Текст книги "Конец третьего рейха"

Автор книги: Василий Чуйков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Задачи, которые ставило перед нами командование фронта, были чрезвычайно трудными. Правда, средств усиления в армиях мы имели вполне достаточно. Например, в артиллерийском наступлении 8-й гвардейской армии на семикилометровом фронте прорыва привлекалось 77 артиллерийских и 10 танковых и самоходно-артиллерийских полков, что составляло на один километр фронта 266 орудий и минометов и одну танковую бригаду. Однако эти средства усиления не могли одновременно поражать два оборонительных рубежа противника. После овладения первым рубежом требовалось переместить вперед тысячи орудий, сотни наблюдательных пунктов, установить связь и взаимодействие между наступающими частями. На все это требовалось время.

Мы имели сильную авиацию, но она привлекалась для ударов по тем же позициям, на которые нацеливалась артиллерия. Без данных разведки летчики не могли знать о тщательно замаскированных вражеских рубежах обороны в лесных массивах.

На основании директивы командующего фронтом мы строили боевой порядок так, чтобы артиллерия всех корпусов и дивизий участвовала в артиллерийской подготовке и в артиллерийском наступлении. Все три корпуса располагались в линию. В 4-м и 29-м гвардейских стрелковых корпусах в первом эшелоне шли две дивизии, в 28-м – только одна. Во втором эшелоне каждый корпус имел по одной дивизии. 39-я гвардейская дивизия из 28-го корпуса оставлялась в армейском резерве. На каждую дивизию первого эшелона (их было пять) приходилась полоса наступления шириной в 1400 метров. Дивизии держали два полка в первом эшелоне, один – во втором.

Чтобы уточнить истинный передний край обороны противника, учитывая при этом, что враг, предугадав наше наступление, мог отвести главные силы с переднего края на вторую позицию или на Зееловские высоты, решением фронта была произведена разведка боем. Она проводилась 14 апреля 1945 года, за два дня до начала Общего наступления. Для участия в ней от каждой дивизии привлекался усиленный батальон с танками и артиллерией.

Решение о проведении разведки боем за два дня до наступления мы в нашей армии приняли к исполнению. В директиве комфронта категорически требовалось проводить подготовку к наступлению в полной скрытности. Бойцам разрешалось сообщить о нем лишь перед самой атакой.

Если под Ковелем и на Висле разведка боем проводилась за два часа до наступления и затем перерастала в общее наступление, то сейчас командование фронта отказалось от такого метода.

Вместе с тем командующий фронтом предложил новый прием: сосредоточить на участке прорыва множество прожекторов, перед атакой, которая будет проводиться ночью, осветить поле боя и ослепить противника.

– На специальном учении, организованном маршалом Жуковым за неделю до наступления, мы, командующие армиями и корпусами, на себе проверили действие прожекторов как в наступлении, когда они светили с тыла, так и в обороне, когда свет бил в лицо. Получалось неплохо...

Разведка боем по всему фронту проводилась 14 апреля. В 7 часов 40 минут 14 апреля, после десятиминутного артиллерийского налета. Разведывательные батальоны дружно атаковали первую позицию противника и на участке наступления 8-й гвардейской армии захватили ее, продвинувшись вперед до двух-четырех километров. То же самое было и на участке соседа справа – 5-й ударной армии. Противник, застигнутый врасплох, понес потери и отошел на вторую позицию.

Во время разведки боем мы захватили пленных из 20-й моторизованной и 303-й пехотной дивизий противника. Среди них был капрал из 303 пехотной дивизии. На допросе он сказал:

– Германии через две недели капут!..

– Почему? – спросили его. Он подумал и ответил:

– Ваше наступление четырнадцатого апреля было не основное. Это только разведка. А дня через два-три вы начнете гросснаступление. До Берлина будете наступать около недели, да за Берлин будете драться тоже около недели. Так что дней через пятнадцать-двадцать Гитлеру капут.

Немецкий капрал оценивал обстановку, пожалуй, лучше многих фашистских генералов. Он не ошибся, что 14-го была разведка; он не ошибся и в том, что дня через два-три начнется наше основное наступление, и точно предвидел результат его.

Оставшиеся в руках противника господствующие высоты в Зееловской гряде давали возможность вести наблюдение за всей долиной, где сосредоточивались наши войска. Нам очень трудно было скрытно производить передвижения. А хотелось незаметно подвести войска, особенно артиллерию и танки, к исходным позициям. Но как это сделать, когда противник отчетливо видит наши позиции не только на плацдарме, но и на восточном берегу? Даже ночная темнота не выручала нас: враг прощупывал местность лучами прожекторов. А мы не открывали по ним огня: артиллеристам было приказано не выдавать себя, молчать до последней минуты. Гасли прожекторы – вспыхивали осветительные бомбы, сброшенные с разведывательных самолетов, и вся долина опять была как на ладони, перед глазами гитлеровцев.

Маскировка войск усложнялась тем, что деревья еще не распустились, а закапываться в землю не давали вешние и грунтовые воды. Копнул один раз штыковкой – и ямка сию же минуту заполняется мутноватой водой.

Впереди – гвардейские знамена

Как всегда, перед наступлением активизировалась работа политических органов, партийных и комсомольских организаций с людьми. Как только была получена боевая задача, Военный совет армии созвал собрание партийного актива штаба, политического отдела армии с участием командиров и начальников политических отделов корпусов и дивизий. Товарищи делились своими думами, советовали, как лучше организовать работу в войсках. Среди других предложений партийный актив единодушно одобрил и такое: "В ночь накануне наступления все части и соединения выносят на передний край в первую траншею боевые гвардейские знамена, чтобы каждый боец видел, что он идет в этот бой вместе со своими товарищами, бойцами и командирами, со святыней части – боевым Красным знаменем – символом революционных идеалов и священного стремления всех честных людей земли к свободе и счастью человечества".

Со штабными офицерами и командирами всех степеней (до роты и батареи включительно) на рельефных планах был разыгран ход наступления. Особенно тщательно отрабатывались управление войсками и ввод в бой вторых эшелонов.

Ночь на 16 апреля показалась мне очень долгой. Так всегда бывает, когда ждешь решающих событий.

Перед рассветом на мой командный пункт вблизи поселка Рейнтвейн приехал Г. К. Жуков. К этому моменту войска армии уже заняли исходное положение. Командиры частей вышли с гвардейскими знаменами на передний край. Бойцы клялись у знамени, что с честью выполнят боевые задачи. Взвивались в небо осветительные ракеты, в их свете Ленин, как живой, смотрел на воинов с алых полотнищ боевых знамен, словно призывая к решительности в заключительном сражении с ненавистным врагом.

Пять часов утра по московскому, три часа по берлинскому...

В это время в траншеях подаются команды на вынос знамени. Все делается тихо. Над позициями ночная темь.

Секундная стрелка на часах командующего фронтом подошла к черте, и вмиг стало светло. В ярких всполохах артиллерийской канонады мы увидели над траншеями движущиеся вперед развернутые знамена. Их несли к исходным позициям для штурма.

Накатился сплошной гул вулканической мощи. Шутка ли: ударили залпом и продолжали бить и бить сорок тысяч орудий!.. Казалось, качнулась вся приодерская равнина. Клубы пыли и дыма стеной вздыбились до самого неба.

В полосе нашей армии зарево артиллерийского огня полыхало так ярко, что с командного пункта трудно было зримо ощутить первый момент светового удара прожекторов. Не уловив его, мы с командующим фронтом даже спросили, почему прожекторы не включены. И были удивлены, когда нам ответили, что прожекторы действуют...

Должен сказать, что в то время, когда мы любовались силой и эффективностью действия прожекторов на полигоне, никто из нас не мог точно предугадать, как это будет выглядеть в боевой обстановке. Мне трудно судить о положении на других участках фронта. Но в полосе нашей 8-й гвардейской армии я увидел, как мощные пучки света прожекторов уперлись в клубящуюся завесу гари, дыма и пыли, поднятую над позициями противника. Даже прожекторы не могли пробить эту завесу, и нам было трудно наблюдать за полем боя. Как на грех, еще и ветер дул навстречу. В результате высота 81,5, на которой разместился командный пункт, вскоре была окутана непроницаемой мглой. Тогда мы вообще перестали что-либо видеть, полагаясь в управлении войсками лишь на радиотелефонную связь да на посыльных.

Густое пыльно-дымное облако осложняло и действия наших наступающих частей.

Первые полчаса после начала нашего наступления противник почти не вел огня. Его наблюдательные и командные пункты, а также огневые позиции были подавлены нашей артиллерией и авиацией. Сопротивление оказывали лишь немногие уцелевшие пулеметы, самоходки и орудия, укрытые в каменных домах и в отдельных окопах. Первые два километра наши стрелковые части и танки наступали за огневым валом успешно, хотя и медленно. А потом, когда путь преградили ручьи и каналы, танки и самоходные орудия начали отставать от пехоты. Взаимодействие между артиллерией, пехотой и танками нарушилось. Огневой вал, точно расписанный до времени, пришлось остановить и переключить артиллерию на поддержку пехоты и танков методом последовательного сосредоточения огня. Уцелевшие орудия и минометы противника ожили на рассвете и начали обстреливать дороги, по которым густо шли наши войска и боевая техника. В некоторых полках и батальонах нарушилось управление. Все это сказалось на темпе наступления.

Особенно упорное сопротивление противник оказал на канале Хаупт, который проходит по долине, огибая подножие Зееловских высот. Вешние воды сделали его глубоким, непроходимым для наших танков и самоходных орудий. А немногочисленные мосты обстреливались артиллерийским и минометным огнем из-за Зееловских высот и прямой наводкой закопанных и хорошо замаскированных танков и самоходных орудий.

Здесь наше наступление еще больше замедлилось. Пока саперы наводили переправы, войска стояли на месте. Произвести какой-либо маневр автомашинам и танкам было нельзя: дороги забиты, а двигаться напрямик по болотистой пойме и заминированным полям было невозможно.

Спасибо нашей авиации. Краснозвездные бомбардировщики, истребители, штурмовики господствовали над полем боя. Они успешно подавляли артиллерию в глубине обороны противника.

Наконец Хаупт был преодолен. Наши войска начали штурм Зееловских высот.

К 12 часам дня войска 8-й гвардейской армии прорвали первые две позиции противника и подошли к третьей, которую с ходу захватить не могли. Скаты Зееловских высот так круты, что наши танки и самоходки не могли на них взобраться и вынуждены были искать более пологие подъемы. Эти подъемы шли вдоль дорог на Зеелов, Фридерсдорф и Долгелин. Но здесь противник создал сильные опорные пункты обороны. Для подавления и захвата этих опорных пунктов требовался точный и сильный огонь орудий. Артиллерия должна была перейти на новые позиции, ближе к Зееловским высотам.

Я приказал подтянуть артиллерию, организовать взаимодействие между пехотой, танками и артиллерией и в 14 часов после 20-минутного огневого налета атаковать Зеелов, Фридерсдорф, Долгелин и захватить Зееловские высоты.

Как уже говорилось выше, командующий фронтом маршал Г. К. Жуков находился на моем командном пункте. Отсюда он руководил войсками и поддерживал связь со Ставкой.

Наш фронт, против которого была сосредоточена наиболее многочисленная вражеская группировка и более мощные оборонительные сооружения, особенно на Зееловских высотах, продвигался несколько медленнее 1-го Украинского фронта. И это беспокоило Ставку. Но нельзя не учитывать, что нам приходилось сражаться в исключительно сложных условиях, преодолевать ожесточенное сопротивление гитлеровцев. Войска с большим напряжением пробивались по дорогам, пролегавшим между болот и топей. Полые воды сделали труднопроходимыми многие участки местности. Перед Зееловскими высотами наше наступление затормозилось.

Видимо, желая усилить темп наступления и ускорить прорыв обороны противника на Зееловских высотах, командующий фронтом принял решение ввести в сражение в полосе нашей армии 1-ю гвардейскую танковую армию М. Е. Катукова и 11-й отдельный танковый корпус И. И. Ющука. Им была поставлена задача с ходу захватить Зееловские высоты и развивать наступление на Берлин (ранее намечалось ввести эти танковые соединения в бой после того, как оборона врага будет прорвана).

Когда танковые соединения начали проходить боевые порядки 8-й гвардейской армии, на дорогах стало еще теснее, а сойти с них в сторону было невозможно. Танки 1-й гвардейской буквально уперлись в наши тягачи, перетаскивавшие артиллерию, в результате чего маневр вторых эшелонов дивизий и корпусов оказался скованным. Должен сказать, что 8-я гвардейская армия располагала и своими немалыми танковыми силами.

Но нам было не привыкать преодолевать различные трудности. Помогая друг другу, пехотинцы и танкисты отважно громили гитлеровцев, выбивая их с оборонительных рубежей.

Во второй половине дня небольшой успех обозначился на правом фланге армии, на участке 4-го гвардейского стрелкового корпуса, 47-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием генерала Шугаева, наступая севернее шоссейной дороги Кюстрин – Берлин, преодолела сопротивление противника, захватила несколько господствующих высот севернее города Зеелов, перерезала железную и две шоссейные дороги, идущие от Зеелова на Бугдорф и на Гузов. 57-я гвардейская дивизия, которой командовал генерал П. И. Зализюк, вечером вела бой уже за станцию Зеелов.

На фронте 29-го и 28-го гвардейских стрелковых корпусов, наступающих к югу от Зеелова, части подошли вплотную к Зееловским высотам, но организовать одновременный удар по опорным пунктам противника всеми силами не смогли. Темнота не дала развить наступление. Задачу дня армия не выполнила Зееловские высоты были взяты только частично. Не справилась с этим и введенная в сражение 1-я гвардейская танковая армия: она не смогла развернуться и остановилась на дорогах в пойме Одера.

Сосед справа – 5-я ударная армия генерала Берзарина к исходу дня вышла на реку Альте-Одер.

Сосед слева – 69-я армия под командованием генерала Колпакчи и вовсе не смогла продвинуться вперед.

Почему же, несмотря на значительный перевес в силах, мы вынуждены были довольствоваться столь скромными успехами первого дня операции? По-видимому, противник учел опыт прошлых боев и изменил принцип построения своей обороны. Раньше основные силы он располагал на первой оборонительной полосе, вторая и третья позиции хотя и готовились в глубине, но не всегда занимались войсками вторых и третьих эшелонов. Резервы, танковые или мотодивизии, тоже, как правило, не занимали рубежей обороны, а находились в ближнем тылу, нацеливаясь для контратак по прорвавшемуся противнику. Изучив эту тактику, мы громили врага на его главной полосе. Одновременно авиация и дальнобойная артиллерия наносили удары по его резервам, срывая их и мешая врагу организовывать контратаки. Разбив войска противника в первой, главной, полосе обороны, мы вводили в бой свои подвижные резервы, обычно танковые корпуса и армии, которые громили резервы, врага и выходили на оперативный простор. Так было на Украине, так было под Ковелем и в Висло-Одерской операции, когда танковые армии под командованием С. И. Богданова, М. Е. Катукова вводились в чистый прорыв, проделанный общевойсковыми армиями в главной полосе обороны противника. Эти мощные танковые объединения устремлялись в глубокий вражеский тыл и расширяли прорыв в сторону флангов на сотни километров.

Теперь противник построил оборону по-новому. Он занимал не только первую, но и вторую и третью полосы, расположив здесь большое количество пехоты, танков и артиллерии. Кроме того, враг имел сильные резервы в глубине обороны. Наши войска, прорвав первую оборонительную полосу по берегам каналов Альте-Одер и Хаупт, натолкнулись на организованную оборону противника на уже занятой его войсками второй полосе.

Надо иметь в виду и то обстоятельство, что все пространство от Одера до Берлина гитлеровцы превратили, по существу в сплошной укрепленный район, где, кроме мощных рубежей полевого типа, были приспособлены к обороне многочисленные здания населенных пунктов, лесные массивы и водные преграды.

Недостаточно учли мы и своеобразие местности, изобилующей естественными преградами – каналами, ручьями и озерами. Недостаток дорог сковывал наш маневр и лишал возможности вводить большие силы при атаках. Вдобавок ко всему множество населенных пунктов, где каждый дом приходилось брать штурмом.

Первый день наступления показал, что враг будет упорно сражаться за каждый рубеж. В его части влилось немалое количество особых команд из войск СС, им было приказано, как показали пленные, расстреливать на месте всех, кто попытается отходить назад или ослабить сопротивление. Нам предстояло брать с боем каждый окоп, каждую стрелковую ячейку, не говоря уже о кварталах населенных пунктов.

Ночь на 17 апреля мы использовали для перемещения артиллерии, перегруппировки войск и подготовки к штурму Зееловских высот.

На следующий день наступление началось в 10 часов 30 минут по московскому времени после тридцатиминутной мощной артиллерийской подготовки. Насыщенность огня была огромная. На каждом километре фронта действовало свыше двухсот стволов орудий и минометов.

На правом фланге армии 4-й гвардейский стрелковый корпус был выведен на дорогу Гузов – Зеелов и получил приказ развивать наступление в направлении Герльсдорф, к исходу дня выйти на реку Флисс и форсировать ее. Вместе с ним наступал 11-й танковый корпус.

29-й гвардейский стрелковый корпус должен был прорвать оборону противника и овладеть населенными пунктами Лудвигслуст, Фридерсдорф, а в дальнейшем тоже выйти на Флисс и форсировать ее. Для обеспечения этого удара вводилась из второго эшелона 82-я гвардейская стрелковая дивизия 29-го гвардейского стрелкового корпуса, которая наносила удар из-за левого фланга 4-го корпуса в направлении Ворин – Янсфельде.

28-й гвардейский стрелковый корпус должен был овладеть районом Долгелина и в дальнейшем наступать через Литцен на Марксдорф.

Штурмовая авиация содействовала войскам армии в борьбе за Зееловские высоты и при форсировании реки Флисс.

На этот раз артиллерийская подготовка, проведенная в светлое время, оказалась значительно эффективнее, чём в первый день наступления.

Наибольший успех 17 апреля был достигнут на стыке с правым соседом. Там части 5-й ударной и 8-й гвардейской армий, прорвав оборону противника и отразив его контратаки, вышли на рубеж Альт-Розенталь – Гельсдорф – озеро Вайнтерг. Медленнее было продвижение на левом фланге, на стыке с 69-й армией, где 28-й корпус и части 1-й гвардейской танковой армии, отражая непрерывные вражеские контратаки, сумели овладеть только районами Долгелин и Либбеникен.

На защиту Зееловских высот противник бросил две дивизии из резерва – 28-ю моторизованную и 168-ю пехотную – и авиационный корпус противовоздушной обороны Берлина.

Лишь к исходу второго дня наступления армия овладела второй оборонительной полосой, захватила полностью Зееловские высоты и вышла из приодерской поймы.

Сосед справа – 5-я ударная армия форсировала реку Флисс и овладела районом Плоткова.

Сосед слева – 69-я армия продолжала вести бой за район Малькова.

За эти двое суток боев войска 8-й гвардейской армии, как и всего 1-го Белорусского фронта, выполнили задачу только первого дня наступления. Такого упорного сопротивления противника мы все же не ожидали. В этой отчаянной борьбе чувствовалась решимость гитлеровцев драться за каждый метр, оставшийся до Берлина. Враг уже не мог маневрировать в глубину за счет территории. И он бросал в бой все, что у него имелось, лишь бы остановить наше наступление. Мы знали, что силы его на исходе, что неизбежен решительный перелом в нашу пользу. Поэтому на 18 апреля войска получили задачу не на захват большого пространства, а на перемалывание живой силы и техники противника на поле боя и в ближайшей глубине его обороны. Утром мы снова провели мощную артиллерийскую подготовку по планам командиров корпусов.

В этот день противник ввел в бой две свежие моторизованные дивизии "Курман" и "Мюнхенберг" – и одну пехотную дивизию СС под командованием генерала Зайцерта. Завязались ожесточенные бои. Контратаки следовали одна за другой, особенно на левом фланге армии.

В районе Дидерсдорфа противник старался перерезать шоссе Кюстрин – Берлин, по которому двигалась основная масса техники и тылов 29-го гвардейского стрелкового корпуса и 1-й гвардейской танковой армии. Для ликвидации этой угрозы командиру 28-го гвардейского стрелкового корпуса было приказано ввести в бой 39-ю гвардейскую стрелковую дивизию, до этого следовавшую во втором эшелоне.

Передовой 117-й гвардейский стрелковый полк этой дивизии под командованием полковника Ефима Дмитриевича Гриценко вступил в ожесточенную схватку с кадровыми подразделениями противника и батальоном фольксштурма, которые стремились всеми силами добиться какого-либо успеха. Они бросались в контратаки из засад, устроенных на пологих западных скатах Зееловских высот, открывали пулеметный огонь из тщательно замаскированных укрытий, которые уже прошли наши войска, бросали гранаты и фаустпатроны из домов и различных построек, стоящих возле дорог и переездов. Полковник Гриценко нашел способ борьбы с такой тактикой врага. Он отказался от лобовых атак населенных пунктов и узлов обороны. Батальоны полка повзводно и поротно с минометами и легкими орудиями через перелески, окольными путями пробирались в тыл и на фланги подразделений противника и навязывали невыгодный ему бои.

Моральное превосходство было на стороне советских воинов, и хотя соотношение сил на этом участке было не всегда в пользу полка Гриценко, гитлеровцы не выдерживали напора – сдавались в плен или панически отступали. Только за один день боя полк захватил около 100 пулеметов, 107 автомашин с различными военными грузами, взял в плен 315 солдат и офицеров.

Такой же тактики придерживался молодой и отважный командир 227-го гвардейского стрелкового полка 79-й гвардейской стрелковой дивизии подполковник Александр Иванович Семиков, о котором я уже рассказывал. Его полк действовал левее полка Гриценко. В боях за Долгелин подразделения Семикова сумели преодолеть очень сильный узел сопротивления противника на перекрестке железной дороги и шоссе Долгелин – Франкфурт. Пять закопанных танков стояли на пути полка. С ними не могли справиться ни тяжелые орудия, ни залпы "катюш". Броня этих танков прикрывалась штабелями дорожного булыжника. Семиков заслал к ним в тыл опытных саперов с фаустпатронами и взрывчаткой. После нескольких ударов танки прекратили огонь, их экипажи сбежали.

Вскоре на полк Семикова обрушился сильный артиллерийский удар, за ним началась яростная контратака пехоты, примчавшейся на автомашинах и броневиках. Сюда же прорвались с берлинских аэродромов немецкие истребители. Они сбрасывали бомбы в самую гущу столкнувшихся войск, обстреливали их из пушек и пулеметов без разбора, поражая и своих и чужих. После двухчасового боя полку Семикова с помощью соседей – танкистов 8-го гвардейского механизированного корпуса генерала И. Ф. Дремова – удалось опрокинуть противника. На поле боя осталось несколько сот убитых немецких солдат и офицеров, горело восемь броневиков и два сбитых самолета.

Были потери и с нашей стороны. Особенно нас огорчила весть о том, что тяжело ранен подполковник Семиков. Он находился в боевых порядках первого батальона, когда вблизи разорвалась бомба, сброшенная немецким самолетом. Крупные осколки раздробили ему правое бедро, перебили руку, плечо. К счастью, врачам удалось спасти его. Правда, ему не пришлось участвовать в заключительном штурме Берлина, но он остался жив и до сих пор находится в строю.

Александр Иванович Семиков по нашему представлению получил звание Героя Советского Союза.

В результате боев 18 апреля войска армии заняли рубеж Требниц – Янсфельде. Сосед справа вышел на рубеж Марксвальде – Вульков. Сосед слева – 69-я армия и на третий день наступления оставался на месте, поэтому левый фланг нашей армии растянулся и противник своими контратаками старался повернуть нас на юг, в сторону от Берлина. Чтобы этого не случилось, для прикрытия левого фланга армии были оставлены две дивизии 28-го гвардейского стрелкового корпуса.

Первая гвардейская танковая армия и 11-й танковый корпус, введенные в сражение командующим фронтом еще в первый день наступления, продолжали продвигаться в боевых порядках 8-й гвардейской армии. Это, конечно, не могло удовлетворить командование. Из штаба фронта посыпались тревожные телеграммы. Вот одна из них: "Командующий фронтом приказал:

1. Немедля развивать стремительность наступления. Если допустить медлительность в развитии Берлинской операции, то войска истощатся и израсходуют все материальные запасы, не взяв Берлина.

2. Всем командирам находиться на НП командиров корпусов, ведущих бой на главном направлении. Нахождение в тылу войск категорически запрещаю.

3. Всю артиллерию, в том числе большой мощности, подтянуть к первому эшелону и держать ее не далее 2 – 3 км за эшелоном, ведущим бой. Действия артиллерии концентрировать на тех участках, где решается задача на прорыв.

Иметь в виду, что до самого Берлина противник будет сопротивляться и цепляться за каждый дом и куст, а потому танкистам, самоходчикам и пехоте не ждать, пока артиллерия перебьет всех гитлеровцев и предоставит удовольствие двигаться по чистому пространству.

4. Бейте беспощадно врага и двигайтесь вперед днем и ночью на Берлин, тогда Берлин очень скоро будет наш".

Наступление 19 апреля началось в полдень. До этого часа войска всего фронта подтягивали артиллерию и боеприпасы, проводили разведку, уточняя огневую систему Мюнхенбергского оборонительного рубежа. Командующий 1-й гвардейской танковой армией генерал Катуков с. этого рубежа стремился прорваться на оперативный простор.

В. 12 часов 30 минут войска армии на всем фронте двинулись вперед. В первой половине дня удалось овладеть опорными пунктами Донсдорф, Мюнхенберг, Белендорф. Противник на этом рубеже был разбит, остатки его войск отошли.

В боях за Мюнхенберг отличился 242-й гвардейский стрелковый полк 82-й гвардейской стрелковой дивизии, которым командовал гвардии полковник Иван Федорович Сухоруков. Участник битвы на Волге, опытный офицер, он принял смелое и глубоко продуманное решение. Полк подходил к Мюнхенбергу вдоль дороги, идущей от Одера. Здесь противник построил много оборонительных сооружений. Оставив на этом участке всего одну роту, Сухоруков демонстративно, на глазах вражеских наблюдателей, отвел главные силы полка назад, затем стремительным броском ворвался в лес, что севернее Мюнхенберга, и оттуда дружной атакой с фланга и с тыла устремился в город. Пехота действовала мелкими группами с танками и самоходными установками. Сам Сухоруков шел со стрелковым подразделением в центре полка. Уличный бой длился несколько часов. Осуществляя замысел командира, бойцы старались отрезать врагу пути отхода. Они пробирались на перекрестки улиц и открывали внезапный огонь, тем самым создавая видимость окружения. Гитлеровцы метались в поисках выхода. Этого и добивался Сухоруков. Дружной атакой главных сил полка он завершил разгром врага. Город был взят без больших потерь с нашей стороны.

После окончания боев за Мюнхенберг стало известно, что Иван Федорович Сухоруков тяжело ранен в грудь и в ногу. Узнав об этом от полкового врача, я приказал немедленно отправить полковника в госпиталь. По представлению командования армией ему было присвоено звание Героя Советского Союза

Продолжая развивать наступление, войска армии к исходу 20 апреля вышли на рубеж Гарцин – Кинбаум – Ениккендорф.

В лесах оказалось много минных полей и заграждений. Враг минировал дороги, мосты, не скупился на коварные "сюрпризы". На дорогах, в кюветах, в поле валялись якобы брошенные мотоциклы, велосипеды, оружие. Малейшее прикосновение к ним вызывало взрыв. Столкнулись мы и с "хитрыми" минами, которые пропускали танки с тралами. А следующие за ними машины подрывались.

Это требовало от войск сугубой осторожности, а от саперов – напряженной и самоотверженной работы.

Наконец удалось ввести 1-ю гвардейскую танковую армию в прорыв с рубежа Мюнхенберг – Белендорф. Танкисты сделали удачный рывок на Фюрстенвальде и Кинбаум, но развить дальше успех самостоятельно не смогли. Реки, болота, озера и леса сковали их маневр. Засевшие в лесах и в населенных пунктах фаустники били в упор по танкам. Стало очевидным, что успех наших танкистов возможен только при тесном взаимодействии со стрелковыми частями, и им было приказано снова войти в границы 8-й гвардейской армии, чтобы двигаться прямо на Берлин.

После падения Мюнхенберга сопротивление противника несколько ослабело. Потрепанные и понесшие потери немецкие части вынуждены были отходить под ударами наших войск. Однако впереди нас ожидали новые оборонительные рубежи, которые не удалось обнаружить нашей разведке заранее. Их предстояло прорывать с ходу.

За пять дней наступательных боев войска фронта разгромили и перемололи много немецких частей. Противник понес большие потери в живой силе и технике. Его войска, занимавшие пять полос обороны, и введенные в бой резервы – около пяти дивизий – были разгромлены и отброшены к Берлину. В боях за населенные пункты, лесные массивы, узлы дорог очень важную роль играл маневр таких подразделений, как рота, батальон. Они проникали в тыл противнику и атаковывали его там, где он не ожидал. Такой опорный пункт, как город Мюнхенберг, был взят благодаря маневру мелких подразделений, проникших на его западную окраину.

Боевые порядки пехоты максимально насыщались орудиями для стрельбы прямой наводкой, самоходными орудиями, танками и инженерными подразделениями, что давало возможность непрерывно штурмовать оборону противника, уничтожая его узлы сопротивления, самоходки и танки, действовавшие в основном из засад.

К исходу 20 апреля для войск 1-го Белорусского фронта сложилась благоприятная обстановка. 2-я гвардейская танковая армия под командованием генерала С. И. Богданова на участке наступления 3-й ударной армии генерала В. И. Кузнецова прорвалась в район Бернау. Успешное наступление войск 3-й и 5-й ударных и 8-й гвардейской армий, завершивших прорыв четвертой полосы обороны противника, и выход частей 1-й гвардейской танковой армии в район Кагель-Фюрстенвальде – Книккендорф, куда вместе с танками прорвались части 28-го гвардейского стрелкового корпуса, вынудило гитлеровцев отказаться от контратак и контрударов. Теперь все свои силы враг сосредоточил на обороне Берлина.