Текст книги "Тайные раны"

Автор книги: Вэл Макдермид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Четверг

Пола Макинтайр терпеть не могла табачной вони, застоявшейся в воздухе, – это слишком напоминало ей о том времени, когда в ее свободной комнате размещался Дон Меррик. Он был ее наставником, он обучил ее массе вещей, которые теперь она воспринимала как нечто само собой разумеющееся.

А потом он стал ее другом. Именно к ней он обратился, когда лопнул его брак, и именно ей после его смерти пришлось паковать его пожитки и возвращать их его жене. Теперь Пола тосковала по этой дружбе. Именно из-за этой тоски она потратила массу времени, денег и энергии на то, чтобы пристроить к задней части дома веранду, где по утрам можно было уютно устроиться с кофе и сигаретами, чтобы мобилизоваться, сходить в душ, а затем отправиться на работу.

Она потягивала «Мальборо ред»; она обожала это ощущение, но ненавидела эту зависимость. Каждое утро она ругала себя за то, что начинает снова и все-таки каждое утро протягивала руку к пачке еще до того, как выпивала первый глоток кофе. Поначалу она убеждала себя, что это лишь временное подспорье. Как только она поможет раскрыть хоть одно новое дело, она сумеет избавиться от этой привычки. Но она очень ошибалась. Дела приходили и уходили, а сигареты оставались с ней.

Сегодня было типичное суровое брэдфилдское утро: нависшее небо, воздух, едкий от загрязнений, сырые вихри пробираются под одежду, пронизывая до костей. Пола дрожала от холода, курила, смотрела в пространство, сидя в кресле, и тут зазвонил телефон. Она вынула трубку из кармана и нахмурилась. Только с работы могли позвонить в такой ранний час. Однако номер был незнакомый. На миг она замерла, потом громко выругалась вслух и нажала кнопку.

– Алло? – осторожно произнесла она.

– Детектив-констебль Макинтайр? – Ольстерский акцент, растянутые гласные.

– Кто говорит?

– Это Мартин Фланаган. Из «Брэдфилд Виктории».

За долю секунды до того, как он назвался, она его узнала.

– Да-да, мистер Фланаган, я поняла, что это вы. Извините, пока никаких…

– Нет, это у меня для вас кое-что есть. Знаете, я так переживал насчет Робби, что это совсем вылетело у меня из головы. А сегодня утром пришел на работу – и нате вам.

Пола затянулась, стараясь сохранить хладнокровие. Она не стала бы королевой допросов, если бы позволяла своему нетерпению прорываться наружу.

– Вполне понятно, что вам было не до того, – отозвалась она. – Можете рассказывать не торопясь, Мартин.

В трубке послышался вздох:

– Простите, я немного забежал вперед. Знаете, мы в «Виктории», в числе прочего, время от времени проверяем ребят на наркотики. Мы очень беспокоимся и постоянно следим за тем, чтобы они ничего такого не принимали. Ну и вот, я совсем позабыл, что в пятницу утром мы тоже делали анализ. И Робби, конечно, тоже проверяли.

Пола бросила сигарету на пол и затерла ее каблуком.

– И сегодня утром вы получили результаты? – спросила она, стараясь ничем не выдать своего возбуждения.

– Точно. Потому-то я вам и звоню. Боже… – Голос Фланагана сорвался, и он закашлялся, чтобы скрыть это. – Даже не знаю, надо ли мне вам говорить. Это же было за сколько-то дней до того, как он умер.

– В анализах Робби обнаружилось что-то интересное?

– Можно и так выразиться. Знаете, ребята из лаборатории написали… Господи, я не могу себя заставить это произнести. – Казалось, Фланаган готов расплакаться.

Пола уже вышла из кухни и направлялась к лестнице.

– Я сейчас приеду, Мартин, – сказала она. – Не волнуйтесь. Никому ничего не говорите. Я буду у вас через полчаса. Хорошо?

– Годится, – ответил он. – Я у себя в кабинете. Предупрежу охрану, что вы приедете.

– Все будет в порядке, – заверила она его.

Она сама знала, что это вранье. Но знала и то, что сейчас совершенно не имеет значения, врет она или нет.

Патологоанатомическое отделение больницы «Брэдфилд кросс» было для криминалистов из группы Кэрол Джордан как домашнее тренировочное поле для футболистов. Тела, которые их интересовали, попадали именно сюда – под острый скальпель и зоркий взгляд доктора Гриши Шаталова. Прадед и прабабушка Шаталова восемьдесят пять лет назад эмигрировали из России в Ванкувер; сам Гриша родился в Торонто и любил повторять, что перебрался в Великобританию в ходе постепенного возвращения своей семьи на восток. Кэрол нравились и его легкий акцент, и его самоирония. И ей нравилось, что он обращается с покойниками с таким же уважением, какое, думалось ей, он проявлял бы и по отношению к собственным родственникам.

Морг, конечно, не самое приятное место, но он придавал Кэрол решимости. Когда она оказывалась лицом к лицу с покойниками, внутри у нее ярче вспыхивало желание сделать так, чтобы преступники предстали перед судом. И уважение Гриши к жертвам находило в ней отклик, служа мостиком между ними.

Сегодня она явилась сюда ради Робби Бишопа. Вскрытие следовало бы провести накануне, но Гриша был на конференции в Рейкьявике, а Кэрол не хотелось, чтобы трупом занимался кто-то другой. Гриша приступил к работе еще ранним утром, и к тому времени, как приехала Кэрол, он почти закончил. Он поднял на нее глаза, когда она вошла, и сдержанно кивнул, показывая, что заметил ее присутствие:

– Еще десять минут, и мы все завершим, старший детектив-инспектор Джордан.

Он говорил официально, поскольку велась цифровая запись, которую когда-нибудь, возможно, представят на судебном процессе. Обычно он обращался к ней просто «Кэрол».

Она прислонилась к стене. В душу закрадывалась грусть, когда она начинала думать о том, каким Робби был когда-то. Любовник, сын, друг, спортсмен. Человек, чей талант радовал людей. Все это теперь ушло из-за какого-то мерзавца. И ее работа состояла в том, чтобы вычислить, кто этот мерзавец, и сделать так, чтобы он никогда не мог бы совершить что-либо подобное. Сегодня она как никогда ценила свою работу.

Наконец Гриша все закончил. Тело снова обрело относительную цельность; образцы взяли, все, что нужно, взвесили, разрез зашили. Гриша стянул перчатки и маску, сорвал фартук и снял лабораторные сапоги. Мягко шлепая по полу в одних носках, он направился по коридору в свой кабинет. Кэрол следовала за ним.

Кабинет являл собой, так сказать, демонстративный протест против «электронного документооборота». Разбухшими папками, кипами бумаг было завалено все, кроме разве что кресла за столом и лабораторного табурета у стены. Кэрол забралась на свой обычный насест и спросила:

– Ну, что ты для меня нарыл?

Гриша плюхнулся в кресло. Его лицо посерело от недосыпания и нехватки естественного света – из-за работы и Гришиного младенца. Он походил скорее на заключенного, чем на патологоанатома. Он поскреб заросшую щетиной щеку и объявил:

– В основном ты все и так уже знаешь. Причина смерти – отказ жизненно важных органов в результате отравления рицином. – Он поднял палец. – Следует уточнить, что мои выводы основаны на информации врачей, которые его лечили непосредственно перед смертью. Придется подождать нашего собственного токсикологического анализа, прежде чем мы сможем дать официальное подтверждение, имей в виду, хорошо?

– И ты больше ничего не выяснил?

Гриша улыбнулся:

– О его физическом состоянии я тебе могу рассказать все, но не думаю, чтобы тебе это что-то дало. Но есть одна штука, которая может иметь отношение к его смерти, а может и не иметь. Какая-то анально-ректальная травма – ничего особенного, просто небольшая гематома в области заднего прохода. И слегка раздражена ткань над сфинктером.

– Чем это вызвано? – спросила Кэрол.

– Такие легкие повреждения бывают при половом акте. Я бы сказал, что он проходил по взаимному согласию, но был жестким. Не изнасилование – в том смысле, что его не прижимали к полу и не проникали в него против воли. Но определенную силу применили. Следов спермы нет, так что я не рискнул бы дать заключение, чем в него проникали. Дилдо, бутылка, морковка – это могло быть что угодно. Но приличных размеров. – Он улыбнулся. – Как мы знаем, для таких дел применяют все на свете.

– Это выглядит так, словно он регулярно совершал такие половые акты?

Гриша погладил подбородок.

– Не думаю. Нет никаких свидетельств того, чтобы Робби регулярно занимался пассивным анальным сексом. Возможно, иногда он применял маленькую и аккуратненькую анальную затычку, но не штуковину размером с пенис.

– А раздражение ткани? О чем оно говорит?

Гриша пожал плечами:

– Трудно сказать. Раздражение в таком месте, что определить, из-за чего оно возникло, уже нельзя. Что-то в таком роде может появиться, если в анус вводить инородное вещество.

– Например, рицин? От него была бы такая реакция?

Гриша откинулся на спинку кресла и стал смотреть в потолок.

– Думаю, да. Теоретически. – Он резко выпрямился. – А я-то думал, считается, что он его вдохнул?

Кэрол покачала головой:

– Мы просто предположили, что яд подмешали в питье или в еду.

– Исключено. Если только доктор Блессинг точно описала процесс его умирания. Понимаешь, Кэрол… Дело в том, что, когда рицин попадает в организм через пищевод, симптомы иные, чем когда ты его вдыхаешь. Но если он абсорбируется через чувствительную слизистую оболочку прямой кишки или чего-то подобного, тогда симптомы скорее напоминают ситуацию, когда яд проникает через дыхательные пути, а не через пищевод. До вскрытия я склонялся к версии о вдыхании.

Кэрол покачала головой:

– Все, с кем мы беседовали, твердо заявляют, что он не принимал наркотики. Не думаю, чтобы они пытались скрыть это и защитить его светлую память. Мне кажется, они говорят правду. И потом, в больнице сделали анализы и не нашли никаких следов.

Гриша несколько скептически поднял брови:

– К тому времени, как они взяли пробы, могло уже и не остаться никаких следов: зависит от того, что он принимал и когда. Но если он не нюхал, я думаю, что рицин попал в его организм с помощью какого-то носителя – свечи из жирных кислот, гелевой капсулы или чего-то в этом роде. Но, опять-таки, следов мы никаких не найдем, после самого события прошло слишком много времени. Пробы я, конечно, взял. Возможно, нам повезет, но лучше не надейся.

Кэрол вздохнула:

– Просто отлично. Вырисовывается дико запутанное дело. Начальство и стервятники из прессы наседают на меня, требуют быстрой разгадки. Но быстрая разгадка их вряд ли ждет. Скажем уж прямо: вероятность примерно такая же, как то, что «Виктория» возьмет меня на место Робби.

Наклонившись вперед, Гриша щелкнул компьютерной мышью:

– Сделаю что могу, хотя ты права, дело непростое. – Он одарил ее сочувственной улыбкой. – Но раз уж ты здесь… Ты ведь давно у нас не ужинала. Айрис будет очень рада тебя видеть, я знаю. – Он глянул на экран. – Как насчет субботы?

Кэрол на мгновение задумалась:

– По-моему, вполне.

– В семь?

– Давай в восемь. Мне сначала надо будет навестить кое-кого в больнице.

– В больнице?

– Тони.

– А, ну да, конечно, я слышал. Как он там?

Не успела Кэрол ответить, как в дверь постучали.

– Войдите, – отозвался Гриша.

Пола просунула голову в дверь:

– Привет, док. Я искала…

– И вы ее нашли, – заметил Гриша.

Пола улыбнулась и шагнула внутрь.

– Вы нам тоже не помешаете, док. – Она махнула в их сторону конвертом. – Кажется, наконец у нас появилось кое-что жареное, шеф. Я только что встречалась с Мартином Фланаганом. Он не хотел выкладывать все начистоту, но…

– Но ты смогла обаять его, – докончила Кэрол.

Она не удивилась: Пола фантастически владела техникой допроса, Кэрол неоднократно наблюдала это сама.

– Честно говоря, я просто думаю, что он больше заботится о том, чтобы мы поймали убийцу Робби, чем о репутации клуба. В общем, по словам мистера Фланагана, он напрочь забыл, что в пятницу в его команде проводилась традиционная проверка на наркотики. Как и все остальные, Робби пописал в бутылочку. Но, в отличие от всех остальных, на его данных выявились пики.

Она вынула из конверта листок и протянула его Грише.

– «Выявленные соединения: рогипнол», – прочел тот. – Я слышал об этой лаборатории, они вроде бы довольно аккуратные ребята. Но лучше свяжитесь с ними сами, узнайте, не осталось ли у них какой-то части пробы. Пока тут слишком мало подробностей, я не могу точно сказать, сколько он принял и когда.

Он вернул листок Поле.

– Думаю, мы знаем, когда и где. В четверг вечером, в «Аматисе», – угрюмо проворчала Кэрол.

Гриша нахмурился.

– А возможно, и нет. – Он нажал несколько клавиш, щелкнул мышью. – Вот, я так и думал. Это так называемая «таблетка забывчивости». Начинает действовать через двадцать-тридцать минут после попадания в пищеварительную систему. А значит, если Робби дали эту штуку в ночном клубе, то к тому моменту, как он вышел, он был уже совершенно не в себе.

– Никому и в голову не пришло, что он был пьян, – возразила Пола. – И на записях камер видеонаблюдения видно, что двигается он нормально.

– Значит, он доверял своему спутнику, кем бы тот ни был, настолько, чтобы пойти с ним куда-то еще. Куда-то, где ему дали питье, в которое подмешали рогипнол. – Кэрол думала вслух.

– Алкоголь усугубляет эффект действия препарата. Таким образом, если он пил и раньше, то он должен был потерять контроль над собой самое большее через час после приема вещества, – заявил Гриша. – Он бы покорно терпел все, что с ним происходит. Он бы не сопротивлялся анальному проникновению. Ему было бы плевать на свечу, которую ему вставили в задний проход. И после он бы ничего об этом не помнил. Идеальное убийство, на самом-то деле. К тому времени, как жертва умрет, ее связь с тобой давно затеряется.

Кэрол вернула бумажку Поле.

– Молодец, – похвалила она. – Но дело адское. И, похоже, оно делается все труднее с каждым новым клочком информации, который нам удается добыть.

Полчаса спустя дело стало еще труднее. Кэрол сидела у себя в кабинете, закрыв дверь и задернув занавески, чтобы ее ничто не отвлекало. Локтями она уперлась в стол, одной рукой держа у уха телефон.

– Надеюсь, я вас не разбудила, – сказала она в трубку.

– Вообще-то разбудили. Но ничего страшного, мне все равно тут надо разобраться со всякой ерундой, – отозвалась Бинди Блис хрипловатым со сна голосом. Она кашлянула, шмыгнула носом. Кэрол слышала, как она передвигается по комнате.

– Я хочу кое-что у вас спросить. Немного интимное.

Послышался смешок, затем – втягивание сигаретного дыма.

– Видимо, я должна ответить: «Нет проблем, валяйте, в делах об убийстве не бывает ничего интимного»? – Бинди довольно убедительно изобразила американский акцент.

На это возразить нечего, подумала Кэрол.

– Мне кажется, речь не только о том, что тайне личной жизни нет места в расследовании убийства, – заметила она. – Нам нужно выяснять о жертвах все, что возможно, даже если это кажется совершенно не относящимся к делу. Нами движет не пустое любопытство. – Она сама себя осадила. – Простите. Вы наверняка думаете, что это какая-то болтовня. Нет-нет. Я говорила вам о моем коллеге, он психолог. Он всегда напоминает мне, что лишних сведений о жертве убийства не бывает. Так что, надеюсь, вы меня извините, если вам покажется, что я вторгаюсь в вашу частную жизнь.

– Ничего-ничего. Выкладывайте ваши вопросы, я не собираюсь обижаться.

Кэрол набрала побольше воздуха. Игривый тон здесь неуместен.

– Робби любил, чтобы с ним занимались анальным сексом?

В трубке раздалось удивленное фырканье.

– Робби? Чтобы Робби подставлял задницу? Да вы шутите. Я пыталась его подбить на это, но он был совершенно убежден, что любой мужик-натурал, которому нравится играть в колышек, – латентный гей.

– В колышек? – непонимающе переспросила Кэрол. По сравнению с Бинди она почувствовала себя ужасно старомодной.

– Ну, вы знаете. «Наклони своего бойфренда». Это когда берешь дилдо и делаешь ему. Это и называется – игра в колышек.

– Никогда не слышала этого термина.

– Потому что вы живете на севере, – наставительно заметила Бинди. Интонация у нее была непринужденная и насмешливая, но Кэрол все равно ощутила свое безнадежное провинциальное невежество. – Вот один из моих бывших, парень, с которым я была до Робби, очень это дело любил. У меня до сих пор остались и ремни, и всякие дилдо, и прочее снаряжение. Я пыталась убедить Робби попробовать, но он так заартачился, словно я ему предлагаю вместе пойти на улицу и отыметь пару бродячих собак. Ему даже не нравился палец в заднице, когда мы трахались.

– Мы обнаружили в его прикроватном столике анальную затычку, – нейтральным тоном сообщила Кэрол.

Несколько секунд тишины.

– Думаю, это моя, – наконец ответила Бинди. – Ничего, мне она не нужна, можете не возвращать.

– Хорошо, – отозвалась Кэрол. – Спасибо вам за откровенность.

– Не за что. А где же ваш интимный вопрос? – Бинди грустно рассмеялась. – Извините, я же вам сказала, что сегодня веду себя легкомысленно. Зачем вам понадобилось узнавать, какие штуки Робби любил в постели?

– Простите, я не имею права разглашать детали расследования, пока оно продолжается, – ответила Кэрол, прекрасно осознавая: в благодарность ей все-таки хочется что-нибудь поведать Бинди. – Мы занимаемся несколькими линиями. Но, по правде говоря, это длительный процесс.

– Время не главное, – произнесла Бинди как никогда серьезно. – Главное – поймать того скота, который это сделал.

Имран снова выдвинул и задвинул ящики. Кажется, в пятый раз, прикинул Юсеф.

– Сдается мне, ты уже все захватил, парень, – проворчал он. – Ты уже тысячу раз проверил.

– Легко тебе говорить. А я не желаю приехать в аэропорт, и вдруг – бац! – нет айпода. Или прилететь на Ибицу и обнаружить, что мои любимые найковские кроссовки по-прежнему валяются под кроватью. Соображаешь, о чем я? – Имран обрушился на пол и запустил руку под кровать.

– Если ты не поторопишься пошевелить своей задницей, то вообще не попадешь в аэропорт, – предупредил его Юсеф. – У тебя побитый фургон-«воксхолл», а не аппарат Бэтмена.

– А ты, братец, не похож на Джереми Кларксона [18]18
  Кларксон Джереми(р. 1960) – английский журналист, специализирующийся на автомобильной тематике.


[Закрыть]. – Имран пружинисто выпрямился. – Ладно, все, я собрался.

Все с тем же чуть неуверенным видом он застегнул молнию спортивной сумки, похлопал себя по карманам:

– Паспорт, деньги, билеты. Двигаем.

Имран зашагал вниз по лестнице; Юсеф отправился следом и терпеливо подождал, пока тот попрощается с матерью. Всякому бы показалось, что его кузен собирается в трехмесячную антарктическую экспедицию, а не в трехдневную развлекательную поездку на Ибицу, полученную в подарок. Наконец им удалось выбраться из дома. Имран бросил Юсефу ключи от фургона.

– Привыкай, пока я тут, а то вдруг какие проблемы, – произнес он. – Иногда немного заедает рычаг передач. Соображаешь, о чем я?

Юсефу не важен был рычаг передач. Ему важно было получить в свое распоряжение фургон, на боку которого написано: «Электротехника люкс».

– Ерунда, – пробормотал он, заводя мотор и резким движением переключая его на первую передачу. Внезапно – Юсеф даже вздрогнул – ожила стереосистема. Он протянул руку и убавил громкость. – Выруби, Имран, – попросил он. – Уши мои пожалей.

– Извини, друг. Эти шотландские парни умеют зажигать. – Имран слегка толкнул его в плечо. – На Ибице оторвусь, вволю послушаю всякие клевые звуки. Просто жду не дождусь, братец.

– Вот и классно. Я, правда, никогда не любил такого рода тусовки, – отозвался Юсеф.

Как только он понял, что осуществить их план будет куда легче, если ему удастся заполучить настоящий ремонтный фургон, он сразу решил, что надо задействовать кузена – Имрана. Все это они обсуждали много раз, и однажды на Юсефа снизошло озарение. Его заказчики и клиенты частенько делали партнерам по бизнесу подарки – очевидно, для укрепления деловых связей. Ни Юсеф, ни Санджар не были такими уж завсегдатаями клубов, а вот Имран обожал плясать всю ночь напролет. И Юсеф сообщил, что ему презентовали трехдневную увеселительную поездку на Ибицу, которую он по доброте душевной передарил Имрану. Тот будет на Ибице, а Юсеф получит в свое распоряжение его фургон. Все прошло как по маслу. Имран был на седьмом небе от счастья и даже не задался вопросом, почему они едут в аэропорт на его фургоне, а не на фургоне Юсефа.

– Развлекайся на здоровье, – совершенно искренне пожелал ему Юсеф.

– Нет, я к тому, что ты мог бы эту путевочку кому-нибудь продать, сшибить легкие деньжата. – Имран потер большим пальцем об указательный.

– Мы же с тобой как-никак родственники. – Юсеф чуть пожал плечом. – Мы должны друг друга поддерживать.

Он ощутил укол совести. То, что он собирается сделать, наверняка доконает семью.

– Ну да, все так говорят, а вот как доходит до того, чтобы набить денежками карманы, все оборачивается по-другому, – цинично заметил Имран. – Так что ты меня очень удивил, братец.

– В общем, веселись и ни о чем не думай, – призвал его Юсеф.

– Оттянусь по полной, – пообещал двоюродный брат. – Немного прибавлю звук, а?

Юсеф кивнул:

– Давай.

Фургон заполнила музыка. Даже при такой небольшой громкости басы буквально отдавались у него в костях. Их с Имраном разделяли всего два года, но у него частенько возникало такое чувство, словно кузен – еще ребенок. Он сам недавно был таким же, но он изменился. С ним кое-что случилось, кое-что такое, что заставило его повзрослеть и взять на себя ответственность. Теперь, глядя на Имрана, он ощущал себя так, будто они с ним принадлежат к разным поколениям. Более того – будто они с разных планет. Недавно Юсеф пришел к пониманию того, как на самом деле устроен мир, и почти все, во что его призывали верить раньше, показалось ему сущей чепухой.

– Только об одном жалею – что не попаду в субботу на матч. Думаю, будет серьезная история, они же устроят прощание с Робби. Как там Радж, идет?

Юсеф кивнул:

– Можно подумать, что помер я или Санджар, а не какой-то футболист.

Имран откинулся на спинку сиденья.

– Не кощунствуй, братец. Робби – это не «какой-то футболист». – Кузен пальцами изобразил в воздухе кавычки. – Он был Футболист с большой буквы. Местный паренек, который стал героем. Мы Робби обожали. Так что попроси Раджа, пускай и за меня попрощается с ним.

Юсеф удивленно покачал головой. Неужели мир в самом деле сошел с ума? Столько истерической скорби по Робби Бишопу, но никто и ухом не ведет из-за ежедневных смертей в Ираке, Палестине, Афганистане. Нравственные понятия как-то страшно извратились. Он не стал бы строить из себя самого правоверного мусульманина на свете, но, по крайней мере, в голове у него никогда не было такой каши, как у Имрана.

Имран умолк, его пальцы ритмично барабанили по джинсовым бедрам, его найковские кроссовки постукивали по резиновому коврику. Этим он и занимался весь остаток пути до Манчестерского аэропорта. Юсеф остановился возле терминала номер один, на площадке для высадки пассажиров, и не стал глушить мотор, пока Имран забирал сумку и вылезал наружу. Двоюродный брат сунул голову в приоткрытую дверцу:

– Ну, всего, Юсеф. Увидимся в понедельник.

Юсеф улыбнулся. Имрана он в понедельник не увидит. Но незачем сообщать об этом кузену.

Тони не спеша пробуждался от сладостного сна. Сладостного, потому что его вызвала обычная усталость, а не беспамятство, рожденное лекарствами. Кто бы мог подумать, что ему потребуется столько сил, чтобы выбраться из кровати, потом, стискивая ходунки, преодолеть три метра, отделяющие его от туалета, и затем вернуться обратно в постель? Когда он рухнул на подушки, ощущение у него было такое, будто он только что взошел на высокую гору. Физиотерапевта его успехи привели в полный восторг, да и сам он был вне себя от радости. Она обещала завтра же принести ему костыли. Возбуждение оказалось едва ли не свыше его сил.

Он сел в кровати, протер заспанные глаза, разбудил «спящий» ноутбук. Перед тем как погрузиться в дрему, он запустил очередную поисковую серию, но вырубился, прежде чем она завершилась. Он не ощущал оптимизма; он был готов к тому, что, возможно, и не найдет того, что ищет. Это не значит, что искомого не существует: видимо, оно просто слишком хорошо спрятано.

Однако на экране, к его большому удивлению, посередине обнаружился прямоугольничек сообщения. «Найдено результатов, удовлетворяющих заданным условиям: (1)». Скобки означали, что соответствие неполное, однако результат более чем на 90 % удовлетворяет параметрам поиска, которые он ввел. Окончательно очнувшись, Тони вывел результаты.

Заметка из бесплатной газеты, распространяющейся на западе Шеффилда. Подробностей немного, но достаточно, чтобы задуматься. И чтобы на основании этого материала провести более детализированный поиск.

Он энергично задал новый набор параметров. Вроде бы наклевывается нечто интересное. Похоже, все-таки он сумеет кое-что показать Кэрол.

Оставив пиджак на спинке кресла, Сэм Ивенс непринужденно вышел из общей комнаты, словно не испытывал никаких более неотложных нужд, кроме потребности посетить туалет. Но как только дверь за ним закрылась, он резко ускорил шаг и устремился к лифтам. Спустившись на парковку, он сел в свою машину и достал мобильник. Набрал номер Бинди Блис.

Та отозвалась на втором гудке. Когда он представился, она недовольно застонала:

– Больше никаких вопросов. Утром я уже побеседовала с вашим старшим инспектором.

На лбу у Сэма выступил пот. А если бы он связался с ней раньше, чем Кэрол Джордан? Как бы он потом объяснялся с Кэрол, которая и так уже считает его индивидуалистом? Вот черт, надо быть поосторожнее.

– Извините, что мы вас беспокоим во второй раз, – произнес он. – Но у каждого из нас своя линия расследования.

Он от всей души надеялся, что в своих вопросах не пересечется с шефом.

– Большое облегчение. Я не очень-то мечтаю совершить вторую экскурсию в самые безумные закоулки моей сексуальной жизни. Ладно, чем могу вам помочь, детектив?

– Еще в феврале вы послали Робби электронное письмо о каком-то парне, который вас донимает. Приходит на ваши выступления. Что-то вроде неопасного, но навязчивого поклонника. Помните?

Бинди снова застонала:

– Помню ли я? Такое трудно забыть.

– Не могли бы вы мне подробнее рассказать, что произошло?

– Вы же не думаете, что это как-то связано со смертью Робби? Это был просто жалкий невзрачный неудачник, а не какой-то криминальный тип.

– Чтобы как следует выполнять свою работу, я должен проверять все возможные версии, – заявил Сэм. – Так что расскажите мне об этом типе.

– Начиналось все с писем, открыточек, цветочков и тому подобного. А потом он начал являться на мои выступления, когда я работала в клубах. Обычно его не пропускали внутрь, потому что он выглядел слишком причудливо. Или неприглядно, неважно. Но иногда он все-таки просачивался и тогда слонялся возле сцены или у диджейской будки, пытался со мной заговорить или со мной сфотографироваться. Меня это раздражало, но он был, похоже, довольно безобидный. А потом, однажды вечерком, мы с Робби устроили прямо-таки публичное шоу. Ну, знаете, как это бывает: немного перепьешь, и ситуация выходит из-под контроля. Кончилось тем, что мы стали орать друг на друга прямо возле клуба. Папарацци это засняли, и снимки потом заполнили журналы и газеты. К тому времени, как это дошло до читателей, мы уже помирились, но на первые полосы, вы же знаете, попадает война, а не примирение.

Он услышал, как она закуривает, и стал ждать, чтобы она продолжила. Умей ждать. Трюк, которому он научился у Полы.

– Так что этот кретин решил взять на себя защиту моей чести от моего злобного дружка, который якобы не ценит меня по достоинству. И вот однажды он наскакивает на Робби, когда тот выходит из гостиницы в Бирмингеме, где остановилась их команда. И начинает делать ему строгий выговор. Никакого насилия, просто громко вещает. Робби, по его словам, сделалось слегка неловко. Хотя, конечно, сам Робби ни за что не сознался бы, что его испугали. Ну, в общем, вызвали полицию, и этого кретина упрятали за решетку. Оказалось, как раз такое отрезвление ему и нужно было. По словам копа, с которым я говорила, как только этому типу объяснили возможные последствия его поведения, он сразу все осознал. Страшно раскаивался. И конечно, навсегда оставил нас с Робби в покое. Поэтому ему вынесли предупреждение и отпустили восвояси. И, честно говоря, больше я его не видела и не слышала. Вот и все, что я вам могу рассказать.

Почему-то Сэму показалось, что история слишком уж гладкая. Судя по тому, что он знал о таких навязчивых личностях, эти люди не убираются, поджав хвост, едва на них повысят голос. Если они глупы, то принимаются еще более активно делать то же самое, пока в конце концов не попадут за это в тюрьму. Если же умны, то либо находят какой-то другой объект для преклонения, либо начинают вести себя тише. И часто оказывается, что умные куда опаснее. Спросите хоть Йоко Оно.

– Он действительно больше не появлялся в вашей жизни?

– Нет. Даже не прислал открытку с соболезнованиями насчет Робби.

– А вы много таких получили? – осведомился Сэм.

– Вчера мне на Би-би-си принесли сорок семь, их доставили лично. Думаю, сегодня по почте придет еще больше.

– Возможно, мы захотим на них взглянуть.

Бинди издала раздраженный звук:

– Права была ваша начальница. Когда расследуют убийство, о тайне частной жизни забывают. Что вы хотите, чтобы я сделала? Собрала их, упаковала и переслала вам?

– Если вы их упакуете, я за ними кого-нибудь пришлю. В удобное вам время, конечно. И если бы мы смогли выяснить, кто вас тогда…

– Его имя – Рис Батлер. Жил он в Бирмингеме. Все его письма и открытки я отдала тамошним копам. На случай, если вдруг он опять возьмется за старое и начнет к кому-нибудь приставать.

– Спасибо. Вы просто читаете мои мысли.

Бинди фыркнула:

– Тоже мне бином Ньютона, детектив.

Сэм ненавидел свидетелей, которые считают себя умнее копов.

– А еще нам могло бы пригодиться имя сотрудника полиции, который вами занимался. – Он старался не показывать сарказма.

– Минутку, у меня тут где-то записано… – Звуки: шевеление, шаги, выдвигает ящик, закуривает новую сигарету. Наконец она сообщила: – Детектив-констебль Джонти Сингх. Господи, просто прелесть, что творится с именами в нашей стране. Джонти Сингх, подумать только. Волшебное имечко. Меня ужасно умиляет: в крикет, самую английскую вещь на свете, играют Рампракаш и Панесар против Трескотика и Штраусса. За полсотни лет мы из империи превратились в государство мульти-культи. Обожаю. А у вас это не вызывает улыбки, Сэм?

Ему было все равно. Важнее всего то, что Джонти Сингх – не такое имя, которое очень уж трудно разыскать в крупном подразделении вроде полицейского управления Вест-Мидлендс. Кроме того, он заметил, что она перешла от «детектива» к «Сэму». Может, она с ним заигрывает? Трудно сказать: она привыкла щебетать в эфире. Но даже если она заигрывает, он все равно не намерен эту игру развивать. Они из разных социальных слоев, она будет на него поглядывать снисходительно, как наверняка поглядывала на своих предыдущих.