Текст книги "Жизнь - игра (СИ)"

Автор книги: Василий Белозеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Таиска, брось ты смешить, кинь навилок сенца к воротам, да и будет с неё.

– Вот что значит городской форс, хоть и живет в пяти минутах ходьбы, а всё же не пешком явилась, – думал и решал, как выказать почтение перед моим выходом из двора. Не успев переодеться, бросился на сеновал, в чём был, ухватив вилами большой пук, выскочил за ворота и положил сено перед мордой привязываемой к коновязи лошади. В самый последний момент наскоро затянутые штаны распустились и упали к моим ногам. Вся большая компания от неожиданности обомлела. Первой нашлась городская:

– Так вот как нам честной родственник показался.

– Вот это я понимаю товар лицом, – продолжала она, подходя ко мне ближе. Притянув за щёки, крепко и серьёзно расцеловала меня в губы.

– Хорошо, что обошлось без языка, – прокомментировал про себя не по-деревенски смелое обхождение.

– Тут вот и невесты как раз прибыли, и ты при полном параде, – продолжала обыгрывать ситуацию тётя Ульяна. Только тут, как бы спохватившись, начал суетливо подтягивать штаны, свалившиеся в пыль у моих босых ног.

– Быстро беги переоболокайся, – цыкнул на меня дед Прокоп. О таких весёлых смотринах тетя обязательно расскажет своим влиятельным городским знакомым. Для меня главное быстрее наладить знакомства с максимально большим количеством богатых людей. Как бы ни был всемогущ лично я, без помощников не обойтись. Даже деньги не такой уж решающий фактор, как помощь деловых людей, способных их освоить в моих интересах. А то, что у меня есть интересы в этом мире, знаю наверняка. Пока переодевался во всё новое, приготовленное заранее одеяние, уловил разговор обо мне.

– И что это ребятня его «Васька говнотоп» кличут, – продолжала свой монолог авторитетная городская родственница, – от него только парным молоком да мёдом несёт. Тут мне, как и всем родственникам, стала понятна неожиданная поцелуйная нежность хитрой Ульяны.

– Так он сегодня с обеда в медоварне на берегу музыку учил, по указанию самой матушки попадьи, – объяснила моя мама горделиво, – вот и пропах весь мёдом.

Из дальнейшего сканирования мыслей понял, что тетушка Ульяна утаила дошедший до неё слух о моей сиротской привычке вступать в свежую, ещё горячую, коровью лепёшку для согрева ног, отчего и распространялся постоянный навозный запах, почему и родилась неблагозвучная кличка. Войдя во двор, весело споря о порядке очерёдности прохода в калитку, гости заметили узел с инструментами, брошенный мною у крыльца.

– Ну, надо же варнак какой, – деланно недовольно возмутилась баба Клава, – а ведь сама матушка – Настасья Афанасьевна принесла струменты, да наказывала беречь. Компания родственников прониклась должным уважением к необычному посещению гордой, как всем на селе казалось, столичной звезды, лицезревшей царских персон. Все тут же забыли о только что замеченном моём «струменте» и переключили внимание на лежащие перед ними.

– А вот и кушак! – воскликнул дед Прокоп, указывая на грубую верёвку, объединившую струнные инструменты. Такое использование пояса отчасти оправдывало моё принародное оголение, так позабавившее недавно. Наконец, приёмный папа Яков пригласил всех побаловаться чайком.

Чаепитие предстояло знатное. Пироги с курицей и маслом в отдельной маслёнке, которое сбивал сам в первом варианте проживания вчерашнего дня. Варенье четырёх видов и мёд. Самовар с множеством чашек и блюдечек. Густейшие сливки и много чего мне совершенно, или почти, не знакомого. Всё богатство для глаз уместилось на трёх столах, сдвинутых вместе для подчёркивания щедрости и уважения к дорогим гостям. За столом разговор шёл о городских новостях, которыми с удовольствием делилась тётя Уля, как мне велела себя называть гостья. Чувствовалось, что ей не привыкать быть в центре внимания односельчан. Так увлеклись разговорами с редкой гостьей, что чуть было не забыли меня, как главную причину сегодняшних смотрин. Инициативу, как всегда, перехватила тётя Уля.

– Так чему же ты, Василёк, успел научиться в поповской семье? – неожиданно прервала она общую беседу, – Споёшь или сыграешь?. Мои родители чуть не хором заступились в том смысле, что только после обеда я увидел эти «барские балалайки», о чём сказала сама учительница.

– Жаль, – протянула тётя Уля слегка мечтательно, – я бы после такого сытного застолья Вивальдю послушала. Отложив столовые приборы, вручённые только мне, тихо проговорил:

– Ежели надоть, могу попробовать. Опасаясь моего провала, мама попыталась перевести разговор на гарантированно успешную, уже проверенную, тему.

– Ты бы Ульяночка лучше послушала, как он книжку скоро читает, вот ещё одну принёс сегодня, – торопливо перебила свою тётю. Не дожидаясь ответа, взял скрипицу и тут же заиграл произведение Антонио Вивальди «Эльфийская ночь». Завершив игру через положенные три минуты, заметил заблестевшие влагой глаза большинства женщин. Кажется, даже дед Прокоп усиленно отворачивается и прячется в тень. Затянувшуюся молчаливую паузу прервала тетя Ульяна вполне серьёзным и даже категорическим утверждением:

– Заберу я Васятку с собой, в Курган, на недельку, на правах новой родственницы. Но тут же, как бы спохватившись, исправилась, вернувшись к своей обычной манере:

– Вы, мать и тятя, не переживайте, за неделю не спорчу прынца, верну в целости, в точь как сегодня нам у ворот показывали. Новые родственники возбуждённо зашумели, измышляя оправдания для прикрытия радости от явно лестного предложения.

– Он, поди, ещё не все книжки у отца Никона перечитал, – выдвинул дедушка уже совсем несерьёзный довод. На это Ульяна веско заметила, что в городе книг уж «поболе вашего будет». Пока все вежливо кивали, я вполголоса заметил:

– У батюшки я сегодня все книжки дочитал.

– Сколько же у него книжек, что за полтора дня только выучившись грамоте все перечёл? – недоверчиво взглянула на меня гостья с Кургана. Не задерживаясь и наивно хлопая глазками, ответил:

– Книг всего пятьсот восемьдесят три, не считая нотных сборников, которых двадцать пять. Всё ещё не совсем понимая сказанного мною, Ульяна заметила:

– Так зачем же ты так точно их счёт вёл. На что я ответил, что не только количество книг запомнил, но и каждой слово в каждой книжке могу наизусть повторить. В повисшем молчании мне почувствовалась тревога, которую поспешил развеять дальнейшей болтовнёй про несколько сотен рисунков, которые могу воспроизвести в точности, если на то будет надобность. Наконец, когда Ульяна Никифоровна опомнилась от небольшого ступора, опять с издёвочкой приказала:

– Чё стоишь, как сегодня перед воротами… беги за книжкой, будем проверять. Дальнейшее продолжение вечера более походило на конкурс вопросов и ответов. Компания родственников дружно придумывали вопросы, сначала из принесённой книги, а потом из прочитанного в библиотеке священника. Мне было гораздо легче, так как просто считывал ответы, хранящиеся в моей памяти расширенной компьютером и сетью. Наконец, взрослые утомились непривычным интеллектуальным трудом, потому единогласно приняли предложение Ульяны отметить интересный вечер открытий, чем – то покрепче чая. Местным спиртным напитком оказалась медовуха, или бражка на меду, которой я очень заинтересовался.

– Такому парню, да не налить, – обняла меня уже захмелевшая тетя Уля, – и только на брудершафт. Выпив, я понял, почему всех так зацепила слабенькая, но очень вкусная медовуха. Жидкость похожа на крепкое вино, смешанное с шампанским. Появилось оправдание выйти из образа скромного сиротинушки, чем воспользовался незамедлительно, ухватив гитару из чехла, совсем забытую за литературными допросами. По хорошо ощущаемому состоянию эмоций собравшихся отлично понял, что требуется играть. Дед попытался остановить меня, опасаясь, что я опять буду травить душу господской классикой. Первые же аккорды и переборы заставили слушателей отбросить все сомнения, улыбаться, а вскоре и подпевать. Сначала Камаринскую, ехал на ярмарку ухарь – купец, цыганские частушки… после уже перестал следить, чтобы ноты имелись в сборниках матушки Настасьи. Только потом сообразили, что мы приманили половину деревни на наш семейный концерт.

– Ну, я такого не ожидала, – прощаясь, призналась тётя Ульяна. Остальные гости слаженно подтвердили общее впечатление. Все перецеловали меня на прощание, велев даже девочкам привыкать к новому брату.

– А что думать долго, – высказала общую мысль Ульяна, – женим молодых, чтобы богатство чужим семьям не досталось. В эту ночь меня не пустили в заброшенный омшаник. Отвели лучшее место на печи, как самому дорогому члену семьи. В уединённый домик на обрыве не стремился. Дел в этой деревне для меня уже не было. Пора думать, как продвигаться дальше и выше.

Глава 4. Искусство в массы!

Как повелось уже каждую ночь, я сорокапятилетний программист, бодрствовал, в теле спящего мальчугана. Скоро предстоит новый этап моих иновременных гастролей. Перечислять все идеи, проекты, варианты действий, передуманные и запечатлённые в памяти, не имеет смысла. Мысли, какими бы красивыми они не были, всего лишь семена, слова – цветы, и только дела можно считать плодами. Вот именно плодов, пока, не так уж и много получил в этой реальности. Если быть до конца честным, в той моей родной действительности, гордиться тоже особо не чем. Иные неудачники хоть детей своих мучают, вбивая им умения и знания недополученные ими самими (музыку, рисование, спорт…) Комплексующих родителей можно определить по замученным детям, а мои комплексы как бы и не существуют.

Приходилось только удивляться деловитости тётки Ульяны, когда она подъехала к нашим воротам, сразу после выгона скотины на пастбище.

– Вас не поторопишь, так два дня собираться будете, – на правах родственницы, нахально подгоняла ахающих женщин собирать мне вещи.

– Да еды то не кладите много, – наставляла она вчерашний женский хор, – тоже ведь обеспокоилась, чай не впервой ездить. По моим воспоминаниям, до города было около пятидесяти километров. Управляемая моей провожатой кибитка, может добраться до цели, за шесть или восемь часов.

– Ведь надо ж как ты не боисся, одна, такую даль гонять, – уважительно интересовалась старшая из женщин, пока мама Тася убежала за сменными тапочками. Вместо ответа Ульяна достала из – за лацкана плотного жакета револьвер системы Нагана:

– Пускай лихие люди боятся.

– «Револьвер системы братьев Эмиля и Леона Нагана, образца тысяча восемьсот девяносто пятого года, ёмкость барабана семь патронов, в конструкции тридцать девять деталей, кучность боя…» – зачастил я торопливо как по писанному.

– Вот видишь, тётя Клава, какой сегодня охранник грамотный будет, – погладила меня по голове Ульяна, прерывая тираду из энциклопедии оружия. Потом, всё же серьёзно разъяснила, что надеется успеть примкнуть к большому обозу с утренним молоком, двигающимся почти до половины пути в нужном нам направлении.

– Ну а близ Кургана, десятки телег и пешеходов будут попутчиками, – расчётливо пояснила она спешку. Родственники быстро успокоились. Меня дружно перекрестили на дорогу, поцеловали, всплакнули и долго махали вслед платками, самые близкие в этой реальности люди.

Обоз с флягами свежего молока догнали через час, проскочив деревню Кирово. Дорога оказалась совершенно гладкой и позволяла развить не малую скорость. Исследовав странные следы каплей воды вдоль дороги, понял, как мужики ухитряются везти молоко так далеко. Обычным телегам нарастили борта, в которые ставили фляги, пространство между ними засыпали соломой со льдом. Укрытый сверху соломой и грубым полотном, возок, подобно термосу, мог сохранять любые продукты долгое время. Конечно, лёд таял и постоянно вытекал через щели телеги в пыль тракта. Именно эти следы я и видел на дороге, когда догоняли обоз.

– А чего же сразу в город не везёте, – спросил я погонщика.

– Было дело, ездили до города. – словоохотливо поделился скучающий возничий. – Недавно в Рычково мужик маслобойню построил, стало выгоднее ему сдавать, чем коней томить дальней дорогой.

Долго расспрашивал тётю Ульяну, как построить маслобойню в нашем селе, чтобы все в округе ехали к нам.

– Да ты братец купец оказывается, а вчера изображал умника да скомороха, – заметила моя спутница.

– Мужики – обратилась она к соседним телегам, – вы попомните этоко парня, – После будете требовать, чтобы у вас без очереди молоко принимал в Мендерке, где он маслобойню откроет. Её громкий озорной голос уверенно перекричал скрип колёс, и вся колонна из двух десятков телег весело грохнули смехом, испугав коней.

– Ты, матушка, завсегда нам дорогу скращаешь – прокричал мужик поодаль, – а то ведь такая тоска бывает. Слово не совсем понятно, то ли скрашиваешь, то ли сокращаешь, и главное в мыслях говорящего пустота, – одни эмоции. Ульяна сразу нашлась с ответом, переведя разговор на меня:

– Вот сейчас ещё и мой родственник будет вас развлекать, – указала на меня, – часто бываючи в городе по купеческим делам, молокозавод строя, всё о вас сиволапых заботясь. Большинство уже не слышали сути разговора, но искренне хохотали за компанию, заразившись от соседей.

– Ты ямщицкие песни знаешь? – заговорщически обратилась тётя ко мне, – Пой, пусть запомнят, вдруг и точно, с ними ещё придётся ездить. Оказывается, запрос в интернете песен, созданных до 1916 года, ещё никто не создавал, – поиск затягивался. «Ямщик не гони лошадей…» нашлась сразу, благодаря подсказке тёти. Пока пел, закончил подбор подходящего репертура.

– Малец, прям как ангел небесный голосит, – загомонили ямщики взволнованно. Управлять своими связками у меня получалось так же легко как мышцами и телом, упражняясь на турнике у батюшки.

– Пожалуй, славу Робертино Лоретти мне вполне удастся превысить, если решу двигать в этом направлении, – убедился я. Матушка Ульяна заинтересовано глянула на меня, в который раз отмечая открытие новых талантов. Совет она дала очень полезный. Моя главная задача, – завоёвывать известность и уважение, а в любви и войне все средства хороши. Да и каким ещё образом можно прославиться среди безграмотного сибирского люда… Перепел все народные песни, вычитанные из сборников батюшки и слышанные в деревне, залез даже в базу интернета. Теперь мне слава точно обеспечена, во всех сёлах к северу от Кургана. Расставаясь, попутчики кланялись нам в пояс и приглашали в свои деревни, на троицу песни спевать. На прощание тётя Ульяна, ещё раз представила им меня, уже как Василия Яковлевича Белозёрова, хотя документы на моё усыновление обещали выправить только через неделю. В редкую минуту тишины между нами, вдруг слышал беспокойные, пока только оформляющиеся, мысли моей попутчицы:

– Поёт парнишка знатно, но вот только слова произносит, как то не по-нашему выговаривая. Расспрашивала же меня она, всё про одно и то же:

– Когда и как почувствовал в себе дары такие чудесные? Она постоянно подыскивала мысленные варианты моего представления господам, для чего беспрестанно болтала со мной, – ненавязчиво (как сама думала) допрашивала. Мне удалось сформировать у неё будущую городскую презентацию как будто бы только что просыпающуюся универсальную даровитость во всём, за что ни возьмусь. Для чего признался в совершенной неожиданности для себя самого умения петь. Рассказав про вчерашние упражнения на турнике, побожился в том, что и сам не ждал таких умений.

– Если бы вчера вечером догадывался, что так петь умею, обязательно бы спел, – чистосердечно сознался, чем рассмешил и успокоил тётю Ульяну. Главное, что теперь она будет представлять меня как таланта во всех областях, к которым будут приложены чудесные способности.

– Получается, что если тебе дать любую автомобилю, ты можешь в нём сразу разобраться, как в той машинке для стрижки? – допытывалась она, всё более утверждаясь в своей догадке.

– Про автомобили не знаю, хотя и видел одну книжку у батюшки про принцип работы двигателя внутреннего сгорания, – ответил скромно. Как бы случайно, поделился мыслью, насчёт объединения бензинового двигателя и ручной маслобойки, которую видел у своих новых родителей. Практически натолкнул тётю на мысль, о моей способности совершенствовать любую идею, с которой знакомлюсь. Уверен, слухи о таком необычном таланте объяснят любые мои, непривычные в этом мире, будущие новаторства. Главное, внедрить в общество выгодную мне легенду.

– Тётя Ульяна, дай мне наган твой посмотреть? – попросил, когда мы остановились в лесочке на обед, – Наверняка придумаю, как его улучшить. Пока разбирал его, на разосланной мешковине, рассказал, сколь много учёных книжек по оружию прочитал в библиотеке батюшки Никона.

– Эта машинка будет сложнее стригальной, – признался, как только собрал револьвер, – но увеличить скорострельность в два – три раза, по сравнению со всем нынешним оружием, теперь знаю как. Попутчица чуть не поперхнулась рюмочкой медовухи, целый штоф которой тайно засунула на дорожку моя мама. Однако моя попутчица не дура выпить, о чём хорошо известно в селе. Стоит подумать, как эту слабость можно использовать с максимальной выгодой.

– Ты хотя знаешь, что сейчас идёт война с германцем? – прокашлявшись, спросила Ульяна – Сколь же дорого может стоить такой пулемёт сейчас, если не врёшь конечно? Пока уверял в возможности создания стреляющей машины, тётя увидела медленно ползущий обоз, поспешно сложила продукты в корзину, и небрежно кинув в бричку, потряслись догонять новых попутчиков.

Новый обоз был более разношёрстным и шумным. Кроме уже привычных бидонов с молоком и ящиков с маслом, подводы везли три семьи с небогатым скарбом, перебиравшиеся в город за лучшей жизнью. Около десяти парней от пятнадцати до восемнадцати лет, отправляющихся на летние заработки в город, тоже пристроились к нам. В одной семье переселенцев, как оказалось – погорельцев, имелось 8 детей. Парнишка моего возраста, но гораздо ниже меня ростом, мучил расстроенную балалайку, пытаясь извлечь из неё стройные звуки. Перепрыгнув к ним, попросил попробовать побренчать. Получив разрешение, переманил парнишку и двух его сестрёнок в наш возок, где настроил народный инструмент. Взяв несколько аккордов, спросил новых попутчиков:

– Какие песни знаете? Девчата, почему то засмеялись, а их брат сразу запел частушки, малоприличного содержания, что называется – с картинками. Видимо, именно для их декламации, он и учился аккомпанировать. Другим словом, подобное «пение» обозначить трудно. Пассажиры соседних телег катались со смеху, выслушивая лишённые мелодичности, но старательно и громко проговариваемые хитросплетения народного юмора. Изредка встречавшиеся нескромные выражения, значения которых не понимал сам ребёнок, заставляли слегка улыбаться даже тётю Улю. К тому времени, когда Петруха, как назвал себя певец, наконец выдохся, я уже давно был готов его сменить. В моей памяти, усиленной электронными средствами сбора информации будущего, сформировался репертуар неформальных и фривольных песен дореволюционной России. Мне самому было любопытно познакомиться с некоторыми из них. Рискнув взять шансон, мне не свойственный по жизненному опыту, решил создать точку для возврата. Говоря проще, – заставил тело мальчика впасть в секундное сонное забытьё. Спел несколько первых песен при полном аншлаге. Насколько приятно чувствовать себя необычной личностью, пользоваться искренней любовью слушателей, понял только сейчас. По окончании, почёт и уважение немногочисленной группы путешествующих, превысили все знакомые мне пределы.

Как по секрету рассказали дети погорельцев, ехавшие в своей телеге с бабушкой, она от смеха даже описалась, о чём узнала вся колонна. Моя новая родственница не переставал утирать слёзы от смеха. Чувствовал её гордость от молчаливо – завистливых взглядов даже больше, чем от многочисленных слов благодарности и подарков небогатых попутчиков.

– Держи, твой первый гонорар, – сказала она, передавая мне полотняный мешочек сушёной клубники. Петруха хотел на радости подарить мне балалайку, но я скромно отказался.

– Ну у тебя память, – только и прокомментировала Ульяна, – вот что значит беспризорщиной вырос, где только и набрался всего. Выходит, что функцию отката по времени использовать не понадобится. Тётушка всё восприняла как должное! Ничего удивительного в этом нет. Насколько мы радостно и доверчиво принимаем россказни жуликов или политиков, если они тешат наше самолюбие и надежды на наживу. Только обратись к чувствам человека, и тогда не нужны ни какие доказательства и аргументы. Пробуди в человеке жадность или надежду, любой бред будет принят за истину. Для того, чтобы обмануть другого, надобно привести определённые доводы, но чтобы обмануть самого себя, они не нужны, поэтому никто не обманывает себя больше, чем мы сами. Стоит учесть это правило не только в общении с тётей, но и с каждым, и не только в этом времени.

За время путешествия, удалось помочь сформировать тёте Ульяне конкретное мнение, о том как представить городским господам мой талант. Уж очень ей хотелось быть центром внимания городской общественности, для чего соображала, о том, как красиво и броско преподнести мои дарования. Термин, не особенно благозвучный, «улучшатель», родился у неё благодаря последнему примеру. Мой концерт хулиганских песен последовал как развитие темы деревенских частушек, лишённого слуха, мальчишки – попутчика. Подобные мысли я ловил, пока мы двигались среди улиц пригородов родного Кургана. Назвать городом, это беспорядочно застроенное поселение, трудно. Ни одного известного здания или приметы, так и не встретилось до самой железной дороги, вернее проезда под ней. Только сейчас сообразил, что мы прибыли с непривычной стороны. В моём будущем этой дороги уже не существовало.

Въехав на богатое купеческое подворье, были встречены сразу тремя слугами, что явно указывало на авторитет моей родственницы. Как понял из почтительных переговоров и кратких отчётов дворовой челяди, Ульяна Никифоровна занимал должность управляющей всем домашним хозяйством богатея Фёдора Дмитриевича Смолина. Справившись в интернете, нашёл много важной, для меня, информации о хозяине. Как и сам батюшка, – Дмитрий Иванович, все его четыре сына отличались щедрой душой. Часто помогали одарённым и нуждающимся людям Зауралья. Когда садились, вдвоём с Ульяной за стол, уже стемнело. Для сна мне выделили отдельную комнату в гостевом домике. На столе у кровати лежали несколько подшивок журналов за прошлый год, и немного свежих, которые быстро перелистал. Так закончился день пятницы, 14 апреля 1916 года. Четвёртый день моей новой жизни, или игры в жизнь, закончился без особых приключений. Ночью начертил небольшую схему многоствольного пулемёта с повышенной скорострельностью, использовав бумагу и перо с чернилами, стоявшие на специальном письменном столе.

Утром, постучалась незнакомая, по детски пухленькая девушка, лет 17, со стопкой новой одежды в руках. Она с неприкрытым любопытством разглядывала меня, голого по пояс, в смешных и заплатанных бледно – лиловых, не по росту длинных, подштанниках. «Чем может быть интересен девяти летний пацан такой взрослой девице?» – озадачился я, залезая к ней в разум. Всё объяснилось довольно просто. Слуги были напуганы скорым возвращением начальницы. Господа Смолины уехали на художественную выставку Екатеринбурга до вторника, почему и отпустили домоуправительницу в родное село. Зная хитрый нрав Ульяны Никифоровны, слуги заподозрили в неожиданном возвращении, намерение внезапной проверки. Вредная она стала, по их мнению, после того как получила похоронку на мужа в прошлом году.

– Бабе тридцать лет, а без мужика осталась, вот и злобствует, – решила единогласно многочисленная челядь. Все отлично понимали, неожиданный ранний приезд управляющей, – не к добру.

– «Был бы человек, грех всегда найдётся», – вот и опасался народ нешуточных репрессий. Единственная надежда на избежание выискивания недочётов и упущений, крылась в брошенной вчера фразе начальницы:

– Родственничка малолетнего привезла, показать господам…. Этот краткий ответ, на осторожный вопрос о причине её неожиданного появления на четыре дня раньше, снимал бы все опасения…Если бы был правдивым. Задача дочки кухарки, сейчас очень ответственна, понять, кто я такой и цель моего появления с начальницей. Буквально сформулированных предложений, в мыслях девушки, почти не услышал, лишь эмоции.

– Послали самую молодую девчонку, в расчёте на установление неформальных отношений» – логично предположил я.

– Ты больной что – ли? – задала она прямой вопрос, – Худющий то какой, всё рёбра сосчитать можно. Показала рукой не на меня, а на ростовое зеркало комода в котором отражалась вся моя фигура.

– Ну наконец то увижу, как я теперь выгляжу, целиком, – обрадовался я напрягая мышцы и изображая силача, перед своим отражением. Действительно, фигура довольно тощая, но задатки сложения отличные. Если верить записям приходской книги, то родился я 1 января 1907 года. Для девяти лет и четырёх месяцев, довольно высок, потому и выгляжу худым и нескладным. Дикая жизнь зверёныша закалила тело оставив только самое необходимое, мышцы и кости хорошо выделяющиеся на широких, не по детски, плечах. Поиграв мускулами перед зеркалом, наконец ответил молоденькой гостье:

– Ну какой же я больной, просто приехал с тётушкой мяска нарастить, а после и в ученье меня отдадут, если годен покажусь господам. Радость, охватившая девушку, проявилась с детской непосредственностью.

– Может тебе чего надо, только прикажи, – облегчённо и от того щедро, пообещала она.

– Пожрать бы было здорово, – отозвался сразу – а ещё бы титьку твою посмотреть, у городских, говорят, они другие чем у наших … коров. Девушка задорно и слегка конфузясь засмеялась, после чего спросила мой возраст.

– Умели же люди так мило и искренне смеяться, – оценил её веселье. Продолжая знакомиться по дороге в кухню, мы, после совместного сытного завтрака, были уже лучшими друзьями. Во всяком случае, кроме Ольги, у меня не было никого знакомых, более близких по возрасту. Она не входила в штат слуг, но так как проживала в служебном пристрое вместе с матерью, часто помогала по хозяйству, за что имела право на одежду и питание.

Только выйдя из – за стола, был встречен своей негодующей родственницей:

– Ты куда пропал варнак малолетний? Ульяна немного испугалась, не найдя меня в комнате.

– Нам с тобой сегодня много дел надо успеть, – объяснила причину моих поисков.

Прежде всего мы явились к медику, Успенскому Петру Павловичу. Медосмотр выявил мою физическую и психическую нормальность. Врач, после краткой беседы с тётушкой, посоветовал устроить просмотр у местных мэтров музыкального и художественного творчества.

– А ещё лучше, организуйте концерт, да и пригласите всех известных людей, – предложил он, – уверен, что Фёдор Дмитриевич не откажется. Тётя и сама сообразила как лучше меня рекламировать. Когда мы поехали с визитом к небогатой подруге, наконец понял умысел тёти Ульяны. Главное, – пробудить интерес в городке ко моим способностям вундеркинда, распустив заблаговременно слухи. Ко времени возвращения Смолиных из Екатеринбурга, интерес общественности к моей особе возрастёт так, что вынудит хозяина устроить мою презентацию без подсказок с её стороны. Пока женщины распивали чай, я перелистывал хозяйскую библиотеку и журналы, более свежие чем встречал до сих пор. Тётя Уля почти приказала, как только я выпил маленькую кружечку чая с мёдом:

– Пойди милый, полистай журнальчики. В определённый момент беседы двух дам, позвали меня проверить, насколько точно я запомнил прочитанное. Тётя наслаждалась удивлением подруги, когда после произнесения ею страницы и номера журнала я тут же начинал зачитывать всё, что там было напечатано. Продолжая выслушивать рассказы о других моих талантах в музыке и рисунке, подруга прервала разговоры, предложением зайти к ней на работу. Как выяснилось, наша знакомая преподавала в женской гимназии по соседству.

Поднявшись на второй этаж Александровской гимназии, мы нашли музыкальные классы, полные различных инструментов. В другой классной комнате, дружно встали при нашем появлении, девушки в форменных коричневых платьях. И те, и другие выглядели притягательно, так и тянуло поиграть. Пока мои женщины разъясняли преподавателям цель нашего появления, вокруг меня, стоящего поодоль, собралась толпа любопытствующих курсисток. Самая молоденькая, дёрнула мой кушак подвязывающий грубую холщовую рубаху и показала язык. Наша знакомая, Екатерина Аполинарьевна, исполняла руководящую должность, потому народ с удовольствием воспринял её указание прерваться на 15 минут, для прослушивания деревенского самородка. Вспомнив последний рассказ тётушки о моём музыкальном успехе в исполнении неприличных песен, она вдруг испугалась скопления публики.

– Ты только никакого сквернословия не допускай, если уж других песен не знаешь, – предупредила торопливо.

– Спою песню разученную у матушки Настасьи Афонасьевны, – заявил торжественно, и взял на гитаре первые аккорды популярного романса, «Гори, гори, моя звезда…». По окончании большинство дам и девиц утирали слёзы. Уловив момент вспышки чувствительности, тётя Ульяна посоветовала повторить на скрипке то, что играл позавчера вечером у родителей.

– Это после того как все медовухи выпили? – невинно уточнил я. Настроение слушателей резко улучшилось. Некоторые сдержанно хихикнули.

– А можно ли немного подыграть на рояле? – спросил старшую из дам. Пока искали нужные ноты и переходили в зал к роялю, количество слушателей увеличилось во много раз.

– Сегодня вечером весь Курган будет знать о появлении вундеркинда, – мысленно радовалась тётя Ульяна.

– А завтра и в окрестных сёлах слухи будут ходить. Аккомпанировала мне очень строгая классная дама в пенсне, судя по произношению, иностранка. Отказавшись от предложенных нот, я блестяще исполнил партию скрипки в знакомом произведении Вивальди (Эльфийская ночь). Первой поздравила моя аккомпаниаторша, от волнения перемежая русские слова с французскими. Заметив удивлённо вытянувшиеся лица некоторых дам, сканировал причину их недоумения, проистекающего от необычайно тёплого приёма, всегда холодной и высокомерной француженки. Купец I гильдии Семен Иванович Березин лично выписал её из Франции, для совершенствования музыкальных искусств в городе.

– Без году неделя, и сразу оклад в три раза больше чем у самых опытных преподавательниц, – прочитал ревнивые мысли собравшихся, в купе с горделивыми.

– Пусть теперь знает, что и у нас таланты могут рождаться. Сама же «строгая» и «надменная» иностранка, как оказалось, страстно боялась всех местных жителей.