Текст книги "Чувственное зеркало"

Автор книги: Васси Марко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Теперь, когда выяснилось, что с Эллиотом действительно все в порядке, все страхи и волнения Гейл мигом трансформировались в ярость. Пусть он не ждет от нее прощения. Он так жестоко обманул ее, что она сейчас разорвет его на части.

Все это, конечно, произошло на уровне подсознания, и никаких изменений в поведении Гейл Эллиот поначалу не заметил. Она просто бросила на него короткий взгляд, пока он снимал пальто, развязывал галстук и стаскивал с себя ботинки.

– Явился, – сказала она спокойно в телефонную трубку.

– Вот и замечательно, – обрадовалась Джулия на другом конце провода. – Видишь, ты волновалась совершенно зря.

– Да-а-а уж, – ответила Гейл, растягивая слова. И добавила дружелюбно, с трудом сдерживая ярость по отношению к Эллиоту. – Спасибо тебе, родная. Я тебе завтра перезвоню.

Эллиот, наконец, осмелился поднять глаза на Гейл и понял, что пощады не будет. Самое печальное, что он действительно ВИНОВАТ. И вину свою он искупить вряд ли сможет. Он был с другой женщиной, и женщиной этой была Джулия.

Год назад он уже крутил короткий роман со своей секретаршей. Длился он не больше двух недель, завершившихся тремя ночами бурного анального секса. Тогда они как бы выплеснули все свои эмоции, которые прежде держали в узде, повинуясь этикету отношений между начальником и подчиненным. Так заядлый автомобилист, выбравшись с запруженных городских улиц на трассу, врубает скорость сто миль в час, чтобы дать почувствовать автомобилю всю его мощь.

Когда они встретились в последнюю ночь, оба – и Эллиот, и Джулия – твердо решили, что эта ночь действительно станет последней. Джулия чувствовала себя виноватой перед Мартином, и продолжение связи было чревато эмоциональным срывом, что, в свою очередь, отразилось бы на ее работе. В общем, оба пришли к единодушному решению связь прекратить. Но, как говорится, отведав крови, и Джулия, и Эллиот прекрасно понимали, что в один прекрасный день они могут не удержаться. Не раз, когда Джулия проходила мимо стола Эллиота в обтягивающем платье, тот вспоминал, как эта женщина пожирала своими ягодицами его член. А Джулия, чувствуя на себе взгляды Эллиота, вспоминала, как могучий член сверлил ее плоть до тех пор, пока она едва не теряла сознание.

Тот самый прекрасный день настал вчера, Джулия всем своим видом давала понять, что постель ее пуста. Эллиот знал о ее формальном разрыве с Мартином, но прошла неделя, прежде чем он понял, что это серьезно, а потом понадобилось еще два месяца, чтобы произошел взрыв. И когда на них обоих все это нахлынуло, они ощутили себя солдатами перед дулами автоматов. Эллиот впервые за двадцать лет совершенно потерял самообладание и даже не догадался позвонить Гейл, чтобы перенести встречу.

Заняться любовью прямо в офисе и даже на своей квартире Эллиот не мог: Гейл могла позвонить в оба этих места, а он все же был не настолько циничным, чтобы заниматься с кем-то любовью, пока ему названивает дама сердца. Поэтому, когда им с Джулией стало уж совсем невтерпеж, Эллиот предложил Джулии поехать к ней домой после работы. У Джулии задрожали коленки, но она согласилась. И вот, после двухчасового полового акта, когда Эллиот и Джулия отдыхали, попивая кофе в постели, – вдруг зазвонил телефон. Раздалось два звонка, а потом, через некоторое время, позвонили вновь. Это был условный сигнал – так звонила Гейл, поскольку Джулия ни с кем, кроме нее, общаться в эти дни не хотела.

– О Господи, это Гейл, – воскликнула Джулия, вдруг осознав, что в связи с нынешней ситуацией она виновата не только перед Мартином, но и перед своей ближайшей подругой. Она же в постели с ее любовником! Все же Джулия заставила себя снять трубку.

Когда Гейл поделилась с ней своими тревогами, Джулия поняла, что ситуация гораздо более ужасна, чем ей представлялось минуту назад. Оказывается, ради свидания с ней Эллиот не пошел на свидание с Гейл. По сузившимся глазам Джулии Эллиот понял, что теперь он подвергается двойному риску. Если же о случившемся узнает еще и Мартин, то риск станет тройным. Эллиот быстро оделся и, объясняясь жестами и взглядами с Джулией, которая по-прежнему разговаривала с Гейл, помчался к своей любовнице. Когда он вошел в квартиру Гейл, та по-прежнему беседовала по телефону. По ее взгляду Эллиот понял, что Джулия не сказала ей правду, так что от этих объяснений он избавлен. Но ему предстоит выдержать ярость Гейл. Эллиот был достаточно умен, чтобы предположить, что Гейл, воспользовавшись предоставившимся случаем, выскажет ему все, что накопилось на ее душе за последний год.

– Жуткий день сегодня был, дорогая! – прокричал он из коридора, вымученно пытаясь придать своему голосу шутливый тон. Главное – ни словом не обмолвиться о том, что он заставил ее ждать три часа. Оба и так прекрасно понимают это, но если сейчас привлечь внимание к своему опозданию, то немедленно последует взрыв. А Эллиоту нужно выиграть время. И непременно принять душ. Пусть Гейл немного остынет, прежде чем сосредоточит все свое внимание на нем. А там уж Эллиот сведет ссору на нет. Но до этого просто необходимо принять душ, ибо по опыту своему он знает, что выяснение отношений закончится постелью. А Эллиот весь в вазелине и выделениях Джулии. Конечно, Гейл может этого и не заметить, но риск слишком уж велик. На самый крайний случай Эллиот приберег вариант, предусматривающий частичное признание: он скажет, что действительно переспал с проституткой. Но все же хотелось бы как-нибудь избежать этого.

– Я жду объяснений, – ледяным тоном отозвалась Гейл. Взгляд ее был похож на взгляд капитана спасательной шлюпки, который отцепляет от борта пальцы пытающегося влезть в лодку несчастного, потому что тот – лишний, и шлюпка может перевернуться. На ее стороне – сознание собственной правоты, то самое чувство, которое в давние времена явилось движущей силой крестовых походов и прочих кровавых деяний. Чувство вины приковало Эллиота к позорному столбу, и Гейл лихо щелкала бичом, прежде чем нанести сокрушающий удар.

Эллиот стал бочком пробираться поближе к ванной Он так перепугался, что ему казалось, будто Гейл уже учуяла запах незнакомой соперницы.

«Вот ведь дикость какая, – подумал Эллиот. – Считаем себя самыми разумными существами, а единственное, на что пригоден наш большущий мозг – это на то, чтобы всячески препятствовать нормальным биологическим потребностям организма».

– Я виноват, родная, конечно же, виноват, – пробормотал Эллиот, понимая, что лучше всего покаяться. Конечно, было бы идеально вместо разговоров обнять сейчас Гейл, но… этот запах!

«Она хочет обращаться со мной, как с пацаном, – подумал он про себя. – Чтобы ровно в девять был дома, приготовил уроки и почистил зубы. И хватит шляться где попало и с кем попало».

А вслух сказал:

– Я так устал, дорогая. Первое, что мне сейчас необходимо – это душ. – И добавил, виртуозно балансируя на самом краю пропасти: – А ты сообрази пока что-нибудь выпить, ладно? Я быстро.

И прежде чем Гейл успела что-либо сообразить и ответить, Эллиот скрылся в ванной и закрыл за собой дверь.

Несколько секунд Гейл тупо смотрела на дверь ванной, а потом направилась в кухню смешивать водку с мартини. Первая стычка обошлась без серьезных потерь, и походила скорее на перестрелку, чем на серьезный бой. Противники как бы присматривались друг к другу, прежде чем бросить в сражение основные силы.

Гейл наколола льда, выжала лимон и, достав шейкер, принялась смешивать коктейль, улыбаясь своим мыслям. Несмотря на всю свою злость, она все же была рада, что Эллиот вернулся. Но теперь он должен заплатить за причиненные ей треволнения. И Гейл не успокоится, пока не выместит на нем всю злобу. А потом они займутся любовью – в этом Гейл уверена. Уверена она была и в том, что Эллиот изменил ей с какой-то женщиной, и в эту самую секунду смывает с себя следы преступления.

Гейл не ревновала Эллиота к женщинам, с которыми он имел случайные связи. Она прекрасно знала, какими неистощимыми запасами эротической энергии обладает Эллиот, знала и о том, что в течение дня ему приходится сталкиваться с привлекательными коллегами по бизнесу и молоденькими секретаршами. «Странно, – вдруг сообразила Гейл, – мы, оказывается, делим женский пол на собственно женщин и на секретарш, как будто последние являются каким-то особым подвидом». Известно было Гейл и то, что Эллиот любит ее, хотя и не очень-то проявляет свои чувства. Он напоминал ей мальчишку, который не может скрыть разочарования, когда в конце ковбойского фильма главный герой целует героиню, а не коня. Конечно, ее бы очень напугала серьезная связь Эллиота с какой-нибудь женщиной, но в то же время мысль о заочном соперничестве с дамой, позарившейся на Эллиота, приятно возбуждала Гейл. Нет, сейчас она сердится на Эллиота не из-за ревности, а из-за того, что он заставил ее ждать и волноваться.

Эллиот смотрел на возможные последствия сегодняшнего недоразумения гораздо серьезнее. Если Гейл узнает, что он был с Джулией, то действия ее могут оказаться совершенно непредсказуемыми. Эллиот представил себе, как Гейл бросается на него с кухонным ножом. А может произойти нечто еще более ужасное. Например, с Гейл приключится шок. Эллиот легче перенес бы истерику, чем неподвижное сидение в кресле с блуждающим взором, дрожащим подбородком и побледневшим от горя лицом. Но это было только началом. Потому что вслед за Гейл перед мысленным взором Эллиота предстала Джулия. Она не знала, что в тот самый момент, когда Эллиот проникал в ее анальное отверстие, он должен был находиться рядом с Гейл. Встреча их получилась довольно нервной, но они молчаливо придерживались прежнего соглашения – если уж трахаться, то так, чтобы не влезать в чужую жизнь. Поэтому, когда позвонила Гейл, и Джулия узнала, как на самом деле обстоят дела, Эллиот почел за благо ретироваться прежде, чем начнут сгущаться тучи. Единственным спасением Эллиота было то, что он знал: Джулия не станет причинять боль своей ближайшей подруге, и потому не расскажет Гейл о случившемся. Однако она весьма осложнит ему жизнь в офисе. Намыливая второй раз мошонку, Эллиот лихорадочно прикидывал, насколько он уязвим для Джулии. Его аж передернуло. Джулия запросто может засадить Эллиота за решетку лет на десять. Не то чтобы он вел противозаконную деятельность – нет. Но некоторым горным инспекторам Эллиот во время сделок дарил ценные подарки, которые прокурор запросто может счесть за взятки. И тогда Эллиота ждет тюрьма.

Ситуация усугублялась еще и тем, что Эллиот вновь страстно желал Джулию. Ему трудно было покинуть ее квартиру после звонка Гейл, потому что как раз в тот момент он начал ощущать вторую эрекцию, длившуюся у него обычно несколько часов, и улыбался в предвкушении новых забав, неизвестных пока Джулии, хоть у той и был атлетически сложенный супруг. Эллиот уже понял, что Мартин понятия не имел о том, что называется «грязным сексом», а в Эллиоте женщин привлекала как раз эта сторона сексуального опыта. По сути, он был тем грязным насильником, о котором втайне мечтают все женщины.

– Не приведи Господь еще и с этим тупицей разбираться, – сказал себе Эллиот, вылезая из ванны. Он встречался с Мартином раз пять-шесть, после чего обоим мужчинам стало ясно, что самое теплое чувство, которое они могут испытывать друг к другу, называется личной неприязнью. Эллиот оценил высшим баллом физическое состояние Мартина и знал со слов Джулии, что тот может быть хорошим любовником, но уже ничего не могло разубедить Эллиота в том, что у этого молодого жеребца и на месте мозгов – одни мускулы. И вот теперь Эллиот стоял перед малоприятной перспективой: этот тупица может прознать про то, что Эллиот трахал его жену во все щели, да к тому же на постели Мартина.

«Что он тогда будет делать?» – подумал Эллиот, хотя и не питал особенных иллюзий касательно своей судьбы: если инструктор гимнастики решит сделать из него отбивную, то Эллиоту конец.

– Ладно, – вздохнул он, насухо вытерся, повязал полотенце вокруг бедер и взялся за дверную ручку. – Поживем – увидим.

Вдруг совершенно неожиданно Эллиот ощутил себя молодым, стройным и беззаботным. Он по уши погряз в проблемы, а это значит, что он, Эллиот, по-прежнему обладает опустошительной сексуальной энергией: одна женщина любит его, вторая сходит с ума от его члена, а в перспективе вырисовывается еще и ревнивый муж. Черт побери!

Гейл, уже изрядно поостывшая, ожидала увидеть слегка испуганного и кающегося Эллиота, а тут из ванной комнаты выходит чисто вымытый, спокойный, довольный собой, улыбающийся господин… Естественно, она тотчас вновь закипела от ярости.

Эллиот осознал свою ошибку за секунду до того, как над его головой просвистел стакан с коктейлем. Он едва успел пригнуться, и стакан разлетелся вдребезги, разбившись о стену позади него и забрызгав все вокруг водкой. Лимонная долька и оливки прилипли к обоям.

Эллиот медленно выпрямился. Все те беды, о которых он фантазировал в ванной, оказались реальными, и теперь ему потребуется все его терпение и время, чтобы справиться с ними. Плавного и приятного перехода из задницы одной женщины во влагалище другой не получится.

– Я с ума сходила от переживаний! – заорала Гейл.

– Ну ладно, ладно… Успокойся, – сказал Эллиот и примирительно выставив перед собой руки, осторожно двинулся в сторону Гейл.

Он понимал, что выглядит со стороны по-дурацки: толстый пожилой коротышка, вымаливающий в дрянной квартирке пощаду у своей хозяйки, которую заставил ждать несколько часов. Сцена была тем более нелепой, что к его ногам – к ногам состоятельного, сексуально привлекательного мужчины – готовы были пасть дюжины самых красивых женщин в мире.

«Что же в ней такого особенного? – думал Эллиот, глядя на припухшее от слез лицо Гейл, одетой в какой-то бесформенный домашний халат, совершенно скрывающий все достоинства ее фигуры. – Она, конечно, красива, но с некрасивыми я никогда дела не имел. Она ничуть не умнее прежних моих знакомых, ничем не интереснее… Что же заставляет меня опускаться до подобных сцен?»

Как ни странно, но в следующую секунду Эллиот понял, в чем дело. Он просто любит Гейл. При слове «любовь» Эллиот прежде морщился. Он слишком хорошо знал женскую натуру и был абсолютно уверен в том, что деньги могут повлиять и на это, как полагали, самое возвышенное человеческое чувство. Правда однажды, когда ему было лет двадцать, Эллиот предложил руку и сердце одной даме, но та восприняла его слова как проявление слабости. Эллиот тотчас охладел к ней и ретировался, не желая превращаться в коверного. Несостоявшаяся супруга начала было рыдать, но Эллиот оборвал ее:

– Ты плачешь о себе, так что потрудись делать это наедине с собой.

На том и расстались.

«Может, мне сейчас одеться и послать Гейл куда подальше? – подумал Эллиот. – Зачем мне надевать на себя хомут?» Но он вновь одернул себя. Он совершил дурной поступок, чувствовал себя виноватым и ждал наказания. Если бы сейчас Гейл привязала его к кровати и отхлестала ремнем, то Эллиот стал бы самым счастливым человеком на свете. А Гейл – самой ликующей женщиной в мире. Однако они не могли адекватно воспринимать истинные потребности психики. Они были не в состоянии даже назвать вещи своими именами, предпочитая вести долгую и никчемную словесную перепалку.

– Что ты заладил «ладно, ладно…», негодяй ты этакий, – вновь повысила голос Гейл. – Где ты шлялся?

– У меня была назначена встреча, – брякнул Эллиот, пуская пробный шар.

– Ну и как она в постели? – рявкнула Гейл, позабыв, что это ее не особенно волновало минуту назад.

Эллиот по-военному повернулся «кругом» и зашагал в кухню. Теперь ему действительно хотелось выпить. К тому же он достаточно владел собой, чтобы помнить о том, что лучший способ борьбы с прямыми обвинениями – подождать, пока обвиняющий о них забудет. В этом случае обвиняющий уже не требует ответа на свой вопрос. Этому трюку Эллиота научил священник-иезуит, с которым ему пришлось жить в одном отеле в Гонконге. Эллиот со священником тогда крепко выпили и обменялись секретами своего ремесла.

Войдя на кухню, он принялся смешивать второй коктейль. Эллиот весь подобрался, поскольку не знал, последует ли Гейл вслед за ним. Увидев, что она осталась в комнате, он громко спросил:

– Тебе сделать мартини?

Последовало долгое молчание, а потом послышался брюзгливый голос Гейл:

– Да.

Эллиот улыбнулся. Ему удалось продержаться еще один раунд. Сколько их предстоит впереди, Эллиот не знал, но был точно уверен в одном: бой закончится либо полным изнеможением обоих соперников, либо чистой победой одного из них. Он искренне желал этой победы Гейл, ибо она была права, и в случае подобного исхода поединка удовлетворила бы свою обиду. Однако в то же самое время Эллиот не хотел оказаться прижатым к канатам и измочаленным, и потому боролся со всей возможной искусностью. Ему впервые пришло в голову, что нынешняя разборка может закончиться разрывом, и на него вдруг стали поочередно накатывать приливы печали и радости.

Когда Эллиот вернулся в комнату с двумя бокалами, он был уже гораздо более трезвомыслящим человеком, чем пару минут назад.

Настроение Гейл тоже постепенно менялось. Когда Эллиот смешивал коктейли, она сидела на своем кресле неестественно прямо. Потом, немного расслабившись, села поглубже. Честно говоря, она уже устала сердиться. Во рту появился неприятный терпкий привкус, и Гейл с нетерпением ждала, когда же появится Эллиот с водкой. Она тоже успела осознать, чем чревата сегодняшняя ссора, и потому, когда Эллиот вернулся с бокалами, Гейл решила поменять тактику, оставаясь вместе с тем готовой к самому худшему развитию событий.

Эллиот присел рядом. Гейл взяла бокал, они чокнулись и улыбнулись друг другу – так два боксера касаются перчаток друг друга в центре ринга, прежде чем постараться избить соперника до потери пульса.

– Будь здорова, – сказал Эллиот и пригубил из бокала.

Несколько минут они сидели молча, потягивая напиток. За окном с включенными сиренами пронеслась кавалькада пожарных машин. В комнату вошла кошка Гейл, внимательно посмотрела на человеческие существа, нашла их непроходимо глупыми, вскочила на подоконник и уставилась на улицу, думая о чем-то своем с той присущей кошкам отрешенностью, которой позавидовали бы даже дзен-беддийские монахи.

– Где ты был? – спросила, наконец, Гейл – но на сей раз вполне спокойно.

Эллиот украдкой набрал побольше воздуха в легкие. Вот и первое нехитрое ухищрение, тщательно замаскированный капкан. Умиротворенный тон после вспышки рассчитан на то, что Эллиот, потеряв бдительность, ляпнет что-нибудь, очень похожее на правду. Первым побуждением Эллиота действительно было сказать, что с Джулией вследствие скопившихся неприятностей случилась истерика, и он отвез ее в ресторан – с тем, чтобы отвлечь от мыслей о самоубийстве. И что поэтому у него не было возможности позвонить Гейл. Эта версия сразу заставила бы капитулировать Гейл. Она осудила бы себя за недостойные подозрения и за то, что сердилась на него. Потом она накормила бы его ужином, а затем они легли бы в постель. Правда, после ухода Эллиота Гейл тут же бросится звонить Джулии, и той придется очень-очень быстро шевелить мозгами.

«А что, это было бы неплохим тестом для моей сверхумелой исполнительной секретарши», – подумал Эллиот, с трудом сдерживая улыбку.

Но, конечно же, этот вариант неприемлем.

– Я… – начал Эллиот и затих, уставившись на ковер. На ум не приходило ровным счетом ничего. Он в прямом смысле слова не знал, какую сочинить историю. И вдруг выпалил: – Я хочу жениться на тебе.

Гейл от удивления разинула рот. Можно сказать, Эллиот влепил ей эмоциональную пощечину. Впрочем, Эллиот и сам оторопел от собственных слов. По спине Гейл поползли мурашки. Она ожидала услышать все, что угодно, но только не эти слова.

– Я не поняла, – сказала она.

– Я тоже, – честно признался Эллиот. Теперь, когда произнесено первое предложение, довершить абзац не составит особого труда. Быть логичным гораздо проще, чем быть оригинальным. – Мне пришло это в голову в середине дня. Я сидел за своим письменным столом, уточнял детали Хартсвильской сделки и думал о предстоящем свидании с тобой. Ты же знаешь, как я ненавижу твою квартиру – она постоянно напоминает мне о причинах, по которым ты хочешь оставаться финансово независимой.

Эллиот отпил еще глоток мартини. Пока что он говорил чистую правду. Это было удивительно. Как только Эллиот произнес изначальную ложь, оказалось, что дальше можно говорить правду. Он продолжил:

– И я всерьез задумался о наших отношениях. Прошло уже четырнадцать месяцев со дня нашего знакомства. И что дальше? Я имею в виду – сколько можно играть в эту игру? Тогда мне пришла на ум мысль о разрыве. Однако она меня совершенно не обрадовала, и тогда я решил поступить прямо противоположным образом.

– Не могу поверить, – сказала Гейл, глядя на Эллиота с нескрываемым удивлением.

– Я тоже, – ответил Эллиот широко улыбаясь. Ложь, наконец-то, удивительным образом превратилась в правду. «Похоже, правда – это ниточка, которую можно протянуть через ушко, умело воткнутых друг за другом иголок лжи», – подумалось ему.

Гейл поставила бокал на столик и прижалась к Эллиоту, сцепив его пальцы со своими. Все было забыто раз и навсегда. Заметив это, Эллиот погрузился в размышления о том, как замечательно он выпутался из тройного капкана. Этот шаг примирит его с Джулией и предотвратит возможные обвинения со стороны Мартина, если тот вдруг узнает, что Эллиот трахал его жену. Однако Эллиот понимал, что платит за свой неблагоразумный поступок очень большую цену.

«Но, черт побери, – подумал он, – быть может, в глубине души я действительно хочу жениться?!»

Как только эта мысль пришла ему в голову, он сразу понял, что будет говорить дальше:

– Я достиг почти всею, чего можно достичь в мои годы, – сказал он, пожимая ей руки. – Осталось только завести наследника. И я хочу, чтобы его родила мне ты.

Гейл зарылась лицом в его грудь и заплакала. Эллиот и кошка удивленно переглянулись. Зверек, конечно, не мог понять, о чем говорят человеческие существа, но интуиция подсказала кошке, что между людьми происходит что-то важное, и это определенным образом скажется и на ее жизни. Эллиот, как и многие люди, считал, что хотя кошки и глупее обезьян, они, тем не менее, гораздо более понятливы. Как бы в подтверждение этой гипотезе кошка, сконфузившись, отправилась на кухню доедать свой ужин.

Гейл, слегка отстранившись от Эллиота, пристально уставилась в его глаза. Душа ее превратилась во вместилище многочисленных вопросов.

Эллиот между тем продолжал:

– Короче говоря, после работы я решил опрокинуть пару рюмок. Я прикинул, что в этом случае опоздаю на полчаса, но это не сможет повлиять на наши планы. Но чем больше я пил, тем четче осознавал всю важность того, что собирался сказать тебе сегодня. Я не мог позвонить тебе по телефону и объяснить, что со мною происходит, – или хотя бы извиниться. Ты сразу бы уловила мое волнение и стала бы нервничать еще сильнее.

– Но почему ты так расстроился? Неужели мысль о женитьбе на мне причиняет тебе столько боли?

Эллиот отвернулся. Сейчас последует самый трудный пассаж, но он просто необходим:

– Я боялся, что ты мне откажешь, – сказал он, уставясь в стену. «Может, она и вправду откажет» – подумалось ему, и он вновь испытал смешанное чувство горечи и облегчения. Повернувшись, он внимательно посмотрел Гейл в лицо, искренне любопытствуя, что та ответит ему.

Гейл, почувствовав этот взгляд, вдруг засмущалась. Эллиот предлагает ей руку, сердце и вот этот член, который она сжимает сейчас в ладони. Гейл поняла, что теперь она контролирует ситуацию, и сознание собственной власти было ей чрезвычайно приятно. Мяч на ее стороне, и у Гейл достаточно времени, чтобы отбить его куда угодно.

– Я… я не знаю, – отчеканила она, словно актриса с великолепно поставленной дикцией, играющая на подмостках камерного театра.

Атмосфера в комнате настолько разрядилась, что кошка, брезгливо потыкав мордочкой в заветрившееся мясо, примчалась обратно и, вскочив на кушетку, устроилась между Эллиотом и Гейл. Они одновременно потянулись погладить ее и улыбнулись, когда руки их неожиданно соприкоснулись. Жест получился весьма символичным, да и кошка как бы олицетворяла собой дитя, которое явится плодом их союза.

– Я никогда не была замужем, – сказала Гейл.

– Я тоже не был женат, – ответил Эллиот.

– А что означает брак? – спросила Гейл.

– Точно не знаю, но по-моему это равносильно тому, чтобы получить лицензию на деятельность, которой ты уже давно занимаешься подпольно. Кроме того, брак предполагает совместное проживание и общих детей.

– А ссоры и неверность он предполагает?

– У меня есть несколько женатых приятелей, – сказал в ответ Эллиот. – И им удается оставаться цивилизованными в семейной жизни. Что касается ссор, то за все время нашего знакомства мы сегодня поссорились впервые, и как видишь, до рукопашной не дошло. Надеюсь, не будет доходить до этого и впредь – ведь оба мы с тобой по характеру убийцы. Так, что уж лучше обходиться без резни. Что касается супружеской верности, то мне кажется, что нам стоит сохранить статус-кво. Я не знаю, с кем ты бываешь, когда меня нет в Нью-Йорке, и не хочу этого знать. Единственное, о чем я прошу тебя – это не терять благоразумия. Того же самого ты можешь требовать от меня.

– Ты так говоришь, как будто уже все решено.

– Для меня – решено, – сказал Эллиот совершенно искренне. Он уже успел все просчитать. Ему приятно будет ощущать себя женатым человеком, сознавать, что дома его ждет любимая женщина, которую он совершенно открыто сможет выводить в свет. Став его женой, Гейл бросит работу и будет сопровождать Эллиота в поездках. Он покажет ей весь мир – ведь Гейл никогда не выезжала дальше Филадельфии, что, честно говоря, с трудом укладывается в голове Эллиота, побывавшего, пожалуй, во всех странах, кроме Китая. И конечно же, главная прелесть брака – у них будут дети!

– А ты согласна стать моей женой? – спросил он.

Гейл поднялась с кушетки и подошла к окну. Момент был в высшей степени драматическим. Гейл вдруг ощутила сильную пульсацию в матке. Какая-то часть ее души не в силах была скрыть вожделение перед открывающимися заманчивыми перспективами: она сможет путешествовать, селиться в самых роскошных гостиницах, она не будет знать никаких забот… У Гейл закружилась голова. К тому же Эллиоту уже пятьдесят четыре года, он старше ее на двадцать лет. Когда он умрет. Гейл будет еще совсем не старой и очень богатой. Гейл сразу отогнала эту подленькую мыслишку, но как бы там ни было, мысль эта пришла ей в голову одной из первых.

– Я боюсь, что мой ответ покажется тебе по-юношески глупым, – сказала она после долгих раздумий, – но мне нужно время, чтобы как следует взвесить твое предложение.

Увидев, как помрачнел Эллиот. Гейл, впрочем, мгновенно смягчилась:

– Ой, я не совсем правильно выразилась! Я просто хочу немного посмаковать твое предложение, привыкнуть к нему. И потом, если бы я согласилась слишком поспешно, ты посчитал бы меня легкомысленной.

Эллиот откинулся на спинку кушетки. Кошка сразу забралась к нему на колени. «Это будет совсем неплохо, – подумал он. – Я практически ничего не теряю, зато приобрету массу всего».

В эту секунду поздравления Эллиота самому себе были прерваны восклицанием Гейл:

– А как Джулия-то удивится!

Эта фраза сразу вернула Эллиота к исходной ситуации, которая и повлекла за собой череду всех последующих событий. Он вспомнил, как всего несколько часов тому назад Джулия, одним движением стянув с себя трусики, стала на кровати на четвереньки, и, раздвинув ноги, зашептала, задыхаясь от страсти:

– Возьми меня… войди в меня сзади… возьми меня по-грязному – так, как умеешь только ты…

Эллиот почувствовал, что у него начинается эрекция. Кошка, почувствовав странное шевеление в брюках человеческого существа, спрыгнула с его колен и свернулась калачиком в дальнем углу кушетки. Эллиот посмотрел на Гейл. Она была чертовски привлекательной женщиной. И под ее халатом – голое тело. Теперь Эллиоту принадлежит не только тело, но и чрево этой женщины.

Он встал с кушетки:

– Выпьешь еще?

Гейл хитро посмотрела на Эллиота. Она знает, что он на самом деле имеет в виду.

Они сминали простыни до самого рассвета, поспали часа три и отправились на работу: Эллиот – в офис, а Гейл – в школу. На перемене она позвонила Джулии и рассказала ей о том, что произошло вчера, а потом предложила сегодня же встретиться и посекретничать.

Джулия долго колебалась, прежде чем согласилась на встречу. Гейл была совершенно сбита с толку. В конце концов они договорились встретиться в восемь и поговорить о жизни.

Поужинать Роберт с Мартином решили в «Павлине» – итальянском ресторанчике, славившемся супом домашнего приготовления, репродукциями картин средневековых художников на стенах и музыкой: в ресторане звучали произведения Баха, Бетховена, Вивальди, Моцарта и Мендельсона. В общем, заведение идеально подходило для книгочеев. Особенно облюбовали ресторан женщины строго определенного типа. Пытливый наблюдатель мог ежедневно лицезреть здесь эдаких серых мышек, склонившихся в углу с чашкой кофе в руках над томиком Пруста. Дамы обычно шумно вздыхали, а порой ноздри их трепетали от страсти. Далее взору наблюдателя открывались аккуратные лодыжки, тонкие пальцы, и ежели наблюдатель был мужчиной, то встретившись с прелестной особой взглядом, он рискнул прочесть в карих глазах четыреста страниц алфавитного указателя.

Однако ближе к вечеру скучающих дам сменяли парочки. Мартину приходилось бывать в этом ресторане вместе с Джулией раз десять, и потому, глядя сейчас на многочисленные пары, он вдруг смутился, как бы увидев себя вместе с Джулией в своеобразном зеркале.

Но сегодня он был с Робертом, и сидели они рядом с тем столиком, который обычно резервировали для них с Джулией.

«Впрочем, мы ведь с Робертом тоже своеобразная пара, – подумал Мартин. – Мы пришли вместе, мы сконцентрированы друг на друге, мы как бы отгорожены от остального зала. И я вовсе не чувствую себя не в своей тарелке…»

– Как тебе заведение?

– Навевает кое-какие воспоминания.

– Ты бывал здесь с женой?

Мартин кивнул.

– Скучаешь по ней? – спросил Роберт.

– Иногда, – ответил Мартин и рассмеялся. Потом немного помолчал и продолжил: – Порой я всеми фибрами души желаю, чтобы она оказалась рядом. Иногда мне хочется трахнуть ее. А бывают моменты, когда мне вдруг вспоминается какой-то жест Джулии, или определенное слово, – и тогда мне хочется сжать ее в объятиях, зарыться лицом в ее волосы… Хуже всего мне в кинотеатрах. Я ведь знаю, какие фильмы ей понравились бы, знаю даже, что именно ей понравилось бы… И когда фильм заканчивается, а я, обернувшись, замечаю, что соседнее кресло пустое – я готов кричать ее имя.