я вел себя как последний болван и подлец. Но ведь мне было приятно? Было. Тогда зачем терзать себя раскаянием? Э, у меня ведь есть дело…

– Доктор, именующий себя Гизариусом, просил забрать его заказ. Это возможно?

– Конечно. – Кузнец кивнул и на минуту скрылся за створкой распахнутой двери. Послышалось звяканье, шорох, стук – и я увидел предмет, столь необходимый доктору именно сегодня.

Лом. Толщиной в два пальца и длиной почти мне до плеча. Ну, Гизариус, я тебе это припомню – заставить меня тащить железную чушку в разгар полдневной жары!

– Надеюсь, он один? – на всякий случай спросил я.

Кузнец шутки не понял и пожал плечами:

– Больше заказов не было.

– И то ладно…

…Нести лом было неудобно. Тащить волоком – тоже, потому что дорога не отличалась гладкостью шелка и на каждой кочке железяка подпрыгивала и больно дребезжала в пальцах. К тому моменту, когда я доплелся до усадьбы, я чувствовал себя не просто кретином, а очень злым кретином. Потому что догадался, зачем доктор отправил меня к кузнецу.

Гизариус, узрев злорадное выражение моего лица, правильно оценил результат разговора с гномом и горестно вздохнул. А я, прислонив лом к стене, сел на дощатую террасу, разминая натертые пальцы.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – вкрадчиво поинтересовался доктор.

– Просто замечательно! Гном на завтрак – моя любимая диета, – съязвил я.

– О чем вы говорили? – Какие мы любопытные!

– Ни о чем. Мы не говорили.

– Почему? Гедрин хотел… – Недоумение на лице.

– Извиниться? Это нужно было делать иначе.

– Иначе?

– Не таким тоном. И не подкрадываясь.

– Подкрадываясь? – Доктор явно ничего не понимал.

– Пусть ваш приятель сам рассказывает, о чем и как мы беседовали. Если рискнет. – Я довольно ухмыльнулся. Пожалуй, почтенный гном не станет открывать все подробности нашей недолгой беседы. Слишком уж она получилась… занимательной.

– Ты не принял его извинения? – Полная растерянность.

Я широко улыбнулся:

– Он не успел их принести.

– Ты… ты… Ты нагрубил ему?!

Я сделал вид, что задумался.

– Я сказал чистую правду.

– Правду?.. – Доктор понял мой намек и осекся.

Несколько минут он молча смотрел на меня с таким укором, что в другое время я бы устыдился своего поведения, но сейчас… Сейчас мне даже море было – по колено. Гизариус качнул головой, скорбно поджимая губы:

– Я был о тебе лучшего мнения… Я думал, что ты – благородный человек, заслуживающий уважения, а ты…

– Кто? – Я с искренним интересом уставился на доктора.

– Всего лишь фигляр, притворяющийся рыцарем.

Каково, а? И что я должен делать теперь, после такой «характеристики»? Плакать горючими слезами? Рвать на себе волосы? Эх, доктор, доктор, ты наивен, как ребенок… Я поднялся, отряхивая штаны.

– Я ни разу не давал вам понять, что являюсь кем-то иным, нежели рабом, переданным вам во временное пользование, этого вы не можете отрицать, – сухо проговорил я. – Мнение о моих достоинствах и недостатках, а также о моем происхождении, о моем предназначении и о моих намерениях вы составили сами, не удосужившись узнать, что я думаю об этом самом мнении. А я скажу, ЧТО я думаю: если вам нравится витать в облаках, воля ваша. Но смею заметить, что присутствующая в вашем доме особа королевской крови скорее всего лишилась зрения именно витая в облаках, и я не могу понять мотивов того, кто определил принца на излечение к такому безответственному и строящему иллюзорные замки человеку, не способному дать правильную оценку простейшей жизненной ситуации…

Рука доктора дрогнула – наверное, он хотел меня ударить, но сдержался. Или передумал, предположив, что после такой тирады я вполне могу дать сдачи.

– Да как ты можешь…

– А ведь он совершенно прав. – Голос Борга заставил вздрогнуть и меня и доктора.

– В чем он может быть прав? – Гизариус не хотел верить, что у меня нашелся защитник.

Великан оперся на перила террасы, улыбаясь одновременно насмешливо и горько.

– Хотя бы в том, что принц был неосторожен в оценке противников и выборе друзей.

– Неужели?

– Я не знаю, как именно он заболел и что этому способствовало, но чувствую: здесь попахивает местью.

– Отвергнутая любовница или соперник? – невзначай поинтересовался я. Хотя разницы никакой: те же яйца, только в профиль…

– Не знаю. – Борг пожал плечами. – Об этом нужно спрашивать у принца.

– Да, «Опора» никогда не славилась способностью идти по Следу, – констатировал я.

В глазах верзилы промелькнуло нечто, похожее на профессиональный интерес.

– А сам-то ты откуда? – резонный вопрос.

– Ниоткуда, – ответил я со всей возможной серьезностью.

– Так я и поверил! – ухмыльнулся Борг. – «Честь»? Или – «Скальпель»?

Он бы еще сказал: «Заноза»…

– Я. Не. Имею. Отношения. К Тайной. Страже.

– Можешь рассказывать сказки кому угодно, но только не нам, – заявил рыжий.

– Хорошо. вам известен примерный состав Орлиного Гнезда?

Борг отрицательно качнул головой, доктор неопределенно пожал плечами.

– «Да» или «нет»?

– Большей частью, – наконец решился ответить Гизариус.

– Я там фигурирую? – Феноменально глупая беседа, но что поделать…

– Нет… Но это ничего не значит! – с жаром бросился доказывать доктор. – Ты можешь входить в число…

– Приглашенных специалистов? – обреченно выдохнул я.

– Именно так! – Ну до чего же довольное лицо!

– Вы оба малость не в себе. – Я покрутил пальцем у виска. – Или – не малость… По вашему выходит, что все это, – я провел рукой по щеке и ошейнику, – что-то вроде маскировки?

Можно было не спрашивать: глаза двух взрослых мальчишек сияли лихорадочным возбуждением близости к открытию самой страшной и интригующей тайны в их жизни. А мне вдруг захотелось зарыдать в полный голос. Пришлось сурово сказать:

– С невменяемыми я сегодня разговаривать больше не буду. Поймете абсурдность своих умозаключений, тогда – пожалуйста. А еще лучше – обратитесь к моему хозяину и узнайте от него все подробности. – С этим я гордо удалился к себе в комнату.

Из такой ловушки мне никогда не удастся выбраться. Почему? Потому что я сам ее придумал и построил. Я – не просто дурак. Я – круглый дурак. Дурак из дураков, второго такого не отыщешь, хоть весь мир обойди. И самое печальное, что я уже никогда не поумнею достаточно, чтобы научиться скрывать от окружающих свою глупость…

У меня есть занятная странность в характере, и, судя по тому, что оная странность проявляет себя с той поры, как я начал что-то соображать, этот порок – наследственный. Незаметно для самого себя я действую как «зеркало». То есть перенимаю у собеседника интонации и манеру излагать мысли. Особенно легко это происходит, если у меня хорошее и спокойное настроение: тогда я часами способен составлять компанию любому человеку, при этом очень редко буду говорить то, что думаю, – лишь то, что он хочет слышать. Такая особенность очень удобна для выживания, но, каждый раз превращаясь в «зеркало», я стараюсь себя одернуть и вернуться в прежнее состояние, потому что становиться отражением собеседника считаю невежливым и непристойным. И – обидным. Ведь тогда он говорит вовсе не с вашим покорным слугой, а с самим собой…

С другой стороны, мое «истинное» лицо – не самая привлекательная картина и понравится далеко не каждому. Я, например, не в восторге от своего характера. Но вводить в заблуждение людей, которые были добры ко мне… Это гнусно. Пусть лучше меня считают нервным и несдержанным, чем будут обманываться на мой счет…

…За ужином Гизариус, донельзя довольный то ли собой, то ли тем, что вдвоем с Боргом им удалось меня «сломать», объявил, что со следующего дня я займусь новой работой, поскольку мое физическое состояние уже вполне сносное. Когда я осторожно поинтересовался, в чем именно будет заключаться сия работа, рот доктора растянулся в улыбке еще шире (хотя, казалось бы, дальше некуда), и он провозгласил:

– Надо помочь одной старой женщине с огородом.

– С огородом?

– Он немного зарос, придется выкорчевать пару кустиков…

Я обомлел.

– А что, в деревне нет здоровых мужиков, чтобы этим заняться?

– Да некогда им, – доктор махнул рукой. – В поле работать надо, для скотины корм заготавливать, да мало ли чего еще?

– Ну да, конечно… Я – самая подходящая кандидатура, кто бы сомневался…

– Ничего, справишься.

– Разумеется, – кивнул я. – Если еще кто-нибудь объяснит мне, как вообще корчуют «кустики»…

Мне объяснили. Но теория никогда не помогает на практике, и я только принял к сведению основные этапы и методы, которые мне описали Борг и Гизариус, крупные «специалисты» в вопросе корчевки. Принц участия в беседе не принимал. Собственно говоря, его вовсе не было на кухне. Я обратил внимание на пустующее место за столом, но забыл поинтересоваться, в чем дело. Возможно, он плохо себя почувствовал… Надо ведь было спросить, но я предпочел думать о своих проблемах. Эгоисты мы, когда есть возможность…

Утром после завтрака я выяснил не только где находится дом старой женщины, но и то, что мне придется тащить лом с собой. Сей факт привел меня в неописуемый восторг, если учесть, что оная женщина жила на другой стороне деревни и я вполне мог бы не таскать железяку туда-сюда, а забрать по пути. Высказав все пришедшие в голову эпитеты по поводу рациональности приказов доктора, я натянул те самые короткие кожаные штаны (если мне придется активно двигаться, в них я хотя бы не запутаюсь), одну из рубашек и сандалии, перекинул через плечо связку из двух старых сапог (топтать землю голыми ногами мне что-то не хотелось), подхватил лом и, одарив Гизариуса на прощание испепеляющим взглядом, поплелся искать нужные мне дом и огород…

Шел я не вчерашним путем, а по тропке через лес, как ходили, очевидно, многие, потому что тропа была вполне утоптанной, проходила не слишком далеко от опушки и хорошо продувалась ветром – это было немаловажно в связи с оживлением, царившим в стане комаров. Позже, когда зной подсушит болотца и поймы, эти противные пискуны угомонятся, но сейчас жара еще влажная и от них трудно найти спасение. Конечно, можно было подождать, пока солнышко заберется повыше в лазурное небо, но я твердо запретил себе даже думать об этом. Почему? Очень просто: разумеется, чем время ближе к полудню, тем меньше становится комаров на открытых местах, но есть одно большое «НО», не связанное с этими насекомыми. Таскать тяжести под палящим солнцем – не самое приятное и полезное для здоровья занятие. И даже в первый день, когда я планировал всего лишь провести «разведку боем», а не начинать надрываться на чужом огороде, стоило переделать все трудоемкие дела как можно раньше, по холодку, так сказать. Хотя какой, к фрэллу, холодок! Уже можно вытирать пот со лба, а спустя час придется выжимать рубашку. Несмотря на хрупкость и отсутствие лишнего веса, я потею не меньше, чем какой-нибудь разжиревший бездельник. Правда, как мне объясняли, этот процесс очень полезен, потому что вместе с остро пахнущей жидкостью из тела выносится все дурное, что в нем успело накопиться, и, в принципе, потеть нужно почаще и поактивнее, но… Не вижу ничего приятного в том, что кожа покрывается липкой пленкой – если у вас нет возможности сразу же окунуться в бассейн или, на худой конец, окатить себя ведром воды, через очень малое время окружающие, столкнувшись с вами, будут демонстративно затыкать нос и отворачиваться. Да и самому неприятно вдыхать эти миазмы. Привыкаешь, конечно, – ко всему можно привыкнуть, но… Нехорошо как-то. Невежливо по отношению если не к себе, то к остальным…

О, я и в самом деле пошел на поправку, если начал печься о благе других! Это радует. В смысле, радует то, что мое настроение улучшилось без видимых причин. Теперь главное – не растерять солнечные «зайчики», которые снуют в крови, и по возможности не показывать свое благостное расположение духа ни Боргу, ни доктору. Да и принц… перебьется. Ближайшие несколько дней я буду «душкой» только для самого себя, и – никак иначе!

Река величаво протекала между холмами, рассекая лес на две неравные части: по левому берегу высились мрачные гребни ельников, прореженные светлыми пятнами лиственных полянок, а по правому берегу, где располагались и усадьба Гизариуса, и деревня, обстановка была гораздо веселее и гостеприимнее. Наверное, потому что близость возделанных человеком угодий не могла не коснуться дикой природы – шлепая по тропинке, я слышал, как аукаются юные девушки, поутру отправившиеся на поиски алых ягод земляники и первых грибов.

Я – не великий охотник, но все же несколько раз отметил присутствие зверей рядом с нахоженной дорожкой: то лесной голубь выпорхнет из высокой травы; то попадутся на глаза следы маленьких копыт на ковре зеленого мха, еще не успевшем выправиться после того, как кабанья семейка деловито протопала на водопой; то, недовольно порская, пригревшаяся на валуне змея скользнет в тень кустарника. Вообще-то я предпочитаю наблюдать за дикой природой издали: не знаю, кто кого больше испугался – ваш покорный слуга или зашипевшая серая лента, но мы дружно прянули в разные стороны…

Дом «старой женщины» находился на некотором отдалении от деревни, за широкой скатертью луга, отведенного селянами для заготовки корма скоту на зиму. Одноэтажное здание, у стены которого притулился сарайчик, было прижато одной из сторон к каменистому склону изгибающегося натянутым луком оврага. Холм, в котором была прорезана эта впадина, крыльями расходился в обе стороны по берегу реки – вода плескалась не более чем в сотне шагов от домика, но такое малое расстояние удачно компенсировалось: зимой от реки не будет дуть пронизывающий ветер, а летом на грядках, укрытых от утренних рос и туманов, травы созреют дружнее и быстрее… Стоп! С какой стати я рассуждаю о том, как что-то выращивать? Откуда я ЭТО знаю?

«В таких знаниях нет тайны…»

Опять ты?! Зачем мне подробности про травку-муравку? Я не собираюсь заниматься сельским хозяйством.

«Ты отметил странность – я постаралась объяснить…»

Ну, спасибо! И ты проснулась только для того, чтобы я оценил всю прелесть этого огорода?

«Не только…» – Кажется, она недовольно вздохнула.

В чем же дело?

«Ты не чувствуешь… ничего странного?..» – Теперь она ухмыляется. Мило.

Что я должен был почувствовать?

«Прислушайся к себе… Просто расслабься и прислушайся…»

Расслабиться… Надеюсь, это не очередная издевка.

Я остановился, положил свою ношу на землю и сел рядом. Мохнатые метелки луговой травы сразу же начали щекотать голую кожу в тех местах, куда смогли добраться, но я приказал себе не обращать на них внимания и закрыл глаза.

Тепло. Очень тепло. Кажется, что тело стекает вниз вязкими струйками меда. Мне нравится это ощущение…

«Иди дальше…»

Иду, иду… Воздух плотный, густой, насыщенный ароматами зелени и первых летних цветов. Влажный, но не приносящий облегчения. Неужели к вечеру соберется гроза?

«Не отвлекайся!»

Да слышу я… В темном зале закрытых глаз становится все светлее: это Мантия помогает моему Внутреннему Зрению сфокусироваться на Кружеве Силы. Затейливый узор постепенно наливается всеми цветами радуги, но преобладает нежно-желтый, и это вполне понятно: деревня не наделена сколько-нибудь выраженной магической аурой. Проще говоря, селяне – не волшебники. Но это я и так знаю…

«Посмотри правее!» – Почти приказ.

Я послушался, смещая фокус взгляда, и… чуть не задохнулся от волнения, острыми коготками вцепившегося в горло. Холодно-строгие голубые всполохи Силы искорками рассыпались по Кружеву. Где-то рядом находится человек, имеющий непосредственное отношение к магическому искусству. Но… Не может быть!

Я распахнул глаза и уставился на дом, к которому вела тропинка.

Там… Там…

«Там живет маг…» – подтвердила Мантия, ехидно скаля зубы.

Маг?! Но здесь может быть только один маг… Та самая ведунья!

«Нам не следует туда идти…»

Знаю! Но… Я должен.

«Почему?»

Я не могу отказаться. Мне… приказали.

«Тебе можно ПРИКАЗАТЬ?» – Я почти «увидел», как округляются ее глаза – беззвездное ночное небо с багряными ростками Могущества.

Я… Все так запуталось…

«Ты сам все запутал…»

Согласен. Но сейчас не время разрубать узлы. Я… не готов.

«Будешь ли ты готов… хоть когда-нибудь?» – Она… сожалеет?

Не знаю.

«Разумеется, не знаешь… Ты даже не знаешь, К ЧЕМУ ты должен готовиться…»

Я ничего и никому не должен! Разве… только тебе.

«Или знаешь, но не хочешь…» – Короткий смешок.

Оставим этот спор! Ты можешь что-нибудь сделать?

«Испугался?»

Немного.

Я не пытаюсь ей лгать – бесполезно. Мантия во сто крат мудрее меня и мигом раскусит любой, даже самый изощренный обман.

«И что же тебе нужно?»

Спрячь меня.

«Спрятать? Выражайся точнее…»

Если там находится маг, он не должен… Он не должен ничего обо мне узнать.

«Совсем ничего?»

Совсем-совсем.

«Зачем это тебе?»

Что – «это»?

«Вместо того, чтобы порвать ткань чужой памяти, ты собираешься пощадить ее… Почему?»

Что тебя так удивляет? Я не хочу причинять зло кому бы то ни было!

«Ты должен сам решать, что есть ЗЛО… Не принимая в расчет мнения и желания других…»

И твои в том числе?

«И мои – тоже…» – Еще немного, и я окончательно запутаюсь.

Я решу. Непременно. Но как-нибудь потом.

«Тебе себя не жаль?» – Странные слова. На что она намекает?

Что ты имеешь в виду?

«Я могу сделать то, о чем ты просишь, но… Это будет неприятно… И опасно…»

А именно?

«Ты можешь надеть Вуаль…» – Я содрогнулся, вспомнив скудные сведения, почерпнутые мной из уроков детства, но отступать было некуда.

Действуй!

«Ты уверен?»

Да, фрэлл тебя подери!

«Тот, кого ты так любишь поминать, в сравнении со мной – не более чем песчинка на берегу океана…» – Это даже не шутка, просто констатация факта.

Да знаю я! Просто… мне нравится так выражаться. Ты против?

«Я не могу запрещать или разрешать тебе что-либо… Пока ты не сдашься и не примешь мою власть…»

Ты так сильно этого жаждешь?

«Мне все равно… Но ты… Ты меня забавляешь, и потому я все еще разговариваю… с тобой…»

Приятно слышать! Ты будешь делать свое дело, или мне до вечера торчать в этой траве?

«Как ты нетерпелив… Впрочем, изволь… Закрой глаза и задержи дыхание…»

Сотни невидимых нитей скользнули из Пустоты, оплетая тело тугим коконом и вгрызаясь в кожу. Я знал, что для всего окружающего мира Вуаль неощутима, но сам еле переборол отвращение, когда скользкий ком этой призрачной паутины растекся лужицей слизи по моему лицу и горьким киселем ринулся в горло…

«Готово… Можно дышать… Только открывай глаза медленно…»

Я не всегда следую советам, но сейчас был именно тот случай, когда все надлежало делать правильно. Воздух показался мне дымным, а когда ресницы дрогнули и поползли вверх, я едва не пожалел о своем решении. Вуаль не только скрыла меня от магического Пласта мира, не только подарила мне вторую ауру, сходную по силе разве что с аурой все той же луговой травы. Она скрыла от меня многоцветие природы, обусловленное магией самой Жизни. Я мог различать краски и теперь, но… Они были приглушены и обескровлены – по грязно-голубому небу ползли грязно-белые облака, и даже солнце казалось потускневшим. Только холоднее мне почему-то не стало…

«Доволен?..»

Ты прекрасно знаешь, что нет. Но… спасибо.

«Учти: это пассивная защита, она не предполагает отражение атаки…»

К чему ты клонишь?

«Твои чувства притуплены… Твои возможности ограничены… Будь осторожнее…»

Хм. Спасибо – еще раз. Неужели она так заботится обо мне только потому, что избрала меня своим личным шутом?

«Тебе будет легче, если ты узнаешь правду? Не думаю…» – Горькая усмешка. Так смеются над собой.

Все, можешь спать дальше!

Я поднялся, подхватывая сапоги и лом. Пора идти туда, куда меня, собственно говоря, послали – как бы это ни звучало…

– Мир этому дому. – Я поклонился женщине, вышедшей мне навстречу.

Она и правда была стара. Очень стара. Я бы сказал: так долго не живут, если бы не знал, что Время способно и не на такие шутки…

Довольно высокая, иссушенная прожитыми годами и зрелищем людских страданий. Волосы седые, пепельно-серые, впрочем, не поручусь, что это их истинный цвет. Сетка тонких морщин – на лице, на шее, на костлявых руках. Узкие губы плотно сжаты. Живут только ее глаза – темные, кажется, синие. Прямое платье с еле заметной заговоренной строчкой по подолу сидит на старухе форменным мешком. Когда-то она, наверное, считалась красавицей, но сейчас выглядела почти уродливой. И совсем не производила впечатление доброй бабушки, любовно опекающей многочисленных внуков, – хотя селяне были (или должны были быть) для нее именно такими внуками, нуждающимися в заботе. А женщина скорее походила на суровую наставницу. Я бы даже сказал: излишне суровую… А может быть, мне просто показалось – только из-за того, что я изначально настороженно отношусь к магам, которые могут представлять собой угрозу для вашего покорного слуги. Особенно – к таким магам…

·Ведуньи иначе прозываются Дщери, то есть «дочери». Дочери Земли. Они наделены своим Даром с момента зачатия – оный Дар не нужно развивать или усиливать: наступит день, и он сам заявит о себе. Другое дело, что его Сила очень и очень невелика по сравнению с Силой магов более высокого порядка. Ведовство – наука наследственная. И – наследуемая. Ведунья, чувствующая приближение смерти, находит себе преемницу, которая станет новым вместилищем знаний, накопленных поколениями, жившими до нее[10]10
  «…Подобная механика передачи магических знаний относится к „Прямому Наследованию“ и используется чаще всего в кругах так называемых природных магов. Это – наиболее простой способ Обретения Могущества, для чего требуются два Сосуда – наполненный и пустой. Разумеется, оба эти Сосуда должны иметь одинаковую Форму. Лучше всего, когда Уходящая и Вступающая происходят из одной местности или проживают на территории, имеющей замкнутую магическую систему – тогда процесс передачи осуществляется наиболее быстро и просто. Однако возможна передача Наследия и между Дщерями, не входящими в один Круг Обитания… Таким образом, важно уяснить для себя следующее: Ведовством может заниматься только та женщина, Внутреннее Кружево которой имеет рисунок… Но, как любой Сосуд, воспользоваться тем, что ждет пробуждения в ее крови, Дщерь сможет, только получив вместе с грузом Знания Ключ к Могуществу…» ("Рассуждения о Форме и Содержании», Большая Библиотека Дома Дремлющих, Общий Зал)


[Закрыть]. Традиция очень разумная и понятная: отправлять юную ведунью в дальние края, чтобы обучить магии, слишком накладно и опасно. Да и деревня не может долго оставаться без ее помощи. В каждой местности свои Кружева Сил – неграмотной сельской девушке ни к чему теория Высших сфер, ей нужно знать имена и привычки домашних духов, разбираться в травах, растущих рядом с домом, любить людей, которых она помнит с момента своего рождения… Кстати, надо признать, что знакомой мне деревне очень повезло: далеко не везде есть своя собственная ведунья…

– И тебе мир, юноша. – Голос, заставивший меня вынырнуть из кучи мусора, сваленной на чердаке моего сознания, был глубок и звучен. Голос человека, досконально изучившего свои возможности и тем – опасного. Даже если ваши силы невелики, но вы четко можете установить их пределы, вы легко справитесь с противником, который вдвое сильнее вас, но не умеет правильно распоряжаться дарованным ему могуществом. Это – моя главная заповедь. Или – мое главное наказание, потому что я никак не могу понять, на что именно и в какой момент способен…

Я почти ощутил, как она изучает мою ауру. И даже знал, что видит старуха: желто-серое пятно с россыпью белых снежинок. Я чист, как небо над твоей головой, дорогуша, даже не старайся!

Минуту спустя она вздохнула, ослабляя внимание, но не убирая Око полностью. Однако… Я кажусь ей столь опасным субъектом?

– Гизариус прислал меня помочь с огородом, почтенная.

– Он щедр, как всегда. – Чуть улыбнулась, но тепла в глазах больше не стало.

Или ты много мнишь о себе, дорогуша, или… Твои мысли заняты совсем другим, нежели грядками…

– Вы позволите взглянуть, что мне предстоит?

Она вежливо кивнула:

– Конечно, юноша… Нида тебя проводит.

Из-за спины старухи выступила девушка – настолько же юная, насколько стара была ее наставница. Высокая и худая, как и сама ведунья. Кожа такая тонкая, что кажется почти прозрачной. Светлые волосы легким пухом вьются вокруг треугольного личика. Невзрачная, если не сказать – некрасивая. Только в глазах та же Сила, даже цвет тот же: два темно-синих костра в ледяной пустыне.

– Пойдемте. – Она улыбнулась, и лицо сразу ожило: красоты не появилось, но исчезла пустота, и Нида стала совсем похожа на человека из плоти и крови, а не на призрака…

Огород был достаточно ухожен, но общую картину портили разросшиеся кусты овражного ивняка, подбирающегося к грядкам. Да, дел здесь по горло…

– В этом доме есть инструменты? – обратился я к девушке после недолгих раздумий.

– Инструменты? – Растерянное недоумение.

– Ну да… Лопата, топор… – Неужели придется тащиться еще и за ними?

– Да, есть. – Она довольно кивнула, и через пару минут поисков в сарайчике я стал обладателем топорика и лопаты, вид которых едва не заставил меня грязно выругаться. Ну надо же, довести металл до такого плачевного состояния! Да мне только на заточку придется день потратить. Или несколько дней…

– Я схожу в деревню, почтенная, постараюсь справить инструмент. вы не будете против, если к работе я приступлю завтра?

– Как вам будет угодно. – Робкая улыбка и кивок.

На том и порешили. Я попросил ее найти для меня старые ненужные перчатки или рукавицы, собрал орудия своего будущего труда и поплелся через луг в деревню.

Кузнец оказался человеком понимающим и помог отчистить ржавчину и выправить кромку лопаты молотком. Топор, лишившийся грязно-коричневого налета, выглядел вполне прилично, и я, выпросив точильные камни с разными «зернами», устроился у ограды кузни, методично шкрябая по лезвию. Такому ремеслу меня не нужно было учить: ножи я точил, было дело, так что и с топором разобраться смогу…

– Загубишь вещь, – буркнул гном, искоса наблюдавший за моим «творчеством».

– Это еще почему? – Я даже забыл обидеться на то, что меня критикуют.

– Так колун же, а ты весь горбик ему сточишь… С таким-то усердием, – неумело съехидничал гном.

– А мне колоть не нужно, я рубить собираюсь, – в тон «почтенному Гедрину» ответил я.

– Тогда на наковальне надо подправить, – продолжал мой неожиданный советчик.

– Зачем отвлекать людей от работы? Для моих целей сгодится и такой топор. – Уголки рта дрогнули, но я не стал улыбаться. Пока.

– Как знаешь. – Гном почесал подбородок и, ободренный мирным началом беседы, решил развить свой нечаянный успех: – А что ты будешь делать?

– Кусты корчевать. – Я не счел нужным делать тайну из своих занятий.

– Ну, тогда топор точно – не жилец!

– Почему?

– Ударишь по корню – попадешь по камню, – пояснил Гедрин.

– Камни я прощупаю и изыму.

– Прощупаешь? – Он не понял.

– У меня есть лом, – довольно сообщил я, на минутку отрываясь от процесса заточки.

– Лом? – Гедрин с сомнением посмотрел на мои хилые плечи. – А ты его поднимешь?

– Подниму. А дальше он сам будет действовать. – Я повертел топор, приноравливаясь к его тяжести.

– Не по руке он тебе, – авторитетно заявил гном.

– Сам вижу, – буркнул я. – Великовато топорище. Ну, ничего, сойдет…

– Дай-ка, подрежу.

Я чуть не открыл рот от удивления:

– С чего такая любезность?

Гном неопределенно пожал плечами:

– А чего не помочь-то? Ну, покажи руки, сейчас мерку сниму…

Я хмыкнул, но позволил ему тщательно изучить мои ладони и запястья. Гедрин ощупал их, обмерял затейливым шнурком с узелками – только что не покусал, потом взял топор, сделал несколько взмахов ножом, заполировал куском щетины срезы и торжественно вручил мне результат своего труда.

Я попробовал. Могу поклясться, стало удобнее!

– Спасибо.

– Да не за что, в общем…

Мы замолчали. Я перешел к заточке лопаты, а гном стоял рядом, то отворачиваясь, то снова впиваясь взглядом в мои пальцы, покрытые металлической пылью. Я прекрасно понимал его терзания и сомнения, но помогать не спешил: сам заварил эту кашу, пусть сам и расхлебывает. Мне первым извиняться не за что. Ну, разве что за нелепую шутку… Так она прервалась вовремя, не зайдя непоправимо далеко. Никакого чувства вины я не испытывал и с интересом ждал, какими словами мой обидчик попробует извиниться. В этот раз, поскольку первую попытку он с треском провалил. Не без моей помощи, разумеется…

Гедрину было нелегко – попробуй подбери ключик к чужому сердцу. Это вам не молотом в кузне махать: одно неверное движение, и отношения уже не перекуешь. А красноречием бородатый коротышка, похоже, не отличался. Впрочем, я никогда не слышал, чтобы его соплеменники слыли словоплетами. Вот эльфы – другое дело: все мозги косичками заплетут и в узел завяжут, пока поймешь, что им нужно. Или – вовсе не поймешь…

Я попробовал пальцем кромку. Достаточно острая, чтобы вгрызаться в землю, да и тонкие корешки перерубит «на раз». Время перевалило за полдень, неплохо бы и пообедать. А у меня тут гном мается…

– Вам что-то нужно от меня? – пришлось спросить прямо, без уверток и вежливых зигзагов.

Гедрин встрепенулся, переводя взгляд на меня:

– Да тут… Хотел… В общем…

– Извинения я не приму.

– Почему же? – Он, кажется, снова начал обижаться.

– Можете считать это моим капризом или сумасбродством. Не отрицаю, иногда я веду себя странно… За что вы хотели извиниться?

– Как это… Я ведь… Ударил… В спину… – Слова давались гномку невероятно мучительно.

Я покачал головой.

– Удар – это всего лишь удар. Рефлекторное движение тела, часто не осознанное разумом. Глупо извиняться за то, что не всегда можно контролировать. вы должны принести извинения не за свои действия, а за свои намерения. За то, что вы неправильно оценили ситуацию. Хотя… Я не вправе требовать от вас извинений. В принципе.