Текст книги "Пламя, или Посещение одиннадцатое"
Автор книги: Василий Аксёнов
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
Они нам – напиток, мы им – деньги. По-честному.
Три рубля – ведро. По-божески.
Могли б и даром нам отдать. В знак благодарности. Мы тут, не покладая рук, в поте лица, в земле и в древнем навозе, который по сохранившимся качествам, запаху и консистенции и свежему фору даст, копошимся, благородное происхождение их выясняем и чем их боевые предки в стародавние времена на этой территории занимались, какие великие подвиги совершали, выведываем. Потом всю их славную родословную на белом блюдечке с синей каёмочкой преподнесём им. Гордитесь, знайте. Но им, как кажется, до этого нет дела. Одно только и спрашивают: «Честно скажите, золота нарыли много?!» Честно и отвечаем: «Чего-чего, а золота здесь нет». С этим не к нам, мол, а к геологам. И на Чукотку, Колыму. Туда вот им, дескать, не надо, им и тут, мол, хорошо. Хоть и нашли бы мы вдруг золото, в виде монет, изделий ли, но сообщать нельзя об этом. Категорически. Такая установка. Вечером скажешь, утром на раскоп придёшь и не узнаешь – всё будет перерыто, перепахано, загублен будет уникальный памятник. Золота и иных драгоценностей нет, и интересу у местного населения никакого. Живут не прошлым и не будущим, а настоящим.
А настоящее-то – оно есть? А если нет его, то можно ли им жить?
По первой.
Вместе с ребятами – за сделку. Вроде как принято. Кем и когда принято, не знаю. Они, ребята, так сказали. По староладожской традиции, наверное. Чтобы мы не подумали, что собираются они, как ненавистных иноземцев, нас отравить. Как собирались греки отравить Олега, князя Новгородского и великого князя Киевского, убийцу Кира и Аскольда.
Свои законы, что поделаешь. В чужой монастырь, как говорится, со своим уставом…
Мы и не лезем.
По второй.
За вечный нерушимый мир и нерасторжимую никакими стихиями и политическими потрясениями дружбу между сельскими и нами, «кладоискателями-гробокопателями», как между викингами и славянами.
Нет, правда, веры этим «викингам».
Бывали в Старой Ладоге, когда-то Альдейгьюборге, старожилов её видели?.. Ну шведы шведами. В отличие от нас с Серёгой, русопятых, то есть «мордвы». Обмануть и обидеть нас, простодырых, каждый варяг может.
Наведывались позавчера, в обеденный перерыв, на почту, проверить, нет ли писем «до востребования». Рядом баня и пивной ларёк напротив. Возле ларька, отстояв короткую очередь, парень лет двадцати пяти, не тянет на «мужчину», белобрысый, не в будничное одетый, в «выходное», с пол-литровой кружкой пива в руке, ещё не приложился – предвкушает. Белобрысая же, натуральная скандинавка, девушка, на «женщину» не тянет, жена, похоже, этого парня, с такой же, 0,5, кружкой. Сдув ритуально пену и глядя друг дружке понимающе в глаза, не замечая окружающего, отпивают. Момент свершился. В лёгкой коляске, что стоит между ними, стянут по поясу страховочным ремнём белоголовый ребёнок, по виду мальчик лет трёх или четырёх. Сидит смирно, даже ногами не сучит. И у него в руках маленькая кружка пива, 0,33. Крепко вцепился и не кренит – не проливается из кружки, – не первый раз помогает родителям, такой вывод напрашивается. На маму с папой смотрит преданно и неотрывно, к пиву не тянется губами. Возможно, пробовал, по вкусу не пришлось. Семья из бани вышла только что – по красным, распаренным лицам и по мокрому берёзовому венику, торчащему из сумки, вывод можно сделать.
Был бы у нас с собой, рассуждаем, фотоаппарат, запечатлели бы. И снимок бы послали в Швецию. Признали бы там, нет, в этих молодых ладожанах своих? А на лицо вот вылитые свеи… хоть и обрусели.
Есть шведская музыкальная группа ABBA. Два парня и две девушки. Так вот этот староладожский муж, если это муж, очень походит на одного из парней этой группы, клавишника, а жена, если это жена, – на одну из девушек, блондинку.
Гены – века им нипочём, веник берёзовый им не помеха.
– А для чего им маленькая кружка пива? Одна к тому же, – я, не догадываясь, озадачился. – Ведь не ребёнку?
Серёга тут же разъяснил:
– Значит, чекушка есть у них в запасе. Водку пивом разбодяжат.
Так и случилось.
После, подумав, я сказал:
– Снимок не стали бы мы шведам посылать.
– Почему? – спросил Серёга.
– Опять решат, – ответил я, – как Карл Двенадцатый, что это их законные владения, полезут.
– Пусть только сунутся, – сказал Серёга.
Я согласился:
– Огребут.
– Не сунутся, конечно, – сказал Серёга, судя по интонации, как будто огорчённо.
– Почему? – спросил я.
– Сытые. На полный-то желудок… В пивную только и на стадион.
Я:
– Ну, не знаю. А если скопом, всей Европой, как они обычно делают…
Серёга:
– Не полезут. Хоть и скопом. Получали по зубам и рёбрам – забоятся.
Аналитик. Самородок. Успокоила меня его уверенность.
«Викинги», обеспечившие нас вином:
Пустые вёдра тут, на этом месте – перелить пока их не во что, – когда опорожнятся, мол, оставите.
Мы:
Без базара.
Ну, не забудьте.
Не забудем.
– Торговать лучше, чем воевать, – сказал Серёга. – Да?
Я согласился.
Но это после.
И по третьей.
После, когда ребята ладожские нас покинули, ещё по кружке одолели мы с Серёгой. Не ради пробы – чтобы распробовать, хватило по одной, – даже не ради удовольствия, нам с этим некуда спешить, всё впереди, ещё успеем. Традиция заставила: так я его, Серёгу, без лишних процедур и церемоний посвятил, имею право, в археологи. Как он был рад! О, как был рад. Даже попрыгал. Тоже, подумал я, азартный юноша. А не рыбачит ли, спросил. Ответил, нет, мол, в речке у них только лягушки да головастики, дескать, водятся. Ну, пусть исполнится его мечта – стать настоящим археологом, и в скором будущем, затягивать не стоит.
Чуть пригубили и за это, на этот раз уж чуть на донышке – мечты трусливые, не отпугнуть бы.
«Русский подучишь?.. Письменный».
«Конечно».
«Калинин даст тебе рекомендацию».
«Отлично».
«Ну, вот, считай, что поступил».
«А на какое, на вечернее?»
«Зачем вечернее?.. Дневное».
«Вот это здорово… Ох, ёлки-палки!.. Я же про армию забыл».
«Если мечта, Серёга, не умрёт, и после армии поступишь. Я вот, к примеру… Скажу тебе, как говорил нам наш мичман: “Сдохни, но сделай”».
«И вы делали?»
«А ты как думаешь?»
«Сдохну, но сделаю».
«Ну, вот, и ты уже почти что археолог».
«Я – археолог!»
Мы – как коллеги – обнялись.
Одно ведро, полное, доставили в лагерь. Другое, початое, накрыв его валявшимся рядом куском толя и тщательно замаскировав, припрятали в кустах. И не из алчности, не для себя – на всякий случай. Знаем, как оно бывает, не вчера на свет явились. У всех закончится, а тут и мы: вот вам, нуждающиеся, вот, мол, утешьтесь! О, как ликуют люди – как тувинцы, так и финны, так и те, кто «из Орловых, из дворян», – в таком случае, известно. Даже назавтра. Назавтра – вовсе. Как восхищённо смотрят на тебя. Аборигенами на белого первопроходца.
Светло сразу после этого решения на душе, как будто лампочка зажглась в ней многоваттная, у нас с Серёгой сделалось – от нашего великодушия. И от вина, не исключаю. Ну, или бражки. Совместилось.
Надежда Викторовна и Наташа, одна из чертёжниц, вернулись из Новой Ладоги. Кстати, у этой Наташи глаза как у гурии. Никогда в жизни таких чёрных не видел. Радужку от зрачка не различишь – сузился он или расширился. Как же она на мир глядит такими – в них же одна космическая мгла? Из этой мглы-то? Где там планеты, где там звёзды? Где созвездия? Не ленинградка, не «петербурженка» – с Белой Церкви. Под Киевом вроде. Хохлушка. Но по-русски говорит без акцента, и «гэ» нормальное, не фрикативное. Надежда Викторовна – ненавязчиво, надо ей должное отдать – всё меня хочет поженить, в каждый сезон, выбрав на свой вкус приглянувшуюся ей кандидатуру. Что, дескать, хорошему-то человеку, «перспективному учёному», без пары преданной болтаться, пропадать. И в «поле» как без спутницы-то быть? Муза нужна ему, «домашняя». По сторонам за ней не бегать и всякий раз не подыскивать новую. На этот раз она, уверен я, остановилась на Наташе. Всё и старается свести нас вместе. Как бы случайно. То попросит Александра Евгеньевича на соседний квадрат в раскопе её ко мне посадить, то в магазин пошлёт за чем-нибудь нас вместе. Симпатичная барышня, не стану отрицать. Амбра, мускус и шафран. Не прозрачная, конечно, и драгоценностями не усыпана. Не глупая. А поглядит в упор, как пулями большого калибра грудь тебе прострелит, хоть падай замертво и не вставай. Но мне-то что, я хладнокровен. К тому же девушки…
А девушки потом…
Правильное правило, что бы кто ни говорил. Пока придерживаюсь. Нелегко оно, конечно, даётся. Но надо. Стану вот знаменитым исследователем славянских древностей – тогда… может, и «преданная» подвернётся.
Не проворонить бы, не проморгать… с таким-то правилом привыкну к холостяцкой жизни, а заодно и к «новой» на каждый сезон.
Уж чему быть, того не миновать. Тут не об этом.
Привезли они, Надежда Викторовна и Наташа, кроме всего прочего, шесть бутылок шампанского и корзину свежих эклеров. Всё это на столе оставили, на кухне, под навесом. Сами в ларёк пошли – ещё за чем-то.
Хватились после – бутылки с шампанским на месте, а эклеров и след простыл, будто и не было их вовсе – одна корзина опрокинутая.
Грешили и на Серёгу, однажды пожаловавшегося, что «обделён был в детстве разными деликатесами», сладче, мол, солёного огурца да пареной репы ничего не ел он, «так нуждались». И на Херкуса – «из простого, но сильного и не подконтрольного рассудку навязчивого желания напакостить наглым и бескультурным имперцам-московитам». На всех, кроме «взрослых» да Надежды Викторовны с Наташей, имевших стопроцентное алиби, их просто не было здесь в это время, возводили мысленно «напраслину». Косо и с подозрением посматривали друг на друга. Может, и я был под прицелом, допускаю, – не жена Цезаря. Но одному не съесть столько пирожных, не Гаргантюа и не Пантагрюэль, каким бы ни был сладкоежкой я или кто-то. Ну, два, ну, три. Ну, пусть четыре. Не тридцать же, не сорок ли, сколько там было, полную корзину слопать. Унести куда-нибудь да выбросить, как на помойку мусор, – вряд ли. Это ж каким злодеем надо быть и человеконенавистником? Последним. Значит, действовала группа, организованно, по сговору, непонятно, правда, с какой целью. Разве из мести археологам? Вряд ли уж мы, «гробокопатели», такое заслужили. Местных не наблюдалось около стола, не наблюдалось и поблизости. И если б местные устроили набег, то уж шампанское бы не оставили. Что им, потомкам викингов, эклеры? Баловство. Олень, косуля ли на вертеле – другое дело.
И как дежурные не уследили? Тоже вопрос. Те оправдались: как раз на Волхове в то время находились, есть и свидетели, посуду, дескать, ополаскивали. Тувинец, финн и Катя «из Орловых».
Агата Кристи, да и только. Жорж Сименон.
Вскоре, до ужина ещё, всё, слава богу, разъяснилось. Неожиданно. А «слава богу» – потому что мы, измученные подозрением и неприятно затянувшейся ситуацией, перестали думать друг на друга. Вздохнули тут же облегчённо: не будет сладостей – ну и не будет, переживём, ладно, что червь – шшур, как Серёга говорит, – сомнения всех перестал глодать – такое благо. Праздник не омрачится – стоит дорогого.
Обнаружили лежащую неподалёку, на обочине дороги к Волхову, матёрую козу с обрывком трёхпрядной верёвки на шее. Морда с осоловевшим взглядом и растрёпанная борода у неё были измазаны сливочным кремом, и брюхо выдавалось неестественно, но была коза, на что Серёга обратил внимание, «не суягной». Знаток, «колхозник», «сын крестьянский». Наказывать козу воспитания ради не стали. Поздно. Эклеры этим не вернёшь.
Выжила или нет рогатая скотина после поглощения такого количества непривычного для неё продукта, не знаю. Я после этого её не видел. Может, она и попадалась на глаза мне, но в силу обстоятельств очи мои могли и не заметить – были причины на такую невнимательность. Скорей всего, пришла в себя коза после обжорства и уплелась домой, вряд ли бездомная, к своим хозяевам, её, наверное, уже и потерявшим.
Пошли мы с Серёгой, забеспокоившись вдруг, в заросли акаций. Проверить, не добралось ли до вина животное – уж коли ест пирожные, вином запить их ничего ему не стоит, могла б шампанским, не открыть ей, – не опрокинуло ль ведро с продуктом. Пришли, увидели – не опрокинуто. Сразу от сердца отлегло.
А заодно и «раскрытие преступления века» отметили. Камень с души свалился всё-таки. У Серёги, у того – особенно: ловил же взгляды на себе косые. И я неловко себя чувствовал. Когда отметили, чуть не взлетели – так отпустило. Походка наша стала лёгкой.
Когда пошли назад, сказал Серёга:
«Ещё проверим один раз, скользящей будет». Про походку.
Я согласился. И самому мне так представилось. И я подумал: «Ну, Серёга!»
Мы обнялись уже не только как «коллеги», но и как преданные друг другу и посвящённые в одну сокровенную тайну товарищи: я – старший, Серёга – младший.
Двинулись походкой невесомой дальше.
Вернулись туристы из Тихвина. Хоть и усталые, но шумные. Галдят – поездку обсуждают. Наслушались, насмотрелись. Впечатлениями через край наполнились – выплескивают. Не зря, значит, скатались. И хорошо. Мы за них рады. Никого в Тихвине не потеряли, в полном составе прибыли обратно. Подались дружно, захватив мыло и полотенце, на Волхов – пыль дорожную с себя смывать. Не стали в очередь перед рукомойником выстраиваться: один на всех – затянется надолго.
Сблизила их экскурсия, словно в одном окопе посидели. На нас даже, здесь остававшихся, как на чужаков поглядывают. Ну а нам-то…
И мы тут тоже вроде сблизились – коза нам в этом поспособствовала, размежевав сначала, а потом – прямо по классику – сплотив.
Вернулись из Георгиевской церкви «славяно-финны». Адольф Николаевич, реставратор, не решился или не захотел идти к нам на праздник. Без него. «В храме, на лесах, безвылазно находится», – уже об этом говорилось. И я его вне стен не видел. И там, в храме, вряд ли он за наш праздник пригубил. Перед святынями – негоже. Точно не знаю, утверждать не стану. Так почему-то думаю. Выпил – выпил, нет – нет. То, что поздравил на словах, так это обязательно. А вот «славяно-финны» (и примкнувшие к ним разные актёры, журналисты и учёные) больше обычного оживлены, хотя и до похода в церковь вялость их в глаза особо не бросалась. У них всегда в портфелях «что-то есть», ну, то есть «булькает». Мне ли не знать, достойному ученику. Зачем тогда им здесь портфели? Не с документами же в даль такую притащились… Ещё ж и праздник.
И тоже что-то обсуждают. Не вникаю.
Щёки у всех порозовели. А у узколицего, поджарого Скальда массивный нос побагровел. Только у Александра Евгеньевича, также худосочного, в красках лицо не изменилось. Он, Александр Евгеньевич, принял, не принял ли на грудь, обычно бледен, не покрывается предательским румянцем, чаще хихикать нервно начинает – это его лишь выдаёт: «шеф приложился». И борода его всегда всклокочена, и «смотрит» она, борода, набок. Как у Одина. Пока Надежда Викторовна не расчешет и не поправит её заботливо ему. Появится Надежда Викторовна – и в бороде её мужа порядок будет наведён, пусть ненадолго, скоро опять обычный примет вид, растрёпанный. Нам даже и указывать на это – не по чину, будто не замечаем. Конунг. Мы не его дружина – смерды. Не позволяет панибратства. И верно делает. Позволь нам только. Говорит тихо. Если для всех сразу, городу и деревне, озвучить что-то надо, есть для этого Надежда Викторовна. Голос у неё звучный, в душу проникающий. Как за каменной, крепостной, стеной, за Надеждой Викторовной Александр Евгеньевич. Ну и нормально, если спутница-то.
Ольга Ивановна уехала в Ленинград. Жалею, что не проводил. Но провожатых там и без меня хватило. В Эрмитаже, будет зимой ещё возможность, повидаемся. Мы там зачёты иногда сдаём. Этой весной вот – Пиотровскому. Бэ. Бэ. Археологию Закавказья. Всем зачёт поставил, хоть и не спрашивал, а сам рассказывал нам про свои раскопки, про золотые времена самозабвенно. Мы возмутились? Нет, конечно. Только зачётки ему радостно подсовывали.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
