Текст книги "Репортаж об убийстве"

Автор книги: Вэл Макдермид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Вэл Макдермид
Репортаж об убийстве

Часть I
Увертюра

Решив на время забыть об убийстве, Линдсей Гордон устроилась в купе поезда и приготовилась созерцать серовато-зеленый изменчивый пейзаж Дербишира. Почти как дома, удовлетворенно подумала она. Вот только в Шотландии зелень темнее, а серого цвета меньше. Впрочем, в Глазго, где она сейчас жила, зеленого тоже было не слишком-то много, так что сравнивать, собственно, не стоило. Линдсей поздравила себя с окончанием детективного романа как раз в тот момент, когда окрестности Манчестера сменились незнакомыми и очень приятными пейзажами. Наблюдая за открывавшимися ее взору красотами, она наконец-то нашла ответ на вопрос, который целый день не давал ей покоя: какого черта она тут сидит? Как могла циничная журналистка, социалистка, лесбиянка и феминистка (так Линдсей насмешливо себя называла) направляться на выходные в закрытую школу для девочек?

Разумеется, для друзей все ответы были приготовлены заранее. К примеру, можно было сказать, что она никогда не бывала в тех краях и захотела на них посмотреть. Или что ей всегда интересно «познать своего врага», и поэтому глупо упускать предоставляющуюся возможность. Или, наконец, что ей хотелось увидеть Пэдди Кэллеген, которая несла полную ответственность за то, что пригласила ее туда. И все же Линдсей не была уверена, что поступает правильно. Ее угнетала мысль, что на самом деле ею руководила (учитывая ее нынешние отношения с департаментом налогов и сборов) необходимость не упускать ничего, имевшего своим конечным продуктом денежный чек.

Легкая гадливость, которую она испытывала по поводу предстоящей работы, была ей вполне привычна. В приправленном фальшью мире популярной журналистики Линдсей приходилось сталкиваться с заданиями, от которых ее кровь просто кипела. Но, как и прочие журналисты из бульварных газет – те, кто еще придерживались хоть каких-то принципов, – она честно говорила, что, если тонко чувствующие и мыслящие люди не будут читать подобные издания, эти газетенки еще глубже окунутся в грязь. Однако вместо того чтобы согревать себя этой благородной мыслью, Линдсей частенько поеживалась, физически ощущая холодок неодобрения своих друзей. И поделом: она чувствовала себя этакой надутой лицемеркой, когда произносила все это. Как бы то ни было, на сей раз ее нанял вполне солидный журнал, так что Линдсей была довольна вдвойне: будущую ее статью наверняка не осудят в обществе и к тому же она принесет ей наличные. Ради этого стоило перебороть презрение к Дербиширской закрытой школе для девочек, именуемой Дербишир-Хаус.

Пэдди, не терявшая из виду бывших учениц Дербишир-Хауса (она и сама окончила эту школу), умудрилась внушить редактору, что статью об учреждении нового школьного фонда надо заказать только Линдсей Гордон. В честь этого фонда затевали даже торжественный праздник. Линдсей так отчаянно нуждалась в деньгах и престижной работе, что не могла позволить себе долго раздумывать о том, стоит ли ей в это ввязываться. Три месяца назад она была вынуждена уволиться из газеты «Дейли нэйшн», внезапно обнаружившей, что ей нечем платить типографским работникам и, стало быть, придется расстаться с частью редакции. С тех пор Линдсей бралась за любую работу, чтобы прожить на «вольных хлебах». Поэтому ее так обрадовал звонок Пэдди, суливший ей относительно спокойные выходные вдали от надрывающегося телефона, который, впрочем, скоро перестанет надрываться, если она не добудет денег, чтобы оплатить счет за последний квартал.

Тут Линдсей с облегчением подумала о деньгах, которые получит за материал о Дербиширской закрытой школе. В том, что этот буржуазный бастион привилегий поддержит ее материально, была некая высшая справедливость. Добрая старушка Пэдди, думала Линдсей. С тех пор как они познакомились в Оксфорде шесть лет назад, Пэдди всегда была для нее оплотом в моменты душевных кризисов. И не только. Она первая приходила на помощь, когда жизнь загоняла Линдсей в очередной кошмарный угол. Когда машина Гордон угодила в аварию – тогда в Греции, именно Пэдди организовала спасательную операцию на этом горном склоне у черта на куличках. Когда Линдсей получила уведомление о сокращении, это Пэдди разыскала кузину, которая подсказала, что ей лучше всего делать со своим ну прямо-таки золотым пером. Когда умерла любовница Линдсей, именно Пэдди тут же примчалась к ней посреди ночи, чтобы поддержать ее. Дочь двух профессоров, получившая образование в лучших школах, затем выученная в Оксфорде, Пэдди Кэллеген потрясла свое семейство, заявив, что хочет стать актрисой. После четырех лет весьма умеренного успеха и более чем умеренного жалованья Пэдди поняла, что никогда не станет «звездой». Она всегда была реалисткой и, несмотря на четыре года богемной жизни, сумела сделать крутой разворот и решила посвятить себя тому, чтобы ученицы закрытых школ были лучше подготовлены к сцене, чем в свое время она сама. Когда Линдсей впервые встретилась с Пэдди, та одолела ровно половину программы педагогических курсов, успешное окончание которых позволило ей позже вернуться в старый родной Дербишир, чтобы преподавать там английский и драматургию. Линдсей далеко не сразу поняла, что в какой-то мере расположение Пэдди она завоевала своим несколько беспорядочным образом жизни. Она была противовесом тому степенному миру, в котором Пэдди выросла и в который собиралась вернуться. Линдсей с горечью доказывала подруге, что возвращение в старые стены есть бегство от реальности. Убедить ее так и не удалось, но тем не менее их дружба выжила.

Линдсей чувствовала, даже была уверена в том, что эта дружба останется прежней, потому что их жизненные орбиты были слишком далеки друг от друга. Скажем, Линдсей никогда не вытащила бы подругу в клуб геев, а та, в свою очередь, нипочем не пригласила бы Линдсей на чинный домашний вечер, которые обычно устраивали по выходным ее родители. Их отношения существовали как бы в вакууме, потому что обе четко видели границу, разделявшую их жизни, и не пытались отрицать ее существование. Поэтому Линдсей так страшила встреча с Пэдди, так сказать, на ее территории. В какой-то момент все ее страхи по поводу грядущих выходных вылились в панику по банальнейшему поводу: что надеть? Какой, черт возьми, прикид сгодится для этого заведения? Обычно Линдсей мало волновало, что на ней надето, но сегодня утром она лихорадочно перерыла весь свой гардероб в поисках соответствующего наряда: одни шмотки казались ей чересчур официальными, другие – легкомысленными. Наконец она остановилась на темно-серых брюках, подходящему к ним по цвету жакете и блузке цвета красного вина. Очень сдержанно и ничуть не вызывающе, решила она. Она вдруг живо представила себе, как с важным видом заявится в своем костюме в это гнездо юных отроковиц. Помоги ей Господь, если на горизонте покажется святой Георгий.

Если бы она поехала на машине, можно было бы прихватить побольше вещей и не бояться, что ей будет нечего надеть. Увы, скоропалительное решение отдать себя в ненадежные руки Британской железной дорог. – надеялась уже в пути начать кое-какую работ. – обернулось тем, что она вынуждена была обойтись парой сумок. Конечно, можно было прихватить побольше вещичек, но тогда бы она точно стала посмешищем всей школы, заявившись туда с двумя огромными сундуками и портпледом. Почувствовав, что совсем уж обезумела, Линдсей нашла в себе силы встряхнуться.

– Хватит дергаться, – приказала она себе. – Если я такая смелая, то какое мне дело до того, что они обо мне думают? В конце концов это я оказываю им услугу, согласившись разрекламировать этот их новоиспеченный фонд.

В этот момент поезд ворвался на станцию в Бакстоне. Подхватив свои сумки, она спустилась на платформ. – солнце, как по заказу, тут же вышло из-за осенних облаков, и листва на деревьях вспыхнула желтым светом. Потом сквозь стеклянные двери она увидела Пэдди – та тоже успела ее заметить и радостно махала ей. Линдсей сунула билет контролеру, и подруги со смехом обнялись. Затем, чуть отодвинувшись, они изучающе посмотрели друг на друга – выискивая следы перемен.

– Если бы мои ученики увидели меня сейчас, они бы в обморок упали, – рассмеявшись, сказала Пэдди. Учителям не положено так скакать и хихикать, знаешь ли. Боже мой, как ты замечательно выглядишь! Элегантна до чертиков! – Она отстранила от себя Линдсей и оценивающе оглядела ее костюм, темно-русые волосы и синие глаза. – Первый раз вижу тебя такой, теперь ты совсем не походишь на барахольщицу в поисках подходящего места для базара.

– Я похудела, – заметила Линдсей. – Потому что мне все время приходится изворачиваться, чтобы хоть как-то заработать. Кстати, проще всего экономить на еде.

– Нет, дорогая, все дело в одежде, – покачала головой Пэдди. – И кто же эта новая женщина, что стоит передо мною?

– Да будет тебе смеяться надо мной! Нет здесь никакой новой женщины, увы. Просто я как-то пошла и купила все эти вещи, причем уже с полгода назад. Вот так-то, мисс Кэллеген.

Пэдди усмехнулась:

– Ну хорошо, хорошо. Поверю тебе на слово. А теперь пойдем, я поставила машину у вокзала. По пути мне нужно взять парочку книг в городской библиотеке, а потом – сразу в школу. А там быстренько выпьем кофе, тебе надо взбодриться после поезда.

На привокзальной стоянке женщины уселись в старенький «лендровер» Пэдди.

– Вид у него, конечно, не очень, но для здешних мест – то, что надо, – извинилась Пэдди. – Бакстон – самый высокий над уровнем моря базарный город в Англии. В сильный снегопад только мне одной удается прорваться сквозь сугробы в местный кабачок. А ты все еще ездишь на своей шикарной колымаге?

Линдсей скривила гримасу:

– Если ты говоришь о моей «ЭмДжи», то да, на ней я и езжу.

– Боже мой, боже мой! По-прежнему пытаешься произвести впечатление этим дряхлым символом преуспеяния?

– Я езжу на этой машине не для того, чтобы произвести на кого-то впечатление, – отозвалась Линдсей. – Я знаю, что у аристократов машина вроде моей вызывает лишь жуткое раздражение, но мне она нравится.

Пэдди рассмеялась.

– Извини, – промолвила она. – Я и не думала, что затрону твое больное место.

– Не так давно я уже слышала примерно те же реплики, и, между прочим, от тех людей, которые могли бы понять, почему я на ней езжу. Так что я серьезно подумываю ее продать – ради душевного спокойствия и для того, чтобы не шокировать некоторых пуристов, считающих, что человек обязан ездить только в определенных машинах. Но думаю, что мне будет ее не хватать. Новая спортивная машина мне не по карману. – Она помолчала. – Мне приходится довольно много времени сидеть за рулем, а потому я имею право на такую машину, которой легко управлять, которая удобна и не превращается летом в раскаленную духовку. И к тому же интересно послушать, что о ней говорят. Между прочим, это неплохой способ изучать общественное мнение.

– Ну хорошо, хорошо. – закивала Пэдди. – Убедила.

– Мне известно, что выглядит она вызывающе и претенциозно. – настойчиво продолжала Линдсей, – почти как я сама. С тем же успехом ты могла бы заявить, что я оказываю женщинам услугу, заранее предупреждая их своим видом, какова я на самом деле.

Пэдди остановила машину у полукруга внушительных зданий в грегорианском стиле.

– А ты очень переживаешь из-за своей внешности, не так ли. – задумчиво спросила она. – Что ж, если это может послужить тебе хоть каким-то утешением, то я могу сказать, что никогда не считала твою внешность вызывающей. Ну-у… иногда ты чуть хватала через край, возможно…

Линдсей перебила ее, резко сменив тему разговора.

– И что же это такое? – спросила она, махнув рукой в сторону зданий.

– Неплохо, да. – улыбнулась Пэдди. – Северный ответ Бату. Правда, качество у него несколько иное. Они великолепны, но немного староваты. Зато здесь все еще можно пить минеральную воду. Она еще теплой вытекает из недр земных, на вкус просто тошнотворна, но, говорят, ужасно полезна – буквально для всех. А теперь пойдем – полюбуешься на потолок библиотеки.

– На что. – переспросила Линдсей, изумленно глядя на выбиравшуюся из машины Пэдди.

Пэдди, не слушая ее, быстро направилась к зданию, и Линдсей пришлось пуститься чуть ли не бегом, чтобы догнать ее у колоннады, освещенной золотистым светом вечернего солнца. Они вошли в библиотеку. Пэдди кивком указала Линдсей на лестницу, ведущую вверх, а сама стала выбирать книги. Через несколько минут она присоединилась к Линдсей.

– Ну и красота. – с усмешкой произнесла Линдсей, указывая на великолепный потолок, выполненный в стиле барокко, роспись на котором, однако, покрылась плесенью. – Ради этого стоило сюда приехать. А где же тогда жуткие огнедышащие заводы? Где черные клубы дыма? Я-то думала, что это приметы северной Англии.

– Тебе бы такой пейзаж, конечно, куда больше понравился, – улыбнулась Пэдди. – Однако, я тебя разочарую – никакой жути здесь нет. Только одна довольно жуткая старая каменоломня неподалеку отсюда. Но прежде чем ты бросишься исследовать это наследие местных пролетариев, я бы хотела обсудить предстоящие выходные. Надо бы разложить все по полочкам, прежде чем нас засосет праздничный круговорот.

– Ты имеешь в виду программу визита или мою статью? – уточнила Линдсей.

– Вообще-то и то и то. Я знаю, что все в этой школе придется тебе не по нраву, потому что здешний уклад противоречит всем твоим принципам. Мне также известно, что «Перспектива» была бы в восторге, если бы ты написала весьма язвительную статью. Но, как я уже говорила тебе, этот проек. – относительно организации фонда – жизненно важен для школы. Если мы не соберем необходимые пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, то потеряем все наши игровые поля, – продолжала Пэдди. – Может, тебе это и не покажется таким важным, но для нас это будет означать значительное падение престижа. Потому что наша школа всегда была известна как школа хороших традиций – ну там, в здоровом теле здоровый дух, и все такое. А лишившись репутации первоклассного заведения, в котором на высоте и академические дисциплины, и спорт, мы потеряем большую часть своих учениц. Знаю, что это звучит нелепо, но чаще всего именно отцы выбирают школу для своих дочерей и именно такую, какая им самим понравилась бы в детстве. Честно говоря, я сомневаюсь, что нам удастся выплыть. С деньгами стало совсем неважно, и мы возвращаемся в патриархальное гетто. Я имею в виду ситуацию, когда родители в состоянии дать образование только сыновьям, игнорируя при этом своих дочерей. – неожиданно разволновавшись, договорила Пэдди.

Пока Линдсей раздумывала над ответом, Пэдди внимательно рассматривала ее. Линдсей надеялась, что такого разговора не будет, а если и будет, то хотя бы за выпивкой, когда они снова немного привыкнут друг к другу. Наконец она сказала:

– Я поняла, насколько это серьезно, из твоего письма. Но позволь сказать, что закрытым школам тоже неплохо бы временами получать щелчки по носу – как и всем остальным. Не кажется ли тебе несколько странной эта забота об игровых полях, в то время как государственным школам не на что купить учебники?

– Странной? По-твоему, не важно, что школу закроют?

– Да. Если хочешь знать мое мнение, то да, – кивнула Линдсей.

– И тебя не волнует, что шестьдесят, если не семьдесят человек останутся без работы? Я имею в виду не только учителей, но и уборщиц, и садовников, и поваров, владельцев магазинов, которым мы покровительствуем. И учти: для многих девочек Дербиширская школа – единственная опора в жизни. Некоторые здесь только потому, что у них дома нелады. У нескольких учениц родители живут за границей, где девочки по каким-то причинам не могут учиться. Кому-то из них нужно больше внимания, и мы даем им его, помогаем им развить способности в полной мере.

– Ох, Пэдди, ну как ты не слышишь сама себя? – с грустью воскликнула Линдсей. На нее со всех сторон зашикали читатели. Она понизила голос. – А что ты скажешь о тех детях, папы и мамы которых не в состоянии оплатить такую вот Дербиширскую школу, превратившуюся для счастливчиков в департамент по оказанию социальной помощи? Может, их жизнь была бы чуть лучше, если бы представители среднего класса чаще оглядывались на реальную жизнь и использовали свое влияние для того, чтобы улучшать положение вещей? Я могу стоять лишь в оппозиции той системе, которую ты так расхваливаешь. И не надо кормить меня фальшивыми доводами о равных для всех возможностях. При теперешнем состоянии нашего общества то, за что ты ратуешь, ведет, наоборот, к усугублению неравенства. И не пытайся таким образом усыпить мою совесть. И все же… я не могу нанести тебе предательский удар в ответ на твое приглашение. Не жди, что я буду тебе льстить, однако я не хочу быть и доктринершей. К тому же мне нужны деньги, – договорила Линдсей.

Пэдди улыбнулась.

– Я знала, что ты меня не подведешь, – заметила она.

– Да уж, – кивнула Линдсей. – Итак, увижу я когда-нибудь этот монумент привилегированному обществу или нет?

Они рука об руку вернулись к «лендроверу», успокаиваясь после напряженного разговора и привыкая друг к другу после четырехмесячной разлуки.

В течение недолгого пути из Бакстона в Экс-Едж, где в вересковой пустоши раскинулся Дербишир-Хаус, Пэдди более подробно рассказала Линдсей о планах на выходные.

– Мы решили энергично начать сбор средств для фонда. – объяснила она. – Мы сделали то, что обычно делается в таких случаях, то есть написали бывшим ученицам школы, однако нам нужно куда больше денег. К тому же мы знаем, что большинство бывших учениц – жены и матери, у которых в распоряжении нет больших средств. А на то, чтобы собрать необходимую сумму, у нас меньше шести месяцев.

– Но вы же знали, что вам придется возобновлять договор об аренде?

– Да, знали, конечно, но мы надеялись на лучшее. А потом Джеймс Картрайт, местный строитель и застройщик, предложил за аренду на пятьдесят тысяч фунтов больше, чем должны были заплатить мы. Он хочет построить тут дома с квартирами для сдачи внаем, для отдыхающих, – пояснила она. – Он считает, что это идеальное место, причем в самой красивой части Бакстона. И одно из немногих мест, где он еще может получить разрешение на строительство. Без сомнения, его агенты хорошенько поработали для того, чтобы найти столь выгодное местечко. Тогда наша директриса, Памела Овертон, подняла на ноги членов правления, и мы заключили сделку. Если за шесть месяцев нам удастся собрать необходимые пятьдесят тысяч, аренда останется за нами, даже если Картрайт предложит к тому времени еще больше денег.

Линдсей криво улыбнулась.

– Удивительно, какие чудеса творит чье-то влияние, – заметила она.

Несмотря на то что Пэдди внимательно следила за дорогой, она заметила, что Линдсей говорит с иронией.

– Нам было чертовски трудно. – спокойно промолвила она. – Ситуация осложняется тем фактом, что дочь Картрайта – одна из наших шестиклассниц. Она и у меня учится. Но как бы там ни было, мы готовы костьми лечь, чтобы собрать нужную сумму, и ради этого устраивается нынешний праздник.

– На котором буду присутствовать и я, так?

– Мы на тебя надеемся и очень бы хотели, чтобы ты оказала влияние на общественное мнение, – отозвалась Пэдди. – Ты расскажешь всем о нашем замечательном учебном заведении, распишешь, как хорошо мы работаем, а потом какой-нибудь расчувствовавшийся миллионер приедет к нам и выпишет нам чек на необходимую сумму. Договорились?

Линдсей широко улыбнулась.

– Нет проблем. – дурашливо выкрикнула она. – Так что там будет? Ты столько всего наговорила, но важной информации я от тебя так и не услышала.

– Завтра утром мы устраиваем ярмарку ремесел, которая продлится до полудня. Все девочки принесли на распродажу вещицы, сделанные собственными руками, что-то выпросили у родных и подруг. Днем шестой класс покажет новую одноактную пьесу, написанную специально для этого случая Корделией Браун. Она тоже бывшая выпускница – мы с ней вместе учились. И наконец, мы проведем распродажу книг с автографами современных, естественно. – собранных Корделией, мною и еще двумя нашими друзьями.

Между прочим, у нас почти сто книжек, – добавила она.

– Вот как, та самая Корделия Браун? – ироническим тоном переспросила Линдсей. – Эта «звезда», прославившаяся своими интервью со знаменитостями?

– Не язви, Линдсей. – попросила Пэдди. – Ты, черт возьми, знаешь, что она хорошая писательница. Между прочим, я подумала, что ее книги должны тебе нравиться.

– Они мне и нравятся, – кивнула Линдсей, – вот только никак не возьму в толк, зачем ей вся эта телевизионная возня. Трудно поверить в то, что один и тот же человек пишет такие книги и сценарии для «мыльных» опер. Хотя… может, это помогает ей свести концы с концами.

– Вот сама все это у нее и выяснишь. Она приедет позднее, к вечеру. Только прошу тебя, дорогая, не перестарайся, не будь слишком резкой.

Линдсей засмеялась:

– Как скажешь, Пэдди! Стало быть, книжный аукцион завершит день, да?

– Ничего подобного. Гвоздем вечера должен стать концерт еще одной нашей выпускницы, Лорны Смит-Купер.

Линдсей кивнула:

– Виолончелистки, знаю… Я никогда не видела ее живьем, но у меня есть пара ее записей.

– Даже больше, чем у меня. – улыбнулась Пэдди. – Вообще-то я с ней никогда не встречалась, насколько мне помнится. Она окончила школу до того, как я попала в нее, а ведь я училась в Дербишир-Хаусе только с пятого класса. Вообще-то виолончель – это не для меня. Вот Диззи Гиллеспи я готова слушать в любое время.

– Ты в музыке только джаз и любишь, да?

– Значит, ты мне не поможешь. Видишь ли, мне бы хотелось взять интервью у Лорны Смит-Купер. Я, правда, слыхала, что из нее сложно что-то вытянуть, но вдруг здесь, в своей бывшей школе, она расчувствуется, и, глядишь, я сумею к ней подъехать.

Пэдди свернула на широкую аллею. Проехав мимо тяжелых чугунных ворот, она остановила машину и, наклонившись к Линдсей, сказала:

– Видишь во-он ту загогулину на вершине холма? – Она махнула рукой. – Это храм Соломона. А если от него перевести взгляд налево, то ты сможешь разглядеть уголок того участка земли, из-за которого весь сыр бор. – В ее голосе зазвенел металл, и дальше они поехали молча.

Вскоре перед ними поднялся сам Дербишир-Хаус. Машина свернула за угол и покатила под раскидистыми кронами платанов, берез и рябин. Миновав еще сотню ярдов, они выехали на большую лужайку, на которой высились шесть современных каменных зданий, окруженных ухоженным газоном.

– А вот и школьные корпуса, – промолвила Пэдди. – Только половина девочек спит в главном здании, а старшие живут здесь, – она указывала рукой на корпуса, – в Эксе, Гойте и Вайлдборкло. А вон мой дом Лонгнор. А те два маленьких домик. – Бурбадж и Грин-Ло. – для учителей и других работников школы.

– Боже мой! – тихо проговорила Линдсей. – Единственным зеленым уголком возле моей бывшей школы был этот чертов садик местного крематория.

– Очень забавно, – отозвалась Пэдди. – Уймись, Линдсей. Перестань размахивать своими печальными воспоминаниями, как красным флагом, и давай выпьем. Чувствую, что мы славно проведем эти два дня.

Пэдди и Линдсей устроились в уютной гостиной Пэдди. Комната была со вкусом обставлена старомодной казенной мебелью, но Пэдди добавила сюда кое-что и от себя. Одна стена была до потолка заставлена книжными стеллажами, а на другой висели фотографии сцен из театральных спектакле. – очень изящные, и множество старых киноафиш. Обитые кожей кресла были довольно старенькими, но, несмотря на это, так и манили к себе уютными глубокими сиденьями. У окна – большой стол, заваленный всякими папками и учебниками, в уголке, у двери, примостился шкафчик-ба. – единственный предмет мебели, который Пэдди вот уже десять лет повсюду возила с собой.

– И как же это называется? – лениво спросила Линдсей, поднеся бокал к глазам.

– Дип-Перпл, – ответила Пэдди.

– Замечательное у тебя хобб. – составлять коктейли, – заметила Линдсей. – Но у меня, конечно, ничего подобного никогда не получится. И что туда входит?

– Одна часть «куантро», три части водки, синий краситель, немного гренадина, все это сдобрено содовой и большим количеством льда, – охотно объяснила Пэдди. – А ведь совсем неплохо, правда же?

– Чумовая вещь! Только как бы не захмелеть. – Линдсей улыбнулась. – Вот это жизнь! Кстати, когда обед? Мне надо переодеться?

– Обед через сорок минут. Переодеваться ни к чему – ты отлично выглядишь. А вот завтра будет более официальный день – хорошая выпивка и всякие вкусности. – Пэдди посмотрела на подругу. – Скоро пойдем в учительскую, и я тебя всем представлю.

Линдсей улыбнулась.

– И кто же эти все? – спросила она с легким опасением.

Пэдди пожала плечами:

– Ну как? Обычный учительский коллектив, состоящий из женщин. Есть настоящие интеллектуалки, есть очень остроумные, есть старые зануды, есть ярые приверженцы партии тори, а есть и узаконенные радикалы. Вроде меня. Ну и есть несколько обычных, приятных женщин. – договорила она.

– Господи, ваши дела действительно плохи, если ты тут у ни. – ярая радикалка! Интересно, что это означает? Что ты периодически не соглашаешься с Маргарет Тэтчер и поливаешь томатным соусом яичницу с беконом? И ты думаешь, что мне понравится кто-то из этих ископаемых?

– Наверняка тебе понравится Крис Джексон, учительница физкультуры. Она из тех же мест, что и ты, и кроме полного помешательства на физическом совершенстве, одержима двумя вещами – виноделием и машинами. Вот и представь себе, что у нас общего, причем учти, что я имею в виду не распределительные валы.

Линдсей усмехнулась:

– Понимаю… Только я не думаю, что…

Пэдди улыбнулась ей в ответ:

– Извини. Боюсь, там имеется один мускулистый регбист… Тебе наверняка также понравится Маргарет Макдональд, если только она сможет выкроить минуту-другую, чтобы познакомиться с тобой. На ней – хлопоты, связанные с концертом. Она у нас главная музыкантша и моя большая приятельница. Мы часто засиживаемся с ней допоздна, болтаем о книгах, моем кости политикам, обсуждаем ради. – и телеспектакли.

Линдсей потянулась, зевнула и зажгла сигарету.

– Извини, – пробормотала она. – Что-то я устала в поезде. Но скоро приду в себя.

– Давай, давай. Ты обязательно должна познакомиться с нашей великолепной директрисой Памелой Овертон. Она – дама старой закалки. Ее отец был деканом в Кембридже, и она попала сюда после блистательной, но не прославившей ее карьеры в министерстве иностранных дел. Она всегда доводит начатое дело до конца. Очень властная женщина, – продолжала рассказывать Пэдди, – но человечная. Обязательно поговори с ней – это очень интересно, если только ты не выдохнешься во время этого разговора, – добавила она.

– Почему это. – спросила заинтригованная Линдсей.

– Она всегда знает больше о твоей профессии, чем ты сама. Но она обязательно понравится тебе, – пообещала Пэдди. – Впрочем, у тебя самой будет шанс убедиться в этом сегодня, прежде чем в школу прибудут почетные гости. Мисс Смит-Купер не известила точно, когда приезжает. Ее секретарь сообщил просто, что вечером.

– Очень мило.

Пэдди встала и прошлась вокруг стола, на ее волевом худощавом лице появилось озабоченное выражение.

– Я уверена, что написала для себя записочку, она должна быть где-то тут… – пробормотала она, оглядывая кипы бумаг. – Я должна что-то сделать до завтрашнего утра, но черт меня побери, если я помню, что именно… Ага, вот! Все правильно. Напомни мне, что я должна поговорить с Маргарет Макдональд. А теперь. – Пэдди подняла глаза на подругу. – Короче, ты готова пойти в учительскую?

Приятельницы направились через рощицу к главному здани. – Дербишир-Хаусу. Сбоку от него виднелась небольшая лужайка, освещенная фонарями.

– Новые корты для сквоша. – объяснила Пэдди. – Приходится освещать их, потому что у нас тут частенько происходят кражи. С этой стороны школы после десяти вечера уже никого не бывает, так что ночным грабителям не составляет труда пробраться сюда. Крис Джексон ждет не дождется, пока это свершится. – Пэдди усмехнулась. – Жаль, что мы сами не можем ограбить кассу, в которой лежат деньги на игровые поля, потому что по специальному банковскому распоряжению деньги переведены на наш счет.

Женщины вошли в Дербишир-Хаус через маленькую заднюю дверь. Пока они брели по коридору мимо классов, Линдсей успела рассмотреть их. Боже, до чего они походили на классные комнаты в ее собственной школе! Те же картинки и таблицы на стенах, те же развешанные для красоты рисунки учеников, тот же легкий беспорядок и запах мела. Единственное отличие, которое сразу бросалось в глаза, – никаких разрисованных стен.

Показывая Линдсей школу, Пэдди вела ее в учительскую.

– Это кухня и столовая, – рассказывала она на ходу. – Школа расположилась в этом здании в тридцать четвертом году. Над нами находятся музыкальные комнаты и зал для собраний. Прежде, когда тут жил лорд Лонгнор с семьей, в этом зале устраивали балы. На этом этаже расположены классные комнаты, офисы и квартира мисс Овертон. На втором этаже тоже есть классные комнаты, на верхнем – только спальни. Научные лаборатории находятся в здании за лесом, в стороне от домов. А вот и учительская.

Пэдди распахнула дверь, и их тут же оглушил громкий гул голосов. Учительская представляла собой элегантную комнату с большим полукруглым эркером, из которого были видны мерцающие вдалеке огни Бакстона. Около двадцати женщин, сбившись в небольшие группки, либо стояли у камина, либо сидели на слегка потрепанных стульях. Стены были увешаны коллекцией старых гравюр с изображениями Дербишира, а сбоку висела большая доска объявлений, на которой топорщилось множество исписанных листочков. Когда Линдсей с Пэдди вошли в учительскую, разговор не оборвался, но некоторые головы повернулись в их сторону. Пэдди подвела Линдсей к молодой женщине, изучавшей большую книгу. Совсем тоненькая, и фигура у нее была потрясающая. От нее так и веяло жизненной энергией, которой Линдсей так не хватало в последнее время. Блестящие черные волосы, нежно-розовый цвет лица и синие глаза выдавали в ней уроженку горной части Шотландии. У Линдсей вдруг защемило сердце от тоски по дому.

Пэдди оторвала женщину от книги:

– Крис, хватит созерцать эти головки цилиндра, познакомься с Линдсей Гордон. Линдсей, это Крис Джексон, наша учительница физкультуры.

– Здравствуйте, – кивнула Крис, опуская книгу. У нее был тот самый акцент, с которым прежде говорила и сама Линдсей, но который потом исчез под слоем акцентов тех мест, где Линдсей жила позднее и диалекты которых невольно копировала. – Так это и есть наша ручная журналистка, да? Что ж, позвольте мне до того как все остальные скажут вам именно эти слова, совершенно не вдумываясь в их смысл, выразить вам свою признательность за то, что вы приехали сюда, и заранее поблагодарить. Мы рады любой помощи. Нам нужно удержать эти игровые поля, и не только из-за того, что в противном случае я потеряю работу. Нам никогда больше не получить такие замечательные участки земли, потому что на много миль вокруг нет ничего подобного. С вашей стороны очень благородно протянуть нам руку помощи, тем более что вы не имеете никакого отношения к этим местам.