Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 11. Друзья из берлоги"

Автор книги: Василий Песков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Горсть зерен

(Окно в природу)

Их настигают одновременно холод и голод.

Они становятся небоязливыми и доверчивыми – могут сесть на руку, залетают погреться в метро, в магазины. Третьего дня мне позвонили сразу из нескольких мест: «Нашли замерзших синиц».

Не мудрено. В отличие от нас птицы не могут одеться теплее, и если расход тепла превышает восполнение его пищей, птица обречена. Вот почему пернатая братия льнет сейчас к человеку.

У нас во дворе растет кустик боярышника.

С осени на нем мотались две ягодки. Две всего уродилось. И, представьте, ягоды были отысканы! Однажды вечером из окна я увидел на кусте – свиристель. Каким образом эта лесная птица в огромном городе отыскала двор и в нем две крупинки еды?

Или вот посмотрите, как научились добывать корм лондонские синицы. Бутылки со сливками молочник ставит возле дверей. Какая-то птица в каком-то году сделала это немаленькое для синиц открытие, и теперь все синицы знают, что надо делать, увидев бутылку.

Сообразительность и находчивость птиц в зимний мороз, однако, может и не спасти. В такое время важно протянуть птицам руку.

Горсть зерен, кусочек сала, хлебные крошки и февральские холода – спасение для пернатых.

Подкормочным пунктом может быть подоконник. Но лучше, конечно, сделать кормушку.

Пофантазируйте сами, как сделать. (Главное, чтобы площадка для корма была доступной для разных птиц и чтобы корм не засыпало снегом.)

Пятиклассники 717-й московской школы в прошлое воскресенье развесили в подмосковном лесу две дюжины фанерных «шалашиков» с кормом.

А вот какой затейливый домик-столовую увидел я у писателя Леонида Максимовича Леонова. К этой кормушке уже несколько лет по привычке прилетают синицы, воробьи, дятлы, снегири, свиристели.

Ничто не охранит птиц больше, чем любовь к ним.

_{Фото В. Пескова и из архива автора.}

 _{7 февраля 1976 г.}

Друзья из берлоги

(Окно в природу)

Это было минувшим летом. После ходьбы по лесу мы присели передохнуть, и вдруг на поляну к нашему костерку выкатились два медведя– подростка. От неожиданности медведи поднялись на задние лапы и, принюхиваясь, с полминуты нас изучали. Мы испугались: по всем законам на сцене вот-вот должна была появиться медведица. Но вышел из леса человек с палочкой, и обстановка сразу же разрядилась.

– Вы что же, им вроде матери?

– Точнее сказать – опекун…

Увидев рядом с собой покровителя, медведи сразу же успокоились: начали вприпрыжку скакать по поляне, мигом распотрошили под сосной муравейник, а потом, испугавшись чего-то, вернулись к ногам человека и стали тереться носами о сапоги.

Медведи легко приручаются. На старых ярмарках и в нынешних цирках звери в обнимку с покровителем-дрессировщиком делают много веселых трюков, и, кажется, совсем неплохо чувствуют себя среди людей. Тут картина была другой. Два резвых зверя были явно свободными и держались в лесу, как подобает держаться диким медведям. Человек рядом с ними вызывал в памяти не циркового артиста, а легендарного Сергия Радонежского, к лесной избушке которого будто бы дружелюбно являлся медведь и брал из рук человека еду.

Пока мы знакомились с одетым в спортивную куртку и резиновые сапоги нынешним «отцом Сергием», медведи обшаривали поляну.

Они заламывали кусты, подымали камни, слизывая с них какое-то лакомство, потом исчезли в лесу, и мы не видели их минут двадцать.

– Не тревожитесь?

– Прибегут…

К лесному поселку возвращаемся вместе. Для медведей дорога – сплошная цепь приключений: поймали в луже лягушку, подрались из-за брошенной кем-то тряпицы, отстают, забегают вперед, повисают, как дети, на гибких кустах черемухи, привстав на задние лапы, за чем-то пристально наблюдают.

* * *

Весной позапрошлого года зоолог Валентин Пажетнов наблюдал за медвежьей берлогой.

Шалаш-укрытие он сделал в полсотне шагов и хорошо видел: в полдень медведица выходила из логова, грелась на солнце и снова скрывалась.

По звукам зоолог определил: в логове два медвежонка. Особой тревоги, явно чувствуя наблюдателя, медведица не проявляла. Однако в последний день марта она вырвалась из берлоги взъерошенная, сделала в сторону шалаша два устрашающих броска. Струхнувшему наблюдателю пришлось закричать. Зверя это остановило и, как видно, здорово напугало. Сделав большой полукруг, медведица скрылась в лесу и больше к берлоге не возвращалась. На руках человека остались два маленьких («с рукавицу») медведя.

Валентин решил попытаться заменить медвежатам мать – выходить их, не отрывая от обычной среды обитания. Задача была непростой. Медвежата ходят за матерью целых два года – перенимают опыт добывать пищу, усваивают, чего надо, чего не надо бояться.

Воспитание у медведей – наука тонкая, кропотливая. Человек все тайны звериной жизни не знает, и надежды зоолог возлагал на инстинкты. «Воспитание – воспитанием, но очень многое в поведении животных определяет наследственная программа. Надо создать условия, чтобы эта программа начала проявляться», – так рассуждал ученый.

На третий день общения с медвежатами подтвердился известный закон поведения животных. В раннем возрасте у них проявляется «инстинкт следования». Малыши, еще не ориентируясь в сложном мире, следуют (идут) за движущимся объектом, доверяются ему. Происходит признание-запоминание этого объекта, запечатление его в памяти, рождается привязанность к нему. В нормальных условиях таким объектом для многих животных является мать. А если это будет не мать? Закон все равно продолжает работать! Утята, вылупившись из яиц под курицей, за курицей и будут следовать, хотя во дворе они позже увидят и утку. Действие этого закона известно многим: чем раньше новорожденные зверь или птица попали в руки, тем больше шансов их приручить. Если при этом не упущен «момент запечатления», можно рассчитывать на привязанность и преданность животного.

Как проявилось все это в истории с медвежатами? «Два дня они жили со мной в палатке.

Я их кормил молоком, но, кажется, был для них безразличен. На третий день я вышел набрать в ведерко снега для чая, и тут медвежата, как по команде, бросились за мной, не обращая внимания на лужи и глубокие лунки в рыхлом снегу. Казалось, никакая сила не способна их удержать».

Два года прошло уже с этой минуты, но поведение медведей полностью подтвердило закон привязанности. «Мне помогала работать жена.

Но «матерью» был для них я. Испугались – ко мне.

Я проявил в лесу к чему-нибудь любопытство – и они тоже. Занялся чем-нибудь необычным – внимательно смотрят. Особого подражания не увидел, но что касается следования – куда я, туда и они. Смена одежды вводит их иногда в заблуждение. Но стоит мне надеть куртку, в которой они признали меня впервые, спокойствие, преданность и доверие сразу же возвращаются». Валентин считает: запечатляют медведи не только зрительный образ, но также звуки и запахи. Он склонен думать: для медведей запах играет, возможно, первостепенную роль.

* * *

Весну, лето и осень растущие звери и человек провели вместе. Каждый день непременно лесная прогулка два-три часа. А время от времени – двухнедельная вылазка. Дальние переходы медвежата переносили легко и даже затевали возню, когда человека валила усталость.

Во время пути они убегали далеко в сторону, непрерывно исследую все вокруг. Спрятаться от них было нельзя. «Потеряв из виду меня, они начинали бегать кругами, все время их расширяя, попадали в конце концов на мой след и тут уж легко находили».

Месяца три (до июля) медвежата вели себя, как два маленьких исследователя. Все было им интересно, и они открывали для себя мир, не очень его пугаясь. Летом поведение изменилось. Любопытство все увидеть и оценить по принципу «опасно-неопасно, съедобно-несъедобно» осталось. Но появилась и осторожность.

Изучая новый объект, они теперь часто в панике убегали и спасались на дереве. Особый испуг вызывали встречи с большими животными. Столкнувшись неожиданно с лосем, они забрались на сосну и просидели там целый день.

Уже в мае (через месяц после выхода из берлоги) медвежата, получая молоко из бутылки, стали сами подкармливаться молодой травкой.

Постепенно они вовсе были сняты с довольствия и кормились тем, что сами находили в лесу.

Обучать добыванию пищи медвежат не пришлось. Наследственная память помогала им безошибочно определять, что для медведя пригодно и что непригодно. Запах муравейника привел их в сильное возбуждение, и они усердно взялись ворошить явно съедобную кучу, не сразу, правда, поняв, как следует добывать из мусора лакомство.

Гнезда полевок и ос они тоже с первого раза зачислили в свой рацион. Птенцы, птичьи яйца, коровий и лосиный помет, травы, слизняки под камнями, черника, малина, брусника, рябина – все находилось в лесу без подсказки.

Однако важно не только пищу найти, но уметь ее взять. Вот тут иногда возникала загвоздка. Простая штука – сунуть морду в гнездо и проглотить яйца, иное дело – пчелиный борт, лакомство – рядом, а попробуй-ка взять.

Не тотчас медвежата поняли, как надо ловить лягушек, как правильно разрывать муравейники, собирать ягоды. Особенно много хлопот доставил медведям овес. «Попробовали – вкусно!

Легли и стали по зернышку загонять языком в рот. Способ явно неподходящий: за вечер кормежки съели граммов по триста зерна… На четвертый день научились собирать в лапу метелки овса и скусывать. На пятый день наловчились орудовать обеими лапами. К восьмому дню сформировался четкий (одинаковый у обоих) прием, каким «убирают» овес все медведи.

С восьми часов вечера до двух часов ночи они съедают пять – семь килограммов зерна…»

Восемь месяцев жизни рядом с медведями дали зоологу редкие, уникальные наблюдения.

Дикая жизнь, обычно скрытая от людей пеленой леса, предстала перед глазами ученого не разрозненными моментами, а вся целиком.

Эксперимент продолжается. Смысл его состоит теперь в том, чтобы выяснить, будет ли человек и дальше медведям необходим, или, соприкасаясь с ним и доверяя ему, они остались все же животными дикими, способными выжить в природе? Первый ответ на этот вопрос получен.

* * *

«Приближалась зима. Если медведи лягут в берлогу, значит, работа была не напрасной, если станут жить под боком у меня иждивенцами, значит, надо поставить точку и отдать зверей в зоопарк…»

Большой надежды, однако, Валентин не питал. Лишь на Кавказе медвежата нередко в первый же год покидают медведицу-мать и уходят в спячку поодиночке. В средних широтах такого не наблюдалось. Но не ложиться же в спячку вместе с медведями! А может, все-таки лягут и сами, если как-нибудь пробудить в них инстинкты зимовки?

В ноябре Валентин увел медведей в укрытое место и принялся, как это делала бы и медведица, строить берлогу: выбрал под сваленным деревом место, стал носить туда мох, еловые ветки. Медвежата на это занятие не обратили внимания. Но вот пошел первый снег, и звери сразу переменились. Притихли. Перестали кормиться. И тоже принялись за строительство. Но место выбрали сами. Наносили коры, елового лапника, листьев. «Возились четыре дня. И все это время я находился в пяти шагах от зверей».

«28 ноября повалил сильный снег. Медведи укрылись в берлоге, и я уже их не тревожил. Утром услышал: медведи храпят. И тихо ушел».

Зимовка прошла спокойно. В конце марта медведи выбрались из берлоги. Валентин ждал этого часа. Но звери спросонья его не признали, вскочили на дерево и сидели там целый день.

«Я издавал привычные для них звуки, неторопливо пробуждая в медведях воспоминания. Наконец медленно, осторожно они подошли, понюхали куртку. И сразу же успокоились».

Прошла весна. Еще одно лето и осень. Все было, как в первый год – ежедневные выходы в лес и долгие, трехнедельные путешествия.

«У меня была редкая возможность наблюдать, как медвежата превращались во взрослых медведей. Проделал множество экспериментов, выясняя, что значу я для медведей и как незаметно и навсегда оставить зверей в лесной глухомани».

Вырастить во дворе или в доме осиротевшего медвежонка – дело нетрудное. Но вернуть уже взрослого зверя в природу вряд ли кому удавалось. Зверь, не прошедший лесную школу, тянулся опять к человеку. Можно вспомнить много разных историй, как медведи грабили на дорогах прохожих, запускали лапы в кузова к грибникам. Участь таких животных всегда одинакова: цепь или клетка, а чаще выстрел. Вот почему опыт зоолога Пажетнова так интересен. Недавно я получил письмо. Валентин пишет из Калининской области. «Медведи опять в берлоге. Выбрали место в таком заломе, что трудно было их наблюдать. Легли опять вместе, хотя перед этим очень скандалили. В конце марта жду пробуждения. И сразу начну от них отдаляться. Я много узнал за два года. Очень привык к этим двум существам. Но я буду счастлив, если однажды они от меня убегут и уже не вернутся. Значит, все было сделано правильно».

• _{Фото автора.23 марта 1976 г.}

На Оке в полдень

Минувшее воскресенье было ненастным, и все же над Окской поймой катились волны весны.

Сквозь кисею снега мелькали стаи скворцов, снижались и уходили вдаль косяки уток, летели чибисы, чайки, дрозды. Над поймой тянулось русло великих весенних перемещений птиц.

Ока в этот день была серой и неприветливой. Вдоль берегов темнела вода. Лед еще не сломало, но тронуться мог он в любую минуту.

– Кто же это рискнул в такое-то время?..

Мы потерли бинокль. Олени! Четыре оленя прыжками одолели ледовое поле, смело бултыхнулись в воду у берега, переплыли ее. Проводив их глазами до леса, мы снова взглянули на реку и тут поняли: не все олени благополучно достигли цели. В крошеве льда маячили головы с рогами и без рогов.

– Ночью, как видно, ушли кормиться.

А утром под старой привычной тропой лед раскололся…

Как им помочь? Мы бросились в дом лесника.

И через четверть часа уже впятером бежали к реке с досками, веревкой, надувной лодкой и солдатскими плащ-палатками.

В два приема на лодке достигли массива льда. Теперь бегом (лодка волоком на веревке), бегом к тонущим!

Сразу же стало ясно: близко к оленям не подойти. Вдоль правого берега Ока сильно вздулась. Бурого цвета поток несет мелкие льдины. Чуть ниже белая каша застопорилась. И в этом месиве каким-то чудом еще держатся на плаву четыре оленя.

Лесотехник Виктор Петрович Карлов обвязывается веревкой и ползком, толкая перед собой лодку, достигает кромки воды. Он переваливается в лодку, и мы с ужасом видим: этот смельчак в любую минуту может разделить участь оленей. Надо ловко лавировать, не дать лодке попасть между льдинами. Мы с лесником В течение получаса метр за метром лодка движется к цели. Для оленей эти полчаса – целая вечность. Рогатый самец уже с трудом держит голову над водой. Течение подтянуло его к ставшей на дыбы льдине. Олень пытается вскинуть передние ноги на эту опору, но раз за разом они соскальзывают, а ослабевшее тело течение тянет вниз. И вот в последний раз мелькнули рога… То же самое повторилось с двумя оленихами.

Шансы спастись есть теперь только у молодой самочки. Она смогла выбраться на льдину размером чуть больше стола и дрожит на ней, как осиновый лист. Если б она понимала, что в лодке – ее спаситель! Но нет, человека она боится, и страх в последний момент заставляет ее прыгнуть со льдины в воду. На наших глазах оленя и лодку тянет к затору. И там в какие-то две-три секунды все разрешается. Виктор Петрович прыгнул из лодки на льдину и тут же успел схватить за холку и олениху. Еще минута – связать ей ноги. Еще минута – на животе подползти к краю льдины и подтянуть лодку…

Потом на веревке мы тянем лодку с оленем и человеком в ледяном крошеве, тянем по хрупкому льду. Потом олениху несут на плечах.

Потом опять переправа на лодке. Обессиливший Виктор Петрович оступается при посадке и вылезает на берег мокрый до нитки. Он выливает из сапог воду, выкручивает в руках свитер, отмахивается от попыток ему помочь.

– Оленя, оленя как следует вытирайте…

Олениху укрыли плащом, досуха вытерли и развязали ей ноги.

…От берега к лесу бежали двое. В одну сторону – олениха, в другую, к кордону – Виктор Петрович. Обоим надо было согреться.

В западне.

На выручку.

Еще одно усилие!

Вот и на берегу!

Отогревается…

 _{Фото автора. 8 апреля 1976 г.}

Минута жизни

Как летит время! Ребятишкам, рожденным в том памятном гагаринском апреле, сейчас пятнадцать. И они по нашим только рассказам могут представить весну, когда все мы вглядывались в лицо этого смоленского парня. Пятнадцать лет. А как будто вчера прозвучало и эхом откликнулось во всех уголках земли его имя.

Он жил среди нас. Мало жил. И отчасти поэтому каждый шаг, каждый день этой жизни, отмеченный чьей-нибудь памятью, нам особенно дорог.

Одна из его фотографий… Что-то очень для нас дорогое есть в этом снимке. Смоленщина.

Осенний серенький день. Перелески, поля со стожками соломы. И человек на земле в минуту тихого счастья… Большие заботы оставлены в городе. Можно, как в детстве, поваляться в соломе, поискать ягоды и грибы, походить у болота с ружьем. В такие минуты человек верит, что жизнь бесконечна. И эти вот перелески можно еще увидеть не раз и во сне, и вот так, наяву…

Гагарин был на этой земле колоском, выше других поднявшимся к небу. Но рос он на поле вместе со всеми, и потому каждый из нас ощущает родство с его жизнью, в которой были и звездный час, и вот такие минуты земного тихого счастья.

 _{Снимок сделал смоленский фотограф Андрей Лукашенко. Фото из архива В. Пескова.}

 _{11 апреля 1976 г.}

Уроки «моря»

(Окно в природу)

Несколько телеграмм и звонки «приезжайте немедленно» заставили спешно ехать в Воронеж.

Причиной волнения многих людей была гибель рыбы. Вскрылась река, и половодье вместе с мусором выбросило к берегам вороха рыбы.

Полной картины бедствия я не застал, однако даже следы того, что случилось, заставляли проезжавших вдоль берега остановиться – в воде кверху брюхом плавали огромные судаки, сазаны, щуки. «В дни, когда это все началось, берег завален был рыбой. Мы даже не предполагали, что в нашем «море» столько ее развелось.

И вот сразу все обратилось в мусор. Видеть эту картину было невыносимо больно». Так рассказывают очевидцы. Мертвую рыбу на грузовиках увозили от водоема. Сейчас вороны и чайки доклевывают на песке подсыхающих судаков. Но случившееся продолжает волновать воронежцев.

Как это произошло? В чем причина? Как избежать повторения бедствия? Ответы на эти вопросы пока еще не получены. Для выяснения всех обстоятельств гибели рыбы создана комиссия.

Однако во избежание кривотолков и фантастических предположений уже теперь можно назвать вероятные причины случившегося.

В русском языке давно существует слово «замор». Оно означает гибель рыбы от недостатка в воде кислорода. Чаще всего заморы бывают зимой, когда вода, покрытая снегом и льдом, не насыщается кислородом. Рыбе нечем дышать. Она устремляется к лункам, прорубям, трещинам и промоинам, ко всем местам, где вода соприкасается с воздухом и получает живительный кислород. Чем мельче водоем, чем больше он зарастает (в воде протекают органические процессы, поглощающие кислород), чем глубже вода промерзает и чем дольше лежит на ней лед, тем больше вероятность замора.

На небольших озерах, прудах и болотистых речках в суровые зимы заморы – явление частое.

В деревенской изустной летописи такие годы запоминались: «Это было, помните, когда рыба горела».

Большие реки, чистые и глубокие водоемы заморам, как правило, не подвержены. Иное дело искусственные «моря». Зеркало воды тут немалое, но мелководье, растительность, отсутствие тока воды делают их уязвимыми не только в суровые зимы, но даже и летом при долгом безветрии, когда вода кислородом не насыщается.

Большое «цимлянское море» два года назад подверглось опустошительному замору. И только серьезные меры и бдительность предотвратили беду в минувшую зиму.

А под Воронежем эта беда случилась. Местное «море», сооруженное несколько лет назад по причине острой нехватки воды для промышленности, оказалось особенно уязвимым. Причины этому: крайнее мелководье, почти сплошные поля водной растительности, плохо очищенная вода, спускаемая в реку липецкой промышленностью, исчезновение и обмеление притоков реки Воронеж, где рыба могла бы найти убежище от удушья. При этих условиях первая же суровая зима сделала свое дело.

Фатальны ли для «воронежского моря» подобные бедствия? Если не принять мер, бедствие неизбежно повторится. Это искусственно созданное «море» без «искусственного дыхания» в суровые зимы обходиться не может.

В этом убеждает опыт «цимлянского моря» и ряда других хранилищ воды. «Искусственное дыхание» – это аэрация воды с помощью насосов, прямое насыщение воды кислородом, устройство прорубей, полыней. Даже малые лунки удильщиков-рыболовов, хотя и не способные в целом решить проблему, все же благоприятны для рыбы. Ну и, конечно, важно, чтобы текущая в «море» речная вода (в данном случае из промышленного Липецка) должна быть приемлемо чистой.

Надежны ли эти меры? Опыт рыбоводных хозяйств на других искусственных водоемах показывает: катастрофическую гибель они предупреждают. Всюду, где в этом году применяли интенсивную аэрацию, бедствия не было. Специалисты говорят, правда, что воронежское водохранилище в силу специфических особенностей «наиболее трудное» из всех. Но другого пути нет. И, чтобы картина этой весны не могла повториться, надо действовать энергично.

«Воронежское море» не является зоной промышленного лова. О рыбе должны заботиться рыболовы-любители, городские власти и, конечно, городская промышленность, ради которой водохранилище и построено. Создавая с помощью нынешней техники водоемы и другие искусственные образования окружающей нас среды, мы создаем системы, иногда не способные к автономному жизнеобеспечению. Логика требует с помощью техники же сохранять эту жизнеспособность. «Воронежское море» – как раз такой случай. Без «кислородной подушки» жизнь в этом море потухнет. Технические средства для поддержания здоровья воды большой промышленный город, несомненно, может найти, но нужна, конечно, энергичная организующая рука, кровная заинтересованность в том, чтобы «море» радовало, а не огорчало людей.

Бедствие этого года – серьезный урок. Можно его объяснить отсутствием горького опыта в этом районе. Теперь налицо этот опыт, и если подобное повторится, то придется говорить уже о безответственности.

И замечание к этому разговору. Осенью прошлого года наша газета опубликовала заметки о проблемах, возникших на наших реках.

Проблемы эти были прослежены на примере реки Воронеж. (Очерки «Река и жизнь», «Комсомольская правда» от 19, 20, 21 и 23 ноября 1975 г.) Большое число писем и откликов свидетельствует о том, что газета коснулась важной стороны жизни. С наибольшей заинтересованностью мы, разумеется, ждали откликов из районов, где протекает река. Их пришло много.

Но тщетно мы ждали писем от руководителей исполнительной власти в Липецке и Воронеже.

Река замерзла, а теперь вот и вскрылась, вошла в берега. Пора бы знать уже, что думают в исполкомах Липецка и Воронежа по существу проблем, затронутых в публикации, какие меры, какие планы намечены по существу сказанного в газете.

Мы еще вернемся к разговору, начатому очерками «Река и жизнь». И было бы огорчительно засвидетельствовать равнодушие к заботам, имеющим жизненно важное значение.

_{Фото М. Калугина (Воронеж) из архива В. Пескова.}

_{25 апреля 1976 г.}