Текст книги "Космический Гольфстрим"

Автор книги: Василий Бережной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

«Фанатик науки, его хлебом не корми, дай только что-нибудь поизучать, для него самое дорогое в жизни – процесс изучения как таковой, – подумал Нескуба. – Но к чему все наблюдения, если они не приближают нас к Земле?»

Осипов поддержал коллегу:

– Нет никакого сомнения в том, что ось от центра до периферии Галактики – наиболее перспективна…

«И этот туда же, – мысленно комментировал Нескуба, глядя на суровое лицо ученого, на его брови, соединившиеся над переносицей. – Наверно, оба потеряли надежду на возвращение. Но зачем же тогда нужны все эти открытия, если их нельзя передать на Землю? Неужели для астронома наблюдение космических тел – и форма, и смысл существования? Нет! Человечество – вот альфа и омега нашей жизни!»

Планетолог Сиагуру, естественно, отстаивал «планетную программу».

– Помимо своих, солнечных планет, человек не побывал еще пока ни на каких других. Быть может, в этой Галактике нам повезет?

«Не очень-то ты тоскуешь по своей Африке, – думал Нескуба. – Его, видите ли, больше интересуют чужие планеты».

Пока Сиагуру говорил, капитан присматривался к людям и, к огорчению своему, заметил, что многие симпатизируют палеонтологу, а на лицах других написаны равнодушие и безнадежность. И физик Идерский, и биолог Алк, и астронавигатор Павзевей, и даже психолог Илвала выглядели какими-то инертными, и казалось, их вовсе не интересует тема дискуссии.

Нескуба все же надеялся, что к нему присоединится большинство, а что касается поддержки со стороны Павзевея и Илвалы, то это не вызывало ни малейшего сомнения.

– Скажу сразу, товарищи, что с предложением нашего астроблока согласиться не могу, – начал Нескуба, поглядывая на скопление звезд, которое серебрилось на обзорном экране. Мы не можем не осознавать себя частью человечества…

Капитан доказывал, что лететь нужно именно в направлении ядра Галактики. Это даст хотя бы какой-то шанс попасть в черную дыру, которая выведет в свою Галактику. Он развивал гипотезу об обмене материей между соседними вселенными.

– Коль скоро «Викинг» был вынесен в эту Вселенную гравитационным течением Космического Гольфстрима, то почему не допустить, что есть где-то и обратное движение? Как вы думаете, Идерский?

Заручиться поддержкой физика Нескуба считал очень важным.

Идерский пошевелил пальцами на подлокотниках, затем коснулся пряжки эластичного пояса, удерживавшего его в кресле, и сказал:

– В принципе я с вами полностью согласен, капитан…

– Это уже хорошо, – поспешил зафиксировать Нескуба. – Я так и надеялся.

– Но только в принципе, – покачал головой Идерский. – Да, мне тоже импонирует гипотеза об обмене материей между соседними мирами. Вполне вероятно, что именно так оно и есть. Но в ваших рассуждениях отсутствует даже упоминание о времени и пространстве. Вы только прикиньте – и сразу убедитесь, что даже если бы в нашем распоряжении была еще тысяча лет жизни, то и тогда мы не приблизились бы к ядру этой Галактики на какое-то заметное расстояние. А камер анабиоза на «Викинге» нет.

– Кто знает, может быть, до этого туннеля всего какихнибудь несколько месяцев полета! – бросил реплику Нескуба, разочарованный рассуждениями Идерского. – Может, здесь рукой подать!

Идерский посмотрел на капитана, пожевал губами и снисходительно улыбнулся:

– Вы меня простите, но это уже, знаете ли, гадание на кофейной гуще. Может быть, близко, а может быть, недосягаемо далеко – это не научный подход к проблеме.

– Что же вы предлагаете? – холодно спросил Нескуба, уже жалея, что вырвалось у него это «может быть».

– Я считаю: необходимо прощупать пространство с помощью гравиметров, лететь в ту сторону, где будет обнаружено средоточие гравитации.

– Да, гравитационные исследования следует вести непрерывно, – согласился Нескуба. – Но их эффект мог бы быть значительно большим, если бы «Викинг» двигался в направлении ядра.

– Вероятность здесь не намного выше нуля, – не сдавался физик. – А вот поиски в «поясе жизни», как выразился Лойо Майо, открывают заманчивую перспективу. Высадившись на одной из планет, – а они здесь, бесспорно, явление не редкое, – мы тем самым утвердим и закрепим дальнейшие границы земной ноосферы[9]9
  Н о о с – разум (греч.).


[Закрыть]». Разве это не великая цель?

– Не вижу никакого величия в том, чтобы отмежеваться от всего человечества, – сказал Нескуба. – Наше существование потеряет смысл.

Некоторое время все молчали. Реплика капитана заставила многих призадуматься.

– По-моему, – сказал психолог Илвала, – направление к ядру перспективно. Увеличивается вероятность попадания, а самое главное – появляется ориентир, цель, к которой надо стремиться. Имею в виду то, о чем напомнил капитан, – нашу Вселенную, родную Землю…

Нескуба слушал Илвалу, и настроение его улучшалось. Может быть, все-таки удастся переубедить упрямые головы!

Вслед за Илвалой поддержал капитана Павзевей. Но вот астрофизик Хоупман… Он заявил, что поиски обратного туннеля дело совершенно безнадежное, и от них необходимо отказаться с самого начала, чтобы впоследствии не испытать многих неудач и разочарований.

– Вы зовете нас в призрачный мир иллюзий, но тот, кто не опирается на реальность, неминуемо обречен на поражение.

«Вот тебе и Хоупман, – с обидой подумал капитан, такой маленький, хилый человечек, а разговорился – Цицерон!»

– Тут капитан и психолог очень красноречиво высказывались о «родной Земле». И действительно, кто из нас не хотел бы вернуться домой – под шатер голубого неба, в сферу привычного тяготения? Кто не хотел бы воссоединиться с человечеством, которое за время нашего отсутствия безусловно поднялось уже на новую ступень? Но посмотрим правде в глаза. Где наша Вселенная? Где Земля? Есть у нас хоть малейший шанс вернуться? Хотя бы один из миллиона или даже миллиарда? Можно с уверенностью сказать: нет, нет, нет. Мы навсегда потеряли Землю, от нее отделяют нас океаны Времени.

«Говори, говори, бескрылый человек! – хмурился Нескуба. Какая же это жизнь без великой цели?»

– Да еще и неизвестно, каковы свойства данного пространства, – продолжал Хоупман, – как оно себя поведет. Так не лучше ли все усилия направить на поиски планеты, на которой можно осесть?

– Логично! – воскликнул Алк. – Если подходящий грунт… Я в широком смысле…

«Не хватало еще и этого ботаника, – раздраженно подумал Нескуба. – Хоупман – голова. А у тебя-то какой же «широкий смысл»?»

Нескубе было неприятно слушать Алка, он ощущал антипатию к этому человеку. «Неужели ревность? – удивляясь самому себе, думал он. – Этого еще не хватало!»

Судьбу дискуссии решили женщины, которые, впрочем, многое в жизни решают… И решили не в пользу позиции капитана Нескубы. Даже Эола высказалась за то, чтобы прибежище было найдено не где-то далеко, а здесь, в этом неведомом космосе.

– Хочется простора, ветра, запаха травы! – Эола даже руками взмахнула, как птица, даже рассмеялась так, как будто жила на Земле. – А в погоне за неосуществимым так мы и останемся на всю жизнь в этой металлической бочке!

И столько было в ее словах искренней жажды жизни, и сама она светилась таким внутренним светом, что даже Нескуба на мгновенье заколебался: а что, если и в самом деле оставить мечту о Земле? Укорениться здесь, на месте, и положить основу новой цивилизации? Но нет, он все-таки не мог примириться с этим. На душе было горько, а инопланетяне казались ему отступниками. Однако ничего не поделаешь, раз уж они взяли верх…

– Ну что ж, – вздохнул он, закрывая совещание. – Пусть будет так, как хочет большинство.

И «Викинг» начал углубляться в «пояс жизни».

Шли долгие, тяжелые годы, на протяжении которых экипаж «Викинга» познал многие трудности и лишения, когда нервное и физическое истощение даже у самых-самых выносливых вызывало апатию. Окружающее пространство представлялось безбрежной пустыней, в глубинах которой едва лишь заметны были светлые точки. Жизнь на корабле стала такой однообразной, что иногда казалось: время остановилось. Естественно, делались попытки расшевелить, чем-то заинтересовать людей – игры, викторины, спектакли и прочее, но ничто не могло всколыхнуть мутной воды равнодушия. Даже шахматы… Не унывали только ученые и среди них Алк, который в своей оранжерее неутомимо проводил селекционные исследования. Только открытие, может быть, даже потрясение могло взбодрить экипаж, воодушевить. И такое открытие было сделано. На 6-м году нового летосчисления недреманные стражи космоса – астрономы – зафиксировали планетную систему, которая до этого момента была скрыта от глаз тучей космической пыли.

Весть об этом, словно электрический разряд, мгновенно пронеслась по всему кораблю.

– Планеты?!

– Неужели это правда?

– Пристань!

– Наконец!

Люди словно очнулись от долгого сна: возгласы, смех, шутки, всех опьянила эйфория.

А в рубке управления шла интенсивная работа. Исследовались параметры планет, спектр центрального светила, которое имело необычайное строение – приплюснутый, вытянутый диск. Его фотография лежала уже на столе Нескубы, и он с горечью думал: «Чужое солнце…»

Почти полгода бортового времени ушло на предварительное изучение планетной системы. Из восемнадцати массивных планет выбрали для посадки пятую, которую сразу же окрестили Гантелью. Масса ее почти втрое превышала массу Земли, а по форме напоминала она гигантскую гантель. Остальные планеты тоже имели неправильную форму – куски параллелепипедов, усеченные пирамиды…

Основные характеристики Гантели были таковы:

– атмосфера содержит примерно 32 % кислорода и 65 % азота;

– тяготение заметно различается на полюсах и в центре, в среднем превышает земное на 15–20 %;

– гидросфера – 31 % всей поверхности – в основном сосредоточена в океане, который заполняет центральную впадину между двумя шарами, то есть покрывает ручку «гантели»; облачность достаточно велика;

– плотность – 7,5 г/см3;

– планета совершает один оборот вокруг своей оси за 13 часов;

– продолжительность года – 218 земных суток.

– Ну что ж, дом вроде бы неплохой, – сказал Илвала, надеясь хоть немного расшевелить капитана, который все еще угрюмо просматривал фото, выданные электронным мозгом, – всего хватает.

Нескуба проворчал:

– Неизвестно только, пуст ли этот дом…

– О, если там есть хозяева, это еще интереснее!

Капитан посмотрел на него, как на школьника:

– «Интереснее…» А что, если они агрессивны? Что, если их мораль предписывает изгонять непрошеных гостей? Об этом вы не подумали?

– Откровенно говоря, мне это в голову не приходило, спокойно отвечал Илвала.

– А мы ведь совершенно безоружны. Это вас не беспокоит?

– Нисколько. Я глубоко убежден, что свое произведение, которое называется Человечеством, Природа исполнила в одном-единственном экземпляре.

– Это предположение, возможно, и справедливо, когда речь идет о нашей Вселенной. А где гарантия, что в этой соседней сфере нет еще одного экземпляра?

Павзевей, сидевший за пультом управления, резко обернулся:

– Ничего, если и есть, мы успеем подготовиться. Выйдем на ближнюю планетарную орбиту и внимательно заглянем Гантели в глаза.

– Конечно, гарантий нет, – заметил психолог, – но вполне вероятно было бы допустить: если уж фундаментальные законы Природы сохраняют свою силу и здесь…

– Именно с учетом этого, – сказал Нескуба, – можно надеяться, что и здесь возникла мыслящая материя.

– Если исходить из предположения изолированности, уединенности миров, – подчеркнул Илвала. – А я придерживаюсь иной точки зрения: все они, сколько бы их ни было, так или иначе взаимодействуют и составляют, если угодно, единую Сверхвселенную.

На это Нескуба не ответил ничего, только пожал плечами и снова принялся перебирать фотографии.

Илвала отправился в обсерваторию, где Лойо Майо и Александр Осипов поочередно наблюдали желанную для землян планету.

Больше всех, кажется, радовался Алк. Подумать только: тридцать два процента кислорода! Вот уж чего-чего, а кислорода на Гантели хоть отбавляй, жизнь у растений конечно же великолепная. Вот уж где можно будет развернуть селекцию! И Космическую Алка возродить.

Встретив Эолу, которая возвращалась из медицинского блока, Алк пригласил ее в оранжерею.

– Открою вам секрет, – сказал он, наклонившись к ней и как бы нечаянно коснувшись щекой ее щеки. – Кроме зерен злаков есть у меня и семена цветов. Как вы полагаете, приживутся на Гантели земные цветы?

Дыхание ботаника согревало щеку Эолы, и она отклонилась. «Неужели все-таки влюбился? – мысль об этом ее беспокоила. Интересно послушать, как он признается…»

Сказала почему-то слишком громко:

– А почему бы и нет! Возможно, Гантель будет к нам ласкова.

– Ну а вы, Эола, – распалился Алк, – вы будете ласковы… к ним?

– Конечно, конечно! – она не сдержала улыбки. – Какая женщина не любит цветов!

Алк неосторожно сорвался с места, его подошвы оторвались от пола, он замахал руками и… поплыл по оранжерее, восклицая:

– Я украшу цветами всю планету! Вот увидите!

Пламенную болтовню ботаника прервало чертыханье – Алк ударился коленом об арматуру. Схватившись за стену руками, он с трудом добрался до металлической табуретки и уже собирался продолжить рассказ о своих планах покорения новой планеты, когда из громкоговорителя донеслось:

– Внимание, внимание! Всем занять свои места!

– Можете остаться здесь, – великодушно предложил Алк Эоле.

– Нет, спасибо, я пойду. – И она отворила дверь. – Сказано ведь: на свои места!

Ботаник смотрел на закрытую дверь и на сером фоне видел ее белый силуэт. «Вот это космический цветок! – думал он. Пышная, как… как…» В его воображении возникали розы, пионы, лилии…

А громкоговоритель приказывал:

– Немедленно занять свои места!

«Вероятно, выходим на планетарную орбиту, – подумал Алк, садясь в противоперегрузочное кресло, – хоть бы поскорее…»

– Начинаю отсчет времени. Двенадцать, одиннадцать, десять…

«Лучше бы вместо Ротнака Нескуба… – мелькало в голове Алка. – Тогда бы Эола… Ну и глупые появляются мысли!.. Нечестно так, подло… Пусть себе живет и процветает… А Эола пусть разлюбит его и оставит… Очень просто: «Надоел ты мне, Гордей, осточертел. Только и знаешь свой пульт. А цветок хоть один ты вырастил?»

В эту минуту загремели двигатели и по богатырскому телу «Викинга» прошла дрожь.

Все бурлило на корабле: готовилась высадка экспедиции на Гантель. Инженеры и механики проверяли «Гондолу», которая должна была облететь новую планету на небольшой высоте «заглянуть Гантели в глаза», как сказал Павзевей, и обозначить место для высадки землян. Конечно, капитан не оставил без внимания ни операторов связи, налаживавших лазерную линию, ни ученых, проверявших бортовую аппаратуру, ни работников пищеблока, укладывавших в герметические пакеты индивидуальные пайки, ни медиков, комплектовавших аптечки, – он успевал за всем проследить, что-то посоветовать, что-то исправить. Только об Эоле, казалось, забыл, зато она посматривала на него любящими глазами: именно таким он нравился ей – весь в движении, в кипучей деятельности.

Но через некоторое время (впервые – когда он однажды чересчур уж поспешно обедал) заметила она у него признаки нервозности. Какая-то странная жестикуляция, резкий голос. С чего бы это?

– Ты бы отдохнул хоть часок…

– Для отдыха время еще будет.

Невыразимое, подсознательное предчувствие не давало покоя Эоле, но разве могла она догадаться, о чем думал, какие решения принимал капитан Нескуба, лихорадочно готовя высадку на неизвестную планету… Это уже потом, возвращаясь мыслями к событиям того времени, вспомнит Эола красноречивые подробности, которые могли бы ее насторожить. А сейчас… Такое событие! Сейчас все как ненормальные, нервное напряжение охватило даже самых уравновешенных. Примет ли их Гантель? Или станет мачехой?

– Свободным от вахты собраться у «Гондолы»!

Вот и пробил час, настало время, которого ждали с нетерпением, к которому так тщательно готовились.

Перед входным люком «Гондолы» стояли три космонавта во главе с Павзевеем. У Саке Мацу было сосредоточенное, даже, пожалуй, суровое лицо. Сиагуру улыбался. Рукопожатия, пожелания, напутствия, советы. Поблескивали слезы на глазах у женщин, а когда торжественно прозвучал «Гимн планеты Земля», жена Павзевея не смогла сдержаться и зарыдала.

– Дорогие друзья! – В голосе капитана звучала сдержанная радость, и, может быть, чтобы скрыть ее, Нескуба нахмурил брови. – Все готово для полета. Системы жизнеобеспечения проверены самым тщательным образом. «Гондола» оснащена компьютером, который в соответствии с ситуацией сможет изменять программу, заданную электронной автоматике. В случае необходимости перейдем на ручное управление. Берегите машину, и она сбережет вас. Техника в полной готовности. А вы готовы перебросить мост на чужую планету?

– Готовы!

– Претензии? Просьбы?

– Нет, – Павзевей посмотрел на Саке Мацу и Сиагуру, и они кивнули головами в знак согласия.

– Тогда – счастливого пути! – И капитан пожал космонавтам руки.

– До свиданья! – ответил за всех Павзевей.

Жены бросились обнимать своих мужей, словно прощались с ними навсегда.

– Счастливого возвращения!

– Привет Гантели!

– А вы здесь не скучайте без нас! – сказал Сиагуру.

Под звуки гимна экипаж занял свои места в «Гондоле». Люк закрылся, и провожающие быстро вышли из шлюза. «Гондола» спокойно лежала между рельсами, как горошина в стручке, ожидая, когда ее оттуда вылущат.

Капитан уже был за пультом управления. На одном из экранов начали проступать темные очертания кабины «Гондолы», и вот уже стали видны сами космонавты.

– Как вы там? – спросил Нескуба.

– Все нормально, – откликнулся Павзевей. – К старту готовы.

– Даю старт.

Неслышно раздвинулись шлюзовые створы, «Гондола» тронулась с места и пошла – сперва медленно, едва заметно, потом быстрее, быстрее, промелькнуло несколько секунд – и она вырвалась на простор. «Викинг» слегка качнулся, а «Гондолу» уже можно было видеть не только на экране, но и в иллюминаторы. Сверкающий в лучах приплюснутого солнца космический снаряд, как показывали контрольные приборы, стремительно выходил на четко предусмотренную расчетами и вычислениями траекторию.

С «Викинга» внимательно следили за «Гондолой», ее экипаж был здесь, рядом, – экран показывал все, что происходило в кабине.

Павзевей словно прирос к пульту управления, а его товарищи уже работали с приборами, направляя объективы на планету.

«Эти проложат путь, – думал Нескуба. – Не подведут, не подвела бы только Гантель».

Эола и жена Павзевея следили за «Гондолой», глядя в иллюминатор правой прогулочной палубы. Сперва она казалась им похожей на золотую рыбку, но уже несколько минут спустя превратилась в комету.

– Все-таки могли бы включить и меня, – вздохнула жена Павзевея. – Самоуверенные, как все мужчины! А ведь без нас, врачей… Все ведь может случиться.

– Не горюй, Рената. – Эола погладила подругу по спине. Вот увидишь, все будет хорошо.

– Но ты ведь тоже волнуешься, я же вижу.

– Да все, наверно, волнуются перед высадкой. Как мы там будем жить? Что, если на самом деле есть там аборигены?

– Возможно, есть. Родильный дом как будто неплохой.

– Хорошо еще, если там полудикие племена.

– Почему же хорошо?

– Будут считать нас богами. Ты бы хотела быть богиней?

– Не мели чепухи. Если они антропоиды…

– Ну в принципе не возражала бы? Так, как когда-то писали в фантастических романах: с неба на огненных колесницах спускаются космонавты, и охваченные ужасом жители падают перед ними на колени…

– Читала… Авторы таких романов считали, что вера в бога возникла из страха. Я их понимаю: в их время на Земле царил страх. А первобытный человек, возможно, как раз ничего и не боялся. Все это не так просто…

– Ну а все-таки, – шутливо настаивала на своем Эола, неужели ты отказалась бы от статуса богини?

– Если Павзевей объявит, не откажусь, – рассмеялась Рената. Но тут она посмотрела в иллюминатор, и лицо ее сразу омрачилось. Звездочка «Гондолы» – такая крохотная, такая беззащитная и одинокая – уже приближалась к планете, окутанной тучами. – Словно падает слеза, – прошептала Рената.

– Успокойся, тебе говорю. Все будет в порядке.

– Но ведь ты не богиня, чтобы это знать. Планета неизученная, загадочная, чужая… Очень сложный организм, живущий по своим законам. Как будет он реагировать на вмешательство извне? Полюбит ли нас, детей иной планеты, и полюбим ли мы ее, как мать?

– Приспособимся. Другого выхода у нас нет. Приспособимся и привыкнем.

Они долго еще смотрели в иллюминатор. Пока золотая капелька не исчезла.

«Гондола» вращалась вокруг планеты почти три месяца. Комплексная программа исследований требовала напряженной работы экипажа, и, чтобы ободрить коллег, Павзевей воскликнул:

– Ничего, трудимся во имя ее величества Истории!

Это и на самом деле было так – общественная история Гантели только еще начиналась, и они впервые открывали занавес новой сцены, на которой должны были разыграться человеческие свершения. Естественно, никто из космических викингов не мог не то что знать, но даже и догадываться, какие метаморфозы произойдут на планете в будущем. Информация о заселении Гантели спустя многие столетия изменится настолько, что рассказы об истоках истории далекие потомки сочтут легендами и мифами, которые не имеют под собой реальной почвы. «Небесный цикл» будут они рассматривать как воплощение вековечной мечты человека о полете в космос.

Но все это во мгле будущего. А пока – будничная работа.

Скользя по своей траектории вокруг Гантели, «Гондола» присматривалась к ней многочисленными объективами, прощупывала ее пульс, прислушивалась к биению ее сердца, пытаясь уточнить хотя бы важнейшие параметры. Показатели были не оптимальные, но с каждым витком становилось все яснее: приспособиться к этим условиям земляне смогут.

Первую посадку «Гондола» совершила на невысоком плато, точнее – взгорье, которое круто обрывалось в океан. Павзевей надеялся, что почва в этих местах плотная, твердая, и не ошибся. Между берегом и грядой сквозь редкую траву виднелся гранит или какая-то другая твердая порода.

«Гондола» оседала на газовой подушке медленно, плавно, сантиметр за сантиметром. Пелена разреженной пыли окутала фюзеляж, но, когда умолкла силовая установка, пыль начала быстро оседать, покрывая тонким слоем крылья и иллюминаторы.

– Ну что же, поздравляю с прибытием, – сказал Павзевей своим товарищам, которые так же, как и он, выглядели чрезвычайно утомленными. Обживать новую планету, находясь в состоянии перегрузки, было нелегко. Тем более что в условиях невесомости на «Викинге» космонавты были значительно детренированы.

– И мы вас поздравляем, – ответил Саке Мацу, кресло которого стояло рядом с креслом командира.

– А я вас обоих! – воскликнул Сиагуру, располагавшийся в конце кабины.

– Убрать крылья, – приказал Павзевей, и Саке Мацу включил механизм. Сквозь запыленные иллюминаторы всетаки можно было видеть, как втягиваются в свои гнезда треугольники крыльев.

Некоторое время космические десантники сидели молча, словно к чему-то прислушиваясь.

Веки у Сиагуру слипались, гуд в голове утих, и ученый услышал шум прибоя и словно увидел Сахарское море. Ах, как же хорошо стало ему под африканским солнцем!

А Саке Мацу, повернув голову, смотрел на зубцы гор, вперившиеся в небо, и вспоминал словно плывущий по воздуху конус Фудзи.

Павзевей, взглянув на часы, включил систему связи.

– Я – «Гондола», вы меня слышите? Я – «Гондола»…

– И слышим, и видим! – донеслось из овального экрана, где возникло лицо капитана Нескубы. – Как там у вас?

– Посадка произошла успешно. Чувствуем себя… – Павзевей посмотрел на Саке Мацу – тот кивнул головой, потом на сонного Сиагуру, – чувствуем себя немного утомленными, но хорошо.

«Немного утомленными…» Не станет же Павзевей докладывать капитану, что неоднократно, пролетая над горными хребтами и над океаном, попадали они в ужасающие ситуации, когда, казалось, гибель неминуема. Над горами налетел на «Гондолу» яростный шквал, завертел, закружил, швыряя из стороны в сторону, и они потеряли ориентацию. Павзевею чудом удалось вырваться из этой зоны. От каменных утесов отделяло «Гондолу» расстояние, не превышающее каких-нибудь десяти метров.

Или над океаном. Буря возникла совершенно неожиданно, небо смешалось с водой, и в этом хаосе начались невообразимые электрические разряды. Не просто молнии, а целые ярко-синие столбы встали среди океана, и каждый держался несколько минут. В диком экстазе природа сооружала грозный в своем величии храм и тут же сокрушала его, дробя и швыряя в бездну, чтобы возвести новый, еще более величественный.

Павзевей направил «Гондолу» в коридоры между электрическими колоннадами, приходя в ужас от одной только мысли о том, что запросто можно угодить прямо на один из огненных столбов.

Да, было от чего «немного утомиться»…

– Поздравляю вас! – голос Нескубы стал теплее.

– Благодарю. Надеюсь, на «Викинге» все в порядке?

– Да, все здоровы, настроение приподнятое. Все рады, что не обнаружено аборигенов и цивилизацию на планете можно начинать с нуля.

– Возможно, так оно и будет. Никаких признаков деятельности мыслящих существ мы не обнаружили.

Да, ни дорог, ни мостов, переброшенных через реки, объективы «Гондолы» не зафиксировали. А вот каменные сооружения… «Гондола» пролетала над огромной равниной, когда на горизонте появился силуэт города. Первым его заметил Сиагуру, ведший наблюдение с левого борта. «Город!» – воскликнул планетолог, и у всех троих встрепенулись сердца. Неужели правда, а не мираж? Павзевей направил «Гондолу» в ту сторону. И по мере приближения город увеличивался и рос. Нет, не мираж. Вот уже хорошо видны мощные крепостные стены, высокие башни, белокаменные дворцы. Сделали несколько кругов, не осмеливаясь сразу пролететь над городом, а когда наконец решились и пересекли воздушное пространство над ним, увидели, что это архитектурная фантазия природы.

– Никаких признаков? – переспросил Нескуба. – Это облегчает ситуацию.

– Правда, один город нам открылся…

– Что вы сказали?

– Город, созданный природой. Настоящие архитектурные ансамбли в монументальном стиле. Площади, улицы, арки…

– Так, может быть, это мертвая цивилизация?

– Исключается. Мы убедились: игра природы. Но в будущем… – Павзевей посмотрел на сонного Сиагуру. – В будущем, возможно, возникнет и город. Первым это чудо заметил планетолог, и хорошо бы назвать город его именем.

– Город Сиагуру, – вскинул брови Нескуба, – звучит неплохо. Что собираетесь делать сейчас?

– Хочется как можно скорее выйти на поверхность планеты. Пыль, кажется, уже осела.

– Можете выходить. Связь не выключайте: мы все здесь хотим видеть это выдающееся событие.

– Понятно.

– И хотя ни зверей, ни птиц, по вашим наблюдениям, на планете нет, вы должны быть начеку, – по-товарищески строго заметил капитан. – Согласитесь: не исключена возможность мимикрии.

– Естественно.

– И в синих зарослях, быть может, притаился синий дракон, – улыбнулся Нескуба.

– От «Инструкции» не отклонимся ни на йоту, – заверил командир «Гондолы».

– Не забывайте: «Инструкция» не может предусмотреть все возможные случаи.

– Там есть пункт об инициативе, об интуиции, – ответил Павзевей. Он прекрасно понял намек капитана на его, Павзевея, гипертрофированную пунктуальность.

– Желаю успеха.

Экипаж «Гондолы» сразу же начал готовиться к выходу… Они еще будут высаживаться в белых полярных краях и в синих лесных массивах, в горных местностях и на берегах рек среди широких голубых равнин и в конце концов привыкнут к этому. Но первый выход на планету не забудется никогда.

Павзевей растолкал планетолога и таким простейшим способом вернул его с берегов Сахарского моря сюда, на Гантель.

– Приготовиться к выходу! – скомандовал Павзевей. – Вы вдвоем выходите, я остаюсь у пульта.

– Исторический момент, – сказал Сиагуру, вставая с кресла. – О, Гантель уже накинула на нас свою гравитационную сеть.

– Адаптируемся, – воскликнул Саке Мацу. – Невесомость осточертела.

Сиагуру, привычно хватаясь то за спинки сидений, то за петли, свисавшие с обшивки, пробрался к выходному люку.

– Скафандр! – скомандовал Павзевей.

– Зачем? – возразил Сиагуру. – Состав атмосферы известен. – Его белозубая улыбка могла обезоружить кого угодно, но не Павзевея. – И температура оптимальная. Как в тропиках.

– Инструкция! – твердо произнес командир, вставляя в ухо миниатюрный наушник.

Планетолог перестал улыбаться: ведь если уж зашла речь об основном законе астронавтов, тут уж не до шуток. Достал свой белый как снег скафандр и начал его натягивать. Его примеру последовал и Саке Мацу. Проверили друг у друга многочисленные застежки, прихватили кое-какие приборы, в том числе магнитометр и спектрометр, не забыли и об инструменте, – все это оттопырило накладные карманы, наполнило ранцы, горбившиеся на плечах.

Глядя на их неуклюжие фигуры, Павзевей сказал:

– После того как сделаем химический анализ воздуха, почвы, растений, и если он окажется, благоприятным, когда определим уровень радиации, и он не превысит нормы, – вот тогда можно будет сбросить с себя все это.

– Все будет нормально! – прозвучал в командирском наушничке голос Сиагуру. – Эта планета уже на такой стадии развития…

– Не «эта планета», – сказал Саке Мацу, – а наша Гантель. Пора привыкать.

– Справедливо, – заметил Павзевей.

– Ясно, – откликнулся Сиагуру, – наша Гантель, наша Гантель! Так вот, эта планета, то есть, извините, наша Гантель, пребывает на такой стадии развития, когда ей не хватает именно нас…

– Можно войти в шлюзовую камеру, – сказал Павзевей. С высоты восемнадцати тысяч километров – там проходит стационарная орбита «Викинга» – земляне, затаив дыхание, наблюдали, как «Гондола» выбросила лестничный пандус и как по нему сошли на поверхность планеты два их товарища.

Свершилось!

Сиагуру и Саке Мацу переставляли ноги осторожно, словно апробируя почву на устойчивость и как бы не веря, что здесь, на этой невероятно далекой планете, такой не похожей на родную Землю, придется бороться за жизнь им, их детям, внукам и правнукам…

Но вот первые люди на Гантели освоились, пошли твердым шагом, хотя и вперевалочку, потому что с непривычки их покачивало как пьяных. Они и на самом деле захмелели от радости, что после долгих лет, исполненных опасности, межзвездный Гольфстрим вынес их наконец на твердую почву.

Саке Мацу и Сиагуру обернулись, чтобы их лица были видны на экранах «Гондолы» и «Викинга», и приветливо помахали руками.

Свершилось!

Планетолог хотел что-то сказать, но разволновался и не смог.

А Саке Мацу мысленно прощался со своим Фудзи, это он ему, белоголовому, приветливо махал рукой, Фудзи и всей Земле.

Свершилось!

– Вот и окончена наша одиссея! – В голосе Алка – детский восторг. – Я бредил этим днем. Открою вам секрет, Эола: кроме семян основных питательных культур я прихватил немало других. Будут у нас и деревья, нужные в хозяйстве. Скоро обработаю экспериментальные делянки, проведу лабораторные исследования. И начнется на Гантели растительная революция!