Текст книги "Беллилия"

Автор книги: Вера Каспери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Как-то раз, разбирая бумаги на своем рабочем столе, Кин обнаружил конверт с корешками квитанций за оплату кают во время их путешествия по озеру. Он показал их жене, и она заплакала, вспоминая, как счастливы все они были тогда, а потом снова забеспокоилась: что же все-таки могло случиться с бедной Морин – не сбила ли ее машина, не попала ли она в железнодорожную катастрофу и не похоронили ли ее, не установив личности, на каком-нибудь заброшенном кладбище. У Кина эти квитанции вызвали другие воспоминания – страховой агент, рассказ о миссис Джэкобс и странная схожесть двух ситуаций.

Он написал письмо в страховую компанию с просьбой сообщить ему адрес вдовы, которой они недавно выплатили страховку в тридцать пять тысяч долларов. Через несколько дней к нему пришли два человека: один из них был вице-президентом и главным управляющим компании, а другой – частным детективом.

– Продолжайте, – сказал Чарли.

– Кин в своем письме не упоминал о случае с Джэкобсом, но в страховой компании сразу же связали его с исчезновением Морин, и вице-президент рассказал ему о еще одном случае, в Мемфисе. Обе эти истории были очень похожи на историю с Биллом Барретом – ухаживание за женщиной, скорая свадьба и неожиданная смерть. Маккелви, человек из Мемфиса, умер, отравившись рыбой. А его жена, которая вообще не любила рыбу, ела котлеты. Кое-кто из друзей Маккелви и его родственники вспомнили, что, когда они ходили в отель «Пибоди» отведать знаменитых лягушачьих ножек и устриц, она всегда заказывала цыпленка или тушеную говядину. Вскрытие не производили. Слишком много людей умирало, отравившись рыбой. А Джэкобс, муж из Детройта, заснул в ванне и утонул.

– Ничего себе, – заметил Чарли.

– Маккелви, первый муж в нашем списке, был редактором газеты и отправился на летний отдых в Парк Эсбери, где встретил очаровательную вдову по имени Аннабел Годфри. А Джэкобс встретился с Хлоей Динсмор в поезде, едущем в Кентукки на скачки, вытащил ей соринку из глаза и объяснил, как заключать пари и делать ставки. Его родные радовались этому браку, хотя были евреями, а она католичкой. Они думали, что эта прелестная, порядочная девушка не позволит ему тратить столько денег на азартные игры.

Итак, в каждом случае женщина была хорошенькой, даже обаятельной и способной очаровать семью мужа. В каждом случае она была вдовой, встретившей своего мужа на курорте или, как в деле Джэкобса, по дороге на скачки. Мужья вкладывали большие деньги в страховые полисы после того, как миссис Маккелви и миссис Баррет сообщили им, что беременны.

О миссис Джэкобс мы не знаем ничего. И хотя каждую пятницу она ужинала со своей свекровью, никаких секретов на ухо не сообщала. Однако такие мужчины, как Джэкобс, умеют заглядывать вперед, поэтому неудивительно, что он застраховал свою жизнь на пятьдесят тысяч долларов: ведь значительную часть своего состояния он уже проиграл.

Тихим, ровным голосом Чарли снова спросил:

– Зачем ты рассказываешь мне эту историю?

Бен взглянул на него. На губах Чарли все еще были следы красной помады после поцелуя Беллилии.

– Артур Джэкобс был ювелиром. Он коллекционировал черные жемчужины.

– Интересная история. Хочешь еще выпить? – Чарли наклонил бутылку к пустому стакану Бена. Голос и рука были твердыми, выражение лица спокойным.

Теперь занервничал Бен. Он прополоскал горло сидром, потряс головой и сморщился.

– Не хочется мне говорить тебе, Хорст. Ты, черт возьми, хороший парень, а с тех пор, как я живу здесь… Я… – Он не закончил и положил сжатый кулак на подлокотник кресла. – Черт подери, рано или поздно тебе придется узнать.

Чарли посмотрел на дверь.

– Я рисую только как любитель, – хмуро произнес Бен. – Это мое хобби. И в данном случае оно мне помогло. Она сказала, что ее первый муж был художником. Позволь мне показать свою карточку. – Он вытащил визитку из портмоне и передал ее Чарли. На ней было отпечатано: «Бенджамин Уоллес Чейни и сыновья. Частные детективы», ниже – адрес на Брод-стрит в Нью-Йорке, а в самом нижнем левом углу – «М-р Б. У. Чейни-младший».

Чарли бросил карточку в мусорную корзину.

– В настоящее время мы работаем на Федеральную страховую компанию, ее Южный и Западный филиалы, на компании «Недвижимость» и «Новая колониальная и семейная жизнь».

Последняя из названных компаний была та, в которой Чарли застраховал свою жизнь на шестьдесят тысяч долларов.

– С прошлой зимы все эти компании объединились, чтобы выследить женщину или женщин, замешанных в этих делах. Это была в основном рутинная работа, потому что мы изучали биографии тех, чьи мужья купили страховые полисы или увеличили их стоимость до суммы, несоизмеримой с их доходами. Большинство жен застрахованных мужчин – это нервные, избалованные женщины, которые боятся остаться одинокими. Таких женщин можно выявить за несколько дней. У них есть родственники, друзья, школьные подруги. Но когда женщина рассказывает тебе о своем прошлом, которое нельзя проверить, когда ты не можешь отыскать ни одного ее старого друга, не можешь найти ни дом, где она жила, ни магазин, где она работала…

Чарли прекрасно владел собой, слушая откровения Бена, но тут неожиданно сорвался и заорал:

– Вон отсюда! Убирайся вон!

Бен, глядя на красный след помады, оставленный Беллилией на щеке Чарли, улыбнулся. Улыбка доконала Чарли. Он вскочил и ударил Бена. Тот был совершенно не готов к такому повороту событий. У него перехватило дыхание. Чарли стоял перед Беном, и его сжатый кулак был опять готов к удару. Это был нечестный прием. Но Чарли уже не считался ни с чем. Злость помутила разум, инстинкт требовал наказать противника.

Он подался вперед, нацелив кулак на челюсть Бена. Но Бен был уже наготове и, не вставая, нанес опережающий удар. Чарли откинулся назад. Бен вскочил на ноги, но Чарли уже пришел в себя и снова двинулся вперед. Бен был ниже ростом, но имел опыт и в спортивной борьбе, и в настоящих схватках. Чарли не дрался с первого курса университета, им руководила лишь злость, он дрался отчаянно, но безрезультатно. Ударом правой Бен повалил его на пол.

Чарли пытался подняться, но Бен не давал ему встать, каждое его движение было легким, быстрым и точным. Однако Чарли не сдавался, гнев придавал ему силы. Оба катались по всей комнате. Наконец Бен загнал Чарли в угол и прижал коленями к полу. Тот не мог пошевелиться, лицо у него побагровело. Бен встал, одернул пиджак, подтянул галстук и пригладил волосы. Когда Чарли начал подниматься, Бен повернулся к нему спиной, чтобы тот не слишком остро чувствовал свое унижение.

Чарли стоял посредине комнаты, опустив руки, согнув спину. Битва была им проиграна. Он сознавал, что никакого смысла в ней не было. Если бы даже он одержал победу, ни одного факта, изложенного детективом, опровергнуть бы не удалось.

Когда Чарли заговорил, было заметно, что слова он выбирает осторожно и произносит их с особой отчетливостью:

– Мне кажется, я знаю, почему ты рассказал мне эту историю и в чем хотел меня убедить. Но ты ошибаешься. Ты шел по ложному следу. И я больше ничего не хочу об этом слышать.

– Я не осуждаю тебя, – мягким тоном произнес Бен. – Я поступил бы так же с любым человеком, который позволил бы себе делать подобного рода намеки относительно моей жены. Но факты остаются…

– Я не хочу больше слышать ни о каких фактах!

– Может, они покажутся тебе более интересными, когда получишь дозу яда в сваренном для тебя рисе.

– Иди ты к чертовой матери! – закричал Чарли.

– Не исключено, что в последней кружке пива, которую выпил Билл Баррет, было сильнодействующее снотворное. Она ведь часто сидела с ним в лаборатории, где он готовил лекарства по рецептам, поэтому имела доступ ко всем наркотикам и ядам. Если он уходил в туалет или к покупателю, она могла украсть немножко того, немножко другого из разных банок и коробок. А может, уносила и большими порциями для будущего бизнеса.

– Это просто предположение. И ничего не доказывает.

– Один парень из Топека, штат Канзас, по имени Альфред Холл, оптовый торговец мясом, умер, отравившись ядом от насекомых. Он посыпал порошком подрумяненный на огне ломтик хлеба, посыпал по ошибке ядом вместо сахарной пудры. Отправившись в далекие края, чтобы ловить рыбу, он сам на стоянках готовил себе еду. Его собиралась сопровождать жена, но она страдала сердечной недостаточностью, и врач отговорил ее от путешествия. Так что ее бедному муженьку пришлось ехать одному. Накануне отъезда он укладывал в новый рюкзак нужные ему вещи. Это был очень красивый и дорогой рюкзак, который ему подарила жена на день рождения. В нем были отдельные секции для дорожной посуды и специальных коробок для продуктов. В тот вечер к ним зашли соседи, и Холл, показав им рюкзак, пошел на кухню складывать в него все, что нужно. Через несколько дней кто-то из бойскаутов нашел его тело перед потухшим костром. И в одной из коробок обнаружили порошок, которым опыляют растения для уничтожения вредителей. Холл был близоруким и, должно быть, когда складывал продукты в рюкзак, принял порошок за сахарную пудру.

– Что ж, бывают и такие несчастные случаи, – заметил Чарли.

– Действительно бывают. И никто не обвинял бедную жену. Это не наш случай. И мы не изучали биографию вдовы. Холл не позаботился специально застраховать себя, и все, что она получила, – это сорок тысяч, оставшиеся на его счету в банке. Я рассказал тебе о Холле только для того, чтобы показать, каким осторожным надо быть даже с ломтиком хлеба.

Чарли пытался оставаться равнодушным.

– Ты не близорукий человек, но периодически страдаешь от болей в желудке. Пожалуйста, не заводись снова, – поспешил предупредить его Бен. – Я хочу лишь сказать, что очень много мужчин оказалось в ловушке из-за своих слабостей – кто-то из-за близорукости, кто-то из-за любви к рыбе, а кто-то из-за того, что напился пива допьяна. И все это было безукоризненно спланировано. Сердечная недостаточность, предупреждение врача, подходящие подарки на день рождения, отвращение к рыбе, страсть к прогулкам при луне и под парусом.

– Так вот кто внушил Мейерсу подозрение! Ты?

– Я хотел иметь здесь своего сообщника не только для того, чтобы наблюдать за событиями, но и следить за тем, чтобы ни в твою пищу, ни в твое лекарство ничего не было подсыпано. Если бы ты скончался на прошлой неделе, доктору и в голову не пришло заподозрить отравление.

– При чем здесь отравление? Ты прекрасно знаешь, что у меня больной желудок.

– Подобный приступ может быть вызван специально.

– Ерунда.

– Имеется целый ряд лекарственных средств, которые могут быть для этого использованы. Например, дигиталис…

– Я принимал простой бромид. – Чарли брезгливо поморщился. – Я больше не хочу слушать твои грязные инсинуации. Доктор сделал анализы, так ведь? И что они показали? Ты же знаешь не хуже меня, что у меня был приступ острой диспепсии, и ничего больше.

– Я был здесь, когда ты сказал об этом своей жене, – напомнил ему Бен. – Возможно, ты помнишь, что тогда же я впервые упомянул имя Кина Баррета. Я сделал это умышленно. Хотел, чтобы она знала: не так все просто и безопасно для нее, как она думает.

– Проклятье на твою голову! – закричал Чарли срывающимся голосом. – Какое право ты имеешь говорить о ней в таком тоне?

– Ей было выгодно, чтобы сделали анализы и результаты были бы отрицательными. Следующий приступ показался бы вполне естественным. А если бы исход его был фатальным, она обвинила бы бедного старика Мейерса в ошибочном диагнозе и неправильном лечении.

– У тебя нет никаких доказательств.

– А ты не заметил, как она вела себя, когда впервые почувствовала запах твоих рождественских сигар?

– А что там надо было замечать?

– Запахи имеют силу стимулировать память. Маккелви курил те же сигары. Их специально изготовили на Кубе для членов его клуба. На запах обычного сигарного дыма она бы так резко не реагировала.

– Благодарю за этот твой предусмотрительно подготовленный рождественский подарок, – сказал Чарли.

– А ты знаешь, что никакого Рауля Кошрэна в Новом Орлеане не существовало? – Бен ждал ответа Чарли, но тот сделал вид, что не слышал. – Никто из художников не знает этого имени, никто из домовладельцев в округе Фрэнч-Квотер и никто в магазинах, продающих товар для художников.

– Они жили, ни с кем не общаясь, в дешевой квартире. Наверное, платили наличными. У них вообще было очень мало знакомых.

– А что скажешь о вечеринках, которые они устраивали, когда могли себе позволить купить цыпленка и бутылку кларета? А как насчет друзей, настаивающих на продаже его картин с аукциона, чтобы никто не смог обмануть бедную вдову?

У Чарли не было ответа.

– Я знаю художников, – сказал Бен. – Когда я летом жил на разных дачах, то старался как можно больше времени проводить с живописцами. Все они схожи в одном… Обсуждают свои работы с любым человеком, который будет их слушать, и большинство из них просит кредит у знакомых торговцев, продающих кисти и полотна. Как же получается, что никто в тех местах не помнит художника по имени Рауль Кошрэн и его хорошенькую жену? Ради Бога, Чарли, сотри наконец эту красную дрянь со своего лица: она делает тебя чертовски похожим на идиота.

– Какую красную дрянь?

– Очевидно, тебя покрывали поцелуями.

Чарли в смущении достал носовой платок.

– На левой щеке, – подсказал Бен. – Итак, не было картин с подписью Кошрэна, не было аукциона, не было друзей, никаких кредитов в магазинах и вообще никаких следов Рауля Кошрэна.

Чарли рассматривал красные пятна на носовом платке.

– Ни в Сити-Холл, ни в одной больнице нет записи о смерти Кошрэна.

Холодным, пренебрежительным тоном Чарли произнес:

– Я встречал много людей, которые знали его.

– В Колорадо-Спрингс? Именно там они познакомились с ней? Так же как и ты?

– Ну и что? Не вижу в этом никакой связи.

– Может, ты и прав. У меня нет доказательств, что Аннабел Маккелви, Хлоя Джэкобс и Морин Баррет одно и то же лицо. Но у них есть одна общая черта. Все они так плохо сфотографированы, что кажется, будто эти хорошенькие женщины больше боятся фотокамеры, чем пистолета… или яда. Ты когда-нибудь делал снимки своей жены?

Чарли не смог ответить. Он потерял свой очень дорогой немецкий «кодак», когда был на увеселительной прогулке в горах с миссис Беллилией Кошрэн. Она позволила ему сделать с нее несколько снимков, а потом его «кодак» совершенно случайно упал со скалы.

– Когда я предложил нарисовать ее портрет, – снова заговорил Бен, – она сначала заколебалась, а потом сказала, что у нее очень плохие данные для модели, что Кошрэн несколько раз пытался изобразить ее на полотне, но у него так ничего и не получилось. Я умолял ее дать мне попробовать, и она наконец согласилась. Собственно говоря, мы сделали из этого тайну: она решила, что портрет будет подарком на твой день рождения. Хотя я, конечно, знал, что портрет никогда не будет закончен.

А Чарли вспомнил, что «кодак» он получил в подарок от матери на свой день рождения и всегда очень его берег. Он почти точно помнил, что прежде, чем собирать ветки для костра, положил фотоаппарат рядом со своей курткой и рюкзаком около большого камня, на безопасном расстоянии от края скалы. Но потом Беллилия сказала ему, что он все забыл и все было не так. Она заметила, что он положил камеру в опасное место на краю скалы, и хотела предупредить его, но постеснялась: боялась, что он воспримет это как выговор.

– У этих жен, – продолжал Бен, – есть еще одна общая черта. И Аннабел, и Хлоя, и Морин всегда были ласковы, послушны и терпеливы. Маккелви, Джэкобс и Баррет были необычайно счастливыми мужьями. Я подозреваю, что женщина, которая считает свой брак временным, может себе позволить быть обольстительной и беззаботной. Ей не надо беспокоиться о том, что, если она протянет ему палец, он схватит и всю руку. Не зря же миссис Кин Баррет считала, что ее невестка избаловала своего мужа.

Чарли вышел в холл и посмотрел вверх на лестницу. Он услышал какой-то звук на втором этаже. Может, сработала его фантазия. Но он вроде бы слышал, как кашляла его жена. Однако, поднявшись наверх, он обнаружил, что дверь в спальню плотно закрыта. Он вздохнул с облегчением и поблагодарил судьбу. Ведь Беллилия могла слышать рассказ Бена. Чарли было стыдно за то, что он сам слушал все это, и презирал себя за поражение в драке. Он осторожно открыл дверь, на цыпочках пересек комнату и подошел к кровати. Когда его глаза привыкли к темноте, он отчетливо увидел черты лица своей жены – гордый носик, кукольный ротик, пушистые ресницы и округлый подбородок. Она спала сладким сном ребенка.

Спустившись вниз, он, глядя в лицо Бену, сказал:

– Пожалуйста, не говори так громко. Я не хочу, чтобы кто-нибудь слышал то, что ты рассказываешь.

Чарли не произнес имя жены, даже не употребил слова «она». Им овладело почти полное спокойствие, и он чувствовал себя в состоянии достойно завершить разговор. Когда он увидел в спальне свою жену спокойно спящей, погруженной в ничем не омраченную невинную дрему, его вера в нее восстановилась. Ему очень хотелось унизить Бена, задеть его гордость оскорбительными словами, но это, как он теперь понимал, будет не более эффективным, чем применение кулаков.

– Я не могу найти ни одного факта, который заставил бы меня поверить тебе, – начал Чарли. – Ты явился в мой дом под фальшивым предлогом, ты вел со мной нечестную игру с первой же нашей встречи, ты воспользовался нашим гостеприимством и притворился другом, хотя на самом деле просто шпионил за нами. Почему я должен тебе верить?

– Потому что она испытала шок, когда услышала от меня имя Баррета, не так ли?

– А разве так? – холодно отреагировал Чарли.

– Почему она уронила фарфоровую фигурку? Она выпала из ее рук, когда Беллилия услышала, что Баррет приезжает сюда.

– Это могло произойти случайно. – Чарли даже смог выдавить снисходительную улыбку.

– Она что-нибудь потом об этом сказала?

– Ничего. Ты единственный человек, который когда-либо упоминал здесь имя Баррета.

Это была чистая правда. Беллилия не упоминала Баррета как своего врага, эту роль она отвела Бену Чейни. Он принесет нам несчастье. Именно этого он хочет – навредить нам и разрушить нашу жизнь. Ее голос эхом отдавался в ушах Чарли, и он мог видеть опущенные веки и нахмуренные брови, когда она склонилась над тарелкой с едой, до которой даже не дотронулась.

– Когда Баррет приедет сюда, он определит, действительно ли это Морин, – сказал Бен. Он вышел в холл и снял свое пальто с вешалки. – Я не хотел тебе этого говорить, но ты сам напросился. Я собирался ждать, пока мы будем в полной уверенности. – Он надел варежки и обернул шарф вокруг шеи.

Чарли больше нечего было сказать, и Бен ушел не попрощавшись. Какой-то невольный порыв заставил Чарли встать у окна и наблюдать, как тот уходит из его дома. Он стоял и ждал, пока Бен закреплял свои снегоходы. На это у него ушло довольно много времени. Наконец Чарли увидел, как Бен тронулся с места, сначала неуверенно, неловкими движениями, а потом поймал ритм и стал набирать скорость. Вот Бен уже пересек мост и начал карабкаться в гору на другой стороне реки. Еще не было четырех часов, но уже наступали сумерки, ветер совсем стих, и вокруг ничего не двигалось, словно весь мир застыл. Двигалась только черная фигура Бена, резко выделяющаяся на фоне белого снега.

Чарли отошел от окна. В полутемной комнате он видел контуры разных предметов: стульев, столов, дивана, кресла, а также пустоту между ними, и он вспомнил, как они с Беллилией снова и снова переставляли мебель, пока не нашли удовлетворяющий их вариант. Беллилия, живя здесь, полностью изменила старый дом. На всем теперь лежала ее печать – на обоях, занавесках, зеркалах и канделябрах; ее рабочая корзинка для швейных принадлежностей осталась на комоде, а на небольшом столике цвели белые нарциссы, которые она выращивала в горшке.

Тишину разорвал громкий вопль. Чарли подумал, что снова поднялся ветер и завопил в трубе, предвещая новую бурю. По второму крику он узнал голос жены. Так ли кричала Морин Баррет, когда к ней пришли с сообщением, что под мостками нашли тело мужа?

Он бросился вверх по лестнице. Голос жены несся ему навстречу сквозь темноту холла.

– Я видела кошмар, Чарли. Мне приснилось, что ты умер.

5

– Почему ты на меня так смотришь?

Беллилия сидела в постели, прислонившись к подушкам. До этого она попросила Чарли принести ей розовую спальную пижаму и теперь, завязав бантиком завязочки на шее, взбив волосы и подкрасив губы, выглядела цветущей и озорной, как школьница. Воздух в комнате был сухой и теплый, а ароматы косметики создавали сладкую атмосферу оранжереи.

– Ты так странно на меня смотришь, я чем-то тебя рассердила, любимый?

Чарли подошел к постели. Беллилия протянула ему руку. А когда он взял ее, она подняла его руку к своему лицу и прижала к щеке. Все факты, приведенные Беном, Чарли сознательно выкинул из головы. Он видел перед собой невинность в розовом облачении, слышал, как алые губки молят его о любви, вдыхал пьянящий запах духов и держался за теплую руку. Его чувства были реальностью. А недолгое общение с Беном стало сном. Эта женщина – его жена, он знал ее как самого близкого, любимого человека, видел все ее недостатки и слабости, был безумно в нее влюблен, околдован ее чарами, но не настолько потерял голову, чтобы принять вульгарную авантюристку за честную женщину. А женщина, которую описал Бен, была хуже чем авантюристка, это была отвратительная, бездушная соблазнительница и убийца – Лукреция Борджиа и леди Макбет в одном лице. Чарли был не дурак – возможно, он отличался от многих других переизбытком оптимизма и излишним доверием к незнакомым людям, – но у него имелись давно сформированные представления о том, какими должны быть друзья, и он считал, что его друзья должны им соответствовать. Жена Баррета была корыстной. Жена Джэкобса – холодной, равнодушной женщиной. Аннабел Маккелви из-за своей излишней импульсивности и непоследовательности не могла любить по-настоящему.

– Я проголодалась, – сказала Беллилия.

Он был рад выйти из комнаты. В ее присутствии невозможно было ясно думать. Он потопал вниз по ступенькам и, стараясь подобрать убедительные слова, говорил себе, что Бен Чейни совершил ужасную ошибку, что черная жемчужина, которую не хотела отдавать Беллилия, – это просто дешевая подделка стоимостью в пять долларов. На прошлой неделе Бен устроил мелодраму из обычного недомогания, а теперь из крохотной кучки совпадений складывает гору доказательств, то есть просто делает из мухи слона. Это надо же – детектив! Если бы Чарли знал об этом с самого начала, он ни за что не вступил бы с ним в приятельские отношения. Возможно, он был снобом: Филбрики всегда были снобами, но зато они умели защищать себя от унижений в тех случаях, когда приходилось иметь дело с людьми не их круга. Разве его мама пригласила бы детектива на ужин? Он даже слышал ее ответ: «Это все равно что ужинать вместе с грабителем». Пусть приезжает Баррет! При первом же взгляде этот человек из Сент-Пола разрушит все искусные версии и теории Бена.

Пока Чарли сражался с демонами и побеждал их, произошло чудо. Свет! Свет после кромешной тьмы! Что могло быть более ярким символом надежды? Конечно, если бы ему не захотелось видеть в этом Божий Промысл и искать научное объяснение этому чуду, все можно было бы приписать деятельности Коннектикутской электроэнергетической компании, чьи электромонтеры соединили провода, разорванные ураганом. Неожиданно загоревшийся в темном холле свет объяснялся небрежностью Чарли: он забыл щелкнуть выключателем после того, как стало ясно, что света не будет.

В своем теперешнем настроении Чарли предпочел чудо. Вера питается не разумом, а чувством, а чувство – это продукт желания. Если очень сильно пожелать, можно заставить себя поверить во что угодно. Фотоаппарат упал со скалы – несчастный случай. У Чарли перед глазами стояла совершенно отчетливая картина – он мог видеть, как сам небрежно кладет камеру на край обрыва.

Войдя в кухню, он занялся приготовлением ужина. Все здесь было устроено Беллилией по своему вкусу. В каждой медной кастрюле сверкало миниатюрное отражение того, что стояло рядом.

Чарли пел, когда поджаривал гренки на новой электроплите Беллилии и тушил кусок мяса на ее жаровне. Он чувствовал себя недосягаемым для вздорных теорий Бена. Недосягаемым, как Бог. Его голос казался ему лишь чуть хуже голоса Карузо. Все, что ему надо было сейчас делать, – это следить за гренками с плавящимся сыром, за мясом и за водой в чайнике.

Пол у плиты был устлан газетами. Чарли сам разложил их, когда кончил мыть линолеум, чтобы следующий раз было меньше работы. В этом был весь Чарли – архитектор, преуспевающий в своем деле и зарабатывающий хорошие деньги, – он не стеснялся мыть пол в кухне и в то же время проявлял практичность. Когда он случайно взглянул вниз, его внимание привлек заголовок в одной из газет. Он наклонился, чтобы его прочесть, и тут же обо всем забыл: из закипевшего чайника выплескивался кипяток, гренки горели, мясо – тоже.

В газетной статье рассказывалось о сорокалетнем холостяке, пресвитере одной из церквей Нью-Гемпшира, которого осудили за убийство своей незамужней сестры. Свидетели говорили, что сестра пыталась разлучить его с учительницей музыки, с которой у него была незаконная связь в течение семнадцати лет. Чарли редко читал подобные истории. Люди, совершившие убийство или позволившие себе стать его жертвой, были для него такими же непознаваемыми, как дикари-игороты,[8]8
  Игороты – племена, живущие в горах на Филиппинах.


[Закрыть] а само убийство так же далеко от понимания, как харакири. Медицинский работник, раскрасивший свое тело и пляшущий, чтобы изгнать бесов, мало чем отличался от священника, задушившего свою сестру зеленой диванной подушкой.

Горячая вода из чайника залила газету. От сковородки шел запах сгоревшего хлеба. Расплавившийся сыр сердито шипел. Надо было отключить электроплиту, вытереть пол, долить чайник, соскоблить сыр со сковородки. Чарли работал с энтузиазмом, даже с вызовом. Он громко пел, звенел тарелками, гремел кастрюльками. Медик плясал, изгоняя бесов. Чарли Хорст изображал Карузо. Опасаясь нового эксцесса, он был на этот раз особенно внимателен и выключил плиту до того, как гренки стали коричневыми, а мясо тушил даже с излишним количеством воды. Но пел он все равно громко, как будто сила его голоса могла сделать мясной соус вкуснее, гренки более поджаристыми, чай крепче, а кроме того, рассеять тени на лестнице и оживить веру, которая была такой твердой, когда он начинал трудиться в ярко освещенной кухне.

Морин Баррет была хорошей хозяйкой и оборудовала свою кухню новейшими приспособлениями – из них миксер для яиц и нож для вскрытия консервных банок были самыми недавними изобретениями, и когда она уходила из кухни, то аккуратно все это убирала в шкафчик своего деверя.

– Чарли, дорогой, до чего же вкусно! – воскликнула Беллилия, когда попробовала тушеное мясо. – Ты готовишь гораздо лучше меня.

– Ужин плохой, а ты просто врешь, как воспитанная дама.

– Нет, не говори, что плохой, все очень вкусно. – Беллилия улыбнулась, показав ямочки на щеках.

Ее темные глаза с обожанием смотрели на мужа, а в комнате витал сладкий аромат ее духов.

Вечером раздался звонок. Чарли и Беллилия вздрогнули. Они забыли о телефоне.

– Должно быть, нас подсоединили.

Беллилия кивнула.

Со станции позвонили, чтобы узнать, работает ли их линия. Телефонистка сказала, что бураном был повален столб и теперь компания рада сообщить своим клиентам, что связь восстановлена.

По сравнению с тем счастьем, какое испытал Чарли, когда вновь загорелся электрический свет, восстановление телефонной линии вызвало просто радость. Это было не чудо, а предзнаменование. Его дом снова стал частью мира, от которого они были отрезаны ураганом. Скоро появятся снегоуборочные машины, после чего из дома опять исчезнет покой.

– Значит, телефон снова работает, – сказала Беллилия.

– Да, – подтвердил Чарли.

Прошло уже больше четырех часов с тех пор, как Бен покинул их дом, но о его посещении еще не было сказано ни слова.

Чарли придвинул кресло поближе к камину. Беллилия продолжала заниматься рукоделием. Время от времени она сравнивала размер недовязанного носка с уже связанным.

– А когда уберут снег?

Он откашлялся, пытаясь сделать тон своего голоса более мягким:

– Не знаю. Но почему это тебя беспокоит?

– Так приятно быть здесь наедине с тобой, любимый. Я вообще не хочу, чтобы нас спасали. Пусть так и будет всегда. Только ты и я.

– Но мы умрем с голоду.

– Будем питаться галетами. Здесь полно муки. Я предпочитаю жить с тобой, питаясь одними галетами и сухарями, чем есть жареного гуся и устриц вместе с гостями.

Чарли задумчиво смотрел на огонь в камине. И вдруг в нем поднялась волна злости, негодования от ее заигрывания, от ее благодушного настроения и наивной женской болтовни. Разумеется, злость эта была минутной и бесполезной. Стоило ему обернуться и увидеть ее – румяную в свете лампы, с розовым бантиком на шее – как его негодование обратилось на него самого за то, что он позволил своей вере пошатнуться.

– Ты мне не веришь, Чарли?

– Чему не верю?

– Что я люблю тебя больше всего на свете.

– Не говори глупости.

– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать. То ли ты имеешь в виду, что веришь в мою любовь и я должна об этом знать, поэтому с моей стороны глупо об этом спрашивать, то ли ты не веришь, что я люблю тебя больше всего на свете.

Как могла маленькая женщина утопить мужчину, который всю жизнь имел дело с лодками и хорошо плавал? Если Билл выпил слишком много пива, он мог не знать, что это она столкнула его с дамбы, но, оказавшись в холодной воде, он должен был прийти в себя.

Размышляя об этом, Чарли переживал происшедшее, словно это случилось с ним самим. Вот он потерял равновесие, упал, вода накрыла его, он пришел в себя от холода, задержал дыхание и, работая руками, начал подниматься на поверхность. Он бил руками по воде, пытаясь вслепую доплыть до столбов, на которых держались мостки. Пьяный или трезвый, он не позволил бы себе утонуть, думал Чарли. Но если на него уже подействовал снотворный порошок и он не пришел полностью в сознание, такое вполне могло случиться.

– О Господи, я становлюсь психом.

– Ты что-то сказал, дорогой?

– Нет.

– Почему ты так резко отвечаешь?

– Резко? Прости меня.

– Может, тебе надоело сидеть привязанным к дому, не имея никого рядом, кроме меня? Я знаю, что не очень-то образованна, но стараюсь не наводить на тебя скуку.

– Дорогая моя, ты никак не можешь наводить скуку.

Раздался телефонный звонок, и Чарли обрадовался, что появился повод сбежать вниз по лестнице.