Текст книги "Тени небес (СИ)"
Автор книги: Вера НюкМарт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Тени небес
Вера НюкМарт
С ног на голову
На свете есть люди, которых ты просто любишь.
Просто так. Не за что-то.
Тебе хорошо от одной мысли, что они существуют.
Они могут быть очень далеко,
в других городах, даже в других странах,
но ты знаешь, что они тоже тебя любят.
Просто так.
Автор неизвестен
– И напоследок дети мои, остерегайтесь искушенья, и да прибудет с вами царство Божие.
Как не стыдно признаться, я практически проспала всю мессу, нет, я не еретичка и уж точно не фанатичка, просто набожности во мне не так и много. Только сев на церковную скамью в начале мессы я уже думала о том, что буду делать, когда встану с нее и выйду за ворота этого великолепного храма. Иногда мне кажется, что я ужасная грешница, а иногда … Господи прости я и сама не знаю что иногда.
В душе я поблагодарила священника за эти слова и уже намылилась покинуть свое место, как чия-то костлявая рука ухватилась за мой локоть.
– Ты куда?
Я оторопела от неожиданности, но седьмое чувство мне подсказывало, что если сейчас не совру, то непременно умру. Я поднесла свои глаза, к иконам, извиняясь перед Господом и моля его о прощении, потом повернулась к своей бабушке и с ангельским личиком произнесла.
– Я? На улицу, хочу еще попить святой водички из прицерковного колодца, а ты что подумала бабушка?
– Хорош прикидываться, шептала старушка, я насквозь тебя вижу.
– Как тебе не стыдно бабушка в святом месте и сорить такими словами.
Да уж если б кто-то незнакомый сейчас посмотрел на меня, то решил бы, что я прекрасный экземпляр воспитанности и благородства.
Но, увы, бабушка слишком хорошо меня знала, и такие мысли ей бы никогда не пришли в голову. Интересно, если я проживу, дай Бог, столько же лет, как и она, буду точно такой же вездесущей и всезнающей? Хотя чего грешить, нужно признать, что моя бабушка прекрасный человек. Она не отказалась от меня после гибели родителей, не отправила в пансион, пожалев меня и мое детство, хотя всё семейство на этом настаивало, она всеми возможными способами старалась поддержать внучку.
Воспитывая меня, она прибегала к немыслимым уловкам, чтобы оградить меня от неподходящих журналов, нецензурных телешоу, слишком откровенных интернет-сайтов, либо нежелательных знакомств. И по прошествии восемнадцати лет моей жизни, она не только заполняла пробелы в моем воспитании (в хорошем и плохом смысле этого слова), но и говорила на понятном мне языке подростков.
Я сделала щенячьи глаза, давя на жалость.
– Ну, ну, иди, попей водички. Только вместе с ней не смойся. При этих словах она выдавила такую улыбочку, что и суперзвезда б обзавидовалась.
Мне ничего не оставалось, как пойти и попить водички.
* * *
На улице благоухало лето. Солнце стояло высоко, безбожно согревая землю, я слышала щебетание птиц, которые расселись на деревьях, что окружали церковь, легкий ветерок охлаждал мое тело, слегка играя волосами, какой-то непонятный трепет зарождался в моей душе, чувство умиротворения окутывало меня. На сердце было легко и радостно.
– Не знала, что ты столь набожна, смеясь надо мной, сказала бабушка, которая вынырнула словно призрак из-за моей спины.
– Ты напугала меня, заорала я и добавила про себя, звоночки б тебе навешать.
– Скай, ты идешь?
Я улыбнулась и рванула к бабушке, как все-таки хорошо, что она у меня есть!
Миновав церковные врата, мы очутились на улице, по две стороны которою окружал газончик с благоухающими деревьями магнолии. Я люблю эту часть нашего городка здесь очень уютно, даже пение птиц кажется каким-то божественным.
Солнечные зайки усыпали улицу ярким ковром, пробиваясь сред густых листьев деревьев, которые слегка трепетали от июльского ветерка. Одни из них были больше, в какой-то мере пушистые, другие же совсем маленькие. Мне захотелось закрыть глаза, поднять руки и покружиться, только вот взглянув на улыбку бабушки, я почему-то замерла. На первый взгляд в ее улыбке не было ничего особенного, но вот мое сердце предчувствовало что-то плохое.
– С тобой все нормально? – поинтересовалась я.
– Давай сходим в парк аттракционов.
Я как будто оглохла от этих слов, в ушах бешено зазвонило, перед глазами начали прыгать маленькие искорки, а ноги стали ватными, тело отяжелело, кажется, я даже дышать перестала. Что, что произошло, хотелось мне жутко закричать. Мысли как сумасшедшие начали проноситься в моей голове, а услужливая память вытаскивала как с коробки Пандоры самые ужасные эпизоды моего детства.
В парке аттракционов за всю свою жизнь я была всего лишь четыре раза.
Первый, когда погибли родители, и бабушка чтобы хоть как-то притупить мою боль решила таким способом меня развеселить. Ведь разноцветные качели-лошадки в состоянии утешить любого ребенка, только вот вместо веселья я видела счастье других детей, счастье за которое я готова была отдать все свои детские сокровища. Дети с родителями, которые либо несли их на спине, либо вели за руку, покупали им мороженое или сладкую вату. Я слышала веселый смех этих детей, а мое сердце сжималось в ледяных тисках судьбы.
Второй поход в парк был после похорон. Очень долго шло следствие по установлению всех фактов автомобильной катастрофы, в которой погибли мои родители и только спустя две недели мы смогли устроить родителям надлежащее прощание. Меня там не было, я осталась дома вместе с дедушкой, потому что и мне с моей детской несформировавшейся психикой (это был бабушкин аргумент) и дедушке с его давлением, делать там было нечего.
Третий раз мы ходили туда, когда соседский мальчик, мой лучший друг, покидал страну, выезжая с отцом в Азию. Кристофер был первым из детей, с кем я заговорила после потери родителей. Мне тогда было десять, ему двенадцать лет. Я почти все время либо плакала, либо отчужденно сидела на качелях во дворе. Однажды я увидела, как на качели стоит клетка, в которой сидел маленький пушистый белый кролик. Я подняла клетку, чтобы поближе разглядеть зверька и увидела стикер, на котором было написано всего три слова. «Для Скай. Улыбнись». И в самом деле, я и не заметила, как мои губы приподнялись в улыбке. Иногда я думаю, что благодаря этой его ненавязчивости мы и смогли найти общий язык.
Хотя сейчас я даже и не знаю, то ли Кристофер был таким хорошим человеком, то ли благодаря тому, что он сам рос без матери (родители развелись), но он понимал меня с полуслова. Друг, который мог часами слушать, не перебивая мои воспоминания, при этом нежно похлопывая меня по плечу. Он знал, как утешить меня, когда я ревела и проклинала все вокруг. Кристофер придумывал игры для меня, тянул на пикники, но видя, что все это, ни к чему не приводит и что глаза мои все равно мертвы, он затащил меня в секцию карате, где избивая манекен я, наконец-то, смогла выпустить пар. Эго папа был чемпионом страны по карате, и надо признать любил нянчиться с нами и заодно научил, как себя защитить.
В последний раз мы наведывались в парк, когда скончался дедушка, мне тогда исполнилось пятнадцать, кажется, тогда я скорее пыталась утешить бабушку, чем она меня.
И вот опять наступил этот жуткий день. Мы шли, молча, я боялась заговорить, боялась услышать ответ, а бабушка старалась сохранять невозмутимый вид, но что-то даже в ее походке, движениях было не так, она сутулилась, хотя ненавидела это в других, было такое ощущение, что у нее целая гора на плечах. Время от времени она тяжело вздыхала.
Мы вошли в парк, так как сегодня воскресение, отовсюду доносился счастливый детский смех. Кое-где прогуливались парочки. Бабушка направилась по привычке к качелям-лошадкам, но я ее удержала, указав на первую попавшуюся скамью около нас. Я не хотела видеть этих лошадок, была б на то моя воля, я бы взорвала их на мелкие щепки или измельчила до уровня песка. Ненавижу эти проклятые качели. Я готова была разрыдаться, Боже, неужели у бабушки рак или еще какая-то неизлечимая болезнь. За что ты, Господи, меня так наказываешь, не отнимай у меня последнего родного человека.
М-да сейчас мне только Оскара и не доставало, за лучшую женскую роль первого плана.
Мои раздумья прервали бабушкины слова.
– Скай, солнышко…
И тут я все-таки не удержалась, – у тебя рак?
Бабушка округлила глаза от изумления.
– Лейкемия, не унималась я.
Ко всему этому у бабушки поползли вверх от удивления брови, и отвисла челюсть.
– Ну не СПИД же? – с легкой иронией в голосе произнесла я.
– Ах ты, глупая девчонка, разразилась бабушка, смерти моей хочешь?
– Ну, раз ты здорова, что мы здесь забыли? Пыталась выяснить я.
– То, что я хочу тебе рассказать, не касается моего здоровья, это относительно твоего будущего. То, что я должна тебе рассказать очень удивит тебя и скорей всего шокирует, только вот пообещай выслушать меня до конца, не перебивая.
– Моего будущего, ерунда то, какая. И из-за этого я должна была полжизни потерять? Господи, бабушка, умеешь же ты нагнать страху. – Не понимаю из-за чего там волноваться то? – Местный университет, замужество, куча детей.… Да как у всех все будет. Пошли домой. Да, и я хочу мороженку, у меня кажется стресс легкий, мямлила я, делая мелкие шажки к тропе из парка, чувствуя сердцем, что что-то здесь всё-таки не так. И вот так всегда, вместо того, чтобы уйти из ненавистного мне места, надо же остановиться и оглянутся, чтобы посмотреть идет ли старушка. Хотя ответ мне ведом был заранее. Как бы ни так, раз привела меня сюда, значит не уйдет, пока не скажет зачем. Ну и что же это, как не картина маслом, сидит моя бабушка словно статуя, не шевелясь, была бы это ночь, то я б со страху померла, от ее жуткого прямого взгляда, направленного прямо мне в глаза.
А был бы еще й фонарик в ее руке… ха ха ха, так уж точно, у меня б и волосы на голове зашевелились.
– Ты долго еще в облаках витать будешь?
– Хорошо, хорошо, я поняла, мое будущее бесценно, поэтому я вся во внимание, говори.
– Может, присядешь? – спросила бабушка, указывая на скамью.
– Не стоит, парировала я, мысленно говоря себе, не старенькая, постоишь, а если сядешь, так не скоро освободишься, поэтому просто из чувства уважения, подошла ближе и, нацепив маску покорности, застыла.
Тяжело вздохнув, бабушка протянула мне конверт.
– А это еще что? Ты шутишь, разве такое еще существует?
– Хватит паясничать, открой и прочти и к тому же, хоть раз в жизни послушайся меня без упрямства, присядь.
Ага, сейчас, было б из-за чего приседать, подумаешь кусок антиквариата в моей руке, размышляла я, разворачивая конверт. Нужно заметить, что он был довольно таки странным. Золотого цвета з блестящей тисненой пантерой с левого края. Что странного, так то, что был указан лишь адрес получателя, то есть я, но ни единого словечка о том, кто отправитель, или хотя бы, откуда само письмо.
И вот что ожидало меня внутри, ну да ничего особенного как мне показалось на первый взгляд, сложенный листок бумаги, кроме того, что дорогой и красивый листок, а так, письмо письмом, и из-за чего тут такая суматоха? Но вот только начав читать письмо мне показалось, что земля уходит из-под моих ног:
Здравствуй родная!
Как твои дела, мой ангел? Как ты прожила ети годы без меня? Я знаю, что у меня на самом деле нет права тебя об этом спрашивать и что ты имеешь полное право ненавидеть меня и проклинать. Наверное, надо сказать самое главное…
Я… жива… – твоя мама.
Прости, прости, умоляю, прости. Умоляю и понимаю, что ети слова, они ничтожно малы в сравнение с той болью, которую я тебе причинила. Я была неправа, я была плохой матерю, я…
Прости, но я очень хочу
Дальше читать я не стала, не хотела, не могла, по моим щекам ручьем катились горькие слезы обиды и предательства, ноги меня не слушались, и я присела, как так? Вертелось в моей голове. Как? Она жива? Я не сирота? Отец, он, тоже жив? Они просто бросили меня, словно ненужного и нежданного щенка. Я чувствовала, как у меня начало трястись тело, а рука в судороге сжимала проклятое письмо, хотелось кричать, от того, какой невыносимый груз упал мне на сердце.
– Скай, услышала я словно где-то издалека, – родная, я подняла на бабушку глаза.
Не думаю, что она ожидала такого спокойствия от меня, не считая моих слез, наверное, она настроилась на крики, истерику, психоз, но уж точно не на немой вопрос в моих глазах, который так и гласил – почему?
– Скай, решила продолжить бабушка, после минутного молчания, – я не буду ничего говорить в защиту соей дочери, твоей матери…
– Она мне не мать! – глухо прорычала я, не мать она мне и никогда ею не станет, так что перестань ее так называть…
– Хорошо, хорошо, тут же согласилась бабушка, я повторюсь, я не собираюсь защищать Анжелу, но и обвинять права ее не имею. Я должна покаяться перед тобой, но не она, слышишь родная, не она.
– Что ты имеешь ввиду, спросила я.
– Я хранила эту тайну долгих десять лет, и, наверное, настало время все тебе рассказать, если уж быть совсем откровенной, то это время настало еще четыре, а той пять лет тому назад. Как я была не права, теперь я это понимаю, как понимаю и то, что правда всегда выплывает наружу, и у меня не было права так упорно ее скрывать. Прости меня. Так вот, десять лет назад Анжела и Оливер загубили свой брак. Анжела отдала себя полностью семье, а Оливер роботе.
Казалось бы, все, так как у других, но вот тут и начинается то, что не у всех других, у твоего отца была еще одна семья, еще одна жена и еще один ребенок. И вот двадцать второго января, он ушел от Анжелы, от тебя, из этой семьи, чтобы быть с той, другой, наговорив перед тем твоей матери, прости, Анжеле, сразу исправила ошибку бабушка, увидев, как в моих глазах загорается ярость, много обидных речей. Не знаю или на это была Божья воля, когда Он услышал горькие рыдания Анжелы, или просто судьба его была такой, но твой отец разбился вместе с той другой семьей, когда они ехали к его родителям.
Не могу сказать, что я очень горевала или убивалась за тем, кто поломал жизнь моей дочери. Но она переживала так сильно, что все кончилось больницей и перерезанными венами, и в тот момент я приняла самое важное и жестокое решение в своей, дочкиной и твоей судьбе. Понимая, сколь Анжела эмоциональна, я отправила ее на отдых. Так я объяснила ей суть ее столь мгновенного отъезда, тем временем готовя знакомство в слепую с ее нынешним мужем, с тем, кому я безумно доверяла, потому что он сын моей близкой подруги, с которой я пережила в этом мире больше боли и трудных минут, чем со своей родней.
Так вот, я ее практически выдворила из дому, из города. Когда отдых подходил к концу, я ей категорически запретила возвращаться, пригрозив своей смертью и твоей заодно.
Я решила все за неё, взяв с нее клятву, что до твоего восемнадцатилетия, она будет мертвой для тебя.
Сказать, что у меня был шок, это ничего не сказать. Мне казалось я либо сплю, либо читаю один из бабушкиных развлекательных романчиков.
Что мне делать, как так, бабушка была в корню неправа, но мать, как можно было за столько лет ни разу не попробовать увидеть единоутробное дитя, как можно было так очерстветь. Этот вопрос я и задала бабушке.
Как выяснилось милая старушка, ну вот, я кривлю душой, ведь как оказалось на самом деле, никакая она не милая, так вот она, видите ли, высылала мои фотографии, рисунки, стишки. Я была в шоке, да моей любимой бабке в шпионы прямой путь со столь прекрасным умением лгать. Ведь она столько лет находила самые невероятные отговорки по поводу пропажи столь любимой мной собственности.
Так, как я ушла с головой в себя, то не сразу расслышала то, что сказала дорогая Сесилия, а это было одно единственное слово, которое очень медленно, но все же достучалось до моего сердца. И это было безумно жестокое слово. – Уезжай.
– Куда? Странно, но я поступила как наивная девочка пяти лет, не спросив даже зачем, почему, что я сделала не так, выгоняет ли она меня…
– В Сан-Франциско.
– Куда?! – заорала я.
Здравствуй новая жизнь
Что-то кончается, что-то начинается,
и у жизни нет четко прописанного сюжета…
Завтрашний день…
каким он окажется, неизвестно,
но главное – что он все-таки будет.
Олег Рой, Екатерина Неволина.
Препираться мне все же не дали. Как только август вступил в свои права, меня живенько упаковали и выставили, пожелав счастливого пути и попросив зря не беспокоить. Усадили на самолет.
Сказать, что я боялась, это значит крупно солгать. Я не боялась, не по тому, что у меня нет инстинкта самосохранения, он есть, просто факт перемен в моей жизни был столь фантастичным и шокирующим, что он еще толком не дошел до моего заторможенного, благодаря милой старушке, мозга. Как она могла? Этот вопрос все время вертелся в моей голове. Да как такое вообще могло произойти. Выставить родную внучку из дому, да где такое вообще видано.
Второй вопрос, который грыз мою душу, звучал так: «Что меня там, в Сан-Франциско ждет?».
Хотя, надо признать, что так меня еще никто и нигде не встречал, да что я говорю, я ведь и толком никуда не ездила в одиночку, не считая школьных экскурсий, и то меня всегда по возвращению встречал дедушка, а когда его не стало, то эта ноша легла на бабушкины плечи. А тут не то, что чужой город, так еще й неведомо как я узнаю, к кому я должна по прилету идти. Хотя благодаря бабушкиным обнадёживающим словам, волноваться мне не о чем, меня узнают, а я пойму уже на месте, что к чему. Пока я летела в самолете, то решила все же проверить сплю я или не сплю.
Летела я первым классом, это что то, я разглядывала все вокруг, ведь до этого я видела самолеты только в кино, либо высоко в небе над головой. Да, благодаря телевиденью, я знала приблизительно, что меня ожидает внутри этой железной птицы, но это, как оказалось, и в самом деле было приблизительно.
Салон первого класса был большим, но всего-то на девять мест. Кресла – большими и безумно удобными, так что мне и дома захотелось б иметь такое же. В каждого пассажира отдельный телевизор, вмонтированный в специальную выдвижную панель. Одеяло и подушка в другой боковой панели, сегодняшняя пресса в маленьком отделении на ручке кресла. Честно говоря, впервые присев на это кресло, мне захотелось разуться и влезть на него с ногами, уютно прислонившись к спинке и надо признать, что только предупредительный взгляд стюардессы меня от этого удержал.
Так вот, почувствовав всю эту воздушную роскошь вокруг себя, я решила удостовериться, что не сплю и единственный наиболее эффективный метод, который пришел мне на ум, был метод ущипнуть какую-то часть своего тела. Пострадала рука, на которой теперь красовался средних размеров синяк, ведь как говорят, доверяй, но проверяй, а я, что я, я не то, что проверила, так еще й перепроверила, а то мало ли что, вдруг я крепко сплю, и с первого разу просто не проснусь. Но как оказалось, не спала. Сколько времени мы летели, не знаю, но вдоволь налюбовавшись проплывающими за окном облаками, я все же уснула.
Растолкал меня какой-то тип, даже не стюардесса, а пассажир, которому видите ли, мой сон приносит дискомфорт. Сначала я хотела, как воспитанная девушка извиниться, но этот тип перешел на личности, сказав в конце своей тирады, что слоны, и те, наверное, тише спят.
Я проснулась в один момент, но так, как этот хам уже успел отойти на приличное расстояние от моего кресла, мне ничего не оставалось, как вернуть ему долг физической расправой над ним. В этом мне помогла вышеупомянутая подушка, которая полетела в него, как только он сел на свое место.
Припечатала она его славненько, взбив при этом идеально уложенные волосы.
Он, конечно же, хотел мне ответить той же монетой, судя по лютому взгляду, только вот пилот опередил его, уведомляя всех о посадке. Стюардесса сразу же напомнила всем пристегнуть ремни безопасности, что мы и сделали.
Осознав, что полет окончен, а за дверью самолета меня ждет неведомая мне жизнь, я просто была в ужасе.
Спустившись в центральный холл аэропорта, заметила, как мое тело бьет мелкая дрожь, руки трясутся, а в сердце поднимает голову паника.
Но стоило сделать несколько шагов, как я увидела огромный плакат, который держали три человека, и на котором красовалось мое фото и имя. М-да, оригинально. Машинально направившись в сторону встречающих, я уже было собралась спросить у одного из трех мужчин, что я должна делать дальше, как мне на спину легла чья-то рука и в ухо томно шепнули, привет крошка. Благодаря годами отработанной практике с Кристофером и не только, рефлекс не заставил долго на себя ждать, и наглый тип полетел через плечо, к изумлению всех окружающих.
Через секунду-вторую ко мне подошел мужчина лет шестидесяти, в черном костюме, в идеально начищенных туфлях, с зонтиком в руке. И только тут я заметила, что на улице льет дождь. Видимо, я была столь сильно погружена в себя, что только благодаря нахалу, который сейчас разглядывал пол, смогла прийти в себя.
Мужчина, который мне кланялся, выпрямился и протянул руку. Меня зовут Томас, а вы как я не ошибаюсь леди Скай. Как полет, надеюсь, вы не очень устали, мы рады приветствовать вас в Сан-Франциско.
Это было сказано мне, пока он держал меня за руку. Но уже в следующую секунду моя протянутая рука пустовала, а милый седовласый джентльмен, с усиками как у Еркюля Пуаро и улыбкой, как у моей бабушки, что уже само по себе не предвещало ничего хорошего, развернулся в полуобороте к парню, который успел сменить лежачую позу на сидячую.
– Простите мой господин, сказал старик, но мне кажется, что вам лучше встать. И он протянул руку сидячему олуху. М-да, слов нет, одни мысли. Это ж надо так разбаловать какого-то придурка, чтоб он уж и встать самостоятельно не мог. Парень уже собирался было протянуть руку Томасу, но увидев мой скептический взгляд, решил, видимо, все же подняться сам.
– Простите юная леди, это Томас уже мне, – этот молодой господин иногда забывает о правилах приличия, но в основном он безумно милый, добрый джентльмен. У меня даже лицо после последних слов перекосилось.
– А и о Боже, я чуть самого головного не упустил, продолжал Томас, – позвольте представить вам этого юношу, это ваш сводный брат…
Теперь у меня еще й глаза на лоб поползли от удивления.
– Он мой кто?! – перебила я тираду дворецкого.
Но, Томас видимо был слишком хорошо вышколен, если даже и виду не подал, что его вся эта сцена забавляет. Он повторил мне таким же сдержанным тоном, – ваш брат. Значит, я не ослышалась, а жаль.
Дальше мы вышли из аэропорта, мои чемоданы бережно подхватили, меня саму проводили, ласково указывая направление. На улице нас ожидал лимузин. Сев в него, я не проронила ни слова, была в таком шоке, что моя челюсть, наверное, на полу валялась в качестве дополнительного автоковрика. Братец ехидненько улыбался, рассматривая меня и в тот же момент, оценивая, словно кобылу на рынке, а Томас невозмутимо молчал, давая мне возможность в очередной раз прийти в себя.
Ты – король
И ночь твои владения…
Николь Солер
– Привет
– Привет, как долетел?
– Да нормально, не считая некоторых нюансов. Кстати, рад вас видеть, а почему вас только двое, где Эльдар?
– Даниель, ты о чем, ты на часы смотрел? – закатил глаза Натан.
– Ну да, время позднее…, улыбнулся я.
– Хватит ржать, уходим, ми с Этаном приготовили сюрприз для тебя.
– В самом деле? – удивился я. – Надеюсь этот сюрприз не 90-60-90, как в прошлый раз.
– Нет, мы учли свой промах, поэтому Натан придумал кое-что получше, подмигнул мне Этан.
– Да, и тачку твою мы еле пригнали, ты на черта такой сложный пароль на гараж поставил? – возмутился Натан.
– Ладно Натан, не бесись, я думаю это он сделал для того чтоб мы себе голову поломали, успокаивающе хлопнув друга по плечу произнес Этан.
– А вы ее себе ломали? – изумился я
– Нет, заржали эти оболтусы стройным хором, направляясь в сторону выхода из аэропорта.
– Что серьёзно, по вашим минам я чувствую, что мне это обойдётся почему-то в кругленькую суму. Этан, ну стой, это ты ведь, да? Что ты сделал?
– А чего ты от меня ожидал? Ненавижу головоломки, и ты это знаешь, я эту чертову дверь попросту снес, как само собою разумеющееся высказался приятель.
– Вот блин, заорал я, но поняв, что привлекаю к себе лишнее внимание, сжав кулаки, намереваясь, успокоится, – ладно идем, сказал я, – тем более что после боя нет смысла махать кулаками. Ухватив чемодан, я обогнул друзей, намереваясь поскорей добраться домой, и оценить нанесенный моему карману ущерб.
– Вау! Вот это бросок! Ты видел, ну и девчонка, воскликнул Натан у меня за плечом.
– А мне парня жалко, вот это позор! – заулыбался Этан.
– Вы о чем? – не понял я и обернулся.
– Ты как всегда девушек не замечаешь, смотри вон там девчушка парнем, словно тряпкой по полу запустила.
– Не удивительно, воспитания ноль, а что такое манеры она и представления отдаленного не имеет.
– Даниель ты хочешь сказать, что ты с ней знаком. Хотя она очень миленькая.
– Натан, дружище напомни подарить тебе очки. Каким местом она миленькая, храпит как слон, подушкой швыряется, неугомонная словно обезьяна…. Ей хватит смеяться, я вам не клоун.
– Ты б себя видел.
– Ага, не помню, когда б ты заводился вот так с полуоборота.
– Да с чего вы это взяли, было б из-за чего мне заводиться.
– А мне она кажется довольно таки симпатичной. Длинные каштановые волосы, красивые большие глаза, брови, словно тоненькие ниточки, губы алые как кровь, кожа белая как снег…
– Я понимаю, что тебе нравится все приукрашивать, но Натан, это не Белоснежка, это чумазая замухрышка. В спортивном костюме, с гнездом на голове и с неуклюжими руками и ногами. Все, довольно я ухожу, а если вам так нравится этот цирк, то милости прошу, а меня увольте.
Не бойтесь в жизни перемен,
Тем более – неотвратимых.
Они приходят в тот момент,
Когда они – необходимы
Арина Забавина
Мой шок, когда мы подъехали к дому, плавно перешел в истерику, стоило мне только взглянуть на ети хоромы. Это был не дом, это была то ли вилла, то ли замок в три этажа. Как только мы подъехали к воротам, первое, что я увидела, был охранник, который проверил наше авто, уж не говоря, о других охранниках, которые мелькали за деревьями, с милыми щеночками, порода которых пугала сама по себе.
–Как тебе наши доберманчики? – спрашивал мой братец, явно наслаждаясь моим недоумением. Не волнуйся, они ласковые, все еще забавлялся он. А телохранители милые и покладистые, пока ты не попробуешь сбежать. Угу, улыбнулась я про себя, значит, он уже пробовал, вот баран, да кто забегает с таких хором, разве что глупец, ну или тот, кто сюда силком затащен, то есть я.
Подъехав к центральному входу и взглянув в окно, я увидела шеренги слуг на верхних ступенях дома и мою новую семью, на первой.
Надо признать моя мать просто бомба. А я то ожидала красивую женщину средних лет, которая увидев меня, упадет то ли в обморок, то ли в депрессию. Но та женщина, которая поспешила мне на встречу, стоило только открыться дверце лимузина, на вид мне в сестры годилась, но никак не в матери.
О таких, как она говорят знойная блондинка. С такой внешностью ей прямая дорога в модели, ноги от ушей, фигурка 90-60-90, улыбка – мечта стоматолога. Волосы платинового оттенка, которые ей доходили чуть ниже плеч, глаза большие, зеленые.
Ну вот, в сравнении с ней я себя прям замухрышкой какой-то почувствовала, а когда она еще й радостно завопила: «Скай, девочка моя, как же я рада тебя снова видеть» и бросилась ко мне со всех ног, а это, скажу вам, было совсем, не просто, взяв во внимание ее наряд. Одета она была в платье серебряного цвета, до колен, облегающее, но не сильно, грудь наглухо закрыта, плюс ко всему, на платье был воротник, густо усыпан перлами нежно-кремового оттенка. Платье без рукавов. Руки длинные и красивые, с идеальным маникюром, от чего мне захотелось спрятать свои себе за спину.
Так вот, платье мне сначала показалось строгим и стильным, без намека на какую-то там сексуальность. Но вот стоило ей спуститься с лестницы мне на встречу, как высокий и статный мужчина ее окликнул. Моим глазам открылась полностью голая спина Анжелы, а если к этому образу еще й припомнить красивые босоножки, где-то так на двенадцатисантиметровой шпильке, то сказать, что у меня отвисла челюсть при встрече матушки, это еще ничего не сказать.
– Анжела, родная, я понимаю, ты безумно ждала этой встречи, но не надо пугать ребенка. Эти слова принадлежали высокому, статному мужчине с красивыми голубыми глазами и улыбкой ангела.
Когда я впервые услышала об отчиме, то разозлилась, и как мне казалось, возненавидела его, хотя и не за что было, ведь это отец разбил нашу семью, а не мать. Но вот увидев отчима, я поняла, что злится мне не от чего, что он совсем не такой, как я себе напридумывала. Не злой волк и не монстр.
Одет он был в белую рубашку, небрежно, как могло б показаться и, наверное, должно казаться на первый взгляд закатанную на рукавах и распахнутую на две пуговицы на груди, и в брюки в цвет маминого платья. На руке красовался Ролекс. А волнистые волосы, были незатейливо уложены, наверное, с помощью геля, назад.
– Виктор, что за глупости, родной, как я могу ее испугать, и она бросилась мне на шею.
Наверное, мой отчим и братец привыкли к такому поведению Анжелы, потому, что сразу пришли мне на выручку.
– Мамочка, дорогая моя – пел словно соловей, братец, Скай наверное устала, пропотела…
Хорошо, что не провоняла, подумала я, от чего мне захотелось прибить этого напыщенного оболтуса еще разочек.
– Ей нужно отдохнуть, принять душ, осмотреться и хоть немного адаптироваться.
– Но…, хотела, было, Анжела возразить, как Виктор тут же перехватил инициативу у сына, наступая по всем фронтам.
– Помнишь, ты говорила о сюрпризе для девочки, только вот…, и он смерил, очень медленно, меня взглядом.
Я уже готова была закатить скандал, как Анжела в мгновение ока отпустила меня, подхватила Виктора под руку и, помахав мне с братцем на прощание, сказала: «Дерек, позаботься о сестренке».
Угу, так вот, как зовут братца-осла, обрадовалась я про себя, а то ведь нас так толком и не представили друг другу. Ему-то от этого было ни холодно, ни тепло, мое имя он знал, но вот мне было не по себе, ведь не могла я обращаться к нему «ей ты».
Хотя если быть честной, то я могла, но тогда он сможет сказать, что у меня нулевое воспитание, а это уже камень в бабушкин огород. Так вот, бабушку я опозорить не могла никак.
Пока я копалась в своих раздумьях, то и не заметила, как братец, ухватив меня за руку, поволок к парадному входу в дом.
Еще только подъезжая к этому великолепному зданию, я не могла налюбоваться его величеством и красотой. Хоть я и мало что понимаю в архитектуре, но как мне показалось, в этом строении переплелась строгая современность, с грациозной античностью и помпезным барокко. Центральное строение было белоснежно белым, в три этажа, с двумя башнями по углам, одна из которых имела стеклянный купол, а вторая, как со временем я узнала – бассейн. Из-за башен, с обеих сторон дома виднелись острые куты следующего здания.
