355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Василий Звягинцев » Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности » Текст книги (страница 10)
Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 23:31

Текст книги "Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности"


Автор книги: Василий Звягинцев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Какую-какую? – слегка растерялся сержант.

– Ми-не-ра-ло-гическую, – повторил штабс-капитан. – Это камни разные так называются. Кварц, диабаз, гранит, агат и другие прочие. Для изучения строения земной коры в палеозойский период.

Павел Карлович надеялся, что научная терминология подвигнет сержанта отвязаться от серьезных специалистов и продолжить свое патрулирование, но слегка ошибся в психологии. На русского человека, может быть, его слова и подействовали бы. Он помнил, как в восемнадцатом году вверг в почтительное недоумение чекистов в поезде на станции Лиски, тоже желавших проверить его чемодан, указав на собственноручно написанную химическим карандашом табличку «Фольклор для тов. Луначарского» с печатью, оттиснутой на сургуче царским пятаком. Тогда сработало. Русский человек доверчив. Эти, похоже, на умные слова не купились.

– Камни вьюками таскать, когда их на каждом шагу сколько угодно… – презрительно ответил сержант. – Кому-нибудь другому расскажете. Не камни у вас там, а золото. Предъявите, а потом посмотрим, как дальше быть. – Голос сержанта был тверд, глаза же вспыхнули алчностью. Его подчиненные довольно заржали. Вот именно – «заржали». На русский слух нормальным человеческим смехом назвать это было нельзя. Как, впрочем, и их так называемые «улыбки» – тоже не походили на естественное выражение чувств. Даже природный остзейский немец Эльснер это ощущал самой глубиной своей души.

– Как угодно, сержант, – сделал он последнюю попытку решить дело миром. И назвал единственную фамилию здешнего важного чиновника, которую знал: – Не думаю, что ваше поведение понравится комиссару Роулзу. А мы ведь у него работаем.

– Кто это еще такой? Никогда не слышал. У меня свои командиры есть. И приказ досматривать всех, кто покажется подозрительным. Быстро, спешились, открыли сумки… – Он положил ладонь на кобуру очень длинного револьвера, достававшего стволом почти до колена.

Давыдов все это время старательно раскуривал сигару, демонстрируя полное безразличие и олимпийское спокойствие. Надеялся, что такое поведение успокоит агрессивность территориала. Но нет, не помогло. После произнесенной с явной угрозой требовательной фразы оттягивать радикальное решение было уже бессмысленно. Каждый до точки невозврата имеет право на свой выбор. Сержант с подчиненными его сделали.

Давыдов, презрительно пыхнув ароматным дымом в сторону патруля, ленивым движением извлек из-под сюртука пистолет и четырежды нажал на спуск. С пяти шагов это можно было сделать и с закрытыми глазами. Все пули – в лоб. Чтобы не было последующих недоразумений. Добивать раненых, даже большевиков, он не любил. Оказывать недобитым помощь – тем более. Хлопки пистолета не слышны были уже за двадцать шагов. Даже кони почти не испугались.

– И что теперь будем делать? – спросил Эльснер, не дрогнув лицом. В стольких людей приходилось стрелять после выпуска из училища, и на поле боя, и у первой попавшейся стенки, что вид еще четверых, только что живших и в мгновение ока переведенных в другую категорию, не вызывал уже никаких эмоций.

– Да ничего, – небрежно ответил Давыдов, убирая «ТТ». – Лошадей привяжем вон к тому дереву, чтоб в казарму раньше времени не убежали, а этих – как есть, так и оставим. Война все спишет. На буров или бандитов – нам-то что?

– Бандиты бы лошадей угнали, а не стали привязывать, – выразил сомнение Давыдов. – Буры – тем более… И оружие никто бы не оставил.

– А нам-то что? – повторил Эльснер. – Пусть здешние Шерлоки Холмсы версии придумывают и дедуктивно их разгадывают. Чем загадочнее, тем интереснее. А нам ехать пора. И давай в сторону заберем, чтобы не по этой дороге в город въезжать, а с другой стороны.

– Не то говоришь. Там еще на один патруль нарваться можно, а здесь – вряд ли. Пока доедем, совсем стемнеет. Ну а не повезет – им же хуже…

После полуночи связались с Кирсановым, доложили, что и как.

– Молодцы. Можете отдыхать. Утром переложите технику в чемоданы и подъезжайте ко мне. Обсудим следующие этапы.

Сообщение о том, что имел место огневой контакт с неприятелем, Кирсанов принял к сведению. Безоценочно. Как вышло – так и вышло. Мы сюда не в бирюльки приехали играть. Главное – задание выполнено.

Получив радиостанцию, Павел почувствовал окончательную уверенность в успехе своего предприятия. А то какой же разведчик без надежной связи? В старые времена курьеров использовали, караваны купеческие попутные, почтовых голубей, но портативная коротковолновая рация не в пример удобнее. Сам Кирсанов на фронте сталкивался только с длинноволновыми, размещавшимися на двух конных повозках, с приличной техникой познакомился только в «Братстве». И оценил важные, при их обстоятельствах, удобства: телеграфный ключ не нужен, знание азбуки Морзе, и с шифрами возиться не надо, гони сообщение любой степени секретности через микрофон открытым текстом – и никакого риска.

Тут же, в присутствии офицеров, провел первый сеанс связи с «Валгаллой». По договоренности, одна из стационарных станций парохода постоянно работала на прием на его волне. Он не стал приглашать в радиорубку Воронцова или кого-либо из «братьев», не та степень важности. Робот-радист без всякой записи передаст содержание сообщения слово в слово.

Доложил, не вдаваясь в подробности, что первый этап внедрения прошел успешно, указал на всякий случай, координаты, свои и помощников, вкратце обрисовал планы на два ближайших дня. Перечислил количество и типы стоящих в гавани и на рейде боевых кораблей и транспортных судов, добавив, что при необходимости его резиденция может служить великолепным корректировочным постом для работы и по порту, и по городу. Договорился о графике включения собственной рации на прием, на случай, если потребуется передать ему срочные инструкции.

Щелкнул тумблером выключателя, убрал в тумбу стола титановый кейс, снабженный кодовым замком. Стол тоже запер.

– А если все-таки кто-то полюбопытствует, что это вы тут прячете? – спросил Давыдов.

– Сомневаюсь. Не слышал я, чтобы английская прислуга по вещам постояльцев шарашила. У них господа деньги и драгоценности спокойно в номерах оставляют. Не Одесса как-никак и не Хитровка московская. Если же допустить, как это ни маловероятно, что есть у них медвежатник суперкласса, умеющий вскрыть кейс, не оставив следов взлома, что он там увидит? Некий прибор абсолютно непонятного назначения. Сам Маркони не разберется, ибо там нет ни одной известной детали. Кроме тумблера и цифровой шкалы… Так что по этому поводу беспокоиться не стоит. Тем более – вам. Докладывайте лучше, как устроились.

Эльснер доложил. Квартиру они сняли, как и было приказано, в весьма удобно (в том смысле, что на перекрестке ведущих от города к порту улиц) расположенном доме с прилегающим участком. Тут же и показал на плане, где именно. Кирсанов одобрительно кивнул.

Отвели им комнаты на втором этаже. Дороговато, но терпимо. Хозяин – отставной моряк лет под шестьдесят, зовут Рассел Кэмпбелл, жена тех же примерно лет, Джуди. Детей нет. Люди на первый взгляд спокойные и благожелательные. Рассел в России бывал, в Архангельске и Петербурге, против русских ничего не имеет, знает около десятка слов, в том числе «спасибо», «будь здоров», «рубль», «водка».

– С нее мы и начали, – вставил Давыдов. – Нормально мужик принимает.

– Молодцы. Рукопожатие перед строем! Теперь слушайте сюда. Мысль вот какая. Занятие я вам подыскал. Станете содержателями трактира…

– То есть как?

– Нормально. Работа вам какая-никакая нужна? Необременительная, оставляющая достаточно свободного времени, не ограничивающая в контактах с любым количеством людей всех званий и родов деятельности. Ничего лучше не придумаешь. Не в конторе же вам сидеть, на самом-то деле, от и до. Ваша задача – объяснить выгоду этого замысла хозяину. Не думаю, что он такой уж богач, что от почти даровой прибыли откажется.

– Явно не богач, – согласился Эльснер. – Пока плавал, скопил кое-что, дом построил, а сейчас живет на какой-то мизерный доход с остатков капитала. Оттого и комнаты сдает. Сразу видно было, весьма обрадовался, что мы без запроса на его цену согласились. Но – трактир… – Голос его выразил сомнение. – Да и мы в этом – ни уха ни рыла.

– Ерунда, – пресек сомнения Кирсанов. – Вы вносите предложение, особо оговаривая, что все организационные расходы берете на себя. Оборудование заведения, закупка спиртного и прочего, наем прислуги, если потребуется. Вклад хозяина как местного жителя – получение лицензии, или как это здесь называется, а также дом с географическим расположением.

Доходчиво ему объясните, что все моряки, идущие из порта в город, – ваши клиенты. Только сошли на берег – и вот вам, извольте глотку промочить. То же и на обратном пути. Последняя кружка перед началом трудовых будней. Редко кто удержится. Ваш Рассел должен это лучше меня понимать. Сам мореман, темой владеет. Особенно если антураж должный создать, форму ему боцманскую пошить, вывеску изобразить позабористее…

– Дошло, Павел Васильевич, – расцвел улыбкой Давыдов. – Моряки за выпивкой – кладезь информации. Друг перед другом соловьями разливаться будут – откуда пришли, куда идут, с каким грузом и т. д. и т. п.

– Именно. Вместе с вояками – их тут тысяч десять. Пусть в день каждого пятого на берег увольняют – две тысячи. Это ж золотое дно. Один из полусотни к вам завернет, и то сможете услышать немало интересного. Да если еще с наводящими вопросами…

– Может быть, пойдем, посидим где-нибудь? – предложил Эльснер. – Мы ведь города еще толком и не видели. Как тут люди живут…

– Как везде в эпоху войн и революций. На семьдесят тысяч местного населения набежала еще треть из Наталя и северных провинций. Разброд и шатание, панические разговоры – как дальше жить. У кого деньги есть, толпятся в конторах, уехать надеются. Кто в метрополию, кто в Индию или Австралию, пока все не устаканится. Прочие – растревоженный пчелиный улей. Мы с вами это проходили, – со странной в его устах печалью ответил Кирсанов. – Простым людям в подобных заварухах всегда несладко.

– Оставьте, господин полковник, – небрежно махнул рукой Давыдов. – Сами затеяли, сами пусть и разбираются. Право слово, пойдемте, чего в четырех стенах сидеть, которые, по поговорке, непременно имеют уши…

Вышли из отеля по одному, встретились несколькими кварталами дальше, как бы невзначай. По пути Кирсанов по привычке несколько раз проверился, хотя оснований к этому не было никаких. С Роулзом все концы были обрублены, ни единая душа в городе отныне понятия не имела о факте прибытия сюда такой вот троицы. Словно москвичи из «Мастера и Маргариты» о Воланде с компанией. Эту книгу Кирсанов по совету Новикова прочел, не найдя в ней, впрочем, ничего «великого». Так, фельетончик на злободневную для этого писателя тему. Искусно, впрочем, сделанный, не отнимешь. Да бог с ними, с писателями! Мы сейчас, считай, Буссенара переписываем, с детства любимого. Но какое отношение имеют стоящие на полках книги к суровой реальности бытия?

Ресторанчик они нашли очень подходящий к их вкусам, содержал его француз, и подавались здесь блюда исключительно французской кухни, с подходящими напитками. Океан был хорошо виден с веранды, где они разместились, несмотря на прохладную погоду и знобящий ветерок. Зато подальше от посторонних глаз и ушей.

– Вы меня простите, Павел Васильевич, – завел давно его волнующую тему Давыдов, – по-хорошему, что нам здесь, в конце концов, нужно? Нет, я понимаю, приказы, служба и все такое. Ни от чего не отказываюсь и ни на что не напрашиваюсь. Ну а так, приватно, антр ну.[26]26
  Между нами (франц.).


[Закрыть]
Что нам Гекуба и что мы ей?

Капитан демонстрировал неплохое знание мировой культуры, но отнюдь не тщился поразить собеседников своей образованностью, само собой вырвалось.

– Что я тебе могу ответить, друг Никита, – сказал Кирсанов, растерев языком по нёбу глоток арманьяка. – Конспект нашей жизни написан не нами. И даже не для нас. Так получается, не более того. Желающего судьба ведет, нежелающего тащит. Вполне бы ты мог оставаться там, где был. Вначале – не идти в армию, с твоим образованием пристроился бы «земгусаром»,[27]27
  «Земгусар» – ироническое наименования сотрудников «Союза земств и городов», носивших военную форму с особыми знаками различия. Занимались в основном вопросами снабжения армии, формировали добровольческие санитарные поезда, распределяли благотворительную помощь фронту и т. п.


[Закрыть]
потом – из стамбульских фортов к нам, совсем ближе – не подписываться на эту вот авантюру. Тебя ни разу никто не принуждал. Так?

– Несомненно, – согласился Давыдов, с интересом ожидая развития извилистой мысли старшего товарища.

– Вот ты сам себе уже и ответил. Если стечение обстоятельств привело нас в некую точку, как мы должны поступать? Правильно, адекватно обстановке. Окажись мы на британской стороне, пришлось бы чем-то подобным заниматься в Претории. Чтобы с максимальным эффектом и минимальными потерями достигнуть цели, которая, повторяю, к нашим с тобой личным желаниям никакого отношения не имеет. Доступно?

– Не совсем, – честно ответил Давыдов. – Эту сказочку про африканские сокровища интересно было слушать, когда мы еще от бегства из России в себя не пришли, а сейчас, по прошествии времени – совсем другой коленкор. Не верю я больше в сказки. А если так, то требуются куда более основательные мотивации. Ну, сделаем мы то, что от нас требуется, поможем нашим хозяевам вместе с бурами взять Кейптаун – а дальше?

– Чего же ты, отправляясь на фронт, тогда не спрашивал – возьмем мы Берлин и Константинополь, а дальше? Неужто всерьез воображал, что немедленно наступит какое-то особенное счастье, для тебя, твоих друзей и родственников? И от занятия Россией Порт-Артура простому человеку лучше жить не стало, и от присоединения Туркестана.

Я, как и ты, наверное, исторические сочинения прилежно читал, и очень мне кажется, что с обывательской точки зрения лучше всего было бы жить в удельном княжестве, верст пятидесяти в диаметре, за горами за лесами и болотами, откуда хоть три года скачи, никуда не доскачешь. Да не смердом, князем желательно. Ешь, пей, охоться, с девками балуйся. Средневековым бароном, как твои, Павел Карлович, предки – тоже можно. Замок неприступный на перекрестке торговых путей. И все… – Кирсанов говорил негромко, без нажима, словно размышляя вслух. Взгляд его, безмятежно-чистый, медленно скользил по морской дали, где у самого горизонта дымил идущий с северо-востока пароход.

– Упрощаете, господин полковник, – сказал Давыдов, вертя в пальцах папиросу.

– Редукцио ад абсурдум,[28]28
  «Приведениие к абсурду» (лат.) – логическое доведение тезиса до нелепости, один из полемических приемов.


[Закрыть]
– вставил Эльснер.

– Именно, друг мой, именно. А что еще прикажете делать? Пламенных речей, мобилизующих массы на великие свершения, «пер аспера ад астра»,[29]29
  Через тернии к звездам (лат.).


[Закрыть]
я произносить не умею, подавлять собеседника властью старшего в чине и должности – не люблю. Остается надеяться, что при здравом размышлении он сам додумается, что имеются высшие соображения, в данный момент не каждому доступные, но от этого не становящиеся менее вескими. Так что мой тебе совет, друг Никита, – оставь ненужные умствования и просто поверь – так надо. Для полноты душевного спокойствия прими во внимание, что истинные цель и суть происходящего откроются тебе (да, пожалуй, и мне тоже) очень не скоро. А то и никогда. Одного мудреца спросили: «В чем смысл жизни?» На что он ответствовал: «Смысл жизни – в ней самой, и не нужно искать другого».

– Спасибо, Павел Васильевич. Очень вы хорошо все растолковали. Принято к сведению и исполнению. Не капитанское это дело – над мировыми проблемами задумываться.

– Вот и правильно. Должное направление мыслей весьма способствует хорошему пищеварению. А раз с проклятыми вопросами мы покончили, не мешает перейти к практическим. На ближайшие дни задача вами усвоена, свое незаурядное красноречие используете, чтобы убедить хозяина сделать то, что от него требуется. Деньгами можете распоряжаться свободно, но с осмотрительностью. Вы не «бояр рюсс», у вас каждая копеечка на счету, и этот кабак – ваша последняя надежда выбиться в люди. По пять раз все счета перепроверяйте, торгуйтесь, старайтесь экономить на всем. Потребуется взятки давать – по самому минимуму. Больше уважения и меньше подозрений вызовете. Уловили? Тут, Павел Карлович, у тебя опыт побогаче, ты и будешь коммерческим директором предприятия. А Никита – товарищ[30]30
  «Товарищ» в дореволюционном смысле – заместитель.


[Закрыть]
по общим вопросам. Если соображений по делу больше нет, давайте, наконец, действительно просто порадуемся жизни… О! Вон мальчишка-газетчик бежит. Почитаем, что в окружающем мире творится.

Местных газет в Кейптауне издавалось всего три. Как и положено – проправительственная «Ивнинг стандарт», оппозиционная «Саус Эфрикен фри трибьюн» и еще «Морнинг пост», своеобразный дайджест материалов британской, европейской и американской прессы, получаемых по подводному телеграфному кабелю.

Бегло просмотрели большие, непривычно лишенные фотографий листы. Ничего неожиданного. Сводок с фронтов, подобных «От Советского информбюро», тогда еще не публиковали, их заменяли более или менее пространные репортерские заметки и редакционные комментарии. Официоз успокаивал читателей выкладками, доказывающими, что победа близка, войска, успешно сокращая линию фронта, занимают прекрасно подготовленные к обороне позиции. Подкрепления из метрополии и колоний на подходе, снаряжения и боеприпасов достаточно, боевой дух армии высок.

Кирсанов, значительно приподняв бровь, прочитал вслух: «Происходящее противостояние не является делом только метрополии, она отстаивает права империи в целом и справедливо может рассчитывать на поддержку колоний при любом, – он подчеркнул это голосом, – повороте событий. Квинсленд уже предложила контингент конной пехоты с пулеметами. Новая Зеландия, Западная Австралия, Тасмания, Виктория, Новый Южный Уэльс и Южная Австралия последовали за ней в названном порядке. Помощь предложили составляющие британскую империю люди с самым разным цветом кожи – индийские раджи, западноафриканские вожди, малайская полиция. Но эта война должна стать войной белых людей, и если британцы не в состоянии спасти себя сами, то такому народу действительно не следует иметь империи».

– Вот как заговорили. Сильный ход. «Социалистическое отечество в опасности!», одним словом, – усмехнулся Давыдов, поднимая бокал. – Ждите следующий декрет – о принудительной мобилизации всего мужского населения от восемнадцати до шестидесяти лет, создании заградотрядов и военно-полевых трибуналов.

– Про чека, про чека забыл, – подхватил Эльснер. – На фронте и в тылу…

– Зря смеетесь, господа, – не разделил веселья Кирсанов. – Припрет англичан – и до такого дело дойдет. Они ведь правы, по сути. Если не желаешь проиграть все – нужно вовремя найти в себе силы встать насмерть, не заботясь о принципах. Чего решительно не хватило вождям Белого движения. Не окажись поблизости господ «Андреевских братьев», где бы сейчас мы с вами были? Так что советую отнестись к этому серьезно, – потряс он в воздухе газетой.

– А, – пренебрежительно махнул рукой Давыдов. – Что-то я не припомню, чтобы англичане с достойным противником на равных воевать умели. Возьмите хоть Крымскую войну. Год проваландались перед незащищенным городом и только половину взять сумели. Под Петропавловском вообще обгадились от и до…

– Ладно, – примирительно сказал Эльснер, – противника, конечно, не стоит недооценивать, но переоценить – ничем не лучше. Мы-то здесь зачем? Читаем лучше дальше.

Несколько заметок посвящалось тому, что позже было названо «конспирологией». Настойчиво проводилась мысль, что целью агрессии буров является создание единого государства, простирающегося от Кейптауна до Замбези, с голландским флагом, языком и законодательством, с полным изгнанием британской державы из Южной Африки. Доказывалось (впрочем, без документальных подтверждений), что Трансвааль израсходовал на разведывательную службу больше, чем вся Британская империя, что в колониях развернута целая армия эмиссаров, агентов и шпионов с самыми разными миссиями…

– Вы не в курсе, Павел Васильевич, кроме нас, здесь еще шпионы имеются? И если да, чем могут заниматься? – спросил Давыдов.

– Сказано ведь: «Самыми разными миссиями». Мало, что ли?

– Исчерпывающе. У нас, как помните, с шестнадцатого года насквозь все были шпионами и германскими агентами, начиная с царицы. Стоило немцам разгильдяйскую роту с позиций сбить, как первое дело, о чем кричали? «Измена! Продали! Айда братва в тыл, не то землицу без нас поделят…»

– Здесь британцам особо бежать некуда. Если Воронцов море закроет, сдаваться придется.

– Ну и сдадутся. Буры всех подряд к стенке ставить не будут. Начальство сбежит, обыватели приспособятся. Все это мы уже проходили… Вот, кстати, оппозиция уже помаленьку намекает.

Оппозиция, остерегаясь обвинений в антипатриотизме, о реальном положении писала глухо, однако упорно проводила мысль о несоразмерности целей войны и требуемых ею жертв. После того как стороны продемонстрировали свою решимость, мужество и военное искусство, едва ли стоит продолжать бессмысленное кровопролитие, единственной причиной которого отныне может быть неудовлетворенное тщеславие и жажда мести. Но месть – это такая категория, удовлетворить которую в полной мере не удавалось никому и никогда. Каждая новая жертва с той и другой стороны ее лишь распаляет. А тысячелетняя история человечества учит, что любая война рано или поздно заканчивается миром. Иного просто быть не может, если только с ужасом не вообразить себе полного уничтожения неприятеля, включая женщин и детей. Так не лучше начать мирные переговоры, пока потери исчисляются тысячами, а не сотнями тысяч, пока еще целы города, не свирепствуют чума, холера и тиф?

Назывались даже предварительные условия, которые заслуживали обсуждения, и некоторые взаимные уступки, не умаляющие чести и государственных интересов колонии и бурских республик…

– Как думаете, Павел Васильевич, возмущенные толпы еще не начали громить помещение редакции и вешать журналистов на фонарях? – спросил Давыдов.

– У них же свобода слова, чтоб ей пусто было. Громить наверняка не будут, а в морду наплевать могут.

– Значит, не достигли еще нужного накала. Посмотрим, как дальше повернется.

– Я понимаю так – даже в правительстве колонии есть группа людей, чьи интересы выражает эта самая «Трибьюн», – сказал Кирсанов. Иначе не бывает. Я даже примерно догадываюсь, кто бы это мог быть. С такими людьми мы и должны работать. А Воронцов с его флотом – «Ультима рацио…».[31]31
  Последний, окончательный довод (лат.).


[Закрыть]
Только все ведь будет решаться не здесь. Империя пока еще на пике своего могущества, если королева и парламент упрутся, дело может затянуться на годы. Если, конечно… – Кирсанов мечтательно улыбнулся.

– Если – что? – спросил Эльснер.

– Да как у нас бывало. Здесь условия даже лучше, поскольку от метрополии дальше. Группа определенным образом настроенных деятелей, включая авторитетного генерала, учиняет переворот. Как его мотивировать – дело десятое. Объявляет какую-нибудь «Директорию» или «Африканский национальный конгресс», дело не в названии, независимость от Короны, некую форму конфедерации с бурами… Да что я вам рассказываю?! Вспомните хоть американскую революцию тысяча семьсот семьдесят шестого, хоть Колчака… Минутное дело, если грамотно подойти…

– Да, ваше высокоблагородие, – это здорово, – уважительно изобразил приподнимание отсутствующей на голове шляпы Давыдов. – Стоит потрудиться. Исключительно из любви к искусству, ибо нам с вами это ничего не даст.

– Ошибаешься. Даже выигрыш партии в преферанс или шахматы приносит большое удовлетворение. В нашем же случае все как раз сходится с твоими тайными желаниями. Не возвращаясь в Россию, нынешнюю, девяносто девятого года, Югоросскую, или любую другую, по двадцать первый век включительно, сможешь здесь удовлетворить страсть к авантюрам и приключениям… Просторы для воображения открываются… – Кирсанов даже причмокнул губами. И непонятно было, всерьез он говорит или так своеобразно развлекается.

– Наконец-то слово сказано, – подстроился к тону начальника Давыдов.

– Уже плюс. Терпеть не могу людей, руководствующихся шкурными интересами, как бы красиво они ни мотивировались. А здесь какая-никакая, но идея… При общем согласии слегка конкретизируем задачу. Работая в своем кабаке, особое внимание обращайте на военных моряков. Составьте реестрик командиров и старших офицеров броненосцев и крейсеров, выясняйте аккуратненько, кто собой что представляет. Чем хороши, чем плохи. Глядишь, или очередного лейтенанта Шмидта найдем, или насчет «Потемкина» британского розлива подумаем. А то и Гельсингфорс образца семнадцатого года устроим. Перспективно нужно мыслить, братцы, перспективно…

– В таком смысле мы – сколько угодно, – с многообещающими нотками сообщил Эльснер. – Если учесть, что нашу революцию не столько немцы, сколько англичане организовали, ответим достойно.

– Только – не увлекаться сверх меры, – предупредил Кирсанов. – Вы ребята способные…

– На все, – вставил Давыдов.

– Я как раз об этом. Никаких несанкционированных действий. На рожон не прите. Позабавились вчера с патрульными, и хватит для начала. Раз обошлось, другой – кто его знает. Не вы у меня первые. Привлекаешь, бывает, строевых офицеров к серьезной работе, а они как привыкли ротой на передке командовать, так и остановиться не могут. Захотите на фронте погеройствовать – будет случай. Когда в городе уличные бои начнутся. А до того – ни шагу без согласования со мной. Поняли?

– Поняли, – без особого энтузиазма ответили капитаны. Видимо, имелись у них какие-то собственные соображения.

– Хорошо поняли? – с нажимом повторил Кирсанов. Изобразив и лицо нужное, и тон. Жандармский полковник таковым и остается: когда захочет – способен создать нужное впечатление.

– Да ладно, ладно, Павел Васильевич, можете быть в полной уверенности. И без вас ученые…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю