Текст книги "Елена — имя женское"

Автор книги: Василий Ливанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Картина вторая

Египет. Дворец Протея. Тронная зала во дворце повелителя Египта Протея. Сам Протей в простой белой хламиде слушает трио музыкантов. Тихонько, на цыпочках, входит Фонис – «око повелителя». Почтительно замирает недалеко от Протея. Протей резко хлопает несколько раз в ладоши. Музыканты, сбившись, замолкают.

Протей (музыкантам). Плохо. Ужасно плохо. Просто скверно. Отвратительно.

Старший музыкант. Но мы берем верные ноты, наш повелитель. И темп…

Протей. Темп! Чтобы играть верно, мало брать верные ноты. Одними нотами музыки не изобразишь. Здесь нужно понимание, любовь. У осла – вы знаете – уши больше и чувствительнее людских, но осел почему-то не музыкант. Догадываетесь?

Старший музыкант. Как тебе будет угодно, повелитель. Но мы стараемся, мы стараемся.

Протей. Вы стараетесь угадать, хорошо ли я вам заплачу за вашу музыку. (Протягивает руки в сторону Старшего музыканта.) Скажи мне, если бы ты получил богатое наследство, ты бы продолжал играть?

Старший музыкант. Но мне неоткуда ждать наследства, повелитель.

Протей. А если бы?

Старший музыкант. Я затрудняюсь…

2-й музыкант. Он мечтает скопить деньги и открыть торговлю чесноком, мой повелитель.

Протей (смеясь). Отлично. (Протягивает руку в сторону 2-го музыканта.) А ты?

2-й музыкант (горячась). Зачем мне чеснок, повелитель? Неужели для этого я вынес в детстве жестокие побои, когда разучивал нотную грамоту. Неужели для этого я таскаюсь по дорогам с тяжелой кифарой и отказываю себе во всем? Какой тут может быть чеснок! Я считаю, что гораздо выгоднее завести сыроварню…

Протей (хохочет). Превосходно! Я велю выдавать вам по три монеты из своей казны ежедневно, но с условием, что вы никогда больше не притронетесь к музыкальным инструментам.

Старший музыкант. Вот привалило-то! Прямо творческая удача!

2-й музыкант. А в музыкальные критики идти можно?

Протей. И в критики нельзя.

Старший музыкант. О, повелитель! (Падает на колени, увлекая за собой товарища.) Да мы эту музыку совсем забудем! (Отбрасывает свой музыкальный инструмент. 2-й следует его примеру)

3-й музыкант (Протею). О повелитель! Не гони нас. Позволь, мы сыграем тебе еще раз. Может быть…

Протей. Убирайтесь, не то я прикажу отрубить вам уши.

Старший музыкант. Славься в веках!

2-й музыкант. Ты – истинный ценитель искусства!

Оба музыканта убегают. 3-й остается. Фонис делает несколько шагов к Протею.

Протей (в сторону Фониса). Это ты, мое недремлющее око?

Фонис. Я, мой повелитель. Мне необходимо поговорить с тобой наедине.

Протей. Разве здесь кто-то есть, кроме нас?

Фонис. Один из музыкантов остался.

Протей. Музыкант, что тебе нужно, говори.

Музыкант. Мне ничего не нужно, повелитель. Мне не нужно золота. Я не хочу торговать ни чесноком, ни сыром. Не отнимай у меня мою флейту. Без музыки я умру.

Протей. Фонис, расскажи мне, как выглядит этот человек?

Фонис. Он не кажется ни юным, ни старым. Страшно худ, оборван.

Протей. Он отбросил свой инструмент, как те, другие?

Фонис. Нет, он прижимает флейту к груди. Км-км. Он плачет, мой повелитель.

Протей. Фонис! Пусть его хорошенько накормят и оденут. (В сторону музыканта.) Отныне ты мой желанный гость. Приходи, когда захочешь. Буду счастлив послушать твою флейту.

Фонис передает музыканта слугам, отдает им какие-то распоряжения и возвращается к Протею.

(Выходя из глубокой задумчивости.) Вот видишь, мой Фонис, талантливый человек поест у власти, попьет, возьмет необходимую одежду и снова уйдет к людям, вольный, как ветер. А бездари будут кормиться из казны всю жизнь, да еще ворчать, что их недооценили.

Фонис. Мой Протей, оставим сейчас беседу о нашем древнем египетском искусстве. У меня важное дело.

Протей. Как только повелитель задумается об искусстве, тут же находятся дела поважнее. Я тебя слушаю, мой Фонис.

Фонис. Вчера в устье Нила во время бури занесло чужеземный корабль и прибило к берегу прямо против храма Геракла. А поутру жрецы обнаружили в храме старую женщину. Она спала, обняв жертвенник в центре храма. Она оказалась чужестранкой и, по ее словам, бежала с корабля. Говорит, что хочет сообщить нечто очень важное самому повелителю Египта.

Протей. Где она?

Фонис. Ждет за дверьми.

Протей. Пусть войдет.

Фонис. Мой Протей, ты повелитель Египта, и чужестранка должна понять это с первого взгляда.

Протей. Хорошо.

Протей дает Фонису руку, и тот помогает ему подняться по ступенькам и сесть на высокий раззолоченный трон под золотую яйцевидную тиару.

Ты уверен, мой Фонис, что тот, кто выше сидит, всегда ближе к истине? Фонис. Я уже стар, мой Протей, и твердо знаю одно: когда сидишь наверху, опасно думать, что истина стоит на коленях в начале лестницы.

Фонис хлопает в ладоши. Личная охрана Повелителя – черные эфиопские воины, одетые в леопардовые шкуры, становятся по бокам трона, опираясь на копья.

Фонис (громко). Введите чужестранку!

Входит Эфра в сопровождении воина эфиопа.

Чужестранка! Твое желание исполнилось. Ты перед лицом повелителя над всем Египтом.

Эфра падает на колени перед Протеем.

Протей (Фонису). Пусть говорит.

Фонис. Говори! Повелитель внимает тебе.

Эфра. Я все открою повелителю. Все, все, как есть. Ничего не утаю. Вы не смотрите, что я простая рабыня. Я женщина честная и раньше сама была домохозяйкой. У меня у самой был свой дом и рабы… А как же? И я…

Протей. Если ты рабыня, скажи, кто твой господин и откуда он родом?

Эфра. У меня не господин, а госпожа. Госпожу мою зовут Елена. Она супруга царя спартанского Менелая и дочь Тиндарея, старого царя. Может, слыхали? Очень озорной был покойник. Я-то, молодая, привлекательная была, а он однажды и говорит: «Эфра!» Меня Эфра зовут. Эф-ра!

Фонис. Послушай, Эфра…

Протей. Не останавливай ее. (Эфре.) Так что же говорил тебе в молодости озорной покойник Тиндарей?

Эфра. Тиндарей? Ах да! Эфра, говорит, ты женщина привлекательная, и я мужчина привлекательный, ты в теле, и я полон сил. Так вот, говорит, смотрю я на тебя, Эфра, и думаю, а что, если ты сейчас же… уберешься с глаз моих куда подальше!

Протей и Фонис смеются. Эфра, глядя на них, тоже смеется.

Уж очень у него жена была ревнивая.

Фонис. Это и есть то важное сообщение, которое ты хотела сделать повелителю над всем Египтом?

Эфра. Ох, простите меня, глупую, заболталась совсем. Вам-то уже, наверное, и без меня все известно.

Фонис. Ничто не может укрыться от повелителя над всем Египтом.

Эфра. Только я хочу, чтобы вы знали, что она ни в чем не виновата. И не соблазнял он ее вовсе. Она сама к ним на корабль напросилась. А уж он в то время успел с той, другой Еленой, сговориться. И плыли-то мы не к нему в Трою, а в Микены, а тут нас буря и захватила и давай трепать, давай трепать…

Протей. Помолчи, Эфра.

Эфра. Я чистую правду говорю, клянусь Афиной-заступницей. Сама-то я родом из Афин.

Фонис. Эфра! Повелитель приказывает тебе замолчать.

Эфра. Замолчать так замолчать. Дело нехитрое. Только когда она его уговаривала…

Фонис. Молчать!

Эфра. Молчу. Слово – серебро, а молчание – золото. Она ему золото свое отдала…

Фонис. Уведите чужестранку. Пусть ждет, пока не позовут.

Эфра(сопровождающему ее). Очень сердитый старичок. Я бы ни за что за такого замуж не пошла.

Эфру уводят.

Протей. Если все, что она тут наговорила, насыпать в сито и хорошенько потрясти, что же останется?

Фонис. Из этой шелухи можно отсеять лишь два зернышка. Первое: неизвестный мужчина соблазнил царицу Спарты, и преданная рабыня торопится выручить свою госпожу.

Протей. Тогда мы обязаны вернуть царицу супругу, а соблазнителя – казнить без суда, как того требует закон.

Фонис. Второе зернышко: царица Елена бежала от супруга, напросившись за плату на корабль. И действительно плыла до Микен.

Протей. Рабыня не лжет?

Фонис. Возможно, не лжет. В Микенах правит Атрид Агамемнон, брат Менелая, родня Елены.

Протей. Тогда мы вправе отпустить их всех с миром.

Фонис. Но у обеих женщин одно имя – Елена. Это меня смущает.

Протей (смеется). Елена – имя женское. К тому же рабыня сразу опознает свою госпожу.

Фонис. Это зависит от того, в каком из зерен – правда.

Протей. Фонис, доставь чужестранцев сюда, в Мемфис. Что-то они сами скажут?

Входит глашатай.

Глашатай. Чужеземцы, занесенные бурей в устье Нила, ждут милости повелителя. Протей (Фонису). Что это значит?

Фонис. Я еще не разучился предугадывать твои желания, мой Протей.

Протей. Тогда начнем. Пусть сначала войдет мужчина.

Трубы за сценой. Входит Парис.

Фонис. Чужеземец! Знаешь ли ты, где находишься?

Парис. Я не слепой. (Опускается на колени.)

Протей. Назови себя.

Парис. А к чему мне скрываться? Люди зовут меня Парисом, сыном Приама, царя Троянского.

Протей. Куда ты держишь путь?

Парис. Если бы не буря, я бы уже был в Микенах, у Агамемнона. Верно говорят моряки: бабы на море не к добру!

Протей. Назови женщин, которые плывут с тобой.

Парис (в сторону). Пропал я. (Громко.) Одну зовут Елена и другую Елена. Одни Елены.

Фонис. Везет тебе на это имя. Значит, одни Елены.

Парис (в сторону). До чего въедливый старикашка! (Громко.) Была еще старушка одна, рабыня. Да, видно, во время бури ее смыло в море.

Протей. Кем тебе доводятся эти женщины?

Парис. Одна вроде как жена, а другая… а вторая… так… попутчица до Микен. Напросилась на корабль: подвези, мол, я заплачу.

Фонис. Зачем ты плывешь в Микены? Царь Агамемнон твой друг или родня?

Парис. А вам-то это зачем?

Фонис. Здесь спрашиваем мы – ты только отвечаешь.

Парис. Да я Агамемнона никогда не видел. Меня Менелай попросил: отвези, мол, брату, это… гостинец.

Протей. Ты был гостем Менелая в Спарте?

Парис. Гостил, будь он неладен.

Фонис. Вы расстались друзьями? Отвечай.

Парис. Что ты ко мне, старичок, привязался, как овод к теленку?

Фонис и Протей тихонько совещаются.

(Про себя.) Бабы на судне всегда не к добру… Ох, Елена…

Фонис. Чужеземец! Пойди вспомни все хорошенько. От этого зависит твоя жизнь.

Два воина-эфиопа подталкивают Париса к выходу.

Парис. Полегче, полегче, ребята. У меня и без вас в глазах темно.

Парис а уводят.

Протей. Пусть пригласят обеих женщин.

Трубы за сценой. Входят Елена и Рыжая.

Фонис. Мир вам, прекрасные чужестранки! Протей, правитель над всем Египтом, приветствует вас.

Елена. Много лет повелителю Протею! Да будут благословенны дни его правления.

Рыжая. Так и плаваю по течению от царя к царю. Где-то пристану?

Фонис. По древнему обычаю Египта, прежде чем сообщить неприятное известие, я должен выразить вам свое сожаление и вознести молитву…

Рыжая (Елене). Старичок, а туда же. Старички, они самые жалостливые. Один такой мою подружку очень жалел. И такая-то она необразованная, нищая, заблудшая. Все жалел-жалел, жалел-жалел… и помер. Прямо на ней.

Фонис. Парис, сын Приама Троянского, признался нам, что соблазнил Елену, жену своего гостеприимца Менелая, царя Спарты.

Рыжая. Врет он, врет он все, наговаривает на себя! Где он, куда вы его спрятали?

Фонис. Он взят под стражу. И будет казнен.

Рыжая. Нельзя его казнить! Нельзя! Это он меня, меня из Спарты увез, золотом осыпал, обещал жениться… (Рыдает.)

Протей (Рыжей). Ты – Елена Спартанская?

Рыжая. Не я! Не я! Она! (Указывает на Елену.) Вот она, все из-за нее. Что же ты молчишь, царица?!

Елена. Повелитель Протей! Дай мне слово! Клянусь великими богами Олимпа – я скажу правду.

Фонис хлопает в ладоши. Входит Эфра.

Эфра! Мы думали, ты погибла! Вот счастье, сейчас ты подтвердишь мои слова.

Рыжая (рыдая). Отмените казнь! Отмените казнь!

Эфра (Елене). Знать тебя не хочу, шлюха! Вот моя госпожа (указывает на Рыжую).

Елена. Боги! Эфра, ты обезумела.

Рыжая. Ты что, свихнулась, старая сандалия? Оставь меня в покое!

Эфра. Ты видишь, повелитель. Так разговаривать может только истинная хозяйка.

Елена. Эфра, ты бредишь, тебя укачало…

Эфра. Эта женщина (указывает на Рыжую) – неверная жена царя Менелая, соблазненная Парисом. А это (на Елену) – просто гулящая девица, слишком хорошо известная всей Спарте и поэтому напросившаяся на корабль, чтобы попытать счастья в другой земле. Правитель! С Парисом и этой Рыжей, моей госпожой, ты волен делать что хочешь, а эту (на Елену) надо отпустить на все четыре стороны.

Фонис. Повелитель сам решит, что надо и чего не надо.

Протей (посоветовавшись с Фонисом и начальником охраны). Данной мне властью повелеваю: женщину по имени Елена, коварно и подло выдававшую себя за царицу Спарты и ложной клятвой оскорбившую сонм олимпийских богов, предать немедленной смерти. Исполняйте!

Рыжая (Эфре). Будь проклята, старая карга!

Елена. От судьбы не уйдешь. Кто знает, может быть, это лучшая смерть. Умираю невинно.

Начальник охраны хватает Елену и замахивается мечом.

Эфра. Нет! Нет! Елена, госпожа моя! Прости, прости! Я хотела спасти тебя от позора. Остановитесь!

Закрывает собой Елену.

Протей. Довольно!

Все расходятся по местам. Эфра рыдает, обнимая ноги Елены.

Эфра. Ты ведь не подумала, что я это из мести, скажи мне, Елена, скажи.

Елена. Я не умею лгать, Эфра. Да, подумала. Мне вспомнились горящие Афины, и Кастор, и Полидевк, милые мои братья. Вспомнилось, как я защищаю тебя от их мечей, тебя – мать Тесея, моего оскорбителя.

Эфра. Елена, я всегда помню, что обязана тебе жизнью.

Елена. Люди часто мирятся со злом, но редко прощают добро. Я рада убедиться, что ты не из таких, Эфра.

Эфра. Когда корабль вынесло на берег, я очнулась первая. Вижу невдалеке – храм. Я побежала звать на помощь и вдруг поняла, что мы не в Микенах, а совсем в чужой земле. Я испугалась за тебя, Елена, и решила опередить опасность. Но, видно, ложь – плохая помощница правде. Не ты, а я достойна смерти.

Елена. Что ты! Нельзя карать за ложь во спасение людей!

Эфра. Это ты так думаешь. А здесь теперь не найдется человека, который бы мне поверил.

Протей. Найдется. Этот человек – я.

Фонис. И я, пожалуй.

Рыжая. Где Парис? Где мой Парис?

Входит Парис. Рыжая подбегает к нему. Обнимаются.

Парис (Эфре). Э-э-э, бабуся. Вот где ты вынырнула!

Эфра. Выныривай и ты.

Парис. Я бы с радостью. Ухватиться не за что. Не протянешь ли соломинку?

Протей. Вот тебе соломинка. На одном ее конце Микены, на другом – Троя.

Парис. А я хватаюсь как раз посередине, у тебя в Мемфисе.

Протей. Где же правда?

Парис. Моя правда в Трое, а ее (к Елене) в Микенах. Меня ждет свадьба, а ее, похоже, развод.

Протей. А для Мемфиса ты ничего не оставил?

Парис. Не обижайся, повелитель. Я тебе чуть-чуть свою голову не оставил.

Протей. Парис, сын Приама! Ты получишь новый корабль, который доставит тебя и твою подругу в Трою. Ты, Елена, царица, отправишься в Микены или куда тебе будет угодно на другом корабле, прекрасно оснащенном и с почетной охраной. Как жаль, что я не смогу сопровождать тебя. Прости, что нам пришлось так жестоко тебя испытывать.

Елена. Пусть боги простят тебя и меня.

Протей (после паузы). Скажи мне еще что-нибудь на прощанье. Меня несказанно волнует твой голос.

Елена. Протей, повелитель. Боги дали тебе мужественную внешность и властный голос. Но самый ценный дар богов – твое зрение.

Протей рывком поднимается из трона.

Ничто не может укрыться от твоего зоркого взгляда, Протей. Твои прекрасные глаза различают то, что скрыто под обманчивой маской. Твой взор жадно ищет истину. Ты умеешь читать в человеческих сердцах. И это не лесть. Ты видишь, как краска заливает мне лицо, как дрожат мои руки. Это волнение, благородное волнение, вызванное встречей с тобой, Протей.

Протей. Елена! Я хочу видеть тебя! Какая ты?

Елена (растерянно). Я перед тобой, повелитель…

Протей спускается к Елене и, протянув руки, дотрагивается до ее лица.

Что ты делаешь? О боги! Ты… ты слепой?

Протей. Да. (Опускает руки.)

Елена (сквозь слезы). Какая несправедливость! Какая чудовищная несправедливость!

Протей. Послушай меня, Елена. Много лет назад мне выпало прорицание оракула, что срок моей слепоты истечет и я прозрею, стоит мне промыть глаза слезами женщины, которая, кроме своего мужа, не знала других мужчин. Я был женат тогда и промыл глаза слезами жены. Потом многие женщины плакали над моей слепотой, но их слезы не помогли мне, и я отчаялся.

Рыжая. Ох эти женские слезы…

Елена. Если прорицание оракула верно – вот мой платок. Он совсем мокрый от слез.

Елена подносит свой платок к лицу Протея и проводит ему по глазам.

Протей. Хватит! Оставь меня! Мне больно! Больно! Я умираю! (Падает.)

Фонис (Елене). Что ты сделала, несчастная?!

Охрана окружает Протея, Фонис поднимает и поддерживает его голову.

Протей (очнувшись, с закрытыми глазами). Как странно… Я, кажется, вдруг уснул. (Открывает глаза, медленно обводит всех взглядом. Смотрит на Елену.) Елена, это ты? Я узнал тебя сразу. Опусти скорее руки, я хочу видеть твое лицо.

Елена (опустив руки). Я – некрасивая.

Протей. Ты прекрасна, Елена. Ты – прекрасна, Елена Прекрасная.

Эфра (разглядывая Фониса). А все-таки этот старик – противный. Ни за что бы за него не пошла.

Картина третья

Корабль в море. Ночь. Звездное небо. На корме корабля Парис и Рыжая наблюдают за действиями кормчего.

Рыжая. Посмотри, мой пастушок, какая кругом красота. Тихо, ни ветерка.

Парис. Вот это-то плохо, козочка. Парус не колыхнется, повис, как не знаю что. Гребцы выбиваются из сил. Эй, кормчий, скоро ли мы будем в Трое?

Кормчий. Если бог Посейдон пошлет к утру попутный ветер, если ветер не нагонит буревые тучи, если тучи…

Парис. Слишком много если…

Кормчий. Наберись терпения, чужеземец. Мы в море, а не в постели.

Парис. Пойди отдохни. Я сменю тебя у руля.

Кормчий. Вот это морской разговор. Старайся держать вон на ту яркую звезду. (Уходит.)

Рыжая и Парис у руля.

Рыжая. Послушай, Парис.

Парис. Я только и делаю, что тебя слушаю.

Рыжая. Не только. Елена осталась у Протея и, по всему видно, задержится там надолго, если не навсегда. Вот я и подумала…

Парис. И ты тоже подумала об этом, козочка?

Рыжая. О чем?

Парис. О том, что ты для моих благородных троянских родственников можешь сойти за спартанскую царицу. Даже имя менять не придется.

Рыжая. А ты догадлив, мой пастушок. Значит, одобряешь?

Парис. Одобряю. Я, честно сказать, все время думал, как бы тебя представить в нашем царском семействе… э-э-э… подостойнее. Чтоб не лезли с расспросами.

Рыжая. А пусть полезут. У меня есть что им порассказать о Менелае. Ну, ладно, не дуйся, пастушок, скажи, что ты меня любишь.

Ласкается к нему. Парис отпускает кормило и обнимает Рыжую. Голос кормчего за сценой: «Ветер, ветер! Гребцам сушить весла!»

Кормчий (появляясь). Эй, чужеземец. Мы отклонились от курса. Я же сказал: держать вон на ту звезду.

Парис. У каждого своя звезда, кормчий.

Уходит с Рыжей.

Кормчий (кричит). Всех наверх, крепить парус! Живо, живо! Бог Посейдон проснулся!

Картина четвертая

Спарта. Зала в доме Менелая. Стены увешаны оружием. Зала полна женщин. Одни вышивают кайму, другие плетут корзинки, кто-то спит, кто-то закусывает. Женщины хором поют по-бабьи жалостливо что-то вроде:

 
Ему сказала Афродита:
Зачем тобой я позабыта?
А у него одна забота —
С друзьями по лесам охота.
Адонис мне волнует кровь,
Меня замучила любовь.
 

Появляются Агамемнон, Одиссей и Ахилл. Останавливаются в дверях. Женщины, увлеченные пением, их не замечают.

Агамемнон. Похоже, что это не дом спартанского царя, а этот… как его…

Ахилл. Женская баня.

Агамемнон. Именно женская баня.

Одиссей. Только закаленному спартанцу под силу париться в таком обществе.

Агамемнон (ударяя мечом о щит). А ну, брысь отсюда, мокрохвостые!

Женщины, заметив вооруженных воинов, с визгом разбегаются. За сценой раздаются трубные звуки охотничьего рога. Входит Менелай, вооруженный луком и колчаном со стрелами. За ним слуга несет на плечах тушу рогатого оленя.

Менелай. Ба-ба-ба! Кого я вижу! Агамемнон, брат мой!

Следуют объятия.

Агамемнон. Позволь тебе представить моих друзей – Одиссей Лаэртид, царь Итаки.

Менелай. Много слышал о вас, хитроумный Одиссей.

Одиссей. Это ничто в сравнении с тем, что я слышал о вас, особенно за последнее время.

Менелай. В последнее время мне везет. Вот и сегодня была удачная охота. Едва рассвело…

Менелай что-то негромко, но с увлечением рассказывает Агамемнону и Одиссею. Ахилл, закончив разглядывать оружие на стенах, обращается к слуге.

Ахилл. Говорят, в Спарте самые крупные олени.

Слуга (убежденно). Самые крупные.

Ахилл. Но я раз подстрелил оленя на Родосе. Он был значительно крупнее этого.

Слуга. На Родосе олени значительно крупнее.

Ахилл. А в Фессалии олени во много раз превосходят родосских.

Слуга. Во много раз превосходят.

Ахилл (недоуменно). А говорят, что в Спарте олени самые крупные.

Слуга (с прежней убежденностью). Самые крупные.

Ахилл (смерив слугу взглядом). А тебе не кажется, что ты со мной разговариваешь, как с идиотом?

Слуга. Что вы, ваша милость. Я не смею с вами разговаривать. Это вы сами с собой разговариваете. А я у вас вроде зеркала. Кто же сердится на зеркало?

Ахилл. Идиот.

Слуга. Правильно. Только идиот.

Ахилл. Ты – идиот! Убирайся отсюда, пока цел!

Слуга. Бить зеркало – дурная примета.

Оставляет оленя и уходит.

Агамемнон (указывая на Ахилла). А это Ахилл. Ахилл, подойди поздоровайся с моим братом.

Ахилл подходит, хромая. Здороваются.

Менелай. Почему вы хромаете?

Ахилл. Это с детства. Что-то с пяткой.

Менелай. Надо съездить в Дельфы, спросить у всезнающей Пифии. Она поможет.

Ахилл. Спрашивал. Она ответила, что я должен опасаться пятого числа каждого месяца и не предпринимать никаких дел в пятницу, а то я рискую спятить.

Агамемнон. Так и сказала?

Ахилл. Слово в слово.

Агамемнон. Тут что-то не так. Пифия всегда произносит свои пророчества в стихах. А это, мне кажется, не стихи.

Одиссей. Надо чаще бывать в Дельфах, Агамемнон. (Ко всем.) Недавно, когда Пифия произнесла очередное свое пророчество в стихах, один философ спросил ее, почему она, всезнающая Пифия, не знает, что сочиняет совершенно бездарные стихи. С тех пор она пророчествует в прозе. Тоже бездарной.

Агамемнон. Я не согласен. Раз ее стихи были официально признаны, значит, они не бездарны. (Декламирует.)

 
Лишь когда белизной пристаней засияет софнийской
И когда белой оградой оденется рынок, тогда-то,
Благоразумный, засады древесной
Багряного вестника бойся.
 

Одиссей пожимает плечами и разводит руками. Ахилл чешет в затылке. Менелай смеется.

Агамемнон (горячо). Раньше было непонятно, но красиво. А теперь понятно и… и все!

Менелай. Но медноблещущие друзья мои! Что за грозный вид? Эти шлемы, латы… У меня вы можете чувствовать себя в безопасности.

Агамемнон. Ха-ха! В безопасности! Ты беспечен, как этот…

Ахилл. Птичка.

Агамемнон. Да, как птичка. Вся Эллада говорит о позорной измене твоей жены, а ты чем занимаешься?

Одиссей.(Агамемнону). О какой измене ты говоришь? Разве Елена не у тебя в Микенах?

Агамемнон.(ко всем). У меня? Нет, это возмутительно! Вся Эллада знает, что его жена с Парисом в Трое, а он хлопает глазами, как этот… этот…

Ахилл. Корова.

Агамемнон. Да, как корова. Именно как корова.

Менелай. Не может быть! На Елену это совсем не похоже.

Одиссей. Но может быть, похоже на Париса?

Менелай (спокойно). Значит, такова воля богов.

Агамемнон (ко всем). Вы слышали? И это мой брат! (Менелаю.) Все, кому не лень, перетряхивают твое бельишко. Мне моя Клитемнестра проходу не дает: подробности ей подавай! Распустили языки!

Менелай (Агамемнону). Что ты орешь, я тебя спрашиваю? Разорался. Орет и орет, слова не дает сказать. Крикун. Я догадываюсь, почему ты так заступаешься за мою супружескую честь. Проиграл в кости, хочешь отыграться в лапту? Кто этот брюнетик, которого я часто встречал в твоем доме?

Агамемнон. Какой брюнетик? Мало ли в Элладе брюнетиков.

Менелай. Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Тот самый, который услащает твою жену Клитемнестру игрой на кифаре и обязательно оказывается тут как тут, когда ты собираешься уезжать на охоту или…

Агамемнон. Хватит намекать! Я без тебя знаю. Ты имеешь в виду Эгисфа? Ну и что? Что в этом дурного или предосудительного? Да, Клитемнестра скучает, да, они вместе музицируют, прогуливаются, делятся прочитанным. Да, он милый и любезный юноша. Ты знаешь, недавно я даже согласился… то есть я сам… да, да! Именно сам настоял, чтоб он переселился к нам. Да, Клитемнестра привыкла к нему. Эгисф для нее, как этот… этот…

Ахилл. Не знаю кто.

Агамемнон. Совсем не то, о чем вы все думали. Эгисф очень несчастен. Он совсем ничего не может… ну, не способен как мужчина.

Менелай. Откуда ты знаешь?

Агамемнон. Он сам мне признался по секрету. Я нарочно рассказал об этом Клитемнестре, и она хохотала над ним до слез.

Одиссей. Ты уверен, что над ним?

Агамемнон. А над кем же еще? Не надо мной же. Я здоров, как этот… как бык!

Ахилл. Именно, как бык.

Агамемнон. Кстати, после этого она стала с ним очень нежна, и я оставляю их без всякой опаски. (Менелаю.) Вели дать мне что-нибудь попить, в горле пересохло. Да, да, без всякой опаски.

Слуга по знаку Менелая подает Агамемнону кубок. Агамемнон пьет.

(Орет неожиданно.) Все, что происходит в моем доме, происходит в моем доме! Все знают, что я спокоен и счастлив! А твое имя трепят по всей Элладе от Спарты до Микен!

Менелай. Ты знаешь, мы не ладили с Еленой. Я никогда не любил ее, а она меня.

Одиссей. Тем более сейчас самое время кричать на всех перекрестках о вашей любви.

Менелай. Зачем? Все знают, что мы с ней жили, как кошка…

Ахилл. С мышкой.

Менелай. Не подсказывай мне. Я сам.

Агамемнон. Сам ты вон до чего довел. Ты тяжко оскорблен!

Менелай. Подожди.

Агамемнон. Ты сошел с ума от горя!

Менелай. Ерунда.

Агамемнон. А я говорю: сошел. Ты рвешь и мечешь. Рвешь и мечешь, как этот…

Ахилл. Рыба.

Агамемнон. Да, как рыба. Как кит-левиафан.

Одиссей. Киты ничего не мечут. Они пускают фонтаны.

Агамемнон. Ты пустишь фонтан крови и смоешь позор.

Менелай. Глупости.

Одиссей. Его глупости не так глупы.

Агамемнон (никого вокруг себя не видя, с увлечением). Оскорбленный царь воинственной Спарты сумеет отомстить за обиду!

Одиссей. Браво, прекрасно сказано! А теперь о деле. (Менелаю.) Вы хотите, чтобы жена снова вернулась к вам?

Менелай. Ну, если, по-вашему, без этого нельзя теперь обойтись, я конечно же…

Одиссей. Да или нет?

Менелай. Нет.

Одиссей. Превосходно. Надо сделать все, чтобы Елена не захотела возвращаться. Судя по всему, это не трудно. Тогда мы вправе осадить город и взять его штурмом. Троя несказанно богата, обиженных не будет.

Начать войну – значит, приготовить такое блюдо, в котором все решает соус. Без соуса это блюдо становится поперек горла. Нормальные люди отвергнут такое кушанье, и тогда его придется съесть самим поварам. А это часто приводит к завороту кишок.

Другое дело – под соусом. Рецептов не много, но соус должен быть непременно благородного вкуса, сдобренный острыми пряностями всяких специй. Итак, рецепт первый, самый старый, проверенный на пищеварении многих народов. Вам захотелось прогуляться в небольшой компании друзей, человек десять – пятнадцать тысяч. В поисках красивых пейзажей вы заблудились и, совершенно случайно, оказались на чужой территории. И вдруг какие-то безумцы набрасываются на вас с явной целью вас уничтожить. Совершенно неожиданно вы обнаруживаете, что вооружены до зубов и, естественно, начинаете обороняться. Этот соус хорош, но ему недостает вкусовых тонкостей.

Другой рецепт. Разбирая старый хлам на чердаке, вы находите древний папирус, договор, где черным по белому написано, что правители соседних государств навечно предоставляют свои природные богатства в полное распоряжение вашего пра-пра-пра-пра-пра. Все подписи, кроме росчерка прародителя, разобрать невозможно – увы! – губительное действие неумолимого времени. Копии древнего договора вы немедленно рассылаете правителям указанных стран и как гарантию подлинности вашего документа переводите войска через границу. У этого соуса тоже есть некоторые недостатки – он слишком тонок на вкус.

И наконец, третий рецепт. Среди чужого народа насильно задерживают вашего подданного, лучше, если это ваш друг, ну а если жена – об этом можно только мечтать, поймите меня правильно!

Долг повелителя, земляка, друга, а тем более мужа заставляет вас немедленно спасать жертву чудовищной несправедливости. Этот соус так хорош, что даже при одном упоминании о нем у меня текут слюнки. И поверьте мне, пройдут тысячелетия, но людям с ненасытными желудками вполне хватит этих трех рецептов!

Агамемнон. Мы уже обо всем договорились. Я выбран главой похода. Все герои Эллады присоединятся к нам. Аякс Теламонид так и рвется в бой, как этот… этот…

Ахилл. Дурак.

Агамемнон. Как дурак. Постой, кто это дурак?

Одиссей. Тот, кто не воспользуется удачным предлогом. Второго такого случая может нам никогда не представиться.

Менелай. Трубите сбор. Я ваш, друзья!

Агамемнон. Я узнаю тебя, брат мой! О доле в добыче договоримся позже.