Текст книги "Газонокосилка-обличитель (СИ)"
Автор книги: Василий Тишин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Annotation
Поучительная история о том, как вредно засыпать в наполненной шампанским ванной
Тишин Василий Петрович
Тишин Василий Петрович
Газонокосилка-обличитель
После долгого-долгого пути Нобби постигло разочарование. Контакт, оставленный ему Фуфой, сдулся напрочь, от него вышел парень, про которого Нобби знал точно: он как минимум работает и на тайное слово государя, и на балаболок теневого двора. Пришибленный Нобби выехал из Москоу, взяв курс на столицу ближайшего штата. Особо все равно, куда ехать, когда везде тебя ждут раскоряченные вилы закона. Не человеческого, с самой утери паспорта Нобби считал, что людовские понятки положили на него прибор, хотя местами и потявкивали. Нет. Давид ап Гвидион наводнил страну шпионами и доносчиками не хуже, чем кардинал Ришелье Францию. Китэйны скурвились. Дворяне стали забывать, что такое, когда за твою голубокровность с тебя живьем сдирают шкуру. Нобби напоминал, как мог, но, по-крупному, что может один китэйн, даже дофига смелый и дерзкий, против всей оравы подхалимов и конформистов.
– Горите вы в аду, ― рычал Нобби вместе с мотором. Развалюха вынесла его на трассу, бегущую прямо через лес. Нобби такие места любил, вспоминая светлое детство, проведенное с таборитами великого Десятого Вольного. Однако по дороге попадется какая-нибудь неугомонная химерическая тварь, и к предсказателям не ходи. Попадется ганг особо ретивых служак Дэвида с рыцарством головного мозга. Попадутся просто такие же отморозки, как он сам, ищущие приключений на свои твердые зубы. Иной раз подумаешь, не рискнуть ли схватить банальность и не попереться главной магистралью. Потом вспомнишь, как больно терять часть себя, и решишь ― нафиг. Раны заживут, оставив шрамы. Отрезанные куски души на место не приставишь...
Нобби весело и зло подмигнул своему двойнику в зеркальце заднего вида. Ну и веснушчатый урод...
Вдруг очередной виток дороги вывел его к шикарному металлическому забору. Нобби чуть не проехал мимо, утопил тормоза. Задним ходом подкатил к воротам. Литые, металлические, а сверху грифоны, прямо как герб одной не в меру знатной семейки, чтоб ей пусто. Будка охранника, в ней горит свет, за стеклом ― обрюзгший боров, чем-то похожий на самого Нобби, пялится в ящик. Что-то почуяла здоровенная черная псина с белой мордой ― и встала, взъерошив шерстку, и подбежала прямо к воротам, капая слюной на траву.
– Сейчас, детка, не думаешь же ты, что я заставлю себя ждать? нет? Правильно, ― сказал Нобби и сосредоточился, потянувшись к прощальному подарку Фуфы. "Просто рискни вообразить, и мои чары перенесут тебя куда скажешь", ― обещала колдунья.
Через миг он появился прямо посреди будки охранника. Тот вздрогнул, однако сегодня Нобби был не в том настроении, чтобы щадить наймитов буржуазии. Костяшки правого кулака двинули свиноподоному в кадык, сразу его расплющив. Охранила хыкнул, раскрыл рот, а оттуда вместо крика полилась одна только нереально-алая кровушка.
– Гав! Гав! Ав! ― раздалось сзади. Нобби развернулся и прежде, чем успел стащить с пояса нож, обычный, для полностью мясных тварей, чертова белая морда схватила его, впившись между запястьем и локтем. Охранник потянулся к пульту и уже почти нажал куда полагается, поразительная верность профессии. Ты подыхаешь, парень, сейчас лучше вспомнить, как в первый раз попробовал пахлаву или няшился с красоткой из параллельной группы, а ты все работа, работа! Впрочем, поднять тревогу свинтус не успел. Прямо в него врезался китэйн, чью руку безбожно терзала проклятая борзая. Не очень это весело, когда в стороны летит твоя кровища, смешавшись со слюнями злющей псины, того и гляди до кости доберется... Нобби зарычал, нож ударил трижды, после четвертого ― голова борзой повисла на тонкой ниточке из кожи и остатков мяса. И все-таки ее хватило, чтобы псина рухнула на пол, где и без того стало тесно от борова-охранника, и поволокла за собой самого невезучего из шапок. Пат! Но самое главное, ее долбаная пасть даже не думала размыкаться. Мертвая хватка мертвой псины, вот это да!
– Гребаная сука, отпусти же ты, ― пролаял Нобби, с помощью ножа размыкая челюсти. Удалось с третьей попытки. Сбросив тварь, тело которой до сих пор дергалось, а из порванной ножом шеи лило, Нобби обернулся и распорол рубашку охранника, соображая какой-никакой жгут. Полный набор хирурга, от скальпеля до гипса, имелся у него в тачке, кто ж знал, что херов пес вцепится! Нобби перевязал руку, туго стянув сверху ремнем, кровопотеря приличная, но обойдется, нужно лишь чуточку выждать. Он осмотрелся и вытащил из кобуры свинтуса хороший такой магнум. И как эта туша с ним управлялась, не боялась свернуть себе руку?
– Гребаная псина, ― пнул Нобби тело собаки. Затем нашел щиток с охранной хренью. Вот здесь самый риск. Иногда, если охранная система прекращает отчитываться перед сервером, тот начинает волноваться, и, правильно, присылает ребят, а то и сразу копов. Но иногда... Нобби решил не рисковать и ломануться дальше, но тут будка приняла на себя пулю, что-то мелкокалиберное и незначительное, скорее всего, револьверчик для дамочек. Кончить мог и такой, однако Нобакон как раз отстранился от щитка, пуля пролетела мимо.
Нобби тут же упал на корточки, прислонившись к пульту.
– Ты убил Чарли, мразь! ― хриплый голос отдает в спиртное. ― Тебе пизда!
– Не говори гоп, блядюга, ― посоветовал Нобби и бочком, походкой краба ― к двери. Однако там его ждала еще одна пуля.
– Срань! ― посетовал шапка, снова скрываясь за пультом.
– Выходи, тварь! Выходи! Я пристрелю тебе как барана!
– А хер ты видал, гондон? ― спросил Нобби и вскинул левую, которой повезло уцелеть. Пока что. Выстрелил в пустоту, на удачу. Когда звон, вызванный самым настоящим Магнумом, поутих, Нобби решился снова податься к двери ― и быстро выглянуть наружу. Эх, жаль дар Фуфы действует всего раз...
Тощий мужик с серыми волосами и густыми усами валялся на газоне, суча ногами. В теплом халате и тапочках, один слетел. Пуля разворотила ему грудь. В руке, так точно, маленький дамский револьверчик, пукалка-пугаловка. Увидев Нобби, мужик поднял его, но тут же опустил. Силы покидали его слишком быстро.
– Ну вот, пусть у тебя дохера бабла, но помираешь ты как положено, от одной хорошей пульки куда следует, ― сказал Нобби. Пинком отправил свалившийся с ноги мужика шлепанец к будке. Губы буржуйчика медленно шевелились, пытаясь что-то поведать миру напоследок.
Нобби приблизил ствол магнума прямо к лицу буржуа, бывшего хозяина жизни, а теперь ― просто мясную куклу, которой скоро суждено сгнить.
– Аривидерчи, выродок, ― череп треснул, как арбуз, по которому вдарили кувалдой. Нобакон закатил от восторга глаза и начал бы плясать, но боль в правой руке привела его в чувство. Подумав, он отволок мертвеца в будку. Следы от пуль с дороги вряд ли кто заметит. Проблема только в пятне на лужайке. Нобби, насвистывая, открыл ворота и загнал внутрь свой драндулетище, поставив ровно туда, где трава получила порцию мозгов. Вообще-то стоило спешить в дом, проверить, не всполошились ли прочие обитатели, но, во-первых, Ноб чувствовал себя чудесно, устранив богача; во-вторых, ему хотелось поиграться, а наряд полицаев подходил для этого как нельзя лучше, даже если в нем не будет ни одного подхалимчика. В -третьих, развившееся за годы борьбы с престолонаследием и самодержавием (борьбы, начавшейся задолго до его нынешней жизни, а может, и того прежде) чутье подсказывало Нобби: в доме тихо. Он кончил охранника, кончил псину, кончил хозяина. Осталось полазать по его владениям, собрать хабарок и вывезти. За перекупщиками дело не станет ― Нобакона вырастил настоящий талант тихонько спихивать грабленное.
Да!
Спереди имелся самый настоящий лабиринт из растений. Ну чудеса! Нобакон ухмыльнулся, и обнаружил рядом беседку, а в ней ― громыхающую на всю округу газонокосилку. Выведя ее из-под крыши, завел и пустил прямо на лабиринт ― прорубить себе короткий путь.
За зелеными стенами вставал величественный белый особняк. Нобби поверить не мог в свою удачу: все окна оставались темными. Небольшое пятно света обосновалось перед дверью, и, вероятно, в гостиной тоже. Но дома наверняка все спали. Или ― вовсе никого не было.
Газонокосилка, отпущенная, налетела на кустистую стенку, забуксовала, выбрасывая сзади целый ворох зелени.
– Да заткнись ты, уши вянут! ― Нобби выстрелил прямо в машинку. Та взорвалась, мигом став тихой и послушной. ― Никакого от тебя толку.
Он обошел лабиринт с боку. Еще круче: лавка и несколько статуй. Нобби хмыкнул. Магнум обладал приятной тяжестью и огромной пробивной, так что... Нобакон вскинул его, и голова ближайшего родосского мыслителя взорвалась осколками. Венера Милосская, вдобавок к рукам, лишилась и головы.
– Как я жил без тебя! ― возмутился Нобакон и поцеловал разогревшийся ствол. Сунул пока что за пояс. Пройдя к лавке, он вынул ножик и прицелился.
– Надо же оставить послание, верно? Почему бы не порадовать мир своим мнением?
Спустя пять минут на темной лакированной древесине появилась отчетливая надпись "Ешь богатых!" Нобакон хотел еще добавить стилизованную мордочку свиньи, но его рисовальщицкие таланты закончились на ручки-ножки-огуречек, так что рядом он вырезал просто большую такую букву "А". Ухмыльнулся, представив, как это покажут в новостях. "Банда леворадикалов проникла в особняк известного мецената, филантропа и богатея Ху. Е. Соса, ведется расследование"...
От души посмеявшись, Нобакон двинулся к дому. Так точно: дверь открыта. Сигнализация ― выключена, очередной подарок судьбы. За порогом Нобби сразу почувствовал себя мелким, незначительным и очень, очень бедным. Дверь закрывать не стал ― если кто захочет войти, пусть заходит, места хватит. Его шея вывернулась на сто восемьдесят, потом на триста шестьдесят градусов, так все вокруг лучилось пышностью и торжеством. Несколько статуй, явно очень недешевая работа, чувствуется отменный вкус, расположились возле противной стенки, еще две ― у ее правой и левой подружек. Облицовка под дерево, все блестит и сверкает, между статуями покоятся картины, и Нобби не поручился бы, что это не подлинники. Не прихожая, а выставочный зал, мать его! Нобакон почувствовал, как в его груди закипает гнев. Один ковер, об который Нобби вытер свои заскорузлые кроссовки, стоил больше, чем его далекие предки заколачивали годом упорного труда.
– Здесь есть, над чем поработать, ― произнес редкап.
Сперва он хотел вынести ценное ― и придать место огню. Но потом понял, что нет, он превратит этот скромный лесной домик в монумент вражде классов. Большая часть человеков, точно так же, как китэйны, являлась гребанными прилипалами-приспособленцами, готовыми обменивать свой честный труд, здоровье, совесть, да что угодно на относительное спокойствие и сытость. И плевать, что тебя может пристрелить поехавший коп, просто так, прямо на улице. Плевать, что повышают налоги и сокращают рабочие места. Что людей вытуривают из домов за копеечные долги по ипотеке. Срать, абсолютно срать, главное ― твоя хата с краю. Ничто не вечно. Рано или поздно достанут и тебя. И тогда ― некому будет встать за тебя стенкой, потому что когда приходили за ними, твои уста были закрыты, а взор обращен в другую сторону. Мразотство.
Нобби пришел в себя, когда все заднее сиденье, багажник и бардачок заняли ценности. А набралось их ― ну просто тонна. И, раз вой сирен до сих пор не всполошил лесных тварей, значит, уже и не всполошит. И будет стоять особняк до тех пор, пока кто-нибудь из родни богатенького буратины не обеспокоится пропажей дорогого отца, дяди, дедушки.
А значит ― что?
Нобакон хмыкнул и вернулся внутрь.
Внутри он успел оставить немало посланий этому всему приличному обществу, заботливо накарябанных ножом с должной долей как попалости. Правда желания хватило только на вестибюль и примыкающее, но уж битых стекол, резаных полотен и испоганенной мебели осталось прилично. Нобби мог собой гордится. Что не съем ― то понадкусаю! Особенно доставалось предметам искусства. Нобби спасал их от безрадостной участи остаток века радовать богатеев.
На третьем этаже заветное чутье революционера подсказало пригнуться.
Над ним промелькнуло что-то черное и стремительное. Нобби вовремя среагировал, выдернув по ходу оба меча. Что-то замерло, разворачиваясь к нему. У этой летучей мыши тело покрывал мех, голова на длинной гибкой шее вращалась безо всякого смысла, а крылья состояли из сплошных, торчащих как зубы Нобби, то есть совсем в разнобой, шипов. Нобби поежился и чиркнул Освобождающим о стенку.
– Давай, сестренка, хоть ты меня порадуешь нормальной дракой? Или опять все самому делать?
Сестренка замерла, и ее длинная шея вытянулась в сторону Нобакона.
– Ты посмел тревожить меня! Мой сон! Теперь я потревожу тебя! Твою жизнь!
– Бля-бля-бля, ― ответил Нобакон и, потерев клинки друг о друга, сколдовал на химеру обман.
Та замерла, удивившись и испугавшись, что незваный гость вдруг исчез из поля зрения.
Нобакону потребовалась минута, чтобы оказаться рядом, но как только клинок должен был прорезать брюхо твари, та взметнулась к потолку ― и сразу спикировала вниз, метя острыми пластинами шапке прямо в лицо.
Его спасли прочный шлем и вовремя отведенная голова. Странная птичка чиркнула по шлему, пробежалась острыми краями по наплечникам, оказалась под ногами. Нобакон хотел раздавить одно из ее крылышек, или даже шею, вдруг повезет, когда та вывернулась, и лишь парочка пластин осталась, придавленная к полу носком. Карающий скользнул по спине твари, бессильно, там все заросло плотной густой броней.
"Вот бы у меня так защита росла, ― подумал Нобби с восхищением. ― И не надо было бы каждый раз снимать..."
Химера подлетела до потолка и снова упала вниз. На этот раз ― свернувшись в полете клубочком, ощетинившись во все стороны опасными кромками. Нобби вскинул оба клинка, метнулся навстречу. Первым с броней столкнулся Карающий, затем Освобождающий. Посыпались искры, Нобби как будто не воевал агрессивную химеру, а устроил заточку. Наверняка следы останутся, подумал он отстраненно. Что же, его друзьям пора обзавестись не менее внушительной коллекцией шрамов, чем ему самому.
Клинки отскакивали, а химеры кружились все быстрее и быстрее. И ускорялся Нобакон. Странный выходил поединок, в котором удары служили только для того, чтобы удержать тварь на месте. Нобби все это стало уже надоедать, когда он вдруг пропустил выпад, тварь ломанулась вперед и врезалась в стенку. Несколько мгновений она приходила в себя, и тут Нобби, этот ловкий пройдоха, оказался прямо над ней.
Освобождающий вошел химере в низ живота, туда, где у человеков половое. Одним движением он достал до глотки и вышел через уродливый прямой клюв.
Тварь еще трижды ударила крыльями, стараясь достать Нобби на последнем издыхании.
– Да замри ты уже, ― потребовал редкап и смахнул ее на пол. После чего отсек мерзкую башку от не менее противной шеи.
– Сегодня день отсеченных голов. Разве это не прекрасно? ― Нобби хмыкнул и снял со спортивных штанов ремень. Который там как бы не нужен, но на нем ножны и многочисленные химерические ножи. Последних не бывает много. Только мало, особенно когда прихлебатели насядут.
Наклонившись, Нобби покрыл пряжку свежей кровью третий раз за вечер.
А потом продолжил украшать особняк. В одном из залов он выскреб на стене здоровенный член и посреди его вырезал "Эта машина убивает фашистов!"
– Ну все, теперь ФБР точно заинтересуется, ― сказал Нобби. ― Это преступников им ловить лень, а как только речь о политике... Мда...
Дала о себе знать рука. Кусок рубашки пропитался кровью, с запястий вниз капало. Схватка разбередила рану. Нобби отыскал туалет на третьем этаже, а там, в шкафчике над ванной, в которой можно искупать всех телохранителей короля Дэвида, разумеется, если использовать вместо воды кислоту, нашлось необходимое для перевязки.
– Итак, ― сказал Нобби и первым делом закинулся обезболивающими. Улыбнулся искренне и весело, потому что мир поплыл перед глазами. Открыв воду, он направился к холодильнику, что потребовало путешествия через весь дом. Вернулся с двумя ящиками шампанского, которые по дороге чуть не разбил, поскольку от мощных обезболивающих реальность шла волнами, накатывавшими на беззащитный разум китэйна слишком уж бурно. Ванна набралась только до середины, и Нобби отключил воду.
– Тттттак, щаааааааааас мы нееееееееемного разбавииииииииим обстановку, ― сказал он, зубами срывая пробку. Пошатываясь, опрокинул бутылку в воду.
– Чем же ты таким болел, старик? Или просто от нехер делать маялся? ― спросил Нобби. ― А! Рак! Рак у тебя был, точно. Ну так тебе и надо, говна кусок.
Он опорожнял бутылку за бутылкой, а когда в очередной кончался напиток, Нобби бросал ее в стену, за дверь, в окно, куда угодно. Он кое-как разделся, заметив, что следы зубов уже почти совсем не кровоточат. Черные точки укусов, веером сверху и снизу, реально, в самых глубоких местах стало видать косточку.
– Нуу нихера ж себе у тебя хапалка, ― произнес Нобби. ― Ха! Но у меня покруче будет.
Голый, забрался он в ванну. Груда доспехов и горочка одежды осталась у ее подножия. Нобакон подумал, что так вот и надо проводить всю жизнь. В холодном шампанском и обжигающе-горячей воде.
– А, чтоб тебя! ― зарычал он, когда алкоголь обжег укусы. Потом подумал и сунул руку внутрь ванны, давая продезинфицировать. Через минуту боль превратилась в легкое жжение. Нобакон плавно опустил голову на ободок и блаженно улыбнулся. Заслуженный расслабон после напряженного трудового дня. Водичка приятно щекотала его изрезанную шрамами плоть, успокаивала душу. Нобакон сам не заметил, как волны реальности погребли его, сделав частью чего-то другого. Как его глаза закатились, а веки сомкнулись.
Спустя минуту редкапа тронули за плечо.
Нобакон вздрогнул и открыл глаза.
Теперь в особняке он был не один, это точно. ОНИ пришли. Нобби выскочил из ванны стремительно, как молния, схватил клинки. И выбежал в коридор. Вода и шампанское стекали с его тела. Нобакон поворачивался по сторонам, высматривая врага. Погруженный во тьму особняк тих и спокоен. Как будто все источники света снаружи вымерли, и Нобакон остался единственным живым китэйном во всем мире. Не то чтобы шапку такая участь пугала, но если это подстава со стороны подхалимов...
Шапка плавно двигался по коридору. Спиной к стене, глаза сверкают, пасть оскалена, совсем как у той белоголовой псины в будке. Что-то мелькнуло в конце лестницы. Нобби остановился, почти присел, передвигаясь тихо и незаметно. Хотя если речь об уловке, то враги наверняка все прекрасно видят... Вот опять! Темная фигура быстро скользнула вниз, по лестнице. Нобакон сделал еще пару шагов и замер, присматриваясь, прислушиваясь и вертя головой по сторонам.
Он уже решил, что все ему померещилось и следует вернуться в ванную, пока вода и напиток не сделали ее совсем уж ледяной, когда свет вспыхнул. Такой яркий, что Нобби зажмурился и одновременно принялся махать клинками. Один из них разрубил перила. Второй прорезал воздух.
Наконец свет стал бить по векам не так уж сильно. Нобакон приоткрыл глаза, затем распахнул их во всю ширь.
Вокруг, со всех сторон, собрались расточители, подменыши и химеры. Насколько хватало глаз, они толпились повсюду. Со своего места Нобби не мог видеть, что там внизу, но почему-то не сомневался: дом заполнен мертвецами. Почему мертвецами?
У кого-то не хватало руки. У кого-то ноги, при этом как же он стоит? Кому-то пришлось обходиться без головы или части туловища. Или всего вместе. Некоторых обезобразило так сильно, что понять, к какому типу существ они относятся, представляло проблему. Нобби выставил перед собой клинки и поворачивался, скаля зубы.
– Ну что, кто первый? Кто решится? Давайте, стесняться нечего! Подойдите же! Возьмите меня! Ну?!
Мертвецы этого делать не спешили. Они стояли; те, у кого было чем, смотрели. Внимание остальных Нобби просто ощущал.
Охранник с пробитым кадыком, буржуй с развороченной грудной клеткой и остатками головы, при этом халат все еще завязан поясом и не раскрылся, а под его левой рукой псина, голова которой свисает на небольшой ниточке плоти. Та самая перистая летучая мышь с распоротым до самой глотки подбрюшьем сидит на плече буржуйчика.
И так все они. Огромное множество ран и увечий. Расточители всех типов: колдуны, настоящие маги, злобные и отрешенные вампиры, парочка здоровенных косматых гару, неодушевлённые, несколько созданий, оставшихся в грезе... Ближайшие к Нобби вдруг ринулись на него и схватили. Нобакон орал. Нобакон кусал их. Нобакон пронзил парочку, и, судя по плотности, тех, кто стоял за этой парочкой, своими клинками.
Его, словно куклу, передавали из рук в руки. Спустили по лестнице. Каждый раз он пытался вырваться, о, как он пытался. Его удары тонули втуне, словно ничего не весели, а челюсти вдруг потеряли кусательную силу. Клинки проходили сквозь тела, не причиняя никакого урона. Нобби передавали дальше. И Нобби узнавал их. Вспоминал. Обстоятельства, дела, последствия. Десятки воплощений его души. Тысячи жертв.
– Пустите меня, скоты! Пустите! Давайте по одному ― я прибью каждого из вас!
Татуированный слуаг, что с дружками громил их лесной фригольд, провел по лицу Нобби ледяными пальцами ― и этим пальцам ничего не было! Через несколько метров граф ап Скатах, первая по-настоящему крупная жертва Нобакона, с клинком из холодной стали прямо в сердце, просто кивнул своему убийце. Здоровые когти похожего на бифштекс гару прошили грудь редкапа, причиняя сильную боль. Нобакон даже не мог отдаться безумию как следует и впасть в гнев дракона. Он чувствовал каждое прикосновение. Каждый укоризненный взгляд. Припоминал каждую тень, что явилась ему напомнить о своем существовании. Оскалил клыки настоящий вампир ― этот успел отпить из шеи Нобби, но только раз, чтобы навсегда отдать свой разум безумию. Охотница на фей, знаменитая даунтэйн, один взгляд которой разрушал грезу и все связанное, вдруг схватила Нобакона прямо за мошонку.
– Мерзкая сука! ― завизжал шапка.
Он покинул изгаженный его усилиями особняк. Процессия оканчивалась там, где раньше зеленел лабиринт, но теперь ― только черная, вытоптанная земля, из которой торчали кости, руки, ноги, головы, туловища, и разное оружие.
Нобби встречала раскуроченная выстрелом магнума газонокосилка. Не может, никак не может машина уметь смотреть с укором и ненавистью. И все же она именно что смотрела.
Последние из жертв дали ему обозреть себя ― и повернули к ней лицом.
– Чего тебе надо? ― спросил Нобби.
Газонокосилка закашлялась. Как будто под ее винты угодила подушка.
– Покарать тебя.
– А, так ты гребаное правосудие? Тогда давай, вершись. По вашим меркам, я заслужил, ― Нобакон оскалился и попробовал повернуть голову назад, но обрубок чьей-то руки уперся ему в щеку и насильно развернул лицом к газонокосилке.
Та откашлялась, прочищая моторчик:
– Итак, рекомый Нобаконом китэйн племени красных шапок... Убийца, жестокий, злобный и непередаваемо агрессивный. Можешь ли ты молвить в свою защиту?
Нобакон промолчал. Чертовы призраки кругом. Их глаза смотрели на него, и Нобби пришлось сделать над собой усилие, чтобы выкинуть весь бред в духе "вот этого я сперва лишил пальцев на ногах... а вот эту я изнасиловал, и, клянусь грезой, она просила еще..."
– Дамы и господа, феи и прочая дрянь! Я говорю вам, я, Нобакон, что проливал кровь не только по одной своей природе! И не столько потому, что мне нравится ее проливать! Я лил кровь по единственной причине! Что мир вокруг нас наполнен борьбой! Она проникает всюду, охватывает все. В ней или ты стоишь с гордо поднятой головой, или стоят на тебе, и тогда гордо будет поднята их башка, не твоя! А твою же поднимут, но... за волосы.
Нобакон сделал паузу, собирая в кучу нормальные мысли и прогоняя кровожадные абрисы.
– Я хороший боец, только и всего. Приговоренный к смерти всеми способами, вплоть до холодного железа. За мной бегает по пятам тайный сыск самого Давида! В нескольких штатах меня хочет упрятать в тюрячку человековое правосудие! И что я могу сказать, глядя на ваши мерзкие мёртвые хари?
Нобакон вдруг рассмеялся, и от этого газонокосилка чуть попятилась. Из раны, туда, где прошла пуля, посыпались маленькие искорки.
– И я так скажу: если бы я мог вернуть все, вообще все, назад, я бы сделал с каждым из вас тоже самое. Даже еще жестче. Я придумал бы сотню новых способов умертвить вас ― и сделать это как можно больнее! Со мной вы бы запомнили, что такое агония; как звучит, когда твои суставы медленно прогоняют через чеснокодавилку; как хлопает раздавленное глазное яблоко и что значит оставаться живым, пока твои внутренности кто-то ковыряет руками через вспоротое брюхо! Я сделал бы все это, повторил, а потом отмотал время назад и снова повторил! Я ― Нобакон! Я, китэйн племени красных шапок! Я, несломленный бунтарь, которого не сломает никогда, никто и ничто! Пока я дышу, я буду угрозой сытому для одних и голодному, кукишному для всех остальных порядку знати! Так что давайте, вперед, избавьте меня от головы! Но это вам не поможет. Потому что рано или поздно я вернусь. И тогда...
Он осекся, потому что его взгляд упал на Кесс. Та стояла, паря над землей, с вывернутыми в разные стороны руками и ногами, с заплаканными, большим глазами, а губы выпачканы кровью. Ее кровью...
– Ты убивал не только знать! Я всегда плевала на ваши с ними разборки. Я просто хотела мирно жить.
Она плюнула Нобакону под ноги.
– Но ты и твоя орава, этот Вольный батальон, вы вломились к нам в трод, хотя мы не могли отказать раненым в восстановлении. Вы обесчестили и убили меня, моего мужа, нашу дочь... Всех, чье сердце не сковала черная злоба, как у вас самих!
Сгусток прозрачной крови упал точно между пятками, и зашевелился, подобно студню.
– А, ты удивлена, Кесс? ― сказал Нобби. ― А я думал... Эта падаль всю войну не брала пленных. Эта падаль измывалась и унижала всех, кто посмел сохранить достоинство. Эта гнида приперлась, когда столетиями прежде бежала, поджав свои длинные хвосты. Когда устроила жестокую бойню, убив многих простецов только потому, что им приспичило спасти себя от банальности! А потом вдруг приперлась ― и сразу стала тут самой главной! Они, эти дворяне, оставались мразью и падалью. И вы могли, вы должны были их добить! Всех! А мерзкие бошки вывесить прямо у входа, чтоб следующая знатная падла, пробегающая мимо, подумала, прежде чем соваться к вам! Но вы нет! Нет! Да у каждого из этих ублюдков руки были по локоть в крови! В крови тех, кого они кончили. В крови шапок, нокеров, слуагов, паков, троллей, эшу... богганов. А ты им, значит, бодягой синячки подмазала, шелошовка?!
– Довольно речей! ― хряпнула газонокосилка. ― Тащите его сюда.
Ее корпус разъехался в стороны, и прямо под ним обнаружились те самые ножи... Они завертелись, быстро-быстро, так что движения и не различить.
Нобби закричал, проклиная всех и каждого тут. Его сперва поставили на колени, потом ― потащили прямо к вращающимся с большой скоростью лезвиям. Его волочили медленно, вспахивая острой мордой каждый дюйм к газонокосилке. Но все, что услышали призраки ― это что он вернется, о да, он обязательно вернется, и тогда... Им лучше бы остаться в Аркадии навечно, чем рисковать тут, в землях Осени...
Когда он ощутил ветер и кусочки травы, набившиеся в широко раскрытые глаза, он закричал, надеясь раньше вцепиться в ножи. Эта игра должна была стать игрой по его правилам...
Он проснулся во дворе.
– Уууу ать тою... ― протянул он, выплевывая кусок корпуса газонокосилки. Все верно. Полностью голый, с верными клинками в руках, с кожей, плотно стянутой корочкой застывшего алкоголя и сукровицей, которую тревожно щекотал ветер, он набил полный рот пластика. Следующим укусом он вцепился бы в бритвенно-острые ножи, переварить-то не вопрос, но вот по дороге... даже его рту пришлось бы несладко.
– Говнище! ― сплюнул Нобби остатки пластмассы. Чертов сон. Проклятый сон.
Однако в нем был намек. Нобби выпрямился и побрел обратно в особняк. В сущности, охранник ни в чем не виноват. Он просто наемный работник, которому нужно кормить семью. И псина. Та проявила верность хозяину, руке, которая подавала ей корм все ее псино-годы. Наверное, не стоило с ней так жестко...
И да, он убил не только знатнецов. Многих, слишком многих. Нобби, отчаянно выискивая между зубов застрявший пластик и поминутно его сплевывая, поднялся в одну из спален второго этажа и повалился на нее. Спустя миг тревожные самообличительные мысли сменил пронзительный, королевский храпун.
Корт закрыл капот и выматерился под нос. Проклятье! Эшу считал Пикап чем-то вроде брата, прислушивался к мурлыканию его внутренностей, держал в отличном состоянии и всегда нежно крутил баранку. Потому такого вот предательства, тем более здесь, посреди бегущей лесом дороги, Корт совсем не ждал. Эшу поскрёб свой смуглый подбородок и уже хотел обратиться к странствиям ― добраться до ближайшего городка и вызвать эвакуатор. Не дело бросать старого друга, тем более когда тот в болезни...
В столице графства его доклада ждали люди Давида, которых крайне интересовала обстановка в округе: поговаривали, что шевелятся повстанцы. А еще один тролль, немногословный и грубый, прославлявший грядущую Дискордию. Этих интересовал некий Нобакон, шапка-сумасброд, бросающийся с яростным кличем на каждого встречного ши. Корт рассчитывал застать его в местной явке мятежников, но проклятый шапка так и не показал носу. Может, сдох по дороге? Было бы худо. Эшу надеялся еще набрать очки на его пузатой персоне. Корт уже знал, что скажет тем и этим, и что именно попросит взамен. О да, он попросит... Янтарные глаза эшу светились подлинно-неблагим пламенем...
Он уже собрался начертить в воздухе портал, когда услышал рев мотора. Должно быть, это из того особняка, который он мельком приметил по дороге. Гул стремительно приближался. Эшу выбежал на проезжую, размахивая руками... Его глаза расширились, когда он увидел, что за машина несется навстречу и кто за рулем.
Он почти успел завершить банк, гламур почти собрался в упругий пучок, который откинул бы его обратно на обочину. Страшное слово "почти"...
И ведь ржавая развалюха, которая просто не могла ездить. Кажется, ткни в нее пальцем, развалится. А куда там.
Сперва от столкновения онемел живот. Корта подбросило вверх, прямо на лобовой стеклопакет, прокатило по крыше, вжало в капот, и приземлился он в метре от багажника драндулетины.
Чертовы ноги не слушались. Боль пришла ровно в тот миг, когда Корт приземлился на асфальт. Она заполнили собой весь мир, едва не унеся эшу в Аркадию.
