Текст книги "Детство 2 (СИ)"
Автор книги: Василий Панфилов
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Пятнадцатая глава
Ждать… встав в переулке неподалёку от пивной так, штобы не упустить никого, не отрываю глаз от входа. Обезьян занырнул туда, но ведь когда-нибудь он выйдет, и тогда…
Руки будто сами вынули нож и начали упражняться. Узкое хищное лезвие перетекает меж пальцев, пока я смотрю за входом. В голове будто набат, вены на висках и лбу набрякли, мыслей никаких. Только цель!
Страха перед переулками не осталось, и сунься кто ко мне, так ему же хуже!
– Кхе!
Развернувшись мгновенно, полосую воздух в длинном выпаде, но мою руку перехватывает стальная ладонь Косты, мгновенно повернувшевося боком и впятившего живот.
– И ты… с ними?! – С силой лягаю его в пах, но грек умело разворачивает бедро, подставляя под удар, и встряхивает меня, перехватив за шиворот.
– С ними… с кем!? Егорка, да што с тобой такое?!
Я обмякаю, и набат в голове немного стихает.
– Так, – Коста смотрит мне в глаза и отпускает, – пойдём-ка! Не знаю, во што ты вляпался, но што-то мне таки подсказывает, что выляпаться без помощи умного и хорошего меня ты не сможешь!
– Пойдём, – Коста осторожно тянет меня за плечо, – Софья давно тебе не видела, скучает за твои танцы и физиономию. Поедим немножечко, чаю спокойно попьём, а заодно и расскажешь, шо такого случилось что весь такой поднапружиненный и с ножом. А случилось таки очень и очень из ряда вон, так мине подсказывает моя одесская чуйка.
Шли пока, Коста постоянно говорил, говорил и говорил всякую ерундовую нелепицу. Глупости вроде бы, но пока дошли до ево дома на Пересыпи, так и отпустило почти.
– Егорка! – Радостно всплеснула руками София, и спорхнула с высоково крыльца, на ходу обтирая руки об висящее через плечо полотенце, – или ты сегодня таки Шломо?!
– Как угодно, – Отвечаю вяло, не обращая внимания на какие-то малопонятные знаки, которыми обмениваются супруги поверх моей головы. Чувствую себя так, будто меня до предела надули и передули, а потом сдули назад и ещё в два раза. Чуть-чуть ещё, и можно будет рулончиком скатывать.
Сели на веранде, выходящей в крохотный, но собственный садик, густо поросший кустами и деревьями. Женщина тут же захлопотала на кухне, втягивая меня и Косту в какие-то хозяйственные хлопоты. Не так штобы женское какое, а просто тормошила.
– У-аа! – Басовито заорал младенец из комнат, и Софья тут же метнулась туда.
– Да ты мой сладкий! – Донеслось оттуда, – Описался? Сейчас мама…
Я вроде только моргнул, но вот она, София, сидит передо мной, а на столе полным полнёшенько всево, и даже чуть с напупинкой поверх горочки. И вроде как даже беседу веду, хотя как беседу… Коста с женой сами промеж себя говорят, но иногда как-то так получается, што вроде как я с ними киваю и соглашаюсь, или нет. Чаще да, потому как правильное говорят.
– Соня, – Промежду делом говорит она, подвигая еду, – я привыкла! Называй меня Соней, я ведь от рыбацких корней, а София, это уже немножко промежду греков, ну и когда официально.
Они кинула на мужа лукавый взгляд, в котором, вот ей-ей, информации сильно побольше, чем в ином многостраничном письме! Коста чему-то смутился на миг, и даже отвёл янтарно-карие глаза.
– … и в море выходила, – Рассказывала Соня, уютно хлопоча и не переставая потчевать меня всякими греческими вкусностями, – ты не думай! Недолго, правда. Но по рыбацкой части всё умею!
– … а Косту я видеть поначалу не хотела! Ты ешь, ешь… Он по молодости с дурнинкой немножечко был, а иногда даже и очень множечко, даже и перебором. Во все глупости, што в Одессе творились, норовил ввязаться с горящими глазами и пудовыми кулаками. Иногда и с дрыном, если поперёк толпы выходил.
– Такой себе рыцарь за справедливость и всё хорошее, – В голосе у неё мелькнули такие странные нотки: вроде как укоряющие, но будто и толикой сладково мёда, – Мальчишка совсем, даром што быку шею свернуть тогда ещё мог! После одной такой истории пришлось даже покинуть пределы сперва города, а потом таки и страны, немножечко даже нелегально.
Завербовался на судно, да через два года только и вернулся. Моряк! Кругосветка за плечами, мыс Горн, Южная Америка, Африка, Азия.
– А главное, – Соня подняла палец, – взрослый! Внутри всё тот же мальчишка, за што его и люблю. Но самую чуточку – повзрослевший!
Потом меня поили крепченным и сладченным чаем до полной сонливой осоловелости и икоты.
Наконец, разморив до состояния полново нестояния, Коста закурил трубку, пыхнул хорошим табаком и попросил негромко:
– Рассказывай.
Слова полились из меня поначалу неохотно, но Костя и Соня так внимательно и участливо слушали, да спрашивали в нужных местах, што и сам не заметил, как разговорился. А потом и разревелся.
– … ви-идел! – Ревел я, уткнувшись Соне в живот, – Всё-всё видел! Глаза закрыть боялся… ик!
Казалось всё, што если закрою, то вот они, рядышком уже подкрались!
Соня молча гладила меня по голове, прижимая к себе. И вот ей-ей! Будто никогда не бывшую старшую сестру нашёл. Не стыдно плакаться-то родной крови!
… – и раз! По горлу! И на других девок!
– На вот, выпей! – В руку мне ткнулась холодная кружка, пахнущая пустырником и прочими травами таково рода. Ухватил её за ручку не с первого разу, да и выпил, лязгая зубами о пощерблённый фарфор, понемножку успокаиваясь.
Выговорившись и выревевшись, я так и уснул – головой на коленях Сони.
* * *
– Схожу, – Коста с силой стал прочищать трубку, не повышая голос, чтобы не разбудить уснувшего мальчика, на щеках у которого всё ещё виднелись дорожки от слёз, – посмотрю.
– Мальчик не врёт и не придумывает, – Вздохнула супруга, потихонечку поглаживая Егора по голове.
– Знаю, – Коста поднял на жену выразительные глаза, – только кажется мне, што мимо этой истории я никак не пройду.
Жена улыбнулась немножечко грустно.
– Не пройдёшь, – Согласилась она с горделивой печалью, – Не сможешь. Только вот я думаю, што в этот раз нужно не пройти мимо неё в хорошей компании.
– Сергей Жуков, – Коста прикрыл глаза, в которых плеснуло болью.
– Дочь… – Негромко отозвалась София.
– Беня Канцельсон.
– Внучка.
Недолгое молчание Софья мягко, но решительно сказала:
– И я… сестра.
Коста только вздохнул прерывисто, но решительно кивнул.
– Да. И ты.
Несмотря на подробный рассказ и наличие рисунка-схемы, вход Коста нашёл не без труда, затратив на поиски мало не полчаса. Держа наготове пистолет, он протиснулся в пещеру и замер. Дымом не пахнет, голосов не слышно…
Закрепив фонарь на палке, Коста зажёг его и ужом скользнул за землю, подняв источник света на высоту человеческого роста. Один отнорок, второй… чисто.
С фонарём в руке Коста исследовал катакомбы, примечая малейшие детали.
– Всё сходится, – Пробормотал он, – даже факелы в первой пещере как дрова лежат, прямо-таки поленница. А это… никак кровь? Да, очень похоже. Намели сверху песок, пока не впиталась, да размели затем, вот и все предосторожности.
Покинув тайное убежище контрабандистов с нескрываемым облегчением, грек отошёл подальше и закурил трубку, глядя на накатывающиеся волны. Он не сомневался, что Беня и Сергей согласятся. Много таких, кто взялся бы…
… мало тех, кто удержит язык за зубами и не наворотит делов в… так сказать, процессе.
* * *
Проснулся я от негромких мужских голосов и густово табачного дыма, заполнившего кухню и лениво выползавшего из настежь открытых окон и дверей.
– Всё нормально? – Склонилось надо мной красивое лицо Сони, и тёплая рука взъерошила волосы, – Вот и славно.
Протирая глаза, с лёгкой опаской гляжу на незнакомых мужчин и перевожу взгляд на Косту.
– Внучка, – Трубкой указывает он на старого, но явно крепкого еврея, по виду из биндюжников.
Такой себе мужчина себе на уме, с каменным лицом и плечами пошире иного шкафа. Етого дяденьку легко представить в оной из историй Ветхого Завета, особенно где про сражения и завоевания. Серьёзный.
– Дочь, – Трубка указывает на русского работягу лет сорока, в косоворотке под горло.
Среднево роста, но жилистый и весь такой себе, што будто из калёной стали. Да не только телесно, но и душевно. Даже глаза как оружейная сталь, и смотрит, ну будто дула винтовочные. Не на меня, а так, вообще.
– Сестра, – Негромко говорит Соня, присаживаясь напротив, и глаза её полыхнули ярче солнца.
– Рассказывай ещё раз, – Мягко говорит Коста, – понимаю, што тяжело, но…
Кивнув резко, я начинаю рассказ наново. Несколько раз меня переспрашивают, в основном интересуясь внешностью работорговцев, какими-то особенностями поведения, голоса.
Чувствуется, што и тени сомнений нет, просто через рассказ рисуют себе точную картину.
Слёзы не срываются, но рассказывать тяжело, и Соня то и дело подпихивает мне в руку кружку с водой. Горло сводит. Не потому, што рассказывать устал, а так, само.
– Никому и никогда, ладно? – Соня смотрит мне в глаза, крепко сжав ладони, – Ни лучшему другу, ни в бреду, ни на исповеди, ни полвека спустя!
Киваю решительно, а самово ажно колотит.
– Я с вами! Хочу…
– Нет! – Резко обрывает меня Беня, который внучка. Почти тут же он соскользнул с табурета и встал на одно колено, – Пожалуйста, не проси…
Взгляд ево проникает в самую душу.
– Нельзя, когда… дети, – Слова он находит с трудом, – Видеть – уже сильно нехорошо, а делать такое самому и взрослому не каждому под силу.
– В Крымскую войну участвовали даже дети, – Чувствую, што вот прям сейчас разревусь, даже губа затряслась.
– Да, – Кивнул еврей, – было такое. Я… краешком тогда самым. Сильно ударило. А это не война, не пули собирать и не враг где-то далеко на мушке. Это…
Он замялся, не находя слов, и на помощь пришёл Сергей.
– Резать, – Для наглядности он вытащил наваху и выложил на стол. Пытать, штоб узнать всех причастных, колоть со спины. Не бой, Егорка. Бойня. Резня. Может, двери и окна подпирать, да живьём сжигать. Не война!
– Я… смогу!
Вспомнился тот убитый сторож, но Коста резко мотнул головой.
– Не дай Бог, если сможешь! Взрослые не все так смогут, даже если кто войну прошёл! Одно дело – битва. Ты куда-то стреляешь, стреляют в тебя. Озверение рукопашной. Другое – так.
Мало кто сможет, очень мало.
– Потому – нет, – Соня наклонилась ко мне, – нам спокойней. За тебя штоб не переживать, понимаешь?
– Дети когда на войне промежду взрослых, это страшно, – Мягко говорит Беня, – Это тогда только, когда всё! Некуда им, совсем некуда. Край! Ну или в тылу, при кухне и штабе. Не потому даже, што детям таки страшно, а потому, шо взрослым за детей.
Киваю. Такой аргумент понятен, так што не буду своё хочу кидать поперёк всехнево надо.
– Ну, – Соня промокает мне глаза, – не плачь! Непосредственно в… этом – нет, нельзя. А помочь, так даже и очень сможешь. Проследить за кем, посторожить, весточку передать.
Понимаешь?
Киваю так, што мало голова не отрывается. Ето я понимаю! Есть солдатики пехотные, которые сами вперёд бегают, в штыковую за отцов-командиров и царя-батюшку, будь он неладен! А есть и артиллеристы, да не те которые жахают, а которые снаряды подтаскивают. Всё равно – польза, всё равно – солдаты!
– Да… да! Только… – Складываю руки перед собой, глядя на всех по очереди умоляюще.
– Куда ж мы без тебя, – Серьёзно ответил Коста, – Ты с нами!
* * *
– Займём чем-нибудь, – Ответила Соня негромко на немой вопрос мужа, когда Егор отошёл по нужде, – не то сам себе приключений найдёт! С лучшими намерениями.
– Девочка права, – Одобрительно проворчал Канцельсон, – займём! Найдём дело, пусть чувствует себя полезным. Может, и сны из-за этой помощи будут таки сниться ему чуть пореже.
Шестнадцатая глава
– Здрасте вам! – Приподняв шляпу ещё со двора, дядя Фима одарил нас лучащийся улыбкой и запахом пота, бодро поднявшись по скрипучей лестнице на второй етаж.
– Дядя Фима! Моё почтение! – Встав из-за стола, спешно вытираю руки салфеткой и приветствую уважаемого на Молдаванке человека крепким рукопожатием и вежественным наклоном головы.
– Какие люди до нас дошли! – Всплеснула руками взволнованная визитом тётя Песя, – Садись до нас, попей чаю, уж кипятку для тебя всегда найдётся!
– На то и надеялся, – Отозвался гость, – специально дома не пил после еды, таки надеялся на твой бесплатный чай! А если он будет самую немножечко с заваркой и сахаром, то таки совсем хорошо!
– Хоть целый чайник, – Буркнула негромко Фира, уткнувшись в свою чашку, – могу даже и опрокинуть на колени.
– Ты мине про тот случай? – Повернулся Бляйшман до неё всем телом, – До сих пор таишь нехорошие глупости? Таки очень зря, если хорошенько подумать! Сама-то хоть помнишь, какие гадости и при каких людях ты сказала этими нежными губами?
Фира покраснела и отвернулась.
– Извините, – После короткой паузы сказала она, повернувшись.
– Да всегда пожалуйста! – Замахал мужчина руками и поддёрнул штаны. Поёрзав, он с удобством устроился на стуле, и подвинул к себе поставленную тётей Песей новую чашку, – Ты таки всерьёз думаешь, што мине доставляет удовольствие процесс кручения грязных ух ляпнувшим што-то детям? Таки нет, и нет ещё два раза!
– Да! – Неожиданно перебил он сам себя, подняв палец вверх, – Но не то, о чём вы подумали, а совсем даже приятное! Шломо! Ах, как хорошо подходит тебе это имя!
Дядя Фима захихикал мелко, поглядывая странно на тётю Песю и внезапно раскрасневшуюся Фиру. Из кармана пиджака он извлёк конверт и подвинул ко мне по столу.
– Твоя доля за наше общее дело, два процента. Спешу тебя порадовать, что ту же схему мы нашли где применить и помимо предложенного, и это всё те же два процента за светлую голову и молчание промимо нас!
Не вскрывая конверт, сунул ево в карман штанов под любопытственным взглядом женщин, и всем стало почему-то неловко. Незадачливое молчание прервало шумное сёрбанье кипятка Санькой, и ево же кашлянье от попавшей не в то горло воды.
– Ой! – Удивился он, прокашлявшись, – Дядя Фима? Как вы так… здрасте!
– Заучился, – С ноткой гордости сказала тётя Песя, – Художник будет! Всё малюет и малюет… даже за столом, а?
– Врубель будет! – Отечески посмотрел дядя Фима на Саньку.
– Почему в рубель!? – Всплеснула руками тётя Песя, в корне не согласная с гостем, и готовая отстаивать высокую судьбу постояльца, – Я таки скажу за мальчика, шо за в рубель он может пойти рисовать людей на набережной уже прямо сейчас! Немножечко сильно постарается, особенно если барышня выгуливается с нежадным кавалером, и таки будет ему рубель! А когда выучиться, то будет таки и побольше!
– Да! – Поддержал я её, выпятив подбородок и разворотив плечи, – За больше будет рисовать!
Дядя Фима Бляйшман прокашлялся странно, и поднял руки над столом, зажав в каждой по разной обкусанной печеньке.
– Да я што? Только за! Буду ещё гордится может, шо за одним столом чай с ним пил!
– Таки да, – Согласилась надувшаяся от важности Фира, окончательно записавшая Саньку в младшие братья, хоть по возрасту строго наоборот, – Погодите! Ещё висеть будет на гвоздике в каждом доме!
После обеда и ухода гостя Чиж усвистал до своего художника, даже не поинтересовавшись суммой, и кажется, даже и не вспомнив о деньгах. Я вскрыл, пересчитал (сто восемьдесят рублей копеечка к копеечке!), да и отдал после короткого раздумья тёте Песе.
– Пусть у вас пока. Есть же наверное тайники?
Женщина кивнула как-то очень торжественно, и убрала конверт за объёмистую пазуху.
– Только штоб молчок! – Предупредила она нас с Фирой, – Не хватало ещё, штоб всякие босяки заинтересовались нашим што и где! Потому как репутация за нас, как за людей Фимы и кого повыше, это конечно да, но таки не до конца! Потом такой может и пожалеет три раза по сто, но што нам-то с его жалелки, если без денег!?
* * *
Одесский порт никогда не спит, но это в целом, а не так штоб везде и всюду. В летний полдень, когда воздух от жары идёт рябью, продолжаются только самые рассамые срочные по важности работы. Докеры и портовые рабочие прячутся часика на два в укромных местах, штоб переждать жару, и порт кажется вымершим. Даже портовые собаки ленятся гавкать, забившись в тень и прохладу.
Промелькнёт иногда портовый работник, вышедший на улицу по великому надо, да изредка мальчишки стайками и поодиночке, ищут себе интересное. Когда просто приключений от весёлости, а порой и таково, што нужно озираться и бояться, но на выходе получается што-то прибыточное.
Одного из таких изображаю я, переодевшись в почти рваньё в условленном месте. Такой себе немного подозрительный по жизни, но очень естественный для порта мальчишка.
«– Он!» – Бьёт набатом в голове, и я делаю отмашку Бене. Обезьян проходит в полусотне метров левее, и за ним никого. Вторая отмашка!
«– Ну што же ты!»
Беня как сидел, так и сидит на своей повозке старьёвщика, тщетно пытаясь раскурить трубочку. А потом раз! И в затылок Обезьяну влетает мешочек с дробью. Такая приспособа глушит на раз, но не проламывает костей черепа.
Подскочив к Обезьяну, Канцельсон вскидывает ево на плечо одним рывком, будто бы даже без усилий. Короткая пробежка, и бессознательная массивная туша исчезает в повозке, скрытая всяким хламом.
Долго не задерживаюсь, и ухожу из порта. Сейчас моя задача – присматривать издали за повозкой. Мало ли! Но нет, влекомая осликом повозка всё так же неторопливо едет из города, поскрипывая колёсами и не встречая препятствий.
Волнуюсь так, што и не передать! А ну как што! Очнётся да заворочается, а?!
А Бене хоть бы хны – идёт, трубочкой пыхтит. Ещё и на поговорить остановился с каким-то знакомцем! Смеётся!
Чуть не целый час двигалась повозка, отъехав наконец от людных мест до берега моря.
Барахло из повозки перегрузили в лодку, и где-то среди етого барахла скрылся и Обезьян.
Только мелькнуло што-то, вроде мотка старых верёвок, и всё, лодка отчалила.
Пришло сперва облегчение, а потом и восхищение – как самой операцией, так и силищей Бени и Косты. Здоровы до чево! В Обезьяне поболе семи пудов, а они ево будто мешок с тряпьём!
Даже не сбились, когда с иным барахлом в лодку перекидывали, ну вот ей-ей! Ни малейшей натужинки!
* * *
– Очнулся, мой хороший? – Проворковал ласково красивый женский голос с лёгкой чарующей хрипотцей, и с лица Марка сняли повязку, – Напугал нас, зайка! Так долго в сознание не приходил, что мы уже и волноваться начали!
Марк шевельнул было затёкшей рукой, но с ужасом понял, что прикован и лежит на неструганых досках… голым?! Он окинул взглядом пещеру с низко нависающим потолком, и взвыл от ярости и ужаса.
– Ну что ты, мой хороший, – Женское лицо, закрытое наполовину полумаской, склонилось над ним, – тс! Не шуми! Лежи себе спокойно, набирайся сил. Они тебе понадобятся!
– Ты! – Выдохнул он бешено, – Кто такая? Назовись!
– Тс! – Незнакомка скальпелем коснулась губ и закрыла их, ощутимо порезав, – Не шуми, зайка! Потом покричишь, немножечко попозже.
Увидев вблизи аномально расширенные глаза, Марк рванул изо всех сил, пытаясь освободиться, но тщетно. Рывок, ещё рывок… отчаянно заболела содранная кожа на запястьях и лодыжках, да в спину вошли крупные занозы, добавив впечатлений. Тщетно.
Женщина с интересом наблюдала за рывками, облизывая скальпель. Одетая дорого и безвкусно, она выглядела удивительно неуместно в катакомбах, и от этого становилось ещё страшней.
– Котя, – Пожаловалась она, повернувшись в сторону, – он меня не слушает!
– Скоро угомонится, – Ответил мужской голос, и на свет вышел рослый мужчина с фигурой циркового атлета, одетый как заурядный горожанин, – а пока пусть! Видишь, какую большую мышку я принёс для своей кошечки? Несколько дней играться сможешь!
– Несколько дней? – Голос женщины стал рокочущим от плохо скрываемой страсти.
– Если моя кошечка не переусердствует, как в прошлый раз, – Нежно ответил мужчина, приобняв свою подругу за талию и потянул за собой с недвусмысленными намерениями.
– Писюльку, – Тоном маленькой девочки, выпрашивающей конфету и любящей бабушки, сказала женщина, – чуть-чуть!
Для наглядности она развела рукой буквально на сантиметр, после чего потыкала в съёжившуюся мошонку Марка скальпелем.
– Кончик самый… да, Котя?
– Самое вкусное нужно оставлять на потом, – Ласково ответил тот, целуя её в висок, – сперва попроще чего, чтоб надолго хватило… пойдём!
Они вышли, и Марк в ужасе забился, пытаясь любой… любой ценой вырваться из рук маньяков!
– Погоди, – Сдавленно пробормотала София, быстро отбегая от мужа. Несколько минут её мучительно рвало, чего Коста деликатно не замечал.
Когда она вернулась, бледная даже в полумраке скудно освещённых катакомб, муж молча протянул ей флягу. Сделав пару небольших глотков пейсаховки и подавив кашель, она смогла таки прогнать омерзительный вкус рвоты, и немного успокоиться.
– Писюльку, – Сказала она и передёрнулась, – вот же!
– … шалят, – Продолжая разговор, и будто прислушиваясь к чему-то, в пещеру вошли двое мужчин в полумасках и присели на камни в углу, – полчаса, не больше!
– Час! – Возразил ему хрипловатый бас, – Игривое настроение у подруги нашево атамана.
– Вы кто!? Зачем вы меня похитили!?
– Час? Вряд ли, – Возразил товарищу тот, кто помоложе, закуривая со вкусом, – Видишь?
Целый! Если бы разговеться успела, то таки да! А раз нет, то она о своей мышке думать будет.
– С такой позиции оно и верно, – Возразил обладатель хриплого баса и окладистой полуседой бороды, – но атаман любит играть в объездчика диких лошадок. Тут раз на раз…
– Выкуп! – Лихорадочно выдохнул Марк, – Я заплачу.
Видя, что на него не обращают внимания и беседуют о своём, он начал повышать ставки:
– Две! Нет… три тысячи! – Он рванулся ещё раз, вытянув шею и уставившись на похитителей с дикой надеждой, – Дом купить, в дело … ну!
– Мы што тебе, портяношники какие? – Оскорбился слегка тот, што помоложе, даже не привстав – Мы с атаманом знакомы больше десяти лет, и всё у нас таки есть! Сильно побольше при том.
– При таком атамане можно и не обращать внимания на мелкие шалости с пытками! – Засмеялся-закашлялся бородач.
– Пять… десять! Пятнадцать тысяч!
– А вот и враки начались! – Засмеялся молодой.
– Нет! Не вру! Есть, есть деньги! – Начал захлёбываться словами Марк, отчаянно пытаясь доказать правоту.
– Мил-человек, – Вкусно затянувшись, ответил молодой, – мы ж не первого попавшевося брали! Навели справочки. Мелкий торговец и чуточку контрабандист. Сявка! У тебя всего имущества на десять тысяч не наберётся, включая дом и оборот в грузах. Если работать спешно и без подозрений, то больше полутора с тебя не взять. Поделить на всех, так и тьфу!
– Есть! – Взвыл Марк, – Больше есть, сильно больше!
Он начал выплёвывать сведенья, спеша поделиться, пока не пришла… эта!
– Ну-ка! – Заинтересовался молодой, – Проституток, говоришь, поставлял? Бабами торговал?
Интересно.
– Сам по себе он никому не нужен, – Пояснил молодой бородачу, – а вот вокруг него занимательные фактики могут всплывать! Компромат на серьёзных людей, а?
– Есть, есть! – Закивал Марк отчаянно, – По заказу часто работали! Девочек! Всё, всё… только живым! Живым и билет на пароход куда-нибудь подальше! Не вернусь, никогда не вернусь!
– Ну, – С явственным сомнением сказал бородач, – выглядит таки интересно, но шо то я сомневаюсь, што ты успеешь заинтересовать атамана.
– Вам… вам начну! – Марк напрягся в кандалах, – Там много денег можно поднять! Я – мелочь! Такие люди…
Завёрнутое в мешковину тело перевалилось за борт и ушло на глубину, увлекаемое грузом.
Сплюнув за борт, Коста развернул лодку к берегу.








