Текст книги "Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности"

Автор книги: Василий Звягинцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 6

С Давыдовым и Эльснером разговор у комиссара действительно получился гораздо короче, чем с Кирсановым. Просмотрев судовые документы, он согласился, что они, приобретая билеты на «Царицу», действительно не могли знать о готовой вот-вот разразиться войне. В ее возможность не верили до последнего даже правительства европейских держав. Услышав, что она, тем не менее, все-таки началась, «авантюристы», как обозначил их для себя Роулз, слегка растерялись, но тут же и успокоились. Этому в немалой степени способствовали заполняющие рейд многочисленные и грозные военные корабли.

– Владычица морей и какие-то буры! – подпустив в голос пафоса, воскликнул Эльснер, обводя рукой панораму.

Затем он сообщил, что убежден в быстрейшей и полной победе британского оружия ввиду полной несоизмеримости сил противников. Мало ли в уходящем веке было подобных инцидентов. Это ведь не война между настоящими, то есть европейскими державами, вроде Франко-прусской или Русско-турецкой.

– Пока мы устроимся, подыщем какое-нибудь подходящее занятие, все, глядишь, и закончится, – поддержал его Давыдов, излучая оптимизм, наверняка заимствованный у Остапа Ибрагимовича в исполнении Арчила Гомиашвили, никак не Юрского.

– Я тоже на это надеюсь, – ответил комиссар. Он не счел нужным говорить о том, что пока что все складывается с точностью до наоборот. Приезжие, конечно, сегодня или завтра сами все узнают, но должность не позволяла ему самолично распространять панические настроения.

– Однако хочу вас предостеречь, – чрезвычайно мягким тоном сообщил Роулз, – несмотря на то что и Российский император и Германский кайзер занимают весьма недружественную по отношению к Великобритании позицию, с вашей стороны было бы крайне неосмотрительно присоединиться к так называемым «добровольцам», с разных концов света стремящимся на помощь бурам…

– А что, есть такие? – изобразив откровенное удивление, спросил Эльснер.

– Увы. Немного, но есть. Что лично меня искренне печалит. Не пойму, зачем людям из цивилизованных стран становиться на сторону диких, в общем-то, людей, застрявших в средневековье? Рабовладельцы, замшелые фанатики-протестанты. Что общего между ними и, скажем, вами, господа?

Оба штабс-капитана вполне разумно не стали отвечать вопросом на вопрос: «А что общего между англичанами и теми же турками, кавказскими и среднеазиатскими племенами, которым Англия весь XIX век оказывала военную и финансовую помощь против гораздо более цивилизованной России?»

Нашелся гораздо более нейтральный довод.

– Между нами – совершенно ничего. Я бы тоже удивился, узнав, что джентльмен из Лондона отправился куда-нибудь в Маньчжурию воевать на стороне хунхузов против несущих китайцам свет культуры и свободы российских властей. Вы бы видели, столица КВЖД Харбин – совершенно европейский город, возникший там, где всего пять лет назад не было ничего, кроме глинобитных фанз… – с долей пафоса заявил Давыдов.

– Но даже самые отчаянные «добровольцы» едва ли избрали бы путь через сердце британских владений, предварительно зарегистрировавшись самым законным образом. Наверняка есть куда более короткие и безопасные пути? – предположил Эльснер.

– Здесь вы правы. Я вас ни в чем подобном и не подозреваю, только выполняю свой долг, как положено. Сейчас вы сойдете на берег, отметитесь в полиции и с этого момента полностью отвечаете за свою судьбу. Никаких препятствий, кроме определенных законами военного времени, вам, разумеется, чиниться не будет. Мы свято соблюдаем права человека. Но и на какую-то специальную помощь со стороны властей колонии вы тоже не вправе рассчитывать.

– Нас это вполне устраивает. Есть в России такая поговорка: «Не верь, не бойся, не проси», – согласно кивнул Давыдов. – Мы можем считать себя свободными?

– Естественно. Только еще один, последний вопрос – чем вы все-таки собираетесь у нас заняться?

– Да чем угодно, мистер Роулз. У нас имеется опыт в самых различных областях. Строительство железных дорог, геодезия и топография, ремонт механических устройств, включая и новомодные автомобили. Знаем телеграфное дело. Золото в тайге мыть приходилось, на пушного зверя охотиться. Торговать, опять же. Думаю, не пропадем, если до сих пор не пропали…

– Что ж, приятно слышать. Люди со столь разнообразными способностями непременно найдут себе применение.

При этих словах в его глазах промелькнуло такое… Очень похожее на специальный интерес.

О чем Эльснер и не преминул сообщить Кирсанову, когда они вышли из ворот порта и остановились на развилке двух дорог, ведущих в разные районы города. Одна, асфальтированная, к административному и торговому центру, вторая, гравийная – к здешнему «даун-тауну», населенному нижнесредним классом, семьями моряков и прочим трудящимся сословием.

Через таможню они прошли спокойно. Багаж каждого представлял крайний минимум небогатого путешественника, и досматривать там было, в общем, нечего. Ручное огнестрельное оружие: обычные «наганы» у Давыдова с Эльснером и «маузер-96» у Кирсанова – в те годы предметом интереса властей не являлось. Равно как и длинноствольное, вроде ружей и винтовок. Но их пока у гостей Капской колонии не было. А устройства для связи и иного специального назначения были замаскированы так, что ни на что существующее в этом мире не походили. Как распознаешь дальномер-пеленгатор на микросхемах, спрятанный внутри обычного полевого бинокля? Или в другом, абсолютно понятном и привычном предмете обихода.

– Здесь пока расстанемся, – сказал Павел. – Моя легенда требует поселиться со всей возможной роскошью в пристанище, названном любезным мистером Роулзом «Добрая Надежда». Мы и без него знали, что это самый лучший в городе отель, но теперь просто неудобно было бы демонстративно отклонить столь явный намек. Он заодно мне сказал, что ввиду резкого увеличения числа приезжих где-либо еще устроиться будет трудно. И я, вы знаете, ему поверил. Осталось, чтобы он поверил нам. То, о чем вы сказали, Павел Карлович, может означать, что коллега имеет на вас определенные виды. Вербовка в агенты британской колониальной полиции или иные действующие здесь спецслужбы не исключается. И вы, безусловно, пойдете ему навстречу настолько далеко, насколько позволит сумма предложенного вознаграждения. Бесплатно работают только из патриотизма, а какой из вас, немца, патриот туманного Альбиона?

– Такой же, как и России…

– Именно. Значит, я еду устраиваться в «Добрую Надежду», а вы поищите уютный домик неподалеку, в пределах версты от данного места, хозяева которого согласятся сдать одну или две комнаты холостым, состоятельным и непьющим молодым людям вроде вас… Хозяева, в свою очередь, должны быть также людьми положительными, не слишком пожилыми, мечтающими заработать неплохие деньги…

– Ну, вы уж больно жесткие условия ставите, Павел Васильевич, – скривился Эльснер.

– Вы, надеюсь, еще помните, что мы не на курорт Биарриц приехали? – прищурился жандарм. – В разведке простых заданий не бывает. Так что примите к сведению и исполняйте. За ценой, в пределах разумного, не стойте.

Кирсанов посмотрел на ручной хронометр, достаточно редкую вещь здесь, где в ходу по преимуществу карманные часы.

– Где-то около шестнадцати свяжемся, если не возникнет экстренной необходимости… Действуйте, господа.

Изобразил рукой жест, могущий означать как прощание, так и многое другое, и твердым шагом направился к стоянке наемных экипажей.

– А хорош, черт возьми! – с восхищением и долей зависти тихо сказал Давыдов. – Не понимаю, почему в старое время жандармов не любил.

– Потому, что хорошие – не попадались, – рассудительно ответил Эльснер.

Кирсанов, отныне господин Питер Сэйпир, доехал до трехэтажного, выстроенного в подлинно колониальном стиле отеля на склоне Столовой горы. Отгороженный от вымощенной брусчаткой улицы фигурной металлической решеткой, тот стоял посередине зеленой лужайки, окруженной настоящими канадскими кленами, с зелеными сверху и красными с изнанки листьями. Невидимый от ворот, где-то неподалеку шумел фонтан. В тени деревьев на достаточном расстоянии друг от друга были расставлены садовые скамейки.

Увиденное Кирсанову понравилось. Сразу чувствуется сила и незыблемость британских традиций. Такие же точно уголки уюта и отдохновения можно увидеть в любом более-менее приличном городе необъятной империи: в самом Лондоне, Бомбее, Калькутте, Веллингтоне, Сиднее или Каире. Вряд ли сразу и сообразишь, где именно находишься, если не окажется поблизости характерного вида туземцев. Особенно когда войдешь внутрь через окованные медью вращающиеся двери.

Проезжая по широким улицам города в открытом фаэтоне, Павел зрительно убедился, что война для англичан складывается плохо. Это пока еще не Новороссийск девятнадцатого года, не Севастополь двадцатого, но наплыв беженцев из занятых бурами северных городов Капской колонии и Наталя отчетливо виден, и неуловимая аура паники витает над городом. Если буры продолжат наступление, бежать отсюда будет сложно, а поскольку противника в любой войне старательно демонизируют, то желающих эвакуироваться, бросая все, хватит. Ну и большое количество военных всех родов войск на улицах. Одни еще не нюхавшие пороха, другие – уже хлебнувшие лиха. Вид не слишком бравый. Опытному человеку больше ничего рассказывать и объяснять не надо.

Как и предсказывал Роулз, свободные номера в «Надежде» имелись, но только самые дорогие. Портье сообщил об этом с нагловато-застенчивой улыбкой. Его даже захотелось пожалеть. Ведь названная цена за сутки, пожалуй, равнялась его месячному жалованью.

– Меня больше интересует, что именно я у вас получу за эти деньги, – с холодным, покерным лицом сказал мистер Сэйпир.

– Достойные апартаменты, сэр, очень достойные. С полным пансионом. Никто еще не жаловался!

Деньги – это последнее, о чем он стал бы задумываться. Вернее – даже если бы апартаменты стоили, скажем, вдесятеро дороже, заплатить за них ему не составляло труда, только пришлось бы подкорректировать легенду. А так достаточно приемлемо – пять фунтов в сутки за три комнаты с двумя балконами. Хотя цена, понятное дело, раз в пять выше разумной. На кого, интересно, ориентируется хозяин в своей неуемной жажде наживы? Не иначе, как на не успевших еще добежать до Кейптауна владельцев золотых и алмазных приисков. Или – на таких, как мистер Сэйпир, стервятников, сообразивших, что скоро здесь можно будет делать бешеные деньги, независимо от того, кто станет победителем.

Расписавшись в книге гостей и расплатившись за неделю вперед, Кирсанов в сопровождении молодого ливрейного кафра, подхватившего его саквояж, поднялся в новомодном электрическом лифте на верхний этаж. Наличие лифта, само собой, тоже влияло на цену, но удобство того стоило, потолки в отеле были высокие, пятиметровые, так что здешний третий соответствовал нормальному пятому, а по меркам дешевых доходных домов – и шестому.

Коридор, ведущий от дверей лифта и лестничной площадки к номеру, был затянут светло-коричневым сукном шинельного типа, чтобы стук каблуков по паркету не тревожил постояльцев. В России в заведениях подобного класса обычно стелили ковры, но здесь проявлялся британский рационализм. Функционально то же самое, но не в пример дешевле. Стены украшали негритянские щиты и копья, скрещенные попарно, деревянные маски и декоративные медные гонги. Пахло приятно, какими-то местными курениями, вроде ладана и можжевельника.

Кирсанову показалось, что на этаже все номера свободны. Сказать точно было нельзя, возможно, двери и стены имели стопроцентную звукоизоляцию, но впечатление такое складывалось, чисто интуитивно.

Да и то, что номер ему был отведен последний по коридору, угловой, подтверждало догадку. Угловые, с видом на море, всегда занимались в первую очередь.

– А там что? – спросил он боя, указав рукой на двустворчатую остекленную дверь по левую сторону, наискось от двери его номера.

– Курительный и музыкальный салон, сэр. Всегда свежие газеты, рояль. Рядом бар. Внутренняя лестница ведет в ресторан на втором этаже. Но если позвоните, официант доставит все, что нужно, прямо в номер. Очень удобно, сэр.

Кафр говорил на вполне правильном английском, не употребляя жаргонизмов и излюбленных литераторами оборотов, долженствующих означать недоразвитость и приниженное социальное положение персонажа. Отчего бы и нет, если он принадлежит ко второму, а то и третьему поколению профессиональных слуг? Билль об отмене рабства в английских колониях был принят, если Кирсанов не ошибался, еще в 1807 году.

Номер его вполне устроил. Очень просторный холл, обставленный удобной мебелью, где можно принимать десятка два гостей, кабинет с обширным письменным столом и книжным шкафом, на полках которого сейчас имелась только Библия и тридцать томов Британской энциклопедии. Однако подразумевалось, что постоялец может задержаться здесь надолго и иметь с собой собственные книги. В те времена многие джентльмены, чтобы не затрудняться бытовыми проблемами, жили в отелях годами. Или – всю жизнь, как писатель Набоков.

Спальня, выходящая в тенистый сад, тоже отвечала самым взыскательным вкусам, если бы с Кирсановым была спутница, ей бы наверняка понравилось.

Разложив по полкам и развесив по плечикам свой не слишком богатый гардероб, Павел Васильевич переоделся из дорожного костюма в белый выходной, по моде и сезону. Дернул шнур звонка. Тут же появился коридорный. Кирсанов заказал чай, перешел в кабинет, развернул на столе план города и окрестностей. План был чрезвычайно подробный, масштаба сто ярдов в дюйме, все здания, переулки и проходные дворы нанесены. Представляющие практический интерес выделены особо.

С южного балкона бухта была видна как на тактическом макете. С помощью хорошего бинокля (а у Кирсанова был самый лучший из существующих не только в ХХ, а и XXI веке) легко просматривались палубы и читались бортовые имена всех военных кораблей. Лазерный дальномер позволял определить точное место каждого и, в случае необходимости, корректировать загоризонтный артиллерийский огонь той же «Валгаллы». Для этого имелась мощная коротковолновая рация, только ее нужно было еще доставить оттуда, где она была выгружена вместе со всем остальным снаряжением. Нынешней же ночью этим придется заняться его помощникам. А для самого полковника есть более важная и, главное, совершенно неотложная задача.

Пеленгатор показывал, что мистер (или сэр) Роулз пока что находится на территории порта. Это хорошо. Резерв времени не повредит.

Перед началом любого серьезного дела необходимо произвести рекогносцировку театра предстоящих военных действий. В это понятие входил и отель. Знать в нем следовало каждый закоулок и каждую лестницу, причем не только парадную, а боковые, черные и запасные. Расположение помещений для прислуги, чуланы, переходы между ресторанами, буфетами и кухней, выходы на чердак, ну и тому подобное. Чему Кирсанов и посвятил следующие два часа.

Праздношатающийся джентльмен, только что поселившийся и осматривающий место своего временного обитания, ни у кого не мог вызвать подозрений. Тем более что кроме скучающего бармена за стойкой и одного коридорного боя, до блеска вычистившего Кирсанову ботинки, ему на пути никто и не попался. Неизвестно, как там на втором и первом, но третий этаж был действительно пуст.

Чтобы оправдать свое появление в баре, он заказал стаканчик виски, перекинулся несколькими дежурными словами с белым, сорокалетним примерно, хозяином, вышедшим взглянуть на гостя.

Выразил удивление тем, что вопреки словам комиссара в порту никакого наплыва постояльцев не наблюдается.

– Какой комиссар? – хитровато улыбаясь, спросил Дэн (так его звали).

– Роулз, кажется.

Владелец бара добродушно рассмеялся, плеснул в стаканчики еще на два пальца.

– За счет заведения. Мистер Роулз с нашим хозяином в доле, вот и направляет сюда всех, кто выглядит платежеспособным. А таких сейчас маловато. Оттого и пусто. Но вы не расстраивайтесь, отель действительно хороший. В «Компас Роуз» с вас взяли бы два фунта, но там клопы и кухня совершенно отвратительная…

Они еще поболтали на темы, предполагающие необходимость продолжения знакомства с более серьезными последствиями – о количестве выпивки, сумме счета, еще кое-каких, интересующих мужчин делах. Очень полезно сразу создать у приметливой прислуги впечатление о себе как о человеке несерьезном, склонном к простым радостям жизни, при этом щедром на чаевые.

Попутно Павел Васильевич обратил внимание, что спуститься в ресторанный зал можно прямо из курительного салона, минуя бар.

Перед большим зеркалом в ванной Кирсанов подобрал подходящий грим, парик с бакенбардами, соответствующие намеченному на сегодня образу усы и бородку. В результате получился этакий джентльмен в стиле иллюстраций к приключенческим романам текущего века. Отставной колониальный майор Мак-Набс, к примеру.

Новый облик ему самому понравился. Абсолютно с мистером Сэйпиром ничего общего не имеющий человек. Самый проницательный филер московского охранного отделения не заподозрил бы маскировки.

«Маузер» для ношения в подмышечной кобуре был несколько великоват, и Кирсанов оставил его в номере, заперев в кабинетный сейф вместе с большей частью имевшихся при себе бумажных фунтов и русских золотых десяток и империалов. Вложил в ножны, пришитые изнутри брючного кармана, узкий обоюдоострый стилет. Еще кое-какие предметы шпионского обихода разложил по карманам сюртука.

Можно отправляться в поход. «За орденами», – вспомнилась присказка Берестина.

Убедившись, что в коридоре по-прежнему никого нет, Павел Васильевич повесил на дверную ручку картонную табличку «Не беспокоить», затем твердым и решительным шагом проследовал в бар, где побыл совсем недавно. Несмотря на полную уверенность, невредно проверить качество грима на профессионально наблюдательном человеке.

Бармен вяло удивился появлению второго за час клиента, причем в совершенно «мертвое» время. Джентльмены, достаточно пожившие в южных колониях, свято блюдут принцип, имеющий реальный практический смысл: «Ни рюмки до захода солнца». Только идиот или законченный алкоголик станет пить виски или ром в палящую жару или липкую муссонную сырость там, где до изобретения кондиционеров должно пройти не одно десятилетие. И пусть сейчас в Кейптауне стояла довольно прохладная погода, сравнимая с началом апреля в Северном полушарии, традиция есть традиция. Сначала «файф-о-клок», а уже потом все остальное. Но «отставной майор» традиций явно не придерживался.

Пригубив свою рюмку, он завел с барменом тягучий, нудный разговор, вполне подходящий человеку, которому совершенно нечем заняться и достойных собеседников в ближайшее время не ожидается.

Как бы между делом он ухитрился выспросить у бармена много мелких, но существенных подробностей о нынешней жизни в Кейптауне, настроениях природных британцев и голландцев – первопоселенцев колонии, бурами в общепринятом смысле себя не считавших. Выслушал не столько ответы на свои вопросы, сколько пространные рассуждения бармена по их поводу. Свободные импровизации на заданную тему. Заодно он убедился, что его облик, язык и манера поведения у собеседника сомнений и подозрений не вызывают. Павел прошел хорошую подготовку, а кроме того, обитатели разных уголков империи отличались друг от друга не в меньшей мере, чем жители Камчатки от кубанских казаков.

Распрощавшись с барменом и пообещав вечером опять непременно наведаться, Кирсанов по неширокой внутренней лестнице спустился в холл перед рестораном, а оттуда – в сад, минуя стойку портье, который мог обратить внимание на незнакомого джентльмена. В ресторан же заходили не только постояльцы. И вообще на втором и первом этажах отмечалось некоторое оживление, человек десять ему встретилось, в том числе и целыми семьями.

Устроившись на скамейке неподалеку от калитки, ведущей в переулок, образованный в основном глухими каменными заборами, он вызвал на связь по УКВ Давыдова. Тот откликнулся не сразу, только через пять минут.

– Прошу прощения. Мы тут как раз с хозяином разговаривали. Пришлось дождаться повода отойти в сторонку…

– Договорились?

– В принципе да. Вы как в воду смотрели. И место подходящее, и дом. Две приличные комнаты на втором этаже. Хозяйка предложила обедать у них, если пожелаем.

– Молодцы. Назови адрес. У меня – где договорились, номер 22. Устраивайтесь пока. Если успеете, неплохо бы прямо сегодня за багажом съездить. Я считаю, следует верховых лошадей нанять. Как бы для прогулки по окрестностям. Ближе к вечеру, чтобы вернулись уже затемно. Не привлекая внимания. Прихватите на первый случай самое необходимое. Рацию, спецсредства, деньги. Остальное потом заберем. Вернетесь – доложись. До встречи.

Предупреждать помощников, чтобы вели себя осторожно и аккуратно, полковник не счел нужным. Не маленькие, опыт имеют – дай бог каждому. Здешние перед ними – школьники приготовительного класса.

На стоянке перед воротами ждали пассажиров несколько экипажей.

– Отвезите меня, уважаемый, на ваш приморский бульвар, – обратился Кирсанов к тому из «водителей кобылы», кто показался ему наиболее приличным. Немолодой, белый, лицо неглупое. – Надо же посмотреть, как на краю света люди время проводят.

В отличие от отечественных, склонных к праздным разговорам извозчиков, здешние (да и лондонские тоже) отличались бесстрастием и замкнутостью. И тот, которого нанял Кирсанов, был такой же. Довез, куда просили, а и ехать было всего ничего, минут десять, получил плату с небольшими чаевыми. Только и сказал, уже спрятав деньги в кошель на поясе:

– Все веселые заведения – ближе к Ист-Энду. Вон, где сигнальная мачта виднеется, там с дамами. Немножко ближе – поиграть можно. От бильярда до блэк-джека. Допоздна задерживаться не советую, по ночам последнее время неспокойно стало. Особенно в темных переулках. Если желаете, могу в нужное время подъехать, куда скажете.

Значит, у Кирсанова даже экспромтом, без помощи господина Станиславского и гримеров его театра образ вышел убедительный. Почти без слов, только гримом и манерами сумел внушить опытному кебмену (зрителю искушенному) именно то, что и подразумевалось.

А что, верьте не верьте, но еще первый учитель Кирсанова, полковник Зубатов, настоятельно советовал сотрудникам ходить на спектакли в Художественный театр, а по возможности – сводить более близкое знакомство с господами актерами. Полезнейший круг общения. Во многих смыслах.

– Спасибо за совет, уважаемый. Не затрудняйтесь. Доберусь, не в первый раз. Джентльмен всегда должен иметь при себе револьвер, кастет и нож… Кстати, где здесь можно купить приличный револьвер?

Пусть и эта фраза запомнится кебмену, на всякий случай. Хороший, яркий, пахучий след для местной контрразведки. Если ей, конечно, нечем будет заниматься в ближайшие нелегкие дни.

«А заодно, – подумал он, – милейший извозчик вполне может работать и наводчиком. Бордели – показал где, игорные дома – тоже, осталось встретить ясной ноченькой подгулявшего дурака, да и пощупать перышком, где там у него селезенка. Ну и кошелек соответственно. Как будто мы на Хитровке не бывали…»

– Да тут совсем неподалеку. Подвезти?

– Я и сам дойду, если неподалеку. В какую сторону?

Оружейный магазин «О’Флайерти и K°» на самом деле был неплох, и Кирсанов довольно долго рассматривал выставленные в застекленных витринах и на открытых стендах револьверы, винтовки и ружья. На любой вкус и любой случай жизни. По ценам от очень высоких до совершенно бросовых. Соответственно назначению и качеству. Вот только карманных пистолетов типа знаменитого «браунинга» 1900 года, со сменным магазином, в продаже не имелось. Их время не пришло, хотя и оставался до появления этой модели всего лишь год.

Немного поболтав с приказчиком на общие темы, Павел выбрал себе с юности знакомый, фирменный «бульдог» сорок четвертого калибра, пятизарядный, мощный и достаточно портативный. Но карман сюртука револьвер все равно заметно оттягивал, и Кирсанов пожалел, что не озаботился запастись подмышечной кобурой. Ну да ладно, завтра у него будет все, что нужно, а сегодня уж как-нибудь.

Насвистывая мелодию неоднократно слышанной от Андрея Дмитриевича Новикова веселой песенки: «В Кейптаунском порту, с какао на борту, «Жанетта» поправляла такелаж…», Павел вышел на Марина-драйв, окинул ее взглядом из конца в конец.

Бульвар, показалось ему, был так себе, не хуже и не лучше тех, что приходилось видеть в приморских городах. Средненький. Французский в Одессе – точно красивее и романтичнее. Только романтика сейчас Павла Васильевича интересовала в последнюю очередь. Его интересовал мистер Роулз. Какой-то он чересчур хитрый и скользкий. Даже принимая во внимание должность. Ждать от него профессиональных пакостей – и к гадалке не ходи. Так и мы ж тут тоже… Не погулять вышли.

Пеленгатор показывал, что комиссар покинул, наконец, пределы порта и направляется от него влево и вверх. Судя по карте, которую Кирсанов запомнил в деталях, пути их вскоре должны пересечься.

Все правильно. В XIX и первой половине ХХ века присутственное время в учреждениях заканчивалось в четыре часа пополудни. Считалось, что засиживаться дольше – непродуктивно. И при Александре Первом так установилось, и при Сталине (официально), и во всех европейских странах тоже. В Латинской Америке вообще шабашили в час. Чтобы не переутомляться, если все равно незачем.

Роулз сейчас, судя по показаниям прибора, наверняка двигался в направлении собственной квартиры, или, скорее, собственного дома. Если он тут персона укорененная. А если командированный, то может проживать и в служебном помещении. Это несколько хуже. В таком случае он сейчас идет обедать в какой-нибудь ресторан. Или в клуб, соответствующий рангу и положению в обществе. Тогда встречу придется отложить на неопределенное время. До тех пор пока объект не окажется в одиночестве, в подходящем для приватного общения месте.

Так или иначе, встреча до исхода ночи состоится. Поговорить, как коллеге с коллегой, совершенно необходимо. Без такой беседы Кирсанов не сможет работать спокойно. К сожалению, итог товарищеской встречи может оказаться для одного из собеседников печальным. Для кого именно, Кирсанов не сомневался.

Подходя к перекрестку бульвара и Харбор-стрит, Павел издалека увидел знакомую фигуру. Комиссар шел не торопясь, заложив руки за спину, слегка наклонив голову, погруженный, очевидно, в связанные со службой мысли. Когда думают об обеде с хорошей порцией виски, девушках или предстоящей партии в бридж, держатся иначе.

Пешеходов на улице было не так уж много, но прибегать к филерским методам Кирсанову было незачем. Узнать его в нынешнем гриме было невозможно, слежки клиент не опасается, потеряться ему негде, даже без всякого маячка.

Не тот здесь город, и не та у Роулза квалификация.

Всего через десять минут комиссар остановился перед угловым двухэтажным зданием постройки примерно середины века. Явно казенного вида, что подтверждала и бронзовая табличка справа от входной двери. Что именно на ней написано, Кирсанов издали прочесть не мог, а доставать бинокль было бы неосмотрительно. Роулз словно бы колебался, зайти или продолжить свой путь. Наконец решился и вошел.

Дверь была незаперта, и привратника при ней не имелось. Это хорошо. Только возникает вопрос – где там, внутри, господина комиссара искать? Точнее – как? Здание имело по десять окон на каждом этаже по главному фасаду, по восемь – на боковом. Это – несколько десятков комнат, исходя из стандартной планировки подобных учреждений.

Поразмыслив, он избрал самое простое решение. Выждал некоторое время и решительным шагом пересек улицу.

На табличке значилось: «Королевское Управление по делам финансов, налогов и таможенных сборов. Капская колония».

«Как раз то, что нужно, – подумал жандарм, – в таком заведении можно обратиться к первому встреченному чиновнику с вопросом, неважно каким, пусть и самым дурацким, с другими сюда и не приходят».

В просторном вестибюле за высоким шведским бюро, отделенным барьером желтого дерева, складывал в стопку многочисленные папки юный клерк в клетчатом пиджаке. На вид не слишком умный.

– Простите, сэр, простите, – обернулся клерк на стук дверной пружины. – На сегодня рабочее время закончилось. Уже никого нет. Приходите завтра в десять…

– Ох, как жаль, – изобразил искреннее разочарование Кирсанов, посмотрел на свой ручной хронометр. Демонстративно, чтобы клерк непременно увидел и оценил. – Я только сегодня приехал и вот – забыл перевести время. Да я лишь хотел спросить – принимаются ли к оплате, в связи с текущими обстоятельствами, казначейские обязательства корпорации «Де Бирс» перед Южно-Американским банком…

– Ничем не могу помочь, сэр, – с должным почтением ответил клерк, увидев, что имеет дело с весьма солидным джентльменом. – Никого из специалистов, ведающих данными вопросами, уже нет на месте. И, боюсь, вам с этим следует обращаться не к нам, а непосредственно в компанию или в «Сити банк».

Уметь направить разговор, каких бы тем он ни касался изначально, в желательное русло – один из первых уроков, который корнет Кирсанов усвоил, перейдя из гвардии в Отдельный корпус жандармов, – на специальных курсах Охранного управления.

– Как же нет на местах? – с выражением легкой степени идиотизма на лице спросил он. – Когда я только что видел, как один из важных ваших чиновников только что вошел сюда. Неужели он не сможет уделить несколько минут, чтобы ответить на мой вопрос? Вы знаете, – как можно доверительнее произнес Кирсанов, – банки – это банки. Я им не слишком доверяю. Вот если королевские службы подтвердят, вот тогда…

Степень глупости собеседника вполне отвечала разыгрываемому Кирсановым этюду. Он отлично велся на заданный стиль.

– Кого это вы видели? А! Так это же мистер Роулз. Да, он входил. Но к нашему департаменту не имеет отношения. Просто здесь у него собственная контора. И квартира на втором этаже. Он вам ничем не поможет. Мы и сами не очень-то знаем, чем именно он занимается. Что-то связанное с соблюдением режима военного положения и морскими перевозками. Так что, при всем почтении, сэр, приходите завтра с утра. Или, я думаю, все-таки лучше прямо в банк.

– Я вас понял. Искренне благодарен. Извините за беспокойство. Тогда последний вопрос – не позволите ли воспользоваться вашим ватерклозетом? Я не знаю, где можно найти общественный. Да и не успею…

С застенчивой улыбкой Кирсанов положил на край барьера серебряный шиллинг. Как бы в уплату за собственную назойливость и благодарность за любезность.

– Конечно, конечно, сэр. Прямо по коридору, и последняя дверь слева.