Текст книги "Курс русской истории (Лекции I—XXXII)"

Автор книги: Василий Ключевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 57 страниц)

Отношения Андрея к родичам, городам и дружине

Рассматривая события, происшедшие в Суздальской земле при Андрее и следовавшие за его смертью, мы встречаем признаки другого переворота, совершавшегося во внутреннем строе самой Суздальской земли. Князь Андрей и дома, в управлении своей собственной волостью, действовал не по-старому. По обычаю, заводившемуся с распадением княжеского рода на линии и с прекращением общей очереди владения, старший князь известной линии делил управление принадлежавшею этой линии областью с ближайшими младшими родичами, которых сажал вокруг себя по младшим городам этой области. Но в Ростовской земле среди переселенческого брожения все обычаи и отношения колебались и путались. Юрий Долгорукий предназначал Ростовскую землю младшим своим сыновьям, и старшие города Ростов с Суздалем заранее, не по обычаю, на том ему крест целовали, что примут к себе меньших его сыновей, но по смерти Юрия позвали к себе старшего сына Андрея. Тот с своей стороны благоговейно чтил память своего отца и однако вопреки его воле пошёл на зов нарушителей крестного целования. Но он не хотел делиться доставшейся ему областью с ближайшими родичами и погнал из Ростовской земли своих младших братьев как соперников, у которых перехватил наследство, а вместе с ними, кстати, прогнал и своих племянников. Коренные области старших городов в Русской земле управлялись, как мы знаем, двумя аристократиями, служилой и промышленной, которые имели значение правительственных орудий или советников, сотрудников князя. Служилая аристократия состояла из княжеских дружинников, бояр, промышленная – из верхнего слоя неслужилого населения старших городов, который носил название лучших, или лепших, мужей и руководил областными обществами посредством демократически составленного городского веча. Вторая аристократия, впрочем, выступает в XII в. больше оппозиционной соперницей, чем сотрудницей князя. Обе эти аристократии встречаем и в Ростовской земле уже при Андреевом отце Юрии, но Андрей не поладил с обоими этими руководящими классами суздальского общества. По заведённому порядку он должен был сидеть и править в старшем городе своей волости при содействии и по соглашению с его вечем. В Ростовской земле было два таких старших вечевых города. Ростов и Суздаль. Андрей не любил ни того ни другого города и стал жить в знакомом ему смолоду маленьком пригороде Владимире на Клязьме, где не были в обычае вечевые сходки, сосредоточил на нём все свои заботы, укреплял и украшал, «сильно устроил» его, по выражению летописи, выстроил в нём великолепный соборный храм Успения, «чудную богородицу златоверхую», в котором поставил привезённую им с юга чудотворную икону божьей матери. Расширяя этот город, Андрей наполнил его, по замечанию одного летописного свода, купцами хитрыми, ремесленниками и рукодельниками всякими. Благодаря этому пригород Владимир при Андрее превзошёл богатством и населённостью старшие города своей области. Такое необычное перенесение княжеского стола из старших городов в пригород сердило ростовцев и суздальцев, которые роптали на Андрея, говоря: «Здесь старшие города Ростов да Суздаль, а Владимир наш пригород». Точно так же не любил Андрей и старшей отцовой дружины. Он даже не делил с боярами своих развлечений, не брал их с собой на охоту, велел им, по выражению летописи, «особно утеху творити, где им годно», а сам ездил на охоту лишь с немногими отроками, людьми младшей дружины. Наконец, желая властвовать без раздела, Андрей погнал из Ростовской земли вслед за своими братьями и племянниками и «передних мужей» отца своего, т.е. больших отцовых бояр. Так Поступал Андрей, по замечанию летописца, желая быть «самовластцем» всей Суздальской земли. За эти необычные политические стремления Андрей и заплатил жизнью. Он пал жертвой заговора, вызванного его строгостью. Андрей казнил брата своей первой жены, одного из знатных слуг своего двора, Кучковича. Брат казнённого с другими придворными составил заговор, от которого и погиб Андрей в 1174 г.

Личность князя Андрея

От всей фигуры Андрея веет чем-то новым; но едва ли эта новизна была добрая. Князь Андрей был суровый и своенравный хозяин, который во всём поступал по-своему, а не по старине и обычаю. Современники заметили в нём эту двойственность, смесь силы со слабостью, власти с капризом. «Такой умник во всех делах, – говорит о нём летописец, – такой доблестный, князь Андрей погубил свой смысл невоздержанием», т.е. недостатком самообладания. Проявив в молодости на юге столько боевой доблести и политической рассудительности, он потом, живя сиднем в своём Боголюбове, наделал немало дурных дел: собирал и посылал большие рати грабить то Киев, то Новгород, раскидывал паутину властолюбивых козней по всей Русской земле из своего тёмного угла на Клязьме. Повести дела так, чтобы 400 новгородцев на Белоозере обратили в бегство семитысячную суздальскую рать, потом организовать такой поход на Новгород, после которого новгородцы продавали пленных суздальцев втрое дешевле овец, – всё это можно было сделать и без Андреева ума. Прогнав из Ростовской земли больших отцовых бояр, он окружил себя такой дворней, которая в благодарность за его барские милости отвратительно его убила и разграбила его дворец. Он был очень набожен и нищелюбив, настроил много церквей в своей области, перед заутреней сам зажигал свечи в храме, как заботливый церковный староста, велел развозить по улицам пищу и питье для больных и нищих. отечески нежно любил свой город Владимир, хотел сделать из него другой Киев, даже с особым, вторым русским митрополитом, построил в нём известные Золотые Ворота и хотел неожиданно открыть их к городскому празднику успения божьей матери, сказав боярам: «Вот сойдутся люди на праздник и увидят ворота». Но извёстка не успела высохнуть и укрепиться к празднику, и, когда народ собрался на праздник, ворота упали и накрыли 12 зрителей. Взмолился князь Андрей к иконе пресвятой богородицы: «Если ты не спасёшь этих людей, я, грешный, буду повинен в их смерти». Подняли ворота и все придавленные ими люди оказались живы и здоровы. И город Владимир был благодарен своему попечителю: гроб убитого князя разрыдавшиеся владимирцы встретили причитанием, в котором слышится зародыш исторической песни о только что угасшем богатыре. Со времени своего побега из Вышгорода в 1155 г. Андрей в продолжение почти 20-летнего безвыездного сидения в своей волости устроил в ней такую администрацию, что тотчас по смерти его там наступила полная анархия: всюду происходили грабежи и убийства, избивали посадников, тиунов и других княжеских чиновников, и летописец с прискорбием упрекает убийц и грабителей, что они делали свои дела напрасно, потому что где закон, там и «обид», несправедливостей много. Никогда ещё на Руси ни одна княжеская смерть не сопровождалась такими постыдными явлениями. Их источника надобно искать в дурном окружении, какое создал себе князь Андрей своим произволом, неразборчивостью к людям, пренебрежением к обычаям и преданиям. В заговоре против него участвовала даже его вторая жена, родом из камской Болгарии, мстившая ему за зло, какое причинил Андрей её родине. Летопись глухо намекает, как плохо слажено было общество, в котором вращался Андрей. «Ненавидели князя Андрея свои домашние, – говорит она, – и была брань лютая в Ростовской и Суздальской земле». Современники готовы были видеть в Андрее проводника новых государственных стремлений. Но его образ действий возбуждает вопрос, руководился ли он достаточно обдуманными началами ответственного самодержавия или только инстинктами самодурства. В лице князя Андрея великоросс впервые выступал на историческую сцену, и это выступление нельзя признать удачным. В трудные минуты этот князь способен был развить громадные силы и разменялся на пустяки и ошибки в спокойные, досужие годы. Не всё в образе действий Андрея было случайным явлением, делом его личного характера, исключительного темперамента. Можно думать, что его политические понятия и правительственные привычки в значительной мере были воспитаны общественной средой, в которой он вырос и действовал. Этой средой был пригород Владимир, где Андрей провёл большую половину своей жизни. Суздальские пригороды составляли тогда особый мир, созданный русской колонизацией, с отношениями и понятиями, каких не знали в старых областях Руси. События, следовавшие за смертью Андрея, ярко освещают этот мир.

Усобица после его смерти

По смерти Андрея в Суздальской земле разыгралась усобица, по происхождению своему очень похожая на княжеские усобицы в старой Киевской Руси. Случилось то, что часто бывало там: младшие дяди заспорили со старшими племянниками. Младшие братья Андрея Михаил и Всеволод поссорились со своими племянниками, детьми их старшего брата, давно умершего, с Мстиславом и Ярополком Ростиславичами. Таким образом, местному населению открылась возможность выбора между князьями. Старшие города Ростов и Суздаль с боярами Ростовской земли позвали Андреевых племянников, но город Владимир, недавно ставший великокняжеским стольным городом, позвал к себе братьев Андрея, Михаила и Всеволода: из этого и вышла усобица. В борьбе сначала одержали верх племянники и сели – старший в старшем городе области Ростове, младший во Владимире, но потом Владимир поднялся на племянников и на старшие города и опять призвал к себе дядей, которые на этот раз восторжествовали над соперниками и разделили между собой Суздальскую землю, бросив старшие города и рассевшись по младшим, во Владимире и Переяславле. По смерти старшего дяди, Михаила, усобица возобновилась между младшим Всеволодом, которому присягнули владимирцы и переяславцы, и старшим племянником Мстиславом, за которого опять стали ростовцы с боярами. Мстислав проиграл дело, разбитый в двух битвах, под Юрьевом и на реке Колокше. После того Всеволод остался один хозяином в Суздальской земле. Таков был ход суздальской усобицы, длившейся два года (1174—1176). Но по ходу своему эта северная усобица не во всем была похожа на южные: она осложнилась явлениями, каких незаметно в княжеских распрях на юге. В областях южной Руси местное неслужилое население обыкновенно довольно равнодушно относилось к княжеским распрям. Боролись, собственно, князья и их дружины, а не земли, не целые областные общества, боролись Мономаховичи с Ольговичами, а не Киевская или Волынская земля с Черниговской, хотя областные общества волей или неволей вовлекались в борьбу князей и дружин. Напротив, в Суздальской земле местное население приняло деятельное участие в ссоре своих князей. За дядей стоял прежний пригород Владимир, недавно ставший стольным городом великого князя. Племянников дружно поддерживали старшие города земли Ростов и Суздаль, которые действовали даже энергичнее самих князей, обнаруживали чрезвычайное ожесточение против Владимира. В других областях старшие города присвояли себе право выбирать на вече посадников для своих пригородов. Ростовцы во время усобицы также говорили про Владимир: «Это наш пригород: сожжем его либо пошлем туда своего посадника; там живут наши холопы-каменщики». Ростовцы, очевидно, намекали на ремесленников, которыми Андрей населил Владимир. Но и этот пригород Владимир не действовал в борьбе одиноко: к нему примыкали другие пригороды Суздальской земли. «А с переяславцы, – замечает летописец, – имяхуть володимирцы едино сердце». И третий новый городок, Москва, тянул в ту же сторону и только из страха перед князьями-племянниками не решился принять открытое участие в борьбе. Земская вражда не ограничивалась даже старшими городами и пригородами: она шла глубже, захватывала все общество сверху донизу. На стороне племянников и старших городов стала и вся старшая дружина Суздальской земли; даже дружина города Владимира в числе 1500 человек по приказу ростовцев примкнула к старшим городам и действовала против князей, которых поддерживали горожане Владимира. Но если старшая дружина даже в пригородах стояла на стороне старших городов, то низшее население самих старших городов стало на стороне пригородов. Когда дяди в первый раз восторжествовали над племянниками, суздальцы явились к Михаилу и сказали: «Мы, князь, не воевали против тебя с Мстиславом, а были с ним одни наши бояре; так ты не сердись на нас и ступай к нам». Это говорили, очевидно, депутаты от простонародья города Суздаля. Значит, все общество Суздальской земли разделилось в борьбе горизонтально, а не вертикально: на одной стороне стали обе местные аристократии, старшая дружина и верхний слой неслужилого населения старших городов, на другой – их низшее население вместе с пригородами. На такое социальное разделение прямо указал один из участников борьбы, дядя Всеволод. Накануне битвы под Юрьевом он хотел уладить дело без кровопролития и послал сказать племяннику Мстиславу: «Если тебя, брат, привела старшая дружина, то ступай в Ростов, там мы и помиримся; тебя ростовцы привели и бояре, а меня с братом бог привел да владимирцы с переяславцами».

Классовая вражда в её основе

Так в описанной усобице вскрылись различные элементы местного общества с их взаимными враждебными отношениями. Мы видим, что борются князья-дяди с князьями-племянниками, старшие вечевые города с пригородами, городами младшими, высшие классы местного общества, служилый и торговый, с низшим населением «холопей-каменщиков», как зовут его ростовцы. Но в глубине этой тройной борьбы таилась одна земская вражда, вытекавшая из состава местного общества. Чтобы понять происхождение этой вражды, надобно припомнить, что городская знать Ростова и Суздаля принадлежала к старинному русскому населению края, которое принесено было сюда ранней струей колонизации, давно, еще до княжения Юрия, здесь уселось и привыкло руководить местным обществом. Вместе с Юрием Долгоруким, т.е. в начале XII в., водворились в Суздальской земле и бояре, старшая дружина. Это был другой, старый и руководящий класс местного общества; вместе с богатым купечеством Ростова и Суздаля он и вступил в борьбу с пригородами. Последние, напротив, населены были преимущественно недавними колонистами, которые приходили из южной Руси. Эти переселенцы выходили большей частью из низших классов южнорусского населения, городского и сельского. Являясь в Суздальскую землю, пришельцы встретились здесь с туземным финским населением, которое также составляло низший класс местного общества. Таким образом, колонизация давала решительный перевес низшим классам, городскому и сельскому простонародью, в составе суздальского общества: недаром в старинной богатырской былине, сохранившей отзвуки дружинных, аристократических понятий и отношений Киевской Руси, обыватели Ростовско-Залесской земли зовутся «мужиками-залешанами», а главным богатырем окско-волжской страны является Илья Муромец – «крестьянский сын». Этот перевес нарушил на верхневолжском севере то равновесие социальных стихий, на котором держался общественный порядок в старых областях южной Руси. Этот порядок, как мы знаем, носил аристократический отпечаток: высшие классы там политически преобладали и давили низшее население. Внешняя торговля поддерживала общественное значение торгово-промышленной знати; постоянная внешняя и внутренняя борьба укрепляла политическое положение знати военно-служилой, княжеской дружины. На севере иссякали источники, питавшие силу того и другого класса. Притом переселенческая передвижка разрывала предание, освобождала переселенцев от привычек и связей, сдерживавших общественные отношения на старых насиженных местах. Самая нелюбовь южан к северянам, так резко проявившаяся уже в XII в., первоначально имела, по-видимому, не племенную или областную, а социальную основу: она развилась из досады южнорусских горожан и дружинников на смердов и холопов, вырывавшихся из их рук и уходивших на север; те платили, разумеется. соответственными чувствами боярам и «лепшим» людям, как южным, так и своим залесским. Таким образом. политическое преобладание верхних классов в Ростовской земле теряло свои материальные и нравственные опоры и при усиленном притоке смердьей, мужицкой колонизации, изменившей прежние отношения и условия местной жизни. должно было вызвать антагонизм и столкновение между низом и верхом здешнего общества. Этот антагонизм и был скрытой пружиной описанной усобицы между братьями и племянниками Андрея. Низшие классы местною общества, только что начавшие складываться путем слияния русских колонистов с финскими туземцами, вызванные к действию княжеской распрей, восстали против высших, против давнишних и привычных руководителей этого общества и доставили торжество над ними князьям, за которых стояли. Значит, это была не простая княжеская усобица, а социальная борьба. Таким образом, и этот внутренний переворот в Суздальской земле, уронивший обе местные аристократии, подобно перемене в ее внешнем положении, выделению из очередного порядка, тесно связан с той же колонизацией.

Летописец об усобице

Как на борьбу разновременных слоев местного общества смотрели на ход и значение описанных событий и современные наблюдатели, люди Суздальской земли. Описанная княжеская усобица рассказана современным летописцем, жителем города Владимира, следовательно, сторонником дядей и пригородов. Он приписывает успех города Владимира в борьбе чудодейственной помощи божьей матери, чудотворная икона которой стояла во владимирском соборе. Рассказав о первом торжестве дядей над племянниками и о возвращении Михаила во Владимир, этот летописец, превращаясь в публициста, сопровождает свой рассказ такими любопытными размышлениями: «И была радость большая в городе Владимире, когда он опять увидел у себя великого князя всей Ростовской земли. Подивимся чуду новому, великому и преславному божией матери, как заступила она свой город от великих бед и как граждан своих укрепляет: не вложил им бог страха, не побоялись они двоих князей с их боярами, не посмотрели на их угрозы, положивши всю надежду на святую богородицу и на свою правду. Новгородцы, смольняне, киевляне, полочане и все власти (волостные и старшие города) на веча как на думу сходятся, и на чем старшие положат, на том и пригороды станут. А здесь старшие города Ростов и Суздаль и все бояре захотели свою правду поставить, а не хотели исполнить правды божией, говорили: „Как нам любо, так и сделаем, Владимир наш пригород“. Воспротивились они богу и святой богородице и правде божией, послушались злых людей-смутьянов, не хотевших нам добра из зависти к сему городу и к живущим в нем. Не сумели ростовцы и суздальцы правды божией исправить, думали, что если они старшие, так и могут делать все по-своему; но люди новые, мизинные (маленькие, или младшие) владимирские уразумели, где правда, стали за нее крепко держаться и сказали себе: «Либо Михалка-князя себе добудем, либо головы свои положим за святую богородицу и за Михалка-князя». И вот утешил их бог и святая богородица: прославлены стали владимирцы по всей земле за их правду, богови им помогающу». Значит, и современный наблюдатель видел в описанной усобице не столько княжескую распрю, сколько борьбу местных общественных элементов, восстание «новых маленьких людей» на высшие классы, на старых привычных руководителей местного общества, каковы были обе аристократии, служилая и промышленная. Итак, одним из последствий русской колонизации Суздальской земли было торжество общественного низа над верхами местного общества. Можно предвидеть, что общество в Суздальской земле вследствие такого исхода пережитой им социальной борьбы будет развиваться в более демократическом направлении сравнительно с общественным строем областей старой Киевской Руси и это направление будет благоприятнее для княжеской власти, так упавшей на юге вследствие усобиц и зависимости князей от старших вечевых городов. Такой поворот выразительно сказался уже во время описанной суздальской усобицы. По смерти старшего дяди, Михаила, владимирцы тотчас присягнули младшему, Всеволоду, и не только ему, но и его детям, значит, установили у себя наследственность княжеской власти в нисходящей линии вопреки очередному порядку и выросшему из него притязанию старших городов выбирать между князьями-совместниками.

Преобладание верхневолжской Руси

Ступим еще шаг вперед и опять встретим новый факт – решительное преобладание Суздальской области над остальными областями Русской земли. Восторжествовав над племянником в 1176 г., Всеволод III княжил в Суздальской земле до 1212 г. Княжение его во многом было продолжением внешней и внутренней деятельности Андрея Боголюбского. Подобно старшему брату, Всеволод заставил признать себя великим князем всей Русской земли и подобно ему же не поехал в Киев сесть на стол отца и деда. Он правил южной Русью с берегов далекой Клязьмы; в Киеве великие князья садились из его руки. Великий князь киевский чувствовал себя непрочно на этом столе, если не ходил в воле Всеволода, не был его подручником. Являлось два великих князя, киевский и владимиро-клязьминский, старший и старейший, номинальный и действительный. Таким подручным великим князем, севшим в Киеве по воле Всеволода, был его смоленский племянник Рюрик Ростиславович. Этот Рюрик раз сказал своему зятю Роману волынскому: «Сам ты знаешь, что нельзя было не сделать по воле Всеволода, нам без него быть нельзя: вся братия положила на нем старшинство во Владимировом племени». Политическое давление Всеволода было ощутительно на самой отдаленной юго-западной окраине Русской земли. Галицкий князь Владимир, сын Ярослава Осмомысла, воротивши отцовский стол с польской помощью, спешил укрепиться на нем, став под защиту отдаленного дяди Всеволода суздальского. Он послал сказать ему: «Отец и господин! удержи Галич подо мною, а я божий и твой со всем Галичем и в воле твоей всегда». И соседи Всеволода князья рязанские чувствовали на себе его тяжелую руку, ходили в его воле, по его указу посылали свои полки в походы вместе с его полками. В 1207 г. Всеволод, удостоверившись в умысле некоторых рязанских князей обмануть его, схватил их и отослал во Владимир, посажал по рязанским городам своих посадников и потребовал у рязанцев выдачи остальных князей их и с княгинями, продержал их у себя в плену до самой своей смерти, а в Рязани посадил своего сына на княжение. Когда же буйные, непокорные рязанцы, как их характеризует суздальский летописец, вышли из повиновения Всеволоду и изменили его сыну, тогда суздальский князь велел перехватать всех горожан с семействами и с епископом и расточил их по разным городам, а город Рязань сжег. Рязанская земля была как бы покорена Всеволодом и присоединена к великому княжеству Владимирскому. И другим соседям тяжело приходилось от Всеволода. Князь смоленский просил у него прощения за неугодный ему поступок. Всеволод самовластно хозяйничал в Новгороде Великом, давал ему князей на всей своей воле, нарушал его старину, казнил его «мужей» без объявления вины. Одного имени его, по выражению северного летописца, трепетали все страны, по всей земле пронеслась слава его. И певец Слова о полку Игореве, южнорусский поэт и публицист конца XII в., знает политическое могущество суздальского князя. Изображая бедствия, какие постигли Русскую землю после поражения его северских героев в степи, он обращается к Всеволоду с такими словами: «Великий князь Всеволод! прилететь бы тебе издалека отчего золотого стола постеречь: ведь ты можешь Волгу разбрызгать веслами. Дон шлемами вычерпать. В таких поэтически преувеличенных размерах представлялись черниговскому певцу волжский флот Всеволода и его сухопутная рать. Таким образом. Суздальская область, еще в начале XII в. захолустный северо-восточный угол Русской земли, в начале XIII в. является княжеством, решительно господствующим над остальной Русью. Политический центр тяжести явственно передвигается с берегов среднего Днепра на берега Клязьмы. Это передвижение было следствием отлива русских сил из среднего Поднепровья в область Верхней Волги.