Текст книги "Казачья серьга"

Автор книги: Василий Макеев

Жеребенок

 
Зной занежил провода.
Втихомолку жалит жито.
Выпью воду из следа.
Из лошадьего копыта.
Выпью с грустью пополам
По неведомому зову.
И заскачет по долам
Жеребенок бестолковый.
Будет травы обонять.
Чутко воздух стричь ушами
И по улице гонять
С хуторскими малышами.
Будь Аленушкой ему!
У него пройдет опаска.
Коль в высоком терему
И любовь живет, и ласка.
И когда он наконец
Прибежать к тебе посмеет,
То веселый бубенец
Привяжи ему на шею.
Пусть резвится стригунок,
Головой тебе кивая,
Это прочим невдомек,
Что душа его – живая.
 

«В мутный час, когда в окне светает…»

 
В мутный час, когда в окне светает,
От нехватки тайного тепла
Скорбно сердце голову пытает:
«Где и с кем, пропащая, быта?»
 
 
Голова покорно и устало,
Хороша и этим, что цела,
Отвечает: «Где и с кем попало,
Потому-то сделалась гола». —
 
 
«Что стенать с дурною головою,
Закружилась, что ли, мне назло?» —
«А меня ты помнишь, ретивое,
На всю жизнь однажды подвело?»
 
 
Так бранятся в сумерках несмело,
Всякий раз по-своему правы.
А душе как будто нету дела
Ни до сердца, ни до головы.
 
 
Я живу темно и торовато,
Голове и сердцу не в укор.
Но душа им вынесет когда-то
Свой неумолимый приговор.
 

«Протарахтела повозка…»

 
Протарахтела повозка.
Просвиристела чека.
Так же лениво и просто
Лета тончает черта.
Кончилось наше сиденье.
Снова беремся за гуж.
Пенье, свиданья, виденья —
Милая сельская глушь.
Вряд ли навеки запомнишь,
В сердце с собой заберешь
Крыши зеленый околыш,
Красный ее козырек.
Вряд ли надеяться надо,
Что угадал наизусть
Повесть вишневого сада,
Плеса кукушечью грусть.
Ветрена память. Но все же
Соком крестьянских корней
В чем-то ты станешь моложе,
Чем-то природе родней.
Все же не только для виду
И не за модную блажь
Родину эту в обиду
Своре продажной не дашь!
 

«В любовной или в любой горячке…»

1

 
В любовной или в любой горячке.
От резвой славы, худой хулы
Лопух под кепку —
                и все болячки
Выносит разом из головы.
 
 
В ломотной сыри, знобящей хмари
К душе медовый пойдет первач.
Шалфей и мята, иван-да-марья —
Настой целебный от неудач.
 
 
Кувшинкам в тихой вольготно речке,
Роса в садовой царит траве.
А сны святые – на русской печке,
В них мама гладит по голове…
 

2

 
Глядеться в речку сподручней вербе,
В глуби небесной смочив крыла.
Уж коли свято природе верим,
Расколошматим все зеркала!
 
 
Чумеет чакан, блукают блики,
Стрекозы пляшут вниз головой.
Я отражаюсь в своей Панике
Такой бессовестный и молодой!
 

«На гулькин нос…»

 
На гулькин нос.
Но все короче дни
И пасмурней, увы, не понаслышке.
В саду заречном памятные пни
Погрызли напрочь злые муравьишки.
Знать, не к добру…
Я тоже натощак,
Отвыкнув враз от кофия и чаю,
Грызу купырь морковный,
Впрочем, смак
И сласть от детства в нем не ощущаю.
На кладбище
Средь поля,
Где спроста
Подсолнух побратался с лебедою,
Перекосило ветром ворота,
Я вздрогнул над могилой молодою.
Мой давний друг
Блестел лицом с креста
С какой-то фотокарточки кабацкой.
На черта же от кровного куста
Подался он за славою кавказской?
И дней своих
Окончил череду…
Пути и сроки неисповедимы.
И мне лежать придется в том ряду.
В той горевой, суровой и родимой…
В купырниках,
Среди садовых рос
Я рос, мужал и чувствам предавался.
И если прожил часом с гулькин нос,
За славой никуда не подавался.
 

«Канула в омут…»

 
Канула в омут.
В стогах притаилась.
В терпких солениях вяжет язык —
Летняя благость.
Божия милость,
О, закавыка из закавык!
 
 
Будто вовек
Не грядет бездорожье,
Стелет приметно в затишке у хат
Благость и милость
Летняя Божья
В рыжих отметинах солнечный плат.
 
 
С пылу и жару
Впору проплакать,
Чтобы жилось неизбывно-светло,
Божию милость,
Летнюю благость,
Август, впечатанный чудом в чело!
 

«На краешке весенней ночи…»

 
На краешке весенней ночи.
Средь звездной свары и тщеты.
Сад заморозком заморочен,
Иссильничан до черноты.
 
 
Колдун ореховые букли
В смердящий деготь обмакнул.
И одуванчики потухли,
В слезах цвет яблонь потонул.
 
 
Отпали длани винограда,
Пожух кипрей от сквозняка…
Какая тяжкая досада,
Какая долгая тоска!
 
 
Лишь ландыш стойко
            в листьях грубых
В обличье девичьей любви
Исподтишка, но белозубо
Звонит в бубенчики свои!
 

Вишенка

 
Сколько лет, не помню уж,
               тихо и сторожко
Вишенка монашенкой крепла
                         у окошка.
 
 
На ветвях веснушчатых
               не сбивала сливки,
Лепетала ставенкам вещих снов
                                  урывки.
 
 
Под ее накидкою часто до заката
Гулевали гулюшки, ссорились чиляга…
 
 
Но весною нынешней на глазах
                                       окошка
С простоватой вишенкой сделалась
                                           оплошка.
 
 
Ангел поспособствовал
                       или сам лукавый?
Обернулась вишенка белопенной
                                          павой.
 
 
Всю себя до маковки светом накалила
И мою завалину пухом завалила…
 
 
Только ей, зазнобушке, даром сны
                                    не вышли:
Ушлые воробушки поклевали вишни.
 

Третий Спас

 
Лета тихое успение —
Третий Спас.
Все обиды и сомнения
Гаснут в нас.
 
 
И тщеславные стремления —
Про запас.
Лета тихое успение —
Третий Спас…
 
 
Я устал уже насмешничать.
Стыд крошить.
Ты пришли мне лист орешника
Для души.
 
 
Я его на скатерть ря́бую
Расстелю
И ответно накарябую.
Что люблю.
 
 
Я представлю удивление
Черных глаз…
Лета тихое успение —
Третий Спас.
 
 
Нам за вины искупление
Бог подаст.
Лета тихое успение —
Третий Спас.
 

«Пригрелся пышный август…»

 
Пригрелся пышный август
На солнышке Господнем.
Рябит в макушке сада
Цветная мишура.
Как славно, что не завтра
И точно – не сегодня
На легкой бричке лето
Не съедет со двора!
 
 
И то – еще вкрутую
Не сварен куст калины,
Арбузный ус казацкий
Повял, но не зачах.
И ласточки впервые
Устроили смотрины
В своих старинных фраках
На вислых проводах.
 
 
И тыква пьяной бабой
Сопит на жирной грядке,
И дыни, как телушки,
Готовы на убой.
А я опять сбираю
Потешные манатки.
А мне опять куда-то
Вдогонку за судьбой.
 
 
Немереные версты.
Дороги без возврата:
Душа то жаром пышет.
То сусликом скулит…
Ну что ж, оставим лето —
Оно не виновато —
Подремывать в покое.
Как Бог ему велит!
 

«Столько неба, столько сини…»

 
Столько неба, столько сини
Не встречал ни разу.
Прискакал на хворостине
Вечер синеглазый.
 
 
И за тучею зеленой
Ветреной осоки
Грезит, в лилию влюбленный,
Омут синеокий.
 
 
Меж мизинцев чистотела
С грустью неземною
Паутина прозвенела
Синею струною.
 
 
Голубой околыш крыши,
Ставенки рябые,
В материнских сенцах мыши
Шарят – голубые.
 
 
Мне в любом житейском гаме,
Стыни и тумане
Смотрят в душу васильками
Сродичи-селяне.
 
 
Нам обеты и победы
Не дороже хлеба.
Мы у жизни привереды —
Не меняем неба!
 

«Ни гостя, ни жены…»

 
Ни гостя, ни жены…
Сверчок терзает гусли.
Давно мои штаны
На лыжах оскорузли.
 
 
Зато легко зевать
И упиваться трелью.
Но поминай как звать
Причинное веселье.
 
 
У матушки крыльцо
С печали криворото.
Укромное сенцо
Припасено с болота.
 
 
По осени бог весть
Доколе пахтать глину,
Осталось лишь засесть
Молчком за писанину.
 
 
Да из отпетых слов,
Как из дырявых рубищ,
Ни истины, ни дров,
Ни мыслей не нарубишь…
 

«Чертов век просвистел…»

 
Чертов век просвистел.
Ныне в страхе и ужасе топчется.
Что страну поджидает —
Колея ли, ухабы, стезя?
У деревни работу
Увели на здоровое общество,
Но простую работу
У деревни отнять нельзя.
 
 
А деревня у общества
Растащила комбайны и сверла,
Развела кабанов
И поля с колорадским жуком.
Только масть никому из деревни
Дуром не поперла
И достаток любой достается
Крестьянским горбом.
 
 
Ей грозят то кнутом,
То духовной стращают эрозией,
За терпенье винят
Одичалой ее же виной.
А она отвечает
Бурьяном и распутной амброзией
Или пуще того —
Ядовитой какой беленой.
 
 
Доживает деревня
Свой век заскорузлый до краешка.
Как ей черт насулил,
Как ей Бог за грехи указал…
Я прощаюсь навек,
Золотая моя золотаюшка,
Ты прости дурака,
Что с тобою судьбу не связал!
 

«Хотел бы я стать цыганом…»

 
Хотел бы я стать цыганом.
Курчавым таким бароном,
Скакать на коне атласном,
Ментам задавать пиры
И в племени вольнолюбом
Слыть гордым и непреклонным
И щедро в степи калмыцкой
Весной возводить шатры.
А что до других людишек
Какое им сучье дело,
Обманно или туманно