Текст книги "Перед Сахарной"

Автор книги: Василий Розанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Розанов В В
Перед Сахарной

В.В.Розанов

ПЕРЕД САХАРНОЙ

В-я привезла на Рождество две двойки, по немецкому и арифметике. Ее встретили сухо и почти не разговариваем. Она опешила. Заглядывает в глаза, улыбается виновно и заискивающе, но мы не обращаем внимания. Однако, когда прошли дни,– ее впустили в комнату к Шуре, куда собрались две курсистки, она сама (Шура 1) и все детишки.

Я что-то копался. Когда вошли в кабинет и сказали: "Идите к нам, папочка: как весело". Скучая, что оторвали,– я, однако, вошел.

На полу – "подножках" и табуретках – разместились, кроме трех больших – все маленькие: Таня, Вера, Варя, Вася, Надя. Все были в ажитации, и, когда я тихо сел,– почти не заметили.

Играли "В свои мнения". Эти "мнения" составляли определения вещей, имя коих писалось на бумажке.

Меня поразили многие из мнений, и, когда все кончилось,– я захватил бумажки и здесь воспроизвожу их.

Вопрос: Что такое цветы?

"Цветы одушевляют человека, когда он бывает угнетен чем-нибудь и освежают его душу" (Вася).

"Цветы да еще дети одни украшают землю" (Вера).

"Дыхание красы".

"Цветок есть последняя отрада человека, посаженный в землю около гробовой доски" (Варя).

"Цветы – внешняя улыбка природы, их запах – тайное признание ее" (курсистка),

"Цветы – это песнь природы" (Наташа 2).

"Без цветов мир стал бы мертвее самой смерти" (Шура).

(Вторично заданная та же тема, или второе мнение при первом же задании):

"Цветы – покорное создание, которых каждый смертный может сорвать и растоптать" (Вася).

"Цветы – это маленькие и нежные созданья Бога, которые остались как печальные воспоминания о Рае" (Вера).

"Цветы, как люди,– горды, нежны".

"Цветы -в природе -милые, светлые, разноцветные. В своих чашечках они скрывают мечты... своим благоуханием они сдувают муки и тягость.– Цветы в душной комнате. Скучно, серо... Вьются нежные цветы у пыльного окна. Подходишь. И встают золотые воспоминания о чем-то далеком" (по-видимому, Таня).

Вопрос: Что такое ум?

"Ум – очень трудно определить тому, кто его имеет; для тех же, кто его не имеет, ум – святое счастье и богатство" (курсистка).

"Вечно "Горе от ума" (Шура).

"Ум – это счастье несчастливых" (Наташа).

"Ум – руль" (Таня).

Вопрос, Что есть высший героизм?

"Самоотверженно к себе, радостно умереть за ближнего и даже за самого низкого преступника" (Надя или Вася).

"Героизм есть высшая отвага и стремление к великому

делу" (Варя).

"Высший героизм есть самоотречение. Только тот сможет создать великое и прекрасное, только тот может, как герой, отпечатлеть своей рукой на истории и в измученных душах людей, кто скажет: я для всех, но не для себя. Это есть истинный герой человечества" (Вера).

"Жажда сгореть в любви" (Таня). "Высший героизм – стереть свое лицо" (Шура). "Героизм – ни один раз в жизни не солгать" (Наташа). "Героизм есть лишь вспышка, но не огонь" (курсистка). "Истинный героизм заключается в силе любви, заставляющей забыть свое мучительное я" (вторичное – Тани).

"Высший героизм – сказать про себя самое смешное и низкое" (вторичное Шуры).

"Героизм есть необыкновенная жизнь человека, иногда незаметная, а иногда заметная" (по-видимому,– по почерку – Вася или Надя).

"Как мы можем спрашивать, что такое героизм, когда вся жизнь Христа есть высший подвиг героизма" (судя по почерку, кажется. Вера).

Вопрос: Что? труднее всего на свете?

"Всего труднее в жизни полюбить ненавидящего тебя" (курсистка) .

"Труднее всего в жизни побороть себя" (курсистка). "Прожить без любви" (Наташа). "Забыть себя" (Шура).

"Самое трудное – сказать в старости то, что говорил в молодости" (по-видимому, Вера).

"Сохранить юность" (по-видимому, курсистка). "Верить и прожить честно, без фальшивых прикрас" (Таня).

"Труднее всего в жизни – просто, без затей ее прожить" (по-видимому, курсистка вторично).

"Труднее всего в жизни забыть о себе" (Шура вторично).

"Самое трудное – стать выше своих страданий" (Вера).

"Труднее всего переживать предсмертный час, если был грешен" (Вася,– sic!).

"Труднее всего в жизни переживать муки" (Вася вторично). "Труднее всего в жизни пойти выпить молоко и лечь спать" (Пучок – Надя).

Смеялись больше всего последнему. Дивились больше всего Васе. Он был по пояс мне, совсем маленький. Пораженный, я его отвел в сторону (после игры) и спросил: "Разве ты думал о смертном часе?"

"Думал".– "Ну, это мне тяжело умирать так, а ты?,."– "Нет, папа. Какие у тебя грехи? Если тебе захочется согрешить, то ты удержишься".– Прыснув со смеху и замирая в страхе, я пошел и рассказал Шуре "своего Ваську".

Но... потеряны листки с "любовью".

– "Что такое любовь?". Ответили разное. Но Варя – вся проказа вне этого "наказанного" Рождества – поспешила утешить родителей и успокоить общество:

"Любовь существует для пользы отечества".

Этому-то больше всего мы и смеялись тогда.

* * *

Еврей находит "отечество" во всяком месте, в котором живет, и в каждом деле, у которого становится. Он въязвляется, врастает в землю и в профессию, в партии и в союзы. Но это не фальшь, а настоящее. И везде действует легко (с свободою) и с силою, как родной.

Он в высшей степени не чужой везде, со всеми. Общее предположение, что евреи ведь чужие,– верно только в половине. В каком-то одном и таинственном отношении они и есть везде и всем чужие. Но столь же верно и неодолимо то, что они и близки, до "единокровности", со всеми.

Отсюда проистекают некоторые мелочи, например знаменитое "жидовское нахальство", которого сами евреи не замечают и даже не понимают, о чем мы говорим. Нас поражает и мы не выносим, что в России они ведут себя и разглагольствуют, "как мы"; а они и чувствуют себя, "как мы", и так говорят и ведут себя.

Отсюда (отчасти) побои, и – то, что евреи так этого не понимают.

(в клинике около мамы).

* * *

Когда идет добро от священника и когда идет добро от мирского человека, и собственные "измерения добра" в одном и другом случае одинаковы,– т. е. равны: доброе слово здесь и там, утешение здесь и там, милостыня здесь и там,– то есть разница какая-то в благоухании. Добро священника благоуханнее добра светского человека.

Отчего это? Явно чувствую. Чувствую не потому, что я "таких убеждений". Не ум чувствует, а нос чувствует.

(припомнился разговор с одним добрым батей).

Эх, попы. Поправьтесь! – и спасете Русь.

* * *

Мне не нужна "русская женщина" (Некрасов и общественная шумиха), а нужна русская баба, которая бы хорошо рожала детей, была верна мужу и талантлива.

Волосы гладенькие, не густые. Пробор посередине, и кожа в проборе белая, благородная.

Вся миловидна. Не велика, не мала. Одета скромно, но без постного. В лице улыбка. Руки, ноги не утомляются.

Раз в году округляется.

(иду от Пр. Гор.).

* * *

– Это что часы-то? Остановились? Большие, с белой доской. С тяжелыми гирями, из которых к одной был прицеплен еще старый замок.

– Это худо. Это к чему-нибудь. И мамаша задумывалась. Правда, энергией своей она все преодолевала. Но когда они останавливались, это было дурным часом в ее дне.

в Ельце.

* * *

Часы ходили еле-еле. Вековые. От покойного Дмитрия Наумыча (мужа, отец "друга").

За него она вышла замуж, п. ч. он был тихий и удобный для воспитания брата ее. Ей было 15 лет, брату 4 года. Но она все сообразила и планировала, и не вышла за "бойкого", который был бы "самой люб", а за удобного.

Она была постоянно веселая, и любила, чтобы было все чистое, комнаты и нравы,– и поведение сыновей и дочери.

Умирая, завещала похоронить "вместе с мужем". "Вместе родили детей", "вместе лежать в земле", "вместе идти к Богу".

* * *

"Три-три-три Фру-фру-фру Иги-иги-иги Угу-угу-угу".

Это хорошо. После "Синтетической философии" в одиннадцати томах Герберта Спенсера 3– это очень хорошо.

(Статья о футуристах 4 Рог-Рогачевского с примерами из их поэзии).

А не верят люди в Бога, Судьбу и Руку. Но Он дерет за ухо не только верующих, но и не верующих в Него.

* * *

Теперь стою в банке, перевод или что,– смотрю по сторонам: где тут международный плут, с его "печатью на лице", которого бы ловил Шерлок Холмс.

(Начитавшись Ш.-Хол.) Перевожу последнюю уплату за монеты Осману

Нурри-бею в Константинополь.

* * *

Много можно приобрести богатством: но больше – ласковостью.

(мудрость евреев).

* * *

Булгаков честен, умен, начитан и рвется к истине.

Теперь – к христианству.

Но он не имеет беды в душе, ни бедствия в жизни. Он не восклицал никогда "тону!" – среди ужаса. Он профессор, а не обыватель; ученый, а не человек. А христианство (думается) открывается именно "немудрым земли" в особых точках и в особые минуты. И, кажется, проникнуть особенно глубоко в не свои темы ему не удается.

* * *

Как поправить грех грехом – тема революции.

(на извозчике).

И поправляющий грех горше поправляемого.

* * *

– Отдай пирог! Отдай пирог! Отдай пирог! Вера лежала животом на полу в Шуриной комнате, 10-ти лет. И повторяла:

– Отдай мне пирог!!

Шура выбежала ко мне и, смеясь "до пупика", спрашивала:

– Как я отдам ей пирог?

– Какой "пирог"??.

– Вчера, вернувшись из гостей, она вынимает из кармана завернутый в платок кусок торта и говорит:

– "Это, Алюсенька, тебе".

– Конечно, я съела. Сегодня она на что-то рассердилась, кажется,– я сделала ей замечание, и требует, чтобы я ей отдала назад торт. Говорю: -Как же я "отдам", когда я съела? – Она кричит (юридическое чувство):

– Все равно – отдай! Мне нет дела, что ты съела. Шура смеялась (курсистка). Вера плакала. В гневе с Верой никто не может справиться, хоть ей всего 10 лет. Она всегда безумеет, как безумеет и в увлечениях.

(на семейной карточке "Он. л." она одной рукой обнимает, другую уставила в бок).

* * *

Бредет пьяный поп... Вдовый и живет с кухаркой... А когда рассчитывается с извозчиком – норовит дать Екатерининскую "семитку" (2 коп.) вместо пятака.

И тем не менее я отделяюсь от Влад. Набокова, профессора Кареева и дворянина Петрункевича, и подойду к нему...

Почему же я к нему подойду, отделясь от тех, когда те разумны, а этот даже и в семинарском-то "вервии" лыка не вяжет?

По традиции? Привычке?

Нет, я выбрал.

Я подошел к мудрости и благости. А отошел от глупости и зла.

Почему? Как?

Да около Набокова станет еще Набоков и около Кареева станет еще Кареев...

Как бы они ни множились и как бы цепь их ни увеличивалась, она и в середине, и на концах, и в бесконечности не обещает ничего еще, кроме Набокова и Кареева или Тьера и графа Орлова-Чесменского, Захарьина и князя Юсупова; а рядом с попом может стоять сейчас же митрополит Филарет, да и сам Св. Серафим Саровский. Чего, и дальше: "за руку с попом" не погнушает взяться и древний Платон, сказав: "Он – от моей мудрости".

А я прибавлю: "Нет, отче Платоне,– он превзошел тебя много. Ты догадывался, а он – знает, и о душе, и о небесах. И о грехе и правде.

И что всякая душа человеческая скорбит, и что надо ей исцеление".

* * *

Вина евреев против И. Христа была ли феноменальная или ноуменальная? Т. е. только "эта толпа" "не могла понять" и, главное, "теперь"– ну, "при исходе времен"? Или – от корня, издревле, от Моисея и даже Авраама? Было ли больно все от истока начиная, или – только в устье? В последнем случае, т. е. если только "нравы" и сейчас,– не для чего было отменять обрезания и всего жертвенного культа, и суббот и храма.

В этом случае была бы у христиан сохранена библейская семья; сохранено бы было живое и животное чувство Библии, а не то, что "иногда читаем". Не было бы ужасного для сердец наших противопоставления Евангелия и Ветхого завета.

Ничего не понимаю. О, если бы кто-нибудь объяснил.

* * *

Как задавили эти негодяи Страхова, Данилевского, Рачинского... задавили все скромное и тихое на Руси, все вдумчивое на Руси.

"Пришествие Гиксосов". Черт их знает, откуда-то "Гиксосы" взялись; историки не знают откуда. Пришли и разрушили египетскую цивилизацию, 2000 лет слагавшуюся. Потом через 1¤ века их прогнали. И начала из разорения она восстановляться; с трудом, медленно, но восстановилась.

(придя с Айседоры Дункан домой).

Как хорошо, что эта Дункан своими бедрами послала все к .черту, всех этих Чернышевских и Добролюбовых. Раньше,, впрочем, послали их туда же Брюсов и Белый (Андрей Белый).

О, закрой свои бледные ноги 5.

Это было великолепно. Поползли на четвереньках, а потом вверх ногами. И тщетно вопияли Лесевичи и Михайловские:

– Где наш позитивизм? Где наш позитивизм!!! Позитивизм и мог быть разрушен только через "вверх ногами".

На эмалевой стене Там есть свет чудных латаний.

Дивно. Сам Бог послал. Ничего другого и не надо было. Только этим "кувырканьем" в течение десяти лет и можно было прогнать "дурной сон" литературы.

* * *

Вчера разговор в гостях. И выслушал удивительный взрыв отца:

"Моему 13-летнему сыну, который никогда не знал онанизма, в гимназии сказали никогда не дотрагиваться до... потому что хотя это насладительно, но вредно для здоровья. Он дотронулся и сделался онанистом.

10 чиновников в мундире министерства просвещения, из которых каждый был шпион и ябедник, учили его "не послушествовать на друга своего свидетельства ложна". И он стал клеветником и злословцем.

Те же десять чиновников, из которых каждый был предатель и втихомолку занимался социализмом, учили его "быть патриотом". И он возненавидел свое отечество.

Таким образом, когда он "окончательно получит образование" и сделается никуда не годным человеком, ему выдадут бумажку, по которой он может получить всякое место на государственной службе.

Перед ним будут "открыты все двери".

Он войдет в наиболее широкую, выберет девицу с кушем и женится. Теперь он сделается не только "полезным гражданином", но и в высшей степени "приятным членом общества". У него станут занимать деньги. Ему везде станут предлагать "председательство". Он станет заниматься "благотворением". Когда он умрет, поп скажет хорошую речь".

(русская цивилизация).

Я подумал молча про себя.

Нет. Мой Вася жив. С ним никогда этого не будет. Берегись, Вася. Берегись "русской цивилизации".

* * *

За попа, даже и выпивающего, я трех кадетов не возьму. Только злой поп 6 (поп А-бов) – невыносим. Он хуже всякого человека. В нем этот яд становится хуже, проклятее, смраднее, стрельчатее яда во всяком другом человеке.

Отчего это? Тоже – тайна. "И взяв кусок с блюда и обмакнув в соль – подал ему" 7. И всякий исповедник Христа, если он зол,– увеличивается в зле на всю величину Христа и становится Иудой.

* * *

"Знаешь (и она назвала одного любимого мною умершего писателя), если бы он теперь жил, он не показался бы интересным. Он был тогда интересен (в 90-е годы). Люди с каждым годом растут; душа с каждым годом растет, и человек теперь не то, что был 15 лет назад".

(мамочка, в постели, 13 янв.).

* * *

Греки – "отец"; и римляне тоже – "отец". Даже сухопарый чиновник – и он "отец". Одна "жидова" – Вечная Мать. Отсюда проистекает их могущество и значительность.

(идя из клиники).

* * *

Батя. С Урала, член Госуд. Думы. Еду с дочкой на извозчике. И говорю:

– Сколько платите за квартиру?

– Сорок.

– Сорок?! Сколько же комнат?

– С прихожей 4.

– Как же вы помещаетесь? Из кого семья?

– Я. Да брат студент, технолог. Да сестра замужняя с ребенком. Да папаша с мамашей. И еще брат двух лет.

– Как же вы спите?

– Я в столовой на кушетке, брату в прихожей на ларе стелют. Сестра с мужем за перегородочкой. Папаша с мамашей за другой перегородочкой.

– Сестриному-то ребенку сколько будет?

– Полтора года.

– А меньшому брату вы, кажется, сказали два?

– Два.

– Это хорошо. Сестра-то еще не беременна? Она помолчала.

– Это хорошо. Тесно, а тепло. И отец еще молодой?

– 53 года: а когда на именинах были гости, то говорили, что ему едва сорок можно на вид дать. Лицом белый и большого роста. И живот,– хотя не очень большой.

– А мамаша?

– Мамаша совсем молодая. Ей только 42.

– Совсем хорошо! То-то и фамилия у вас красивая. Нет красивее на Руси,-; т. е. не может быть красивее такой фамилии: тут и "мережки" и "золото". Оттого, что вы старые люди на Руси.

Курсистка улыбнулась. По задумчивому виду я вижу, что ей тоже пора замуж. Уже 19 лет.

Так растет добро на Руси. Или не сказать ли по-церковному: так произрастает и густится пшеница Господня на землях тучных.

Берегите тучность земли. Берегите, берегите. Хольте, вспахивайте,– молите дождичка.

Солнышка молите. И во благовремении полной пригоршней бросайте зерна в землю.

* * *

Что истинно интересно?

Своя судьба.

Своя душа.

Свой характер.

Свои тайны ("сокровенное души"). С кем хотел бы быть?

С Богом. Еще с кем?

С тем, кого истинно любишь. Таков за всю жизнь один-два.

Что нужно?

* * *

После Гоголя, Некрасова и Щедрина совершенно невозможен никакой энтузиазм в России.

Мог быть только энтузиазм к разрушению России. – Вот и 1-е марта, и полупаралич турецкой войны, и "ни одной победы" в Маньчжурии. Вовсе не Алексеев и еще какой-то "гофмейстер" – Абаза – устроили "авантюру на Ялу" 8, а превратили в "авантюру" возможную победу и расширение земли своей господа "Современника", "Отечественных записок" и "Русского богатства". Победа вообще никакая стала невозможна, пока не явился "международный еврей" Азеф, который вообще стал всею этою гнилью "торговать", продавая "туда", продавая "сюда",– и вообще всякому, кто бы ему дал на винцо и женщин.

* * *

Да, если вы станете, захлебываясь в восторге, цитировать на каждом шагу гнусные типы и прибауточки Щедрина, и ругать каждого служащего человека на Руси, в родине,– да и всей ей предрекать провал и проклятие на каждом месте и в каждом часе, то вас тогда назовут "идеалистом-писателем", который пишет "кровью сердца и соком нервов"... И весь-то мотив этого, что "сопричисляющий вас" с залихватской русской фамилией Рог-Рогачевский пишет в журнале еврея Кранихфельда 9, и "чей хлеб кушает, того и песенку поет".

– Если ты не изменник родине – то какой же после этого ты русский? И если ты не влюблен в Финляндию, в "черту" и Польшу – то какой же ты вообще человек?

Что делать в этом бедламе, как не... скрестив руки – смотреть и ждать.

* * *

"Ни я, ни вы, ни Новоселов ц..... не нужны",– написал NN.

–Это что, дело стоит даже крепче: ей чести не нужно, "правильных документов на торговлю" не нужно.

Лопаты, приставленные к забору, басят глубоким строем:

– Нам нужны только доходы. Остальное уже обеспечено им.

(получив письмо от NN).

* * *

Да почему он "скиталец"? 10 Везде принят, все кланяются. Религиозно-философские собрания сочли "за честь", когда он одно из них посетил, придя в середине чтений и обратив всех внимание черною блузою, ремешком и физиономией "под Максима" 11. Почему же он "скиталец", и кто его "изгнал", и откуда он "исключен"? "Качества его произведений" никому (вероятно) не приходили на ум, пишет ли он стихами или прозой, публицистику или "так рассказы" – никто не знает, и только всякому известно, что "есть еще другой Максим, который называется Скитальцем", и тоже с ремешком и в блузе. Да это скорее – граф, "его сиятельство" и уж во всяком случае "превосходительство".

В первый раз проходят какие-то в литературе с фальшивыми физиономиями "под другого", в чужой прическе и совершенно не своим "видом на жительство".

Барин, который называет себя "Ванька с Сенной".

* * *

NN бы заговорил другим языком, если бы из его дома вывели за ручку Ан. Мих., со словами: "На все четыре стороны, прощалыга", а Васюка присудили бы с двухлетнего возраста "здорово живешь" в солдаты без срока. Тогда были бы песни другие, и он не приравнивал бы это к бедной кофточке и грубому слову кухарки, с добавкой, однако: "Заочно от меня". То-то "заочно": ну а что, если бы на глазах? – сказал ли бы он только: "Будьте, Катерина, мягче: мы все – христиане".

И Новоселову с его "мамашей" тоже всего этого не нужно. Но что, если бы его "мамашу" стали бить кнутом на конюшне, как в Петербурге сек с конюхом (при пособии конюха) свою жену гвардеец,– урожденную Варгунину, за которою взял 150 000 приданого, но уже во время ее первой беременности сказал ей, что его, как дворянина, компрометируют поклоны на улице и посещения на дому ее купеческой родни и чтобы сама она постаралась, чтобы эти родные "не навязывались" и не "ходили к нам", а затем начал – и сечь (на конюшне). Отец, Варгунин, обратился к властям, но, согласно NN и Новоселову, получил "кукиш с маслом" в утешение, т. е. "ни развода, ни отдельного паспорта на жительство", ни вообще -"прав у отца на дочь, раз она обвенчана". И только уплатив еще 75 000 "правильно-каноническому, повенчанному" мужу, отец вызволил дочку из "благодатного благословения церкви".

Так была подробно, с именами, рассказана в "Гражданине" князя Мещерского эта петербургская история. Я не прочел, к сожалению; но со слов "Гражданина" рассказывала вслух всем гостям эту историю за обедом Анна Ивановна Суворина. Да что: разве не такую точь-в-точь историю рассказывает в "Семейной хронике" С. Т. Аксаков? 12 И у Аксакова все духовенство прочло это; прочло и ничем не отозвалось.

Так вот, вы полюбуйтесь, сперва, и NN. и Новоселов, на эту Варгунину, да и вы, Иван Павлович, да и Цветков с Андреевым.

А я же до благосклонного ответа скажу:

– Пока это есть, представляется каким-то мазурничеством говорить о "цветочках" Франциска Ассизского и прочих чудесах.

* * *

Чем "молиться" на секретаря духовной консистории (однако же, ведь не в ней суть, она "приложися" во временах), то уж лучше помолиться вотяцкой "Керемети" 13: все-таки живее, да и фольклор по крайней мере.

Это я говорил (писал) Рачинскому и страшусь, что придется говорить NN.

Вот где возможен поворот к: "вернемся к египетским богам, потому что они кормили нас и мы не были голодны".

И ведь израиль в пустыне был бы прав, если бы не прилетели перепели. Вот и кое-кто и кое-что (лицо и потом возникшие учреждения) пусть "пришлет перепелов" и "источит из камня воду". Если кое-кто и кое-что бессильнее Моисея,– нельзя удивиться и нельзя будет негодовать, если люди вдруг из-за "перепелов" начнут заворачивать к Моисею, да и к египетским богам.

* * *

Мерзавцы-канонисты подумали бы, что с коровою привычною расстаться нелегко, квартиру удобную передают неохотно: по какому же праву и по какому скаредному мотиву они вообразили, они наклеветали на людей, они закричали в печати и, ранее Гутенберга, кричали в манускриптах, что мужья-человеки все такие же мерзавцы, как они сами (т. е. как канонисты) и сейчас побросают жен и перейдут к "молоденьким и сладеньким", если Рачинский и NN вдруг "согласятся на развод". Но они злы, эти мерзавцы, и хочется им засадить "гной в кости" ("худая жена – как гной в костях человека",– Соломон в "притчах"). И, пользуясь идеализмом, отвлеченностью и мечтательностью NN и Рачинского, они (канонисты) им все "навевают" о человеческом легкомыслии и недобродетели, соображая про себя: "С гноем-то в кости нам человек все заплатит".

Канонист-профессор (был процесс о наследстве – недавно) оставил 100 000 дочерям. Занимал именно по бракоразводным делам "стол" в высоком духовном учреждении. Автор книг и статеек в "Христианском чтении" и в "Отдыхе христианина". 100 000 из "профессорского жалованья" не скопишь.

* * *

...Скука, холод и гранит. 14

Что это, стихотворение Пушкина?

– Нет, это каноническое право. "Кормчая", Суворов, Красножен, Сильченков, еще кто-то, многие. Как говорится где-то в Библии: "Взойди на башню и посмотри, не идет ли это на помощь осажденным войско?" – Посланный вернулся и сказал: "О нет,– это идет стадо скота и подымает пыль".

* * *

Вот идет по тротуару проституточка. Подойду к ней и разделим... последнюю папироску. Она одна мне "своя" в мире: такая же бездомная, тоже без отца, без матери, также никому не нужная, также ей никто не нужен. Дам ей папироску, она закурит, я докурю. Потом пойдем к ней. И будет она мне жена на ночь.

Как и мне на час работы нужен каждый хозяин, и я говорю о всяком через час – "провались".

(за корректурой своей статьи о Страхове 15: место ее о "меланхолии в Европе").

Подошла Пучок 24 и молча поцеловала папу в щеку; в рубашонке, сейчас в постель (ночь). Нет, я теперь не такой: мне мама дала другое.– Но ведь не у всех была "наша мама", и другие – именно таковы.

(т. е. "меланхолия в Европе" происходит от КОРНЕВИДНОЙ в Европе бессемейности; от того, что семья там есть случай и удача).

* * *

Моя прекрасная душа! Моя прекрасная душа! Моя прекрасная душа!

"Как ты, пачкунья, смеешь это думать?"

– Моя прекрасная душа. Моя прекрасная душа. Моя прекрасная душа.

"И лукавая? и скрытная? обманная?"

– Моя прекрасная душа! Моя прекрасная душа! Моя прекрасная душа.

"Весь запутанный? Скверный?"

– Моя прекрасная душа. Моя прекрасная душа. Моя прекрасная душа.

(Бреду ночью из редакции, 3-й час ночи. Кругом проститутки.)

* * *

Собственно, есть одна книга, которую человек обязан внимательно прочитать,это книга его собственной жизни. И, собственно, есть одна книга, которая для него по-настоящему поучительна,– это книга его личной жизни.

Она одна ему открыта вполне, и – ему одному. Собственно, это и есть то новое, совершенно новое в мире, ни на что чужое не похожее, что он может прочитать, узнать. Его личная жизнь – единственный новый факт, который он с собою приносит на землю. Он рождается для своей жизни, и его жизнь есть дар Божий земле. Каждого человека Бог дарит земле. В каждом человеке Земля (планета) получает себе подарок. Но "подарок" этот исполнен внутренними письменами. Вот прочесть-то их и уразуметь и составляет обязанность всякого человека. И если он добр к людям, расположен к ним, если "у корыта (мир) мы все щенята",– то без церемоний и ужимок, без стыда и застенчивости, без кокетничанья скромностью, он должен сказать "поросятам у корыта": "Братья мои, вот что написано в этой книге. Вникните все и читайте меня. Может, кому понадобится. Может, иной утешится через меня в себе. И "третий добрый молодец" позабавится,– без зла, а с добрым смехом. Ибо злым смехом ни над каким человеком нельзя смеяться".

Поэтому "У един.", собственно, каждый человек обязан о себе написать. Это есть единственное наследие, какое он оставляет миру и какое миру от него можно получить, и мир вправе его получить. "Все прочее не существенно",– и все прочее, что он мог написать или сказать, лишь частью верно; "верное" там не в его власти, не в его знаниях.

* * *

В белом больничном халате и черных шерстяных перчатках, она изящно пила чай с яблочным вареньем. Едва открыл дверь – вся в радости.

– Что же это ты чай в перчатках?

– Я уже с 12 часов одела их. Сама,– и на больную руку сама.

Я и забыл, что больную всегда мы одевали,– я или Надя (горничн.).

Прислуга куда-то разбежалась.

– Можешь надеть на меня платье? Я в две минуты одел серый английский костюм (сшитый для Наугейма).

– Едем.

– Подожди. Сперва к Варваре Андреевне (близ Клиники). Она меня каждый день проведывала,– и ей мой первый выезд. Отбыли.

– Теперь едем (кататься)?

– Нет. Еще к Скорбящей (на Шпалерной).

– А кататься? Отдыхать?

– Потом уж и кататься.

(21 января 1913 г.).

* * *

Купа седых (серых) волос давала впечатление львиной головы, и когда она повернула умеренно-массивную голову,– то (так как она была против статуи Екатерины) я не мог не залюбоваться этим "Екатерининским видом" сурового, бронзового, гордого лица. Оно было прекрасно той благородной грубостью, которая иногда нравится более, чем нежность. Перейдя к плечам, я увидел, что они как будто держат царство. Муж – сухой, узкий. Второй ряд кресел, по 10 р.,-должно быть, "товарищ министра" или большая коммерция. Но явно – и образование. Сколько лет? 60 или не менее 55. Но никакой дряхлости, изнеможения, рыхлости.

Я дождался, пока еще повернулась: белым скатом лебяжья грудь была открыта до "как можно". Бюст совершенно был наг, увы – неприятным или недогадливым современным декольте, которое скрывает главную прелесть персей – начало их разделения и оставляет видеть только один могучий скат.

– Такое ведь неприличие смотреть внимательно на декольте.

И я никогда не смотрел на него прямо.

Но 60 или 55 лет меня взволновали. Оттого именно, что мне казалось неприлично глядеть прямо, я был поражен удивлением, что она так декольтирована в 55 или 60.

"Однако если она открылась, то ведь, конечно, для того, чтобы видели. И смотреть внимательно на декольте не только не обижает, но скорее обижает, если не смотрят".

В первый раз мелькнуло в голову: "Америка", "эврика".

И я посмотрел прямо, как никогда. И хотя она перевела глаза на меня, продолжал смотреть прямо.

Вдруг каким-то инстинктом я провел языком по губам... По верхней губе... Раз... три... четыре... Теперь она сидела так, что мне были видны только шея и щеки. Странный инстинкт: она, как львица, полуоткрыла рот и, тоже высунув язык, провела по нижней и верхней губе, и немного лизнув щеки. Я никогда не видал "в Собрании", и очень пышном, такой манеры – за всю жизнь не видал! – Но она сделала движение языком (высунув!) так, что это не было ни безобразно, ни отвратительно.

Балалайки играли "Осень" Чайковского. Звуки шептали и выли, как осенний ветер. Музыка чудная. Но эта манера неужели не взаимный сомнамбулизм? Так как нельзя поверить, чтобы она читала мои мысли. Она сидела во 2-м ряду, яв третьем, немножко наискось и сзади. Немного вправо от нее.

Муж сидел прямо. Он сухой и прямой. Он чиновник.

К моей добродетели надо сказать, что в переполненной зале Дворянского собрания я не заметил ни одной женщины. Только эти 55 лет.

(22 января).

* * *

Я – великий методист. Мне нужен метод души, а не ее (ума) убеждения.

И этот метод – нежность.

Ко мне придут (если когда-нибудь придут) нежные, плачущие, скорбные, измученные. Замученные. Придут блудливые (слабые)... Только пьяных не нужно...

И я скажу им: я всегда и был такой же слабый, как все вы, и даже слабее вас, и блудливый, и похотливый. Но всегда душа моя плакала об этой своей слабости. Потому что мне хотелось быть верным и крепким, прямым и достойным... Только величественным никогда не хотел быть...

"Давайте устроимте Вечерю Господню... Вечерю чистую – один день из семи без блуда...

И запоем наши песни, песни Слабости Человеческой, песни Скорби Человеческой, песни Недостоинства Человеческого. В которых оплачем все это...

И на этот день Господь будет с нами".

А потом шесть дней опять на земле и с девочками.

* * *

Христианству и нужно всегда жить о бок с язычеством: в деревнях – бедность, нужда, нелечимые болезни, труд. Конечно, там христианство. В городах Невский, "такие магазины": христианству некуда и упасть, все занято суетой, выгодой. Но мне кажется об этом не надо скорбеть. Это – натуральное положение планеты. Христианство даже выигрывает от этого, потому что "в вечной борьбе с язычеством" оно тем самым делается вечно in statu nascentis 16.