Текст книги "С философией о жизни"
Автор книги: Вера Нейская
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Манкурт
Поэма
(Легенда по мотивам произведений
Чингиза Айтматова « И дольше века длится день»)
Словарь – ключ
Сарозеки – пустынные земли киргизских
степей.
Найманы – племена коренных жителей
сарозек.
Жуаньжуаны – варварские племена
завоевателей
Эдиль – Волга.
Доненбай – 1. имя уважаемого воина;
2. имя птицы.
Найман-Ана– имя жены.
Жоломан – имя их сына, означает: будь
здоров в пути.
Акмая – имя белой верблюдицы.
Манкурт – раб, лишенный прошлого.
Ана-Бейит – а) сарозекский пантеон;
б) материнский упокой.
Шири – шапка из выйной шкуры верблюда.
Оскол – отколовшаяся часть чего-либо…
Пролог
1
Легенда, старая как мир,
И страшная, как ад,
Однажды потрясла меня,
Исторгнув СМЕРТИ яд.
Тысячелетия на земле
Идём мы рядом с ней.
И с ней несём
Короткий век
Свой страх и горечь,
И борьбу за каждый
Новый день.
Пугает нас змеиный взгляд,
Грозящий укусить.
Пугает меч над головой,
Готовый поразить…
Пугают взрывы и пожар,
Готовый поглотить…
А войны вечные землян,
Как ПИР у ней и бал,
Жизнь забирают у людей
ПРИВЫЧНО –
Каждый день…
2
Но есть иная в мире смерть,
Что телу не грозит.
О ней сейчас вам расскажу,
И разум ваш к ней обращу,
Здесь о духовной смерти речь
Я с вами поведу.
Возможно ль, душу поразив,
Сознание с сердцем – разделив,
И сына, брата и сестру,
А может, целую страну
Без воин поработить?
Возможно ль, вовсе извратить
Сознание, памяти лишив?
3
Возможно ль
Разум помутить, а следом
И любовь убить,
Что в сердце у тебя
Надеждами цвела?
И всё ж остаться жить?
Что может быть страшней судьбы –
Забыть и родину, и мать?
Забыть и племя, и глаза,
Любившие тебя?
Своей истории не знать,
Не чтить ни деда, ни отца,
И навсегда
РАБОМ остаться у ВРАГА.
4
Легенда отвечает – да.
Была методика одна.
Давала результат такой,
Чтоб предан был вам раб живой.
И в древние века
Умели люди впрямь
Так колдовать и врачевать,
Изъяв души Оскол,
От воина чтобы навсегда
Лишь плоть послушная жила.
Покорною она была…
Безропотно себя даря,
И сея смерть, и убивая,
И сострадания не зная…
5
И что ж такое – человек,
Лишённый родовых корней,
Лишённый знаний о себе,
И о родной ему семье:
О детстве, юности, друзьях,
О радостных, весёлых днях;
О бедах, может быть, ужасных,
И о последствиях не ясных;
О предках, в памяти живущих,
Их подвигах, и наставлениях,
И о местах захоронения,
Где упокоился их прах,
Но тени ждут вас по сей час…
Каким же станет человек,
Лишённый прошлого видений,
Не избежать душе смятений…
6
Не зомби он – манкурт.
Не сын он, не отец,
Он не защитник, не герой,
Но всё ещё живой.
В легенде старой, как наш мир,
Узнала я о том,
Как умер воин молодой,
Оставшись всё ж живой….
В душе такой где место есть
Таким понятиям, как честь?
Как совесть, сострадание
И Бога почитание?
Как можно было сотворить
Такое вот создание?
7
Откуда знания пришли
В те древние века
О тайнах мозга и души?
И как же, в диких племенах,
По технологии одной
Печатались рабы гурьбой?
И раб ли этот человек,
И свой ли проживает век?
8
В живой природе не найти
Подобного сему.
И вандализм, и варварство
Бледнеют – трепеща,
Взирают в ужасе они
В манкуртовы глаза
И ад пред ним склонил главу,
А рай – в оцепенении.
Как можно сотворить себе
Живого робота-раба?
В рассудке потрясение,
И море сожаления…
9
Нередко слышим мы сейчас
И в наш «гуманный» век
Зовут манкуртами подчас
Кого-то, где-то здесь.
А так ли это или нет –
Тебе решать, мой человек…
Забыл по жизни иногда
Такой "герой" родню,
И землю бросил он свою,
На произвол – страну.
Другой – в угаре рушит всё,
Что предками дано,
Что завоёвано в боях,
Что жизнью принесло.
10
Работает такой манкурт
В чужом, ином краю,
Иным он служит там Богам,
Переиграв судьбу.
В другой, далёкой стороне
Живёт и там творит,
И если что – ужель и он
Предаст свою страну?
Предаст историю, народ,
Предаст и деда, и отца,
И мать не пощадит.
Предаст свою родную кровь –
Как бы родившись будто вновь…
Разрушит города,
Не пощадив дитя…
Врагом вернётся тот манкурт,
И оправдать нельзя?
Не робот он, а человек,
А в прочем, вот легенды след.
Чингиз Айтматов записал,
И нам её пересказал.
Часть 1. Жоломан
1
Когда-то, в древние века –
Уже потерян след –
На Сарозеки ворвалась
Жуань-жуанцев тьма,
Жестока и слепа….
Обширные кругом луга
Весною травами цвели,
Сверкала по утру роса,
Смотрелась нежно в небеса,
Поила мака лепестки,
И исчезала – не взыщи.
2
От жара солнца, через час,
Звенело небо,
И мираж маячил впереди….
Как туча страшная он был,
И суховеем чёрным слыл,
Беду найманам разносил.
Жуань-жуанцев племена
Так отражали небеса…
3
Как та роса, исчез и мир
С нашествием врага…
Как саранча, те племена
Сметали всё кругом.
Пленяли женщин и детей
Для рабства – на торги.
И пополняли тем легко
Пустые кошельки…
4
Так бесконечно, по пути,
Разбой творился по степи.
Жуань-жуаны, как шакалы,
Голодной налетали стаей,
Пылали юрты и бои
Лишь к ночи гасли,
Как костры.
Пришельцы лютую войну
С найманами вели
За пастбища колючих трав
Верблюжьих диких стад.
И за ночлег, и родники,
Дары колодцев у горы…
5
И клали головы свои
Найманов войны по степи.
И кровь там орошала пыль,
И пищею была.
Там пировал голодный барс,
Шакал не отставал.
И грифов стая, как всегда,
В компании была.
6
Но жуткою была судьба
Пленённых воинов – мужчин.
Для них жуань-жуаны припасли
Особый ритуал.
В нём, из полдюжины бедняг,
Восстанет лишь один.
Один увидит солнца луч,
И сарозеки, и луну,
Но вот признает ли душа
Ту мать, что воина родила?
7
Манкуртом становился он –
Лишённый знаний – раб.
Да раб ли – он?
Как распознать?
Возможно ли его понять?
С ним рядом жить…
Беду делить,
Поверить и любить?
Охраны ставить ни к чему,
К такому воину-рабу,
И цепи не нужны.
Манкурту – роботу всю жизнь
Желания чужды.
8
Коль знаний нет –
Ты чистый лист.
Хозяин пишет жизнь.
И чувства нет, эмоций нет,
И нет самой души?
Мечтать лишь можно о таком
Рабе послушном и немом…
Лишь кукла он, живая плоть
И более – ничто.
И соплеменники его
Не жаждали спасти.
9
Такой – чужим среди своих
Скитался иногда,
Волчонком взгляд его блуждал
И никого не признавал.
Сидел он в стане у костра,
Отравлена его душа.
А в сердце бедном у него
Живёт и мышью гложет
ЛОЖЬ,
Смеясь исподтишка…
Что в голове его творится?
Приказ какой где-то гнездится?
И на кого его рука
Обрушит гнев свой и когда?
10
Но как в те давние века,
Творили биороботов
Из пленников своих
Жуань-жуанов племена?
Вот что легенда говорит.
Не лжёт она, она кричит!
А ты послушай и пойми…
Урок в наш век ты извлеки…
Манкуртов в мире не плоди.
11
Не становись одним из них,
С обманом, ложью не мирись,
Детей своих ты береги.
Свет истины ты им неси…
Люби и предков почитай,
Своё ты в мире место знай.
Ты не один, не сам пришёл,
Тебя отец в сей мир привёл…
И смотрит на тебя с небес
Твой дед и прадед –
Не позорь ты след
Истории семьи,
Своей земли, своей страны…
12
Так вот, легенда говорит,
Однажды, в битве, был пленён
Совсем младой найман.
Он сильным и отважным был,
В бою летал, как ураган,
Искусным воином он слыл
И не щадил врага,
А в храбром сердце у него
Любовь и преданность жила,
Горела юностью, цвела,
Мечты о счастье даря…
13
И имя дал ему отец,
Едва тот появился в свет,
Оно давно припасено в сознании,
В сердце у него.
Мечтал и сына ждал отец,
Вот и родился, наконец,
Так долгожданный удалец: -
Ты ЖОЛОМАН, -
Сказал отец. -
14
А имя значило его –
"Здоровым будь в пути"…
Чтоб духи немощи
Его повергнуть не смогли.
И где б ни был,
Чтоб никогда не знать ему
БЕДЫ.
Все горести и раны чтоб
Его бы обошли…
В пути рождённым мальчик был,
И сыном был вождя.
И власть, и счастье впереди
Пророчила судьба.
15
Большой у племени найман
Тогда был переход,
Отстать не мыслил даже кот.
Дорогу ли найдёт?
Но вот родился Жоломан,
И каждый в племени том встал,
И прерван был его поход.
Три дня был пир,
И ликовал, и праздновал народ.
Не просто мальчик в мир пришёл,
Пришёл его герой…
Взглянул на мир, заголосил –
Не буду я немой…
16
И гордым был глава – отец,
И радовалась мать…
Наследника им бог послал,
И племени найман…
Любимым сыном Жоломан
Поднялся, возмужал.
Отец по жизни его вёл,
Учил, оберегал…
Он воином рос среди друзей,
Не знал ни боли, ни тоски,
И ни предательства, ни лжи....
Был стоек сердцем,
И народ любил свой от души…
17
И в страшный день тот
Роковой -
Нашествия врагов –
В одном ряду с отцом он был,
И бился рядом с ним.
Их было, словно саранчи,
И взглядом не объять,
Но Жоломан их не считал,
Не зрел за горизонт,
Сражался, словно юный барс,
Забыв про страхи и богов…
Отвагою кипела кровь.
Натягивалась тетива,
Стрела разила в грудь врага…
18
Вот впереди упал отец,
И быстро он нашёл конец.
Со всех сторон его друзья,
Кто ранен, кто уже убит,
Кто в муках корчится – вопит…
Врагов жестоких здесь не счесть,
И саблей не посечь…
И силы не равны,
И раны глубоки…
И как ни бился б Жоломан –
Исход борьбы один,
А по степи
То тут, то там
Сражается Найман…
19
Но верен чести он, отцу,
И долгу, и друзьям.
Он защищал свою семью,
И племя, мать свою.
Он землю защищал свою,
И право – быть живым,
Свободным, молодым…
Пока он лук держал в руках,
Пока в сознании был,
Разил он лютого врага.
Явив отваги чудеса…
Но рана кровью залилась,
Туманом застило глаза –
И пленным стал он у врага…
20
Проигран бой на этот раз,
Найманы отошли,
Растаяли, рассеялись
Кто смог,
В родной степи.
Укрыли сарозеки их –
Попробуйте найти…
Но многие добычею
Попали в стан врагов…
Пригнали, словно стадо, их,
В колодки заключив…
С другими пленными добрёл
И Жоломан сюда.
Какая пытка и когда
Неотвратимо здесь ждала?
Он ранен был и убежать
Не смог, стряхнув оков.
21
Пришла Луна, ушла Луна,
А жизнь в краю врага текла.
И рана больше не болит,
И ясна голова,
Но какова ж его судьба?
Что ждать ему грядущим днём,
И ночью где ж его найдём?
У пленников короткий век.
Тяжёлый труд и горек хлеб,
А плеть хозяина тонка,
И рядом с ней раба спина…
И вот однажды, по утру
Жуань-жуаны привели
Верблюдицу в свой стан.
22
Обрили головы найман
Со тщательностью всей,
Как полированный орех
Та стала, ты поверь…
Стреножили, как барсов, их –
И отвели свой взор…
Словно немой укор.
23
Наш Желоман не знал вины,
Работал, воли не искал…
Не посылал в свой стан послов,
И выкуп не просил…
Лишь взгляд красивых, тёмных глаз
Те чувства выдавал,
Когда пленённый Желоман
С тоской на сокола взирал,
Что в небе крылья распускал,
Свободно в облаках парил,
И гордый клич врагу кидал…
24
А между тем,
Настал верблюдицы младой
Теперь последний час,
Ещё немного и она
Лишится жизни на глазах
У пленников – найман.
Дрожала в воплях та – глуша
Предсмертный жизни вздох.
В той пытке ей сыграть дано
Ужаснейшую роль:
Возьмут у ней там вый парной,
Другую жизнь ему дадут,
Вживив в иную плоть.
25
И будет раб, носящий вый,
Манкуртом дальше жить,
И жизнь растянется на год,
А там ещё один, ещё –
Избавит только смерть…
Но знает ли она,
Что мёртвого взяла?
26
Не знал наш юный Жоломан
К чему весь этот ритуал,
И к смерти был уже готов,
В душе призвав свою любовь…
В его то годы умирать?
Отца он начал вспоминать…
Отец давно в иных мирах
Блуждает с предками сейчас.
Возможно, встретится он с ним
И будет там уж не один…
27
И пред глазами Желомана
Вдруг вспыхнули глаза отца,
Его улыбка зацвела: -
Не бойся, сын – жизнь такова, -
Как будто тот ему шептал,
И страхи в сердце усмирял…
Но поспешил на этот раз
Несчастный пленный Желоман
Здесь с жизнью проститься,
Как и соратники его,
Найманы – земляки его.
28
Найманы смотрят в изумлении –
Жуань-жуаны вый несут,
Ещё он тёплый и парит….
К чему такие хлопоты?
Что хочет враг на этот раз?
Ужель пришёл последний час…
А в стойбище царит возня,
Обыденная кутерьма…
Те к пленникам подходят,
И быстро, ловко, и умело
На чистый череп Жоломана
Натягивают вый парной,
Как будто тот ему родной…
29
Найманам непонятно.
Чуть – чуть тепло,
И будто бы приятно
Верблюдицы коснулся вый
И намертво пристал –
Теперь он панцирем их стал.
Что будет дальше?
Как понять
И можно ли тот вый содрать?
Освободиться, а потом,
Возможно, и сбежать?
Надежды в сердце Жоломана
Чуть теплились, росли,
И к юрте матери несли…
Но знает кто,
Что приготовила судьба,
И какова
Жестокость лютого врага?
30
Жуань-жуаны
На пленников, смеясь, взирали,
Надежды их, ровно, читали.
И не закончен ритуал,
Пока свобода есть в движении,
Пока владеют те руками
И богом данными – ногами…
31
А Жоломан заволновался,
Душой своею – испугался…
Он понял вдруг, надежды тщетны.
Несут колодки их враги.
Свобода ж – только миражи…
И вот продолжен ритуал,
И с ним лишилось воли тело,
Да и кому – какое дело?
32
Жуань-жуаны,
Пленников несчастных
В колодки шейные искусно
Заключив,
Подняли всех стреноженных
Найманов
И в сарозеки унесли.
От стойбища подальше своего,
Чтоб крики дикие
И вопли обречённых
Лишь там, вдали,
Терзали тишину…
И не мешали жить здесь
Никому.
33
Теперь пытать найманов будет там
Сама природа,
И Зло само обрушится с небес,
И муками одарит юность.
И сколько им терпеть,
То нам не счесть.
Ужели ж провидение оставит,
Не взглянет и не навестит,
Забыв о благости прощения,
И о пределах искупления…
34
А Солнца лютая жара,
Разделит казнь без сожаления…
И тогда
Дух верблюдицы младой
Отнимет ум, и память их
Возьмёт с собою,
И унесёт в миры иные,
Нам не известные, чужие…
35
Очерчен круг.
Пройдёт неделя адских мук.
И за оставшимся в живых
Придёт жуань-жуанец,
И если есть живой, не труп –
Его он отогреет,
И выходить сумеет.
Он призовёт искусство тёмных сил -
Пусть этот свет уж пленнику не мил,
Но жить заставит подлый враг,
И проведёт сквозь время и врата,
Пусть кто-то скажет: –
Это чудеса… -
36
Вот первый день
Лежит тот Жоломан,
Средь земляков своих – найман.
И руки затекли, и ноги,
На солнце быстро сохнет вый,
Врезается своею мертвой хваткой,
Капканом голову сжимает,
Чужая плоть, та жалости не знает…
37
А губы трескаются в кровь –
И в ранах те, как были, вновь.
И просят капельку воды
У солнца и самой земли…
Но в сарозеках суховей
Гуляет в полдень, глянь,
Проверь…
38
Никто не даст тебе воды…
И не мечтай, и не проси
Даже богов,
И их земли…
Быть может, небо снизойдёт,
И тучею с водой придёт?
Но как же боги далеки,
Не слышат вопля их души…
39
И пытки дни текут
В пустыне,
И в полдень адская жара -
Она одна -
Мираж с водою принесла.
А кругом
Всё так же жаждет,
Как и он.
И хочет пить
Пожухлая трава,
Колючками она вся обросла.
А камень
Лопнуть от жары готов,
Горячий он,
Совсем, совсем иссох.
Песок сверкает и слегка шуршит.
Под ветром с пылью он
Куда спешит?
40
Кто пытку изобрёл такую,
Жестокую, безумную, лихую?
Здесь жизнь и смерть
Сошлись на грани…
Друг другу
Заглянув в глаза…
Кто заберёт ту плоть,
Пока живую,
И выдержит ли это всё
ДУША?
41
И Жоломан там корчится,
И стонет,
А молодость сражается
За жизнь.
Узнай свои возможности,
Дивись…
Боль подступает отовсюду.
На теле нет и островка,
Чтоб не кричал -
Спаси меня…
42
Сознание мечется в испуге,
В предчувствии болит душа:
– Когда же, боже мой,
Когда покину тело
Навсегда?-
За что терплю подобный
Ад?
И не ослеп,
Скользит мой взгляд,
Один гуляет в сарозеки…
Спешит за горизонт, бежит,
И видит мир, и он не мой…
Иной.
Но боги…
43
И вспоминает он
Найманов,
И мать с отцом, у юрты – конь,
И луноликую соседку,
Что дарит взглядами весной…
Любви лишь распустились почки,
Лишь показался сам цветок,
И обрубили тот росток…
Он тоже где-то засыхает,
Он гибнет в муках, увядает.
Должно быть, больно и ему.
Не повернуть уж вспять
Судьбу…
44
И Желоман освободился,
Любви росток его покинул,
Засох, бесшумно отлетел,
И в муки моря погрузился…
Он мысленно простился с ним,
И никого уж не любил,
Лишь боль и ненависть одна,
Пока в груди ещё жила.
Возненавидел он весь свет,
И ночь, и день, и даже тень,
К богам проклятия шлёт свои,
И в криках ищет облегчения,
И барса дикого зовёт…
45
Чтоб он упился его кровью,
Избавил от жестоких мук.
А кости, чтоб под солнцем этим
Истлели сами как-нибудь.
И прах его чтоб суховей
Донёс до матери дверей…
46
Змею к себе он призывает,
В отчаянии моля убить,
И эти муки – хуже ада,
Смертельным чудом прекратить…
Ведь смерть сама –
Она же – благо,
Забвение собой несёт,
В ней боли нет, и пытки тоже.
И ад и боль лишь здесь
Живут.
Лишь здесь терзает его
Жажда,
Ломает кости, мышцы рвёт.
И голод, с жаром наковальни,
В висках стучит.
И бред несёт…
47
Уж ничего не видят
Очи,
Найманы мёртвыми
Лежат.
Их жуткие во смраде
Трупы
Вздуваются
И сеют яд…
Лишь Жоломан уставил очи
В Луны тупое озерцо.
Он ничего уже не знает,
Он есть –
И нет его давно.
48
Лишь плоть его
Пока жива.
И кровь ещё течёт по венам,
И дышит кто-то,
Но не он.
С ним боль ушла сама
Наверно…
Но кто то знает
Достоверно.
49
Луна одна в его глазах,
Холодным светом отразилась.
И этот свет, его пятно -
Всю жизнь его
Оно затмило.
Весь этот мир, и бой, и дом
В пятно навеки
Обратились.
Ушла душа,
И память с болью,
Пришло полнейшее ничто.
А сердце бьётся еле-еле,
И задыхается оно…
50
Манкурт – коль выживет–
Восстанет,
И по земле начнёт бродить,
Исполнит всё он, что прикажут,
Лишь чтобы боль не возродить…
Не возвратилась чтобы пытка,
Отнявшая души оскол,
Убившая в нём воина, сына,
И превратившая в НИЧТО…
Куда исчезли знания, чувства,
На месте том – Луны пятно…
51
Жуань– Жаны по утру
Забрали
Выживших в той пытке…
Колодки же со всех содрали,
Чтоб те на солнце не пропали.
Довольно пленных в стане есть -
Им пригодятся,
Непременно, всё повториться
Неизменно.
52
Хозяин заглянул в глаза
Ещё живые, Жоломана,
Увидел тусклое пятно: -
Ты мой, всё будет хорошо…
И господин твой – я
Отныне…Ты – верный раб,
Им был всегда,
Постигла здесь тебя беда,
Но снова дам я жизнь тебе,
И будешь ты слугою мне,
Мне преданней раба служить,
Меня от бед и зол
Хранить,
Стеречь добро моё
И дом,
Как верный пёс –
Ты будешь жить. -
53
И Жоломана искупали,
И накормили, дали жить,
Приставили к стадам верблюдов,
Позволили за ним ходить…
Что было до, и будет после,
Кто он, откуда и когда
Пришел он в САРОЗЕКИ эти –
Забыл теперь он навсегда…
Найман он – может быть
Найманом.
Жуань-жуанец – может быть…
Враги, друзья, и просто –
Люди
Внушают страх ему -
И всё….
54
На голове шири – папаха,
Но боли нет, чего ж ещё?
Хозяин – бог ему и плаха,
Зачем, и что ему ещё?
Да, он теперь даже не раб.
Там море мук, желаний, планов…
Не знает он о них – и всё.
Он только просто биоробот,
Что так желают в нашем веке
Отчаянно создать…
Чтоб исполняли все приказы,
Чтоб муки совести не знали,
Души своей не понимали,
Не ведали её путей.
Законов жизни и друзей…
Не знали чтоб они и Бога,
И чтобы заповеди все
Не умещались в голове…
Удобно в мире жить такими,
Почти болванками
Пустыми?
Часть 2. Найман-Ана
1
Я блуждаю в древности веков,
Заблудилась в том пространстве,
Где рождался звон летящих стрел,
И храпел, устав в боях верблюд.
Где палило Солнце беспощадно,
Жизнь текла спокойно
И понятно.
Кочевали дикие стада,
С ними шли кочевники и я.
2
Сарозеки греются под солнцем,
Манят тысячные жирные стада…
На верблюдах мчалась та эпоха,
И с верблюдом истово жила.
Стан найманов полон тихой скорби.
Слёз полны озёра глаз,
После страшной и жестокой
Бойни -
Опустели юрты, онемели,
Сиротливо по степи стоят…,
Не дождались малыши отцов.
Жёны вдовами остались.
Матери седели на глазах…
Их сыны– джигиты и надежда,
Вскоре превратятся в прах….
3
Совершив обряд на смерть,
Усопших,
Проводили к предка, в дом теней –
Найманские суровые воины,
Оплакивали своих сыновей…
Было так тогда и было позже.
Под палящим Солнцем на Земле,
Бесконечные, кровавые войны
Забирали юность и детей…
4
В одинокой, холодной юрте
Найман – Ана теперь жила,
И оплакивала Доненбая –
Мужа верного и отца….
Жоломан, их сынок ненаглядный,
Их надежда,
И гордость сердец,
Не вернулся до ныне с той битвы
Ни живым, и ни мёртвым – юнец.
5
Сколько дней джигиты скакали,
В сарозеках сколько искали?
Всё напрасно, даже следа
Жоломан не оставил тогда…
И молчала гора и дорога,
И полынь, и ветра тревога,
И овраг, и камень на дне
Не хранил его кровь на себе…
Найман-Ана от скорби немела
И душа её каменела,
Взгляд бежал прочь из стана,
От юрт,
К горизонту, за пылью
Из туч….
Её дни близнецами схожи,
Темны ночи – в тоске и слезах…
Но не знает душа её – страх…
6
Найман-Ана нашла в себе силы,
Не согнулась, не надломилась.
Проводила и мужа, и сына
В тот неведомый, мертвый мир,
И платок одела чёрный,
Что чернее её ночей,
И бездонных, кричащих очей…
Страшно сердце её болело,
Но в надежде тлел огонёк –
Может, где-то там, в сарозеках,
Потерялся её сынок…
7
Найман –Ана оплакала мужа,
Обрядила и проводила.
Но никто не нашёл её сына,
И не знал –
Где его могила?
Может, где-то он ранен
Лежит,
И зовёт её, и кричит.
Может, пленным сидит где-то
В яме,
В язвах ноги, а сам в угаре…
8
И верблюдица молодая,
Мордой тычась ей в плечо,
Всё манила её куда-то,
Будто знала она, но что?
–Ах, Акмая – вдвоём остались
Мы с тобой на этой земле.
Жоломан не скачет утром
В белоснежном твоём горбе…
Не целует меня с дороги,
Не садится, не пьёт кумыс…
Не охотится в сарозеках,
Не выслеживает врагов.
9
Жизнь моя в этой юрте нашей -
Как засохший кустик у ног –
Ни к чему ему дождь и солнце,
Не напьётся он из ручья,
Не появится и листва.
Его корни давно погибли,
Как мой муж и мой сын
Тогда…
10
Вот пришли ныне в стан
Торговцы,
С караваном, издалека…
Говорят, на торговом пути,
Они видели сотни верблюдов,
Погоняемых кем-то в степи.
Видно, снова жуань-жуаны
В сарозеки наши пришли,
И стада их свободно пасутся,
И не ведают страха враги…
11
А ещё мне торговцы сказали,
Их встречали там пастухи…
Среди них был – молоденький парень,
Не их рода он, не жуанец .
На наймана он очень похож,
Но живёт среди них не рабом,
А послушным и преданным псом…
12
От него не услышишь и слова,
Не зацепишь и взглядом его.
Верно, памяти в нём не стало,
Он манкуртом живёт, вот и всё…
Да, манкурт – ужасная кукла,
Вечный раб свободных степей.
Никогда он не станет прежним,
Сколько слёз ты над ним не лей…
13
Если б только летать я умела
Через вражеский кордон,
На него бы я миг взглянула,
Чтобы в сердце угас огонёк,
Чтобы знала душа и верно –
Тот несчастный – не мой сынок.
Да и век его не одинок…
Чтоб надежда не возвращалась,
И не грела сердце моё.
Не будила меня ночами.
Не смотрела тоскливо глазами…
Чтоб душа моя не страдала,
Не летала в потёмках одна…
Словно птица,
Лишившись гнезда…
14
Ты, Акмая, верблюдица – ветер,
Ты легка и быстра на ходу,
Ну, а что если мы уедем,
Что найдём в сарозекском краю?
Ты росла с моим Жоломаном,
Знаешь запах его и стать,
И по голосу ты узнаешь,
Заберёшь, унесёшь, не устанешь…
15
И покинет злой рок нас тогда,
Будет юрта моя не пуста.
Не одна буду век коротать,
Будет сын у меня опять.
И покинут слёзы меня,
И воспрянет моя душа.
Перестанет сердце болеть,
Да и ты не узнаешь плеть…
16
Ах, Акмая, моя Акмая,
Неужели он нас не признает,
Не захочет вернуться домой?
Быть не может, чтоб он не вспомнил
Колыбельной песенки слов…
Что из детских, радостных снов…
Те слова я вложила в сердце,
Запечатала навсегда.
Я любовь ему подарила,
И кровинку свою растила,
И баюкала, и хранила…
Научила его говорить,
На ногах стоять и ходить…
Показала ему сарозеки,
Наше племя, отца и тебя.
Ах, Акмая, ты с ним росла…
17
Сердце матери загорелось
От надежды, сомнений в душе.
И недолгими были сборы
В перемётной её суме…
На рассвете дремали юрты,
Войны чутко вздремнули
В седле…
И никто из них не заметил
Как ушла Найман – Ан на заре.
Только звёзды об этом узнали,
Но погасли они – не сказали…
18
Бойко шла молодая Акмая
По дорогам – мимо бархан,
Под ногами прыгал камень,
И потрескивала земля.
Ветер дул, завывал и спорил,
Говорил: – возвращайся назад.
Не найдёшь ты след Жоломана.
А найдёшь –
Не признает и взгляд.
19
Сколько лун они колесили
По немым бескрайним степям,
Не считаа Найман-Ана,
И Акмая – её нося.
Ночь сменялась палящим Солнцем,
Воем диких зверей вдали,
И бежала опять Акмая,
Унося Найман-Ан от беды…
20
Но однажды, в пыли сарозеки,
Показались верблюжьи стада.
Обгрызая колючек верхушки,
Ей навстречу плыла орда…
Горизонт колыхался волною
От верблюжьих коричневых спин,
И средь них затерялся где-то
Человек, что бродил там один…
И какого он племени – роду,
Был манкуртом он, или нет,
Не найдя – не получишь ответ…
21
Сердце матери сжалось в испуге:
Кто там ждёт её – впереди?
Человек или только призрак
В стаде том живёт по пути.
Ну, а что, если всё напрасно.
Эти страхи, и дни, и ночи?
Эти поиски и сомнения,
Что измучили без сожаления,
Истерзали и сердце, а душу,
Погрузили
В мольбу к провидению…
22
Быстроногая Акмая припустила
К верблюдам стрелой,
Надоело бродить ей одной?
Только, может, это не так,
Может, звал её друг, а не враг.
Ровно видела она сердцем,
Знала ровно своею душой.
Отыскала она Жоломана,
Как начертано было судьбой…
Ткнулась мордой, едва не сбила,
Прохрипела, и так застыла.
23
Найман – Ана с горба упала,
Покатилась к его ногам,
И у ног его зарыдала,
Пораженная в сердце: -
Живой! -
Жоломан, сыночек…
Постой !-
24
Сердце сжалось словно в комок,
Грудь пронзил будто жуткий
Клинок.
Не вздохнуть ей,
Не продохнуть
И на сына ужель не взглянуть?
В голове вспыхнул лучик
Надежды –
Как же мне сыночка
Вернуть? -
25
Вот закончился этот поиск –
Сердце матери не солжёт.
Слёзы катятся потоком,
И глаза – словно звёзд огонёк.
Вся любовь её земная,
Обратилась в слух и плач…
Полилась её речь живая,
В его сердце рекой стремясь…
26
– Сын мой, сын,
Дорогой мой сыночек.
Посмотри,
Лишь взгляни на меня!
Неужели ты не признаешь?
Я – родная мама твоя.
Сколько дней и ночей одиноко
Я с Акмаей скакала сюда.
И искала, искала, искала
Хоть какой-нибудь малый
Следочек,
Дорогой мой, любимый
Сыночек.
27
А теперь вот – ТЕБЯ я нашла,
Возродилась моя душа,
Снова жизнь я свою обрела,
За тобою сюда я пришла.
Подними на меня свои очи,
Посмотри,
И признай же меня!
Мама я родная твоя!
Жоломан, Жоломан,
Жоломан. -
28
Но манкурт перед ней
И только.
Словно пень рядом с ней стоял
И упорно, и страшно молчал…
Безразличие застыло на лице его
И говорило: -
Он убит, он всего лишь кукла
И оружие сиречь…
И приставлен – стада стеречь. -
28
Найман-Ана горько рыдала,
И молила, и причитала,
И, в конце – концов, поняла -
Бесполезно.
Здесь кукла одна…
Но и сын, её сын – та была.
Радость встречи и горечь
Утраты,
Сединою раскрасили косу,
Испещрили морщинами кожу,
И состарили мигом лицо.
Только стоило всё это что?
Нет в глазах у сыночка
Искры,
Не лучилось его лицо…
Не шептали губы – мама,
Не ласкали руки его.
29
Есть ли в свете такая мать,
Чтоб смириться с судьбою такою?
Есть ли в свете такая сила,
Чтоб заставила бросить сына?
Найман –Ана к земле прижалась,
Обняла её и разрыдалась,
И решение приняв,
Усадила рядом сына.
30
И подняв свой упрямый взгляд,
Та спросила: -
Скажи мне ИМЯ
Вспомни, раньше как звали тебя.
И кто дал тебе твоё имя?-
Жоломан отрешенно взглянул,
Но ответил: : – МАНКУРТ –
Моё имя.-
И не знал он больше её,
И не помнил отца он имя…
И туман окутал глаза,
Капля пота с лица упала,
И какая-то пелена
В голове у него качалась…
И баюкала, старалась.
31
Причитала в сердцах Найман-Ана:
– Мой сынок, ты мой Жоломан,
Был отец у тебя любимый,
Доненбаем звали его,
И он дал тебе твоё имя.
А из племени мы найманов,
Что веками живут здесь, в степи…
Мы – хозяева этой земли.
Мой сынок, мой сынок,
Мой сынок… -
Причитая, слёзно просила,
Уговаривала и молила,
Чтоб он бросил чужое стадо,
Чтоб покинул бы край чужой
И отправился в дом
Родной…
32
– Нет мне жизни
Под этим Солнцем, без тебя,
Без тебя, мой сынок!
Нет мне доли на этой земле,
Без тебя, без тебя
Мой сынок.
Мне не нужен и хлеба кусок,
Без тебя, без тебя,
Мой сынок.
Ни к чему мне и капля воды,
Без тебя, без тебя
Мой сынок.
Мне не сделать последний глоток
Без тебя, без тебя,
Мой сынок.
Дом родной – сирота
Без тебя,
Мир – пустыня, мой сын,
Без тебя…
"Мен ботасы
Олген боз мая,
Тулыбын келин
Искекен…"
«Я серая верблюдица,
Вкусившая запах верблюжонка,
Набитого соломою….»
33
Жоломан стоял не дрогнув,
Словно камень,
Прикрывший курган -
Равнодушен и безучастен,
Он смотрел скозь неё далеко,
Что он видел?
Узнает кто?
Впереди уходили стада,
И влекло его только туда…
34
Ну сидит у ног его кто-то,
Говорит непонятно
– о чём?
Он же сам здесь -
Совсем не при чём…
Он не знает её,
Не помнит…
Так стара она и чужда.
И слова её – звуки пустые,
В голове у него – лишь стада,
Взгляд хозяина,
и рука…
35
Что же эта женщина
Ищет?
И чего же она
Так просит?
И зачем она так
Хлопочет?
Убивается, слёзы льёт,
И куда-то ещё зовёт…
36
Плачет женщина, и бормочет -
Ровно что от него она хочет?
А ему то – какое дело?
Он хозяина лишь признавал…
И служил ему пса вернее.
И другой он жизни не знал…
Не желал, не искал,
Не мечтал…
37
Взгляд скользнул
По верблюдице белой,
И в пыли, на коленях – она…
Развернулся он неумело,
И ушёл догонять стада…
С ними жизнь его,
И тишина,
Та, что боль с собой унесла…
38
День прошёл и другой –
За ним следом…
И беда не заставила ждать –
Надвигается она грозно,
Словно буря сухая в степи.
По следам Найман-Аны
Жуань – жуаны
Своих воинов повели.
Повели и выискивать стали,
Как шакалы голодной зимой,
Одинокой верблюдицы след.
Белоснежной Акмаи бег…
39
Словно птица
Над гнездом опалённым,
Мать кружила, взывая к сыну.
Её сердце болело и ныло,
Так изранено оно было.
Вьётся сердце её, трепещет,
Замирает и кровью плещет,
Но покинуть оно не может,
Пусть манкурта – но всё же сына.
День один, и второй,
И третий
Найман – Ана в стада пробиралась,
Вновь икала она там сына,
И твердила ему, всё твердила: -
40
– Вспомни, вспомни,
Скорее вспомни,
Вспомни, вспомни
Своё ты имя …
Твой отец – Доненбай, Доненбай,
И он дал тебе твоё имя: -
Жоломан,
Жоломан, Жоломан…-
И спросила опять Найман-Ана:
–Что же раньше было, сынок?
Может,
День когда ты вспомнишь,
Может,
Ночь припомнишь ещё? -…
41
Жоломан отвечал равнодушно:
–Ничего, ничего
Никогда.
Нет ни ночи, ни дней у меня.
Никогда, никогда, -
Тишина, темнота, пустота –
А сегодня пасутся стада.
И зачем ты тревожишь меня… -
42
Жоломан уставился тупо
На булыжник, что был под стопой,
И зачем – то толкнул ногой… -
Ни дня, ни ночи,
Не было
Ничего, ничего,
Никогда…
Тишина, тишина,
Темнота… -
– Жоломан поднял глаза
И смотрел, но мимо неё…
Как стеклянною та была,
Взгляд его не касался лица.
43
– Что ты видишь? – она спросила.
Он ответил: – Луны пятно…
Но она меня не слышит,
С ней сидит кто-то там
Давно… -
44
–А о чём ты, мой сын, мечтаешь? –
Найман-Ана опять за своё.
Он ответил: -
Хочу я косу,
Но хозяин носит её…-
45
Найман -Ана рукой
Прикоснулась,
Словно ветер, до шапки его,
Приласкать ей очень хотелось,
Нет, не шапку – головку его,
Передать и любовь, и тепло…
Но ОБРУШИЛСЯ МИР от того…
46
Жоломан, словно дикий
Волчонок,
Отскочил, убежал от неё,
А глаза его СТРАХ излучали,
Уходи, уходи, – ей кричали…
