Текст книги "Игра со смертью"

Автор книги: Вера и Марина Воробей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– Да-а-а, – протянула Лиза. – Представляю. Туся вдруг пристально вгляделась в лицо подруги, и слезы выступили у нее на глазах.

– По-моему, ты совсем не рада за меня, – заключила она. – Почему у тебя такое лицо?

– Какое? – спросила Лиза.

– Такое, как будто ты увидела привидение.

И действительно, на минуту Лизе показалось, что она увидела привидение. Призрак из прошлого. Наблюдая радость своей подруги, Лиза вспоминала о тех временах, когда она сама могла радоваться или горевать из-за Егора. Те времена уже давно прошли, но Лизе было неприятно даже воспоминание о них.

Егор принес ей много зла. Из-за него она пролила столько слез, что если их собрать, можно заполнить целый аквариум и разводить в нем рыбок, привыкших К морской воде. Теперь Лиза боялась, что Егор может причинить боль и Тусе. Уже причинил.

– Знаешь, – осторожно начала она, – честно говоря, не нравится мне все это.

– Что именно тебе не нравится? – обиженно спросила Туся. – Что Егор навещает меня или что я снова счастлива?

Лиза хотела было обидеться на резкость тона подруги, но вспомнила, что та лежит в больнице, и передумала.

– Туся, – сказала она, – я боюсь этого человека. Помнишь, что ты уже была счастлива с ним? И чем это кончилось?

– Теперь все по-другому, – с жаром принялась доказывать Туся. – Вот увидишь. Совершенно по-другому.

– Ну как знаешь, – кивнула Лиза. – Только, пожалуйста, будь с ним поосторожней.

– Спасибо, что ты так волнуешься за меня, только это ни к чему, – с этими словами Туся взяла Лизу за обе руки. – Лучше расскажи мне, что там в школе, как наши?

И Лиза рассказала о том, что все готовятся к двадцатилетию школы. Намечается шумный праздник, и директор поручил Кахоберу Ивановичу, их классному руководителю, поставить какой-нибудь спектакль.

– А почему именно ему? – смеясь, спросила Туся.

Почему-то ей было трудно представить усатого, добродушного и полного Кахобера в роли строгого режиссера.

– Ты разве не знаешь? Он же учился в театральном институте, до того как стать учителем. Говорят, он так читает басни, что все ухохатываются.

– Здорово, – грустно сказала Туся. – Жалко, что я не смогу сыграть в спектакле.

– Почему не сможешь? – оживилась Лиза. Еще даже не начинали. Ты, главное, побыстрее выписывайся, и обязательно сыграешь.

Постепенно на улице темнело. Туся посмотрела в окно, и кроны деревьев показались ей приподнятыми кулисами. Лиза уже встала и засобиралась домой, когда Туся вспомнила о записке.

– Лиза, ты не можешь для меня кое-что сделать?

– Все, что угодно.

– Пожалуйста, передай это Егору. – Туся достала из кармана записку и протянула Лизе.

– Ты уверена? – спросила Лиза.

– Как никогда, – улыбнулась Туся. – Хочу, чтобы он получил это письмо еще в школе, до нашей с ним встречи вечером. Передашь?

– Конечно, – сказала Лиза. – И даже постараюсь ничего не приписать от себя лично.

Подруги рассмеялись, поцеловались, и Лиза вызвала лифт. Когда она уже стояла в кабинке, Туся спросила:

– А какой спектакль они ставят?

– Не знаю, – пожала плечами Лиза, – точно еще не решили… Хотя нет, вспомнила! Кажется, «Ромео и Джульетту». Больше ни на что фантазии не хватило.

Когда Туся вернулась в свою палату, она с разбегу кинулась на кровать и несколько раз качнулась на пружинах. У нее было очень хорошее настроение: во-первых, потому, что завтра придет Егор, а во-вторых, потому, что у нее появился план. К ней зашла медсестра и принесла вечерние лекарства.

– Спасибо, – сказала Туся, а когда та вышла, выбросила таблетки в раковину.

Ей надоело лежать в больнице. Конечно, приятно, когда тебя навещают друзья, приносят цветы, записки и апельсины, но…

Туся представила себя на сцене в средневековом платье с длинным шлейфом. Как она могла бы сыграть Джульетту! Она бы смогла заставить целый зал заплакать над судьбой несчастной влюбленной, потому что знает в этом толк. Она была бы прекрасна в этой роли, и все бы поняли, как тонко она умеет чувствовать, как глубоко страдать. Надо только вырваться из этой прокля той больницы, стены которой давили на Тусю всей своей тяжестью.

«Через несколько дней я выйду отсюда, – думала она. – Потому что я совершенно нормальна, и мне здесь делать нечего».

8

В эту ночь Тусе приснилось, что Егор целует ее на глазах у всего класса. Во сне она оглянулась по сторонам и поняла, что просто идет репетиция. Она играет Джульетту, а Егор – Ромео. А Кахобер Иванович недоволен и просит еще и еще повторить сцену с поцелуем.

Туся вздрогнула и проснулась оттого, что кто-то на самом деле прикоснулся к ее щеке.

– Ой! – тихо взвизгнула Туся, садясь и натягивая одеяло до ушей. – Как ты сюда попал?

– Обыкновенно. Через дверь, – ответил Сюсюка, а это был именно он. – Уговорить вашу тетю Полю оказалось совсем несложно. Она добрая.

Он замолчал, глядя на Тусю с обожанием.

У Сюсюки было широкое веснушчатое лицо и курносый нос. Он был блондином и зачесывал волосы на прямой пробор. И еще он всегда дергал заусенцы, когда нервничал. А нервничал он тогда, когда видел Тусю.

Всегда приятно, когда кто-то тебя так сильно любит. Особенно радовало то, что Сюсюка был на два года старше и учился в одном классе с Егором. Туся надеялась, что когда Егор поймет, как ее любит его друг, чувства шевельнутся и в его душе. Она знала, что так часто бывает у мальчиков: они влюбляются вслед за кем-то, думая так: «Раз он что-то в ней находит, значит, в ней действительно, что-то есть».

Однако любовь Сюсюки часто тяготила Тусю.

Вот и сейчас в его взгляде было столько нежности, что она невольно отвела глаза.

– Ты не рада? – тихо спросил он.

Ей стало стыдно своих мыслей, и она стала разуверять несчастного поклонника.

– Ну что ты! Конечно, рада. Просто я не ожидала.

– Понимаю, – кивнул Сюсюка. – Ты ждала меня вечером.

«Надо же, какой самоуверенный! – подумала Туся. – С чего это я вообще должна его ждать?»

– Нравятся? – спросил Сюсюка, указывая на гвоздики, которые стояли у Туси на тумбочке.

– Еще бы, – улыбнулась она. – Удивительные цветы. Это так трогательно.

– Да ладно, чего там, – смущенно заулыбался Сюсюка и пренебрежительно махнул рукой.

«Что это с ним? – подумала Туся. – То ли ревнует к Егору, то ли совсем от любви с ума сошел?»

– А тебе? – спросила она только для того, чтобы что-нибудь сказать.

– Что мне? – не понял Сюсюка.

– Тебе они нравятся? – спросила Туся, касаясь пальцами нежных лепестков.

– Ага, – кивнул Сюсюка. – Очень. По всему городу мотался, выбирал.

– Что выбирал?

– Да гвоздики эти. Чтобы были именно такими, с прожилками…

Туся покраснела, подступившие к горлу слезы не позволяли вымолвить ни слова. Смысл сказанного постепенно доходил до нее.

Это он, Сюсюка, ее бессменный поклонник, принес цветы. Дрожащей рукой она полезла под подушку и достала записку, написанную на неровно вырванном тетрадном листе.

– А это? – спрашивала она, заранее зная ответ. – Это ты написал?

– Конечно, я. Кто же еще?

– Боже! Какая я дура! – воскликнула Туся и схватилась за голову. – Как я могла так ошибиться!

Она еще раз взглянула на записку. Теперь было трудно понять, как эти жалкие каракули она могла принять за почерк Егора.

– А подпись? Почему ты подписался «твой Т»? Сюсюка широко улыбнулся. Он видел перед собой ту, которую любил, и был по-своему счастлив. Он еще не вполне понимал боль разочарования Туси.

– Почему «Т», Сюсюка? – продолжала она допрос.

– Толик, – мягко сказал он. – Дома меня всегда так зовут. Или Толя.

Туся глухо застонала. Сейчас ей больше всего на свете хотелось надеть на голову Сюсюке банку из-под цветов. Какая глупость! «Твой Т», «Твоя Т» – противно вспомнить. Если бы не его дурацкая записка, если бы не эти чертовы гвоздики, ей бы и в голову не пришло, что это Егор приходил ее навестить.

Но в глубине души она понимала, что Сюсюка ни в чем не виноват, как не может быть виноват человек, который действительно любит. Ведь он и не думал ее обманывать, просто она сама хотела обмануться.

Внезапно Туся вспомнила о своей позорной записке, и ее прошиб холодный пот.

«Может быть, именно сейчас, пока я болтаю с Сюсюкой, Лиза передает записку Егору! – в отчаянии подумала она. – Страшно представить, что случится, если он получит эту записку. Как он будет смеяться и злорадствовать! Скажет:

«Правильно, что ее держат в больнице. Действительно, какая-то ненормальная».

– Толя, – сказала Туся срывающимся от слез голосом. – Пожалуйста, помоги мне.

– Все, что хочешь, – обрадовался Сюсюка. Впервые она обратилась за помощью к нему лично. Значит, он ей все-таки нужен?

– Беги в школу, – заговорила Туся, не глядя на него, – найди Лизу и забери у нее записку, которую я написала Егору. Пожалуйста, скорее, пока Лиза не успела ее передать.

– Считай, что я уже там, – проговорил Сюсюка, вставая. – Кстати, а что мне делать с этой запиской? – спросил он, когда был уже в дверях.

– Принеси ее мне сегодня же, – крикнула Туся, и дверь за Толей захлопнулась. – Если успеешь, – произнесла она в пустоту.

Туся не находила себе места. Она сняла байковую пижаму, в которой спала, надела спортивный костюм и снова легла в кровать. Но бездействовать в то время, когда решается ее судьба, было невыносимо. Туся вздохнула и пошла слоняться по коридору взад и вперед, нарочно шаркая ногами и бормоча себе под нос.

– Именно в этом заведении лучше так себя не вести, – услышала она голос Германа.

Он нагнал ее и теперь шел рядом.

– Почему? – спросила Туся.

Она обрадовалась возможности с кем-нибудь поговорить, чтобы хоть на время прогнать черные мысли.

– Еще подумают, что ты ненормальная, и посадят тебя в аквариум.

«Аквариумом» больные между собой называли непробиваемое, застекленное отделение для буйных.

– А мне все равно, – отозвал ась Туся. – Пускай сажают.

– А мне – нет, – твердо сказал Герман. – Мне не все равно.

У Туси опять возникло ощущение, как будто огромный красный цветок распускается у нее в животе.

– А тебе что за дело? – с притворным задором спросила она.

Герман откинул опустившиеся на лицо волосы и внимательно посмотрел на Тусю.

– Я сразу понял, что ты – особенная.

– И что во мне такого особенного? – иронично спросила Туся, хотя ей были до ужаса приятны слова Германа.

– Сияние. В тебе есть какое-то внутреннее свечение. Например, твоя подруга Лиза…

– А что Лиза? – напряженно спросила Туся. Она очень боялась, что он скажет что-то неприязненное, и с ним придется поссориться.

– Видно, что она очень хорошая, но в ней этого нет.

Туся даже устыдилась того, до какой степени ей была приятна похвала Германа. Она любила Лизу и руку бы за нее сожгла, но никуда не могла деться от тайного соперничества с ней. Лиза казалась ей удачливее, красивее и умнее. Поэтому, когда Герман сказал про сияние, Туся почувствовала, что краснеет от удовольствия.

– Жалко, что это понимаешь только ты, вздохнула она и представила себе Егора.

Вот бы он смеялся, если бы слышал слова Германа! «Внутреннее свечение – ха-ха-ха!»

– Этого достаточно, – самоуверенно сказал Герман. – Возьми, – и он протянул Тусе наливное, размером с кулак, яблоко.

– Спасибо, – сказала Туся и тут же вонзилась зубами в нежную мякоть. – Очень вкусно.

– Думаю, мы еще встретимся, – значительно произнес Герман и пошел прочь.

– Угу, – жуя яблоко, согласилась Туся.

9

Лиза опаздывала на урок и торопливо шла по школьному коридору, когда увидела Егора, идущего ей навстречу. Обычно Лиза старалась его избегать, потому что слишком хорошо помнила, каким жестоким он может быть. Но сегодня у нее было поручение от Туси, и Лиза не хотела ее подвести.

«Ей виднее, – думала Лиза. – И потом, что плохо для одного – хорошо для другого. Может, мы с Егором просто не подходили друг другу, а Туся будет с ним счастлива».

Так убеждала себя Лиза, хотя, по правде говоря, сама себе не верила.

Она решительно направилась к Егору.

– Можно с тобой поговорить? – спросила Лиза.

– Со мной? – удивленно вскинул брови Егор. – Интересно, что может быть общего у такого совершенства, как ты, и такого ничтожества, как я?

– Туся, – просто ответила Лиза. – Вот что у нас общее.

Она открыла рюкзак, чтобы достать записку, но Егор схватил ее за руку.

– Ты что? – испуганно воскликнула Лиза.

– Говорят, ты расплевалась с этим… как его…

Егор нахмурил лоб, делая вид, что никак не припомнит имени Максима.

– С Елкиным. Его зовут Максим Елкин.

– Ах, да! Говорят, ты рассталась с этим Палкиным. Это правда?

У Лизы появилось сильное желание дать Егору пощечину, но она сдержалась. Она помнила, как весной уже ударила Егора по лицу, и это воспоминание не приносило ничего, кроме чувства стыда.

«Прежде чем сказать грубое слово – сосчитай до десяти, а прежде чем ударить – сосчитай до ста», – часто говорит Лизин:– папа. Он вообще любит повторять древние китайские афоризмы.

– Тебе, как всегда, соврали, – ответила Лиза, стараясь сохранять спокойствие, хотя губы ее побелели от гнева. – Мы с Максимом не расставались. Мы с ним дружили и будем дружить всегда, хотя таким, как ты, этого, конечно, не понять.

– Дружили? Это теперь так называется? И Егор театрально расхохотался, хотя его глаза при этом оставались невеселыми и злыми.

Лизе стало неприятно, и если бы не поручение Туси, она бы сейчас же развернулась и ушла. Внезапно Егор перестал смеяться и немигающими глазами уставился на Лизу.

– Так, значит, ты сейчас свободна?

На секунду ей показалось, что в его глазах мелькнула неподдельная боль и самая настоящая надежда. Но только на секунду. Потом его рука сильнее сжала ее запястье, и он заговорил, злобно щуря глаза:

– Совсем меня забыла? А?

Лиза попыталась вырваться, но не смогла. Она оглянулась по сторонам, но звонок давно уже прозвенел, и все разошлись по классам.

– Не могу в это поверить. Ведь ты все еще любишь меня? Любишь?

– С чего ты взял! – возмутилась Лиза. Разговор затягивался и начинал не на шутку ее пугать.

– Да с того, что еще вчера ты о Тусе и знать не хотела, а сегодня подходишь ко мне, чтобы поговорить о ней. Ах, какая трогательная забота! А на самом деле тебе на Тусю чихать. Она для тебя только повод, чтобы ко мне подъехать. Так?

«И как я могла его любить? – подумала Лиза. – Какая гадость все, что он говорит! Бедная Туся, как она ошибается. Может, не отдавать ему записку?»

Но через несколько секунд Лиза решила, что каждый имеет право на свою жизнь и на свои заблуждения. Тем более теперь, после примирения, ей не хотелось перечить Тусе.

– На, это тебе, – сказала она, протягивая Егору записку и глядя в сторону.

– Что это? – удивился он. – Любовная записка? От тебя?

– Нет, – нехотя ответила Лиза. – Сам прочитай.

Егор с интересом взял в руки маленький конверт, приложил его к носу, вдохнул аромат цветочной туалетной воды и начал медленно разворачивать.

Внезапно из-за колонны школьного коридора выскочил Сюсюка и вырвал записку из рук Егора.

– Э-э-э, – запротестовал Егор. – Дай сюда! Это мое.

Но Сюсюка не послушал его. Он вложил записку во внутренний карман пиджака и с ненавистью посмотрел на Егора.

– Не отдам.

Раньше Сюсюка никогда бы не посмел так разговаривать с Егором. В их компании Егор был негласным авторитетом, его все побаивались: Но теперь Сюсюка как будто забыл об этом, он вел себя свободно и•вызывающе.

– Что ты делаешь? – в свою очередь спросила Лиза, подходя к Толе.

Она ничего не понимала, но почувствовала облегчение от того, что Егор не сможет прочесть любовную записку от Туси. А в том, что Туся писала именно о любви, Лиза не сомневалась ни секунды.

– Она попросила меня, – тихо объяснил ей Сюсюка. Так тихо, чтобы этого не услышал Егор. – Она передумала.

– О чем это вы шепчетесь? – подозрительно спросил Егор.

Его кулаки сжались, и он стал медленно наступать на Лизу и Толю.

– Беги к ней, – шепнула Лиза. – Скажи, что все хорошо.

– А этот? – Толя явно боялся оставлять ее наедине с Егором.

– А, с ним я разберусь.

Когда Сюсюка скрылся из виду, Егор пристально посмотрел на Лизу и проговорил:

– Что ж, если записки нет, так расскажи мне на словах, что в ней было.

– Конечно, расскажу, – сказала Лиза, пятясь от него. – Но только попозже.

– Когда это – попозже?

– После осадков в середине недели, – на одном дыхании проговорила Лиза и ворвалась в класс, где Кахобер Иванович уже провел половину урока.

– Можно? – робко спросила она, хотя знала, что классный руководитель, во-первых, добрый, а во-вторых, ее любит.

– Лучше поздно, чем никогда, – проговорил он, с притворным недовольством качая головой. – Стыдно, Кукушкина, садись.

А за дверью стоял одураченный Егор. Он все не мог понять, как так получилось, что он остался без записки, без подобострастного послушания Сюсюки и без Лизы. Ему потребовались добрые две минуты, чтобы сообразить, что ее странные слова об осадках в середине недели означают «после дождичка в четверг».

10

Как только Толя выбежал из школы, он сразу достал из кармана записку Туси. «Может быть, не читать?» – подумал он. Но потом твердо решил, что все-таки прочитает.

«Я же имею на это право, – оправдывал он сам себя. – Если бы не я, эту записку сейчас читал бы Егор. А я люблю ее, поэтому мне можно. Тем более что я никому не скажу».

Он развернул записку и начал читать. «Егор», «дорогой», «целую»… Эти слова жгли Толе глаза, и он не заметил, как из них потекли слезы.

Он разорвал записку на мелкие кусочки, но этого ему показалось Мало. Тогда Толя положил обрывки розовой бумаги в кучу листвы и поднес к ним зажигалку. Бумага воспламенилась и скукожилась. Горящие листки розового цвета походили на лепестки розы. Дым ел глаза, и, может быть, потому слезы никак не унимались.

Когда он узнал от Егора, что случилось с Тусей, он чуть с ума не сошел. Места себе не находил от тревоги за нее. И, как это ни странно, во всем обвинял себя.

Незадолго до ее попытки самоубийства Толя решил порвать с ней. Конечно, Туся сильно бы удивилась, если бы услышала, что он собирается «порвать» их отношения. На ее взгляд, их никогда и не было. Просто Сюсюка волочился за ней, часто надоедал, иногда был необходим. Да и то лишь для того, чтобы выполнить какое-нибудь поручение.

Иногда Тусе становилось стыдно оттого, что она использует человека, к которому совершенно равнодушна, но потом утешала себя тем, что ему, наверное, приятно быть ей полезным.

Тем не менее за несколько дней до попытки самоубийства Толя вообще перестал звонить Тусе, не ходил за ней и даже попытался перестать о ней думать. Конечно, от мыслей своих еще никому не удавалось убежать, и Толины размышления неизбежно приводили к Тусе, но он, насколько мог, гнал от себя ее образ.

Поэтому когда он узнал, что случилось, то во всем стал винить себя. Ему казалось, что, если бы он не оставил Тусю без своего участия, ничего бы не произошло. Толя не мог себе простить, что это Егор, а не он позвонил ей в ту роковую минуту. Даже в этом Егор опередил его.

Толе было бы нестерпимо больно узнать, что в тот роковой день Туся даже ни разу о нем не подумала. Она вспомнила родителей, Лизу, Егора, но только не Сюсюку. Но он этого не знал и продолжал винить в случившемся только себя.

Толя вытер слезы рукавом и решительно направился в больницу. Он собрался рассказать Тусе обо всем: о том, что Егор ее не любит, о том, как он любезничал с Лизой, и о том, что по-настоящему она нужна только ему, Толе.

Туся встретила его около лифта. Лицо ее распухло и покраснело. Было заметно, что она долго плакала. Однако теперь слез не было. Она казалась совершенно спокойной, но Толе это спокойствие совсем не понравилось.

Бывает так, что когда у человека беда, он громко плачет, и тогда его можно утешить. Но случается, что горе лишает слез, и это гораздо хуже, потому что непонятно, что делать.

– Ты не успел? – спросила она Толю глухим голосом. – Он получил письмо?

– Нет, – ласково улыбнулся он. – Я перехватил записку в самый последний момент.

Туся облегченно вздохнула и опустилась на банкетку.

– Слава Богу! Я бы сошла с ума, если бы он ее прочитал. Дай мне ее. – Туся требовательно протянула руку.

– Я ее сжег, – признался Толя.

– Зачем? – подозрительно спросила она.

– Думал, тебе будет неприятно увидеть ее снова.

– Толя в нерешительности стоял рядом с Тусей и не знал, что он должен теперь сказать или сделать, но она посмотрела на него снизу вверх и взяла за руку:

– Спасибо тебе. Ты меня спас. – Она попыталась улыбнуться, но из этого ничего не получилось.

– На моем месте так бы поступил каждый! – пошутил Толя.

Он хотел сказать о своей любви, о том, какой Егор негодяй, но Туся заговорила первой.

– Не хочу больше жить, – твердо сказала она.

– Не надо этого говорить. Это неправильно.

– А поступать со мной так – правильно?

В ее голосе зазвенели слезы.

– Как я жалею, что у меня ничего не получилось! Ненавижу себя, больше всего на свете ненавижу! – И Туся заплакала.

Внезапно Толя понял, что теперь он не может, не имеет права признаваться в любви и чернить Егора. Он твердо знал, что это совсем не те слова, которые хочет услышать Туся. Ведь когда человек переживает неудачу в любви, меньше всего ему нужно навязчивое поклонение. Такой человек нуждается просто в друге, который скажет, что он – лучше всех на свете, что все плохое – только недоразумение, которое легко исправить.

И Толя произнес все нужные слова.

Туся слушала его недоверчиво, склонив голову набок. Но постепенно слезы высохли, и она заулыбалась.

– Что бы я без тебя делала! – сказала она, прощаясь (ей нужно было спешить на дневной прием лекарств). – Ты – мой верный паж.

Она поцеловал а Толю в щеку и пошла в свою палату. А он смотрел ей вслед, любовался ее тонкой шеей, и его сердце разрывалось от мучительной нежности.

– Я люблю тебя, – сказал он одними губами.

11

Василий Васильевич Кронин был прирожденным врачом. Каким-то мистическим образом он всегда чувствовал, кто из его подопечных переживает кризис, и спешил прийти на помощь.

Вот и сейчас, когда Туся, запрокинув голову, запивала таблетки, он вошел к ней в палату и задал свой обычный вопрос:

– Ну, Наталья, рассказывай, как ты дошла до жизни такой?

Туся уже хотела сказать, что с ней все в порядке, но Вас Вас опередил ее:

– Только не говори мне, что ничего не случилось. Ложь не красит девиц. Тем более тетя Поля мне рассказала, что вокруг тебя разыгрываются шекспировские страсти. Может, расскажешь?

Сначала Туся хотела ответить, что все это не имеет никакого отношения к лечению, но потом тяжело вздохнула и все рассказала. Вас Вас обладал такой гипнотической силой, что в разговоре с ним Туся никогда не врала и не хитрила, а говорила все до конца. Она просто не находила причин для сокрытия правды.

– Да, досталось же тебе сегодня, – покачал головой Вас Вас, когда дослушал историю до конца. – И что, снова не хотелось жить?

– Не хотелось, – кивнула Туся.

– А теперь?

– Теперь не знаю.

– Хорошо еще, что это случилось в больнице, – сказал доктор Кронин. – Совсем недавно, когда тебе было трудно, ты решила лишить себя жизни, но из этого не вышло ничего хорошего, так?

– Так, – обиженно подтвердила Туся.

Она не понимала, зачем Вас Вас напоминает ей о неудачной попытке.

– Может быть, теперь мы попробуем иначе?

– Как иначе? –,– не поняла Туся.

– Попробуем жить, – просто сказал доктор. – Ты и представить себе не можешь, сколько на свете есть всего интересного. Кроме твоих страданий, есть еще и Аргентина.

– Арге… что?

– Аргентина. И, поверь, она гораздо более реальна, чем твоя боль. Есть еще и солнце, вечерами утопающее в море, и не слышанная тобой музыка.

– Я знаю, что все это есть, – задумчиво проговорила Туся. – Но иногда совсем забываю об этом.

Когда Вас Вас ушел, Туся, как была в одежде, легла на кровать и заснула. Ей приснилось, что она ходит по берегу моря и волны Нежно лижут ей ступни. Она наклоняется, зачерпывает в пригоршню морской воды, а она сладкая и пенящаяся, как кока-кола, и никого вокруг, кроме нескольких кричащих чаек.

«Как хорошо, – подумала Туся во сне – жалко, что со мной нет Егора».

Лиза пришла навестить Тусю, застала подругу спящей и не стала ее будить, а села рядом и начала читать. Когда Туся проснулась, она обрадовалась Лизе так, как будто не видела ее целую вечность.

– Что же ты меня не разбудишь! – сказала она с упреком.

– Жалко было. Ты спала, как ангел.

– Что ты читаешь? – потягиваясь, спросила Туся.

– Вильям Шекспир. «Ромео и Джульетта», – торжественно произнесла Лиза.

– Ты что, хочешь играть в спектакле?

– Ага, – кивнула Лиза.

Тихая ревность кольнула Тусю.

«Лиза легко могла бы сыграть Джульетту, подумала она. – И кажется, она не сомневается, что так и будет».

– Вот, присматриваю себе роль, – как ни в чем не бывало продолжала Лиза. – Может быть, сыграю кормилицу или мать Джульетты …

– Как? А разве ты не хочешь сыграть саму Джульетту?

– Нет, – искренне ответила Лиза. – Ну, может быть, и хотела бы, если бы думала, что у меня получится. А так я знаю, что любовные сцены это немой конек. К тому же … – Лиза замялась, смущенно взглянула на Тусю, не зная, как сообщить ей новость.

– Что «к тому же»? – настороженно спросила Туся. – Говори, не бойся. Мне кажется, теперь меня уже ничто не сможет расстроить.

– Знаешь, кто будет играть Ромео?

– Егор, – догадалась Туся.

– Именно он. То, что он будет играть Ромео, постановили единогласно. Он, видите ли, фактурой подходит. – Лиза явно не разделяла общего мнения. – Так что, даже если бы мне и предложили, я просто не смогла бы играть с ним в паре. Вдруг не сдержусь и отхлещу его по щекам?

Подруги посмотрели друг на друга и прыснули со смеху, одновременно представив, как это будет забавно, если посреди любовной сцены Лиза начнет лупцевать Егора.

– А кто будет играть Джульетту? – как можно бесстрастнее спросила Туся.

Внутренне она готовила себя к любому ответу. У них в классе так много красивых девочек, и любая из них могла бы справиться с этой ролью.

– Пока никто. Но, честно говоря, желающих много.

– Кто, например? – озабоченно спросила Туся, и эта озабоченность не ускользнула от Лизы. – Да каждая вторая! – ответила Лиза. – А ты что, тоже хочешь соревноваться?

– Не знаю, – грустно ответила Туся. – Наверное, у меня не получится.

– Получится, – убежденно сказала Лиза. – Когда чего-то очень хочешь, обязательно получается.

– Но Ромео будет играть Егор. Как я могу …

Лиза не дала подруге договорить.

– Еще как можешь! Это будет здорово. – И в глазах Лизы разгорелся азарт. – Этой ролью ты утрешь ему нос. Представляешь, как будет здорово, если он в тебя влюбится, а ты будешь над ним издеваться!

– Лиза, неужели это говоришь ты?

– А что? Мне кажется, как над ним не издевайся – все будет мало.

Подруги проговорили до сумерек, и дежурная сестра сказала, что посетителям пора дать больным поболеть.

– А насчет Джульетты ты все-таки подумай, сказала Лиза, прощаясь. – Если решишься, то знай, что один голос уже на твоей стороне.

Не заходя в палату, Туся прямиком пошла в кабинет доктора Кронина.

– Можно?

Вас Вас оторвал взгляд от чтения бумаг и жестом пригласил Тусю войти. В отличие от других врачей, Кронин никогда не стремился уйти домой раньше времени. Может, у него не было семьи, или его домашние ему надоели, но только он засиживался допоздна, заполняя истории болезней. А местные сплетницы поговаривали, что Вас Вас пишет рассказы, которые даже публикуются в модных журналах.

– Ушла подруга? – спросил он Тусю.

– Ушла. Но я с вами о другом хотела поговорить.

– Слушаю.

Туся молитвенно сложила руки на груди и умоляюще посмотрела на врача.

– Пожалуйста, выпишите меня отсюда!

– Выписать? А к чему такая спешка?

Туся поняла, что и на этот раз ей не отвертеться и придется все рассказать о спектакле и о Шекспире.

– Так -так, – сказал Вас Вас, потирая бороду. Театр – это хорошо. Это я приветствую. Только вот выписывать рановато…

– Прошу вас, – настаивала Туся. – Десять минут на сцене помогут мне гораздо больше, чем десять дней в этой больнице!

Кронин усмехнулся и недоверчиво мотнул головой.

– А ты умеешь убеждать. Может быть, из тебя действительно получится актриса. Только давай договоримся так: как только у тебя появятся дурные мысли, тут же придешь ко мне. Договорились?

– Договорились! – охотно согласилась Туся. Что-то подсказывало ей, что в больницу она больше никогда не вернется.

– И еще одно… – нерешительно произнесла она.

– Наташа, имей совесть, – сказал Кронин и погрозил пальцем. – Что еще?

Тусе было неловко начинать этот разговор. Но она заметила, что Германа больше нет в отделении. После их последнего разговора Герман исчез. «Наверное, его выписали, – с грустью подумала Туся. – А он со мной даже не попрощался».

И ей стало больно оттого, что она больше никогда не увидит этого полузнакомого человека, что Туся не на шутку опечалилась.

– Нельзя мне узнать у вас телефон одного человека? – робко спросила она доктора.

– Какого еще человека? – нахмурился Вас Вас.

– Герман. Его зовут Герман, он там лежал. И Туся махнула рукой в сторону другого крыла. Нельзя ли узнать телефон, ведь в карте все написано.

– А зачем тебе? – строго спросил Кронин.

– Кажется, мы подружились, – призналась Туся. – По-моему, он неплохой человек и у нас много общего. Можно?

– Нет, – резко ответил доктор. – Ни к чему это.

– Ну, пожалуйста, – когда Туся просила о чем-то, она складывала брови домиком. – Прошу вас!

– Телефона я не дам, и не потому, что вредный. Просто больница, и особенно такая больница, – это не то место, где нужно заводить новые знакомства. Ты меня поняла?

– Поняла, – вздохнула Туся.

– Поэтому беги отсюда, пока я не передумал, – заключил Вас Вас.

И Туся пулей вылетела из кабинета.

С завтрашнего дня у нее должна была начаться новая, правильная жизнь.

12

В школе все было по-прежнему: звонки, уроки, беготня.

«Даже если бы меня уже не было на свете, здесь бы все осталось как раньше, – думала Туся, оглядываясь по сторонам. – Никто бы не заметил моего исчезновения, кроме самых близких, и жизнь бы шла своим чередом».

Одноклассники встретили ее так, как будто ничего не случилось. Многие просто не знали, что произошло на самом деле, а те, кто знал, – держали язык за зубами.

Полным ходом шла подготовка к юбилейному вечеру, и споры вокруг того, кто будет играть Джульетту, не утихали.

Оказалось, что хотя вначале желающих и было много, но теперь осталось только трое: подруги Марина и Юля да востроносая Света, которая приехала в их школу только в этом году. Остальные или решили выступать в концерте отдельным номером, или просто побоялись соперничества.

Скучая на математике, Туся снова и снова перебирала в уме достоинства и недостатки своих конкуренток, подсчитывая, много ли у нее шансов на победу.

«Марина? Она симпатичная, у нее темные густые волосы и кофейная кожа – настоящая итальянка, как Джульетта. У нее карие глаза и четко очерченные, как будто подведенные губы. А еще у нее высокий, почти детский голос, который звенит как колокольчик, и она умеет петь русские романсы. Правда, она немного угловата и лишена той плавности движений, которая есть у меня. И потом, Марина очень стеснительная и легко может заплакать от самого безобидного замечания. С таким характером нельзя быть актрисой, – говорила сама себе Туся. – У Марины много достоинств, но то, что она такая ранимая, перечеркивает их.