Текст книги "Вера, надежда, любовь (сборник)"
Автор книги: Вера Колочкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Маша покорно села на стул, закрыла глаза. Ленка стала колдовать над ее длинными волосами, больно вытягивая щипцами пряди. Инна, как заправский визажист, начала процедуру с маски для лица.
– Вот так, вот так, – приговаривала она, накладывая маску толстым слоем, – это очень хорошая штука, Мышь, после нее кожа прямо на глазах свежеет, подтягивается…
– Ну как вам моя Копченая Колбаса? – смеясь, обратилась к ним Ленка, вспомнив тайный псевдоним своего второго жениха.
– Да уж, колбаса ну о-о-очень копченая! – подхватила Инна, оторвавшись на секунду от своего занятия. – А тебе не кажется, Ленка, что он бабник? Будешь потом всю жизнь из чужих постелей его вытаскивать…
– Кажется, кажется! – проворчала Ленка. – Конечно кажется! Я ведь вас предупреждала… Зато он адвокат классный, высокооплачиваемый. И фактурка у него – залюбуешься! А я вот возьму да ребеночка ему рожу. Куда он тогда от меня денется? А что, и рожу. Какие мои годы?
– Не знаю, не знаю… По-моему, не нужно тебе такого счастья. Измотает он тебя. А внешне он, конечно, классный мужик! Импозантный, харизматичный. Саша твой и рядом не стоял…
– Да, девочки, везде свои плюсы и минусы! Я как гоголевская Агафья Тихоновна, разборчивая невеста, все хочу создать жениховский собирательный образ. Мышонок, а ты чего молчишь?
– Лицо щиплет…
– А ты как думала? Красота – она терпения требует! Вот так и мучаемся каждый день, да, Ленка? Потерпи, сейчас уже снимать буду…
Инна ловко подхватила под Машиным подбородком схватившуюся плотной пленкой маску, потянула вверх.
– Ой! Больно же! – взвыла от испуга Маша. Лицо ее горело огнем, ей казалось, что Инна содрала вместе с пленкой и кожу. – Ничего себе, пытки в застенках…
– Да ладно… – успокоила ее Инна. – Не вздрагивай. Сейчас кремиком хорошим намажем, вот так, вот так… Теперь спонжиком тон нанесем, потом пудру…
– Это что, ты каждое утро над собой так издеваешься? – удивилась Маша, слушая Иннины комментарии.
– Ну почему издеваюсь? Я делаю это с удовольствием… Я же женщина, в конце концов, а не серая мышь. Так, теперь чуточку румян, потом подкрасим глазки… Ой, Лен, а что мы будем делать с бровями? Это же ужас что такое, тут работы на целый час!
– А что у меня с бровями? – обеспокоенно спросила Маша. – Какой работы на час?
– Тихо, Мышонок, не волнуйся! Доверься специалистам. Брови будем выравнивать. Хотя бы по нижнему краю.
– Это больно? – спросила Маша.
– Потерпишь, Галатея ты наша ненаглядная! Другие ради красоты и не такое терпят… Помнишь, Инка, как в прошлом году тебе губы корректировали?
– Ой, лучше не вспоминай… Гель какой-то некачественный ввели, я думала, навеки уродом останусь.
– А зачем гель в губы? – спросила Маша, героически терпя экзекуцию по выравниванию бровей.
– Ну, чтобы объем придать, пухлость… Да что я тебе объясняю! Все равно не поймешь!
– Действительно, не пойму… Ой! Хватит уже! Больно…
– Все-все, заканчиваю!
Последний штрих… Инна долго еще колдовала над ее лицом, Ленка над прической. Потом обе они отошли в сторону, встали перед Машей с загадочными лицами, помолчали…
– Да… – задумчиво произнесла Инна. – А Копченая Колбаса, то бишь Филипп твой прав, в чем-то определенно прав относительно потенциала…
– Вставай, Галатея, смотри на себя! – разрешила Ленка.
– Стой! Не надо, подожди!
Инна опрометью кинулась к шкафу, стала выбрасывать на кровать легкие разноцветные одежки. Наконец вытащила красивое шелковое платье нежного фисташкового цвета с большими красными цветами по полю, на тоненьких бретельках, с разрезом до бедра.
– Ой, нет, я такое не надену… – сделала попытку к сопротивлению Маша.
– Да чего уж там, Мышонок! – решительно махнула рукой Ленка. – Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! Дойди до последней точки разврата, совсем отдайся!
Вдвоем они помогли ей втиснуться в платье, которое оказалось еще и с корсетом, отчего грудь поднялась вверх, красиво расположившись в откровенном вырезе.
– Отпад… Ну полный отпад, Мышонок… – завороженно повторяла Ленка. – Сама себя сейчас не узнаешь… Обернись к зеркалу, посмотри!
Маша долго всматривалась в свое отражение, не проявляя никаких эмоций по поводу увиденного. Странное у нее было чувство, некомфортное какое-то. Из зеркала на нее смотрела действительно очень красивая женщина с искусно сделанным макияжем, модной прической с торчащими на затылке озорными хвостиками. Красивая, только чужая совсем. Внутри было пусто, неприютно как-то, словно душа ее обиделась на новую оболочку, не хотела в нее входить, стояла где-то в сторонке, надувшись, как мышь на крупу.
– Что ты молчишь? – не выдержала Инна. – Неужели не нравится? Тебя же сейчас не узнает никто! Действительно, сюрприз получился…
– Почему? Нравится, конечно. Только я так долго ходить не смогу! Непривычно как-то.
– Ну, пойдем народ поражать! – взяла ее Ленка за руку. Обернувшись к Инне, спросила: – А как ты думаешь, Инка, кто от процесса преображения большее удовольствие испытывал, Пигмалион или Галатея? По-моему, так Пигмалион…
– А то! – вскинулась Инна. – Сколько тут наших трудов положено! А косметики моей сколько ушло! А ей, видишь ли, непривычно как-то… Хотя бы одну радостную эмоцию для приличия выдала! Мышь, она и в Африке мышь…
Маша медленно спустилась по лестнице, придерживая подол длинного платья. В сопровождении Инны и Ленки босыми ногами ступила на газон, медленно пошла в сторону бассейна, гордо неся голову и изо всех сил стараясь придать походке некую вальяжность, соответствующую, как ей казалось, новому образу. Увидев сидящего на траве Арсения, изумленно глядящего на нее, вдруг подумала: «Скорее всего, только из-за него я и согласилась на эту авантюру, похожую на всплеск отчаяния… Пусть меня запомнит такой, когда к своей Алене уйдет! Хотя зачем ему меня помнить? Все равно, пусть…»
– Мышь, это ты или не ты? – недоверчиво произнес Арсений, вставая ей навстречу. – Что они с тобой сделали, милая ты моя? Семен! У тебя жена – подпольная красавица, что ли? Столько лет скрывалась!
– Она и без помады красавица… – недовольно пробурчал Семен. – Всем вам охота, чтоб только поярче было, а женская красота – она изнутри светится, ее не всем видно!
– Браво, Семен! – захлопал в ладоши со своего шезлонга Филипп. – Вот, дорогая Инночка, вам яркий пример наличия женского потенциала! Слышали? Изнутри светится! А теперь, пожалуйста, и снаружи! Сейчас-то вы со мной согласны?
– Мамочка, какая ты красивая! Какая молодая! Катька, ну посмотри, что за прелесть! Отпад! Полный отпад! – хлопая в ладоши, прыгала вокруг Маши Варька.
– Я не понял… В этом доме гостей чем-нибудь кормить собираются? – громко спросил Семен. – Или мы весь день на красоту моей жены любоваться будем? Мы с Арсением с рыбалки шли, думали, прямо к столу попадем!
– Ой… – растерянно забормотала Инна, – мы же про все забыли! Даже углей для шашлыков нет…
– Так, все дружненько работаем, накрываем на стол! – мгновенно сориентировавшись в ситуации, взяла на себя обязанности хозяйки Ленка. – Мальчики жарят шашлык, девочки режут салатики! Семен, потом будешь водку пить!
Она действительно очень быстро организовала всех, пристроив каждого к своему делу, и уже через час вся компания сидела за накрытым на большой поляне столом, весело выпивая и закусывая. Маша смотрела на всех, как обычно, трезвыми глазами, слушала льющиеся потоком в свой адрес комплименты, улыбалась равнодушно и вежливо.
– А для меня ты все равно Мышонок! – пьяно и громко кричал ей, размахивая вилкой, с другого конца стола Арсений. – Я тебя всякую люблю! Хотя, знаешь, в прежнем виде ты мне как-то роднее была…
– Почему была? – тихо спросила Маша, зная, что никто ее не услышит. Инна с Ленкой уже с шумом вставали из-за стола, громко смеясь, тащили Филиппа к бассейну. Семен начал о чем-то отчаянно спорить с Арсением, Катя с Варей под шумок чокнулись и выпили по рюмке водки…
– Варюша! – строго сказала Маша, проходя мимо нее. – Чего это ты? Это ж водка! Тебе плохо будет!
– Ой, мам! Ладно тебе, не будь занудой. Надо все в жизни в качестве эксперимента перепробовать. А вдруг пригодится? – уже вслед ей прохихикала Варька.
Маша не торопясь прошла босиком по мягкой траве, села в шезлонг, вытянув ноги, закрыла глаза. Как хорошо Арсений сейчас сказал – я тебя всякую люблю… Любишь, конечно любишь! Где ты еще найдешь более преданного друга, готового для тебя на все – и принимать душевную помойку, и дружить с твоей взбалмошной и капризной женой, и мыть за нее посуду на твоей даче, и думать о тебе целыми днями, и насобачиться ночами плакать в подушку так, чтобы муж не услышал…
– А почему вы даже глотка вина не выпили, Машенька? Я наблюдал за вами, – услышала она над ухом тихий, вкрадчивый голос Филиппа.
– Я вообще не пью.
– А зря… – с улыбкой проговорил он, устраиваясь в соседнем шезлонге. – Немного вина всегда красит женщину, придает сексапильности, блеска глазам, раскрепощает… Вам бы это не повредило, уж поверьте мне!
– Ну, это дело вкуса! – не отвечая на его улыбку и глядя прямо перед собой, ответила Маша.
– Машенька, а может, мы о вкусах поспорим в другом месте? Хотя, как известно, о них, о вкусах, вообще не спорят. Но мы все же попробуем!
– В каком другом? – удивленно уставилась на него Маша. – Что вы имеете в виду?
– Давайте как-нибудь поужинаем вместе! В следующую пятницу, например. Я знаю удивительное место за городом…
– Это что же, вы меня на свидание приглашаете? – уставилась на него Маша.
– Ну да. А почему вы так этому удивились, Машенька?
– Ну как же, Филипп… Во-первых, Лена – моя подруга, а во-вторых, я все-таки замужем!
– И хорошо, что замужем. И прекрасно. Я ведь вам не руку и сердце предлагаю, а романтическое временное отступление от семейных хлопот. В длящемся годами браке это просто необходимо, спросите у любого психолога. Доверьтесь мне, Маша, вы не пожалеете… А насчет Лены можете не волноваться. Она поймет. Мы вообще с полуслова понимаем друг друга, тем и ценны наши отношения.
– Нет, Филипп, спасибо за предложение, – изо всех сил стараясь не рассердиться, сказала Маша. – Мне не досаждают мои семейные хлопоты, и я не хочу никакого отступления от них. И даже романтического.
– И все-таки я вам позвоню!
– Нет, не стоит.
– Машенька, если б я верил в это самое женское «нет», я давно бы уже был трижды женат…
– О чем это вы так интимно шепчетесь? – услышала Маша над головой веселый Ленкин голос. – Уж не соблазняешь ли ты, Мышонок, моего жениха?
– О да, я та еще соблазнительница! – принимая ее игривый тон, ответила Маша, покачивая головой и закатив глаза. – Роковая женщина, ясен перец!
– А что? – продолжила тему Ленка, садясь перед ней на траву. – Может, так в роль вошла, что и выйти уже не сможешь? Знаешь, как у актеров бывает? Уже и костюм снимут, и грим смоют, а все еще в образе…
– Откуда ты знаешь, какой у меня образ? Может, я вот такая, как сегодня, и есть настоящая, а до этого играла роль серого мышонка?
– Ишь, разрезвилась… Инки на тебя нет, – уже без улыбки ответила Ленка. – Ты лучше за Семеном присмотри, а то они сейчас с Арсюшей порядочно наклюкаются!
– Это да, это ты права, подруга! У нас Варькин выпускной скоро, на завтра уже куча дел запланирована! – вставая с шезлонга и ища взглядом мужа, сказала Маша.
Семен сидел за разоренным столом, грустно подперев голову рукой. Пьяные глаза его в обрамлении рыжих стрелочек ресниц казались детскими, доверчивыми. Он виновато и озорно улыбнулся подошедшей Маше, выставил вперед палец и, смешно им покачивая у своего носа, гордо произнес:
– Машенька, ты не права! Я совсем не пьяный! Я почти что трезвый! А вот Сенька сегодня напи-и-и-лся… Ты ему завтра на работе выговор объяви, Маш! Смотри, как он вдоль забора блыкается… Приклеился ухом к телефону и бегает. Туда-сюда, туда-сюда… Слушай, Маш, а что, у Сеньки баба завелась? – вдруг, помолчав, ошарашил ее вопросом Семен.
– С чего ты взял?
– Да он целый день с телефоном не расстается. И не рыбалка у нас сегодня была, а вроде как переговорный пункт. Всю рыбу распугал… Ему какая-то баба звонит через каждые пятнадцать минут, а он того… Нет чтоб послать ее куда подальше! Наоборот, вроде как извиняется перед ней. Прости, говорит, малыш, не могу гостей бросить… Дай мне, говорит, еще три дня. Через три дня, мол, все решу. А чего он решит-то, Маш? Вот чует мое сердце, не к добру это. Ой не к добру!
– Сема, ты не пей больше. Надо засветло уехать, мне ж придется машину вести. А ты знаешь, какой из меня водитель… – рассеянно проговорила Маша, наблюдая за Арсением, который действительно, как образно выразился Семен, «блыкал» вдоль забора, прижимая одной рукой трубку к уху, другой же яростно жестикулируя.
– Видишь, что с мужиком делается? – задумчиво тянул свою песню Семен. – Прямо дурак дураком. Сам бы подумал – зачем так нервничать? Ты люби, как я, всю жизнь одну бабу, и никакие малыши-карандаши тебя веревкой не совьют. Любовь – она мужика крепким делает! Стойким оловянным солдатиком!
– Да? Что-то я пока стойкого и оловянного солдатика тут не наблюдаю, – попыталась отшутиться Маша, – а вот пьяного и рыжего солдатика вижу. До машины-то сможешь дойти?
– Обижаешь, мать…
– Пап, она что, опять тебя пилит? – спросила подлетевшая разгоряченная Варька. – Если что, ты мне жалуйся, краснокожие бледнолицых всегда победят!
– Нет, Огненная Коса, бледнолицая женщина меня ничем не обидела!
– Хорошо, Рыжий Глаз, будь начеку!
Маша засмеялась. Какой сегодня странный день! Все шиворот-навыворот! Из серой мыши она вдруг превратилась в принцессу, вместо приятного знакомства с женихом подруги получила приглашение на свидание. Всю душу насквозь, до самого дна уже проскребли кошки, а она сидит и смеется вместе с мужем и дочерью! Слава богу, хоть они остались неизменными в этом странном, перевернутом наоборот дне – своими, близкими…
– Собирайтесь, краснокожие, поехали! Нас ждут великие дела, – сказала Маша, увидев краем глаза, как Арсений, засунув обе руки в карманы брюк и низко опустив голову, медленно идет по газону в их сторону. Увидев бегущую навстречу ему Варьку, он наклонился, раскинул широко руки, подхватил ее, закружил, как обычно, как делал всегда все эти годы… Варька весело визжала, обняв его за шею и болтая ногами. Рыжие волосы ее упали на лицо, одна босоножка сорвалась с ноги и улетела за изгородь, в высокие лопухи, дружной стеной охраняющие подступы к даче. Наконец Арсений опустил ее на землю, придерживая за плечи, тихо спросил:
– Лисичка, тебе что подарить на окончание школы?
– Ой, дядя Арсюша, я не знаю… Что-нибудь взрослое уже, настоящее, а не ролики с велосипедом, как в прошлый раз!
– Варя! Тебе не стыдно? – сердито сказала Маша, прислушиваясь к их разговору. – Иди в машину, попрошайка несчастная!
– Мышонок, а ты в наши дела не вмешивайся! – заступился за Варьку Арсений. – У вас своя свадьба, у нас – своя…
– Слушай, у меня к тебе просьба… – посерьезнев, обратилась к Арсению Маша. – Ты отпусти меня на неделю в отгулы, а? У Варьки выпускной, а я в родительском комитете, сам понимаешь!
– Да без вопросов, Мышь! Для нашей рыжей лисицы я и сам готов поработать в родительском комитете, пусть только позовут! Счастливые вы, ребята…
– Машенька, что ж вы так рано уезжаете? Мы с вами не завершили наш давешний спор, помните? О причинах устойчивости семейных уз…
– Простите, я не помню… – холодно взглянув на подошедшего Филиппа, сказала Маша. – Совсем все забывать стала. Это возрастное, наверное.
– Про возрастное – это мы так кокетничаем, – засмеялась подошедшая вслед за Филиппом Ленка. – Что ж ты меня, Мышонок, бросаешь? Инка напилась, ты уезжаешь… Тоже мне, подруги!
– У тебя замечательные подруги, Леночка! Просто прелесть что за подруги! – стараясь поймать Машин взгляд, томно произнес Филипп.
– Да, это правда, – обнимая Машу, сказала Ленка. – Плохого не держим, сразу выбрасываем!
Маша с трудом оттащила от Арсения Семена, который пытался ему что-то объяснить напоследок, запихнула в машину. Дождавшись Варьку, искавшую в лопухах свою босоножку, выехала наконец за ворота.
– Мам, мне так тетю Лену жалко… – вдруг повернулась к ней сидящая на переднем сиденье Варька.
– Почему, дочь? – насторожилась Маша.
– Ну, этот жених ее… Он такой старый и противный! И взгляд у него козлино-вонючий! Как она, бедненькая, жить-то с ним будет?!
«Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом!» – смеясь, комментировала Маша ворчанье Семена по поводу суеты, которая свалилась на них в последние дни перед Варькиным выпускным. Бедный Семен не успевал даже перекусить – то Маша гнала его закупать подарки для школьных учителей, то в последний момент выяснялось, что никто не заказал цветов, то Варьку надо было срочно везти в парикмахерскую…
– Легче тебя, наверное, замуж выдать, Огненная Коса, чем из школы выпустить! – ворчал он весело, не без удовольствия любуясь представшей перед ним во всем параде Варькой. – А намазалась-то, намазалась! В твоем классе ты и без косметики красивше всех будешь!
– Ой, пап, тебя послушать, так мы с мамой самые красивые королевны на всем белом свете!
– А что, так оно и есть. Разве нет? – удивленно моргал рыжими ресницами Семен.
Выпускной Варькин прошел весело, можно сказать, классически. С цветами, слезами и песнями, смехом и шампанским, с ночными гуляньями выпускников по городу и бессонной ночью родителей, поджидающих под утро своих повзрослевших в одночасье детей к домашнему очагу. В понедельник Маша, усталая, но довольная от осознания выполненного материнского долга, переступила порог своего рабочего кабинета.
– Привет, Аркаша! Как ты тут без меня? Не гонял тебя Арсений Львович?
– Доброе утро, Мария Владимировна. Как выпускной провели?
– Замечательно, Аркаша!
– А гонять меня вроде и некому было… Директора уже три дня на работе нет.
– Как – нет? А где он? – оторопела Маша. – А что Алена говорит?
– Да ничего не говорит! Сидит, в компьютер уставилась и собачится со всеми по телефону. Если близко подойти – укусить может. Вы там поосторожнее… – уже в спину выходящей из кабинета Маше проговорил Аркаша.
– Где Арсений Львович, Алена? Что с ним? – заходя в приемную, с порога набросилась на девушку Маша.
– Не знаю. Дома, наверное, – холодно ответила Алена, не отрывая взгляда от экрана компьютера.
– Почему дома? Он заболел? Что он говорит? – летели в Аленину спину тревожные Машины вопросы.
– Не знаю. Я его личную жизнь не отслеживаю. Это не входит в мои обязанности!
Маша вдруг почувствовала по ее выпрямленной спине, по старанию придать голосу больше холодного равнодушия, как сильно напряжена девушка, как с огромным трудом сдерживает злобное отчаяние. «Ладно, сама выясню», – подумала Маша, выходя из приемной и медленно идя по коридору в сторону своего кабинета. Она долго набирала номера сотовых телефонов Арсения, Инны, Ленки, наконец… «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – вежливо талдычил ей приятный женский голос. Домашний телефон Ларионовых тоже выдавал только бесконечные длинные гудки. «С ним что-то случилось… – с тоской подумала Маша, в очередной раз нажимая на кнопку отбоя. – Господи, пусть только не самое страшное, все остальное можно пережить…»
Она не успела выпустить из рук трубки, как телефон зазвонил сам.
– Да! – почти закричала Маша, надеясь услышать голос Арсения.
– Здравствуйте, Мария…
– Здравствуйте… – протянула она разочарованно, услышав совсем незнакомый ей мужской голос.
– Я так и думал, что вы меня не узнаете. Помните своего партнера по прополке грядок?
– Саша? Откуда у вас мой телефон? Что-то случилось с Леной?
– Нет, Маша, не волнуйтесь, с ней все в порядке. Она в Питере, у ее клиента там проблемы какие-то. А ваш номер телефона я узнал у Лениной дочки, Катеньки. Мне очень нужно с вами поговорить, Маша. Вы не могли бы со мной встретиться?
– Саша, это так срочно? Я все-таки на работе…
– Срочно, Маша. Очень срочно. Может, мне подъехать к вам на фирму?
– Нет, лучше поступим так… Тут недалеко есть уличное кафе, около драмтеатра, знаете? Мне всего три минуты ходьбы…
– Я буду там через полчаса.
– Хорошо, до встречи.
«Нет, как он некстати! – думала Маша, нервно постукивая телефонной трубкой по столу. – Надо было отказаться!»
– Мария Владимировна, что-то случилось? – участливо спросил Аркаша.
– Почему?
– У вас такое лицо…
– Какое?
– Как у Алены, будто перевернутое. Ну, с ней-то все понятно…
– А что тебе про нее понятно, Аркаша? – развернулась она к нему. – Давай посплетничаем, что ли… Кстати, мы с тобой даже кофе еще не пили! Так что тебе про Алену понятно?
– А что тут сложного? – пожал плечами парень, доставая из шкафчика свою кружку и включая чайник. – Девушка на карту все поставила. Ну не хочет она ни в любовницах ходить, ни ждать годами, когда на Арсения Львовича снизойдет охота на ней жениться. Вот она и учуяла момент наивысшей точки его влюбленности и условие поставила: или сейчас, или никогда.
– Аркаша, но это же чудовищно! Неужели в ее возрасте возможен такой жестокий расчет?
– Какая ж вы наивная, Марь Владимировна… Ее, между прочим, вполне можно понять. Куда ей с неземной красотой деваться прикажете? Раз природой дадено, обидно оставлять все это в родной Мордоплюевке. Вы этого не понимаете, конечно. У вас менталитет не тот, другое поколение…
Маша задумалась. Действительно, ей трудно было понять эту девочку. Но разве она сама захотела бы остаться в своей деревне, где всю жизнь прожили ее мама и бабушка? Разве она не сидела дни и ночи напролет над учебниками, чтобы поступить в институт после школы? Она тоже, как и Алена, хотела жить в городе, хотела жизни интересной, значительной. Выходит, что пути у них были разные, а цель одна?
– Грех красоту не использовать! – продолжал тем временем Аркаша. – Все в этой жизни что-то эксплуатируют – кто мозги, кто красоту…
– Ты знаешь, Аркаша, у нас во дворе девочка одна живет, Варькина подружка… Красоты – неописуемой! Высокая, длинноногая, коса до пояса, а лицо – только иконы писать. В общем, самая моделистая из моделей. Бедно живет, без родителей, с бабушкой-пенсионеркой, учится на втором курсе медицинского. Днем учится, а ночами работает санитаркой в доме престарелых, за старыми бабушками горшки выносит. Из одежды у нее – только джинсы с ковбойкой да белый халат с шапочкой. Но ты бы видел глаза этой девочки! Мороз по коже идет! Там такая духовность светится, такая силища! Выходит, и красота ей не впрок?
– Ну, это уже из другой оперы, Марь Владимирна! Вы мне еще про сестер милосердия расскажите. Способность к духовности далеко не всем дана, только избранным! Вот у вашей девчонки она есть – и слава богу, это ее счастье. А что делать бедным Аленушкам, у которых вся духовность сводится к мечтаниям о норковой шубке, турецких пляжах да возможности красиво бездельничать целыми днями? Она, наша Алена, гораздо больше природой обделена, чем ваша девочка! Ее за это пожалеть надо, а вы злитесь!
– Да не злюсь я, Аркаша! Просто за Арсения Львовича обидно. Почему именно он должен стать жертвой?
– Да какая разница? Не он, так кто-то другой… Ну не повезло ему, что Аленина карта так пала. От судьбы не уйдешь! Значит, заслужил чем-то или обидел кого сильно, просто так в жизни ничего не бывает!
– Ах, какой не по годам умный юноша! Смотри, сам не наделай ошибок, адвокат ты наш, защитник бедных девушек!
– Да куда ж я от них, от ошибок, денусь? Сам наделаю, сам и исправлю!
– Ну-ну…
Маша посмотрела на часы, допила остывший кофе. Открыла сумочку, мельком заглянула в маленькое зеркальце.
– Аркаша, я ненадолго отлучусь, меня человек ждет. Ты не уходи от телефона, ладно? Если меня будут искать – перезвони мне на мобильный.
– Понял, сделаю. Не дурак…
– Аркашенька, давай без фамильярностей! Это всего лишь деловое свидание!
– Да об чем спич, Марь Владимировна! – расплылся Аркаша в улыбке. – Я ни о чем таком и подумать не могу! Вы ж у нас категорически правильная!
– Замолчи, противный мальчишка! – улыбнулась ему так же широко Маша. – Уволю!
На улице стоял настоящий июньский зной. Тополиный пух нагло лез в глаза, кружился вихрем, подхваченный легким ветром, собирался белыми кучками у края тротуара. Пахло городом, раскаленным асфальтом, бензином. «Сейчас бы дождичка хорошего», – подумала Маша, подходя к зеленому тенту кафе, где за дальним столиком сидел Саша. Он поднялся ей навстречу, улыбнулся приветливо, галантно пододвинул стул:
– Вам что-нибудь заказать, Машенька?
– Минеральной воды, если можно. Так о чем вы хотели со мной поговорить, Саша?
– Даже не знаю, с чего начать…
– А вы начните с главного. Так всегда проще.
– Ну что ж, с главного так с главного… В общем, смутил меня наш разговор, когда мы эту злосчастную грядку пололи. Я уж было думал, что все для себя решил бесповоротно и окончательно, да не тут-то было… Вы, наверное, правы: от своей любви, как от судьбы, убежать нельзя. Тяжелая ноша, да без нее еще хуже. А тут письмо от жены получил. Пишет, плохо ей там без меня, просит вернуться. Женское одиночество – штука очень коварная, даже социально опасная. Нужен я ей, понимаете?
– Все это я понимаю, Саша. Только объясните, при чем здесь я? Вам на эту тему с Леной надо разговаривать, а не со мной!
– Так в этом, собственно, и состоит моя к вам просьба, Машенька. Поговорите с Леной, объясните ей все, у вас это лучше получится, я знаю!
– Ну уж дудки! – захлебнулась возмущением Маша. – Тоже, нашли крайнего! Сами объясняйтесь! Вы делали предложение – вам самому его и назад забирать, без посредников. Это даже не по-мужски, в конце концов!
– Не могу, Маша. Боюсь! Последней сволочью себя чувствую, и все равно боюсь! Хотел вообще уйти по-английски, так это еще хуже получается. Маша, я вас очень прошу…
– Да не смогу я! Ну что я ей должна объяснить? Рассказать про вашу неземную любовь? Чтобы она всплакнула от умиления? Так это только в кино бывает. Да и Ленка натура неромантичная, попадись ей под горячую руку – пошлет куда подальше! Хорошую же вы мне роль отвели, Саша!
– Так ведь она мне еще согласия не давала, Маша. Я ж понимаю, что являюсь всего лишь вариантом, запасным аэродромом. Если никого лучше не найдет, тогда и я буду вроде рака на безрыбье.
– И тем не менее, Саша, вы должны это сделать сами, – твердо сказала Маша, отодвигая стакан с недопитой минералкой и беря в руки висящую на спинке стула сумочку. – Извините, у меня мало времени…
– А просто попросить прощения от моего имени вы можете? Если не хотите никаких объяснений?
– Да не нужны ей ваши просьбы о прощении, уж поверьте мне! Решили уезжать – уезжайте. Лена женщина сильная и не такое в жизни переживала, сами знаете.
– Ну хорошо, Маша. Простите, что отнял у вас время, – вставая вслед за ней из-за стола, грустно произнес Саша. – Прощайте, Машенька. Вы замечательный человек… И еще вот что… Не разрешайте никому называть вас Мышью! Вы вовсе не Мышь, и даже не Мышонок. У вас замечательное имя – Мария. Простите еще раз за беспокойство…
Саша церемонно поклонился, целуя ей руку, еще раз улыбнулся и торопливо пошел в сторону автобусной остановки. «Вот бедолага… – глядя на его удаляющуюся спину, подумала Маша. – А ведь не так уж Ленка и не права, называя его овсянкой. Ни рыба ни мясо – а именно овсянка без соли и сахара. А каждый день есть овсянку – это не для Ленки, ой не для Ленки! Пусть уж лучше копченой колбасой питается. Без гастрита тут не обойтись, конечно, но ничего, ко всему можно привыкнуть…»
– Аркаша, мне кто-нибудь звонил? – с ходу задала вопрос Маша, медленно выравнивая дыхание.
В свой кабинет на пятый этаж она поднялась чуть ли не бегом, ругая свою проклятую уступчивость. Не надо было ходить на эту дурацкую встречу! Нажила себе лишнюю головную боль. И без Саши проблем хватает. Тоже, нашел Мату Хари…
– Нет, Мария Владимировна, вам никто не звонил. Вас искала толстая такая тетка из бухгалтерии, все время забываю, как ее зовут… А еще приходили ребята-менеджеры, хотели спросить у вас про Арсения Львовича.
– А почему у меня?
– Ну вы ж друзья, все знают… Его четвертый день на работе нет, а время подошло народу зарплату платить. Святое дело. Арсений Львович в этих делах мужик принципиальный, за что и любим.
– Нет, Аркаша, я и сама, как видишь, не в курсе дел.
– Так вы могли бы к нему домой съездить. А вдруг что-нибудь случилось?
– Не пугай, Аркаша. Я и сама не знаю, что думать. Слушай, а как Алена вела себя эти дни, пока меня не было? Никуда не отлучалась? Ты ничего странного не заметил? Прости меня господи, старую сплетницу…
– Как сплетник молодой, отвечаю. Наша секретарша была напряжена до последнего предела, по-моему. Как будто ждала чего-то. Гавкала на всех, и валерьянкой в приемной часто попахивало. Вы думаете, она его убила, а труп под столом прячет?
– Мне не до шуток, Аркаша…
Зазвонил телефон. Услышав в трубке Иннин голос, Маша вздохнула с облегчением:
– Инна! Ну наконец-то! Что случилось? Где Арсений? Мы тут не знаем, что и думать…
– А вы у своей молодой сучки спросите, что случилось! У бедной несчастной Аленушки! Она в курсе дел!
– Да объясни толком, Инна!
– Слушай, Мышь, я по телефону не могу. Я тут близко, сейчас подъеду. Спустись, пожалуйста, вниз. В машине поговорим.
– Что это у меня за день такой, все на выход требуют? Ни дела, ни работы… Только сную туда-сюда. Суета сплошная! – тихо проговорила Маша, внимательно разглядывая в окно подъезжающие к стоянке машины.
Увидев блестящую Иннину иномарку, мудреного названия которой она никак не могла запомнить, Маша почти бегом бросилась вниз, чуть не сломав каблук на лестнице. С ходу заскочила в уже открытую Инной дверцу, повернулась к ней, нетерпеливо спросила:
– Ну? Что случилось?
– Погоди, давай отъедем, чего мы будем под окнами стоять!
Инна припарковалась в небольшом дворике соседнего дома, занесенном тополиным пухом. Молча сняла черные очки, развязала белый платочек. Волосы ее некрасивыми скомканными кудельками упали на плечи, глаза были красными, воспаленными, смотрели из запавших глазниц загнанно и испуганно.
– Мышь, я не знаю, что делать… Он уходит все-таки к этой Алене, не успели мы ничего придумать!
– А где он сейчас? – задала дурацкий вопрос Маша.
– Да дома, где… Во вторник встал утром, собрал вещи да и объявил мне, что уходит. А сам не смог… Постоял с чемоданом у порога, послушал, как я вою на весь дом, и не смог.
– Так выходит, остался?
– Да не знаю я! Эта сучка звонит ему все время… Он поговорит с ней и опять одевается, и опять стоит у дверей. Пытка какая-то!
– Ну а тебе-то он что объясняет?
– О-о-о… Он много чего объясняет! Он мне всю ночь напролет объяснял, как он ее любит, как жить без нее не может, какая она нежная и хрупкая, как ребенок, да как нуждается в его защите… А меня ему, видишь ли, жалко! Как тот чемодан без ручки, помнишь, в анекдоте? Я ему объясняю, что его, как лоха, на нежность да хрупкость развели, а он психует!
