355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Василий Минаков » Фронт до самого неба » Текст книги (страница 3)
Фронт до самого неба
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 10:37

Текст книги "Фронт до самого неба"


Автор книги: Василий Минаков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– Самолеты на Центральном аэродроме примут другие, а вам явиться в штаб за документами. Поедете на поезде получать машины на уже знакомом вам авиационном заводе.

Мы стояли ошеломленные. Вот-вот, казалось, осуществится желанная мечта, и вдруг все рухнуло. Трудно передать, с каким настроением мы получали документы и продовольствие, садились в поезд. Только со временем, охладившись и поразмыслив, пришли к малоутешительному выводу: кому-то надо воевать, кому-то строить самолеты, а кому-то и перегонять их. Не всем же сразу на фронт. Командование рассудило здраво: опыт дальнего перелета мы имеем, трасса нам знакома. Так кого же, как не нас, и посылать? Словом, мы возвращались в глубокий тыл. Ехали быстро, на дорогах соблюдался твердый график движения.

Горечь постепенно прошла, молодость взяла свое, мы развеселились. Душой группы был капитан Маркин. Он уже успел отличиться в боях, заслужить орден Красного Знамени. Веселый, находчивый, Маркин был незаменим при переговорах на продпунктах, при добывании "доппайка". Жора Пешехонов был неразлучен со своей трехрядкой. Коренастый, конопатый, с копной рыжих волос и веселыми голубыми глазами, он напоминал деревенского увальня из глубинки. Отлично пел, шутил, рассказывал забавные истории. Женщины, покидая вагон, приглашали:

– После победы приезжай к нам!

– Обязательно! – уверенно обещал он всем подряд и даже записывал названия многочисленных станций и полустанков.

Время пролетело быстро. Мы уже снова воспряли духом, однако, прибыв на завод, сразу поняли: здесь целая очередь таких, как мы. В ожидании машин занялись подготовкой новичков к перелету. Изучали маршрут, стокилометровую полосу вдоль него, ориентиры, посадочные площадки, типичные погодные условия...

Подходил к концу май. Сколько же можно ждать? С заводского аэродрома один за другим поднимались самолеты, а очередь продвигалась удручающе медленно. Наконец наступил и наш праздник. 2 июня шестерка ДБ-3ф взяла курс на запад. Сначала перелет проходил успешно, потом мы застряли. Только на шестые сутки погода позволила вылететь с аэродрома. В этот раз увидели Байкал во всей его красе: голубая, искрящаяся на солнце чаша в зеленой оправе тайги, разноцветные скалы, отраженные в зеркальной воде, серебряные ленты речек...

Следуем известным маршрутом. И вот, наконец, последний бросок с аэродрома на Урале. Летим на высоте восемьсот метров, погода прекрасная, настроение еще лучше. И вдруг я почувствовал неладное, показания приборов нормальные, но что-то мешает, тревожит...

Внимательно оглядевшись, заметил, что из-под правого мотора выбивается пламя.

– Прикинь, где можно сесть, – как можно спокойнее попросил штурмана.

– До Казани час двадцать, – Володя Ерастов как будто ждал моего вопроса. – А сесть можно через несколько минут.

Хорошо, что Урал остался позади. Снижаюсь, захожу на посадку. Вот когда пригодились уроки Поповича – приземляться на одном моторе.

– Молодец, командир! – слышу голос Володи.

Я и сам доволен: поле аэроклубовское, не разбежишься, машина остановилась в нескольких метрах от глубокой канавы, окаймляющей аэродром.

Нас окружили учлеты, наивные парнишки, каким и сам я был года три назад. Они с интересом осматривали наш самолет, а я в свою очередь не сводил глаз со старенького По-2, такого знакомого, близкого.

Оказалось, заело всасывающий клапан, выхлоп производился в карбюратор мы были близки к серьезной аварии. Произвести ремонт без запасных частей невозможно. Дали телеграмму в Свердловск и в Москву. Через два дня прилетел Р-5 с необходимыми деталями. Техник Ваня Варварычев приложил все свое умение, и мы быстро закончили работу. Собрались улетать, но в баллонах не оказалось воздуха. На учебном аэродроме его тоже, конечно, не было. Что делать? И опять выручил Варварычев. Отыскал где-то старые амортизаторы и, привязав к ним по куску веревки, показал, как действовать. Оказалось, что и тяжелые боевые самолеты можно запускать стародедовским способом. Пригласили на помощь учлетов, произвели несколько пробных рывков. Через некоторое время удалось завести левый мотор. Проработав на нем несколько минут, я подкачал воздушную систему и запустил правый.

– По местам!

Ребята из аэроклуба машут руками, желают счастливого пути.

Выруливаю на край поля, начинаю разбег. Отрываюсь у самой кромки, перед невысоким леском, набираю высоту, ложусь на заданный курс. Вот и наш аэродром. Но в чем дело? Поле выглядит незнакомо безлюдным, стоянки пусты.

– Где самолеты? – спрыгнув с плоскости, спрашиваю встречающего нас техника.

– Полк улетел на Северный флот. Ваши ребята успели как раз к отлету...

Мы стояли без слов. Надо же, будто рок над нами...

– Ничего, мы их нагоним, – кое-как успокоил ребят.

Варварычев и Пешехонов остались готовить самолет, мы с Ерастовым пошли доложить о прибытии старшему авиационному начальнику. В столовой за ужином, обсуждая дальнейшие действия, не заметили, как к нам подошел майор со звездой Героя на груди.

– Вы Минаков? Командир тридцать шестого авиационного полка Ефремов. Вы поступаете в мое распоряжение. Подготовьте машину, завтра летим в Майкоп.

Я попытался объяснить, что мы из авиационного полка Северного флота, но майор перебил:

– Приказ Москвы.

– Есть! – только и оставалось ответить. Вечером, укладываясь спать, спросил Ерастова:

– Как думаешь, Володя, что еще может нам приготовить судьба? Ну, например, на завтра.

– Кажется, больше нечего, – серьезно подумав, ответил штурман. – А впрочем... Давай-ка, Вася, лучше спать.

– Это, пожалуй, самое разумное, – согласился я, кутаясь в одеяло.

Утром вскочили и сразу к окну. Ура, небо без единого облачка! Ефремов оказал, что поведет самолет сам, я забрался в штурманскую кабину. Запустили моторы, майор резко увеличил обороты и начал разбег. Послышался характерный вой винтов, началась "раскрутка".

– Товарищ майор, затяжелите винты! – крикнул я по переговорному устройству.

Но в ту же секунду вой прекратился. Завидная реакция! Плавно оторвались от земли, взяли курс на Сталинград. Розовая полоска на востоке быстро разгорелась, вскоре запламенела половина небосклона, брызнули лучи. Утренняя Волга, легкий туман в затонах, устланные сочной зеленью берега...

– Возьми-ка управление, – вывел меня из мечтательного созерцания голос майора.

В кабине было жарко, Ефремов снял китель,

– Повесь, у тебя попросторней...

Китель был непривычно тяжеловат: Золотая Звезда Героя, орден Ленина, два Красного Знамени... Я уже знал, что Андрей Яковлевич воевал в 1-м гвардейской минно-торпедном полку на Балтике, был в числе тех смельчаков, которые в августе сорок первого бомбили Берлин...

Показался огромный город, раскинувшийся на десятки километров. Мы произвели посадку. Пока Ефремов уточнял обстановку, Ваня Варварычев подготовил самолет к вылету. Торопились, чтобы засветло добраться до Майкопа. Под крылом поплыли Донские и Сальские степи. Разве могли мы предполагать, что вскоре в этих местах развернутся жесточайшие бои, а слово "Сталинград" облетит весь мир...

Майкопский аэродром появился неожиданно, из-за гор, покрытых густым темным лесом. На земле узнали, что здесь не "наши", наш полк в Белореченской, в двадцати километрах отсюда. Ефремов созвонился со штабом, дал мне команду перелететь в Белореченскую, а сам остался по делам у командира 5-го гвардейского авиаполка подполковника Токарева. Через полчаса я был на месте, доложил о прибытии своему новому командиру эскадрильи капитану Балину. Я знал его по службе на Дальнем Востоке: веселый, жизнерадостный человек, отличный летчик. Однако боевые будни заметно изменили его. Николай Андреевич стал более сдержанным, немногословным. Поздравил меня с назначением командиром звена, сразу ввел в курс дела.

– В полку в основном закончилось сколачивание экипажей, скоро приступаем к боевым действиям. Размещайтесь, устраивайтесь в станичной школе.

Ну вот наконец завершился наш долгий путь к фронту. Теперь-то уж до настоящих боевых дел остались считанные дни...

Новые однополчане

К самолету подошли трое.

– С благополучным прибытием! – протянул крепкую, шершавую ладонь дочерна загорелый воентехник 1 ранга. – Жданов, инженер эскадрильи. А это будущие члены вашего технического экипажа – авиамеханик Александр Загоскин, механик по вооружению Иван Моцаренко...

Через минуту компания увеличилась. Штурманы Прилуцкий, Никитин, Колесов с ходу захватили инициативу в беседе. Интерес их был понятен, не всем выдаются такие далекие перелеты, какой пришлось проделать нам. Расспросам не было конца: особенности трассы, прокладки курса, погодные условия, магнитные склонения... А нам не терпелось побольше узнать о нашем боевом полку, о том, когда он вступит в сражения...

Первым спохватился Дмитрий Никитин:

– Хватит, хлопцы! Новичкам устраиваться надо. Поехали в станицу!

В кузове полуторки подкатили к Белореченской. Тихие улицы утопали в пышной зелени садов, возле плетней и во дворах кудахтали, крякали, гоготали разноголосые стаи домашней птицы, хрюкали свиньи, визжали поросята...

– Рай земной! – восхитился Володя Ерастов. – Земля обетованная!

– Бабье царство, – подмигнув, уточнил штурман Колесов.

– Вот же и говорю – рай!

– Как бы фашисты из этого рая ад не устроили, – охладил их восторги Никитин. – До фронта теперь уже рукой подать.

Все невольно примолкли, как бы вслушиваясь.

Грузовик подъезжал к "казарме" – станичной школе, где размещался летный состав. Друзья занялись устройством нашего быта: койки, матрацы, продаттестаты...

В "казарме" стало многолюдно, экипажи возвращались с занятий. Мы с интересом вглядывались в лица. Одно показалось очень знакомым. Виктор Беликов? Но – капитан, орден Красного Знамени... Старший брат его? Вроде бы не было у него брата-летчика. Значит, он, Виктор. Здорово изменился, но ошибиться невозможно, самый рослый курсант был в училище, остряки удивлялись, как он помещается в кабине самолета, предлагали проекты реконструкции, а он отшучивался с добродушием Гулливера. Теперь его никак не назовешь добряком: твердый взгляд из-под сдвинутых выгоревших бровей, крепкие, обветренные скулы...

– Беликов? Виктор?

– Хо!

Война застала его в Крыму. Воевал с первых дней, несколько раз ранен. Вспомнили однокашников, порадовались успехам живых, погрустили о погибших, их оказалось немало.

– Черт, скорей бы на боевое задание!

– Успеешь, еще навоюешься. Что толку – скорей! Воюют-то ведь уменьем. Угодить под зенитный снаряд или пулеметную очередь – не велика доблесть...

Наутро комэск Балин представил нас личному составу эскадрильи, зачитал приказ о назначении меня командиром звена, о составе экипажа. Штурманом ко мне был назначен младший лейтенант Никитин, стрелком-радистом сержант Панов, воздушным стрелком – младший сержант Лубинец.

Конечно, с Володей Ерастовым расставаться было жаль, но что делать, комэску лучше знать, кого назначить штурманом звена. Хорошо, что Никитин. Он понравился мне еще вчера, ладно сбитый, русоволосый, с бесхитростной, застенчивой ухмылкой. Сперва показалось, немного комик, однако ребята его уважали. Родом с Ярославщины, после сельхозтехникума по спецнабору поступил в летное училище. Начало войны встретил на Балтике, успел сделать несколько боевых вылетов, но после налета "мессеров" на аэродром оказался "безлошадником". Двадцать три года, женат, в Ленинграде остались жена и сестры...

Старшим по возрасту в экипаже был Николай Панов, невысокий крепыш с внимательным взглядом небольших серых глаз и неторопливыми, как бы нарочно замедленными движениями. За свои двадцать девять лет успел исколесить полстраны, работал радистом в Заполярье, в Сибири, в Закавказье, возглавлял высокогорную зимовку на Казбеке...

Плечистый здоровяк Алексей Лубинец, колхозник с Ростовщины, оказался моим ровесником – двадцать один год. Похоже, этот парень вообще не знал, что такое грусть или забота. Счастливый характер. Для мирной жизни особенно.

Как-то все мы проявим себя в боевых делах?

Однако до этого было еще далеко... Полк состоял из двух эскадрилий ДБ-3ф. Летный состав прибывал отовсюду. "Сто человек и сто одна форма одежды", – говорили шутники. Обстрелянных бойцов немного, большинство "безлошадники" из резерва, выпускники училищ, даже запасники. Лишь пять экипажей второй эскадрильи могли похвастаться боевым опытом. Перед командованием стояла трудная задача – в кратчайший срок сколотить экипажи, отработать взаимодействие в звеньях и эскадрильях, создать сплоченный боевой коллектив.

– Сегодня же беритесь за дело, – сказал комэск. – Познакомьтесь со звеном, изучите районы будущих действий. На днях слетаете по одному из маршрутов.

На третий день экипажу назначили учебный вылет: Белореченская Армавир – Сальск – Ростов – Ейск – Темрюк – Анапа – Белореченская. Получив инструктаж, мы с Никитиным отправились на стоянку.

– Ого! – восхищенно хмыкнул Дима. – Поработали технари.

Действительно, нашу машину можно было узнать только по цифре семь на хвосте. Технический экипаж возглавлял мой старый знакомый Иван Варварычев. За двое суток он со своими помощниками сделал из самолета картинку!

– А это что за металлолом? – кивнул я на криво стоящую невдалеке машину.

– Это, командир, боевой Ил-2, – с уважением в голосе ответил Иван. Перед ним шапку снять не мешает...

Мы подошли ближе. В самом деле, рука невольно потянулась к пилотке. На самолете не было живого места. Все – фюзеляж, крылья, кабина, шасси, хвостовое оперение – было изрешечено пробоинами, винт скручен в спираль...

– И ведь сел! – после минутного молчания проговорил Панов.

– Воюют ребята... – Дима Никитин задумчиво поглядел в ту сторону, откуда прилетел этот "ил". – После войны вот такой памятник бы поставить штурмовикам...

Мы молча вернулись к своей машине, поднялись в воздух.

За Темрюком Лубинец заметил двух "мессершмиттов". Молодец! Самолеты противника шли намного выше нас, курсом на Керчь. Мы снизились до бреющего. В остальном полет прошел без приключений, по работе экипажа у меня замечаний не было.

Следующим был полет в Моздок – доставить к новому месту службы бывшего командира полка подполковника Бибу. Он выполнил свое задание, сформировал полк, передал его Ефремову. Теперь командование направляло опытного организатора на формирование новой авиационной части.

Для меня это был полет в прошлое. Внизу проплывали поля и сады Кубани, Ставрополья, места, где четыре года назад я впервые поднялся в воздух на стареньком аэроклубовом У-2...

А вот и родной город. Зеленые полисаднички, торопливо сбежавшиеся к железнодорожным путям домики. До боли в глазах всматриваюсь в них. Вот он, наш дом! Там отец, мать... Я давно не писал, они даже не знают, что я здесь, на юге...

На обратном пути пролетел над родным домом на малой высоте. Штурман по моей команде сбросил пакет с табаком для отца и весточкой. Сверху на пакете я крупными буквами вывел имя и фамилию отца. Пакет упал в соседний двор, где жила моя невеста Тамара. Она видела пронесшийся над самой крышей самолет и передала пакет моей матери. Обе решили, что мы сели в аэропорту, и бросились туда. Это я узнал из писем.

Мог ли я тогда предположить, что в это же лето, спустя полтора месяца, в мой город ворвутся фашисты...

Вернувшись, узнал, что ночью я буду летать с командиром полка. Ефремов проверил у меня технику пилотирования, после чего допустил к самостоятельным ночным полетам.

На другой день нашему звену предстояло совершить два учебных вылета.

Первый прошел благополучно, все элементы выполнялись четко. Мои ведомые, Сорокопудов и Щукин, правильно выдерживали дистанции и интервалы во время разворотов и перестроений, при противозенитном и противоистребительном маневрах...

Но второй полет окончился бедой.

Экипажи выполняли его в закрытых кабинах, вслепую, самолеты пилотировались по приборам. На маршруте машина Михаила Щукина вдруг стала резко терять высоту и перешла в штопор. Летчик вышел из пике в ста метрах от земли, но перевести самолет в горизонтальный полет уже не удалось. Младший лейтенант Щукин и штурман сержант Сабинов погибли. Спасся только стрелок-радист, младший сержант Васильев. Он успел выпрыгнуть с парашютом...

Горький, но поучительный урок.

– Полк не приступил к боевым, действиям, а мы несем потери, – говорил на разборе Ефремов. – Пусть сегодняшний случай заставит каждого глубоко задуматься, тщательно проверить себя, как он готовится к предстоящим боям, в чем его слабость, чем надо еще овладеть в оставшиеся считанные дни...

Да, каждый день приближал нас к главному испытанию – испытанию огнем.

Боевое крещение – не ритуал

К концу июня 1942 года сколачивание 36-го минно-торпедного авиаполка закончилось.

Обстановка на фронте накалялась с каждым днем. Под Севастополем шли тяжелые, кровопролитные бои, немецко-фашистские войска непрерывно штурмовали город. Его защитники проявляли чудеса героизма, отстаивая каждый клочок родной земли.

28 июня был получен первый долгожданный боевой приказ: нанести ночной бомбовый удар по торпедным катерам противника.

Для блокады Севастополя с моря противник создал подвижную группировку из итальянских торпедных катеров. Они действовали мобильно, производя неожиданные набеги на наши транспорты и корабли, обеспечивающие связь Севастополя с Большой землей. В тот день воздушная разведка обнаружила их в Ялте.

На задание вылетело пять экипажей, два из них – Осипова и Черемисова от нашей эскадрильи. В сумерках самолеты вырулили на старт и растворились в ночном небе. Ялта встретила их плотным заградительным огнем. Небо расцвело разрывами, трассы "эрликонов" яростно секли тьму. Прорезая огненный заслон, бомбардировщики трижды заходили на цель. В порту полыхнули взрывы, занялись пожары...

Возвращения группы ожидали в полку с нетерпением. Вот один за другим стали приземляться самолеты. Едва закончив пробег, отруливали в сторону, освобождая посадочную полосу. Второй, третий, четвертый... Ждали последнего, пятого. Ждали долго. Возвратившиеся ничего не знали о нем.

Утром на построении командир эскадрильи сообщил то, что уже всем было известно:

– Вчера с боевого задания не вернулся экипаж в составе командира звена лейтенанта Черемисова, штурмана старшего лейтенанта Туляшина, воздушного стрелка младшего сержанта Таранова и стрелка-радиста старшего краснофлотца Амельчакова. Поклянемся отомстить фашистским гадам за наших друзей!

...В ночь на 1 июля экипаж Осипова и мой подняли по тревоге. В штабе нас ждал командир полка. Он был чем-то удручен, между бровей пролегла глубокая складка. С минуту помолчав, дрогнувшим голосом сказал:

– Ставка Верховного Главнокомандования отдала приказ об эвакуации войск из Севастополя... Стало не по себе, сердце сжала тревога.

– Командующий военно-воздушными силами Черноморского флота, продолжал между тем Ефремов, – поставил перед нами задачу: прикрыть от воздушных атак противника четыре тральщика, уходящих сегодня из порта. Поручаю это вам. На кораблях – дети, женщины, раненые. От вас зависит их спасение.

Начальник штаба полка Григорий Степанович Пересада ввел нас в обстановку в районе Севастополя и по курсу движения кораблей, указал их последнее местонахождение.

Выйдя из штаба, мы едва нашли в кромешной тьме нашу полуторку, на которой приехали сюда с аэродрома. Ошеломленные вестью о сдаче Севастополя, лишь по дороге задумались над вопросом, который должен был бы прийти на ум в штабе.

– Степан Михайлович, я не понимаю, как можно бомбардировщиками прикрыть корабли?

– Огнем из пулеметов... – нерешительно предположил Осипов. – А то и самим самолетом...

– Но мы же не истребители. Какая у нас маневренность, скорость?

– Не от хорошей же жизни нас посылают. Значит, другого выхода нет. Помолчали.

– Вот что, Василий. Ходи на средних высотах и жди противника со стороны берега. Если первый увидишь, я приду на помощь. Меня прижмет – ты поможешь. Пусть радист постоянно работает на прием. Договорились?

На стоянке Варварычев едва не шепотом доложил о готовности самолета.

– Ты что, Иван?

– Ночь уж больно темнющая...

Да, ночка... Первый боевой вылет и в такой обстановке! Приходилось думать не о задании, а как взлететь. Примеры потери ориентиров в ночных условиях в полку уже были. Даже раньше, когда взлетная полоса освещалась...

Никитин и Панов попросили разрешения опробовать пулеметы.

– Вы что? Грохот такой устроите, что и мертвых поднимете!

– Командир, иначе нельзя. Летим на прикрытие.

Никитин был прав. Снопы пулеметных трасс прорезали чернильную темноту, грохот потряс все вокруг. Спустя минуту из станицы донеслось пение всполошенных петухов.

Я прошел по рулежной полосе, присматриваясь к препятствиям, запоминая каждую ямку, выбоинку. Заняли места в кабинах, запустили моторы, вырулили на старт. Перед глазами огоньки приборной доски, главное внимание на них. Форсирую моторы, беру направление на едва заметный сигнальный огонек на железнодорожной насыпи. Пошли, оторвались от земли. И то слава богу! Набираю высоту, ложусь на заданный курс.

В машине все молчат, нервы напряжены. Строгим голосом передаю по переговорному устройству:

– Только не спать! Не на посту находимся.

Рассмеялись. Слишком громко, правда. Шутка явно того не стоила. В районе Варениковской повернули к морю, над Анапой пересекли береговую черту.

Голос Панова:

– С земли нам уточняют координаты кораблей. Сейчас расшифрую.

Через минуту доложил координаты, курс, скорость.

– Димыч, – так в эскадрилье именовали Диму Никитина, – ну-ка прикинь, что у нас получается?

– Совпадает точка в точку!

– Молодчина, штурман!

На востоке прорезалась светлая полоска, она быстро расширялась. Вспыхнул первый луч солнца, море заиграло всеми красками радуги. Красота потрясающая! А еще полчаса назад летели, как над черной пропастью.

Вот они, тральщики! Заметили нас, открыли огонь. Покачиваю крыльями, штурман выстреливает ракету: свои! Но снаряды продолжают рваться прямо по курсу, пулеметные трассы окружают машину со всех сторон.

– Что они очумели, что ли?

– Психанули морячки, – поясняет Никитин. – Видно, чаще их сопровождают фашисты...

Решаю снизиться до пятидесяти метров, два раза прохожу вдоль бортов тральщиков, покачиваю крыльями. Наконец-то узнали! Набираю высоту две тысячи и занимаю позицию со стороны солнца.

Удлиненной "восьмеркой" летаю на дистанции трех километров от кораблей.

– Усилить наблюдение за воздухом!

Вскоре Панов доложил: ниже на двести метров курсом на тральщики летит Ю-88. Фашисты нас еще не видят. Разворачиваюсь и, снижаясь, иду наперерез.

– Приготовиться к открытию огня!

"Юнкерс" в перекрестиях прицелов. Секунды, и Никитин с Пановым нажмут на гашетки. Но враг заметил нас, с резким разворотом ушел мористей.

Атака фашиста сорвана, это хорошо. Но он только разведчик. Сейчас сообщит, прилетят другие. Правда, есть надежда, что он не успел распознать, что это за корабли. Тогда попытается повторить заход. Набираю высоту три тысячи, отхожу от кораблей до пяти километров.

Предположение подтвердилось, фашист вернулся. Его обнаружил Панов в пятистах метрах ниже нас. Опять снижаюсь, иду навстречу. Немцы видят нас, поворачивают стволы пулеметов в нашу сторону. Но с курса не сходят. К нашей машине тянутся пунктиры трассирующих очередей. Мы летим чуть ниже "юнкерса".

– Фашист открыл бомболюки! – докладывает Никитин.

Так можно и опоздать!

Первые трассы нашего ШКАСа прошли выше самолета противника. Фашисты продолжали яростно огрызаться. Следующая очередь Никитина чуть не задела "юнкерс". Ага, не выдержали, бомбы вывалились из люка. Увеличив скорость, враг отвернул и ушел в сторону берега.

Пронесло. Но надолго ли?

Через несколько минут стрелок-радист доложил:

– Командир, на востоке две точки!

– Внимательно наблюдать!

Ну вот. Не заставили себя ждать. Ничего не поделаешь, разворачиваемся им навстречу.

– Приготовиться к ведению огня!

– Командир, наши!

Бывают же в жизни такие минуты. Это ДБ-3ф 5-го гвардейского авиаполка пришли нам на смену. Взглянул на бензомер – горючего только до аэродрома. Тут лишь и почувствовал, как одеревенело все тело. Во рту пересохло, давит в висках. Пять часов напряженного полета...

Передаем патрульную службу гвардейцам и поворачиваем домой.

Вот и берег. Из ослепительной голубизны моря и неба окунаемся в мрак низкой облачности. В открытые форточки кабины пахнуло сыростью, брызнуло мелким дождем. Но это не испортило настроения. Сколько раз потом приходилось возвращаться с самых ответственных заданий, но никогда эти желанные часы и минуты не были такими волнующими и радостными.

Нас встретил Варварычев, вскарабкался на крыло еще не остановившейся машины.

– Поздравляю! Как матчасть?

– Без замечаний!

Затем к самолету подкатила "эмка", из нее вышли Ефремов и Балин. Андрей Яковлевич выслушал доклад о выполнении боевого задания, пожал руку, поздравил.

– Ну, понял, Минаков, что боевое крещение – это не ритуал?

– Так точно, понял!

– Ну что ж, будем считать ваш экипаж в боевом строю.

В штабе наш вылет подробно разобрали. Вскрылись и некоторые ошибки, издалека они всегда виднее. Во время патрулирования мы слишком удалялись от кораблей; летать следовало ниже немецкого разведчика, чтобы дать возможность вести огонь по самолету противника не только штурману, но и стрелку-радисту...

По пути в столовую зашли в станичный буфет к дядюшке Арутюну.

При виде нас буфетчик преобразился, забегал, затараторил:

– Почему редко заходите, вай-вай!

– Мы, дядя Арутюн, только по праздникам...

– Значит, сегодня праздник?

– Еще и какой!

Хитрый дядюшка сразу все понял.

– Ба-алышой, ха-ароший праздник! Желаем побольше таких!

– Спасибо, дядя Арутюн, постараемся!

Таким остался в памяти день боевого крещения нашего экипажа.

Сквозь огонь

Захватив Севастополь, фашисты намеревались использовать его порт как основную перевалочную базу для снабжения своих войск в Причерноморье. С целью воспрепятствовать этим планам нашему полку было приказано заминировать бухты Севастополя, внешний рейд и фарватер в направлении к Инкерманскому створу. Началась подготовка. Но обстановка менялась ежечасно. В середине дня 5 июля мы получили другую задачу: совместно с 40-м бомбардировочным и 5-м гвардейским минно-торпедным авиаполками нанести удар по Ливадии. Стали снимать с самолетов мины и подвешивать бомбы.

– Жаль бомбить такой красивый дворец, – вздохнул Никитин. Исторический памятник...

– Значит, так надо, – без твердой уверенности рассудил Прилуцкий.

Пришел комэск и развеял все сомнения. В ливадийском дворце командование 11-й немецко-фашистской армии решило закатить банкет по случаю взятия Севастополя. Ожидалось прибытие высшего командования вермахта.

Мы подготовились, ждали сигнала. Оставляя за собой длинный хвост пыли, к взлетной полосе подкатила командирская "эмка". Из нее выскочил майор Пересада.

– Отставить вылет! Получено приказание адмирала Исакова: ночью срочно заминировать подходы к порту и бухты Севастополя.

– А как же с банкетом?

– Удар по Ливадии нанесут сороковой и пятый...

Ну и денек! Снова закипела работа по замене бомб на мины. Бомбы оставили только на двух машинах, которые должны были имитировать удар по Севастополю, чтобы отвлечь противника от операции по минированию.

Еще засветло тяжело нагруженные машины стали отрываться от земли. Осипов и Казанчук сделали пять заходов на город. Лучи десятков прожекторов кромсали небо, зенитки захлебывались огнем. В это время основная группа наших самолетов сбрасывала мины с малой высоты. Боевое задание было выполнено, обманный маневр удался. Однако не обошлось без потерь. На аэродром не вернулся заместитель командира второй эскадрильи старший лейтенант Кузьмин со своим экипажем.

О бомбоударе по Ливадии мы узнали на том же разборе. Дворец не пострадал. Случилось так, что ведущий штурман спутал ливадийский дворец с соседним зданием и группа отбомбилась по нему. Фашистские генералы и офицеры к этому моменту находились уже в парке, где продолжали свой банкет. По воле случая бомбы легли как раз куда надо. Об этом эпизоде упоминает в своих мемуарах гитлеровский генерал-фельдмаршал Манштейн, который присутствовал на том горьком веселье:

"...Несколько советских самолетов, прилетевших с Кавказа, угостили нас бомбами..."

Но это стало известно уже после войны. А в тот момент наши соседи остро переживали свою неудачу.

Затяжка с открытием второго фронта позволила Гитлеру к концу июня 1942 года сосредоточить на юге нашей страны более 90 дивизий. Сильная группировка противника 7 июля прорвала оборону наших войск на воронежском направлении. Главный удар наносился на Кантемировку и далее в направлении большой излучины Дона. 10 июля 17-я полевая армия немцев перешла в наступление западнее Ростова-на-Дону против войск Южного фронта. Неся огромные потери, противник рвался к воротам Северного Кавказа – Ростову. В порту Мариуполь гитлеровцы сосредоточивали силы и средства для высадки десанта на восточное побережье Азовского моря.

11 июля полк получил приказ: мощным ударом по мариупольскому порту уничтожить плавсредства противника. День стоял знойный. Обливаясь потом под раскаленными плоскостями самолетов, мы принялись подвешивать сотки, двухсотпятидесятикилограммовые и полутонные бомбы. Кроме нас в боевых действиях должно было участвовать несколько групп от 5-го гвардейского и 40-го волков. Для непосредственного прикрытия выделялось одиннадцать истребителей 62-го истребительного авиаполка, а для подавления истребительной авиации противника в районе удара 5-я воздушная армия выделяла двадцать Як-1.

Майор Ефремов приказал командирам эскадрилий проиграть весь полет от начала до конца методом "пеший по-летному". Построившись поэкипажно в боевые порядки групп, мы на земле отработали все элементы: выруливание, взлет, "бор в районе аэродрома, полет по маршруту, встречу с истребителями прикрытия, выход на цель, противоистребительный и противозенитный маневры, боевой курс, удар, отход от цели, возвращение на аэродром, порядок посадки.

С экипажами побеседовал комиссар эскадрильи старший политрук Николай Григорьевич Ермак. Ознакомил с общей обстановкой на фронтах, положением на нашем участке.

– Не только у нас, на всем протяжении огромного фронта идут ожесточенные бои. Положение критическое. Необходимо сделать все возможное и невозможное, чтобы сорвать замыслы противника!

Вылет в этот день не состоялся, был перенесен на следующее утро.

На рассвете мы были на аэродроме. Мой ведомый Василий Сорокопудов возился в своей кабине.

– Как, тезка, самочувствие?

– Откровенно говоря, не очень... Не хватает привычки, что ли...

– Помни, нас много! Истребители прикрывают. Однако и сам не плошай!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю