Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 18. Посиделки на закате"

Автор книги: Василий Песков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Возвращение пиявки

(Окно в природу)

Деревенскому человеку пиявка известна с детства, побродишь в теплом пруду, глядишь – вот она на ноге, распухла от крови, не почувствовал, как присосалась. Смахиваешь упругий темный комок. Бр-р-р… Что может быть противней и неприятней! Купаешь лошадь – и к ней присосалась.

Забросил в стоячую воду удочку, смотришь, обволокла червяка на крючке своим телом. Городские люди видели раньше пиявок в аптеках. На видном месте («в красном углу аптеки», – писал один медик) стояли большие банки, в них сновали темные гибкие существа.

В последние десятилетия из медицины пиявки почти исчезли. Но вот заметка в парижском журнале «Пуэн»: «Пиявка возвращается в фармацевтический арсенал. Специалисты вдруг осознали: ничего лучшего не придумано. Британская фирма «Биофарм» первая в мире начала искусственно разводить медицинских пиявок и выпускать препараты, находящие широкое применение в медицине».

Как первые?! Тридцать пять лет назад, придя на работу в «Комсомольскую правду», в соседнем с редакцией доме я увидел множество банок и вывеску «Медпиявка». Позавчера спустился проверить… все на прежнем месте. В банках резвилась «живая продукция», и лишь вывеска изменилась – «Медпиявка» теперь называется биофабрикой…

Три женщины выращивают пиявок. И повезло – в этот день навестил биофабрику специалист-пиявочник (гирудолог) Геннадий Иванович Никонов. «Нас двое «больших специалистов», – улыбнулся ученый. – Баскова Изольда Порфирьевна и я – ее ученик». Геннадий Иванович готовится защищать докторскую диссертацию. И, оказалось, объект его изучения – интереснейшее существо.

Пиявка – близкий родственник дождевого червя. На земле обитает более шестисот видов пиявок – маленькие, сосущие кровь у улиток, и большие, до пятнадцати сантиметров. Живут в воде, но также среди растений в тропических мокрых лесах. Исключительно кровью питаются лишь десять видов пиявок, остальные потребляют животный белок, соки растений и, подобно дождевым червям, органические остатки.

Мы с вами знаем главным образом два вида пиявок – конскую и медицинскую. Они похожи (конская покрупнее), но присосаться к нашему телу может лишь медицинская.

Обе пиявки обитают (обитали!) в южных районах Евразии почти повсеместно. В прогретых прудах и болотах их всегда было много.

Сегодня все изменилось. Яды и удобрения, попадая в воду с полей, многое в ней убивают, в том числе и пиявок. Сохранились они лишь очагами. И пять лет назад медицинская пиявка занесена в Красную книгу как исчезающее животное.

Образ жизни пиявок… Зимой они спят на дне водоема, но в конце мая, как только вода прогрелась, голодные кровососы со всех сторон устремляются на любой всплеск. «На обед» им может попасть рыболов с бредешком, пришедшая к водопою корова, задремавшая рыба или лягушка. Теплая кровь предпочтительней для пиявки. В систему близкого обнаружения включаются анализаторы запаха и тепла, шесть примитивных глаз отвечают «да» или «нет» – есть добыча или это кинули в воду камень, упал с дерева сук.

Найдя добычу, пиявка в нее впивается. Затейливый ротик специалиста по крови вооружен тремя пилками, на каждой – десятки хитиновых зубчиков. В мгновение ока кожа пропилена, ощущенье – как будто комар укусил. Но в колготе рыбной ловли можно и не почувствовать. Сразу же в ранку пиявка впрыснет обезболивающую слюну и будет пить кровь, не причиняя жертве ни малейшего беспокойства. Операцию облегчает инъекция вещества, не дающего крови свернуться. Кончая трапезу, ранку пиявка «обработает» антисептиком.

Чтобы не подрывать пищевой базы, пиявки «заботятся» о хорошем здоровье жертв – в кровь попадают вещества, стимулирующие защитные силы организма. Потеря малой толики крови корове, забредшей в воду, никакого вреда не приносит, напротив, стадо от водопоев в пруду благодаря пиявкам бывает всегда здоровым.

В полной мере это относится и к человеку. «Мы очень редко болеем», – сказали работницы биофабрики.

Живут пиявки примерно лет шесть. Существа эти обоеполые. Во время брачных контактов, смотря по тому, какими местами пиявки соприкасаются, каждая из них может быть либо самкой, либо самцом. Рожает пиявка на суше, в земляных щелях – в нескольких местах оставляет пять-шесть размером с фасолину коконов. Из каждого со временем вылупляется двадцать крошечных пиявчат. По дороге, проложенной матерью, они сразу же устремляются в воду. Через год каждый малыш станет взрослой пиявкой.

Человек пиявкой уже давно интересуется в медицинских целях. Больным пиявок ставили еще до начала нынешнего летосчисления, то есть две тысячи лет назад. В Средневековье при повальном увлечении «открыванием крови» было замечено: «пускание крови» ланцетом и отсасывание пиявкой дает различный эффект. Почему пиявки оздоровляют, объяснить тогда не могли, считали: «Пьют дурную кровь». И поскольку лечение пиявками было всегда эффективно, требовались они миллионами. Их ставили врачи и банщики, во многих европейских домах были садки с пиявками. Исчезновение болот заставило европейские страны импортировать пиявок из России. Для нашей страны это была статья дохода, «почти равная доходам от продажи пшеницы».

В бочках, обмазанных глиной, миллионы пиявок отвозились в Италию, Францию, Бельгию…

Химизация фармацевтики пиявочный бум прекратила – средневековое средство стало казаться варварским. Но вот обнаружилось: колдовство химиков не может сравниться с тем, чего достигла природа, приспосабливая «к работе с кровью» пиявку. Тщательное изучение показало: не «плохую» кровь потребляет пиявка.

Дело в другом. Пиявка вырабатывает несколько химически сложных веществ, влияющих на кровеносную систему и в целом на весь организм, по которому кровь циркулирует. В их число входят коагулянты, не дающие крови свертываться, рассасывающие в сосудах тромбы, а также антисептики, вещества, расширяющие сосуды и стимулирующие иммунную систему. Они дают лечебный эффект при многих болезнях.

Хирурги, приживляя отсеченные органы или лоскуты кожи после ожогов, всегда сталкиваются с проблемами кровотока на месте шва – кровь в мелких сосудах сворачивается. Пара пиявок, поставленных в нужное место, немедленно все разрешает. Ценные препараты приготавливают из экстракта пиявок. «Средневековое средство», хорошо сегодня изученное, вновь возвращается в медицинскую практику.

Но англичане не первыми стали разводить пиявок в среде искусственной. На московских биофабриках пиявок разводят с 30-х годов. Разведение, правда, требует маточного поголовья, добываемого в природе. Каждый год от агентов-заготовителей на биофабрику приходят по почте посылки. В глине и торфе не скорый ныне почтовый путь вполне здоровыми одолевают тысячи пиявок. От них получают потомство. И затем в больших банках пиявок растят. Кормят их кровью, привозимой со скотобоен, – не теплой и жидкой кровью, а холодными ее сгустками. Все же и этот корм пиявки способны усваивать. Год нужен, чтобы пиявка достигла «рабочей формы». И тогда в мешочках с торфом живое лекарство развозят и рассылают по клиникам, госпиталям, санаториям. Хлопотное, но зато во много раз более эффективное средство, чем, скажем, таблетки. Это проверено. Но возвращение в медицину пиявку может окончательно погубить – в природе этих животных осталось немного. Выход один: замкнутый цикл разведения без изъятия из природы.

Это вполне возможно. Новая технология, разработанная гирудологами, позволяет наладить конвейер «живого лекарства» и материала для получения целого ряда ценных экстрактов…

С древности люди нередко использовали «живые лекарства». Эскимосы давали собакам вылизывать раны, и они заживали. В Африке при ранениях вместо скобок ставили больших муравьев. Известно лечение пчелами. Теперь многое позабыто и вспоминается как курьез. Но возвращение в медицину пиявок показывает: кое в чем мудрость природы человек превзойти пока что не может.

 _{Фото автора. 15 октября 1991 г.}

На камчатской реке

(Окно в природу)

С другом плыли мы по камчатской реке. Тихий сентябрь опрокинул в воду синеву неба, налил красным соком рябину, все успокоил, утихомирил. От воды уже веяло холодком, а берег был теплым, приветливым и безлюдным – только медвежьи тропы по зарослям. По реке шла еще рыба, и все охотники до нее держались возле воды. Патриархи-орланы сидели на засохших деревьях. Молодые орлы-беркуты не взлетали, с любопытством разглядывая сверху проплывавших людей. В одном месте на плесе стали выныривать вблизи лодки какие-то звери. Мы решили, что это семейство выдр. Позже узнали: то были нерпы, заходящие в реку вслед за рыбой из океана.

Больше всего нас занимали медведи. Была пора, когда рыбный стол у зверей начинает сменяться ягодным. Медведи рыбачат, а выйдя на берег, пасутся в рябинниках. Рябина камчатская необычайно вкусна, в ней нет горечи, только приятная кислота. Медведи пожирают ее в неимоверных количествах, оставляя возле воды красные кучи «варенья». По отметкам когтей на сырой глине видишь: тут зверь бултыхнулся в воду за рыбой и ловко вылез на самом обрыве. Но чаще всего медведи рыбачат на неглубоких протоках – стоят и ждут, когда косяк кижучей засверкает на мелководье.

Нашу безмоторную лодку тихо несло теченьем. И на протоках мы были настороже – хотелось медведя увидеть, но так, чтоб с испугу он бы не кинулся к лодке. И нам удавалось наблюдать зверей на реке. В одном месте михайло беспечно брел возле самой воды – как видно, наелся и шел отдыхать. В другом месте медведь в панике кинулся в желтые ивняки. Но они не могли схоронить громадного зверя, и он метнулся к лесу по мелкой воде – с полминуты сверкали брызги. А два медвежонка, еще неопытные в рыболовстве, шумно плескались и позволили нам истратить по нескольку фотопленок…

А в низовье реки встретили рыбаков с сетью. «Мы тут каждый день угощаем рыбою лис. Хотите поглядеть, как примчатся на шум мотора?» – сказал бригадир.

Действительно, подплываем к песчаной отмели… и вот они, выкатились из зарослей, сели рядком – четыре молодых, привыкших к людям лисы. Кинули рыбу, и они, ссорясь, стали ее делить, не обращая внимания на стоящих почти что рядом людей… Спектакль окончился, когда рыбу одна из лис уволокла в чащу.

На другой день мы попросили рыбаков снова высадить нас на косе. В этот раз рыбу выбрали покрупнее – ее не просто было уволочь в лес – и мы часа три снимали возню лисиц, сами в ней принимали участие – отнимали рыбу и оставляли ее в нужном для съемки месте…

Возвращаясь с уловом, рыбаки наблюдали занятную сцену: человек держит рыбу за голову, лисица – тянет за хвост…

Три дня плыли мы по реке. И на всю жизнь осталось воспоминание: желто-красные берега, синее небо в воде, плеск рыбы, шорохи ивняков и следы зверей на песке.

 _{Фото автора. 22 октября 1991 г.}

Любовь – не картошка

(Окно в природу)

Недавно мне рассказали: в Березинском заповеднике, в питомнике серую куропатку разлучили с петушком, к которому она была очень привязана. И разыгралась маленькая трагедия: наблюдая возлюбленного в обществе соперницы, куропатка погибла от ревнивого возбуждения.

Это один из многих примеров, подтверждающих теперь уже очевидную истину: животные вовсе не автоматы, поведение которых регулируется только рефлексами. Законно употреблять слово любовь. У животных она тоже сопровождается гаммой сильнейших чувств и характерным для каждого вида поведением. Как у людей, тут есть знакомства, ухаживания, возникают «треугольники», в которых третьим, как правило, бывает самец и дело решается поединком, турниром, носящим ритуальные формы (бывают и смерти). Как только самка определила свой выбор, «третий лишний» немедленно удаляется.

У пингвинов любовный выбор делает самец, наблюдая поведение двух соперниц.

Образование любовной пары – важнейший двигатель эволюции, род продолжают физически полноценные, сильные, приспособленные к жизни в данных условиях особи. В турнирах и играх особо выявляются важнейшие для жизни качества: волки на виду у самки носятся по кругу, демонстрируя крепость ног и выносливость. (В ход могут пойти и зубы. Любопытно, что самка иногда помогает возлюбленному прикончить соперника.) У страусов брачные игры – стремительный бег по равнине. Предпочтение самка отдаст претенденту выносливому, в ярком наряде из белых перьев. Брачные игры у воронов – это полет, радостное кувыркание, пикирование. Жизненную силу оленя демонстрируют рога, вырастающие каждый год заново. «Любопытный паспорт» павлина – яркий, причудливый хвост. Журавли жизненную силу и ловкость демонстрируют в танцах. А как заявляет о себе какая-нибудь пернатая крошка, которую трудно увидеть в ветках? Пением! Голос соловья, синицы, скворца содержит в себе, как сказал бы ученый, важную закодированную информацию: «Я здоров, я готов для семейной жизни, мой голос охраняет избранную территорию, я бросаю вызов сопернику, я полон радости и любви, я зову тебя…» Серая неприметная самочка, слушая соревновательные трели, сделает безошибочный выбор.

Невозможно перечислить все приемы любовных сигнализаций. Некоторым животным полную информацию о партнере дают его запахи, другим – окраска. Яркие наряды самцов у птиц (тетерев, домашний петух, райские птицы, фрегаты, фазаны) – это «светофоры», открывающие ворота любви.

Процесс любовных ухаживаний у некоторых животных – сложная череда взаимных знаков внимания. Поднесенную в клюве гусеницу или веточку самка должна принять, прежде чем ухажер сделает новый шаг. Поведенческая цепочка сигнал – ответ не позволяет спариваться близкородственным видам животных, «выбраковывает» возможные изъяны в физиологии и поведении. Курица, положившая в гнездо яйцо, заявляет об этом кудахтаньем. Это сигнал: готова к новому спариванию. Но от петуха она побежит с замеченной человеком расчетливостью – «не слишком ли быстро бегу?» Этот поведенческий ритуал является проверкой «серьезности намерений петуха». Бег курицы, в свою очередь, стимулирует любвеобильного дворового донжуана.

Это пример предельно простого механизма любовных коллизий. А есть животные, у которых самка готова спариваться лишь раз в году, причем в строго ограниченное время (один день или даже несколько часов). Терпеливость ухажеров в этом случае – решающее условие продолжения рода. Рекордсменом любовных долготерпений являются живущие в Америке древесные дикобразы. А нетерпением природой наделены горностаи. Они спариваются не только с половозрелой самкой, но и с только что рожденными малышами, обнаруживая их по запаху. Этот курьез природы стал известен недавно. И, как видно, имеет для горностаев целесообразность – развитие плода происходит лишь после того, как самочка станет взрослой.

Нет никакого сомненья, что томленье любви и радость близости существ разных полов испытывают все животные. Без этой награды природы жизнь бы остановилась. В духовном мире людей чувство любви – величайшая доминанта. Но то же самое сказали бы и животные, если б могли анализировать свои чувства, поступки. Любовь сметает преграды, помогает одолевать расстояния. Самец маленькой ночной бабочки находит самку, пролетая (проверено опытами) более десяти километров. Каким образом находит – пока неизвестно. Я знаю случай: опытная волчица, рискуя жизнью, возвращалась на облаве в круг из флажков – показать примером партнеру: «Прыгай, не бойся, флажки не опасны».

И ласки… Поцелуй – не привилегия человека. Многие из животных, выражая друг другу симпатию, сближают носы и клювы. Все наблюдали это у голубей. То же самое делают попугаи, цапли, древесные дикобразы, змеи, верблюды, ламы, жирафы. В Африке мы наблюдали влюбленную пару слонов – три часа стояли они неподвижно с переплетенными хоботами, как будто где-то звучала для них мелодия Моцарта…

Однако не все в природе измеряется человеческими мерками. Есть животные, симпатичные нам привязанностью. К ним относятся волки, известна верность у лебедей, у каролинских уток.

В Окском заповеднике проверяли семейную привязанность золотистых щурок – окольцевали перед отлетом семь с половиной тысяч пар птиц. Двадцать пар вернулись к прежнему гнездовью. И все сохранили семейные узы.

Но очень многие из животных ищут партнера лишь на время любви. Неразборчивы в чувствах собаки (а ведь родня волкам!). Слоны покидают друг друга после того, как самка почувствовала беременность. В одиночку воспитывают малышей медведицы, тетерки, глухарки…

Четко различаются животные полигамные и моногамные. У полигамных – антилопы, олени, морские котики – самец заводит гарем и очень ревниво следит за своей «собственностью». Моногамные – это пары влюбленных.

В многоликой природе таких большинство. Но есть и любопытные промежуточные явления. Бирюзовый рыболов зимородок помогает самке кормить детишек, но в это же время заводит интрижку с соседкой. И ей тоже помогает выращивать малышей.

У животных не может быть «брака по расчету» – только любовь, помогающая совершенствованию! «Расчет» в заведенный природой порядок может привнести человек. Селекция, выведение животных с нужными качествами, дает поразительные результаты.

Пример: многообразие форм голубей и собак. Но, бывает, природа противится. При разведении, например, журавлей и хищных птиц искусственно созданные пары не проявляют никакого желания к размножению. Если же дать птицам самим выбрать себе партнера – дело идет на лад.

В последние годы этологи обнаружили тонкие механизмы, регулирующие поведение животных, в том числе брачное. Один из них – импринтинг (запечатление). В первые же дни и часы жизни малыш признает за своих тех, кого видит. В природе чаще всего это бывает мать. Ее облик формирует у животного представление о том, в чьем обществе ему следует быть, формирует представление и о будущем половом партнере. Если же по каким-то причинам запечатляется некто, в том числе человек, «родня» не будет волновать животное, оно будет искать общества объекта, запечатленного в раннем детстве. Этот закон не позволил осуществить интересный замысел. Яйца редких журавлей – стерхов клали в гнезда канадских журавлей с надеждой: в природе возникнет новая популяция редких птиц. Не вышло! Журавли благополучно вырастали, но были равнодушны друг к другу.

Объектом любви эти белые птицы избирали серого журавля, не встречая, естественно, никакого встречного чувства. В журавлиных питомниках, где запечатляется человек, на него и распространяет взрослая птица половой интерес. Стоящий рядом журавль не волнует ее совершенно…

Вот такие тонкости у любви, могучей силы в совершенствовании жизни.

 _{Фото из архива В. Пескова. 5 ноября 1991 г.}

Дубовая каша

(Окно в природу)

В московском Тимирязевском парке под вечер я был остановлен странным и непривычным шорохом. Широким фронтом в дубняке ворошил кто-то опавшие листья. Батюшки, утки! Десятка четыре птиц, растянувшись цепочкой, вытянув головы, проворно обшаривали листву-сплошная шевелящаяся масса. Утки искали желуди. Я догадался об этом сразу, потому что и ранее в воронежских дубняках спугивал птиц, прилетавших с болота промышлять лакомую еду.

Утки не единственные, кто прилетает кормиться в дубравы. Любят желуди кабаны и находят их даже в снегу по запаху. Родня кабанов – домашние свиньи предпочтут желуди любому самому вкусному корму. Едят желуди олени, медведи, лисы. Настоящими специалистами по желудям являются сойки. Они глотают их, пока не наполнится зоб, и потом, прихватив желудь еще и в клюв, нарядная птица ищет укромное место, чтобы расклевать плод. Желудь, гладкий и обтекаемый, частенько выскальзывает, падает вниз. Птица не огорчается, берется за новый.

Так опорожняется зоб. Подобно тому как кедровка распространяет семена кедров, сойка является сеятелем желудей.

На «дубовой каше» проводят зиму и едоки мелкие, но сильные численностью. Семейная парочка грызунов за две недели способна перетаскать в укромное место до двух килограммов отборного корма. Мыши умеют находить желуди на плантациях и часто сводят на нет все усилия лесников.

Но в долгу не остаются и лесоводы. Опытным глазом в дубравах находят они мышиные кладовые и без труда за осень запасают до трех центнеров отборного посадочного материала. За счет мышей кормят еще и домашних свиней.

Каждый человек наверняка хоть раз держал в руках желудь, любовался этим похожим на тяжелую гладкую пулю плодом в резной «тюбетейке». Под кожистой оболочкой желудь прячет плотное беловатое тело. Разгрызешь – чувствуешь вяжущий вкус: желудь содержит пятьдесят процентов крахмала, танины и еще что-то важное для ростка дуба в первый год жизни.

Жители лесостепи всегда смотрели на дубравы как на второе поле, особенно в годы неурожайные. Я тоже помню хлеб военной поры с примесью желудевой муки. А недавно прочел: «Есть основания предполагать: не злаки – рожь и пшеница – были первым хлебом людей, а желуди». В древности средний пояс европейских равнин покрывали дубравы. Сбор желудей знаком был людям с первобытных времен.

На раскопках селений трипольской культуры (нынешняя Кировоградская область Украины) были обнаружены растертые в муку желуди. Этот «помол» произведен был пять тысяч лет назад.

А теперь посмотрите на нижний снимок.

На нем – специалист по желудям из мира существ, не очень приметных. Зовут его слоником, долгоносиком. Жучок на редкость фотогеничен: мохнатое тельце, выразительные глаза, а главное – впечатляющий инструмент для сверления желудей. Размеры жучка ничтожные – уместится на ногте большого пальца. При опасности он притворяется мертвым. И со времен динозавров приспособлен к потрошению желудей. Впрочем, сказано слишком сильно. Хоботком слоник делает лишь отверстие в желуде, чтобы положить в него яичко. Через одну-две недели из яичка вылупится личинка и начнет поедать созревающую сердцевину. Для нее желудь – и стол, и дом.

Тронутый долгоносиком плод упадет с дуба еще до полного созревания. Личинка, свалившись с неба на землю, свое убежище покидает. И тут начинаются неведомые для нас страсти. На земле любителей желудевой еды считай – не сочтешь. Здоровый желудь из-за крепкой его скорлупы мало кому по зубам. Но в дверцу, проделанную долгоносиком, как в ночлежку, устремляется всякая живность. На остатках еды и помете личинки вырастают грибы, и желудевый домик превращается в столовую для тахинной и грибной мух, для маленьких слизняков, муравьев. И постепенно от желудя остается одна «обертка» с окошком.

Много разных существ кормит великан-дуб, стоящий где-нибудь на опушке. Остается ли что-нибудь для продолжения его рода? Конечно! Конечно, не все пожирается – дятел на лету уронил желудь, сойка выпустила из лап, мыши с ношей к гнезду чего-нибудь испугались… Вот и есть у желудя шанс прорасти. Прорасти, правда, еще не вырасти. Лишь малая часть дубочков станет большими деревьями. Зато и живут потом долго.

Отдельным долгожителям тысяча или даже две тысячи лет.

 _{Фото из архива В. Пескова. 12 ноября 1991 г.}