Текст книги "Марс, 1939 год"

Автор книги: Василий Щепетнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Щепетнев Василий
Марс, 1939 год

ВАСИЛИЙ ЩЕПЕТНЁВ

МАРС, 1939 г.

ГЛАВА 1

Шаров зажмурился. Ну, сейчас. Кисленький леденец, неуместный, легкомысленный, отвлекал, заставляя сглатывать слюну. Для того и дали мальчику. Он считал про себя: тринадцать, четырнадцать...

Не было ни шума, ни удара, ни толчка, только уши заложило и захолодело внутри, словно клеть ринулась вниз, в забой.

Приехали. Переместились.

Он открыл глаза. Сквозь бязевую стеночку кабинки пробивался голубоватый свет. Пора выгружаться.

Он неловко – и легкость тела, и непривычно медленно раскачивающийся гамак сбивали – соскочил вниз. Соскок тоже получился медленный, сонный. Марс, однако.

– Иван Иванович, мы... уже? – Лукин последовал примеру начальника и теперь стоял, отряхиваясь от несуществующей пыли. Хороший парень, и обращается, как к дяде родному. У нас вообще хорошая молодежь. Замечательная. Достойная смена. Уважает старших, например. Так, уважая, и съест. Этот, похоже, уже начал.

– Уже что, подпоручик? – Шаров подчеркнуто выделил звание. Не люблю амикошонства.

– Ну... Переход... Он состоялся?

– Разумеется. Наша техника безотказна, вы разве не уверены в этом?

– Все-таки боязно, – Лукин решил не замечать холодности капитана. Ничего, всему свое время. – Сколько отмахали. Раз – и мы здесь.

Бязь дрогнула. Снаружи послышались шаги. Наверное, так ходят ангелы: едва задевая землю, готовые в любую минуту взлететь, случись впереди грязь и горе.

– Добро пожаловать в Алозорьевск,– а вот голос был не ангельский. Сухой, скрипучий. Старьевщик на кишиневском базаре или одесский золотарь. Гадать, впрочем, долго не пришлось: занавесь откинулась, и обладатель голоса показался. Старичок в длинном, до пола, докторском халате.– Добро пожаловать, – повторил он. – Как матушка?

– Вращается помаленьку.

– Это хорошо,– без особой радости произнес старичок. – Позвольте рекомендоваться: санитарный ответственный Зарядин, третья категория значимости. А вы, полагаю, инспекция из Столицы.

– Так и есть, – подтвердил Шаров. Из конспирации их департамент любил насылать этакие вот инспекции. Грош цена конспирации в базарный день, а по будням – алтын, но традиции... Свято блюдем-с, да-с. Не щадя живота, ваше-ство!

– Вас ожидают. Сразу после декомпрессии я отведу вас к первому вожаку, – не без гордости – к каким лицам вхож – произнес старичок.

– Зачем декомпрессии? – Лукину не терпелось. На службе Родине мгновеньем дорожи.

– Воздух стравливаем, – успокаивающе объяснил Зарядин. – Во внутренней зоне давление ноль четыре земного. Сразу нельзя. Кровь закипит.

– Долго ждать? – спешит, спешит выказать Лукин рвение.

– С полчаса. Да вы проходите. Присядьте, отдохните. Чаю с дороги не желаете?

– Нет, – Шаров вдохнул марсианский воздух, затекающий в кабинку, тяжелый и несвежий. Отчетливо вспомнилось дело ныряющей лодки "Декабрист", в отсеках которой он провел месяц, прежде чем нашел немецкого шпиона. Настоящего, не выбитого. По выбитым вон Лукин специалист. Хватаешь человека, бьешь с упорством, и готов шпион, хоть английский, хоть японский. Гваделупские не требуются? Извольте приказать, мы мигом...

Кресла оказались зубоврачебные: массивные, с подголовниками, прикрытыми накрахмалеными чехлами. Он сел, вытянул ноги. Приемный зал был копией земного, но копией еще более тусклой, ношеной. Вдоль стен тянулись скамьи, а над ними – сальные полосы, следы голов. Пять лет преобразования Марса, а это – Главные ворота первопроходчиков. Даже единственные, если быть точным. Но излишняя точность – грубейшая ошибка, как говаривал учитель математики в далекие гимназические годы. И везде – в газете, выступлениях, рапортах и молитвах ворота назывались – Главными. Вверху, руками не достать – панно. Первый покоритель Марса в момент Подвига.

– Носом дышите, так богаче. А к запаху привыкните быстро, сами не заметите.

– Не моетесь вы здесь, что ли? – недовольно спросил Лукин, морща свой образцовый славянский нос.

– Нас сюда не мыться послали, молодой человек, а преобразовывать планету, – обиделся старичок. Лукин хотел было осадить Зарядина, подумаешь, третья категория, открыл даже рот, но не нашелся и только угрюмо посмотрел на санитарного ответственного.

– И каковы успехи преобразования? – разрядил обстановку Шаров.

– Стараемся, – неопределенно ответил Зарядин. Ему кресла не хватило, и он ходил вдоль стены со скамейкой. Пол – каменный, не протопчет. – Вы глубоко не дышите, легче, на полвдоха. Иначе голова закружится.

Время тянулось. Шаров покосился на чемоданчик, полпуда личных вещей, положенных уставом, здесь вес совсем ерундовый. Значит ли это, что можно было взять вещей больше? Какая разница. Где ж их взять-то? Достать книжку? Нет, никакого удовольствия читать здесь. И Лукина радовать не стоит, книжка не входила в список разрешенных.

Зарядин не просто ходил, он еще и посматривал на манометр у выхода. Наконец, старик объявил:

– Декомпрессия завершена!

Вот как. Спасибо. А мы бы не догадались.

Дверь грязно-серого цвета отошла вбок. Широкий коридор с невысоким потолком того же крысиного цвета, торная дорога Марса. Впрочем, они почти сразу свернули в боковой ход, поуже и почище. Но с охранниками. Еще пост, еще и еще. Никто не спрашивал паролей и документов. В лицо знали. Подготовились. Декомпрессия – штука полезная.

Коридорчик стал совсем узким, на одного рыцаря, зато под ногами появилась ковровая дорожка. Горячее, горячее!

Действительно, вскоре они оказались в типичном кабинете-предбаннике: секретарь за столом, по бокам – пара охранников, верховные вожаки на стене (холст, масло, 230х160), и спесивая, одетая в кожу, дверь Самого.

– Капитан Шаров, вас ждут. Подпоручик Лукин, вы останетесь здесь. Личные вещи доставят в ваши отсеки.

Чего же сразу не взяли, еще в камере перехода? Не по чину?

Поставив чемоданчик на пол, Шаров взялся за ручку двери. Раскрылась дверь легко, но за ней оказался не кабинет, а тамбур. Пришлось опять постоять, недолго, пару минут. Любят на Марсе декомпрессию.

То ли Шаров принюхался, то ли воздух в кабинете первого вожака был иным, но вонь немытого тела исчезла, напротив, пахло степными травами, простором. Органическая химия на службе людям. И каким людям!

За небольшим, уездные вожаки и поболее имели, столом, сидели двое. Гадать особенно было нечего: в кресле напротив двери, прямо под портретами (точная копия картины секретарского кабинета) сидел первый вожак, а несколько сбоку, и креслице уже – кто-то поменьше. Очевидно, третий, как и везде, ответственный за безопасность.

– А вот и посланец Земли, – преувеличенно бодро проговорил первый вождь. – Капитан Шаров, не правда ли?

– Так точно, ваше превосходительство

– Не устали с дальней дороги, капитан?

– Никак нет, ваше превосходительство.

– Без чинов, без чинов. Меня зовут Александр Алексеевич. Ушаков Александр Алексеевич. Да вы и сами это знаете, верно?

Шаров знал.

– А это – наш третий, Юрий Михайлович Спицин. Ваш, некоторым образом, коллега.

– Очень приятно,– третий сказал приветствие так, что можно было подумать, и в самом деле – приятно.

– Вы поудобнее, поудобнее располагайтесь. Сбитень, чай?

– Благодарю, – Шаров сел в предложенное кресло.

– Сбитню нам – в переговорную трубку скомандовал Ушаков.

Внесли – словно по мановению волшебной палочки. И никаких декомпрессий.

– Сбитень на Марсе – первое дело. Воздух сухой, редкий. А снаружи о!

– Сейчас еще ничего, лето. Зимой, конечно, люто, – третий пил сбитень с удовольствием. Лицо его, обветренное, желтого марсианского загара, раскраснелось и вспотело.

– Лето,– подтвердил и Ушаков. – Мы вот сегодня с Юрием Михайловичем ходили-ходили, под солнцем кости парили. Плюс три в полдень, жара.

Наконец, сладкий, теплый сбитень был выпит. Шаров последним поставил стакан на поднос. Подстаканник – оловянный, но сделан мастером. Искусства в нем было больше, чем в обеих картинах с вожаками.

– Итак, капитан, может быть, вы нам расскажите, что привело вас сюда. Если не секрет, конечно.

Шаров отстегнул с ремня планшет, открыл неторопливо. Секрет, еще какой секрет. Но не для всех.

– Причиной моей инспекции послужила эта статья, – Шаров развернул бумагу. – Появилась она во вчерашнем номере "Таймс"

– "Таймс"? – удивленно протянул Ушаков.

– Лондонская газета.

– Ну, что у них не одна газета, а много, мы в курсе, – первый озадаченно разглядывал полосу, густо измазанную цензурными вымарками.

– В статье пишется о невыносимых условиях жизни в марсианских колониях России.

– Не курорт, – пожал плечами Ушаков.

– Упоминается катастрофа в экспериментальном поселке "Свободный Труд", когда из-за неполадок подачи кислорода в ночь с седьмого на восьмое августа задохнулись десятки человек.

– Ну, это ... – Ушаков вдруг замолчал

– Постойте, – третий вожак, Спицин, похоже, понял.– В ночь с седьмого на восьмое августа...

– Тысяча девятьсот тридцать девятого года. Неделю назад.– подтвердил Шаров.

– Но откуда они в Лондоне об этом узнали? – недоуменно и даже гневно спросил первый вожак.

– Полагаю, именно это и должен выяснить наш капитан. Не так ли?

Шарову оставалось лишь утвердительно склонить голову.

ГЛАВА 2

– Ваши полномочия?– благожелательно продолжил третий.

Шаров протянул мандат.

– Серьезная бумага, – Спицин передал мандат Ушакову, но тот вернул его Шарову, не читая. Не царское то дело. – Что ж, можете рассчитывать на наше полное содействие.

– Самое полное, – уточнил Ушаков. – Найдите мне этого мерзавца, отыщите любой ценой.

Похоже, что Ушаков подрастерялся: начинает давать указания.

– Что вам потребуется? – третий был более опытным в делах безопасности. Не удивительно. Ему по должности положено.

– Все. Свободный доступ в любое место, к любому человеку, к любому документу. Транспорт. Сопровождающий, компетентный и неболтливый. Остальное – по ходу дела.

– Мы выдадим вам генеральный пропуск. Транспорт – не проблема, если вы действительно хотите выйти наружу. Сопровождающий... – Ушаков вопросительно посмотрел на Спицина.

– Сопровождающим будет санитарный ответственный Зарядин. Опытный человек, лояльный, по роду службы знающий всех и вся, лучшего и придумать трудно. Ну, а от службы безопасности... Я подойду?

– Ваше превосходительство...

– Тогда решено. Когда вы приступаете к работе?

– Сейчас,– Шаров не ждал ничего иного. Прямой контроль местного руководства. Еще бы. Ведь от результатов расследования зависит судьба самого руководства. Это только говориться – дальше Марса не пошлют. Еще как пошлют! А даже и оставят то кем?

– Мы выделим вам кабинет, при департаменте безопасности. Тогда вам удобнее будет пользоваться нашими материалами, да и помощь всегда под рукой будет – конвой или еще кто понадобится, – третий давно уже все решил. Ну, ну...

– Кабинет, конечно, не помешает. Но сейчас я хотел бы знать, что в действительности произошло в поселении "Свободный труд" и почему в Столицу ничего не сообщили?

– Да ничего особенного не произошло, – поморщился Ушаков. – Рабочий момент. Цифры не настолько уж и велики, чтобы выделять их отдельной строкой. Если вам подробности нужны, Юрий Михайлович доложит.

– Конечно,– Спицин и глазом не моргнул. – А лучше всего услышать из первых уст, знаете ли. Проект научный, тонкости... Мы особенно не вмешиваемся, даем людям работать. До известных пределов, конечно. Теперь вмешаемся. Свотрой Орсенева занимается, с ней и поговорить надо.

– Свотрой?

–"Свободным Трудом", экспериментальным поселком. Привыкли к сокращению, знаете ли...

– Тогда я хочу видеть вашу Орсеневу.

– Сейчас она как раз должна возвращаться из Свотры. Думаю, через полчаса будет.

– Хорошо, – Шарова эти оттяжки не радовали, но монастырь все-таки чужой. – Мне еще нужны списки всех, связанных с этим научным проектом...Свотры... и всех, имеющих доступ к Воротам.

– А на Земле... На Земле проверили?

– Проверяют. Еще как проверяют, – Шаров мог бы добавить, что все проверяемые признались во всем, но ни одно признание не сочли удовлетворительным. Не знал никто о Свободном Труде, об английской "Таймс" да и получить что-нибудь с Марса минуя Контроль, по-прежнему казалось невозможным.

Но ведь получили!

– Списки мы тоже подготовим через полчасика. А пока, капитан, устраивайтесь. Вас проводят в гостевой отсек, подкрепитесь, а там и начинайте, – третий вежливо предлагал ему удалиться. И славненько. По крайней мере, обошлись без велеречивых упоминаний Третьего Рима, Наследства Шамбалы и прочей верноподданнической риторики

На выходе декомпрессии не было.

Зато был Зарядин, санитарный ответственный.

– Я провожу вас в отсек. Рядышком, а с непривычки найти трудно, старичок повел его по коридорам. Вергилий или Иван Сусанин? Вергилий Иванович Сусанин.

Впереди послышались окрики, шум. Невидимо, за поворотами шли люди.

– Пополнение, вечернее пополнение, – охотно пояснил Зарядин. – По уставу я их принимаю, но теперь придется помощничку моему. Ничего, он смышленый.

– Пополнение?

– Ну да. Новые поселенцы. Человек сорок-пятьдесят, думаю. Обычно максимум пятьдесят набирается.

Путь их свернул в сторону, коридорчики выли окрашены веселеньким желтым цветом.

– Вот здесь вам жить, – Зарядин открыл дверь с табличкой "# 2-А"

Жилье не манило. Камера, а не жилье. Без окон, как и все виденное до сих пор. Но Зарядин явно восхищался роскошью.

– Вот здесь – удобства. Расход первичной воды – из синенького крана, видите, десять литров в сутки, а вторичной – вообще ненормирован.

Первичной? Вторичной? Шаров не стал уточнять.

– Это ваш ключ.

– А подпоручик Лукин, он где?

– Да рядом, в номере "2-С". За углом как раз. Позвать?

– Пока не нужно.

– Тогда я оставлю вас на полчасика. Располагайтесь.

Без Зарядина номер показался чуть просторнее. У кровати стоял его чемоданчик, удивительно вписавшийся в спартанскую обстановку. Вторичная вода, надо же.

Впрочем, вода как вода – на вид, на запах. Пробовать ее Шаров не стал, и умылся тоже – из синенького крана. Текла вода тонкой струйкой, экономно, и была – ледяной. Поневоле беречь будешь.

Шаров посмотрел на часы. Надо будет о местном времени справиться. Сколько у них длятся полчасика?

Ровно тридцать минут.

Вернулся санитарный ответственный с запечатанным пакетом с бумагами: генеральным пропуском (несмотря на громкое название, документ оказался невзрачным), длинным, на пять страниц, списком лиц, участвующих в разработке "Легкие" поселка Свободный Труд и, поменьше, едва на лист задействованных в обслуживании установки перемещения. Еще принес Зарядин карту, с грифом "секретно" – Алозорьевск и его окрестности. Свободного Труда на карте не было.

Пока Шаров укладывал бумаги в планшет, старик молча стоял у двери. Молча и как-то сковано. Совсем иначе, чем раньше. Интересно, какие новые указания он получил?

– Позовите, пожалуйста, Лукина.

Подпоручик явился незамедлительно

– Устроились?

– Так точно, Иван Иванович, виноват, камрад капитан – и тут Лукин не сплоховал, обращение не воинское, а партийное, мол, помни, друг, перед партией мы равны, и подпоручик, и капитан. Неизвестно еще, кто ровнее, да...

– Тогда, поручик, выясните, у кого была возможность отправить сообщение на Землю в течении срока от происшествия до публикации в газете. Составьте список, а позднее мы его изучим.

– Слушаюсь, камрад капитан, – Лукин браво развернулся, щелкнул каблуками. Как он быстро приноровился к Марсу, сокол. Тренировался?

– Теперь я хочу видеть Орсеневу.

– Прикажите вызвать ее в ваш кабинет?

– Кабинет? Ах да, кабинет... Нет, я бы хотел встретиться с ней на ее территории. Далеко она работает?

– В Научном корпусе. Здесь все недалеко, в Алозорьевске, если идти сквозными ходами. Минут шесть, семь.

И действительно, через семь минут они были у входа в Научный корпус.

Их ждали.

– Проходите, пожалуйста, – вид у встречающего был вполне академический, но Шарову показалось, что это – свой. В смысле – из того же департамента. Все там свои такие, что чужих не нужно. – Позвольте представиться – магистр Семеняко, товарищ директора по науке.

Магистр, да уж. Гец фон Берлихинген унд Семеняко. Шаров пожал протянутую руку:

– Капитан Шаров.

– Коллега Орсенева сожалеет, что не смогла встретить вас сама, но у нее в графике важный эксперимент. Она просит подождать, немного, минут десять. Или, если хотите, я проведу вас в ее лабораторию.

– Ведите.

Коридоры Научного корпуса пахли иначе – аптекой, грозой, почему-то сеном, но не свежим, а тронутым, с мышиным пометом.

– Прошу, – открыл дверь Семеняко. Они оказались в небольшой комнате, сотрудники – три женщины в подозрительно свежих халатах вытянулись при их появлении.

– Людмила Николаевна в боксе, – доложила одна из них.

– Работайте, работайте, – магистр неопределенно помахал рукой, и женщины вновь склонились над микроскопами. Бурная научная деятельность.

Магистр подошел к стене, раздвинул шторки, открыв круглый, с блюдце, иллюминатор.

– Бокс, – жестом он пригласил заглянуть внутрь.

Смотреть, собственно, было не на что. Сквозь запотевшее стекло смутно виднелась двигающаяся меж стеллажей фигура в комбинезоне.

– Здесь воспроизведена атмосфера Марса,– пояснил магистр.– Вернее, она была марсианской, но теперь, в ходе эксперимента, параметры ее значительно изменились. Не земная, пока еще нет, но ей вполне можно дышать, при определенной привычке, разумеется. Ну вот, коллега Орсенева сейчас выйдет.

Санитарный ответственный тоже посмотрел в окошко, но ничего не сказал. Он вообще помалкивал при Семеняко. Нужно учесть.

Послышался приглушенный шум – за стеной, в боксе. Или в шлюзе? Наконец, дверь отворилась.

Халат на Орсеневой был явно непарадный: мятый, жеваный и несвежий. Мы тут дело делаем, вот так-то. И сама хозяйка лаборатории производила впечатление уставшей, измотанной женщины.

Впечатление? Чушь. Она на самом деле была такой.

– Орсенева, – рука её дернулась навстречу, на полпути замерла, и уже волевым усилием протянулась в приветствии. Обычное дело при встрече со штатными служащими Департамента безопасности. Спинной мозг, подкорка, лобные доли коры.

– Капитан Шаров, – представился он. – Мне нужно поговорить с вами.

– Пройдемте в мой кабинет,– предложила Орсенева.

Кабинет оказался в смежной комнате.

– Пожалуй, ответственному лучше остаться здесь, – магистр небрежно показал на Зарядина.

– Пожалуй, – согласился Шаров. – А также и вам.

– Я тогда пойду к себе, – товарищ директора по науке не обиделся.

Вдвоем с Орсеневой они прошли в кабинет.

– Чем могу быть вам полезна? – спросила она, едва они уселись на стулья. Неважные, кстати, стулья.

– Мне необходимо знать, что произошло в экспериментальном поселке. Насколько я понял, лучше вас никто об этом не расскажет.

– Это режимные сведения.

– Я и сам режимный человек, Лидия Николаевна, – Шаров показал свое генеральное удостоверение. – Убедились?

– Вполне, капитан. Собственно, эпизод произошел из-за технических накладок и к нам прямого отношения не имеет.

– Вот как?

– Мы, моя лаборатория, решает одну из основных проблем поселенцев. Из всех трудностей, с которыми столкнулся человек на Марсе, недостаток кислорода наиболее серьезен. Температура, низкое давление – к этому большинство приспосабливается, но крайне незначительная концентрация кислорода препятствует автономности поселений. Ежедневно приходилось – да и по сей день приходится – доставлять кислород с Земли, непродуктивно загружая канал перемещения. Сейчас мы близки к тому, чтобы отказаться от земного кислорода, – вероятно, Орсенева произносила свою речь не единожды: слова, фразы словно мухами засижены. Интересно, есть ли мухи на Марсе? Надо Зарядина спросить, ему по должности знать положено. – Моя лаборатория, идя путями великой русской науки и творчески развивая идеи биологии Мичурина – точно, это доклад. Отчетный, юбилейный, перед вожаками. Послушаем и доклад, – вывела гибрид с уникальными свойствами. Взяв за основу один из видов лишайника, мы скрестили его с местным, марсианским грибком. Как работают земные растения? Разлагая углекислый газ, они используют углерод для построения своего тела, а кислород отдают в атмосферу. Наш же лишайник разлагает окись кремния, которого на поверхности Марса с избытком. В ходе процесса кремний идет на развитие растения, а кислород – кислород получают люди.

– То есть вы хотите дать Марсу земную атмосферу?

– Это в перспективе. Ближайшая задача – обеспечить кислородом наши поселения.

– И вы ее решили?

– Еще есть определенные трудности. Так, бурное развитие растений требует соответствующей органической подкормки, необходимо также закрепить наследственные факторы гибрида. Перед нами стоит задача сделать лишайник и пищевым продуктом.

– Это очень, очень интересно, Людмила Николаевна, но как ваша работа связана с событиями в поселении "Свободный труд?"

– Свотра..."Свободный труд" – первый поселок, перешедший на полное самообеспечение кислородом.

ГЛАВА 3

Текст кончился. Теперь Орсенева подбирала слова медленно, осторожно. Свои слова, не утвержденные, не одобренные. Слова, за которые приходится отвечать.

– Значит, поселок – ваше детище?

– Нет, разумеется, нет. Мы лишь поставили нем систему воздухообеспечения.

– И она не сработала, верно?

– Она работала вполне удовлетворительно, но преступная небрежность поселенцев привела к... привела к тому, к чему привела.

– К гибели людей?

– Да.

Люцифериновую панель в кабинете давно не обновляли, и света недоставало, однако Шаров мог поклясться – Орсенева была совершенно спокойна. Уставшая, вымотанная, но спокойная. Свотра, – Шаров перешел на местное название – интересовала Орсеневу поскольку постольку.

– В чем же заключалась эта... небрежность?

– Свотра – поселок производственный, все заняты на добыче русина (слово "добыча" Орсенева произнесла по-горняцки, с ударением на первый слог), к тому же объявили ударную вахту, и дежурными по поселению оставили неподготовленных детей. Система "Легкие" работает так: днем, когда наиболее интенсивное высвобождение кислорода, он закачивается компрессором в баллоны, откуда ночью высвобождается на поддержку дыхания людей. Дети же пустили весь кислород в жилые отсеки, не наполнив баллоны и на треть. Чтобы их не наказывали, они подправили показатели манометров. Поэтому ночью и случился замор.

Слово сказано. Замор. Вот, значит, как...

– И все погибли?

– Да... Кажется.

– Кажется?

– Мы обследовали систему "Легкие" и дали заключение. Другими аспектами происшедшего занимались соответствующие службы.

– Сегодня вы тоже были в поселке?

– Да, проверяла работу оранжерей. Мы, совместно с инженерной службой, внесли изменения. Теперь создан страховой запас кислорода, и случившееся больше не повторится.

– Значит, поселок скоро снова примет поселенцев?

– Скоро? Он уже заполнен. И, нет худа без добра, мы даже смогли повысить концентрацию кислорода в отсеках за счет усиленной подкормки лишайника. Так что адаптация поселян прошла практически безболезненно, и Свотра скоро выйдет на график добычи. Нас, я уже говорила, напрямую производство не касается, но все-таки... Невыполнение плана может дискредитировать нашу работу.

Шарову казалось, будто он уже месяц сидит в этом кабинетике, ведет бесконечные и безрезультатные разговоры, ни на пядь не приближающие его к цели. Болезненная адаптация, не иначе. Пора проситься на добычу русина, где много-много кислорода.

– Благодарю вас за сотрудничество. Вероятно, мне придется и в будущем прибегнуть к вашей помощи.

– Я всегда готова исполнить свой долг, – показалось ему, или действительно в голосе Орсеневой послышалось облегчение? Будто это имеет значение.

Он попрощался, вышел в первую комнату, комнату с микроскопами, как обозначил он ее для себя. Три лаборантки (если это были лаборантки) поспешно уткнулись в окуляры. У двери, на стуле, терпеливо ждал Зарядин. Похоже, его очень интересовали плакатики, развешенные по стенам лаборатории:

РУССКАЯ НАУКА ШАГАЕТ СТОЛБОВОЙ ДОРОГОЙ!

НЕРУССКАЯ ЮЛИТ КРИВЫМИ ТРОПАМИ!

ПРОСТОМУ, ЧИСТОМУ НАРОДУ – ПРОСТУЮ, ЧИСТУЮ НАУКУ!

Шаров опять подошел к окошку бокса, раздвинул кем-то сдвинутые шторки. Нет, видимость стала еще хуже, совсем запотело окошко. Легкие, значит.

– До свидания, сударыни, – сказал он громко. Те хором пробормотали что-то неразборчивое. Что ж, была без радости любовь...

– Куда теперь? – Зарядин, похоже, набрался бодрости в обществе дам. К товарищу директора по науке?

– А вы сумеете найти его? – Шаров с сомнением посмотрел на переходы Научного корпуса. Двери и номера не все имели, а чтобы табличку какую роскошь, излишество.

– Разумеется. Я в Алозорьевске каждую щель знаю, – санитарный ответственный, похоже, не хвастал. Просто искренне заблуждался.

– Сколько же человек работают в научном корпусе?

– Семьдесят четыре, – Зарядин ответил сразу, без запинки. Таблица умножения на пять.

– А в Алозорьевске?

– Постоянный штат – две тысячи четыреста человек. Ну, еще, конечно, люди из рабочих поселков бывают, поселенцы...

– И много их, рабочих поселков?

– Вот этого не скажу. Не мой уровень. Про десяток слышал, а сколько всего... Тысяч шесть, приблизительно.

Ладно, ограничимся пока шестью тысячами четырьмястами подозреваемыми. Минус единица. Лицо, называющее гибель людей замором, вне подозрений. Пока.

Магистр Семеняко оказался за дверью номер четырнадцать.

– Вот, видите, пакость какая, – он показал Шарову баночку. – Наши медики дали. Руки болят. Кожа трескается, и заживать не хочет.

– Правда? – Шаров внимательнее посмотрел на руки магистра. Не хватает еще лишай подцепить.

– Нет, это не заразно, – Семеняко перехватил взгляд капитана. Наверное, из-за контакта с металлами.

– Какими металлами? – Шарову стало неловко. Хорош, нечего сказать. А еще докторский сын.

– Моя тема. Естественное перемещение. Удивительный феномен, знаете. Вот уран, например. Исчезает невесть куда, а на его место, опять же невесть откуда, перемещается свинец. И это безо всяких генераторов, молний, тихо и незаметно.

– Очень интересно, – покривил душой Шаров.

– Энергия, безусловно, расходуется, но внутренняя. Добраться до нее, извлечь, заставить работать – задача, достойная русской науки,– Семеняко обернулся на портрет Ломоносова, висевший над столом.

– Насчет науки, – Шаров решил, что одной речи за день достаточно. Какие работы ведутся здесь, в Алозорьевске?

– В основном, прикладные, связанные с освоением. В перспективе, когда мы получим статус отделения Академии, сможем заняться и фундаментальными вопросами, но сейчас от нас ждут практической отдачи, быстрой и эффективной.

– А поподробнее?

– Прежде всего, лаборатория Орсеневой...

– Это я знаю, – поспешно вставил Шаров.

– Биохимическая лаборатория, самая большая, двадцать человек. Переработка органики, построение полузамкнутого цикла. Питание переселенцев – вопрос вопросов. Затем – механики. Разработка коммуникаций, транспортники. Группа астрономов – три человека. Метеорологи, геологи. Моя группа. В общем, решаем сугубо практические задачи. На создание вечного двигателя, беспроволочного телеграфа и прочих утопий не отвлекаемся.

– Вы все перечислили?

– Остается лаборатория директора. Там, действительно, теоретики. Наблюдение за полями перемещения и создание единой теории поля. Два человека.

– Вы как будто скептически относитесь к этой проблеме?

– Помилуйте, разве я смею? Я всего-навсего магистр, а Кирилл Петрович Леонидов – академик, десять лет провел в Кембридже.

– Но разве теория поля не признана лженаучной? – Шаров вспомнил университетские семинары. "Вещество, вещество, и еще раз вещество!", ломоносовский завет.

– Директор вправе сам выбирать себе тему, – дипломатично ответил Семеняко.

– Вы поддерживаете связь со своими коллегами?

– Ну... – было ясно, что Семеняко задет. Словно калеке в лицо сказали, что он калека. – Мы получаем литературу – журналы, монографии... Сами посылаем статьи, без подписи, но все же...

– А личное общение? Ваши сотрудники, вы сами бываете на симпозиумах, съездах?

– В силу специфики нашего учреждения в настоящее время персональное участие в такого рода мероприятиях считается нецелесообразным, бесцветным, невыразительным голосом ответил Семеняко, но глаза кричали: Ублюдок! Поганый, сволочной ублюдок!

– Хорошо. Контакты с зарубежными учеными также отсутствуют?

– Год назад была английская делегация. Со станции Берда. Об этом много писали в Газете.

– Я помню. Встреча в Алозорьевске. Визит вежливости, не так ли?

– Прибыли два представителя марсианской станции Берд, познакомились с городом, посетили Научный корпус, провели совместный эксперимент определение напряженности поля перемещения, и в тот же день отбыли назад, – монотонно, механически, сообщал Семеняко. Говорящая машина к вашим услугам.– В непосредственном разговорном контакте в Научном корпусе были задействованы двое: директор Леонидов и я, в постановке эксперимента с российской стороны участвовали те же. Отчет о встрече передан в соответствующие инстанции, замечаний не последовало.

– Чего только в этих инстанциях не случается. А как, каким путем оказались здесь англичане?

– Сначала со станции Берд их переместили через Гринвич и релейную цепь в Пулково, а уж из Пулково – сюда. И возвращались они так же.

– А напрямую? Возможно перемещение напрямую?

– Исключено. Во-первых, станция Берд от нас в трехстах верст, понадобилось бы полдюжины ретрансляторов. И во-вторых, наши и Бердовские передатчики работают в зеркальном режиме – мы возвращаем на Землю ровно столько массы, сколько она посылает нам. Собственной мощности не хватит на посылку и кошки.

–"Сколько в одном месте прибудет, столько в другом тут же убавится" процитировал Шаров слова основоположника наук. Вернее, прочитал – они бронзовыми буквами выведены были под портретом Михайлы Васильевича.

– Совершенно верно.

– Насколько я помню, намечался ответный визит?

– Намечался. Но в настоящее время никакой подготовки не ведется.

– Да, да...– Шаров знал, почему. И каждый знал. Год назад Россия пыталась подружиться с Англией против Германии, но сейчас английская оттепель кончилась, вернулись морозы. Оймяконские.

– А письма? Вы...или академик Леонидов? Не обмениваетесь ли письмами с англичанами?– сказал, понимая, что несет чушь.

– Ну какие письма, капитан – вдруг озлился Семеняко. – Я из дому, от жены три года вестей не имею. Мы – и письма в Англию! Без права переписки, понимаете? Без права!

– Вы успокойтесь, – Шарову Семеняко не понравился с самого начала, но сейчас на мгновение стало жаль магистра. Жалельщик нашелся. Работу работай, тогда и жалеть времени не станет. Уяснил? Так точно, ваше-ство! Я страсть какой умный!

– Простите, – товарищ директора по науке взял себя в руки. – Что-то я не того наговорил.

– Ничего страшного. Значит, утечка сведений отсюда исключается?