Текст книги "Дядя Фетиш (СИ)"

Автор книги: Венечка Пономарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Я очень любил животных. Нет, не подумай, дорогой слушатель, что я отрывал лапы у кузнечиков, а потом живьем поджигал кошек и собачек. Ни в коем случае. Я мог часами играть во дворе с щенками, которые жили в подвале нашего дома, обожал толстого соседского кота, который любил вальяжно разваливаться на кухонном окне и сквозь дрему наблюдать за неспешной протекающей мимо него жизнью снаружи. Но у деда была аллергия на любую шерсть, поэтому мы не могли завести даже маленького хомяка. Так я и сидел все каникулы напролет либо в квартире, поедая многочисленные пироги и отращивая тем самым непомерный, уродливый живот, который на фоне худых плеч и таких же ног смотрелся как набитый доверху мешок, готовый вот-вот лопнуть, или сидел с собаками у подвала.

В армию меня тоже не взяли. Иначе, думаю, моя хрупкая и бесполезная жизнь оборвалась бы там очень рано. Я состоял на учете у психиатра и с каким-то зашифрованным диагнозом мне выдали военный желтый билет.

Помню, как в кабинете у хирурга надо мной смеялись тупые сверстники, готовящиеся отдать свои пустые головы под машинку и надеть зелёную форму, чтобы потом, полтора года драить сортиры и плац. Но я не был в обиде на них, так как чтобы унизить человеческое достоинство, у унижаемого оно должно хотя бы быть, а я не понимал, что в "здоровом" коллективе социальная значимость самца измеряется размером его рогов. Да мне и не надо было этого.

Так и плыл по течению, а точнее сказать, гнил в библиотечной каморе и искренне был убежден, что все сущее на земле подвержено лишь деградации, а отнюдь не развитию. По крайней мере, думал именно так до своего первого убийства, о котором я уже рассказывал. После него было ещё много смертей. Разных. Но все они были пропитаны красным цветом. У кого куртка, у кого шарфик, одна странная девушка выкрасила волосы в красный цвет, за что и поплатилась жизнью. Я до сих пор помню, с каким трудом и одновременно наслаждением снимал с аккуратного черепа скальп, стараясь раньше времени не испортить крашенную гриву.

Один раз мне удалось затащить жертву в подвал какого-то заброшенного дома и я открыл для себя определенное удовольствие, когда убиваешь не сумбурно, а уничтожаешь ненавистный и в то же время манящий объект планомерно, подходя к вопросу умерщвления взвешенно, продуманно, со смаком. Сначала я перерезал пяточные сухожилья, чтобы она не могла сопротивляться, а точнее, ударить ногой в пах (они почему-то все целятся туда, может инстинктивно, а может вполне осознано, полагая, будто мне от них что-то надо именно в этом, ну-у, половом плане). Потом подвесил за руки на какую-то большую и крепкую трубу, так как жертва оказалась довольно внушительных размеров. В качестве кляпа я использовал найденную тут же грязную тряпку, пахнущую, надо сказать, отвратительно. Девушка издавала слабые звуки, просачивающиеся наружу, очевидно, через нос, но услышать её с улицы точно никто не мог. Потом долго смотрел на подвешенное тело и растил в себе то гнусное чувство ненависти к цвету надежды, в который была выкрашена курточка из дешёвого дерматина. Когда негативные эмоции достигли своего апогея, я подошёл к жертве и сильно и целенаправленно ударил её ножом в живот, после чего провернул орудие по часовой стрелке. Она брыкалась, дергалась всем телом, совершала какие-то чудаковатые движения, пытаясь достать до меня. Но это только добавило интереса в обстановку. Разбив две пустые бутылки, которые лежали тут же, я раскидал осколки аккурат под брыкающейся фигуркой в красной курточке и перерезал верёвку, на которой она висела, привязанной к трубе. Тело упало, угодив ногами на эти самые разноцветные стёклышки. Связанные руки ладонями упёрлись в острое стекло. Девушка проползла на четвереньках несколько метров к выходу из подвала, волоча за собой неработающие пятки, при этом издавала странные, даже, надо сказать, смешные звуки, оставляя за собой кровавый след, как красный командир Щорс, после чего распласталась полу, а под телом, смешиваясь с грязью медленно образовывалась кровавая лужа. Добивать её не пришлось. Она умерла тут же. Оставалось только закопать останки, что я и сделал, не выходя из помещения.

* * *

Мне немного нехорошо. Это бывает, когда резко выплеснешь эмоции, получив массу ярких и необычных впечатлений, а потом какая-то мелочь всё испортит, отравив сознание сплошным негативом. Девочка сегодня погибла зря. Это противная свинья в автобусе – недостающее звено в дарвиновской цепи развития человечества, полностью смазала эффект умиротворения и гармонии мироздания. Теперь я бреду по мокрому неровному асфальту, с раскрошившейся ледяной коркой, иногда проваливаясь в дорожные ямы, и мне совершенно не хочется домой. В качающихся из стороны в сторону ветхих проводах гуляет ветер, поднимая редкий снег, упавший на грязные слежавшиеся сугробы. Унылую городскую ночь немного разбавляет тусклый свет фонарей, падающий вниз с покосившихся редких столбов, тянущихся вдоль дороги, словно гнилые и редкие зубы во рту у старой ведьмы. Прохожие, будто страусы, опустившие головы в песок, смотрят себе под ноги, не поднимая глаз на странного человека, двигающегося во встречном направлении – хотят остаться незамеченными. Но их на улицах ничтожно мало, поэтому никакого интереса они не вызывают. Серые будни остаются серыми буднями. И ничто во всём мире не сможет скрасить этого тупого одиночества и безнадёжности, которые несёт нам порождённый нами же социум.

Дохожу до дома на автопилоте. Ноги не знают, куда меня нести, поэтому приводят к единственному приюту, в котором я спокойно могу упиваться безнадёжностью. Поднимаюсь по скрипучим ступеням темного подъезда на нужный этаж. Открываю дверь и включаю свет в прихожей. Лампочка выбрасывает тусклые лучи, я оборачиваюсь и долю секунды наблюдаю, как два соседских глаза скрываются за дверью напротив – следит, старая карга, всё время подглядывает из своей зловонной конуры, пропахшей топлёным салом и подгоревшим луком, словно подозревает в чём-то мерзком. Хотя... В чём меня ещё можно подозревать?..

Уже через несколько минут стою под струями горячей воды, льющейся из проржавевшего душа, и безуспешно пытаюсь вернуть то странное и столь любимое мной состояние, которое я испытываю после убийства. Не получается. Сквозь мутную пелену стекающей с неправильной формы головы воды я наблюдаю лишь грязный кафель ванной, покрытый сеткой заплесневевших швов и мне становиться невыносимо тоскливо, так, что хочется плакать. Можешь ли ты сказать, какова цель твоей жизни? Отвечать не надо, ведь это вопрос, не требующий ответа. Лично я не понимаю, зачем живу, не ощущаю под ногами и в руках цели, ради которой стоит что-то в жизни делать. Именно цели, а не задач, которые ежедневно зачем-то выполняются. Я словно полудохлая, вялая рыба – плыву по течению, стараясь не нырять глубоко, чтоб не сгинуть в пасти сильных хищников, и не показываюсь из воды слишком высоко, чтобы не рисковать умереть от удушья. И зачем всё это – я не знаю. А горячие струи, словно змеи всё, ползут по жидким волосам, стекая вниз и улетая в далекие пространства канализации, оставляя меня одного умирать от жалости к себе.

Кран издают какой-то рыгающий звук и через несколько секунд взамен теплой из него начинает струиться ржавая холодная вода. Пытаюсь быстро вылезти из старой чугунной посудины, но поскальзываюсь, и чуть не ударяясь головой об журчащий унитаз, распластываюсь на полу. Несколько секунд лежу не шевелясь, пытаясь определить всё ли в порядке с тщедушным телом. Кряхтя поднимаюсь. Дотягиваюсь до застиранного полотенца, лежащего на краю круглой, облупленной стиральной машинки, накрываю им ноги и так остаюсь сидеть на месте. Больше ничего не остается делать. Порой я сам удивляюсь, как до сих пор не пойман стражами правопорядка, когда даже в бытовых вопросах не могу совладать со своей несуразностью.

Чувствую, как руки становятся липкими от пота, а тело начинает немного трясти. Грудь распирает ощущение необъяснимой тревоги, которая постепенно сковывает меня всего и не даёт пошевелить даже пальцем.

А потом я прихожу к тебе, мой дорогой слушатель, мой единственный и потому настоящий друг...

Знаешь, я иногда думаю, ведь возможно, это была единственная вещь в твоем обширном, а, может быть, скудном гардеробе, которая была окрашена в красный цвет. Допускаю даже, что ты надел её в первый раз или в один из не многих. Но случайностей не бывает в этом мире. Всё взаимосвязано и идёт своим чередом. Так было задумано кем-то или чем-то, чтобы в своей отвратительно красной, нелепой шмотке ты попался мне на встречу в тот ненастный вечер. И теперь ты здесь. Со мной. Ты поглощаешь весь ужас и смрад моего существования. Представляю, как невыносимо видеть всё это, после нормальной, наполненной радостями жизни. Где-то там, далеко, за этими обшарпанными стенами остался твой дом, осталась твоя семья. Ты получил сейчас уникальную возможность оценить масштабы потери и понять, насколько всё, что теперь утрачено тебе дорого. Ты должен быть благодарен мне...

Но, как я уже сказал, ничего не происходит случайно, поэтому ты здесь. Думаю, что я оценил весь твой потенциал, поэтому и оставил в живых. Не переживай. За время прозябания в библиотеке я изучил приличное количество медицинской литературы, поэтому долго смогу поддерживать тебя в состоянии физической жизни. Не могу сказать, радостно тебе от этого или нет, но знай одно – ты будешь жить, пока есть что послушать. А мне, признаться, много чего хочется рассказать, ведь столько мерзких лет я не мог ни с кем поделиться, а разговаривать с собой как-то не научился. Но теперь у меня есть ты. И поверь, нам много о чём можно поговорить...