Текст книги "Не совсем пропащий"

Автор книги: Василий Носенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Не мели! Если хватил лишнего, иди погуляй по рынку, а не то я быстро мозги вправлю, – предупредил Журавлев.

– Ты-то вправишь? – петушился Трубиков. – Только чужими руками жар загребать умеешь!

Он ловко вскинул правую руку и ударил Журавлева кулаком в плечо.

– На же, получай, иуда!

Прежде чем дать сдачи, Журавлев оглянулся по сторонам. Закусив нижнюю губу, он, как клешней, схватил Трубикова за руку, повыше локтя, и резко дернул его к себе.

От рывка голова Трубикова качнулась. Он попытался нанести удар левой, но потерял равновесие. В этот момент он увидел сверху занесенный для удара кулак...

Очнулся Трубиков от дождя. Начинало смеркаться. Он лежал на боку, неудобно подминая под себя согнутую руку. Первое, что бросилось в глаза, край лежавшей на земле плиты, а на ней, как на столе, полный стакан водки.

Сверху стакан был прикрыт ломтиком хлеба с тонким кружком колбасы.

Он медленно встал. В затылке резко заныло. Он пощупал рукой больное место, посмотрел на ладонь – нет, не кровь, от дождя мокрая. Пальцы нащупали под кепкой огромную шишку. "Интересно, от кулака такая или я ударился о плиту?" – подумал Трубиков и зло посмотрел на стакан. Потом вдруг размахнулся ногой, но не рассчитал и ударил по краю плиты. Взвыв от боли, волчком завертелся на месте.

– Дешево думали расплатиться, – простонал он и поплелся прочь. Отойдя несколько шагов, остановился, оглянулся, поднял кусок кирпича и швырнул, целясь, в стакан, но не попал. Постоял немного, вернулся, отбросил размокший бутерброд и залпом выпил водку.

6

Следующее утро не было похоже на предыдущее и вообще ни на одно утро в его жизни. Справа, под ребрами, сильно ныло. К головной боли вдруг прибавилось ощущение необъяснимой вины перед кем-то и отвращение к самому себе. Он открыл глаза, приподнял голову. Рядом, приоткрыв рот, безмятежно слала Лиза...

Трубиков встал, оделся и вышел в кухню. Долго умывался, зло фыркал, разбрызгивая воду.

Час был ранний, и в квартире стояла тишина. Когда он, тщательно вытершись полотенцем, направился в комнату, в глубине коридора открылась чья-то дверь. Ему стало неловко и захотелось незаметно проскользнуть мимо.

Но высокий широкоплечий парень в белой майке, сладко зевая, шел прямо на него. Увидев Трубикова, он прикрыл рот рукой и вдруг остановился:

– Дядя Коля, вы? Откуда, каким ветром?

Тешерь и Трубиков узнал пария – это был Ванюшка Коростелин, из комитета комсомола завода.

– А ты откуда? Во, вымахал...

Ваня так дружелюбие жал его руку, что у Трубикова потеплело на душе.

– А я вот женился, комнату до подхода дали... Где трудитесь, у нас?

– Пока нигде, – сознался Трубиков, – с пропиской улаживаю.

– Здесь? – Коростелин растерянно посмотрел в глубину коридора.

– Да нет... У меня есть квартира, здесь я так, случайно...

– Ну, работать-то к нам?

– Неудобно как-то... Думаю податься в другое место, – неопределенно махнул рукой Трубиков.

Парень помрачнел:

– За длинным рублем гоняться вздумали?

– Какие тут рубли, Ваня, – вздохнул Трубиков. – Молодой ты еще, не все в жизни понимаешь...

– Так уж и молодой! – зарделся Коростелин и вдруг заторопился:– Знаете что, дядя Коля? Я сейчас спешу на работу. Зашли бы вы к нам в завком. Там и потолкуем.

Я теперь в завкоме. А с этой, – он кивнул на Лизину дверь и перешел на шепот, – по-моему, вы зря связались. Учтите, можно влипнуть в историю. Ее муж вернулся после срока. Поскандалил и ушел... Парень еще раз крепко пожал. Трубикову руку. – Так заходите в любое время. Прямо в завком, громко крикнул Коростелин и исчез за дверью ванной.

"Как у него все легко да просто получается", – подумал Трубиков.

7

В приемной начальника милиции Трубикову сказали, что сегодня принимает заместитель.

– К начальнику бы лучше, – не отставал он от секретаря, полагая, что "сам" решит быстрее.

– В пятницу с десяти до двенадцати, – равнодушно повторила секретарь.

В этот момент открылась обитая черным дермативом дверь, и в канцелярию вошел еще молодой, полнеющий человек в очках в форме майора. Отдав секретарю бумаги, он внимательно посмотрел на тщедушную фигуру посетителя, остановил взгляд на его отекшем лице. Трубиков без труда узнал Федорчука, но не находил слов, чтобы начать разговор,

– Трубиков, кажется? Приветствую, приветствую.

Давненько не видел. По какому делу к нам?

– Да вот, с пропиской.

Трубиков быстро вытащил из кармана пакет с бумагами.

– Заходите в кабинет и там подождите.

– Да мне бы к начальнику попасть, – замялся Трубиков, – или к заму.

Федорчук засмеялся:

– А я что – не похож на зама?

Только теперь Трубиков увидел табличку на дерматиновой двери: "Заместитель начальника районного отдела внутренних дел".

– Вот-оно что. Повышение у вас...

– А как у вас, Трубиков, повышение или понижение?

– Да как сказать... – промямлил он.

– Значит, договорились. Проходите в кабинет и ждите, я сейчас.

Трубиков вошел в кабинет, присел на стул, положил на стол фуражку. Немного подумав, взял ее к себе на колени и успокоился. Как-никак Федорчука он знал и теперь был доволен, что попал именно к нему.

– Ну, рассказывай, Николай Андреевич, – еще с порога начал Федорчук. Как живется?

– Память у вас хорошая, начальник.

Тем временем Федорчук приблизился, в упор посхотрел на Трубикова:

– Что, дорогой мой человек, ждешь, когда я начну уговаривать тебя бросить пить? Или лекцию о вреде алкоголя прочитаю? Не жди, предупреждаю сразу. Ты вв мальчишка, сам все должен понять.

Трубиков шмыгнул носом и нетерпеливо заерзал на стуле. Непонятен был ему такой разговор. Лучше бы пристыдил майор или наорал. Или, наконец, просто сказал бы: "Вот что, Трубиков, дай мне честное слово бросить все это-и я тебе поверю. Пусть никто неповерит, а я поверю". "Тогда бы я мог дать слово, – подумал Трубиков, – мог бы попробовать бросить пить-еще раз".

– Говорить мы все мастера, это проще всего...

– Продолжайте, продолжайте, это уже интересно, – поддержал Федорчук, видя, что Трубиков намерен сообщить о конкретном факте.

– Что ж продолжать? Вот мне вчера голову разбили. – С этими словами Трубиков повернулся на стуле и стал показывать шишку. – И спокойненько ушли. А попробуй привлеки их! Не тут-то было.

– А почему бы и нельзя? Кстати, вы их знаете?

Трубиков вздохнул, облизал пересохшие губы. Конечно, рассказывать обо всем Федорчуку сейчас было не в его интересах. Честным надо было быть тогда, на следствии по делу о спирте. А теперь...

– Нет, не знаю. Может быть, это я сам при падении ударился головой. Кто его знает. Выпивши был изрядно, – схитрил Трубиков.

– Так тебя и убить могут.

– Ну, это мы еще посмотрим, – вспыхнул Трубиков. – Убить меня не так просто. Я тоже не лыком шит.

Пусть попробуют...

– Все-таки ты знаешь, кто тебя бил, – незаметно переходя на "ты", заключил Федорчук. – А не говоришь потому, что повязан, видно, одной веревочкой со своими обидчиками, так?

– Закурить можно? – вместо ответа вдруг попросил Трубиков.

– Пожалуйста, вот возьми.

Трубиков сидел чуть ссутулившись, глядел куда-то в угол, в одну точку и непонятно было -слушает он Федорчука или думает о чем-то своем.

– Ну ладно, ты, я вижу, засыпать начал. Я тоже не люблю длинных лекций. Давай теперь ты говори, я буду слушать.

– О чем говорить...

– Живешь как?

Трубиков угрюмо посмотрел на майора:

– Это вы со всеми так?

– Как?

– Возитесь...

Федорчук посмотрел на часы:

– Нет. Суток не хватит. С уголовником я бы так долго не разговаривал. А на тебя обидно смотреть: рабочим человеком был, а стал... И еще мне интересно знать: чего ты теперь хочешь от жизни?

Трубиков неопределенно пожал плечами.

– Сын-то как?

Этот вопрос задел за живое. Трубиков вскинул голову, лицо засветилось.

– Вы и это помяите? Растет парнишка... На каникулах сейчас.

– Ходил куда-нибудь с ним? В кино, в музей?

– Он у бабки, в деревне. Да и чего с ним гулять, грудной, что ли? Двенадцать годов скоро стукнет.

– А разговоры какие вел с ним?

– Да какие там разговоры... Когда вернулся, он волчонком смотрит, помалкивает. Однажды я ему сказал, чтобы ботинки почистил. А он мне: "Ты на себя сначала посмотри".

– Знаешь, по-моему, он прав. Вид-то у тебя, скажем прямо, неважный. А как с женой?

– С женой совсем плохо, – сознался Трубиков и, вспомнив вчерашний скандал, уточнил: – Хуже быть не может.

По лицу Федорчука пробежала тень.

– Разошлись, что ли?

– Да нет. Но домой мне и показываться нельзя.

И Трубиков без стеснения начал рассказывать о том, как вернулся после освобождения, как хотелось "отдохнуть", как начал ходить на рынок и встретил знакомых, как постепенно задолжал Пеньку, а потом пытался тайно от жены продать ее новую кофточку. О Связи с Лизой.

Умолчал только об одном – о счетах с Журавлевым.

Федорчук слушал его серьезно, не перебивая. Когда Трубиков кончил свою исповедь и умолк, майор сказал, постукивая спичечным коробком по столу:

– Да, брат, подзапутался ты. Вот тебе "отдых и веселье" к чему приводят. Сколько, говоришь, задолжал этому барышнику?

– Сорок два рубля.

– Многовато при твоем положении. Это не трешка.

И когда успел нахватать? Вроде недавно вернулся. Тебя что, жена не кормит?

– Кормит, почему не кормит. А задолжал в основном на выпивку. Рубль, два займешь... Потом снова. Потом сами угостят в счет долга. Так и набежало незаметно.

– Ну что ж, долги надо отдавать.

Зазвонил телефон. Майор снял трубку:

– Федорчук слушает. Привет, Андрей Андреевич. Кражи? Бывает и такое. Вчера вот на рынке два ящика апельсинов уплыли. Пока ничего. Ищут вот ребята, бегают...

Непроизвольно взгляд майора остановился на лице Трубикова. Тот потупил глаза, неестественно закашлялся.

– Так что с тобой делать? – спросил Федорчук.

– Надо прописываться, – развел руками Трубиков, – да вот придется ли жить дома...

– Давай сюда бумаги. Заявление есть, так, все в порядке.

Майор наложил резолюцию, расписался, и, возвращая документы, сказал:

– Все это отнесешь паспортистке в ЖЭК. Понял?

– Понять нетрудно, но как все же с женой?

Федорчук встал, Трубиков тоже. Но майор не торопился уходить. Заложил руки за спину, прошелся по комнате.

– Та-ак... А может не прогонит, если придешь?

– Не откроет, это точно. После вчерашнего...

– Ключ-то у тебя есть?

– Потерял.

Федорчук вдруг остановился перед ним, посмотрел в глаза:

– Приходит она на перерыв домой? С работы, я имею в виду.

– С двенадцати до часу всегда дома. А зачем вам это? – настороженно спросил Трубиков.

– Да так... Давай договоримся: сегодня днем ты дома не появляешься, понял? Лучше к вечеру возвращайся.

И сразу – спать. Если пустит, конечно. Главное – молчи, ни о чем не расспрашивай. Не заводи разговора, поиял? – внушал Федорчук.

– Техника несложная. Я все сделаю, как вы говорите.

Только напрасные хлопоты. Ее-то я знаю.

– Это уж не твоя забота. Сходи в кино. Пообедать не забудь. Деньги найдутся на обед и культурные нужды?

– Есть, – соврал Трубиков.

– Покажи.

– Да есть же, – повторил Трубиков, нехотя залезая руками в карманы. Денег, конечно, он не нашел.

Федорчук вытащил из бумажника два рубля.

Трубиков попятился к двери, пряча руки за спину.

– Бери, кому говорят, – уже строже сказал майор.

Трубиков окончательно растерялся и пятился задом до тех пор, пока не наткнулся на входившего с папкой в руке.

– Ну, будь здоров, – сказал Федорчук, пожимая Трубикову руку.

8

Открыла... Молчит, в глаза не смотрит. Руки краевые, в мыльной пене, стирает. Он прошел впереди нее, напрягся, будто опасаясь неожиданного удара в спину. Нина направилась в ванную, а он, войдя в комнату, обнаружил, что за двое суток здесь ничего не изменилось, лишь тюфяк его лежал не на полу, а на батарее, сложенный вдвое.

Трубиков покрутился по комнате, разделся, вышел на кухню, закурил. Вспомнил просьбу Федорчука – ни о чем не спрашивать, не заговаривать. И показалось ему все это подозрительным. Но удержался. Против желания не открыл дверь в ванную, не полез с расспросами. Тихо вернулся в комнату, снял с батареи тюфяк. Расстилая, буркнул под нос:

– Ладно, все одно, хуже не будет...

Этот аргумент успокоил его, и вскоре, пристроившись поближе к батарее, Труошюв уснул.

На удивление, спалось ему сегодня хорошо. Не преследовали кошмарные сны и не болела голова.

Утром проснулся как никогда поздно. Сразу же засуетился – опоздал на рынок. Но, вспомнив о вчерашнем разговоре с Федорчуком, лениво прикрыл глаза и повернулся на другой бок, лицом к батарее. Поворачиваясь, успел заметить, что Нина стояла у зеркала и медленно расчесывала свои густые волосы. Трубиков почему-то вспомнил о своей рано появившейся лысине и тяжко вздохнул: "А что, она запросто может меня бросить и найти себе подходящего мужа. Ведь я незаметно для себя самого превратился в тунеядца. Они, – он имел в виду и сына, – ничего хорошего от меня не видят, кроме неприятностей..." Но волна самолюбия вдруг захлестнула его,

"Да не такой уж я и пьяница, как некоторым кажется. Вот возьму и перестану пить! С сегодняшнего дняточка!"

Услышав шорох у батареи, Нина повернулась в его сторону, подошла поближе, остановилась и молча принялась рассматривать лицо мужа. Он, чувствуя на себе взгляд, не стал прикидываться спящим, как это делал раньше. Открыв глаза, смело посмотрел ей в лицо.

– Я ухожу в магазин, – удивительно спокойным голосом сказала Нина. Когда вылежишься, убери, пожалуйста, свое логово.

Он молча продолжал смотреть ей в лицо.

– Деньги возьмешь на столе, – строже добавила она, – и отнесешь своему... этому... Пню, что ли?

Он сразу же вскочил на ноги, босиком подбежал к столу.

На чистой скатерти, прижатые стеклянной пепельницей, лежали деньги. Трубиков схватил их, пересчитал: восемь пятерок и две бумажки по рублю. Еще раз пересчитал, покрутил в руках. Вдруг зло прищурился, стиснул зубы, положил деньги на прежнее место, грохнул о стол пепельницей.

– Издеваешься, – со свистом прошептал. Нарочно повернулся спиной к столу, начал одеваться, но не выдержал. Обернулся. Деньги лежали на месте. Постой, постой, откуда она узнала, что сорок два? Кому я об этом говорил? Лизе – раз, Федорчуку... И все, кажется. Лиза говорить об этом Нинке не станет. Да и встретиться они не могли: Значит, Федорчук?

Трубиков сгоряча усмотрел в этом что-то нехорошее.

"Та-ак, – раздумывал он. – Теперь следить станут, куда я пойду с деньгами... Или сама благоверная, или его мальчики. Ну и следите. А я вот назло всем возьму да и пропью ати деньги", – вдруг со злостью решил он. Быстро оделся, взял деньги, сунул их в карман плаща и вышел из дому. Постоял у подъезда, посмотрел по сторонам. Но вокруг ничего подозрительного не заметил.

Трубиков сжимал в кармане эти злосчастные деньги и никак не мог понять, что же с ним происходит. Случившееся тяготило его, мешало думать даже о водке, он готов был выбросить эти пятерки и рубли в урну.

Сейчас он злился на всех – и на Пенька, и на Федорчука, и особенно на Нинку. Пусть бы все оставалось постарому. Она бы покричала на него, но накормила бы, и он мог спокойно идти на рынок.

На душе у Трубикова было нерадостно. Неясность происходящего терзала его. Он чувствовал, что на рынок сейчас пойти не сможет.

Трубиков вошел во двор своего дома с черного хода, через заброшенный полуподвал. Открыл дверь в квартиру, не раздеваясь присел к столу и ссутулившись просидел до прихода Нины. Жена, видимо не подозревая, что он дома, прошла сразу ва кухню. Он услышал стук кастрюль и решительно поднялся.

– Не ушел еще? – удивилась Нина-, оборачиваясь.

– Ты что это задумала? – хрипло заговорил Трубиков.

– О чем ты, Коля? – назвала она мужа по имени.

Он вытащил из кармана помятые деньги, швырнул на стол:

– Вот это зачем дала?

– Я же тебе сказала: отдай долг. – Она подошла поближе, положила ладонь на его плечо: – Развяжись с ними раз и навсегда.

– Да откуда тебе известно про мои долги? – закричал Трубиков.

– Твой знакомый из милиции приезжал...

– Федорчук?

– Он представлялся, да я не расслышала с перепугу.

У Трубикова запершило в горле. Он зажал ладонью рот и долго кашлял. Жена с жалостью смотрела на трясущиеся острые лопатки.

– Где деньги взяла? – приходя в себя, спросил он.

– Нашла...

– На дороге не валяются. И занимать ты не любишь.

– А я и твоему знакомому сказала, что денег у меня нет. Он посоветовал снести что-нибудь в ломбард. Вот я и снесла...

Трубиков внимательно посмотрел на нее и вдруг быстро вышел из кухни, грохнул в комнате дверцей шкафа.

Было слышно, как он один за другим выдвигает ящики.

– Нина! – крикнул он из комнаты.

Она вошла.

– Что ты тут все разбросал?..

– Где твоя кофта?

– Зачем она тебе?

– Я спрашиваю, где твоя белая кофта?

Нина отшатнулась, взглянув на его побелевшие, трясущиеся губы.

– Что с тобой, Николай...

Трубиков вдруг обмяк под ее вопросительным взглядом и бессильно опустился на стул.

– Ничего, ничего, родная. Просто я кое-что начал понимать, – сказал он.