Текст книги "Cказка о Гузмании (СИ)"

Автор книги: Вероника Алещенкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  СКАЗКА О ГУЗМАНИИ

  Жила-была Гузмания – прелестное тропическое создание, и жила она в северных широтах, и, конечно же, не на улице, потому что там хозяйничали северные ветра, мороз, метели и огромные снежные сугробы. Жила Гузмания, как ей казалось, в оранжерее. Но это была обычная квартира двух хозяек, которые любили цветы. Нрав у Гузмании был переменчивый: ей, то всё нравилось, или, наоборот, все не нравилось, и тогда она начинала капризничать. Если ей всё нравилось, то ее листья торжественно торчали в разные стороны и их кончики, как кинжалы, вонзались в воздух. Если же Гузмания была расстроена, то ее листья опускались вниз, и она отбрасывала тень, похожую на сгорбленную старушку с костлявыми руками. Этой тени всегда пугались муравьи, которые приходили за водой к горшку, где росла Гузмания. Подходя к Гузмании муравьи уважительно наклоняли головы и ударяли усиками-антеннами друг о друга. По-другому муравьи и не могли относиться к Гузмании, как с огромным уважением, ведь ее украшала великолепная корона, сделанная, словно, из розовых сахарных леденцов. Корона-цветок невероятно шла Гузмании и делала ее неотразимой красавицей. Гузмания заботилась, чтобы ее цветок был великолепен и все жизненные соки направляла к нему. Однажды утром Гузмания проснулась и, пошевелив листиками и лепестками, почувствовала, что кончики двух лепестков она не чувствует, словно их нет. Она все шевелила и шевелила лепестками, но все также не чувствовала двух лепестков. Тогда Гузмания закричала недовольно, опустив свои листики вниз, словно сгорбленная старушка: «Как же так, меня не полили вовремя. Я больше не хочу радовать хозяев. Они все время забывают меня поливать. Они забывают, что мне нужна вода, что капельки нежной ласковой воды должны попадать не только на корни, но и на листья. Они все время забывают, что вода должна собираться у оснований моих листьев, словно в кувшинчиках, и если она исчезает, то ее запасы надо пополнять. Не буду радовать хозяев, пусть знают, что они забывчивые и не умеют заботиться обо мне». И Гузмания опустила листья. Хозяйка, проходя мимо, заметила, что листья цветка скрючились, и взяв лейку, полила капризный цветок. Вода напоила корни, стекала по листьям и собралась у их оснований, словно в кувшинчиках. Гузмания рассуждала: «Я же ведь давно предупреждала хозяев, что мне надо больше воды. Неужели они меня не слышат?». Хозяйки же не понимали языка цветов, но очень обрадовались, когда Гузмания вновь подняла и расправила листья, и они, как кинжалы, вонзились в воздух.

  «Ах, ты наша красавица!» – говорили они Гузмании и гладили ее упругие зеленые листья. Но на этот раз Гузмания все равно осталась недовольной, потому что даже после полива она не могла чувствовать два лепестка розового цветка, который был сделан словно из сахарных леденцов. Гузмания начала волноваться, понимая, что так не должно быть. Она решила побеспокоить летевшую мимо маленькую мушку-дрозофилу.

  – Муха! Ты меня слышишь?

  – Да, слышу, – отвечала муха.

  – Можешь посмотреть, что произошло с лепестками моего цветка? Ведь не раз ты сидела на моих листочках и пила воду из моих запасов воды у основания листьев! Посмотри внимательно, что ты видишь?

  – Я очень занята сейчас. Но посмотрю, что случилось с твоими лепестками. Ведь не раз я сидела на твоих листьях, отдыхала между перелетами и они приветливо раскачивали меня. Не раз я пила водицу, сберегаемую тобой для жизни.

  – Тогда отвечай, что ты там видишь? Что с моими лепестками?

  Муха облетела несколько раз Гузманию и говорит ей:

  – Два самых верхних лепестка засохли.

  – Как так засохли? Почему ты так решила? Ты можешь ошибаться!

  – Нет, я не могу ошибаться, я летаю по всей квартире, – отвечала ей дрозофила.

  -Как по квартире? Это оранжерея, – возразила возмущенно Гузмания. – Моя мама, с которой нас так рано разлучили, называла место, где мы росли, оранжереей.

  – Не знаю никаких оранжерей. Это место все называют квартирой: и ветер, и хозяева, и цветы, и кот, и муравьи.

  – Ты, мушка, видимо, совсем маленькая, и многих вещей не понимаешь.

  Но мушка продолжала:

  – Можешь думать, что хочешь. Но я летаю по всей квартире и видела много цветущих фиалок. Когда их цветы отцветали, лепестки становились коричневыми.

  – Как коричневыми?

  – Да-да, коричневыми. И твои два верхних лепестка стали коричневыми, – говорила мушка.

  – Ты ошибаешься. Они должны быть розовыми.

  – Нет, они коричневые. Они засохли. Поэтому ты их не чувствуешь.

  Гузмания повторяла, как эхо: «Коричневые, не розовые. Я их не чувствую. Они засохли. Раз коричневые, то засохли...»

  – Так что же мне делать? – испуганно закричала Гузмания.

  – Ничего не надо делать. Ведь все цветы засыхают! Видимо, пришло время засохнуть и твоему цветку, – ответила мушка.

  – Нет! Он не может засохнуть. Ведь это самая красивая моя часть. Мой цветок всегда радует хозяев оранжереи. Что случиться, если он засохнет? Так-то ты, мушка, отплатила за то добро, которое я для тебя делала?

  – Но я ведь ничего плохого не сделала. Я лишь сказала, что увидела.

  – Лети дальше мушка, – возмущенно прокричала Гузмания.

  – Я полечу. Но это ты сама ничего не понимаешь.

  – А что я должна понимать? Для чего цвету?

  Но мушка уже улетела и не услышала вопроса Гузмании.

  Гузмания волновалась. Ее листья то опускались, то поднимались. Она не могла понять, что она должна была понимать. Когда-то давно она жила возле мамы Гузмании. Мама говорила, что их оранжерея самая известная, что туда приходило полюбоваться на Гузмании огромное количество людей. Цветок мамы-Гузмании был огромный, розовый. Но цветы, как рассказывала мама, у Гузманий могут быть разных цветов – розовые, желтые, оранжевые, малиновые, темно-бордовые, белые. Гузмания немного успокоилась, ведь у нее был такой же красивый цветок, как и у мамы, и ею тоже все любовались. Еще из рассказов мамы-Гузмании она помнила о том, что необходимо обязательно запасать воду у основания листьев. «Чем больше воды, тем безопаснее», – говорила мама. Но что обозначало «безопаснее»? Зачем было так много запасать воды у основания листьев, если водой всегда поливали, а если воды было мало, то можно было опустить листья и напомнить о том, что надо полить. И хотя Гузмания не понимала для чего это надо, она не осмеливалась ослушаться маминого совета, и постоянно запасала воду у основания листьев. И еще она хорошо помнила рассказ мамы о жизни в тропическом лесу. «Ничего лучше его нет, и даже оранжерея не может с ним идти ни в какое сравнение», – говорила мама. В тропическом лесу ветер обдувает листву, а дождь ее поливает, там летают птицы и они могут даже сесть рядом и угоститься водой, запасаемой у основания листьев, а потом пропеть красивую песню в благодарность за гостеприимство. И там, в тропическом лесу, – лучшем месте для жизни – их Гузманий живет так много и им так весело в дружной семье. Гузмания не могла даже представить, как может выглядеть тропический лес, если оранжерея, в которой она росла, не могла с ним сравниться. Мысли о тропическом лесе немного отвлекли, но Гузмания опять вспомнила про цветок и два лепестка, которые она перестала чувствовать. «А вдруг мушка-дрозофила ничего не понимает? Я не могу доверять только ее мнению. Надо переспросить у кого-нибудь еще. Одно мнение хорошо, а два лучше. Кто мне может помочь? Здесь ползают еще муравьи. Вот их я и спрошу!», – так размышляла Гузмания, ожидая, когда же мимо нее проползет муравей. И когда муравей появился у горшка, чтобы попить водицы, Гузмания заговорила с ним:

  – Доброго здоровья, Муравей! Ты много раз приходил ко мне, и я делилась запасами воды с тобой.

  – Спасибо, Гузмания-красавица, за твое великодушие. Я каждый раз склонял голову перед тобой с благодарностью и бил усами-антеннами друг о друга. По-другому мы не умеем благодарить. Знай, когда мы наклоняем голову и ударяем усами-антеннами, то мы благодарим так, словно ты нас спасла от неминуемой гибели.

  – Я бы хотела тебя попросить посмотреть на верхние листья моего цветка. Я их не чувствую. Я не знаю, что с ними произошло. Что мне делать?

  Муравей встал даже на задние лапки, чтобы попытаться увидеть верхние лепестки цветка Гузмании, но напрасно, потому что Гузмания возвышалась над ним, словно гора.

  – Отсюда, снизу, я ничего не вижу. Мне надо забраться по горшку, потом по стеблю на самый верх. Тогда я увижу, что произошло с твоими лепестками. Это нелегко, но я умею забираться высоко-высоко. Только так я увижу, что произошло с твоими лепестками.

  – А это не опасно для моих листьев и лепестков? С ними ничего не произойдет, когда ты будешь разгуливать по ним, словно по тропическому лесу?

  -Думаю, что не опасно! А ты тоже слышала про тропический лес?

  – Да! Мне рассказывала о нём моя мама, а ей – ее мама, а той – ее мама.

  – Мама мамы твоей мамы – это прабабушка. Я тоже слышал про тропический лес и что Муравьям там так хорошо живется: они строят огромные муравейники и обитает там 1000 муравьев.

  – И мне говорила мама, что лучше, чем в тропическом лесу нигде не может быть. А мне кажется, что лучше того времени, когда я жила рядом с ней, а она мне рассказывала всякие истории, ничего не было. Однажды, когда я еще была совсем маленькой, меня отсоединили от неё и посадили в горшок, а потом я попала сюда.

  – Так что, смотреть мне на твои лепестки или нет? Ведь пока на тебя заберешься, много времени пройдет. Конечно, когда я буду ползти по листьям, тебе может быть щекотно, но некоторым это даже нравится.

  – Ладно, полезай на мой стебель и листья, я ведь должна знать, что с моими лепестками!

  Муравей пополз по горшку, он быстро вскарабкался по нему, потому что на горшке были украшения из лепного орнамента. Он цеплялся за них и поднимался все выше и выше. Он преодолел горшок и пополз по земле, в которой сидела Гузмания.

  – Какая отличная землица. Я обязательно прихвачу пару крупинок, чтобы отнести в наш дом. Я ведь муравей-строитель.

  – А что есть и другие муравьи?

  – Да! Разве ты не знаешь? Есть муравьи-войны. Они особенные. Они быстро реагируют, хорошо слышат, отлично чувствуют запахи, очень быстро бегают и могут преотлично драться. А еще есть муравьи-воспитатели. Они воспитывают молодняк.

  Как только Муравей добрался до стебля и пополз по нему, Гузмания начала охать, ахать, смеяться, повизгивать.

  – Ой, пожалуйста, аккуратней. Ой, как смешно. Ой, как щекотно.

   -Придется тебе потерпеть. Я же говорил, что может быть немного щекотно. А знаешь, я немного устал, и хочу передохнуть.

  – Если ты устал, то можешь освежиться и попить воды. Мои резервуары у основания листьев полны воды.

  – Неплохая идея.

  Муравей пополз по краю листа к основанию листьев, где была собрана вода. И вдруг Гузмания вздрогнула, заохала, ведь ей было очень щекотно. От неожиданного движения Гузмании, Муравей не удержал равновесие и упал в воду.

  – Ой! Что же ты наделала? Я могу утонуть! Помогите!

  И муравей стал издавать звуковые сигналы и распылять какие-то вещества в воздух.

  – Что же я наделала! Муравей, держись! Я сейчас начну выпускать воду из своих резервуаров. Но это происходит не сразу, потребуется немного времени для этого.

  В ответ на сигналы Муравья о бедствии, к горшку с Гузманией стали подползать один за другим муравьи. Они спешили. Самые быстрые из них – солдаты-воины – прибежали первыми.

  – Что случилось? Кто посылал сигналы бедствия? Кому нужна наша помощь?

  – Мне! Мне нужна помощь. Когда я полз по стеблю и листьям Гузмании, она вздрогнула, и я не удержался на листе и угодил в воду. Я не могу выбраться самостоятельно, и мне нужна помощь.

  – Сейчас мы оценим, сможем ли помочь тебе.

  И муравьи-солдаты бросились подниматься по горшку, потом они ползли по земле, в которой сидела Гузмания, потом перебрались на стебель Гузмании. Она вся задрожала от ползущих по ней муравьёв.

  – Что же это такое? Ой! Ах! Ой! Ах-ах. Ой!

  Муравьи-солдаты быстро добрались до плавающего Муравья и скомандовали Гузмании.

  – Ты должна замереть! Напрячь все свои листья, чтобы не шелохнуться, когда мы поползем по краям листьев, чтобы спасти нашего брата!

  – Я сейчас соберу все силы и напрягу все листья так, чтобы они не дрожали, когда вы будете двигаться по ним.

  И как только Гузмания напрягла листья, то вода из резервуаров начала быстро вытекать и течь шумным потоком по стеблю. Вырвавшаяся вода смыла муравьев-солдатов, и они упали на землю горшка, в котором росла Гузмания. Гузмания закричала испуганно:

  – Вы живы?

  – Живы! – послышался дружный хор муравьев.

  – И я жив!, – закричал Муравей. – Вся вода вытекла из резервуаров, и я остался живым, и могу теперь спокойно добраться до верхушки цветка.

  – Ты, наверное, устал? Напуган! Я уже ничего не хочу знать о лепестках моего цветка, – сказала Гузмания.

  – Не было ещё такого, чтобы Муравей обещал и не исполнил обещание. Я заберусь на самый верх и посмотрю на твои лепестки, Гузмания.

  Так Муравей продолжил путь, а Гузмания изо всех сил сдерживала смех, потому что ей было очень-очень щекотно от того, как по ней полз муравей. Всё выше и выше вскарабкивался Муравей и, и наконец, добрался до самого верхнего лепестка.

  – Да, мушка-дрозофила тебя не обманывала. Самый верхний лепесток и ещё один под ним засохли и стали коричневыми.

  – Неужели засохли?

  – Да.

  – Что же мне делать?

  – Все цветы рано или поздно засыхают. Ты лучше оглянись вокруг. Я всё время ползаю по земле и на все смотрю снизу вверх. Теперь же я имею возможность посмотреть на все сверху вниз. Тропа, по которой я всегда ходил к твоему горшку, Гузмания, теперь даже не видна. Если бы не твой каприз, Гузмания, я бы всего этого и не увидел.

  По листьям Гузмании пробежала дрожь волнения и возмущения, потому что рядом с собой она увидела белого пушистого кота, который запрыгнул на столик, на котором стояла Гузмания. Цветок всегда привлекал внимание кота, и когда он почувствовал какое -то оживление вокруг Гузмании: звон летающей мошки, суетливую беготню муравьев, шум падающей воды, -то решил поинтересоваться, что же там такое происходит. Поэтому кот запрыгнул на столик и стал рассматривать Гузманию. Его огромные голубые глаза, не моргая, уставились на Гузманию и муравья, сидящего на верхнем лепестке цветка. Даже Муравей испугался такого пристального кошачьего взгляда и голубого холодка в нем. Кот стал обнюхивать листья Гузмании, чихнул, а потом облизнулся. Провёл несколько раз усами по ним и довольно мяукнул. Гузмания задрожала. Муравей вцепился в лепестки изо всех сил и прижался к ним. Кот оглянулся, чтобы проверить, нет ли хозяек поблизости. Но их не было. Ведь они не разрешали ему приближаться к Гузмании. И тогда кот начал кусать листья Гузмании, пробуя их на вкус. Он прокусывал зубами один лист, второй, третий, четвертый. Гузмания содрогалась от ужаса. Ведь на неё все смотрели только с восторгом и обожанием, по долгу задерживали взгляд на красивом цветке похожем на корону, сделанную словно из розовых сахарных леденцов. А наглый кот, ничего не понимавший в красоте цветов, решил попробовать на вкус ее листья, да еще попробовал не один лист, а несколько, оставляя на них следы зубов. Гузмания зарыдала, забыв о муравье. Ее листья дрожали, как море во время шторма. Муравей тщетно пытался держаться, листок выскользнул из его цепких лапок, и Муравей стал падать вниз. Но, к счастью, он удачно приземлился на торчавший большой зелёный лист, скатился по нему к стеблю и спустился благополучно на землю горшка. Муравей схватил пару песчинок и побежал в укрытие: подальше от Гузмании, кота и приключений. Гузмания, придя в себя от случившегося, крикнул ему вдогонку.

  – Муравей ты жив?

  – Да, жив! Я спешу домой. Хватит с меня приключений на сегодня. Достаточно.

  – Спасибо тебе муравей!

  Из всего произошедшего в этот день Гузмания выяснила, что все цветы засыхают. Правда, ей мама ничего об этом не говорила. Неужели и ее цветы засохли? Не может быть! И что происходит, когда цветы засыхают? Гузмания не могла разрешить эту загадку. Весь мир, ей казалось, полон необъяснимого! В нем столько было непонятного для Гузмании.

  И Гузмания продолжала жить дальше. Просыпалась с первыми признаками рассвета, засыпала, когда отключали свет. К ее горшку всё также приходили муравьи, а на листву все также садились мушки-дрозофилы. Иногда она вновь переставала чувствовать какой-то из лепестков красивого розового цветка. В конце концов она даже сбилась со счета, сколько лепестков она не чувствует. Однажды у неё заболели бока у самого основания стебля. Бока начали ныть, стали толще, на них появились какие-то вздутия. Гузмания не знала, что делать! К ней подошла хозяйка, взяла горшок и долго рассматривала ее, а потом позвала вторую хозяйку, говоря.

  – Смотри, у неё совсем завял цветок. Его надо обрезать. Он такой коричневый, некрасивый. Он портит внешний вид.

  Гузмания удивилась: «Неужели весть мой цветок засох? Мой красивый цветок засох? Как же так!».

  А хозяйка продолжала:

  – Неужели она больше не зацветет?

  – Нет, не зацветет. Зацветут только новые побеги, если она их даст, – отвечала ей вторая хозяйка..

  Гузмания волновалась: «Неужели я больше не за цвету, и не буду больше никого радовать своей красотой?».

  – Ой, смотри, а ведь сбоку внизу у неё есть побег, и не один, а целых три!

  – Тогда Гузманию надо поливать хорошенько, а когда побеги подрастут, мы их пересадим в горшок, и они нас порадуют в недалеком будущем красивыми цветами.

  Хозяйка взяла ножницы и отрезала засохший цветок. Он упал на столик, и Гузмания впервые в жизни смогла на него взглянуть. Он был похож на еловую шишку. Цветок был весь коричневым, жалким и некрасивым. Хозяйка унесла срезанный цветок и выбросила его. Гузмания с облегчением вздохнула, зашевелила здоровой зеленой листвой. Ей не надо было больше удерживать на себе ненужный груз, который она не чувствовала и который к тому же был таким некрасивым. Гузмания все еще прислушивалась к своим листочкам, и вдруг поняла, что у основания ее стебля к ней что-то прижимается. Это было что хрупкое и нежное. «Детки! Это мои детки!» – обрадовалась Гузмания. «Вот почему у меня болели бока! Как же я сразу не поняла, что у меня появились детки». Гузмания начала петь песенку от радости, а детки, набравшись сил от ее сока, стали радостно подпевать ей.

  «Теперь я могу переправлять свои лучшие жизненные соки не цветку, а деткам. Пусть они растут большими и красивыми», – думала Гузмания. Детки росли, питаясь соками Гузмании, а она рассказывала им про тропический лес, про то, что не только Гузманиям там хорошо, но и муравьям, о том, как выросла она рядом с мамой в оранжерее, а потом ее отделили, посадили в горшок, и она попала в эту квартиру.

  – И нас тоже пересадят в красивые горшки?– спрашивали детки.

  – Да, и вас пересадят в горшки, и вы зацветете, и вами тоже будут любоваться, – с улыбкой отвечала им Гузмания.

   Она рассказала деткам о том, что они должны запасать воду в основаниях листьев, потому что ее могут пить птицы, или муравьи, или мушки-дрозофилы. Она не забыла им рассказать и о том, что с вершины цветка открывается вид на мир таким, каким его нельзя увидеть из других мест. Она рассказала им и о том, что цветы засыхают рано или поздно, и тогда у Гузмании появляются детки. Малыши беззаботно смеялись и попивали соки из материнских корешков, становясь всё больше и больше изо дня в день. И вот однажды хозяйка подошла к Гузмании, вновь долго рассматривала ее, отсоединила деток, пересадила их в красивые горшочки.

  – Неужели она не зацветет? – спрашивала одна хозяйка у другой.

  – Нет, не зацветет! Она ведь цвела полгода. Полгода она радовала нас.

  – Мне не хочется ее выбрасывать, у неё такая красивая пышная листва.

  – Поставь ее на балкон. Пусть она постоит на свежем воздухе.

  Гузманию перенесли на балкон. На нее подул свежий ветер.

  -Так вот каким бывает ветер – иногда веселым, иногда колючим, – подумала Гузмания. Стоя на балконе, обдуваемая ветерком, она продолжала думать: «Если я не смогу зацвести, то что тогда будет? Почему мне об этом не сказала мама? А маме ее мама... Прабабушка...»

  Время от времени Гузмания понимала, что перестает чувствовать то один листочек, то другой. Потом она стала слабо понимать происходящее вокруг нее, к тому же у неё заболел бок, и она мучилась от этой ноющей кошмарной боли, и когда однажды хозяйка пришла и стала рассматривать горшок, она уже не смогла понять, что произнесла хозяйка.

  – Смотри, Гузмания полностью завяла, все ее листья засохли. А ведь я ее хорошо поливала. Но, смотри, она дала ещё один побег. Как ты думаешь, вырастет из него такая же красавица?