Текст книги "Музыкальные вечера в Дахау"

Автор книги: Василий Лифинский

Василий Лифинский
Музыкальные вечера в Дахау / «Променад» по аппельплацу и лагерштрассе

Моему отцу и его боевым товарищам, погибшим и выжившим. Мы всё помним, никто не забыт и ничто не забыто. Простите нас, что не уберегли ваши памятники в освобожденной вами Европе, пропитанной вашей кровью и удобренной пеплом ваших тел, сожженных в печах концлагерей…

Главный герой книги Матвей Иванович Лифинский (1915–1996)

В 1937–1940 годах служил в действующей армии. С 1938 по 1939 год в составе 282-го корпусного артиллерийского полка 1-й отдельной Краснознаменной армии участвовал в боях с войсками японской императорской армии в районе озера Хасан и реки Халхин-Гол. В июле 1941 года мобилизован в ряды РККА, воевал в должности командира роты 873-го стрелкового полка 276-й стрелковой дивизии 44-й армии Крымского фронта. В мае 1942 года, во время боев на переправе под Керчью, был контужен разрывом снаряда и захвачен в плен. Прошел 13 фашистских лагерей и команд, включая концлагерь Дахау. За проявленные храбрость, стойкость и мужество награжден боевым орденом, двумя боевыми и четырьмя юбилейными медалями.

© Лифинский В. М., 2018

© ГБУК «Издатель», оформление, 2018

Обратный отсчет времени
Вместо предисловия

Безумие думать, что злые не творят зла.

Марк Аврелий

В XIX в. немецкий философ и мыслитель Фридрих Ницше пафосно заявил: «Я ненавижу людей, не умеющих прощать». Столь противоречивое и парадоксальное изречение («ненависть» и «прощение» в одной короткой фразе) принадлежит человеку, учение которого о «сильной личности» и культе «сверхчеловека» впоследствии использовали идеологи фашистской Германии для оправдания уничтожения миллионов людей. «Бог умер! Этот Бог был вашей величайшей опасностью! – восклицает Ницше в своем труде «Так говорил Заратустра» и добавляет: – Теперь сверхчеловек становится господином!» Если Бога нет, то все дозволено (Ф. М. Достоевский). Не в этом ли кроется одна из разгадок, дающая ответ на вопрос, который задает себе каждое поколение в Германии (и не только в ней): почему Гитлера в чудовищных преступлениях поддержал «массовый» немец?

22 июня 1941 г. Гитлер вероломно напал на Советский Союз, «а народ, бывший в нем, он вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи». Под сапогом вермахта оказались Прибалтика и Белоруссия, Украина и Молдавия, западные и южные области России, на территории которых фашисты установили так называемый новый порядок, основы которого изложили в «Памятке немецкого солдата»: «…ты сделан из немецкого железа. У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай, этим самым спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишься навеки. Ты – германец! Как подобает германцу, уничтожай все живое, сопротивляющееся на твоем пути. Думай всегда о фюрере, и ты победишь! Тебя не возьмет ни пуля, ни штык. Завтра перед тобой на коленях будет стоять весь мир» («Памятка» обнаружена у лейтенанта Густава Цигеля и процитирована И. В. Сталиным 7 ноября 1941 г. в докладе по случаю 24-й годовщины революции).

По всей Европе, как метастазы, стали распространяться фашистские концлагеря, опутавшие колючей проволокой все оккупированные страны. На территории Третьего рейха в конце войны насчитывалось более 1100 нацистских лагерей, через которые прошли 18 млн человек, 12 млн из них погибли. Только один лишь концлагерь Дахау во время войны вырос до гигантских размеров, создав вокруг себя около 120–150 различных филиалов, внешних команд и лагерей. А сколько еще таких «фабрик» и «конвейеров» смерти было в Германии и за ее пределами?!

«Дорогой на небо» нацисты называли проход в сотню метров, который отделял пункт прибытия заключенных от пункта «убытия» в газовые камеры и кремационные печи Треблинки. Трудно, почти невозможно поверить в то, что эсэсовцы несколько тысяч узников из трех – пяти ежедневно прибывающих железнодорожных составов выгружали, раздевали и убивали всего за 10–15 минут. Председатель Международного военного трибунала на Нюрнбергском процессе Лоренс: «Вы хотите сказать, что проходило только 10 минут с того времени, когда их сгружали с поездов, до того времени, как их отвозили в газовые камеры?» Ройзман: «Я уверен, что у мужчин это занимало не более 10 минут». Л. Н. Смирнов: «Включая и раздевание?» Ройзман: «Да. Вся процедура – раздевание и путь в газовую камеру – продолжалась для мужчин 8—10 минут, для женщин – 15 минут» (International Military Tribunal, vol. 8, p. 324–329).

Ненавидел бы Ницше этих умерщвленных нацистами узников, ушедших в вечность, так и не успев простить своих палачей? Вопрос риторический… Имя известного философа упомянуто также для того, чтобы обратить внимание на патологический фанатизм немецкого народа, о котором Ницше писал: «Немцы – их называли некогда народом мыслителей: мыслят ли они еще вообще? Этот народ самовольно одурял себя почти в течение тысячи лет. Определение германцев: послушание. Куда бы ни простиралась Германия, она портит культуру. Я страдаю от того, что мне приходится писать по-немецки. Общение с немцами унижает… Одаренность славян казалась мне более высокой, чем одаренность немцев».

Из показаний бывшего заключенного Дахау (Нюрнберг, 1946): «Я, Франц Влаха, заявляю, что видел, как людей вталкивали в печь тогда, когда они были еще живыми, кричали, дышали и сопротивлялись. Если они слишком шумели, их оглушали ударом по голове» (International Military Tribunal, vol. 5, p. 167).

Из протокола судебного заседания по делу о злодеяниях, совершенных в концлагере Заксенхаузен (Берлин, 1947). Прокурор: «…сами вы тоже стреляли?» Вильгельм Шуберт, надзиратель: «Так точно, 636 русских военнопленных я убил своими собственными руками». Прокурор: «Какие награды вы, подсудимый Шуберт, получили за вашу чудовищную жестокость?» В. Шуберт: «Я получил крест за военные заслуги второго класса с мечами!»

Из стенограммы допроса свидетеля М. К. Вайяк-Кутюрье, французской узницы концлагерей Освенцим и Равенсбрюк, на Нюрнбергском процессе 28 января 1946 г.: «Трудно дать точное представление о концентрационных лагерях, когда лично сам в них не побываешь, так как можно только привести примеры зверского обращения, но невозможно дать почувствовать эту убийственную рутину существования. Когда спрашивают, что являлось самым ужасным, невозможно на это ответить, так как все было ужасным: ужасно умирать от голода, от жажды, быть больным, видеть, как умирают вокруг товарищи, и не иметь возможности что-либо сделать. Ужасно думать о своих детях, о своей стране, которых никогда больше не увидишь. Иногда наступали такие моменты, когда мы сомневались, не кошмар ли это, так эта жизнь по своему ужасу казалась нам нереальной…

Однажды ночью нас разбудил страшный крик, и на следующее утро мы узнали от людей, которые работали при газовой камере, что накануне газа не хватало и поэтому еще живых детей бросали в топки кремационных печей…

Так было всюду, в Освенциме и в Равенсбрюке. А те, которые были в других лагерях, рассказывают то же самое, всюду систематически проявлялась беспощадная воля к тому, чтобы использовать людей в качестве рабов и, когда они больше не в состоянии работать, убивать их» (International Military Tribunal, vol. 6, p. 203–230).

Лечит ли время послевоенные раны или только притупляет боль? Все ли прощается или есть такая вина побежденного, которая превысила бы милосердие победителя? Всегда ли народ прав или народ – это всего лишь «человеческая пыль», «атомы человечества»? Любой культ, будь то культ всепрощающего гуманизма, культ веры во всемогущество человеческого разума и «сверхчеловека» или культ целого народа («народ никогда не ошибается», «народ – носитель правды»), – заблуждение, ведущее к незаслуженному почитанию. Примеров в истории достаточно, как и навязчивых попыток оправдать, простить и предать забвению преступления нацизма.

Ф. М. Достоевский считал, что «каждый человек несет ответственность перед всеми людьми за всех людей и за все». Международным правом за военные преступления установлена как личная, так и командная ответственность. Немецкие историки Ю. Хабермас, К. Ясперс, Т. Адорно, X. Аренд, Ю. Кокка, X. Моммзен считают преступления нацизма беспрецедентными, поэтому вина за них лежит не только на Гитлере и лидерах Третьего рейха, но и на каждом немце. Проблема «вины нации» в результате спора историков ФРГ была разрешена в пользу личной вины каждого немца за совершенное преступление и коллективной ответственности немецкой нации за все преступления нацизма, которая лежит на потомках живших в то время людей. Таким образом, историки пришли к заключению, что понятие ответственности актуально для всей нации и всех поколений (Рулинский В. В. Спор историков в Германии).

Совет Министров – Правительство РФ 4 ноября 1993 г. приняло постановление «Об образовании Фонда взаимопонимания и примирения». Цель фонда, на первый взгляд, благая – оказание материальной помощи лицам, пострадавшим от нацистских преследований, но идея, заложенная в его названии, вызывает недоумение и вопросы. «Взаимопонимание»? Что или кого на взаимной основе надо понять? Немцы должны нас понять и простить за то, что мы вынуждены были защищаться во время войны? А может быть нам за это еще и покаяться? «Примирение»? С чем или с кем необходимо примириться? Примириться с нацией, на совести которой кровь 27 миллионов советских людей? Понять нацизм и с ним примириться, как это делают США, Канада, Украина и «коллективный Запад», переписывающий историю, чтобы поставить под сомнение итоги Второй мировой войны и всю систему международных отношений?

На Западе десятилетиями раздаются голоса, включая голоса «видных» немецких историков (Э. Нольте, А. Хильгрубер, К. Хильдебранд и др.), утверждающие, что «Освенцим был ответом на архипелаг ГУЛАГ», а война Третьего рейха против СССР со стороны Германии носила «превентивный и оборонительный характер», «велась в интересах европейских стран и была войной правильной и справедливой». «Доблестная» немецкая армия самоотверженно защищала Европу и население рейха от «большевистского потопа», при этом «страны Запада сделали ошибочную ставку на сотрудничество с Советским Союзом, вместо того чтобы выступить единым фронтом с Германией против коммунистического режима».

Не прошло и шести лет со дня образования Фонда взаимопонимания и примирения, как Североатлантический блок начал хладнокровно бомбить Югославию. Под ударом оказались многие военные и гражданские объекты, включая иностранные посольства, школы, больницы. Шокирует не только сам факт варварских бомбардировок в центре Европы, но и их полная безнаказанность, которая впоследствии развязала руки бандеровской власти и спровоцировала полномасштабные боевые действия на востоке Украины. Не менее шокирующее лицемерие Запада проявилось в скрытой военной, а зачастую и в явной политической поддержке украинских националистов, нагло бесчинствующих в Киеве, проливающих кровь жителей Донбасса, заживо сжигающих людей в Одессе. Стоит ли после этого так уж настойчиво призывать наш народ к «взаимопониманию и примирению» с теми, кто финансирует и вооружает экстремистов и радикалов по всему миру?

На заседании 3-го комитета 69-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН 21 ноября 2014 г. принята резолюция о борьбе с героизацией нацизма. Проект резолюции представила Россия, соавторами документа выступили около 40 государств. Проект поддержали 115 из 193 стран – членов ООН. Против резолюции выступили США, Канада и Украина. Страны ЕС от голосования воздержались.

Резолюция призывает все страны принять более эффективные меры по борьбе с героизацией нацизма. Демарш, устроенный в Нью-Йорке рядом западных государств, нельзя трактовать иначе как реальную угрозу миру и начало обратного отсчета времени до тридцатых годов прошлого века. Колокольный таймер, запущенный осенью 2014 г. США, Канадой, Украиной при молчаливом согласии стран Европейского Союза, продолжает настойчиво бить в свой зловещий набат, приближая мир к грядущему Армагеддону. В ряде государств не так уж фантастичны и призрачны опасения прихода к власти неонацистов и новых господ «высшей расы», которые объявят перед строем о «новом порядке»: «Вы приехали сюда не в санаторий, а в концентрационный лагерь, из которого выход только один – через трубу крематория».

Истинные причины отказа США, Канады и Украины осуждать нацизм не так уж и трудно понять. В Северной Америке живет огромное число эмигрантов – потомков бывших нацистов и украинских националистов, мечтающих о старом «новом порядке» и голосующих за него своими банковскими книжками. Сильные мира сего уже однажды обожглись, заигрывая с фашизмом и нацизмом в первой половине прошлого столетия, и получили невиданную по масштабам жертв войну.

Джон Кеннеди в одном из своих выступлений произнес: «Либо человечество покончит с войной, либо война покончит с человечеством». Но, как мы видим, история учит, что она ничему США не учит, иначе как понять отказ этой страны осудить героизацию нацизма? Искажение правды о войне, стирание памяти и забвение имен погибших, извращение Западом исторических фактов – это начало конца и прямой путь к возрождению концлагерей и крематориев. Чем чаще западные политики будут призывать к пересмотру итогов Второй мировой войны, навязывать всему миру свое видение и понимание нацизма, стараясь гримировать и ретушировать его преступления, тем чаще и громче необходимо говорить об этом и помнить изречение, приписываемое Йозефу Геббельсу: «Отними у народа историю – и через поколение он превратится в толпу, а еще через поколение им можно управлять, как стадом».

Бывшие австрийские узницы Освенцима Ф. Мали и Ю. Термине в своей книге «Да здравствует жизнь!» негодуют: «Многие реакционеры открыто и без зазрения совести выступают в защиту гитлеровского фашизма, поддерживают и финансируют разного рода печатные издания, которые утверждают, что на Третий рейх незаслуженно клевещут, а все, что касается лагерей смерти, является чистейшей ложью. И то, что еще живы узники концлагерей, по их мнению, лишь доказывает, что никакого массового уничтожения людей не было.

Поощряется деятельность правоэкстремистских организаций, их щедро финансируют, толкают на всякого рода акции, подобные тем, что проводили нацисты. В программах правых движений содержится завуалированное прославление войны, которая представляется как некий ритуал, как «святое» дело, как кара "врагов"».

Западным любителям извращать и переписывать историю, постоянно грозить России и бесконечно вводить санкции против нее, обвиняя во всех смертных грехах, процитирую слова великого Пушкина:

 
О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
<…>
И ненавидите вы нас…
За что ж? ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы?
<…>
Вы грозны на словах – попробуйте на деле!
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
<…>
Так высылайте ж к нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов.
 

Самое сильное оружие в борьбе с нацизмом и фашизмом – память. Самое страшное зло – равнодушие и молчание. Когда-то весь мир облетели слова немецкого пастора М. Нимеллера, бывшего узника Заксенхаузена и Дахау: «Когда нацисты пришли за коммунистами, я молчал, я же не коммунист. Потом они пришли за социал-демократами, я молчал, я же не социал-демократ. Потом они пришли за профсоюзными деятелями, я молчал, я же не член профсоюза. Потом они пришли за евреями, я молчал, я же не еврей. А потом они пришли за мной, и уже не было никого, кто бы мог протестовать».

Все меньше и меньше остается тех ветеранов, кто в полной мере на себе испытал все ужасы войны. Но живы мы, их дети, внуки и правнуки, и мы должны сохранить все то, что нашим отцам и дедам помогло в «испепеляющие годы» остаться людьми, выстоять в нечеловеческих условиях и победить.

До глубины души трогают слова писателя-фронтовика Виктора Астафьева: «На исходе лет вдруг обнаруживаешь: что и было-то в твоей жизни, чем можно гордиться и о чем печалиться, это она – война. Там, только там фронтовик-окопник познал подлинную, высокую цену крови и жизни, там, и только там, постиг он величие братства, бескорыстной дружбы… И самая большая боль, самое горе горькое – что от усталости военной, от надсады послевоенных лет мы не удержались сами на той нравственной высоте, которой достигли на войне и которую сами себе сотворили… И самое гнетущее, что мы детей наших и внуков не смогли поднять до нашей духовной высоты, братской солидарности, товарищества, которые объединили и спасали нас на краю гибели…

Но когда за нами захлопнется дверь и тихо станет на земле… почаще вспоминайте: это мы, недоучившиеся, не успевшие изведать любви, не познавшие многих радостей жизни, вытерпевшие такое неслыханное страдание… принесли мир на землю, уберегли её от кровожадных безумцев… На благодарность не рассчитываем, но на справедливую, честную память мы, битые войной и мятые послевоенной жизнью солдаты, надеяться имеем право. Хотя бы ее-то мы заслужили».

Тот, кто видел, как на кровь расстрелянных заключенных с неба падает пепел сожженных, знает только часть правды. Всю правду о нацистских концлагерях унесли с собой дети, брошенные в печь крематория живыми.

Автор

Глава I
Лехфельд

Знаете ли вы имя хотя бы одного человека, убитого лично Гитлером? Руки по локоть в крови у миллионов «добропорядочных» немцев, сотворивших Гитлера, поклонявшихся Гитлеру и обожествлявших Гитлера. Военные преступники, прикрываясь приказами, всегда трусливо прячутся за спину главного военного преступника, что также является преступлением и явной попыткой избежать заслуженного наказания.

В. М. Лифинский

Одна из красивейших долин Германии, протяженностью в несколько десятков километров, пролегает на юго-западе Баварии. Со времен Римской империи здесь проходили сражения, самое знаменитое из которых, получившее название битвы при Лехфельде, состоялось у реки Лех в X в. Германские племена во главе с королем Оттоном, впятеро уступая противнику по численности, в 955 г. разгромили вторгшихся в Центральную Европу кочевников – венгров, остановив угрозу христианству со стороны варваров. Часть попавших в плен врагов по приказу короля Оттона казнили, остальных ратников, лишив ушей и носов, отправили на все четыре стороны, поскольку их негде было размещать.

Первые военные лагеря в Лехфельде появились в конце 60-х гг. XIX в. Строительство лагеря на 10 000 человек началось в 1867 г., однако лагерь для 9000 военнопленных был построен лишь только в 1870-м, а железнодорожный вокзал в Лехфельде был сдан в 1877-м. В течение десяти лет (1900–1910) вдоль железной дороги возведены новые населенные пункты и лагеря. В 1912 г. с военного аэродрома Лехфельда стали взлетать первые самолеты. Вся система лагерей в Лехфельде во время Первой мировой войны была готова к приему 20 000 военнопленных.

С 1914 по 1945 г. немцы педантично и неустанно оттачивали свое мастерство по использованию «человеческого материала» в неволе, доведя его к сороковым годам до патологического совершенства, вершиной которого стали концентрационные лагеря. Идеи о концлагерях, как и планы по «окончательному решению еврейского вопроса», вынашивались в Лехфельде. Именно Лехфельд стал той отправной точкой, с которой началась политическая карьера Гитлера.

После вступления Германии в Первую мировую войну в августе 1914 г. военное министерство Германии в соответствии с Гаагской конвенцией 1907 г. «О законах и обычаях сухопутной войны» разработало «Положение о размещении военнопленных». Этот документ регулировал правила содержания, медицинского обслуживания и использования труда пленных офицеров, унтер-офицеров и солдат армий Антанты. В первые годы войны неподготовленность военных ведомств Германии к приему огромного количества военнопленных привела к высокой смертности, в основном среди русских военнопленных. По сведениям военного министерства Германской империи, к 10 января 1919 г. 66 200 российских военнопленных умерли от ран и болезней, 453 – покончили жизнь самоубийством.

Лагеря для военнопленных в Баварии были построены в начале Первой мировой войны в городах Лехфельд, Гермерсхайм, Байройт, Пуххайм, Графенвёр и Ингольштадт. В декабре 1916 г. численность пленных в Германии достигла 1440 тыс. человек, из них 87 тыс. в Баварии, в том числе 565 русских офицеров и 54 тыс. нижних чинов. Во время Первой мировой войны, по данным королевского баварского армейского корпуса (Мюнхен), в Лехфельде содержалось около 10,5 тыс. военнопленных.

Самые знаменитые узники Ингольштадта в XX в. – это будущий президент Франции Шарль де Голль и будущий Маршал Советского Союза Михаил Тухачевский. Если о пребывании де Голля в плену сохранились немногочисленные свидетельства, то о нахождении подпоручика лейб-гвардии Семеновского полка Тухачевского в Ингольштадте и Лехфельде неизвестно практически ничего – материалы об этом периоде жизни маршала хранятся в архивах Германии.

Тухачевский до Ингольштадта побывал в нескольких лагерях, о чем можно судить по досье на него, хранящемся в Баварском военном архиве. В лагере Штральзунд он получил 6 дней ареста за конфликт с надзирателем; за попытку к бегству военный суд Галле 16 мая 1916 г. приговорил его к трем неделям «домашнего ареста». В лагере Бад Штюр Тухачевский получил 14 дней «домашнего ареста» за отказ следовать служебным распоряжениям дежурного офицера. Еще 14 дней ареста – за «недозволенное отдаление от предписанного местонахождения» (попытка к бегству).

В Ингольштадте, куда подпоручик Тухачевский прибыл 18 ноября 1916 г. из Бад Штюра, его товарищем по форту IX был среди прочих капитан Шарль де Голль. Дружба Тухачевского с де Голлем была закономерной, так как их, несомненно, объединяли острое переживание происходящего, стремление к активной деятельности, широкий кругозор и уверенность в себе (Кантор Ю. Война и мир Михаила Тухачевского).

За время пребывания в германском плену Тухачевский неоднократно совершал побеги. После одного из них он был пойман и помещен в лагерь Лехфельд для рядовых солдат, поскольку назвался вымышленным именем и скрыл свое офицерское звание. Лишь пятый по счету побег оказался успешным.

В соответствии с действовавшими в то время международными договорами воюющие стороны должны были платить за содержание своих солдат, оказавшихся в плену. Причем питание, одежда и кров пленных не должны были быть хуже, чем у солдат пленившей их армии. Это давало надежду получить в обмен такое же отношение к своим солдатам со стороны противника.

Простые солдаты работали на полях местных крестьян или на заводах и фабриках. Офицеры от обязанности работать были освобождены, им также разрешалось выходить на прогулку за пределы лагеря в сопровождении надзирателя.

Покидающий лагерь офицер должен был письменно заявить, что он не воспользуется своей прогулкой для побега. Стандартный бланк этого документа был следующего содержания: «Заявление. Я даю свое честное слово, в случае моего участия в прогулке, во время самой прогулки, т. е. с выхода из лагеря и до возвращения в него обратно, не совершать побега, во время прогулки следовать всякому распоряжению конвойных и не совершать никаких действий, угрожающих безопасности германского государства. Я знаю, что на основании параграфа 159 свода военных законов о наказаниях военнопленный, совершивший побег, несмотря на данное честное слово, подвергается смертной казни» (Inf. Brig. № 289, von 1917 – № 2, т. 1, von 1918, «Erklerung», s. 5).

Любопытно, что подпоручик царской армии Михаил Тухачевский всё-таки не нарушил своего офицерского слова, в пятый раз сбежав из плена в августе 1917 г. Чтобы объяснить свой поступок и доказать незапятнанность кодекса офицерской чести и морали, воспитанной на идеалах XIX в., будучи дворянином, он оставил письмо на имя начальника лагеря: «Милостивый государь! Я очень сожалею, что мне пришлось замешать Вас в историю моего побега. Дело в том, что слова не убегать с прогулки я не давал. Подпись моя на Ваших же глазах и в присутствии французского переводчика была подделана капитаном Чернивецким, т. е. попросту была им написана моя фамилия на листе, который Вы подали ему, а я написал фамилию капитана Чернивецкого на моем листе. Таким образом, воспользовавшись Вашей небрежностью, мы все время ходили на прогулки, никогда не давая слова. Совершенно искренно сожалею о злоупотреблении Вашей ошибкой, но события в России не позволяют колебаться. Примите уверения в глубоком почтении. Подпоручик Тухачевский, 10 августа 1917 г.» (Inf. Brig. № 289, von 1917 – № 2, т. 1, von 1918, «Fliicht», s. 6).

После заключения перемирия правительства стран Антанты направили властям Германии ноты протеста и обвинили Германию в нарушении норм международного права в лагерях военнопленных. Новое правительство Германии (Совет Народных Уполномоченных) 30 ноября 1918 г. создало комиссию по расследованию претензий стран Антанты.

2 мая 1918 г. в местечке Грефельфинг, на окраине Мюнхена, были расстреляны 52 русских военнопленных за то, что не смогли разъяснить на немецком языке, почему находились на территории Баварии с оружием в руках. В декабре этого же года в лагере Саган по колонне русских узников охрана применила оружие.

Комиссия, на основании ноты правительства Испании, провела расследование случаев убийства русских военнопленных в лагере Саган 21 декабря 1918 г. (Королевство Испания в период Первой мировой войны было протектором русских военнопленных.) В ходе расследования выяснилось, что 21 декабря 1918 г. около 2000 русских военнопленных в лагере Саган, взяв с собой личные вещи и подняв знамя России, направились к выходу из лагеря. Вооруженная охрана, поднятая по тревоге, применила оружие, несмотря на категорический запрет. В результате четверо русских военнопленных были убиты, десять ранены, двое из них впоследствии умерли. 17 июля 1919 г. вторая судебная палата признала нарушение норм международного права со стороны немецких военных властей, а также ответственность правительства Германии за этот инцидент.

Удивительно, но в немецких лагерях того времени бесперебойно работала почта, что подтверждает письмо Алексея Гавриловича Белоусова, младшего унтер-офицера, отправленное в д. Княжна Казанской губернии (Германия, лагерь Лехфельд, № 5406): «7 января. Здравствуйте, любезные родители, Папаша и Мамаша. Посылаю вам нижайшего почтения и желаю быть здоровыми. Еще кланяюсь супруге Екатерине Сергеевне с дочерью Аннушкой. Шлю вам нижайшее почтение и желаю всего хорошего. Затем уведомляю: получил от вас 2 письма. Если возможно, пускай учится в школе дочь моя. До свидания. Я жив и здоров. И вам желаю» (ГА РМЭ, ф. P-4, on. 1, ед. хр. 47, л. 132).

Немецкий историк Кристиан Штрайт в своем исследовании судеб русских и советских военнопленных в кайзеровской Германии и Третьем рейхе приводит следующие сравнительные данные: в годы Первой мировой войны в лагерях военнопленных кайзеровской Германии от голода и болезней погибло 3,5 % всех захваченных в плен солдат и офицеров армий ее западных противников. Соответствующее число погибших пленных – военнослужащих царской русской армии, а затем и Красной Армии – достигло 5,4 % их общего числа. В годы Второй мировой войны процент умерших или расстрелянных в нацистской неволе английских, американских и канадских военнопленных возрос по сравнению с Первой мировой войной на 0,1 %, а число загубленных фашистами военнопленных – граждан Советского Союза увеличилось более чем в 10 раз и достигло 57,8 % от общего числа пленных.

Необходимо помнить эти сравнительные данные, прежде всего потому, что в западной историографии и публицистике наблюдается тенденция к пересмотру итогов Второй мировой войны и общеизвестных истин, характеризующих преступный характер гитлеровского государства, в частности, тенденция к «новому прочтению толерантного отношения» нацистской Германии к советским военнопленным и к резкому преуменьшению числа их жертв.

В ходе международного судебного процесса в Нюрнберге установлено: на 30 ноября 1942 г. в германской военной экономике было занято 7 млн иностранцев, включая военнопленных. В 1943 г. в Германию дополнительно завезено 1,5–2 млн иностранных рабочих, в 1944 г. – 900 тыс. В ходе перекрестного допроса генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы Фриц Заукель уклонился от ответа на вопрос, какое количество иностранных рабочих было завезено в годы войны в Германию и сколько военнопленных было вовлечено в обслуживание германской военной экономики. Однако он вынужден был подтвердить, что к концу войны в Германии оставалось 5 млн иностранных рабочих, не считая военнопленных.

Общее число погибших остарбайтеров и военнопленных в нацистской Германии трудно поддается даже приблизительному подсчету. Массовая гибель советских военнопленных в ноябре – декабре 1941 г. и январе – феврале 1942 г. от голода, болезней, ранений стала обычным явлением во всех лагерях, созданных военным командованием Германии. Так, в начале ноября 1941 г. в заранее подготовленный для размещения людей Берген-Бельзенский лагерь доставили 14 тыс. советских военнопленных. В первые дни там ежедневно умирало по 80, а в последние дни ноября – по 150 человек. К началу весны следующего года лагерь почти полностью вымер.

Даже в Освенциме смертность среди советских военнопленных в первые месяцы 1942 г. превзошла по численности смертность среди еврейских заключенных. «Из 230 000 всех пленных англичан и американцев в течение всей войны умерло 8348 человек, или 3,6 %. Смертность советских военнопленных составляла 57 %» (Streit Christian, Keine Kameraden, p. 293).

Со времен победоносной войны вермахта на Западе в нацистских лагерях находилось множество военнослужащих европейских стран. Поскольку это были европейцы, а не советские «недочеловеки», их содержали практически в идеальных условиях. Военнопленные получали регулярную помощь от Красного Креста, переписывались с родными.

Проблем с питанием военнослужащие европейских стран также не испытывали: «Шкафчики были полны еды, а плитки шоколада они просто не успевали съедать…» В некоторых лагерях имелись даже площадки для занятий физкультурой и теннисные корты, а также парк для прогулок, обнесенный, правда, колючей проволокой. И уж чтобы никто не мог упрекнуть германскую империю в невыполнении международных законов и обычаев войны, верховное командование вермахта (ОКБ) выделяло деньги на специальное обучение слепых британских военнопленных.