Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 17. Зимние перезвоны"
Автор книги: Василий Песков
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Кое-что о хвостах
(Окно в природу)
Сорока на хвосте принесла», – говорим о некоторых новостях. Но почему на хвосте? Понаблюдайте как следует за сорокой и все поймете. Плиссированный, отливающий синевой хвост у нее всегда на виду. По хвосту и мерцающему движению крыльев вы всегда отличите сороку. Но вот из горизонтального полета она переходит в вертикальный нырок.
Цирковой номер помогает ей сделать великолепный руль – хвост. Роль балансира и руля выполняет хвост у многих животных, хорошо бегающих, – у лисы, волка, куницы, гепарда, тушканчика.
Для кенгуру и для дятла хвост – опора. Для обезьян и опоссумов – «пятая рука». На хвосте можно повиснуть и кормиться, пользуясь остальными руками. В Америке мы наблюдали, как опоссум, повиснув на хвосте головой вниз, спокойно спал в кроне дерева.
Белке пушистый хвост помогает планировать и парашютировать при неудачном прыжке.
У кита хвост – и мощный движитель, и весло, и оружие, разбивавшее в щепы лодки гарпунщиков, и угроза сопернику во время китовых свадеб.
Хвост у бобра – великолепное рулевое весло и сигнальный инструмент. Ударяя хвостом о воду, бобры оповещают друг друга: опасность!
У рыбы хвост и движитель, и руль-стабилизатор. Хвост у сома рыбаки называют плёсо.
Хвост у варана и крокодила – оружие, и серьезное. Крокодил сбивает хвостом у воды антилопу, вараны острова Комодо – небольшого оленя.
Для чего у лошади хвост, я понял однажды, когда шел по мещерскому лесу. В одночасье в весенних топях вдруг зазвенели полчища комаров.
Спасался я, непрерывно помахивая пучком березовых веток. Подходя к лесному кордону, увидел черного мерина Мальчика. И как-то особо отчетливо понял назначение его хвоста.
Хвост спасает от кровососов многих других животных. В холодное время хвост помогает кое-кому согреваться. Свернувшись калачиком, прячут в хвост чувствительные носы лайки, лисы, песцы.
Звуковым сигнальным снарядом хвост служит не только бобру. В американском штате Вайоминг, скрадывая мустангов, я вдруг остановился как вкопанный от странного звука, похожего на трещотку. Об этом звуке я знал. И, оглядевшись, обнаружил того, кто сигналил: не приближайся!
На каменистой земле под сухим можжевельником лежала змея, гремевшая хвостиком. Птица бекас, пикируя с высоты, расправляет тугие перья хвоста – блеет барашком. Это брачная песня бекаса.
Хвост может служить также сигналом зрительным. Белый кончик хвоста лисица использует, чтоб сбить с толку преследователя, – махнет хвостом в одну сторону, а повернет в другую. Такое же назначение черной кисточки на хвосте горностая. Белого зверька на снегу непросто заметить. Ястреб или канюк в поле зрения держит черный кончик хвоста. Но горностай умело пользуется этой отвлекающей меткой. И все же именно хвост, особенно длинный, попадает в зубы преследователю. Ну что же, в крайнем случае можно частью хвоста пожертвовать. Так поступают ящерицы и некоторые мыши.
Положение хвоста у многих животных служит показателем их нервного состояния. Подергивание кончика хвоста у льва означает крайнюю степень возбуждения и обычно предшествует решительному прыжку. Хвост трубой у собаки-демонстрация смелости и бесстрашия. А хвост поджала – боится.
Положение хвоста, его движение – сложная азбука собачьего языка, выражающая много всего: состояние организма в данный момент, страх, любопытство, дружелюбие, злобу.
Бородавочники в травянистых зарослях Африки бегают, подняв, как антенны, длинные хвосты с кисточкой – так легче в семейной группе не потеряться. Семейство одного из видов землероек передвигается, образовав живую цепочку, – сзади бегущий держится за хвост переднего.
У крысы хвост – и руль-балансир, и чувствительный инструмент для ориентации. И наблюдали любопытные случаи: сметливые крысы пользовались хвостом для добывания пищи. Одна опускала хвост в посуду с оливковым маслом, а другая его облизывала.
Ну и конечно, хвост – замечательная игрушка. Понаблюдайте, с каким азартом котенок охотится за кончиком своего хвоста. Молодые львята любят играть хвостом папаши.
Есть у меня снимок: игривая зебра зубами тянет за хвост слона.
В живой природе хвост – инструмент очень распространенный. В школьном учебнике по биологии помню рисунок – хвостатый мальчик. Это явление атавизма указывает на отнюдь не божественное происхождение «царя природы». Когда-то очень давно прародителям человека хвост был нужен, как нужен сегодня он многим нашим братьям по жизни.
Фото из архива В. Пескова. 5 марта 1988 г.
Чей нос лучше?
(Окно в природу)
Все помнят знакомую с детства книжку-малышку «Чей нос лучше?». Речь в ней идет о разнообразии птичьих клювов. И в самом деле великое разнообразие! Давайте припомним.
Вот плотный короткий клюв воробья – инструмент для крушения зерен. Совершенства эта специализация достигает у дубоноса – щелкает косточки вишен. У дятла – долото, да какое – увидишь в дереве ниши, пробитые черным дятлом желной, и не поверишь, что это может проделать птица. А вверху на той же елке орудует клест. Клюв у него крючковатый и скрещенный, приспособленный для лущенья еловых шишек. У цапли клюв – острога, точный удар, и добыча прихвачена. А рядом охотятся, процеживая через плоский клюв-ситечко, утки. Таков же инструмент у фламинго. У древнего ибиса, у кулика-серпоклюва, у кроншнепа клювы имеют серповидную форму и хороши для зондирования заболоченных мест. Изящен рабочий инструмент шилоклювки, живущей на мелководьях. Трубочка-клюв у колибри хорош для сосанья нектара. Клюв-ножницы у орла – мощный инструмент плотоядного существа. У колпиц клюв с лопаточками зажимов. Есть клювы, приспособленные для плетения гнезд, для ловли мошкары на лету. Вальдшнеп имеет мягкий чувствительный клюв, которым ищет добычу в лесной подстилке.
Клюв у птицы все равно что рука человека, оснащенная каким-нибудь инструментом. Разглядывая птичьи клювы, обнаруживаешь шилья, долота, щипцы, пинцеты, ножницы, вилки, ложки, трубочки, щетки, расчески. И если птицу мы узнаем, как говорят, по полету, то по клюву мы можем судить об образе ее жизни, местах обитания.
Клюв – это легкое пористое удлинение черепа, беззубая, высокоспециализированная челюсть, покрытая плотным и прочным веществом, родственным волосяному покрову. По мере снашивания конца и боковых частей клюва они обновляются – растут, как ногти.
Некоторые птицы – дятлы, аисты, филины – клювом издают призывные или устрашающие звуки. Некоторые птицы несовершенство конструкций или слабость клюва восполняют добавочным инструментом – стервятники в Африке разбивают страусиные яйца, бросая на них камни, а дятловые вьюрки Галапагосских островов извлекают из древесины личинок колючкой, зажатой в клюве.
Шедевром специализации является загнутый в сторону тонкий клюв новозеландской ржанки, приспособленный для добывания насекомых из-под коры, гротескный «пластмассовый» клюв собирателя плодов тукана, клюв пеликана, снабженный «авоськой» для рыбы.
Самый удивительный клюв был у новозеландской птицы гуйи. Самец и самка гуйи имели разные клювы – в виде прочного долота и в виде тонко изогнутого шильца. Долотом древесина долбилась, а шильцем из нее извлекались личинки. Таким образом, самец и самка кормиться могли только вместе. Но черный гуйя исчез. Последний раз птиц видели в 1907 году. Почему исчезли – не ясно. Но, может быть, роковым для них оказалось как раз «двоеклювие». Специализация хороша, но не чрезмерная.
Фото из архива В. Пескова. 19 марта 1988 г.
Альтруизм
(Окно в природу)
В конце прошлого года вечером у меня непрерывно звонил телефон: «Вы видели программу «Время»?..» Знакомые и незнакомые люди пересказывали кинорепортаж и просили дать объяснение редкой, запечатленной оператором ситуации из жизни дикой природы.
Многие помнят этот сюжет. На водопое крокодил подстерег антилопу импалу. Крепко вцепившись в жертву, хищник старался ее утопить. Но тут неожиданно всплыл привлеченный борьбой бегемот и «заступился», как говорили мне звонившие, за антилопу. Крокодил скрылся, а окровавленная антилопа метнулась на берег, но тут же упала – силы ее покинули. Всех поразило дальнейшее. Неуклюжий громоздкий зверь подошел к антилопе, раскрыл вооруженную клыками пасть и бережно приподнял голову антилопы, побуждая пострадавшую встать. Увы, раны, нанесенные крокодилом, были смертельны. Бегемот отошел, а притаившийся крокодил довершил свое дело.
Киносюжет в передаче сопровождался словами: «Вот так бывает в природе…» Зрителей краткость комментария не удовлетворила. Все хотели понять поведение бегемота, знать обстоятельства съемки – как оператор оказался на месте и снял эпизод, который нельзя запланировать?
Киносюжет при совершенстве нынешних коммуникаций почти одновременно смотрели телезрители всей Земли, и мне без большого труда удалось разыскать очевидца редкого случая. Им оказался кинооператор Дик Ройкассель (Йоханнесбург, Южная Африка). В национальном парке Крюгера Дик стал лагерем у небольшого озера и, направив на кромку берега объектив кинокамеры, ждал событий.
К озеру приходила на водопой масса животных, и Дик знал: их подстерегают тут крокодилы. Ждать пришлось долго. Но операторы-натуралисты – народ терпеливый. При жаре в 42 градуса Дик настойчиво ждал, и на тринадцатый день это случилось.
«Годами выработанное профессиональное чутье заставило меня направить 400-миллиметровый объектив на антилопу импалу, слишком глубоко зашедшую в воду и слишком беспечно утолявшую жажду…
Борьба крокодила и антилопы длилась минут пятнадцать. Вода была красной от крови. И когда до развязки оставалось уже немного, вдруг всплыл бегемот и направился прямо к месту борьбы…
Такого поворота событий я, признаться, не ждал. Крокодил отступил. Антилопа рванулась на берег. А следом за ней пошел бегемот. «Ну вот сейчас он беднягу прикончит», – подумал я, не отрываясь от камеры. Но случилось то, что вы видели на экранах. Больше того, бегемот, попытавшись безуспешно поднять антилопу, вернулся к воде, окунул в нее губы и понес влагу страдалице. Но силы антилопу уже покинули».
Таковы обстоятельства съемки. С крокодилом и антилопой все ясно. А поведение бегемота?
Вот тут надо вспомнить слово «альтруизм». На русский оно переводится так: «Бескорыстная забота о благе других людей». Эгоизма – заботы лишь о себе – у людей тоже много. «Своя рубашка ближе к телу» – поговорка известная. Но известна и еще одна поговорка: «Сам погибай, а товарища выручай». При сложностях нашей натуры человеческое всегда противопоставлялось животному, в дикой природе, мол, милосердия нет, там действует закон силы – слабого оттеснят, отбросят, даже добьют. Множество наблюдений эти выводы подтверждает. Природа – жестока, больных и слабых она выбраковывает.
Многие видели, как утки клюют хромоножку. Аисты выкинут из гнезда птенца, если чувствуют: корма на всех не хватает – природе выгоднее вырастить двух крепких, чем трех ослабленных. На хилого волчонка мать однажды уставится цепким внимательным взглядом – это сигнал волчатам. И они разрывают хилого брата.
Голодные волки разорвут ослабшего в своей стае. Много всего можно вспомнить. Но есть в жестоком рациональном мире искорки, заставляющие вспомнить об альтруизме. Посмотрите, как ловко атакуют вороны ослабленных голубей, как разоряют гнезда маленьких птиц.
Но однажды я наблюдал: на нитке, намотавшейся где-то на лапку, вниз головой на суку дерева повис скворец. Орал он безбожно. Пока я соображал, что и как предпринять, на помощь скворцу пришли вороны, точнее, самая сообразительная из них (а может быть, милосердная). Она села на сук и оборвала клювом нитку. Есть у меня достоверные сведения: лиса вертелась у ног человека и, как собака, побуждала его последовать за ней. Оказалось, в проволочную петлю попала другая лиса. На Полтавщине в прошлом году мы вели киносъемку и были свидетелями, как два гуся пришли на помощь утенку, которого все норовили щипнуть. Дельфины не дают задохнуться в воде ослабевшему – поддерживают его на поверхности. Похожее много раз наблюдали и у слонов. Раненого товарища они поддерживают с двух сторон, не давая ему упасть, уводят в безопасное место. Даже и в волчьей жизни иногда вдруг сверкнет милосердие. Известен случай, когда волчица кормила старого своего друга – уже потерявшего зубы волка.
Такого рода случаи интересны для понимания законов жизни, а также «поправок» к этим законам. Случаи милосердия у животных наблюдали наверняка многие. Хорошо бы нам их собрать. Но только никаких вымыслов – точные наблюдения, еще лучше подтвержденные снимком. На этой фотографии вы видите кадр из уникального репортажа Дика Ройкасселя.
Бегемот отогнал крокодила от антилопы.
Фото из архива В. Пескова. 27 марта 1988 г.
Кончина Лыкова-старшего
(Таежный тупик)
Вернувшись в марте из отпуска, я обнаружил дома письма и телеграммы: «Скончался Карп Осипович Лыков». А уже через день на вертолете метеослужбы, замерявшем запасы снега в саянской тайге, мы летели над Абаканом.
Я первый раз видел эти места зимой. Белым холстом река стелилась между горами. Кое-где, не сдаваясь морозам, она чернела водой, кое-где по белому вился олений след. Пронизанный мартовским солнцем, суровый сибирский лес стоял по сопкам в дремотном оцепенении. В нужных местах на заданной с осени высоте вертолет обтекал горы. Мигали в кабине глазки снегомерных приборов. «Много ли навалило?» «В среднем – по пояс, но есть места – больше двух метров», – ответил гидролог. Недоступные, непролазные, в снегах потонувшие дебри. Трудно вообразить тут очажок жизни. Но он где-то есть. В ясный день пилоты находят его, не глядя на карту.
Сигнал: «Смотрите по левому борту!» И вот мелькнула крыша избушки с дымком из трубы, забегала рядом коза на привязи, человеческий след к проруби на реке… И вот мы уже на земле. Вертолет тотчас же исчезает. Мы стоим по пояс в снегу, слышим дробь дятла, блеяние козы и видим семенящую вниз фигурку, закутанную в три, а может, в четыре платка. Агафья! За восемь лет первый раз она встречает гостей одна.
Бросив поклажу возле порога избы, молча идем по тропинке в глубь леса. Вот оно, последнее убежище старика Лыкова: горка серой земли и над нею восьмиконечный тесаный крест. К кресту веревочкой привязано бронзовое распятие.
Агафья постояла с нами возле могилы. Не заплакала. Ерофей рассказывал: не плакала и когда шила саван, когда засыпали могилу. Но глубоко протоптанная в снегу тропинка свидетельствовала о каждодневном приходе сюда.
Как все было? Мы с расспросами не спешили. И Агафья держалась так, как будто ничего особого не случилось. Попросила помочь откопать погреб. Принесла картошки и репы. Затопила печурку. С обычным застенчивым любопытством взяла гостинцы, особо радуясь снаряжению к фонарю и лимонам – «лимоны-то я недавно во сне видела». И потом уже рассказала в мелких подробностях о кончине, о самой кончине, о похоронах и о том, что было до этого, – как жили осень и зиму, о чем говорили в последний раз.
Карп Осипович.
Главным событием года минувшего было строительство новой избы. В остатках старого родового для Агафьи жилья зимовать было нельзя.
Летом Лыковым твердо пообещали помочь. И обещанье начальник управления лесами Хакасии Николай Николаевич Савушкин выполнил. Построить избу тут было и просто, и сложно. Просто потому, что лес – рядом. Сложно потому, что все до мелочи, в том числе и рабочие руки, надо было сюда переправить. Хлопоты экспедитора взял на себя директор лесхоза в Таштыпе Юрий Васильевич Гусев, а ставили сруб лесные пожарники и Ерофей, на долю которого выпала, как он сказал, «медвежья работа» по заготовке бревен. Новостройка еще не пропиталась характерным лыковским духом, пахнет смолою, стены еще не закопчены, изба светла и просторна. Обращая ежедневно лицо в угол, где на полке стоят иконы, Агафья по памяти «воздравие» поминает плотников: Александра Путилова, Юрия и Николая Кокоткиных, Александра Чихачева, Петра Мохова, Ерофея Седова.
Свою часть работы Агафья сделала позже, перед самой зимой – сложила из речных валунов почти что русскую печку. Трудно было со сводами, но сметливая Агафья прикатила с берега бочку, брошенную геологами, распорола ее, своды вышли – лучше не надо. Для тепла служит переправленная сюда геологами железная печка, а кухарит Агафья у каменной – при нас испекла хлебы, в чугунке «для леченья» напарила свежих апельсиновых корок.
Карп Осипович по слабости тела в становленьи избы не участвовал, но очень радовался обновке. Гладя руками стены, всплакнул: «Не придется пожить в хорошей избе». Минувшим летом он был уже дряхлым, забывчивым. Приближенье конца, видно, чувствовал и в последний раз на свой лад попытался устроить будущее Агафьи.
В конце лета прибилась к Лыковым пара единоверцев из Поти – муж и жена. Назвавшись родичами Лыковых, уговорили геологов к ним переправить.
Борода бывшего киномеханика и моленье его супруги пришлись старику по душе. Союз на жительство был заключен. Ерофей, разглядевший в пенсионерах с Кавказа искателей «чего неизвестно», предостерег: «Не крутите голову старику, житье не выйдет. Тут ведь утром – картошка, в обед – картошка, на ужин – картошка. Геологи к этому кое-что добавляют, но вас снабжать никто тут не будет». Это суждение «подселенцы» пропустили мимо ушей – «мы в войну не такое видали». Однако из «тупика» они утекли, объявившись осенью в доме у Ерофея. На вопрос, отчего же не состоялась зимовка, ответили: «Пища нам не подходит и вера не та».
Агафья, вспоминая своих шустрых гостей, разногласия подтвердила: «Цё за вера у них – масло из бутылки едят, молоко сушеное едят, консерву едят. Едак-то надо в миру и жить». Не понравились Лыковым и другие «мирские» привычки неожиданных квартирантов, например справлять ночью нужду в ведерко, не выходя из избы. При всей запущенности быта это для Лыковых было неприемлемо, нетерпимо. Разъяснений и оправданий Карп Осипович слушать не захотел: «У себя там правьте как пожелаете.
А тут в доме хозяин – я». На том союз и окончился, к обоюдной радости тех и других. Навещал Лыковых с той поры один Ерофей. В его жизни в прошлом году случился крутой поворот. Повздорив с начальством, на старой своей работе остаться он посчитал невозможным и подался в охотники. Таежным любительским промыслом он занимался всегда и считал себя годным для охоты профессиональной.
В трех часах хода от Лыковых Ерофей построил избушку и в октябре в нее перебрался. Зима показала: таежный промысел – дело тонкое, нужен опыт и знание. Пушнины добыл Ерофей раза в четыре меньше, чем взяли охотники с опытом. Ему, правда, сильно не повезло – оказался по пояс в воде и шел потом три часа к зимовью. В результате обморозил на ноге пальцы и застудил колено. Нога болела, гноилась. По всем правилам по рации надо было вызывать вертолет. «Не позволило самолюбие – проверял капканы, надевая на одну ногу валенок, на другую – сапог». Ближайшей лечебницей для охотника стала избушка Лыковых. Врачевала Агафья тем, чему научил ее красноярский доктор Игорь Павлович Назаров, – парафином и припарками из пихтовой хвои.
Лечение было успешным – Ерофей без богатой добычи, но вместе с остальными охотниками выбрался из тайги…
Сейчас кружком мы сидим у натопленной печки. Дымится в кастрюльке картошка. Макаем горячие клубни в соль и искренне хвалим – никто из нас и нигде не ел столь вкусной картошки. В Москве ученые, с благодарностью приняв присланную от Лыковых Ерофеем посылку, размножили этот сорт, назвав его «Лыковским». Сюда же в тайгу доставленный сорт «синеглазка» был решительно забракован: «Цё за картошка – вода, никакой сытности».
Прижилась у таежной избы скотина. Осенью, завернув сюда – взглянуть на избу, Николай Николаевич Савушкин привез в компанию Муське еще одну козочку и козла. И есть уже прибавленье в семействе – бегает у загона, не страшась холода, вполне окрепший козленок, а в избе по лавкам и по скамейкам скачет прелестное десятидневное существо серовато-кофейного цвета с белой отметиной на ноге. «Мальчик…
Мальчиком назвала. – Агафья прижимает к себе козленка, целует белое пятнышко у копытца. – Тятя-то был бы рад. Ждал. Да вот не дождался».
Козленок, родившись, насосался из вымени материнского молока и никак не хотел пить из чашки. Изобретательная Агафья сшила «вымя» с удобным сосочком из бересты и на руках теперь поит козленка.
По странному совпадению Карп Осипович Лыков умер в тот же день – 16 февраля, – в какой двадцать семь лет назад умерла жена его Акулина. Тщательно, вместе с Агафьей, мы посчитали: умер на восемьдесят седьмом году. Умер, можно сказать, от старости. В последнее время ни в каких делах старик не участвовал – лежал, поднимаясь только поесть и к молитве.
В феврале стало замечаться помутненье рассудка – все куда-то пытался пойти. 15 февраля, выйдя за дверь, упал, и Агафья с трудом втащила его в избу. Полежав с полчаса, опять устремился наружу. Обливаясь потом, Агафья вволокла его в дверь, уложила у печки. Уснув под храп и хрипы отца, на рассвете Агафья встрепенулась от тишины. «Подбежала, а он холодный…»
Что же теперь делать? Помолилась. Заперла в загоне коз и достала с чердака лыжи. В 12 часов тронулась вдоль Абакана к поселку геологов сообщить о случившемся.
Двадцать пять километров одолела Агафья за восемь часов. Уже поздно вечером, в темноте, постучалась в окошко, где жила ее знакомая фельдшерица. В натопленной комнате Агафья повалилась на пол без чувств, успев попросить, чтобы сообщили в Абазу Ерофею, а он уж пусть сообщит кому надо.
Ночью Агафья металась в жару, и фельдшерица, как следует ее отогрев, предложила лекарство. «Грешно таблетки-то…» – «А иначе можешь и умереть…» – «Да оно, может, и к лучшему, умереть-то…» Однако проглотила таблетку.
Пила лекарство потом аккуратно и даже взяла с собой впрок.
– Вот погляди, Василий Михайлович, цё это? – Из узелка с травами Агафья извлекла облатку с синеватыми пуговками олететрина.
– Это лекарство, возможно, спасло тебе жизнь.
Агафья вздохнула:
– Может, и так. Да ведь грех-то большой – таблетки. Теперь отмаливаю. Шесть недель отмаливать полагается…
Три дня в феврале Агафья отлеживалась у геологов. Тем временем срочные телеграммы, посланные Ерофеем, дошли в Москву, в Абакан, к родственникам Лыковых в Таштагол. 19 февраля в поселок вертолетом из Абазы прилетел начальник геологической партии Сергей Петрович Черепанов, трое родичей Лыковых, начальник милиции, женщина-прокурор и Ерофей. Как быть с Агафьей – нездорова и согласится ли сесть в вертолет? Согласилась безропотно.
У прокурора и начальника милиции формальности были короткие. Осмотрели умершего, занесли в протокол: «За три дня лежания трупа голодные кошки объели руку». Агафья, выкинув из избы кошек, вынесла Ерофею ружье: «Стреляй. Видеть их не хочу…»
Вертолет с официальными людьми улетел. Агафья из старого домотканого полотна села шить саван. Родственник Анисим Никонович Тропин, обтесав кедровые плахи, начал сколачивать домовину, а сын его с Ерофеем рыли могилу.
Новая избушка Лыковых.
20 февраля старика схоронили. Не было ни речей, ни плача, ни слез. По обряду долго творили молитвы. А через день, после долгих бесед у свечи, все прилетевшие стали на лыжи и пошли к поселку геологов. Ерофей: «Я оглянулся махнуть Агафье рукой. Стоит у речного обрыва как каменная. Не плачет.
Кивнула: «Идите, идите». Прошли с километр, оглянулся – стоит…»
Месяц прошел с того дня. Никто за это время не побывал в избушке на реке Еринат. Только след волка обнаружили мы с Ерофеем. Видно было: одинокий немолодой зверь перешел через речку, сделал круг у избушки и долго топтался на месте, привлеченный, видно, запахом из загона, где ночевали козы.
– Что ж будем делать? Одному человеку в тайге нельзя… – Николай Николаевич Савушкин, Ерофей и я задаем этот простой и понятный вопрос. Ответ на него такой же, каким был и месяц назад, в день похорон.
– Тятенька благословенья отсюда уйти не дал… – И начинает играть с козленком.
Проблема с Агафьей с позапрошлого года казалась решенной. Мне она написала: «Тятенька уберется – буду жить у своих». Считая, что сразу Агафью и заберут, родственники стали прикидывать, что взять из избушки, а что надо бросить.
И тут выяснилось: Агафья тронуться никуда не желает. Объясняли, втолковывали, уговаривали, пугали. Ответ один: «Благословенья от тяти не получила». «Поставим отдельно избу, как и тут, заведешь огород…» – «Без родительского благословенья не можно…» Уже перед самым уходом Анисим Тропин полусерьезно сказал:
– Будешь противиться – свяжем и в вертолет.
Ответила:
– Не такое сейчас время-то, чтобы связывать…
На том и расстались.
Ерофей рассказал мне все это в письме.
Я рассудил: трудно было Агафье уйти от свежей могилы. Поживет одиноко в тайге – образумится. Нет, все осталось по-прежнему. По очереди с Николаем Николаевичем объясняем ей положение одинокого человека в тайге: медведи, болезни, приход нехороших людей, какой-нибудь случай – кто поможет?
– Да уж что господь дасть…
Догадываемся, были у старика перед кончиной с дочерью «философские» разговоры на тему, как не пустить по ветру все, что накоплено для «царства небесного» отшельничеством, постами, молитвами. Пришли к выводу: «в миру» капитал этот прахом пойдет. По некоторым косвенным фактам можно почувствовать: старик желал этот мир покинуть вместе с Агафьей, считал это, как видно, самым верным путем к другой, «вечной жизни». В прошлом не раз именно так завершались таежные одиссеи. Ушел один. Но, видно, твердым был он в своем нежелании видеть Агафью «в миру», пусть даже с единоверцами. И Агафья пока что не смеет ослушаться. Не без скрытого смысла рассказала нам житие «пустынницы» Марии Египетской, прочитанное вместе с отцом незадолго до кончины.
Еще и еще раз напомнили мы сорокатрехлетней дочери этой тайги обо всем, что может тут угрожать одинокому человеку.
– Что господь даст… – И играет с козленком.
Вертолета, выполнявшего на другой день рейс к геологам, мы ждали долго. Мартовская тайга уже наполнялась голосами синиц, дробью дятлов, всполошным криком кедровок. Над козьим стойлом вился парок. По огородному склону из-под кучи валежника уже тек робкий, маленький ручеек. На припек из открытой нечаянно двери выбежал любимец Агафьи – козленок – и прямо к материнскому вымени. Вцепился, сосет, подрагивая от возбужденья.
Агафья с криком «ай-ай!» сгребла любимца и села к окошку поить из берестяной посуды.
Коротая у костра время, мы с Николаем Николаевичем достали из рюкзака газеты, купленные в Абазе. Чего только нет в человеческом океане – идут через полюс на лыжах… стрельба в самолете… стрельба в Иерусалиме… новое совещание в Вашингтоне… И от всего вдалеке – вот эта догорающая, как свечка, особенная человеческая судьба. Украдкой наблюдаем, как понуждает Агафья козленка пить молоко. Сама не пьет – пост. Какая сила держит ее на месте? Неизбежно печальным будет конец, но она не страшится…
Ерофей, счищавший с избушки снег, первым услышал шум вертолета. Постучал по крыше лопатой: «Агафья, Агафья, будем прощаться!»
К вертолету с нами Агафья не стала сбегать.
Взлетая, мы увидели ее такой же, как встретили, – в мышиного цвета одежке, в резиновых зашитых нитками сапогах, с тремя платками на голове.
О чем она может думать сейчас?
Просим пилотов пролететь над избой…
Виден сверху непогасший наш костерок, коза с козленком, одинокая фигурка глядящего вверх человека…
Летящему в Абазу начальнику геологической партии Черепанову Сергею Петровичу не терпится узнать, чем окончилась наша миссия.
– Я так и думал… Но, может быть, позже, когда как следует оглядится, одумается.
– Может быть… Час полета, и ни единого человеческого следа внизу.
Фото автора. 29 марта 1988 г.