Текст книги "Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Закат"

Автор книги: Вера Камша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

3

Ламброс отыскался именно тогда, когда маршалу было не до подчиненного. Неуместный стук вызвал законное желание запустить в дверь чем попало, Капрас поддался и запустил. Сапогом. Понял, кому уподобился, рухнул на способное выдержать дюжину коров ложе и расхохотался. Гирени вытаращилась на господина и неуверенно хихикнула. Маршал, не переставая хохотать, привлек к себе девчонку, на этот раз совершенно по-отечески. Малышка была нежной и при этом веселой, от нее не хотелось уходить, но Ламброс не из тех, кто без причины ломится к начальству. Карло поморщился и принялся одеваться, Гирени соскочила на застеленный шкурами пол и побежала за сапогом. Будто собачонка.

– Не надо, – поморщился гайифец. – Не надо бегать. Я сам.

– Почему? – не поняла Гирени. Она одеваться не спешила, то ли по наивности, то ли наоборот. Капрас поцеловал теплый носик и крикнул:

– Что случилось, капитан?

– Письмо от Гапзиса, – донеслось сквозь толстенную дверь. – Мой маршал, это в самом деле срочно. Нас все-таки втянули…

– Бацута кошачья! – Да-да, бацута! И плевать, что это оскорбит уши тараканов и шпионов.

Капрас пинком распахнул дверь – в завешанной оружием и коврами комнате не торчало никого, кроме Ламброса. Подтянутого и откровенно встревоженного.

– Вкратце, – велел Капрас.

– Гапзис отбил серьезное нападение. Мой маршал, лучше прочтите доклад. Ручаюсь, Йоргас не преувеличивает. Он на это просто не способен.

– Да, – согласился маршал, – Гапзис тем и поражает воображение, что собственного воображения у него нет.

Что наплетут имеющие воображение кагеты, Карло представить не брался, но драка была хороша сама по себе, без приправ. Гапзис казенным языком доносил, что три дня назад, под вечер, в селение галопом ворвались дружинники одного из соседских казаронов. Пронеслись, переполошив народ, по улочкам и погнали коней в гору, прямо в Пирхаллуп. Почти сразу же появились и враги – большой отряд воинов в барсовых шкурах. Эти не орали, зато рубили всех, кто попадался на пути. И тоже стремились к замку.

Батальон Гапзиса гостеприимные хозяева разместили у самых стен, в верхней, «почетной», части селения. Когда начался переполох, бóльшая часть гайифцев после обильного ужина собиралась отдыхать. Офицеры не сразу сообразили, что происходит, – казаронские дружинники любили пошуметь, но вид загнанных до пены лошадей и окровавленных всадников заставил поднять тревогу. На то, чтобы подготовиться к отпору, требовалось время, но милость Создателя не оставила его верных последователей: дикари появились на площади перед замком уже после того, как гайифцы заняли позиции. Пусть на несколько мгновений, но после.

Мушкетеры за высокими каменными оградами были наготове, и бириссцев встретили мощными залпами. Нападавшие потерь не испугались, полезли в рукопашную, гайифцы пустили в ход алебарды. Никто из людей Гапзиса не отступил и не запаниковал; страшные седые головорезы не смогли прорвать их рядов. Нападающих становилось все больше, но и к батальону подоспела помощь. Первыми явились кагетские рекруты, которые сами, без приказа, группами и поодиночке примчались к месту боя. В рукопашной от них пользы не было, зато перезаряжать мушкеты они уже умели, чем и занялись, оказав серьезную помощь стрелкам. К сожалению, наиболее храбрые приняли участие в резне и в большинстве своем погибли, но к этому времени подтянулись дружинники Курподая. Сперва они укрылись в замке и заперли ворота, но, увидев, что налетчики увязли в схватке, исход которой не вполне определен, вышли на помощь союзникам. Бириссцы отступили. Уже совсем стемнело, и пуститься в погоню никто не рискнул.

Потери батальон понес небольшие: семеро убито, двадцать шесть ранено; у бириссцев убито восемьдесят девять человек. Раненых нет. Сначала были, но кагеты с ними покончили. Резали быстро и решительно, даже женщины были замечены за этим.

Рапорт завершали две подробности: одна важная и поганая, другая – просто забавная. Во время последовавшего за боем празднования Гапзис узнал, что налет был отнюдь не случайным. Собранный сторонниками Хаммаила отряд в три сотни человек отправился в набег на Западную Кагету и на полдороге столкнулся с более многочисленными бириссцами, которые двигались навстречу, очевидно, со сходными намерениями. Бой вышел коротким, хаммаиловцы разлетелись кто куда. Самые сообразительные вспомнили, что Пирхаллуп хорошо укреплен, и рванули туда в надежде на помощь и защиту. Ну а враги – следом.

Забавное же заключалось в том, что те самые мгновения, которые не упустили гайифские мушкетеры, им подарили замковые прачки. Хозяйственные постройки при замке располагались ярусами по склону горы, и где-то на середине склона на головы мчавшимся «барсам» было опрокинуто несколько чанов с бельем. Заминка, когда незваные гости выпутывались из-под простыней со скатертями, и оказалась решающей.

4

– Именно так, – подтвердил брат Орест и поморщился. – В прошлый раз было то же самое.

Руки адрианианца выглядели устрашающе, хорошо, Гудрун не удалось добраться до глаз и лица. Сейчас разбойница и думать забыла о своей жертве, в очередной раз захватив лейтенантские колени. Кошачью злобу словно бы выгребли вместе с уличной одеждой пострадавшего, Руппи так и сказал. Раненый усмехнулся, епископ отложил четки. Раньше он их с собой не таскал.

– Страдание ради страдания – извращение, что бы ни вещали озверевшие от изнурения плоти дураки. Брат Орест страдает не зря, хотя на этот раз зашло дальше обычного. Истина или не считает нужным скрываться, или же… Мы еще поговорим о мертвых, если останемся живы. Сейчас важно то, что брата Ореста пытались пометить, вернее, пометили. Если б он после суда отправился не в Адрианклостер, а, допустим, в какой-нибудь трактир на встречу с темноволосым молодым человеком, это не прошло бы незамеченным.

– Это колдовство?

– Колдовство всего лишь знание, которое доступно не всем. У каждого ордена свои тайны. Истина славится тем, что вызнает чужие. Мыши пролезут везде, но на каждую мышь, как ты заметил, найдется кошка.

– Гудрун чует «истинников»?

– Не только «истинников» и не только Гудрун. Кошки, лошади, даже крысы и мыши, настоящие крысы и мыши, – всем им что-то да ведомо… Сейчас важно то, что Истина вступила в союз с регентом и ищет, хоть и вслепую.

Вежливость требовала восхититься прозорливостью Славы, спросить про зверье и опять восхититься, но Луциан вел разговор по-своему. Он не ждал ни вопросов, ни благодарностей. В бою их тоже не ждут.

– Сильная сторона брата Ореста в том, что он тот, кем кажется. Орденский легат, посланный в Дриксен после смерти магнуса Леонида. Он не делает ничего, несообразного его положению. Слава всегда тяготела к воинам. Брат Орест не мог пройти мимо спора двух адмиралов. Если бы «мыши» делали лишь то, что должны, мы бы их упустили, но они пытаются идти по многим следам.

Самое важное и самое неприятное, что Гудрун беспокоится, когда брат Орест приходит из дворца и от кардинала. То, чем занимается Истина, требует не только определенных средств, но и времени. Следовательно, то, что происходит, делается с дозволения регента и его высокопреосвященства.

– Я слышал о вражде орденов, – не стал и дальше молчать Руппи. Он в самом деле кое-что слышал и… пропускал мимо ушей, потому что где Агарис, а где – Хексберг. – Кесарь был равно вежлив со всеми, хотя по-семейному тяготел к Чистоте.

– «Агнец» сам не понял, как стал серым и принялся грызть чужой сыр. Регент тоже не поймет. Я показал тебе, как Гудрун выпускает когти, потому что скоро ты примешься искать врагов в собственном супе. Недоверие может спасти многое и многое же может загубить. Ты достаточно силен в политике, чтобы понять, какой союз возможен. Фридрих выбрал Истину и Чистоту, значит, Слава скажет Фридриху «нет».

– Ваше преосвященство…

– Что, сын мой?

– Ничего. – Луциан такой же Луциан, как он сам Ротгер! Магнус Аристид, ушедший из Агариса, не зная, что ждет оставшихся, вот он кто. Отсюда и странные разговоры, и золото, и власть над Адрианклостер! – Я мало думал о Церкви, но я понял… что мне было нужно. Теперь я могу спросить брата Ореста о том, как начался суд?

– Гораздо любопытнее то, что случилось до его начала. Брат Орест…

– Со мной говорила ее высочество. Я могу пересказать нашу беседу подробно, но вряд ли в этом есть смысл. Принцесса затвердила имена всех погибших под Хексберг кораблей, их капитанов и судовых священников… Она просила Славу не оставлять их даже в Рассвете, пылко просила, а потом предложила мне в память о погибших навестить Кальдмеера и убедить его признать свою вину и молить о снисхождении.

– Принцесса вряд ли лжет. – Агарисец, как бы его ни звали на самом деле, играл в те же игры, что и бабушка Элиза. Долго играл. – Если Кальдмеер признает свою вину, его помилуют. Казнь, именно казнь, регенту сейчас невыгодна. Если обвиняемый будет упорствовать, Фридрих не сможет без нее обойтись, но такой исход усилит его противников, тогда как раскаяние…

– Олаф… не предаст себя! Даже не себя, тех, кто остался на «Ноордкроне»… Ваше преосвященство, может быть, вы не знаете… Лосиха, то есть Гудрун, принцесса Гудрун, просила не оставлять погибших в Рассвете… Мы… Моряки верят, что в Рассвет входят, только не имея долгов. Мы с Олафом должны отправить Бермессера на виселицу, чтобы Адольф… фок Шнееталь, Зепп… все, кто погиб, смогли упокоиться… Только тогда!

– Спокойно, лейтенант! Я знаю это поверье. В любом случае, адмирал цур зее ужеотказался.

– Брат Орест говорил с Олафом?! Наедине?

– Так казалось, – монах с усмешкой поднял исцарапанную руку, – но я не склонен доверять тому, что кажется. Я передал совет принцессы и выслушал отказ.

Олаф не предаст ни живых, ни мертвых, это его предают, пусть и не все, но Ледяной об этом не знает. Сейчас он один против лжесвидетелей, судей, старых ран, жары… Какое душное в этом году лето!

– Сколько дней продлится… это… – судом затеянный Фридрихом балаган не назовешь! – представление?

– Все зависит от нетерпения регента. И от подсудимого. Если он не станет тянуть время, могут уложиться в неделю.

– Мне хватит.

5

От того, что они без малого три часа проговорили с Ламбросом и охрипли, угроза меньше не стала. В конце концов Капрас сдался и достал вино. Можно быть лучшим из маршалов, а можно худшим, можно стать трезвенником, можно спиться, толку-то! Решает все равно не он. И не Хаммаил. Не Дивин, не Дьегаррон с Лисенком и даже не мориски… Политические выверты, интриги, сборища, переговоры и налеты перерастали в войну словно сами по себе, остановить ее не мог никто, и меньше всех – угодивший меж четырех огней необстрелянный корпус.

– Даже если Лисенок не знал о наших действиях, теперь он узнает. – Капрас с отвращением уставился на стену, на которой не оказалось ни единого таракана. – И бросится с жалобой в Тронко. Если уже не бросился…

– Оба казара толкают своих сторонников к войне, а раз так, скоро начнется. Все, что мы можем, это готовиться…

Пять минут назад все было наоборот: подчиненный говорил о Дьегарроне, начальник – о неизбежности. Они изжевали проклятый узел до тошноты, но не развязали. То, что солдаты недурно показали себя в настоящем деле, изрядно попортив шкуры «барсам», грело душу. То, что корпус прикован к Кагете, заставляло ненавидеть всех и судьбу.

– Не сунься эти бацуты к Лисенку… – в шестнадцатый раз начал Капрас, не договорил и выпил.

– Мой маршал, прошу простить за повторенье… Если вы назовете казаронов ублюдками или собачьим дерьмом, они стерпят. От вас – стерпят, но «бацута»…

– Ну так объясните в конце концов, что это за дрянь такая!

– Откуда мне знать, я из Неванты, а не из Хисранды. Мы и произносим-то неправильно. Надо что-то вроде «бватс’ута».

– Брр! – невольно скривился маршал. – Как пилой по камню, мне такое и не выговорить… А, кошки с ними всеми! Подслушивают – им же хуже, а на плацу я вежлив, как гвардеец в борделе. Ламброс, вы столько лет в Кагете, как вам удалось не жениться?

– Не тянет…

Капраса тоже не тянуло, а сегодня вдруг подумалось… Когда Гирени уселась на постели, обхватив руками худенькие коленки, и потом, когда побежала за сапогом… У Ио обе дочери старше кагетской девчонки. Их считают красавицами, но что с того опальному маршалу? Мать в юности была хороша и знала, чего хочет. Гирени тоже знает – чтобы он пришел и долго-долго не уходил… Удивительное чувство!

– Я бы отвез жену к старикам, – внезапно сказал Ламброс. – А надо было их везти сюда, только меня сочли бы полоумным… Еще зимой бы сочли. Тащить родных из Неванты в Кагету, где все друг друга режут…

Капрас долил вина, утешать не поворачивался язык. Так они и сидели, глядя в полные стаканы и думая каждый о своем, потому и не обратили внимания на вопли в приемной, а потом стало поздно.

– Я трэбаю! – Вломившийся Пургат потрясал сжатыми кулаками. – Трэбаю испалнения! И уваженый!.. Просба гостя святэе просбы Саздатэля. Тваи люды мнэ не хатат дават! Мнэ…

– О чем он? – спросил Капрас, озирая закономерный итог неуместного милосердия. В Паоне казарон Пургат имел бы успех разве что в мистериях для плебеев, но в Кагете заложники и взятые на поруки считаются гостями. Конечно, можно запереть придурка в подвале, как раба или пленного, только Капрас не любил отказываться от своего слова, а Леворукий дернул маршала объявить Пургата именно что заложником. Назло слишком уж сахарному Курподаю и зачастившим в Гурпо казаронам. Объявил.

– Крындж! – провопило над ухом, и лапа кагета вцепилась в рукоять сабли. – Кры… Пры… Хры…

Пургат требовал. Брызгал слюной, вопил, топал. Иначе он не умел и не желал. Его можно было прикончить, но не заткнуть. Палача крикун, правда, испугался, но страха хватило ровно на полчаса. Уразумев, что он передан гайифцам и отправится аж к императору, Пургат разбушевался, как сорок тысяч бешеных огурцов. Понимавший диспозицию Курподай полез с советами, вот тогда-то Капрас и сглупил…

– Ему нужны собачьи бои, – устало объяснил Ламброс.

– Чего? – не поверил своим ушам Капрас.

– Собачьи бои… Он держит бойцовых собак, их нужно доставить к нам. И добыть у крестьян собак, которые станут с ними драться…

– Я мужчина! – возвестил Пургат. – Я хачу видэт кров! Я хачу ставыт на своих псов и видэт, как они рвут нэ маих!

– Чушь. – Капрас увернулся от разлетающихся из казаронской пасти брызг. – Начинается война, крови на вас хватит.

– Пры… ндж… укк!

Пургат не понимал. Не собирался понимать, он алкал собачьих боев и уважения, ему было плевать на все войны мира, он был оскорблен, он был возмущен, он орал. Капрас сел и выпил. Ламброс тоже сел. Пургат схватил кувшин и поднес к пасти. Он шумно глотал чужое вино и обливался. По щетинистой шее с острым кадыком стекали багровые струйки, заливая оранжевые одежды, и так изрядно пятнистые. Выпивки в замке было залейся, и выпивки отменной, но маршалу стало жаль именно этого кувшина, только это была не жадность.

Казарон оторвался от горлышка и утерся. Рукавом.

– Я хачу видэт, как маи сабаки рвут глотка! Даже твая… И я буду эта видэт! Я – твой гост! Я хачу…

– Обойдетесь! – отрезал маршал. – А сейчас извольте выйти!

Разумеется, Пургат не вышел. Окончательно забыв гайи, он встал, широко расставив ноги и сжимая кувшин. Чужая речь как никогда прежде казалась скрежетом и лаем. Казарон то хватался за саблю, то потрясал кулаками. Дорогое сукно на локтях было засалено, в комнате все сильней пахло подгнившим луком. Это надоело, это смертельно надоело… Казарон топнул ногой и занес руку с кувшином, очевидно, для броска, но если Пургату хотелось орать, то Ламбросу хотелось действовать. Капитан, не дожидаясь броска, ухватил дебошира за руку, тот взвыл, выронил кувшин и попытался пнуть артиллериста в колено. Маршал заложил ногу за ногу и кликнул дежурных адъютантов. Гайифец и двое кагетов умело перехватили у Ламброса добычу и повлекли вон.

– Бацута! – с наслаждением крикнул Капрас вслед залитому вином казарону, и Ламброс даже не подумал перечить. Не любивший чего-то не понимать маршал сварливо поинтересовался причиной. Артиллерист вытер руки платком.

– Дело в том, – объяснил он, – что в данном случае, видимо, все так и есть: он – бацута, и его соотечественникам это очевидно. Вы же слышали.

Глава 9
Барсовы Врата
400 год К.С. 10-й день Летних Ветров

1

Вечер выдался роскошный, и не досмотреть его до конца было пошлым мотовством вроде фонтана из кэналлийского, но куда денешься? Политическую попойку из-за того, что облака становятся весенними садами, не отложишь. Оставалось написать пару ронделей и отправиться изысканно буянить или сходить побуянить, а ронделями заняться на сон грядущий? Великие спьяну находят очаровательные образы, но Марсель после балов еще не творил – мешали то подвернувшаяся дама, то отсутствующие чернила.

– Рокэ, – окликнул виконт нюхавшего нависающие над пропастью розы регента, – в этих Кошачьих Вратах перо и чернила найдутся?

– Попроси Дьегаррона. – Опять он за свое: вот вам выход, только отстаньте… Не выйдет, сударь.

– А вдохновенье тоже у Дьегаррона? Мне, между прочим, скоро на войну! Конечно, не только мне, но поэт говорит лишь о себе, иначе он…

– Осколок зеркала, – охотно подсказал Алва, – очень возможно, что кривого.

– Вот! – обрадовался Марсель. – А должен быть ройей, бриллиантом чистейшей воды или хотя бы капелькой росы на лепестке вечерней розы… На каплю я не похож.

– Ты похож на своего батюшку. – Алва сорвал одну из упомянутых роз, винно-красную. – И на своего Готти. Ловить отсутствующий хвост, а в нужный момент показать зубы. Тактика, близкая к совершенству.

– По Готти я скучаю, хотя отсюда он видится Котиком. И по батюшке скучаю, но лучше о родителях скучать, чем мечтать о разлуке с ними.

Рокэ был сиротой и не оценил, ничего, оценит Елена. Марсель топнул на бестолкового жука и вспомнил, что регент Талига и его офицер для особых поручений уединились перед ужином, чтобы обсудить нечто срочное и тайное. Алва отлынивал, так что обсуждать пришлось Валме. Он поднатужился и приступил:

– Дьегаррон говорит, пришли новости о морисских налетах. Звучит скорей «стр-р-рашно», чем достоверно.

– Все побережье «павлинам» не прикрыть, – открыл истину Алва, – сил не хватит. Объединенный флот морисков в море может делать что хочет, но ключевые порты и крепости приличные люди защищают долго. Впрочем, в приличие высшего гайифского командования верится с трудом. Под ковром они еще что-то могут, но не на ковре.

– Под ковром тоже не смогли, – не согласился Валме и уподобился – сорвал цветочек. – Рокэ, мы ведь вляпались?

– Говоря по-адуански, да, – весело подтвердил Алва, и Марселю стало неуютно, будто перед абордажем. Окружающая красота неуют усугубляла, но деваться от нее было некуда – вблизи был Рокэ с розой, вдали – горы. С клубящимися облаками, сияющими вершинами и великий Бакра знает чем еще. В горах водились козлы и барсы, за горами лежали две Кагеты, дружественная и наоборот, а дальше шла Гайифа, где резвились объединенные мориски. Свои мориски хотели, чтобы чужие убрались за море, чужие собирались угнездиться, все вместе требовало сосредоточения, а под носом булькала скверна. Марсель немедленно вообразил прегрязный котел, в котором варился суп из Рожи. Пахло чем-то вроде несвежей капусты или гороха, вспухали и лопались здоровенные пузыри, над котлом склонялась Гарра и всячески пророчила, а вокруг топтались матерьялисты с тарелками лучшего фарфора. Ждали.

– Рокэ, – не выдержал собственных фантазий виконт, – вы… ты знаешь, что со всей этой мутью делать?

– Ты тоже.

– Я? Знаю?!

– Способ важней самого решения. Нашел первый, второе будет. – Алва смирно нюхал розу, но виконту почудилась выдернутая из ножен шпага. – С чем ты за мной явился? С готовым планом?

– Кошки с две! – Низкие вечерние ласточки, цветники со снегами и никаких скверн, разве что на себе притащили, а что тащить – было. Когда же он сообразил, что дело в клятве, а значит, в Фердинанде? Живом. Дальше вышло совсем просто, мерзко, но просто. Ну и после Надора было страшновато, не без того. – Я затянул из-за Надора, а то бы управился быстрее.

– Лишняя пара месяцев нам бы пригодилась, – кивнул Рокэ. Все было как в старом добром Фельпе, даже стена, только покойников с мушкетами не хватало. И луны. – Зегина в Гайифе мешает и нам, и Агирнэ, но, пока Паона цела, «три звезды» не разойдутся.

– Это тебя Шелиах научил?

– Тергэллах. Я не исключал, что Шелиах отыщет в Сагранне что-то запретное, но Бакра явил ему горящий Агарис… Мало нам забот, теперь придется следить, чтоб его снова не отстроили.

– А ведь ты, – внезапно понял Марсель, – уже знаешь, с кого начнешь.

– Начинать незачем. Лисенок втягивает в войну Бакрию, Хаммаил – Гайифу. Это нам подходит. Чужие войны удобней своих, кроме того, в них рождается истина…

Что-то кольнуло палец. Валме с удивлением посмотрел на помятую розу в своих руках и по чьему-то обычаю заткнул ее за портупею. Есть же в мире место, где цветы затыкают за портупеи, а нет, так будет! Явиться на бал в нарочито походном платье и со слегка измятым роскошным цветком – в этом что-то есть… На бал?! Проклятье!

– Нас ждут дамы! – взвыл виконт. – И то, что одна в интересном положении, а другая в возрасте, никоим образом не извиняет нашего опоздания. Придется во искупление спеть. Ты будешь или я?

– Я, – удивил Рокэ, – но вряд ли сегодня. Сегодня нам придется слушать песни Лисенка.

– Политика требует жертв, а величества – внимания?

– И чем новей величие, тем больше внимания. – Алва безжалостно отправил винно-красную розу в пропасть. – Фоме или алатскому Альберту важен мешок с овсом, а Бакне Первому с герцогом Джильди подавай бубенчики на сбрую, иначе упрутся, а ехать надо. Кстати сказать, галопом.