Текст книги "Том 2"
Автор книги: Василий Ян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 42 страниц)
ГОСТЬ ИЗ МРАКА
Факих Хаджи Рахим снова остановился, осторожно положил на медный поднос тростинку для письма и провел ладонью по седеющей бороде. За тонкой стеной сквозь шум равномерно падающих капель ясно слышался шорох.
«Чьи могут быть шаги во мраке этой холодной осенней ночи? Только злой человек, толкаемый недобрым умыслом, станет бродить в сыром тумане…»
Глиняный светильник на связке старых книг освещал тусклым огоньком неровные закоптелые стены, старый ковер и изможденного неподвижного ученого. Лоскут пестрой материи, закрывавший узкое окошко, слегка заколебался.
Большой белый пес, свернувшийся у двери, навострил ухо и глухо заворчал. В окно просунулась смуглая рука и приподняла край занавески. Во мраке блеснули скошенные черные глаза.
– Кто здесь? – спросил Хаджи Рахим и опустил руку на голову вскочившей собаки. – Лежи, Акбай!
– Обогрей потерявшего дорогу! Дай просушить промокшую одежду! – Незнакомец говорил едва слышным шепотом.
«Он говорит, точно боится шума… – подумал факих. – Можно ли верить ему?»
– Я вижу у тебя книги… Не ты ли учитель Хаджи Рахим?
– Ты не ошибся – это я!
– Тогда скорее впусти меня! Тебе посылает салям великий визирь Мавераннагра Махмуд-Ялвач…
– Это имя откроет пришедшему дверь моей хижины, замкнутую для всех остальных.
Факих отодвинул деревянный засов, и незнакомец, нагнувшись, шагнул в дверь. Загорелый, коренастый, в одежде монгольского покроя, он выпрямился и огляделся. Хаджи Рахим, сдерживая рычащую собаку, наблюдал за пришедшим. Уверенность и властность чувствовались во всех его движениях. Он развязал пояс, снял верхнюю одежду и повесил ее на деревянный гвоздь. С трудом стащив желтые намокшие сапоги, ночной гость отбросил их в сторону и опустился на старый, истертый коврик близ потухающего очага. Затем так же спокойно, как будто у себя дома, он вытер мокрые руки об овчину лежавшей на ковре шубы.
– Надо потушить огонь! – Монгол зажал пальцами коптивший фитиль глиняной светильни. Стало совсем темно, только на месте занавески слегка засветилась прорезь окна.
– Зачем ты это сделал? – прошептал факих.
– За мною гонятся вооруженные люди, убийцы моего отца, – ответил шепотом монгол. – Они хотят прикончить и меня. Твое светящееся окно видно издали; поэтому, несмотря на темную ночь, я нашел тебя… Выгони собаку!
– Эта собака – мой единственный защитник…
– Прочь ее! Она рычит и поднимает шум на весь Сыгнак.
– Защитника не бойся!
– Собака будет ходить около дома и предупредит нас, если сюда подойдут подлые люди.
Факих, невольно повинуясь властному гостю, отворил дверь и вытолкнул лохматого пса в темноту. Хаджи Рахим остановился, колеблясь, не лучше ли убежать, но сильная рука потянула его обратно. Гость сам задвинул деревянный засов, не выпуская факиха, подвел его к ковру и вместе с ним опустился на колени. Он стал шептать торопливо, прерывая речь и прислушиваясь, когда пес за тонкой стеной начинал ворчать:
– Не открывай засова. Они могут подскакать и будут караулить за дверью. Они предательски убили моего отца, переломив ему хребет, а я сварю их в котле живыми. Клянусь вечным синим небом, я это сделаю!..Если ты попытаешься убежать отсюда, я тебя задушу!..
Незнакомец улегся на бок, что-то бормотал, но не выпускал руки хозяина, крепко сжимая ее горячими пальцами. Его трясла лихорадка. Вдруг он вскочил, прислушался и отошел к стене.
– Это они! – прошептал он. – Смерть меня догнала! Смотри не выдавай меня!
Снаружи донесся неистовый лай собаки. Кто-то подошел, слышались спорящие голоса. Сильный удар потряс стену.
– Эй, хозяин! Открывай дверь.
Хаджи Рахим ответил:
– Кто смеет ночью беспокоить писца окружного начальника?
– Открывай скорее, или мы в куски развалим твою берлогу! Мы ищем убежавшего преступника.
– Два дня я лежу больной, никто не пришел, чтобы разжечь очаг и согреть мне воды. Разыскивайте преступника в камышах, а не в доме мирного переписчика книг.
Грубые голоса продолжали спорить, кто-то стучал в дверь. Вдруг дикий крик, похожий на рев раненого зверя, покрыл шум. Послышались вопли и стоны. Они стали удаляться и замолкли. Хаджи Рахим хотел заговорить, но ладонь гостя зажала ему рот.
– Ты не знаешь, как они коварны, – шептал он на ухо. – Они все делают с умыслом. Одни ушли, чтобы спрятаться в засаде, а за дверью, возможно, подстерегают другие. Надо выждать и готовиться к бою.
Оба подошли к узкому окну, затаив дыхание, стараясь что-либо разглядеть во мраке ночи. Слышались невнятные шорохи, иногда сильнее шелестел по листьям мелкий дождь.
Глава третьяНЕМОЩЕН ЧЕЛОВЕК БЕЗ КОНЯ
Когда занавеска окна зарозовела от первых солнечных лучей, незнакомец натянул сапоги, осмотрел свой намокший синий чапан [200]200
Чапан – длинная, ниже колен, верхняя одежда, кафтан.
[Закрыть]и швырнул его в угол. Не спросив у хозяина согласия, он снял с деревянного гвоздя старый, выцветший плащ и с трудом натянул его на широкие плечи.
– Плохо мне без коня! Трудно будет ускользнуть… Быть может, выручит твой порванный плащ. Я притворюсь нищим…
Он подошел к двери и заглянул в щель. Резко отодвинулся и прижался к стене. Помедлив, сделал знак факиху, чтобы тот открыл дверь.
Послышался слабый стук. Хаджи Рахим отодвинул засов, и дверь распахнулась.
На пороге, в свете розовой зари, стояла, улыбаясь, девушка, почти девочка, в длинной, до пят, оранжевой рубашке, с голубыми бусами на смуглой шее. Она держала глиняный кувшин, прикрытый широким зеленым листом. На листе лежали три только что испеченные, подрумяненные лепешки.
– Ас-салям-алейкум, Хаджи Рахим! – сказала беззаботно девушка, и две веселые ямочки заиграли на ее щеках. – Мой почтенный благодетель Назар-Кяризек посылает тебе только что надоенное молоко, эти горячие лепешки и спрашивает, не нужно ли еще что-нибудь.
Приняв кувшин со словами благодарности, Хаджи Рахим вышел вслед за девушкой из хижины. Кусты ежевики блестели, осыпанные каплями дождя. Старый пес Акбай сидел на дорожке, косясь налитыми кровью глазами.
На сырой траве лежал человек. Его прикрывал шерстяной серый плащ, какой носят арабы. Белый оседланный конь, привязанный на аркане, пощипывал невдалеке траву. Он нетерпеливо подымал маленькую голову с черными живыми глазами и встряхивал шелковистой гривой, отгоняя вьющихся слепней.
Факих вернулся в хижину. Ночной гость ждал у двери:
– Прощай, мой учитель Хаджи Рахим!
Факих удержал незнакомца за рукав:
– Возьми еды на дорогу!
– Неужели ты до сих пор не узнал меня? – спросил гость, пряча за пазуху горячие лепешки. – Десять лет назад ты учил меня держать калям [201]201
Калям – перо для письма, сделанное из тростника.
[Закрыть]и писать трудные арабские слова. Я многое перезабыл, но два слова не забуду: «Джихан-гир» – покоритель вселенной… Скоро ты обо мне услышишь! Я пришлю за тобой…
Он остановился на пороге и с удивлением рассматривал девушку:
– Как зовут тебя? Откуда ты?
– Меня зовут Юлдуз. [202]202
Юлдуз – звезда.
[Закрыть]Я сирота, живу у Назара-Кяризека.
– Твой голос поет, как свирель. Ты будешь счастливой звездой на моем пути…
Он быстро шагнул через порог и увидел белого коня:
– Вот конь, посланный мне небом! Это будет конь моих побед, как белый Сэтэр, походный конь Чингисхана. Теперь я снова силен.
Мягкой, хищной походкой молодой монгол проскользнул по траве к белому коню, бесшумно выдернул из земли железный прикол и, свернув кольцом аркан, легко поднялся в седло. Горячий конь бросился вскачь и скрылся за тополевой рощей.
Девушка смотрела удивленными глазами вслед незнакомцу, затем перевела блестящий взгляд на Хаджи Рахима. Тот стоял неподвижно, задумчиво положив руку на бороду.
– Это разбойник? – спросила девушка.
– Это необычайный человек!
– Почему? Ведь он похитил чужого коня?
– Он будет на нем покорять царства… Иди, звездочка Юлдуз, домой! Скажи почтенному Назару-Кяризеку, что больной факих благодарит и помнит его заботу и милость.
Девушка быстро повернулась и пробежала несколько шагов, затем степенно пошла по тропинке, стараясь держаться, как взрослая.
Серый плащ зашевелился. Старый пес, отскочив, хрипло залаял. Из-под плаща показалась голова юноши с черными вьющимися волосами. Он стремительно вскочил, поднял закрученный синий тюрбан и надвинул его на правую бровь. Это был воин, с кривой саблей и двумя кинжалами на поясе.
– Где мой конь? – закричал он и, подбежав к месту, где только что пасся белый жеребец, наклонился к земле, разглядывая следы. – Я узнаю: к коню подошел… человек в монгольских сапогах… Он украл моего боевого коня! К чему моя светлая сабля, если вор далеко!.. Без коня я немощен, как сокол с перебитыми крыльями! Какой я теперь воин! – И, схватившись за виски, юноша со стоном повалился на землю.
– Не горюй, – сказал, подходя, факих. – На твоем коне уехал человек, который даст тебе взамен тысячу кобылиц…
Юноша лежал неподвижно, а Хаджи Рахим утешал его:
– Поверь моим словам, ты ничего не потерял, а может быть, многое выиграл…
– Это был мой верный, испытанный друг!.. На нем я бросался в битву, и не раз он спасал меня от смерти. Горе воину без коня!
– Я знаю того, кто едет сейчас на твоем белом скакуне, и говорю, что твой конь к тебе вернется! Это так же верно, как то, что меня зовут факих Хаджи Рахим.
Юноша встал, резким движением подхватил с земли свой плащ и склонился перед ученым:
– Если я вижу перед собой прославленного знаниями факиха Хаджи Рахима, прозванного аль-Багдади, то я верю твоим словам. Да будут уют, простор и благодать в твоем доме! Я прошу милости и мудрого совета страннику, приехавшему из далеких гор Курдистана. Привет тебе от Джелаль эд-Дина, [203]203
Джелаль эд-Дин Менгбурны – талантливый полководец, сын последнего шаха Хорезма, всю жизнь упорно боролся с Чингисханом и монгольскими завоевателями (см. первую книгу трилогии «Чингисхан»).
[Закрыть]храбрейшего из героев!
– Юный брат мой! – сказал факих. – Ты прошел невредимо через пучины бедствий в страшные дни, когда потрясается вселенная, и принес мне слова привета от далекого прославленного героя, – этим ты доставил мне двойную радость. Войди в мой скромный дом!
Глава четвертаяТРОПА ЖИЗНИ ДЖИГИТА
Я привязал мою жизнь и мой век
К острию моего копья.
(Поэма «Джангар»)
Молодой воин вошел, пригнувшись, в узкую дверцу хижины и сел на пятки у самого входа. Хаджи Рахим опустился на старый коврик близ очага. Оба провели ладонями по щекам, затем, как требует приличие, долго молчали, рассматривая друг друга.
Наконец с достоинством и грустью человека, видевшего на своем веку множество людей, факих соединил концы пальцев и сказал:
– Кто ты? Какого рода? Каким именем наградил тебя твой белобородый отец? В какой далекой стране ты впервые увидел свет солнца? Хоть ты и говоришь по-кипчакски, но движения твои и одежда показывают, что ты иноземец.
Воин, вежливо покашливая в руку, заговорил ровным, тихим голосом:
– Зовут меня Арапша, но мои боевые товарищи дали мне прозвище «Ан-Насир», [204]204
Ан-Насир – победоносный (араб).
[Закрыть]потому что в битве, говорят, я теряю разум, становлюсь злобным, бросаюсь в самые опасные схватки и обращаю врага в бегство… Хотя я сказал тебе, что зовут меня Арапша, но как прозвал меня мой почтенный отец и где я провел свое детство – клянусь! – я не знаю. Помню смутно, что жил я в лесу около озера, плавал с отцом в лодке и видел, как он высыпал из сетки в корзину много серебристых рыб. Помню, как тепло было лежать на руках у матери и слушать ее песни. Помню еще маленькую сестренку… Потом все это кончилось. Напали разбойники и увели меня и сестренку в большой город, где продали нас на парусный корабль. На корабле было очень много мальчиков и девочек. Корабельщики набили нас в трюм корабля и заперли вместе со стадом больших белых гусей. Гуси щипали и клевали нас. Корабль плыл по широкой реке, затем по морю. Корабельщики распродали детей на базаре. Я никогда больше ни с ними, ни с моей сестрой не встречался.
– Все это происходит из-за гибельной страсти купцов к богатству. Ослепленные блеском золота, жадные купцы захватили детей и бросили их в чужие города, где им придется влачить всю жизнь мучительное иго рабства! – вздохнул факих.
– Вероятно, я из какой-либо северной страны: мордвинов, саксинов или урусов, – продолжал Арапша, – потому что эти рабы, особенно урусы, славятся своей силой. А меня Аллах наградил большой крепостью. Я был продан на базаре невольников в Дербенте, где находятся кавказские Железные Ворота. Я переходил от одного хозяина к другому. Когда я подрос, меня заставляли исполнять самые трудные работы: вместе с ослом вертеть колесо для черпания воды из колодца, с колодкой на шее вскапывать засохшую, как камень, землю, таскать бревна. И небо в годы моего рабства казалось мне таким черным и сухим, как разрытая мною чужая земля!..
Хаджи Рахим с горечью сказал:
– Хозяин скорее пожалеет четвероногую скотину, чем одаренного разумом раба!
– Мне было семнадцать лет, когда тропинка моей жизни повернулась в другую сторону. Однажды я пас на склоне высокой обрывистой горы баранов моего господина, азербайджанского хана. Неожиданно над кручей показался отряд всадников. Впереди, на прекрасном вороном коне, ехал молодой воин. Вдруг размытая дождями земля осела под конем, и он покатился в пропасть. Извернувшись, как кошка, воин удержался за куст. Я бросил конец аркана и вытащил воина. Я сказал: «Я сумею спасти и твоего коня!» Витязь ответил: «Если ты спасешь моего вороного, можешь просить у меня все, что захочешь». Джигиты распустили два аркана, одним я обвязал себя вокруг пояса и сполз вниз по обрыву. Конь чудом удержался на самом краю пропасти и спокойно пощипывал траву. Злой жеребец зафыркал, когда я приблизился к нему, но я обмотал его арканом, и джигиты вытащили коня на тропинку. Мне было трудно лезть обратно, мне мешали оковы на ногах…
– Храбрый юноша! Небо хранило тебя! – воскликнул Хаджи Рахим.
– Воин стал расспрашивать меня о дороге. Я рассказал ему о всех тропах, предупредил его о местах, где обычно курды делают засады и нападают на проезжих, и посоветовал лучшую обходную дорогу. Тогда он спросил меня: «Что же ты теперь хочешь?» – «Быть свободным!» – ответил я. Витязь сказал: «Следуй за мной, и ты мечом заслужишь себе славу!..» Воин оказался прославленным скитальцем Джелаль эд-Дином, который не боялся воевать с монголами и разбил их при Перване. [205]205
Перван – город в северной части Афганистана, около которого Джелаль эд-Дин, начальствуя над тюркскими войсками, разбил более сильное войско монголов.
[Закрыть]С того дня я стал воином в его отряде. Джелаль эд-Дин дал мне кривую саблю и боевого коня, которого я сегодня потерял, бесстыдно заснувши! – И юноша снова застонал.
– Рассказывай дальше, конь к тебе вернется! – заметил факих.
– В тот день, когда я, свободный, на горячем коне, оказался в отряде славного Джелаль эд-Дина, я увидел, что небо надо мной не черное, а снова сияет, голубое, как бирюза, как в моем далеком детстве, когда я с отцом плавал на лодке по лесному озеру. И я понял тогда, что в мире нет ничего слаще свободы!.. Три года я всюду следовал за смелым полководцем, оберегая его в бою, и прославился как «Ан-Насир – победоносный». Джелаль эд-Дин говорил мне не раз, что он знал в порабощенном монголами Хорезме одного ученого, факиха, самого светлого из светлых и доблестных людей, искателя правды, Хаджи Рахима, прозванного аль-Багдади. «Если, – сказал он, – на тебя надвинется черная туча беды, назови ему мое имя, и он протянет тебе руку милосердия…»
Хаджи Рахим встал, подошел к Арапше и протянул ему обе руки:
– Имя Джелаль эд-Дина сияет для меня, как яркая звезда среди темной ночи. Сядь рядом со мной!
Факих и Арапша взялись за руки, прижались плечами и затем уселись рядом на старом коврике.
– Расскажи мне теперь, мой юный друг Арапша Ан-Насир, почему ты расстался с доблестным Джелаль эд-Дином? Жив ли он? Не попал ли в руки беспощадным монголам? Ветер неожиданности часто поворачивает жизнь человека. Иногда храбрый воин, казалось бы, уже достиг вершины совершенства, но вдруг обрушивается в пропасть несчастья и возвращается к тому, с чего начал…
– Так случилось и со мной! – сказал юноша. – После неудачной для Джелаль эд-Дина стычки с отрядом монголов я с трудом спасся и едва ускользнул от плена. После этого я больше не встречался с храбрым моим покровителем, ушедшим далеко на запад. Я направился на восток горными тропами, отбился от шайки диких горцев и наконец присоединился к каравану, уходившему в Хорезм. Я горел желанием увидеть новые страны и договорился поэтому с купцами охранять их караван. В пути через пустыню на нас напали разбойники. Я обезумел от ярости, зарубил несколько грабителей и обратил в бегство остальных. Однако купцы этого не оценили. Прибыв благополучно в Хорезм, они так мало дали мне за свое спасение – да покарает их Аллах! – что я с трудом добрался сюда, в Сыгнак. Здесь я решил разыскать тебя, факел премудрости и маяк знаний, почтенный Хаджи Рахим. Когда этой ночью я подъезжал к твоему дому, я услышал в темноте, что какие-то люди ломают твою дверь. Я бросил им свой боевой клич, напал на них, ранил троих, одному отсек ухо, и грабители побежали не оглядываясь.
– Так это ты заревел, как раненый зверь?
Ученый смотрел удивленными глазами на скромно сидевшего юношу.
– Как же после этой схватки ты решаешься оставаться здесь? Ведь убежавшие были монголы; они пожалуются своему начальнику на тебя, а заодно и на меня, и он пошлет целый отряд, чтобы схватить нас обоих. Монголы придумают тебе мучительную казнь за то, что ты осмелился поднять меч против этих новых владык вселенной. Нам нужно немедленно бежать… Ты, молодой и сильный, сможешь убежать, а как убежать мне, старому и слабому?
Арапша встал и показал на плеть, висевшую на поясе:
– Вот все, что осталось от моего коня! Без коня я тоже далеко не уйду. Все же лучше выбраться подальше от этого места, чем сидеть, ожидая казни. Хотя ты и слаб, почтенный Хаджи Рахим, но, как дервиш, [206]206
Дервиш – в XIII веке бродячий нищий, член особой мусульманской общины монашеского типа.
[Закрыть]ты привык скитаться по дальним дорогам. Пойдем отсюда в степь и укроемся у кочевников. Кто сидит на месте, к тому подбирается скорпион несчастья.
– Ты говоришь, как истинный воин, – сказал факих. – Я ухожу с тобой, чтобы не попасть снова в железную клетку.
Он снял со стены фонарь и тыквенную бутылку и привесил их к поясу. Вместо белого талейсана [207]207
Талейсан – особого рода головной убор у арабов. Его носили по преимуществу ученые.
[Закрыть]он надвинул на голову колпак дервиша с белой повязкой паломника-хаджи. Достал длинный посох, всунул ноги в старые туфли и остановился посреди хижины.
– Я готов отправиться на конец вселенной. Я в жизни никому не сделал зла, а между тем многие годы мне приходилось скитаться, точно преступнику… Теперь снова начнется полоса скитаний… Моего старого плаща нет… Придется надеть одежду, которую оставил ночной гость…
Факих поднял синий монгольский чапан:
– Никогда у меня не было такой красивой одежды с такими пуговицами из шести красных камней, похожих на драгоценные рубины… Я здесь бросаю все! Мне только жаль оставить написанную мною книгу о необычайных событиях, пережитых Хорезмом во время нашествия краснобородого Чингисхана!
– Подожди горевать! – Арапша почтительно взял руку Хаджи Рахима и провел ею по своим глазам в знак того, что с этого времени он добровольно делается его мюридом. [208]208
Мюрид – ученик старшины дервишской общины. Выдающиеся персидские и арабские поэты (часто называвшие себя дервишами, то есть добровольно принявшими обет бедности) также имели учеников, мюридов. Арапша назвал себя мюридом из вежливости, желая услужить и прийти на помощь старику, отправляющемуся в тяжелые скитания.
[Закрыть]– Позволь мне отныне стать твоим учеником, следовать всюду вместе с тобой и взять с собой книгу, о которой ты говоришь. Я спрячу ее в дорожную сумку.
– Ты это хорошо сказал! – Факих передал Арапше большую книгу в кожаном переплете и медную коробочку – пенал для письма. Печальным взором он окинул хижину, в которой провел несколько лет. – Теперь скорее вперед!
Оба вышли из хижины. Хаджи Рахим заложил дверь деревянным засовом.
– Акбай! Поди сюда! – крикнул он собаке. – Ты будешь сторожить наш дом. Твой хозяин едва ли сюда вернется!
Старый белый пес покорно улегся на пороге хижины и, подняв голову, недоумевая, смотрел красными глазами вслед двум путникам, быстро уходившим по тропинке, в сторону пустынной степи.
Глава пятаяМОНГОЛЫ СОБИРАЮТСЯ В ПОХОД
Сила и дисциплина были настолько необыкновенны в явившемся в нашу страну татарском войске, что, казалось, оно могло покорить весь мир.
(Китайский летописец XIII века)
Давно, со времен монгольского нашествия, [209]209
Монголо-татарское нашествие Чингисхана на Среднюю Азию было в 1220–1225 годах и привело к полному ее порабощению монголами.
[Закрыть]мирный город Сыгнак не видел в своих узких переулках столько верблюжьих караванов, столько скачущих во все стороны всадников и торопливо шагающих жителей. Все спешили узнать, насколько верны прилетевшие из степи слухи о великом походе на Запад, задуманном монголами.
Волновавшаяся толпа сразу замолкала и расступалась, когда из переулков выезжали группы монгольских воинов, безбородых, похожих на угрюмых старых женщин. С неподвижными, смуглыми от загара и грязи лицами монголы ехали на небольших, злых, храпевших конях, не сдерживая их перед толпой. Они били наотмашь в обе стороны плетьми, стегая по головам зазевавшихся.
Все они направлялись на главную базарную площадь. Там за высокой аркой из цветных изразцов находился дворец правителя области, знатного внука Чингисова, Тангкут-хана. Монголы располагались на площади отдельными кругами, привязав к поясу поводья своих коней. Они тут же разводили костры, для чего выламывали ворота, калитки и рубили деревья ближайших садов. Они входили, невозмутимые и гордые, в дома горожан, забирали хлеб и все, что попадалось под руку. Усевшись вокруг костров, они ели похлебку из мяса с жареным просом, вскипяченную в котлах и приправленную салом и молоком.
Это были передовые тургауды [210]210
Тургауды – телохранители.
[Закрыть]одиннадцати монгольских царевичей, прибывших в Сыгнак из своих далеких восточных кочевий. Главное монголо-татарское войско [211]211
«Монголы» и «татары» – в то время название не двух разных народов, а два названия одного и того же народа. Только значительно позднее название «татары» стало применяться исключительно к тюркским народностям Восточной Европы. Чингисхан был из сравнительно небольшого племени, жившего по рекам Онону и Керулену и носившего название «монголы». После своего возвышения Чингисхан повелел называть «монголами» все подчиненные ему татарские племена Центральной Азии.
[Закрыть]спешно шло за ними следом. Его ждали со дня на день.
Население Сыгнака трепетало перед монгольскими воинами и безмолвно отдавало им все, на что они устремляли свои раскосые глаза. Все еще слишком хорошо помнили бывшее пятнадцать лет тому назад вторжение страшного Чингисхана. Вся страна была в пламени горящих городов и селений, толпы обезумевших жителей бежали по дорогам. Монгольские воины избивали мирное население, угоняли ремесленников в рабство в далекую Монголию, а женщин и детей делили между собой, как законную добычу, как двуногую скотину.
Но резня затихла, монгольские отряды ушли обратно на восток. Жители, прятавшиеся в горах и болотах, постепенно возвратились к своим разрушенным хижинам. Они снова раскопали засохшие оросительные канавки, выстроили из жердей и глины мазанки. Богатые купцы стали служить у монголов сборщиками налогов. Они вскоре построили себе нарядные дома и развели новые фруктовые сады. Высокомерные длиннобородые имамы вычистили загаженные монголами мечети. На высоких минаретах звонкоголосые азанчи [212]212
Азанчи, или муэдзин – помощник имама, настоятеля мечети, читающий нараспев с верхушки специальной башенки молитву (азан).
[Закрыть]снова пять раз в сутки стали заливаться певучими голосами, призывая правоверных мусульман к усердной молитве. По-прежнему недостаточно богомольных, не поспешивших на их зов, особые надзиратели избивали плетьми.
Когда в Сыгнаке внезапно появились [213]213
Весной 1237 года.
[Закрыть]монгольские царевичи с передовыми конными отрядами, население города перепугалось. Правитель области, Тангкут-хан, разослал джигитов ко всем окрестным ханам, срочно требуя баранов, жеребят, кумыса и прочей еды для угощения знатных потомков завоевателя Азии – Чингисхана. Население поставило несколько тысяч юрт вдоль берега реки Сейхун [214]214
Сейхун – Сырдарья.
[Закрыть]для размещения прибывающих с востока свирепых победителей.
