Текст книги "Мы с Севой в лесу"

Автор книги: Василий Клёпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Иван Хороший Человек

Недалеко от нас, в соседнем селе, жил колхозник по прозвищу Иван Хороший Человек. Сад этого колхозника славился на всю область: яблони у него каждый год ломились от яблок, груши были первый сорт, а сливами он кормил чуть ли не всё село. Мы и пристали к дедушке с просьбой, чтобы он послал нас к Ивану Хорошему Человеку договориться насчёт саженцев для нашего сада.

– К Ивану? – засмеялся дедушка. – Да я с ним в кавалерии служил. Ему только скажите, что вы от меня, – самые лучшие сорта даст.

Сад Ивана Хорошего Человека мы издали узнали – такой он был зелёный и кудрявый.

Постучались в калитку и спрашиваем:

– Здесь живёт Иван Хороший Человек?

– Здесь, – весело сказал кто-то во дворе и рассмеялся.

Калитка открылась, и мы оба так и вскрикнули:

– Дядя Ваня!

Перед нами стоял тот самый бородач, с которым мы плыли на плоту с трясогузками.

– Так это вы и есть Иван Хороший Человек? – спрашивает Сева. – А почему вас так зовут?

Дядя Ваня засмеялся опять и говорит:

– Пойдёмте в сад там всё узнаете.

Сад недавно только отцвёл, и все деревья были усыпаны завязью плодов.

– Вот видите, – говорит нам дядя Ваня, – каждый год у меня такой урожай. А у других этого нет. То гусеницы листья пожрут и плоды осыплются, то червь в плодах заведётся, а то и вовсе деревья посохнут. И стали про меня старухи слух распускать, что сад у меня хорош-де только потому, что Иван зла никому не делает, птичку, и ту не обидит, словом, потому, что Иван, – это я, значит, – хороший человек. Меня все и стали звать Иван Хороший Человек.

– Но, дядя Ваня, – говорим мы, – вы же и в самом деле хороший человек.

Дядя Ваня засмеялся:

– Не я, ребята, хороший, а работники у меня хорошие.

И повёл он нас по саду. В малиннике у него славка живёт, в крыжовнике – пеночка, в дупле старой яблони – горихвостка, на груше – зяблики уже вывелись, и их домик мухоловка заняла. А скворешники – чуть ли не на каждом дереве, и в них живут не только скворцы, а и синицы, и поползни, и вертишейки, и горихвостки – у каждой своя хатка.

– Вот мои работники, – сказал дядя Ваня. – Это, ребята, такие работники, каких и среди людей не сыщешь! Каждый листочек осмотрят, в каждую щёлку свой носик сунут и ни одного червячка, ни одной мошки не оставят.

Тут с пронзительным криком в сад опустился дятел, и мы услышали, как он застучал по дереву, словно молотком.

– Прилетел, инспектор! – улыбнулся дядя Ваня. – Посмотри, посмотри, может, и найдёшь в саду какой непорядок.

Дятел попорхал, попорхал по деревьям, постучал ещё несколько раз и быстро улетел.

– Видели? – сказал дядя Ваня. – И главный санитарный инспектор не сумел подкопаться. Дал моим работникам самую хорошую оценку. А заведись какая-нибудь тварь под корой, он бы тут такой стук и крик поднял, хоть со двора беги.

Я вижу, что Севе всё это очень нравится и что он уже забыл про дедушкино поручение, и говорю дяде Ване:

– А вы знаете, дядя Ваня, мы к вам от дедушки. Саженцев он просил приготовить.

Дядя Ваня обрадовался, что мы внуки его сослуживца, и пообещал нам дать осенью самых лучших саженцев. Но только, сказал он, позаботьтесь о том, чтобы в вашем саду всегда было много птиц. Иначе, говорит, не видать вам хороших фруктов.

Мы распрощались с дядей Ваней и вышли через зелёную калитку на улицу.

– А ты знаешь, – сказал мне Сева, – дяде Ване не зря дали прозвище Иван Хороший Человек!

Севина квартирантка

Когда Сева был ещё совсем небольшой, мы купили ему валенки. Но так как он уже в детстве был завзятый рыбак и норовил залезть в каждую лужу, пришлось надеть ему на валенки галоши. И так понравилось Севе ходить в валенках с галошами, что он не захотел расставаться с ними и весной.

И вот как-то приходит наш Сева домой в одном валенке. Второй, говорит, потерял.

– Да как же ты его потерял?

– Очень просто, – отвечает. – Шёл, шёл и потерял.

Мы всю улицу обыскали, у всех соседей спрашивали – исчез валенок.

Недели через три наша бабушка стала окучивать картошку. Слышим, кричит Севе:

– Сева, иди посмотри, что у нас на грядке выросло.

Сева подбежал и глаза вытаращил: его валенок!

Обрадовался разиня и только протянул руку к валенку, а из него «фрр» птичка вылетела. Трясогузка. Села на забор, хвостиком помахивает и пищит.

Сева посмотрел на птичку и говорит бабушке:

– А ты знаешь, она, наверно, в моём валенке жить устроилась.

– Тоже, нашёл квартирантку! Что ей жить, что ли, негде? Посмотрели в валенок, а там и верно – гнездо. И уже с птенцами.

Сначала Сева обрадовался, что трясогузка в его валенке гнездо свила, а потом как заплачет: и трясогузок ему жалко, и валенок на грядке оставлять не хочется.

– Ладно, Сева, не плачь, – говорит бабушка. – Пусть твои квартиранты живут в валенке. Я тебе к зиме новые куплю.

– И с галошами? – сквозь слёзы улыбнулся Сева.

– И с галошами, – сказала бабушка.

Так и остались жить трясогузки в Севином валенке. Трясогузка выкормила своих детей, а потом улетела куда-то со всем сереньким семейством.

Теперь каждый раз, когда я вижу где-нибудь трясогузку, я всегда думаю: «Это, наверно, Севина квартирантка».

Санитарка

Из всех птиц мы не любили только ворон. Красоты в них никакой, кричат неприятно и цыплят крадут. Гоняли мы их, как только могли.

Идём мы как-то по лесу вдоль берега пруда и видим, что ворон у воды – тьма-тьмущая. Пруд почему-то убыл, и все вороны усердно копались в иле как будто подряд какой взяли.

Мы начали швырять в них камнями. Вдруг кто-то сзади цоп нас обоих за рубашки.

– Вы что, мошенники, делаете?

– Не видишь разве? – не оглядываясь, сказал Сева. – Ворон гоняем.

Он швырнул ещё один камень и попал прямо в птицу. Ворона забила крыльями, закувыркалась и покатилась к воде.

Человек отпустил нас и побежал её спасать.

– Это что ещё за тип? – угрюмо спросил Сева.

Человек подобрал птицу и направился опять к нам. Теперь я узнал его. Это был директор городского треста очистки.

– Ну, – сказал он нам, – а теперь пойдёмте в милицию.

– Это ещё почему? – презрительно фыркнул Сева.

– Потому, что убили птицу.

– Да разве ворона – птица? – возмутились мы. – Она же цыплят ворует.

– И кричит, – добавил Сева.

Директор положил ворону на землю и сказал:

– Эх вы, глупые несмышлёныши. Да вы разве не знаете, что эта птица у меня в штате состоит?

Сева недоверчиво ухмыльнулся:

– Кем же это она у вас работает?

– Санитаркой, – совершенно серьёзно говорит директор. – Лучшей санитарки у нас во всём тресте не сыскать.

Мы растерялись и не знаем, не то всерьёз принимать эти слова, не то в шутку. Тогда директор засмеялся и сказал:

– Шучу я, ребята. Вороны у нас штатом не предусмотрены. Но они работают на нас вне штата. Добровольно. Вы думаете, что они делают сейчас на берегу? Полезную работу делают! Подбирают мёртвых рыбок, рачков и всё, что осталось гнить после убыли воды. Не будь ворон, тут уже к вечеру такое зловоние поднялось бы, что мы и к воде не подошли бы.

Подбитая ворона вдруг запрыгала, замахала крыльями и неуклюже полетела вдоль берега.

– Ожила санитарка, – улыбнулся директор. – Ну что ж, у меня опять одним работником больше.

Потом он попрощался с нами и уже совсем добродушно сказал:

– Так вот, охотнички, ворон не бейте. Очень полезные птицы!

Сарга

В густой чаще на небольшой сосёнке нашли мы с Севой гнездо сороки. Гнездо было большое, как хорошая корзинка, и битком набито здоровенными, уже оперившимися птенцами.

– Возьмём одного, – сказал Сева, – и научим его говорить. У Брема сказано, что сороки очень хорошо разговаривают.

Мы взяли одну молодую сороку и понесли её домой.

Сева от радости ног под собой не чувствовал. Я уже говорил, что был он у нас ужасный хвастун, и ему всегда хотелось иметь что-нибудь такое, чего не было у его товарищей. И вдруг у него – говорящая сорока! С ума сойти можно!

– Вот увидишь, что будет, – говорил он по дороге домой. – Придут к нам ребята и спросят: «А где Сева?» А сорока им скажет: «Севы дома нет». – «Ну, извините, – скажут мои товарищи. – До свиданья». А сорока им: «Вы посидите. Он скоро придёт». Здорово получится, а?

Сорока оказалась птицей, действительно, на редкость понятливой. Она сразу стала открывать рот, как только мы подносили ей кусочек хлеба или мяса. Быстро научилась пить молоко из пипетки. Мы назвали её Саргой, и вскоре она уже знала своё имя и радостно мчалась на зов. Нас с Севой она узнавала даже по шагам: мы ещё в коридоре, а она уже стоит у двери и раскрывает свой огромный рот, прося подачки.

К несчастью, у Сарги оказался дурной характер. Она хотела, чтобы все только ею и занимались. Сядешь писать, она выхватывает у тебя ручку, начнёшь читать – рвёт книгу. Дошло до того, что уроки учить пришлось уходить к товарищам.

Тогда мы выселили её на балкон. Но там ей стало совсем скучно, и она всячески старалась обратить на себя наше внимание. Уже на рассвете Сарга выскакивала из своего ящика и начинала орать на весь квартал, как базарная торговка.

Соседи пожаловались в домоуправление, что наша сорока не даёт никому спать. И пришлось нам расстаться с Саргой, так и не услышав от неё ни одного путного слова.

Сева отнёс её в кружок юннатов при Дворце пионеров.

Научили ли её говорить юннаты, не знаю.

Косолапый утенок

На лесной опушке мы нашли выводок утят. Они были совсем маленькие, каждый не больше спичечной коробки.

Что случилось с их матерью: подстрелил ли её злой охотник, схватила ли лиса, или ястреб – мы так и не узнали. Но у малышей был такой растерянный вид, они так беспомощно табунились в высокой густой траве, что мы решили взять их домой.

Утят было двенадцать штук. Когда мы высыпали на пол эти пушистые зеленоватые комочки с тёмными пятнышками на головках и на крыльях, наша бабушка всплеснула руками:

– Сиротки вы мои! Да чем же вас кормить-то прикажете?

А утята уже рассыпались по всему полу, вытащили из блюдца у котёнка кусочек хлеба и принялись глотать его, смешно дёргая широкими носами.

Мы и стали кормить их хлебом.

Сразу за нашим домом начинался огород, а за ним, на лугу, было небольшое мелкое озеро. Туда мы носили наших питомцев в корзинке, и они целый день ныряли и плескались в воде.

Утята росли быстро и уже к середине лета стали походить на взрослых уток. Как мы их различали, я теперь уже не помню, но только каждому мы дали имя. Был тут и Тюлень, и Стрекоза, и Гаврик, а одного маленького заморыша, которому нечаянно перешибли дверью лапку и крылышко, мы назвали Кузнецом. А назвали его так потому, что кузнец в нашем селе был без ноги и ходил на деревяшке, и наш утёнок очень на него походил.

Утята так привыкли к нам, что стали совсем как домашние. Утром мы выгоняли их со двора, и они бежали гуськом по дорожке через огород к озеру. Вечером мы шли за ними, и как только они замечали нас, так сразу выходили из воды и так же вереницей топали впереди нас домой. Только Кузнеца приходилось носить на руках, потому что косолапому было трудно поспевать на своей культяпке за товарищами.

И вот как-то заигрались мы с Севой на улице и забыли про своих уток. Вспомнили о них, когда стало уже совсем темно. Прибежали домой, а утки пришли сами, и только Кузнеца не было.

Отправились мы в темноте на розыски. Вышли в огород, смотрим, а хромой сам ковыляет по дорожке домой.

С этого дня мы полюбили Кузнеца больше всех.

Между тем, у наших питомцев уже отрасли крылья. Однажды они не захотели идти на озеро пешком, а поднялись в воздух. Один Кузнец остался на земле и беспомощно хлопал единственным здоровым крылом.

Мы уже думали, что больше и не увидим своих уток. Но они долетели до леса, повернули обратно и опустились в своё озеро. Вечером они вернулись домой.

– Ну, ребята, – сказала бабушка, – прощайтесь теперь со своими утками. Не сегодня-завтра они нас покинут.

И верно. Через несколько дней нам с Севой пришлось распрощаться со своими питомцами. Когда над озером пролетала утиная стая, они тяжело захлопали крыльями и оторвались от воды. В озере остался плавать только Кузнец. Утки несколько раз возвращались за ним, но взлететь он не смог и прозимовал у нас.

Весной он снова стал ходить на озеро. Много раз мы видели, как к нему прилетали его дикие товарищи. Но были ли это наши воспитанники или другие утки, мы не могли разобрать. При нашем приближении они пугливо улетали.

Дяди Ванины кошки

Осенью мы пришли к дяде Ване за саженцами. Сад его уже оголился, и только рябины на берегу всё ещё стояли наряженные в свои красные и оранжевые сарафаны.

Иван Хороший Человек снимал с деревьев скворешни и складывал их в сарай.

– До весны в них никто уже не поселится, – объяснил он. – Разве только воробьишки залезут. Но они такие грязнули, что после них ни одна порядочная птица в скворешне жить не захочет.

Тут откуда ни возьмись кошка в сад заскочила, а на неё с лаем бросилась собака.

– Держи её, Дамка! – крикнул дядя Ваня. – Гони разбойницу!

– Почему разбойницу? – сразу заинтересовался Сева.

– За птичками охотится. Мы с Дамкой этих кошек за версту к дому не подпускаем.

– А кто же ловит у вас мышей? – не отстаёт Сева.

Дядя Ваня улыбнулся, и лицо у него стало доброе-доброе.

– Мышей у меня другие кошки ловят. Пострашнее. Хотите, покажу?

И повёл нас во двор. Приставил лестницу к сараю и говорит:

– Видите ящик над дверью? Лезьте, посмотрите мою кошку.

Мы добрались до ящика, заглянули в него, а на нас как зашипит кто-то. Страшный, глаза большие, морда широкая с рогами. Сева от испуга чуть с лестницы не свалился.

– Ага, струсили, – смеётся дядя Ваня. – Будете знать мою кошку.

А это оказалась самая обыкновенная сова. На день она забирается в тёмный ящик, а ночью в саду на мышей охотится.

– Одинокая она, – рассказывал нам дядя Ваня. – Вдова-старушка. Уже лет пять эту квартиру занимает. В сарае у меня тоже живёт парочка – те помоложе. Полезные птички, только кричат по ночам нехорошо.

Потом пригласил нас дядя Ваня в дом и просит Севу достать из-под кровати валенок. Сева полез под кровать, а там кто-то как зашипит опять. Сева выскочил оттуда, да так на четвереньках и бежал до самой двери.

Дядя Ваня вытащил валенок и поднёс к окну. Мы посмотрели, а там – ёж. Свернулся в клубок и спит.

– Отдыхает Ёж Ежович, – усмехнулся дядя Ваня. – Он у меня тоже в ночной смене работает. Совы – сад, а этот дом от мышей стережёт.

Он положил валенок с ежом опять под кровать и подмигнул Севе:

– Ну что, храбрец, всё ещё трусишь? Смотри, съедят тебя мои кошки вместо мышонка.

Мы вышли в сад, чтобы забрать свои саженцы, и вдруг видим около забора знакомое бревно с продолговатым дуплом. То самое, в котором уплыло гнездо с трясогузками.

Сева запустил в гнездо руку и вытащил пустое гнездо.

– А где же трясогузки? – чуть не плача спросил он.

– Ого, чего захотел! – сказал дядя Ваня. – Давно уже вылетели. Да вон они, кажется, в малиннике хлопочут.

Мы посмотрели в угол сада, где желтели голые стебли малины, и увидели на них семь или восемь трясогузок. Все они были похожи одна на другую, и уже нельзя было понять, кто – родители, а кто – дети. Оказывается, всё лето они работали в саду дяди Вани, а теперь вот уже несколько дней «табунятся», как сказал он, и собираются в отлёт.

Рванул резкий порыв осеннего ветра. Трясогузки не удержались на хрупких ветвях и, покружив немного над малинником, взмыли ввысь и полетели на юг.

– Решились всё-таки, – сказал дядя Ваня, следя глазами за птицами. – Ну что ж, счастливого им пути.

– Счастливого пути! – закричали и мы с Севой и замахали фуражками.