Текст книги "Дом, который сумашедший"

Автор книги: Василий Лобов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Василий Лобов
Дом, который сумашедший

роман

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В то утро я проснулся ни свет ни заря – фонари на нашем девятом ярусе тлели всего вполнакала, – и было еще слишком рано, чтобы идти на службу. Несколько долгих минут я лежал неподвижно, рассматривая глазами полосатые пузыри вздувшейся на потолке штукатурки, потом повернулся на левый бок и стал смотреть на шикарное убранство моего шикарного однокомнатного дворца: на шикарный пластмассовый стул с поломанной ножкой, на шикарный стол, покрытый шикарной бело-черной скатертью с обтрепанными и кое-где отвалившимися шикарными кисточками, на собственный местами лоснившийся шикарный фрак, который висел на шикарном гвозде, вбитом в дворцовую дверь…

В желудок лезли самые разные мысли, я с силой пытался их от него отогнать, они не отгонялись… и мне казалось! Мне казалось, что мой шикарный дворец не такой уж и шикарный. Мне казалось, что печальна вечная песня радости Железного Бастиона. Мне даже казалось, что я несчастлив.

– Ты что это, а, братец Пилат III, совсем ополоумел?! – наконец рявкнул я сам на себя шепотом. И помотал короной.

От мотания короной казаться мне стало немножко меньше, но тут я вспомнил свой сон, вскочил с кровати и заглянул в буфет. Заветная бутыль была пуста, а в серой бронированной коробке, где у меня хранилась пыльца, не оказалось ни одного пакетика. Тогда я быстро оделся, внимательно осмотрел себя в зеркало – глаза были спятившими – и выбежал на улицу.

Его я приметил издали. Прижав ладонь к уху на голове, он сидела на разбитом пороге обшарпанного шикарного дворца в переулке, за которым находился ближайший эскалатор, и на этой самой голове абсолютно не было никакой короны.

Отсутствие на его голове короны сразу же бросилось мне в ум. Я было решил, что это – счастливчик, но ум подсказал мне, что вряд ли: во-первых, на нижних ярусах счастливчики никогда не прохлаждались без дела; во-вторых, время счастливчиков уже кончилось, но главное, его лицо было очень и очень печальным, таким же печальным, как показавшаяся мне сегодня с утра печальной вечная песня радости Железного Бастиона. Приблизившись почти вплотную, я увидел, что край короны высовывался из черной блестящей сумочки, лежавшей у него на коленях ног.

Он повернула лицо в мою сторону. Его глаза на лице были такими же спятившими, как мои в зеркале.

С минуту мы молча друг друга рассматривали: я – засунув руки в карманы фрака, который был на мне, и беспокойно перебирая пальцами кругляшки монет, он – не отнимая ладонь от уха. Ему было холодно, он дрожала. Он была красивая. Скоро мне стало окончательно не по себе, захотелось уйти, убежать, но хотелось остаться. Наконец я сказал:

– Думал, что ты счастливчик.

– Нет. – Голос у него был совсем не громкий.

– Почему же ты без короны?

– Мне так нравится.

– Лучше надень, еще кто увидит…

– Пусть.

– Как это… пусть?

– Пусть смотрят.

– Ну ты даешь… Что ты тут делаешь?

– Ничего. Сижу, слушаю музыку. – Он протянула мне часы с поднятой крышкой. Странные часы.

Я взял их в руку. Из часов что-то пиликало.

– Нравится?

Я пожал плечами фрака.

– Наверное, ты никогда не слышал настоящую музыку. Возьми их себе.

– Очень дорого?

– Нет, – улыбнулась он. Его губы были странными: некрашеными. – Часы я тебе дарю.

– Дарю? – переспросил я.

– Теперь они твои.

– Мои? А сколько я тебе должен?

– Я же сказала: дарю! Дарю, значит, даю, не требуя денег.

– Это подачка? За что?

– Ни за что. Ты мне нравишься, ясно?

Мне было неясно, но спорить я не стал – щелкнул крышкой и убрал часы во фрак.

– Ну ты чудная… – сказал я.

А он вдруг спросила:

– С тобой это часто бывает?

– Что? – не зная, бежать или пока нет, прошептал я.

– Да это, когда начинает казаться?

Если я не побежал, то только потому, что ужас сковал все мои ноги, которых у меня две штуки. Бежать со скованными ужасом ногами я не решился. Да и он перевела наш разговор на другую тему:

– Хочешь пыльцы? – И вытащила из сумочки пакетик.

Я взял его в руку и надорвал…

– А ты?

Он покачала головой, странной такой головой, головой, на которой абсолютно не было никакой короны.

– С сегодняшнего дня я с этим покончила.

– Почему? – удивился я.

– Не хочу больше одурять себя разной гадостью.

И снова я ничего не понял…

– Гадостью? Почему?

– Да потому что пыльца и божественный нектар делают из нас идиотов.

– И божественный?

– Конечно.

Ничего себе, вот это да, подумал я, а потом приложил пакетик к ноздрям, закрыл оба глаза – левый и правый – и вдохнул в себя аромат пыльцы. Казаться мне стало немного меньше.

– Иногда по утрам у меня это бывает, – тихо сказал я. – Вот сегодня, например, мне казалось, что я не очень счастлив. Ужас… А как же, когда это найдет на тебя?

– Никак. Пусть находит.

– Ну да! Сегодня ночью, когда я спал, мне снился сумасшедший дом… Целый сон снился… Ужас! Ты что, хочешь туда попасть?

– Не думаю, что там хуже, чем здесь.

– Как… выдохнул я из себя. Как ты сказала?

– Да не трясись ты, нас никто не слышит. Легче стало?

– Немного, но все равно придется добавить. Я иду на десятый ярус, в забегаловку братца Великана.

– Можно я пойду с тобой? Только надень корону!

– А если не надену?

– Как хочешь… На таможне придется.

Он поднялась с порога. Маленькая, тоненькая, сероглазая, черноволосая. Одета он была в сильно поношенное широкополосое платье, выдававшее в нем довольно низкую корону. Он была очень красивая.

– Как твоя кличка? – спросил я, когда мы направились к эскалатору.

– Золушка.

– А с какого ты яруса?

– Да плюнь ты на все эти ярусы! – вдруг воскликнула он, и я подумал, что иметь с ним дело крайне, крайне, крайне опасно.

Подумав об опасности, я стал думать об опасности. Было самое время сбежать от братца Золушки. Но ведь он была чрезвычайно красивая! Я повернулся назад. Из подъезда обшарпанного шикарного дворца, на пороге которого он недавно сидела, вышел и пошел за нами какой-то братец пятизубочник. Наверное, решил я, это один из тех самых братцев, которые цепляются к одиноким красивым братцам, несколько от меня физиологически отличающимся, чтобы силой или подачкой вступить с ними в некоторые физиологические связи. Я представил себе братца Золушку в его объятиях. В объятиях этого толстого противного пятизубочника! Я не хотел, чтобы братец Золушка попала в его объятия! Я хотел братца Золушку сам!

– Иди к братцу Великану, я скоро приду, – сказал я и повернул себя быстро назад.

Я надвигал себя на него Железным Бастионом. Через минуту мы друг друга догнали. Он сделал шаг в левую сторону, но не приподнял корону. Я схватил его за фалду фрака.

– Почему не снимаешь корону перед младшим по рангу, братец родимый пятизубочник?

– Виноват, братец девятизубочник, – пробормотал он и попытался вырваться.

Я не отпускал. Наконец он стянул с головы корону. Был он очень стар и очень лыс.

– Виноват, братец девятизубочник, замечтался…

– Ах, он, видите ли, замечтался! – уже совершенно серьезно рассердился я. – Мечтать нужно у себя в шикарном дворце!

Он с силой дернулся. Я не выпускал.

– Служи! – приказал я. Служить он не стал – еще раз дернулся и прошипел:

– Да отпусти же, тебе говорят!

– Что?! Всякие тут паршивые пятизубочники не снимают перед тобой корону, а потом еще и огрызаются? Ну я тебе сейчас покажу…

– Хорошо, – зло выдавил он из себя. Его лицо сделалось пепельно-черным, в уголках губ появилась пена. Он отвернул лацкан фрака… и я увидел своими вмиг онемевшими глазами серый орден, на котором была изображена обвитая черной змеей маленькая белая двадцатизубая корона.

Что– то во мне здорово дернулось, я вытянулся в струнку. В моем несчастном желудке царил настоящий сумбур, но мысль о том, что на этот раз я вляпался в историю хуже некуда, была четкой до безобразия.

– Виноват, братец Белый Полковник, – как можно громче и как можно подобострастнее рявкнул я. – Меня ввела в заблуждение твоя секретная корона. Чего изволите?

– Служить!

– Так точно!

– Кличка, братец родимый девятизубочник?

– Пилат III.

– Ага… Так точно!

– Место службы?

– Департамент круглой печати Министерства внешних горизонтальных сношений.

– Синекура?

– Постановщик печати.

– Право– или левосторонний?

– Так точно: левосторонний, – ответил я и от себя лично, хотя братец Белый Полковник – Великий Ревизор Ордена Великой Ревизии – вовсе не спрашивал, добавил: – Порядочная шлюха!

– Ага… О чем, братец Пилат III, ты разговаривал с братцем, который сидела на пороге? Докладывай.

Я доложил:

– О чем обычно разговаривают братцы с братцами, несколько от них физиологически отличающимися, когда собираются вступить с ними в некоторые физиологические связи? Да ни о чем таком особенном…

– Вы договорились встретиться?

– Так точно!

– Где?

– В забегаловке братца Великана.

– Когда?

– Сейчас.

– Спецзадание: сойтись с ним как можно ближе, запомнить все, что он говорит, передать все мне. Сегодня в двадцать один ноль пять я буду ждать тебя вот по этому адресу. – Братец Белый Полковник протянул мне визитную карточку, в левом углу которой была изображена обвитая черной змеей маленькая белая двадцатизубая корона.

Спрятав карточку в карман, я опять вытянулся в струнку. От моего прежнего состояния психического неравновесия, возможно, из-за действия пыльцы, возможно, благодаря благотворной встрече с Великим Ревизором, не осталось и следа. Я снова ощущал себя настоящим братцем: братцем, готовым не раздумывая выполнить любое исходящее снизу приказание. Меня наполнили бодрость и радость. Железный Бастион запел вечную песню победы.

– Все ясно? – спросил меня братец Белый Полковник.

– Так точно! – рявкнул я, хотя и подумал, что ясно мне все, кроме одного: если братцем Золушкой заинтересовалась Великая Ревизия, нужно держать себя от него как можно дальше, однако как мне держать себя как можно дальше, если мне приказано сойтись с ним как можно ближе, а?

А братец Белый Полковник, ничего более не добавив, развернулся и не спеша зашагал в противоположную эскалатору сторону. Вдруг сбросил личину, превратился в белое облачко и дематериализовался. Спустя минуту дематериализовалась и валявшаяся на асфальте личина. Асфальт в месте личины продолжал дымиться, я немного посмотрел на дым глазами и пошел ногами к эскалатору.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Вообще-то забегаловка «У братца Великана», как и все остальные на десятом ярусе, обслуживала только братцев десятизубочников, но братец Великан слыл демократом и принимал за соответствующую подачку монеты от посетителей всех рангов, как ему, впрочем, и было предписано специальным циркуляром. Это делало забегаловку «У братца Великана» популярной в среде тех братцев, что занимались всякими светлыми махинациями и были вынуждены встречаться с братцами более высоких или менее низких рангов.

Смачно улыбаясь, швейцар распахнул передо мной дверь. В забегаловке никого не было, только компания таких же, как я, девятизубочников проводила перед началом службы свою обычную утреннюю зарядку. Братец Золушка сидела в углу на стуле за легкой пластиковой занавеской. При моем появлении он махнула братцу Пилату III рукой. Я ответил щелчком каблуков и пошел к братцу Великану, карлику, десятизубая корона которого едва высовывалась из-за медной стойки. На мое приветствие он ответил зловеще-радостной улыбкой.

– Два божественных, – сказал я, но после того, как сказал, вспомнил, что мне говорила братец Золушка о пыльце и нектаре, и поправил сказанное: -Один божественный и какой-нибудь фрукт подешевле.

Братец Великан не шелохнулся, братец Великан продолжал читать газету, разложенную на стойке. Я вытащил из потайного кармана пять десятизубовиков. Братец Великан покачал короной. Я понял, убрал десятизубовики и достал пятнадцатизубовик. Кивнув в знак нашего согласия, братец Великан спрятал газету в бронированный сейф, наполнил бокал божественным, достал из-под прилавка контрабандную сливу, положил контрабандную сливу на мелкую тарелочку с серой каемочкой, отсчитал сдачу, причем пятизубовиками, один пятизубовик движением ловкой руки сбросил под стойку, а все остальное пододвинул мне. Почему-то на этот раз возражать, как того требовали от меня правила хорошего тона, я не стал, и отсутствие у меня хорошего тона привело братца Великана в некоторое недоумение и еще более зловеще-радостную улыбку.

Уже понимая, что имею дело с кем-то не тем, за кого он себя выдавала, что это, несомненно, братец довольно низкого ранга, по каким-то своим тайным причинам скрывающая свою истинную экзистенцию, я взял в две руки бокал и тарелочку с серой каемочкой и, чеканя шаг, направился к братцу Золушке. При моем приближении он опять сняла с головы корону и спрятала в сумочку. Достоинство короны я разглядеть так и не умудрился.

Остановившись возле столика, я как можно громче щелкнул каблуками, но рявкать «чего изволите?» не осмелился по конспиративным причинам. Он улыбнулась, его лицо побелело. Он была необыкновенно красивая.

– Что стоишь? Садись, – сказала он.

Я сел.

– Надеюсь, братец Золушка, от фрукта ты не откажешься?

Неожиданно он рассмеялась, хотя ничего особенно смешного я не сказал. А может, все же сказал, но только не понял, что сказал что-то смешное.

– Я пошутила. Золушка – имя из сказки, которую я очень люблю.

– Любишь сказки?… Но ведь сказки – это ложь! Ты что, хочешь сказать, что любишь ложь?

– А ты читал хоть одну сказку?

– Конечно, нет. Зачем читать ложь?

– Как же ты можешь утверждать, что сказки – ложь, если ты ни одной не читал?

– Если бы это была не ложь, то сказки назывались бы не сказками, а как-то совсем по-другому. Так как твоя настоящая кличка? Моя – Пилат III.

– Принцесса, – ответила братец Золушка.

– Принцесса? – не поверил я. – Как… Принцесса? Тот самая Принцесса?

– Ну да, та самая.

– Сынок Самого Братца Президента? – еще более не поверил я.

Он молча кивнула, вытащила из сумочки и положила на стол корону. Двадцать один зуб!

Кое– как справившись с приступом чуть не задушившего меня кашля, я вскочил со стула на ноги и застыл перед братцем Сынком Самого Братца Президента по стойке «смирно» двадцать первой степени.

– Чего изволите? – как можно громче и как можно подобострастнее рявкнул я.

Он почему-то сразу же погрустнела.

– Сядь, пожалуйста. И, пожалуйста, не кричи и не таращь на меня глаза.

Я упал на стул. Мои руки потянулись к бокалу с божественным нектаром, я попытался с ними совладать, упрятав под стол. Упрятал. Упрятать глаза было некуда, разве – зажмурить, но на это я не решился и продолжал таращиться на братца Принцессу.

А он сказала:

– Давай договоримся, что в отношениях со мной ты забудешь о рангах.

– Как это… – было попытался заикнуться я.

– Да так. Будто в Нашем Доме нет никаких рангов.

– Это как… – опять было попытался я заикнуться.

– Я уже жалею, что показала тебе эту дурацкую корону… Ну, договорились?

– Если братец Принцесса приказывает…

– Не приказываю – прошу. Идет?

Так точно, – неуверенно рявкнул я и стал размышлять о том, что все это очень, очень странно. Прошу… Влиятельнейшая корона -и просит. Просит, когда нужно отдать приказ. Двадцатиоднозубая корона просит у короны девятизубой!

Мои размышления прервала братец Принцесса, он положила руку на мое запястье моей, братца Пилата III, руки.

– Скажи, а почему ты остановился и заговорил со мной?

– Можно я сначала немножко попью божественного нектара? – попросил я.

Он кивнула головой без короны, и я залпом осушил бокал.

– Так почему?

– Да ведь ты красивая!

– Разве только поэтому? Честно.

Раз братец Принцесса, сам Сынок Самого Братца Президента, приказывала, хотя вроде бы просила, говорить честно, я не имел права говорить нечестно. К тому же любые свои высказывания и любые свои действия я мог смело списать на полученное от братца Белого Полковника спецзадание. Вот почему я сказал:

– Глаза, все дело в глазах… Когда я вижу такие глаза у себя в зеркале, всегда страшно пугаюсь. Трепещу от ужаса! Такие же глаза мне снились сегодня целый сон ночью, когда я спал, – у сумасшедших. Ужас, ужас, ужас! Ведь сумасшедшие это те, кому кажется, а когда братцу что-либо кажется, он галлюцинирует, а галлюцинации это иллюзии, а иллюзии – это порождение враждебной нам окружающей Наш Общий Дом ядовитой среды.

Я понизил голос и продолжил:

– Сегодня утром, когда я только-только проснулся, я галлюцинировал. Я вроде бы был не очень счастлив… Они-то, наши славные братцы мыслеводители, конечно же, лучше знают, счастлив я или нет. Тогда что же это, я им не очень верю? Конечно, верю. Все братцы в Нашем Доме верят. А те редкие, кто не верит, кому это кажется, те просто сумасшедшие. Значит, я тоже сошел с ума? Ужас! Но ведь, как правило, мне ничего не кажется. Значит, я не совсем сошел с ума, а только чуть-чуть? Ну а это чуть-чуть… считается или не считается? Ужас это или все же не очень ужас?… Вот об этом я и думал, когда шел по переулку. И вдруг встретил тебя. У тебя был взгляд из сна, из зеркала по утрам… но я почему-то даже не затрепетал от страха, а почему-то даже обрадовался… Да, видит Сам Братец Президент, обрадовался, да…

Братец Принцесса сжала мое запястье братца Пилата III.

– Твои глаза там мне тоже понравились. Именно потому что они были ясными. Такие глаза внизу никогда не встретишь. Это хорошо, что ты галлюцинируешь, очень хорошо. А что тебе еще кажется?

– Иногда мне кажется, что в моем шикарном дворце… шикарно не то чтобы очень… И еще что радостная вечная песня Железного Бастиона радостна тоже не очень…

– Все?

– Так ведь и этого на троих хватит.

– А бывает, что ты сомневаешься? Ты не сомневаешься в справедливости существующего в Нашем Доме порядка, нет?

– Как это? – не понял я. – Порядок может быть только один. А что-то другое это уже беспорядок. В чем тут можно сомневаться? В том, что порядок лучше беспорядка? Ну, знаешь… -Я только развел руками.

– Ладно, – сразу же согласилась братец Принцесса. – Об этом поговорим потом. Ты ведь хочешь со мной дружить?

– Это как? – спросил я.

– Мне хотелось бы, чтобы мы сошлись с тобой как можно ближе…

Ага, – подумал я, – оказывается, дружить-то с братцем Принцессой и приказал мне братец Белый Полковник. Тут их приказания и желания полностью совпадали. Желая дружить, я рявкнул:

– Я очень хочу с тобой дружить!

А братец Принцесса, улыбнувшись, продолжила:

– Вчера я ушла из дворца… Навсегда.

– Навсегда? – не поверил я.

– Не могу там больше жить.

– Что?

– Мне там все надоело.

– На двадцать первом ярусе?

– На двадцать первом…

– Надоела Великая Мечта?

– Да ты просто не знаешь, что это такое!

– Значит, именно поэтому за тобой подглядывает братец Белый Полковник?

– С чего ты взял?

– Тот пятизубочник…

– Это был Белый Полковник?

Я понял, но слишком поздно, что сдуру сболтнул секретное лишнее. Но вроде бы братец Белый Полковник не приказывал мне не сбалтывать сдуру братцу Принцессе секретное лишнее, и я рявкнул:

– Так точно!

– Да не кричи ты, пожалуйста… О чем он спрашивал?

– Братец Принцесса приказывает мне доложить ему о всех наших разговорах?

– Ничего я не приказываю… Конечно, в покое они меня не оставят.

Мы помолчали. Когда мы помолчали, я вспомнил, что должен продолжать собирать разведывательную информацию, которую ждет от меня братец Белый Полковник. Не выполнить спецзадание я не мог. Законспирированно безразлично спросил:

– Что ты собираешься делать?

– Не знаю. Ничего…

– Где будешь жить?

– Сниму комнату в каком-нибудь отеле.

– Сними, если, конечно, хочешь, на девятом ярусе в «Черном яблоке». Это отель без непорядочных шлюх. Я там недалеко живу.

– Хорошо.

Я вытащил из кармана подаренные мне братцем Принцессой часы. Щелкнул крышкой. Было уже восемь двадцать.

– Пора идти?

– Минут через пять.

Часы приглушенно пиликали в моей ладони, звуча диссонансом с радостной песней Железного Бастиона. Я приложил их к левому уху… Чудно, и вот это он называла музыкой?…

– Где ты служишь? – спросила братец Принцесса.

– В департаменте круглой печати Министерства внешних горизонтальных сношений, – ответил я и убрал часы во фрак.

– О! Пилатик, ты бываешь за Железным Бастионом?

– Нет.

– Ты не видел живую природу, жаль…

– Какую природу?

– Ну, окружающую среду.

– А, ядовитую окружающую среду – почему, видел… По телевизору. Ужас! Не знаю, чего некоторые братцы туда так рвутся.

– По телевизору не видно главное – не виден цвет.

– Какой еще цвет?

– Кроме черного и белого, существуют другие цвета: синий, желтый, красный… Их много, не говоря уже об оттенках. А в Нашем Доме повсюду горят монохромные лампочки. Кроме дворцов на двадцать первом ярусе. Вот почему мы все видим в черно-белом свете.

Я беспокойно заерзал на стуле, на котором сидел. Возможно, самому Сынку Самого Братца Президента и позволялось иногда нести всякую бредятину, но я-то, вовсе не сынок, как был должен реагировать на подобные сумасшедшие высказывания? Меня об этом братец Белый Полковник не инструктировал.

– Ты бы потише… – жалобно заскулил я.

– А я не боюсь.

– Братец Принцесса…

– И, пожалуйста, никогда не называй меня братцем. Я не братец, я – женщина!

Ничего себе – не братец, подумал я, ничего себе – какой-то женщина… И в одно какое-нибудь мгновение перед моими несчастными глазами во всех своих страшных подробностях пронесся давешний сон: мрачные, узкие, грязные коридоры, палаты, заполненные бывшими братцами в клетчатых фраках. Мне захотелось бежать. Но я не имел ни малейшего права не выполнить спецзадание, пусть даже подвергая и без того несколько расстроенную психику воздействию этой новой заразной заразы.

Посмотрев на мое возмущенное лицо, братец Принцесса ласково улыбнулась.

– Не бойся, то, что они называют безумием, совсем не заразно. Да и никакое это не безумие. Никогда и ничего не бойся. Запомни: все наши несчастья от страха, страх – самая страшная зараза. А они заставляют нас всех дрожать, чтобы им было проще над всеми нами измываться…

Затрепетав от ужаса, я закрыл уши руками. Зажмурил глаза. Стиснул зубы, чтобы не сказать братцу Принцессе что-нибудь такое, чего подобной короне сказать не мог… Но он отвела мои руки в стороны и примирительно спросила:

– Хочешь сегодня взглянуть на живую… на окружающую среду?

Не веря собственным ушам, я разжмурил глаза. Нижняя челюсть отвалилась от верхней сама…

– Ты можешь вывести меня за Железный Бастион? – выдавилось из меня.

– Нет. Но я знаю, как и где это можно сделать, не выходя из Нашего Дома. Часов в девять тебя устроит?

– В девять… Никак нет, в девять никак не могу, – с сожалением сказал я. А потом, будто кто-то задергал меня за язык, взял его да и сказал им: – В девять мне приказано быть у братца Белого Полковника.

– А…

– Я обязан доложить ему о нашей встрече.

– Конечно, – погрустнела он.

– Да ты не бойся, ничего лишнего я не скажу, прикажи только.

– Я не боюсь! – гордо сказала братец Принцесса, и его глаза так и полыхнули безумием.

– Мне надо идти, можно?

– Иди.

– Я приду в отель часов в десять, можно?

– Я буду ждать тебя в холле.

– До свидания, бр… Принцесса.

Я направился к выходу, завернул к стойке, выпил залпом два бокала божественного нектара и, щелкнув на прощанье братцу Принцессе каблуками, вышел из забегаловки.