Текст книги "Башня Ярости. Книга 1. Чёрные маки"

Автор книги: Вера Камша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

2896 год от В.И.
Ночь с 6-го на 7-й день месяца Иноходца
ОРГОНДА. ЛИАРЭ

Нельзя сказать, чтоб план был безупречен, но лучшего герцог Мальвани придумать не мог. У них было слишком мало людей, и приходилось трижды примерять, прежде чем решить судьбу хотя бы одного полка. Получив письмо от тайного доброжелателя, Сезар не спал несколько ночей и наконец принял решение. Первой о нем, разумеется, узнала Марта. Герцог рассказывал, герцогиня слушала, как всегда, не перебивая. Потом она задаст вопросы, немного помолчит, по привычке теребя ожерелье, и, наконец, скажет, согласна или нет. Они никогда не врали друг другу, даже когда в глубине души хотели утешительной лжи.

– Нужно решить, что важнее: удержать Краколлье или разбить Аршо-Жуая. На то и на другое нас не хватит.

– Ты уже решил, насколько я понимаю.

– Да. Я оставлю в лагере две сотни рыцарей с двумя тысячами пехотинцев и стрелков и пошлю туда десять тысяч ополченцев. Для защиты укреплений хватит, ведь для первой ифранской армии главное – сковать наши силы и дать возможность Ипполиту вторгнуться в среднюю Оргонду. Они не станут разбивать себе голову о стены, Паучиха – девушка скупая, гробить армию без толку не будет.

– А что станешь делать ты?

– Тихонько пойду за ифранцами по нашему берегу. Думаю, они двинут к Кер-Женевьев, это подходящее место для переправы, и оно достаточно далеко от Краколлье. Жуай решил перейти Ньер там, куда нам не успеть, даже узнай мы о его маневре.

– Ты дашь бой на переправе?

– Не уверен. Возможно, дам, а возможно, помешаю им перейти на нашу сторону и заставлю идти выше по реке. Все будет зависеть от обстоятельств.

– Аршо-Жуай у Кер-Женевьев поймет, что ты вывел из Краколлье почти всех.

– Поймет.

– Значит, гарнизон обречен.

– У нас нет другого выхода. Если ифранцы разозлятся и решат во что бы то ни стало взять лагерь, они его возьмут. Те, кто там остается, об этом знают. Они сами вызвались.

– Кто это?

– Марта, ты же догадалась.

– Паже?

– Да, он не может простить себе Мунта. Я тысячу раз говорил ему, что на его месте попался бы любой, что Вилльо били наверняка и неладное почуял бы разве что покойный Обен. Эти твари обманули даже старшего Бэррота, чего уж говорить о бедняге Паже. Его никто не винит, но он себя осудил. В Краколлье он или искупит вину, или погибнет. Это его выбор.

– Остальные тоже арцийцы?

– Да, из южной армии. Те, кто пристал к Гартажу.

– А ты ведь тоже, – Марта накрутила на руку жемчужную нить.

– Что «тоже»? – первый раз за три года Сезар Мальвани изобразил непонимание. У него получилось очень хорошо.

– Тоже не можешь себе простить, что тебя не было ни у Гразы, ни в Мунте.

– Не могу, – тут он соврать не мог, да она бы и не поверила, – но я бы тоже попался. Если уж Луи и Ювер ничего не поняли…

– Ты помнишь, как все было в Эльте? – тихо спросила Марта. – Мне тогда было четырнадцать. Даже Обен не догадался… Даже Обен! – герцогиня резко дернула рукой, золотистые жемчужины раскатились по комнате, но дочь Шарля Тагэре на них даже не взглянула. – Сезар, мы обречены. Мы ничего не сможем сделать. Ничего…

– Марта!

– Неужели ты не понимаешь? Отец был лучшим воином Арции, Александр превзошел даже его, а их смела с ладони серость, которую они и замечали-то лишь для того, чтоб пожалеть! Можно бороться с тем, у чего есть голова и сердце, а это… Это как чума, как яд. Не знаешь, с каким глотком в тебя войдет смерть. Тут один закон: первыми гибнут лучшие и сильные. Нас у отца было шестеро, остались я и Лаура, которая ни на Тагэре, ни на Фло не похожа. Просто глупая женщина, занятая лишь своим домом. От Эдмона ждали многого, от Сандера не ждали ничего, но он взлетел выше всех. И разбился.

Жоффруа вырос ничтожеством, но он смог убить Рауля, которому был по колено, и… Филиппа. Потому что Филипп сломался из-за этой твари и еще из-за Эллы, которая со своим выводком погубила Сандера. Кто такие Вилльо, Сезар и кто был мой брат?! Но победили они. Кем были Агнеса с Батаром в сравнении с отцом? Но они его доконали. Теперь дошла очередь до нас… Сезар задумчиво смотрел на раскатившиеся жемчужины, потом перевел взгляд на эллский гобелен, где рыцарь на белом коне тыкал копьем в пасть маленькому и нестрашному дракону, кокетливо, чтобы не сказать больше, развалившемуся кверху пузом.

– Ты права и не права, – герцог подошел к жене и опустился на ковер у ее ног, – было бы чудесно, воплотись все зло в каком-нибудь чудище, которое можно убить. Или, того лучше, стань оно чем-то вроде ожерелья или кольца, которые взял да и бросил в море или в огонь. Тогда бы ни твой отец, ни Сандер не погибли, но у зла нет лица, оно везде и нигде, но это не значит, что оно непобедимо. Ты вспомнила Эльту и Гразу, а ведь был еще и Беток! У Кэрна на сигне горящее сердце, но тогда сердца горели у всех, и зло сгорело в этом пламени. Пусть не до конца, но сгорело! Ты сказала: чума. Это и впрямь похоже на чуму, а зараза боится огня, Марта. Не надо отчаиваться.

– Ты прав, я… Просто мне очень плохо без Сандера. Мы мало виделись, но он был моим братом, мы даже не понимали, мы чувствовали друг друга. Он был последним из Тагэре, а теперь последняя – я. Я все сделаю, как нужно, Сезар, не волнуйся.

– А я в герцогине Оргонды никогда не сомневался. Помни, после Эльты был Беток. Свой Беток будет и у нас.

2896 год от В.И.
7-й день месяца Иноходца
ТАЯНА. ГЕЛАНЬ

Последний кубок был поднят два дня назад: в Таяне пили после победы, а не до нее. Высокий Замок притих, словно приготовившаяся к прыжку рысь. Все знали, что делают, лица были сосредоточенными, движения быстрыми и точными. Обоз выступил ночью, конница уходила в полдень, а пехоты, пехоты в Таяне не было, разве что в гарнизонах, зато у них были союзники из Южного Корбута, которые ждали у неведомой еще Глухариной.

Луи Трюэль с самого утра болтался по Замку, решая для себя очень важный вопрос. На одной из лестниц он столкнулся с одетым по-походному Александром.

– Вот и начался наш путь домой, – глаза Тагэре ярко сверкнули, – пусть в обход, но начался.

– Арде, – кивнул Трюэль и, спохватившись, добавил: – То есть Жабий хвост! Ты куда?

– Поднимусь к Ликэ.

– Вы еще не простились? – участливо спросил Луи Трюэль.

– Я забыл сказать ей одну вещь. Встречаемся во дворе, – Сандер поставил было ногу на ступеньку, но передумал и повернулся к другу. – А ты не будешь прощаться с Беатой?

– Нет, – отрезал Луи, но Александра это не удовлетворило.

– Почему?

– Потому что мне не шестнадцать, потому что я ухожу на войну и вообще… Жабий хвост, ну чего пристал?!

– Пристал, потому что ты творишь глупости. Пойди к ней и все скажи!

– Я творю глупости? – Луи показалось, что он ослышался. – Кто бы говорил!

– Я тебе это говорю. Осел, который однажды угробил любовь из-за вбитой в голову чуши. Твой дед призывал учиться на чужих ошибках. Вот и учись!

– Ты соображаешь, кто я? Изгнанник и друг изгнанника, нам еще воевать и воевать, что я могу ей дать?!

– Счастье! – отрезал Сандер.

Ответить Луи не успел, Тагэре исчез. Луи постоял, словно продолжая безмолвный спор, сделал шаг в направлении лестницы, по которой поднимались к сестрам Ракаи, но отпрянул, словно наступив на змею, и пошел к себе. Впрочем, «к себе» это было слишком сильно сказано, комнаты, отведенные послу графа Лидды, были обставлены таянской мебелью, на стенах висело таянское оружие и корбутские шкуры, а присутствие Луи было обозначено разве что содержимым нескольких вьюков, да и оно по большей части было подарено Лиддой и Лосем. Своего у графа Трюэля не было ничего, кроме меча, графской цепи да пары колец. Даже конь принадлежал пропавшему Рито.

Собирать арцийцу было нечего, терять тоже… Луи посмотрел, как играют солнечные зайчики на медвежьих шкурах, подмигнул усатому дану с картины, лихо сносившему башку здоровенному гоблину со знаком Рогов на одежке, немного подумал и решил написать письмо Беате, но отчего-то вывел на листе бумаги:

«Дорогой Рорик! Мы с Александром уходим на войну, если нам удастся до осени разбить билланцев, весной Таяна и южные орки направят нам на помощь…»

Робкий стук в дверь отвлек графа от перечисления будущих союзников. Луи пригладил каштановые волосы и крикнул.

– Проше дана!

Это был не дан, а даненка! Беата! Девушка вошла довольно смело, но сразу же отчаянно покраснела. Руки она отчего-то прятала за спиной, а на лице застыла странная смесь решимости и смущения.

– Сигнора!

– Дан Луи, – девушка вдохнула поглубже, – дан Луи… Вы ж на войну идете, так я принесла…

Она принесла плащ, на котором красовался старательно вышитый герб Трюэлей, правда, совершенно непохожий на тот, что был выбит на фронтоне мунтского особняка. В Таяне были свои понятия о геральдике, здесь рысь была именно рысью, лис – лисом, меч – мечом. В интерпретации Беаты Лежащий Бык и Ветка Яблони превратились в очаровательную картинку, где могучий, освещенный солнцем рогач развалился под цветущими ветками. На самом деле на сигне Трюэлей были не цветы, а плоды, а бык лежал в позе, более напоминающей львиную, и был не рыжим, а коричневым, но какое это имело значение?!

– Сигнора… Неужели это вышивали вы?

– Конечно, – она казалась удивленной.

– Но это же долго!

– Я начала шить, – Беата зарделась еще сильнее, – в тот вечер, как увидела дана. Я спросила дана про консигну, и он сказал, что бык и ветка яблони. Я все правильно сделала?

– Да, так и есть. – Проклятый, если он вернется в Арцию, бык Трюэлей будет лежать только под весенними деревьями! – Как красиво.

– Дан примерит?

Еще бы дан не примерил?! Луи сбросил плащ с «волчьей» сигной – Сандер простит – и накинул обновку.

– У дана есть зеркало?

Зеркало было и послушно отразило темноволосого воина со счастливыми глазами. Плащ пришелся впору.

– Дан Луи очень красивый, – сказала Беата, повергнув внука барона Обена в сильнейшее смущение. Так его еще не называли. Красавцами были Артур и Рито, а остальные, остальные были просто «волчатами». Были и нет.

– Дана, – тихо сказал Луи, – я благодарю за подарок, но я не могу его взять.

Голубые глаза наполнились слезами, и Луи, сам не соображая, что делает, схватил девушку за руку:

– Беата, ты не поняла! Понимаешь, нас было много. Нас звали «волчата», мы носили синие плащи с консигной Сандера, а теперь все погибли. Осталось только двое… И еще трое в разных местах, может, они живы, а может, и нет. Если я сменю «волчий» плащ на твой, я их предам. Пойми, я, я… Ты не представляешь, как я тебе благодарен, как я…

Беата Ракаи была таянкой, дочерью, сестрой и племянницей воинов, ее старший брат погиб. И отец тоже. Она поняла.

– Но дан может в бой надевать свой плащ, а в дороге, когда не жалко, этот. Правда? – она улыбнулась. – А когда дан вернется, я вышью ему волка и луну.

– Беата, – Луи захлестнула благодарность к самой лучшей на свете девушке. – Сигнора…

От признания отделяло одно мгновение, но незапертая дверь распахнулась и на пороге застыла Гражина в роскошном синем платье, расшитом голубками, в руках сестра Беаты держала что-то, похожее на скатанный шарф. Нежная улыбка на прелестных губках медленно гасла, а в глазах загорался нехороший огонек.

– Беатка, что ты тут делаешь?

– Дана была так любезна, – начал Луи, но Беата не дала ему договорить.

– Я пришла проводить дана Луи, и я вышила ему плащ, а что нужно тебе?

– Ты… – голос младшей сестры не сулил ничего хорошего, но старшая ее опередила:

– Тебя послали за мной? Хорошо, идем.

Луи не успел оглянуться, как Беата взяла Гражину за руку и буквально выволокла из комнаты, не забыв прикрыть дверь. Арциец привалился к стене, лихорадочно соображая, что он должен был сделать или сказать. Хваленая смекалка Трюэлей отказала напрочь.

2896 год от В.И.
7-й день месяца Иноходца
ТАЯНА. ГЕЛАНЬ

Ликия была сдержанна и спокойна. Сандера поражало, с какой легкостью его подруга сменила чуть ли не крестьянскую одежду на дворцовые наряды. Она знала, как их носить, и она привыкла повелевать, хоть и не испытывала от этого наслаждения. Александр Тагэре рос среди знати, сам был герцогом и королем и не мог не узнать себе подобного, но даже отдаленно не представлял, кем же была его спасительница, возлюбленная и, наконец, невеста. Александр молча стоял и смотрел на высокую женщину со светлыми косами, которым бы позавидовала даже Миранда. Ликия ответила на взгляд взглядом, в столбе света танцевали майерку золотистые пылинки, на подоконнике нежилась кошка, как две капли воды похожая на ту, что пропала в Гразском лесу. Он пришел сказать нечто очень нужное для них обоих, но не знал, с чего начать. И она не знала…

– Мы идем к Глухариной. Там к нам присоединятся гоблины.

– Это хорошие союзники, – чуть промедлив, сказала Ликия. – Им можно верить до конца.

– А тебе, – Сандер сам не понял, как у него это сорвалось с языка, но, заговорив, он не останавливался, – тебе я могу верить?

– Мне? – она казалась удивленной. – Верить мне? – Да, Ликэ… Не обижайся… Я однажды ушел на войну. Я воевал долго, слишком долго, и меня не дождались. Я вернулся и узнал, что Даро… что та женщина, которой я верил больше, чем себе, выходит замуж за другого – за моего друга и вассала, готового за меня умереть. Я узнал об этом, когда наконец собрался рассказать о нас брату. Войну я выиграл, а счастье проиграл. Так мне тогда казалось. Ты меня дождешься?

Ликэ опустила голову, кошка перевернулась и принялась сосредоточенно облизывать лапу, солнечный луч немного переместился и разбился о граненый хрустальный шар, на который опиралась бронзовая рысь.

Александр смотрел на светлокосую женщину в платье из тяжелого шелка, словно видел ее впервые. Зачем он назвал ей имя? Именно сейчас и именно так? Что стоят женские клятвы?! Он ни разу не просил Даро говорить то, что она говорила, не просил плакать, ревновать, хранить верность. Она это делала сама, и ее слова ничего не стоили, а выпрошенные обещания и вовсе хуже милостыни. Ликия подняла побледневшее лицо.

– Александр, я дождусь тебя. Клянусь тебе всем, что для меня свято. Памятью, надеждой, дорогами, которыми я прошла. Верь мне. Я тебя не предам, что бы с тобой ни случилось.

Так она с ним еще не говорила, так она вообще не говорила. На мгновение ему стало страшно, словно он заглянул в бездну, у которой нет дна, но потом страх сменился счастьем. Он поверил Ликэ сразу и навсегда и именно поэтому спросил:

– Ты меня любишь?

– Да! – она ответила тихо, но твердости в ее ответе было больше, чем в гранитной скале.

– Я должен идти, Ликэ.

– Ты должен идти и вернуться, а я ждать и дождаться. Да хранят тебя Великие Братья…

Когда он вернется, он ей расскажет все! И про барда Романа, который оказался эльфом, и про древнего императора, научившего его заветным ударам. Почему он рассказал о нем Луи, а не Ликэ? Почему промолчал о словах Нидаля? Не потому ли, что цеплялся за привычный и понятный мир, в котором человек не может прожить семьсот лет, в котором нет ни эльфов, ни гоблинов, в котором все просто, хотя ему раньше казалось, что нет ничего сложней и путаней его жизни.

Ликэ, непонятная, тревожная, спасшая его от смерти, знает иные пути, которые стремительно становятся и его тоже. Больше он не будет бояться говорить правду тем, кого любит, Ликия все поймет и все вынесет. Сейчас для разговора уже нет времени, но самое главное он скажет.

– Пусть помогут, – Александр с силой прижал Ликию к себе, – я люблю тебя, кем бы ты ни была! Слышишь? И я тебя никому не отдам.

Последний поцелуй был горячим и быстрым, они отшатнулись друг от друга, словно боясь переступить некую черту. Сандер уже принадлежал войне и дороге, а они ревнивы, как женщины, и не прощают измены. Словно напоминая об этом, со двора донесся зов трубы.

– «Не плачьте об уходящих в бой», – прошептала Ликия, – «Серебряные» выступают. Тебе пора, и помни, я дождусь.

– А я вернусь, – Александр легко коснулся рукой янтарной прядки и стремительно вышел. Так вот оно какое, счастье, о котором поют в здешних песнях. Счастье любви, войны и уверенности в победе и возвращении, уверенности в своей счастливой руке, сердце женщины и плече друга.

Последний из Королей стремглав сбежал по крутой лестнице. Внизу он столкнулся с Ежи и Луи. Принц был в черном, отороченном серебром местном одеянии, название которого Тагэре в очередной раз забыл, хотя сам носил такое же. На плечи Луи был наброшен роскошный вышитый плащ, на котором под веткой яблони возлежал рыжий бык с неправдоподобно острыми рогами. Глядя в пьяные от счастья глаза товарища, Сандер подумал, что смотрится в зеркало.

– Теперь ты должен привезти Беатке плащ билланского знаменного, – улыбнулся Ежи.

– Жабий хвост! Я ей привезу десять, – просиял глазами Луи Трюэль.

Сын Анджея хлопнул влюбленного по спине, и они втроем вышли на крыльцо.

ЭСТЕЛЬ ОСКОРА

Сандер вышел на крыльцо вместе с Луи и Ежи, эта троица становилась неразлучной. Таянец еще ничего не понимал, но уже шел за Последним из Королей, как шли за ним «волчата», мириец Кэрна, гварские вожаки – все те, в которых честь и жизнь сильнее предательства и желания выжить, по возможности урвав кусок пожирнее. Ежи Гардани, в своем черном доломане казавшийся младшим братом Шани, вскочил в седло первым.

Снова запели трубы. Садясь на Садана, Сандер глянул на мое окно, и я подняла руку. Может быть, мной овладело безумие, но я ему не солгала. Я дождусь его возвращения, и я люблю его. Глядя в спину уходящим на войну, перестаешь прятать голову в песок и врать себе. Когда-то я не понимала Лупе… Что ж, самый верный способ угодить в западню, это осудить того, кто попался раньше тебя. Я не знала, жив ли Рене и где он, я не знала, что будет, если мы с ним встретимся, но сейчас, стоя в этой пронизанной солнечным светом комнате, я любила другого. Много лет назад я осознала, что я нелюдь и мне придется с этим жить. Теперь я поняла, что предала того, во имя кого бросилась в огонь и с чьим именем прорвалась в обреченную Тарру сквозь десятки миров. И с этим тоже придется жить…

Я стояла у раскрытого окна и смотрела, как в высокое седло поднялся Анджей Гардани. Леопардовый дрыгант затанцевал, грациозно изгибая шею, король умело сдержал расходившегося любимца и властно направил к распахнутым воротам. Словно дожидавшийся этого ветер расправил знамена. Таянская рысь с мечом охраняла крепостные ворота, меч Гардани серебрился на фоне трехглавой горы, над которой поднималось солнце, потрясали копьями лисы Гери, дальше шли сигны, которых я позабыла или вовсе не знала – путник с мечом и хищной птицей на плече, сбросивший всадника конь, пылающее дерево… А вот боевое знамя «Серебряных» я помнила. Рысь. Просто серебряная рысь на черном и девиз «Меч и верность». Консигна Стефана Ямбора, навсегда закрепленная Шандером за гвардией таянских принцев.

Звездный Лебедь, Великие Братья и все боги и покровители, дайте мне не сойти с ума, глядя на знамена, которые я провожала в юности и которые провожаю теперь… Рядом с Рысью Стефана задирал голову к невидимой луне молодой волк и серебрились три нарцисса. Ежи поднял консигну друга рядом со своей, и она… Она отличалась от консигны Рене Арроя лишь отсутствием луны и молодостью волка. Как же я раньше не поняла?! Рене и Сандер! Первый из династии и Последний из Королей! Избравший ту же консигну и ту же судьбу, что и его великий предок, и, как и он, вознесенный на гребень охватывающей Тарру войны. И я, Эстель Оскора, неразрывно связанная с обоими…

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
DEBES, ERGO POTES [17]17
  Ты должен, значит, ты можешь (лат.).


[Закрыть]

Ваше благородие, госпожа Победа,

Значит, моя песенка до конца не спета.

Перестаньте, черти, клясться на крови!

Не везет мне в смерти, повезет в любви…

Б. Окуджава

2896 год от В.И.
26-й день месяца Иноходца
ТАЯНА

Садан попытался ускорить шаг, и Александр придержал любимца. Сейчас войско ведут другие.

Это было так странно – оказаться на чужой войне. Чувствовать себя гостем, пусть желанным и уважаемым, но гостем, которому не нужно принимать решений, взваливать на себя ответственность за чужие жизни и исход сражений. Всю жизнь Александра Тагэре мучила боязнь что-то сделать не так, подвести других, ошибиться. Сейчас он стал тем, кем всегда хотел быть, – простым рыцарем, и это было непривычно, ему не хватало возникающей перед битвой суеты с докладами, спорами, вопросами, советами, не хватало осознания того, что он отвечает за все и всех. Впрочем, думать о грядущем сражении он мог.

Александр всегда отличался любопытством, к тому же осенью гомона наверняка решит ввязаться в арцийскую склоку, и нужно знать, на что способны новые союзники. Сандер уже понял, что таянцы – отменные кавалеристы и природные вояки, но в больших сражениях подданных Анджея еще не видел. Их горячность и уверенность в себе немного настораживали: удержать подобную конницу на цепи под силу только настоящему повелителю, и Александру хотелось думать, что Анджей Гардани таковым и является.

Он, видимо, слишком задумался, потому что ехавший рядом с другом и сюзереном Луи не замедлил помянуть Жабий хвост и спросить сюзерена и друга, о чем он мечтает.

– Все в порядке, – улыбнулся Александр, – просто я всегда хотел свободы, хотел, чтоб от меня ничего не зависело, а теперь мне как-то неуютно. Я вот думаю, если бы меня вдруг избавили от горба, я бы и по нему затосковал?

– Умеешь ты удивить, – хмыкнул Трюэль. – Ты, как я понимаю, останешься с Анджеем, а он в бой не пойдет.

– Видимо, а ты?

– Если не возражаешь, пристану к Ежи. Разомнусь немного.

– Чтоб было, о чем Беате рассказывать?

– Жабий хвост, должна же она узнать, что я не «пудель».

– Для этого ей сначала нужно показать «пуделей».

– Мы с тобой, похоже, местами поменялись. Я переживаю из-за глупостей, а ты дразнишься.

– Нет, я тоже переживаю. С непривычки, видимо. Странная эта затея – штурмовать Варху именно теперь. Зачем?

– Ну, у ройгианцев есть свои пророчества, там ясно сказано, что в канун этого треклятого года Варха падет. На то, чтобы понять, что сама по себе она не падет, их ума хватает, вот они и лезут.

– А мы придем, ударим их с тыла и разобьем. Тебе это Гразу, часом, не напоминает?

– В смысле?

– Тогда мы были уверены в победе, но было как-то неуютно, а сейчас в победе уверен Анджей.

– И ему вполне уютно. Ты боишься, что наши проиграют?

– Надеюсь, они знают, что делают. Ладно, командор, покажи таянцам, что у нас в жилах не водица. Только башку не сломай, а то Беата расстроится.

– А ты?

– Я? – Сандер улыбнулся. – Если тебя убьют, я сочту это государственной изменой!

– Трюэли никогда не были предателями. А что эльфы говорят?

Тагэре кивнул. Он пока не привык к тому, что бессмертные и вечно юные создания не только существуют, но и являются союзниками Таяны в многовековой войне с поклоняющимся клыкастому оленю изуверами. Сандер очень хотел узнать эльфов поближе, но пока загадочные Лебеди из последних сил сдерживали какое-то Зло, а их прикрывали река, лес и наружные укрепления, которые защищали девять тысяч людей и орков.

– Анджей говорит, эльфы насчитали шесть тысяч билланской пехоты, тысячу конников, сотни две конных стрелков и двенадцать тысяч гоблинов. Четыре тысячи пехотинцев собрались у северной насыпи. Делают вид, что вот-вот пойдут на штурм, но Анджей в это не верит.

– И правильно делает, – подтвердил Луи. – Билланцы – не гоблины, воюют так себе, а в пешем строю и вовсе не лучше ифранцев. Шум поднять они могут, и все. А куда они остальных подевали?

– Тысячи полторы болтаются на холмах, остальные засели в лагере, а твои любимые гоблины сосредоточились в центре и, по всему, готовятся к штурму, но не раньше, чем люди нанесут отвлекающий удар. Конница защищает их с тыла у прохода в холмах.

Про холмы эти Сандер был наслышан. Невысокая гряда, начинавшаяся в излучине впадающей в Гану речки и постепенно сходящая на нет. В центре холмы расступались, образуя удобный, широкий проход. Именно его и сторожила билланская конница. Существовал и второй разрыв, но там все дело портил длиннющий овраг, тянущийся до самой Вархи.

Если б Александра спросили, что делать, он бы посоветовал кавалерии обойти гряду, выйти в тыл стоящим отдельно от орков билланцам и изрубить их в капусту, а потом со стороны Вархи ударить по незащищенному лагерю, захватить его и оттуда неожиданно атаковать гоблинов во фланг. Желательно тогда, когда те увязнут в лобовой стычке.

Сил должно хватить. Четыре тысячи тяжелой конницы, не считая пяти сотен «Серебряных», тысяча легких конников и четыре тысячи гоблинской пехоты. Еще восемь тысяч сторожили фронтерскую границу. Соотношение сил вполне терпимое. Таянцы выигрывали в кавалерии, но уступали в пехоте, хотя, если умно распорядиться теми, кто стоит у Вархи, этот недостаток можно свести к минимуму.

– Ты, я полагаю, уже придумал, что делать.

– Надо же чем-то себя занять, – смутился Александр, – но я Гардани не указ. Он и своих, и врагов лучше знает.

– Оно конечно, – согласился Луи, – вояка он неплохой, в позапрошлом году отлупил билланцев по самое некуда.

– Мне обоз на опушке не нравится, – невпопад ответил Александр, – не люблю непонятного. – Обоз?

– Да, эльфы видели. Стоит второй день, телеги нагружены чем-то тяжелым.

– Может, катапульты со снарядами?

– Тогда их надо было или на холмы втащить, или ближе к Вархе подвезти.

– А что Анджей говорит?

– Анджей думает пока. Время есть, мы к холмам разве что завтра доберемся. Они всегда вперед кавалерию пускают?

– Вроде бы, – кивнул Луи, – король с наследником и его полком идут сзади, спину всем прикрывают, впереди – данская конница, а посередине – гоблины. Эти двуногие жеребцы, к слову сказать, от четвероногих почти не отстают, если рысью. Жаль, галопом бегать не умеют.

Сандер расхохотался. Он всегда любил старшего из братцев Трюэлей, хотя Рито и Сезар были ему ближе. Что-то с ними теперь? В Оргонде, скорее всего, идет война, а что учудит оставшийся без присмотра Кэрна, можно лишь гадать. Напасть на ратушной площади на Аганна мог только байланте… Только б он не заигрался!

– Жабий хвост! У тебя что, зуб заболел, – осведомился Луи, – чего смеяться бросил?

Ответить Тагэре не успел – подскакавший таянец в доломане «Серебряного» передал приглашение дану коронному пожаловать к королю.