Текст книги "Город С"

Автор книги: Василий Батарейкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Василий Батарейкин
Город С

Все события, описанные в книге, являются творческим вымыслом автора. Автор не призывает к аморальному поведению и действиям, нарушающим законодательство Российской Федерации. Персонажи и их действия не имеют ничего общего с объективной действительностью.

Глава 1

Около полудня по местному времени, по разбитой дороге провинциального города С., размазывая озерца грязных луж, мчался дорогой автомобиль черного цвета. Кузов автомобиля был тщательно вымыт и отполирован, и смотрелся в этом забытом богом городе, мягко говоря, пришельцем из другого мира, о котором пишут в журналах с картинками и показывают в заграничных музыкальных клипах. В лакированном покрытии дверей и крыльев автомашины отражались серые пятиэтажные сооружения, мелькали тополя и табачные палатки, лица и фигуры плывущих мимо людей. Стекла автомобиля были глухо тонированы, но это совершенно не мешало местному электорату знать и понимать, кто сейчас едет на заднем сидении. Машина плавно текла по мокрой улице, объезжая ямы и выбоины. Осень, в этом и без того сером городе, вызывала безбрежную тоску у жителей, но только не у того, кто сидел в этот момент на заднем сидении дорого автомобиля, который смотрелся среди всего этого, мягко говоря, чужим.

– Миша, блядь, выключи ты это говно, – донеслось до водителя с заднего сидения.

Водитель, молодой человек, двадцати пяти лет, прошедший службу в  батальоне разведки, видавший кровь, смерть и другие дериваты военных действий, работавший водителем без малого шесть лет, покорно убрал громкость динамиков клавишей на руле, и немного подумав, вообще выключил звук.

– Слушаете всякий шлак, в своём гараже, блядь. С вами на людях показаться стыдно. Зона, мама, вертухаи, зэки, воры, блядь. Миша, – мужчина приподнялся на заднем сидении и положил руку на водительское кресло. – Миша, вот скажи мне, что вынуждает тебя, это слушать, а? Ты же даже по административке не привлекался ни разу, ты блядь, святой вообще, ни куришь, не пьёшь, какая в жопу тюрьма?

– Это у нас все слушают, Юрий Василич, – робко протараторил водитель, не поворачивая головы и не отводя глаз от дороги, ловко уворачиваясь от пробоин в дорожном полотне.

– Это где, блядь, все? Это в гараже что ли, долбоебы, слушают? А, я понял, это у вас корпоративный стиль такой, да?

В кармане пиджака, Юрия Васильевича, раздался звонок мобильного телефона и оборвал диалог. Мужчина откинулся на заднее сидение, что-то фыркнул себе под нос, посмотрел в окно, после чего достал телефон и поднёс к уху.

– Слушаю тебя. Да… И… Быстрее, – мужчина замолчал и принялся внимать информацию из динамика. – Маша, короче, не еби мне мозги, на Баруева подготовь письмо, сука, гневное, за моей подписью, и пусть Шеев подпишет. Блядь, подпишет! Скажешь, моя команда! А заседание комиссии и проверку перенеси на завтра, я сегодня не успею. Блядь, не знаю я, придумай что-нибудь, ты секретарь или кто, я тебе деньги плачу, не нравиться – уебывай, нравится – придумывай и ври. Поняла? Молодец!

 Юрий Васильевич, опустил руку и засунул телефон в карман пиджака.

За стеклом машины одна серая улица, плавно перетекала в другую, за домами показались сопки, покрытие редкими деревьями. Если кто-то и изобретал, как остановить время, то первые опыты, причём успешные, он проводил в этом городе, где-то в конце 80-х годов прошлого столетия. С этого момента, жизнь в городе замерла. Конечно, жизнь текла своим чередом, люди рождались и умирали, влюблялись и расставались, все протекало по законам человеческой природы, но сам город замер. Он был похож на танк, который истратил весь боезапас, сжёг все горючее и просто остановился. Его бросили за ненадобностью. Войска ушли далеко вперёд, а надобность в старой машине пропала. В танке поселились змеи и насекомые, белки облюбовали дуло пушки, птицы свили гнезда в складках брони. Жизнь кипела в танке, но он стоял неподвижно и время уничтожало его, беспощадно покрывая коррозией и ржавчиной, не оставляя ни малейшего шанса на самый короткий и пусть даже учебный бой.

Мужчина расслабил галстук, взял из подлокотника бутылку минеральной воды, сделал пару глотков, и наклонился к водителю.

– Ещё раз это дерьмо в машине услышу, – Юрий Васильевич сделал глоток из бутылки, – я тебе ноги переломаю, сука, и пойдёшь на улицу, а лучше в шоу «Танцы», будешь там, на сломанных копытах индастриал выплясывать!

Парень за рулём автомобиля напрягся. За долгие годы работы с этим человеком, он твёрдо понял одно: слов на ветер он не бросает, и кроме того, отличается определенной кровожадностью.

– Вы мои гиппокампы, блядь, моя гвардия. Я ж вам айфоны купил, научил с Сири разговаривать. Когда же вы уже вырастите из всего этого, говна? – Юрий Васильевич ударил стеклянной бутылкой по правому виску водителя. – Я внятно изъясняюсь?

Водитель негромко агакнул и кивнул головой.

– Ну, то-то.

Мужчина откинулся на сидение, установил бутылку в подлокотник, встряхнул левой рукой, посмотрел на часы и театрально вздохнул.

Автомашина продолжала рассекать застоявшийся воздух забытого, маленького провинциального города. Осень пришла в город сразу после лета, закономерно и уверенно. Так же как ночь наступает после дня, и день снова расцветает после ночного мрака.

Юрий Васильевич достал из подлокотника небольшой пульт управления. На потолке автомобиля из пластикового продолговатого брикета выдвинулся экран и опустился под углом, позволяющим сидящему человеку, откинув голову назад, видеть происходящее на мониторе. На экране появился логотип марки автомобиля на зияющем черным фоне, который безжалостно поглотил связанные между собой фигуры и унёс их в черноту, но не смог сопротивляться зарождающемуся информационному потоку, готовящемуся к нападению на зрение и слух Юрия Васильевича.

Картинка на экране появилась быстро. Монитор вещал новости. На экране появилась студия, усыпанная сверху и снизу бегущими строками о курсе валют, акций, описаниями событий, которые по своей важности не удостоились озвучки диктором, но не смогли пройти мимо внимания редакторов. Вела передачу приятного вида женщина средних лет, в жакете, надетом поверх белой майки, или футболки (тут зрителю оставалось только гадать, если конечно кого-то это интересовало). Женщина читала текст о резонансной проверке готовности объектов теплоснабжения города Г. к отопительному сезону, проведённой руководством страны, и выявленных при этом чудовищных огрехах. Далее последовал видеоряд репортажа, на котором люди в костюмах, белых рубашках и бордовых галстуках клином, шагают возле труб, вентилей, огромных баков, в цехах и открытых пространствах. Все это сопровождалось бездушными закадровыми комментариями корреспондента с противным голосом.

Водитель остановился на перекрёстке на красный сигнал светофора. В зеркале заднего вида, во мгле затемнённой тонированными стёклами части салона он рассмотрел лицо начальника, ярко освещённое экраном, потом перевёл взгляд на дорогу и, наметив путь в объезд лужи и двух внушительных выбоин, нажав педаль газа, продолжил движение.

Монитор вкупе с устройством для его фиксации к потолку, и механизмами для появления и исчезновения, в перевёрнутом виде мог бы показаться впечатлительному человеку, творческой и креативной натуре, да и просто не лишенному воображения,  могилой с надгробным камнем. Но Юрию Васильевичу он ничем, ни казался. Юрий Васильевич был человеком конкретным. В этом смысле экран на потолке и Юрий Васильевич были похожи. Монитор был бездушной электронно-механическим устройством, которое просто воспроизводило на своём теле то, что дадут, и совершенно не задумывался о природе появления видеозаписи. Так и Савельева никогда не интересовали вопросы, вроде того, как, например, звали корову, из кожи которой сделали обивку сидения, на котором он сейчас сидел, кто это сделал, в каком возрасте и физическом состоянии был этот человек, или это была машина, а если так, то кто её придумал, собрал и обслуживал, почему выбрали именно такой цвет и расстояние между точками в перфорации. Савельеву было, как он сам любил изъясняться, «похуй». Он знал, что сиденье предназначено для того, чтобы он на нем сидел, кожа предназначена для того чтобы приятно охлаждать ладони, когда он кладёт на сиденье руки, люди предназначены для того чтобы ими управлять, эмоции предназначены для того чтобы их получать, а человеческие потребности предназначены для того чтобы их реализовывать.

Автомобиль притормозил и повернул направо. Пейзаж за окном изменился. Исчезли магазины, остановки, табачные палатки, появились заросшие травой спортивные площадки, импровизированные сушилки для белья, лавочки, скамейки и другие атрибуты спального массива.

 Рекламный видео ряд на потолочном мониторе резко прервался. Женщина в жакете в быстром тревожном темпе начала излагать причины экстренного прерывания оплаченного посыла о необходимости покупки подгузников, ведущей марки. Из слов ведущей стало понятно, что только, что в том самом городе Г., о котором ее не остыл предыдущий репортаж, произошел чудовищный взрыв, якобы уничтоживший львиную долю центральной части города, а прилегающие здания в настоящее время охвачены пожаром.

«Что попало твориться», – напрягшись, произнес Савельев.

В кармане пиджака заиграла мелодия телефонного звонка. Юрий Васильевич вздрогнул. Изучив экран мобильного устройства, он поднес аппарат к уху.

– Что ещё? И? Ну. Кто? Какие? Это секта какая-то? На площади? Вы там охуели что ли? Маша, я два часа как не в кабинете, и вы там с Шеевым ни хуя без меня решить не можете? Никогда, никакие, сука, полупидоры, не будут проводить лекции на площади Ленина в моем городе! Пусть они хоть евангелисты, хоть Иудеи, хоть Ивановцы. Никаких сектантских декадансов на площади не будет. Пусть собираются где угодно, и ебут друг друга куда хотят. Понятно? Что ещё? Все? Все, меня не беспокоить, – Юрий Васильевич, опустил руку с телефоном на сиденье.

«Да что за пиздец твориться?!» – он поднял руку с телефоном, наклонился и принялся листать список контактов, нажал на экран и поднёс трубку к уху.

– Алло, Сергей Сергеевич, а что у нас за сектанты в городе объявились? Не знаю. Какие-то староверы, или хуй их знает. Пришли к администрации, все в белом, просят какую-то лекцию провести на площади. А кто будет знать? Сука, ты кто? Не ты ли у нас главный по этим делам? Почему я знаю, а ты ни хуя не знаешь? – повысил голос Юрий Васильевич, и ударил ладонью по кожаному сиденью. – Найди и объясни им, что у нас в городе на площади выступаю только я. Загони их в Буханику, и пусть оттуда даже нос свой не показывают. Слушай, – мужчина перешёл на спокойный тон, – и ни я должен тебе это сообщать, а ты сам находить и разбираться. Жду доклада.

Машина остановилась у подъезда серого панельного девятиэтажного здания. Глава города вышел из машины, подтянул галстук, застегнул верхнюю пуговицу пиджака. На улице было по изначально-осеннему прохладно, пасмурно и пахло стоящим рядом с подъездом мусорным баком. Вход в подъезд был оклеен разноцветными объявлениями со всех сторон, во входной двери зияла дыра, асфальтированная площадка перед подъездом была разбита, а из двух приподъездных лавочек уцелела только одна, на которой, сидела старушка в старом лёгком коричневом пальто, как водится в платке и внимательно смотрела на приехавших. Юрий Васильевич улыбнулся старушке и шагнул к ней на встречу.

– Здравствуйте, как Ваше здоровье? – поигрывая руками, произнёс Савельев.

– Юрий Васильевич, здравствуйте. Спасибо, все неплохо, – ответила женщина, оголяя зубные протезы.

Водитель обошёл автомашину, открыл багажник, вынул из него портфель и коробку в белом полиэтиленовом пакете.

– Кроме вас к Томочке никто и не приезжает из интерната, – игриво начала старушка. – Только ребята со двора заходят, да учительница.

– А Лосина не приезжала? – озабочено уточнил Юрий Васильевич. – Она мне неделю назад докладывала, что приезжала.

Савельев повернулся к водителю, и сделал гневное лицо. Молодой человек броском приблизился к нему, протянул руки вперёд. Савельев взял портфель и пакет, наклонился к водителю.

– Все как обычно. Коньяка возьми две бутылки.

Водитель кивнул и резко повернувшись, пошагал к машине.

«Пиздец этим социальщикам», – брызнул Савельев, открыл дверь и исчез в подъезде.

«На машины, жопы свои возить, у них деньги есть, а дороги чинить – нету, – обреченно произнесла старушка, глядя как черный автомобиль развернулся, ухнулся задним правым колесом в яму и выехал со двора. – Мудак старый!»

Юрий Васильевич в темном подъезде поднялся на первый этаж, понял руку с портфелем, вытянул указательный палец, и нажал кнопку вызова лифта. Кнопка была оплавлена огнём зажигалки. Лампочка загорелась. В шахте лифта где-то очень высоко что-то загремело и кабина начала спуск вниз под громкий скрежет и дребезжание. Лифт остановился на первом этаже и двери открылись. Тусклый свет из кабины лифта осветил стены первого этажа. Стены были обшарпаны и исписаны черным маркёром. Здесь были классические подъездные «здесь были я. а. и.», «Метров – пидар», «Колчин – лох», а так же объявления типа «шишки порох 892....», «смеси 891.....». Юрий Васильевич, посмотрел в кабину лифта. Стены лифта были стилизованы подстать подъездным стенам и не нарушали созданный автором единый образ постиндустриального андеграунда. Как и полагается в таких кабинах, пахло мочой, пол был покрыт желто-коричневыми, с черными краями, пятнами по углам, потолок был украшен черными кругами, оставленными горящими спичками и зажигалками. Кнопки в лифте тоже были оплавлены, а кнопочная панель была исписана мелкими надписями и рисунками, значение которых было не доступно простому обывателю и скрывалось в фантасмагориях пустоголовых малолеток из маргинальных семей. Юрий Васильевич, нажал кнопку седьмого этажа. Двери послушно закрылись и кабина, дёрнувшись, покатила вверх. Внимание Савельева привлекла надпись над кнопочной панелью «Оставь надежду всяк сюда входящий». Шутку, он оценил, и даже слегка улыбнулся. Опомнившись, Савельев, перехватил пакет в другую руку и полез в карман пиджака. Достав мобильный телефон, он нашёл в списке контактов необходимый номер и нажал кнопку вызова.

– Алло. Рима Васильевна, ты мне расскажи голубушка, когда твои легионеры последний раз были у Приходько? Ты не охерела там? Сейчас поищу? Ты мне во вторник докладывала, что лично выезжала в прошлую пятницу. И? Да ни хуя тут не было, ни тебя, ни ослов твоих. Я сам здесь. Че молчишь? Че, блядь, молчишь?

Лифт остановился, двери открылись. На седьмом этаже горела лампочка. Можно было сделать вывод, что аборигены, извлекающие лампочки на площадках, довольствовалось первыми этажами, и необходимости лесть на седьмой не видели. Юрий Васильевич вышел из лифта, повернул направо, сделал пару шагов и замер перед металлической дверью кондоминиума.

– Что мешало съездить? Ты же социальная поддержка населения! Вы что творите, суки?!? Вы из меня дурака делаете. Ни хуя не выполняете, а еще и пиздите постоянно! Короче, Васильевна, человек ты хороший, но такой должности у меня нет. Пиши заявление и иди куда хочешь. Не еби мне мозги! Мне все равно! Я пиздёшь терпеть не буду. Заявление немедленно и собирай вещи. Мне похуй! Все!

Юрий Васильевич, нажал кнопку отмены вызова, посмотрел на телефон, убрал его в карман. Немного постояв, поднял палец и нажал один из четырёх дверных звонков. Где-то глубоко за дверью послышалась соловьиная трель. Справа от входной двери все той же группой неизвестных художников в стиле наскальной живописи, были изображены мужские и женские гениталии, выдержки из песен поп и рок исполнителей, а также ряд традиционных оскверняющее разоблачающих надписей, среди которых внимание Юрия Васильевича привлекла «приход – калич».

За дверью послышались шаги, брякнул засов и дверь открылась. За порогом стояла невысокая худая женщина лет сорока, с короткой стрижкой на темно-каштановых волосах, приятным лицом, с небрежным макияжем. На женщине было чёрное кашемировое пальто поверх водолазки и синих джинсов. Женщина была в тапочках.

– А-а, Юрий Васильевич! Здравствуйте, здравствуйте. Вы как всегда вовремя. Томочка вас уже очень заждалась. Постоянно о вас спрашивает, – женщина сделала шаг назад и повернулась спиной к стене общего коридора, всем своим видом приглашая гостя пройти внутрь. – Заходите, заходите, как Ваши дела? Как здоровье? Все ли на работе нормально? Как семья?

– Здравствуйте Леночка, – Савельев сделал шаг через порог и, не прекращая говорить, повернулся к двери, чтобы закрыть засов, – все по-прежнему, ничего нового и так сказать интересного. Только что выругал своих социальщиков. Совсем от рук отбились. Мне врут. А Тому не посещают. Вы тоже хороши, могли бы, и позвонить, номер же мой имеется.

– Да я не привыкла жаловаться. Нам и ваших посещений хватает. У меня пару часов появляется на свои дела, да и Томочка после ваших посещений так спит хорошо, что я потом ещё полдня её не слышу, – заулыбалась женщина. – Да и грех жаловаться, если лично вы шефство над девочкой держите.

Юрий Васильевич вслед за женщиной прошёл по коридору, заставленному старыми шкафами, набитыми санками, лыжами, и ящиками, от которых пахло гнилым картофелем и землёй, бесчисленным количеством пар обуви, выставленных вдоль стен.

– Лена, кончайте, пожалуйста, мне дифирамбы петь. Мне это просто по душе, вот и все. Ну и конечно положительно влияет на мой, как сейчас модно говорить, рейтинг, – Савельев лукаво улыбнулся и наклонился, чтобы снять туфли.

Женщина приоткрыла обитую красным потёртым дерматином дверь. За дверью, прямо посередине прихожей, в инвалидном кресле сидела девушка 18 лет.

– Здравствуй Томочка, здравствуй, моя хорошая! – отрываясь от обуви, улыбаясь как можно нежнее, пролепетал Савельев. – Иди ко мне.

Юрий Васильевич, переступил через порог входной двери и, растопырив руки, сделал шаг навстречу девочке. Тома уперевшись руками в колеса, катнула коляску и уткнулась в туловище Савельева.

– Здравствуйте, Юрий Васильевич, – девушка обняла Савельева за ноги.

Мужчина стоял, наклонившись, обняв голову девушки, прижатую к его животу.

– Почему вас так долго не было? Почему вы не приезжали? – Тома подняла голову, не отрываясь от туловища Савельева, смотря на него снизу вверх. В уголках ее глаз показались слезы.

– Томочка, каждый месяц, как и обещал, – произнесла женщина, надевая туфли, – У Юрия Васильевича, много работы, он большой человек и руководит администрацией. Не обижай гостя.

– Да, моя хорошая, очень много работы. Сейчас важно подготовить город к зиме, а это очень сложно. Я обещаю, что буду приезжать чаще. Пожалуйста, не плач, – Савельев улыбнулся, и будто что-то вспомнив, продолжил. – Смотри, что я тебе привёз.

Тома была по-девичьи очень красивой. Густые, русые волосы, были собраны в тугую, полную косу от макушки. Глаза были огромными и голубыми, ресницы густыми и длинными, нос был игриво вздёрнут кверху, губы были маленькими и аккуратными. Не будь она прикована к инвалидному креслу, эта девушка, бесспорно, была бы объектом воздыханий среди парней со двора.

Мужчина деликатно освободился из объятий девушки, наклонился к пакету, поднял его, раскрыл и достал из него разноцветную картонную коробку, обильно покрытую надписями на иностранных языках.

– Смотри, это ноутбук, как я тебе и обещал. Мощный и современный. Можно даже сказать модный.

Савельев, сунул коробку девушке. Тома, округлив от удивления глаза, медленно, совершенно не веря в происходящее, подняла руки и бережно взяла коробку. Юрий Васильевич повернул голову в сторону женщины, чтобы увидеть её реакцию, но увидел, её спину. Лена стояла перед зеркалом, поправляя волосы.

– Какой вы молодец, Юрий Васильевич, – не поворачиваясь, совершенно безэмоционально произнесла женщина, – Цены вам нет. Доченька, что надо сказать?

– Это прекрасно. Спасибо. У меня теперь будет ноутбук, – не скрывая радости, пролепетала Тома.

– Так, все, – женщина повернулась к Савельеву, – я побежала по делам. Буду часа через два. Как обычно. Не прощаюсь. Ну, если Вас не застану, то – до свидания.

Она открыла дверь, молча, взяла с прихожей сумку и вышла. Дверь захлопнулась.

– Как дела в интернате? Никто не обижает? – Юрий Васильевич обошёл коляску, взял за ручки, развернул её и покатил в комнату.

Девушка крутила коробку в руках и совершенно не слышала Савельева.

Комната была маленькой. Стены были оклеены светло зелёными обоями в маленький розовый цветочек. Всю противоположную входу стену занимал старый пожелтевший сервант. В углу стоял письменный стол с настольной лампой. На столе располагалась стопка учебников и тетрадей. Возле окна стояла деревянная кровать, накрытая мохнатым одеялом с изображением тигра на фоне стволов молодого бамбука. Окно было прикрыто тяжелой коричневой шторой. В комнате было темно и душно.

Юрий Васильевич подкатил коляску с девушкой к столу. Тома был настолько увлечёна подарком, что не обращала на мужчину никакого внимания. Убранство комнаты было скромное, и даже бедное, но аккуратное и чистое. Ничего в комнате не вызывало отвращения, здесь даже веяло определённым уютом.

Юрий Васильевич, оставив девушку у стола, подошёл к окну, отодвинул штору и открыл форточку. В комнату начал проникать прохладный осенний воздух. Мужчина сел на кровать и стал рассматривать Тому, сидящую к нему спиной.

В комнате раздался звук телефонного звонка. Савельев полез в карман пиджака. Девушка вздрогнула, как будто очнулась от крепкого сна и, сообразив, что происходит, повернулась к мужчине.

– Спасибо вам ещё раз, Юрий Васильевич, – улыбнулась девочка.

– Да брось ты Томочка, – промолвил Савельев, рассматривая дисплей телефона и пытаясь вспомнить кому, принадлежит номер звонящего. Он нажал отмену вызова, после чего перевёл аппарат в режим вибрации и убрал в карман.

– Что же мы сидим тут, и не смотрим что в коробке, – мужчина приподнялся с кровати и пошёл к девочке.

– А ну-ка открывай.

Тома положила коробку перед собой, сняла с неё прозрачную полиэтиленовую плёнку и подняла крышку. В коробке лежали компьютер белого цвета и блок питания.

Савельев достал блок питания. Взял в руку вилку. Обвёл взглядом письменный стол и, разведав, куда уползает шнур от лампы, наклонился за него. Поменяв вилки, мужчина распрямился, достал ноутбук, убрал со стола коробку, поставил перед девушкой, открыл его, воткнул в него провод и нажал кнопку включения. Экран компьютера загорелся.

Тома подняла глаза на Савельева и заплакала. Юрий Васильевич опустился на корточки.

– Ну что ты плачешь?

– У меня теперь есть свой компьютер. Спасибо, спасибо вам большое, спасибо Вам Юрий Васильевич, – проревела девушка, обнимая ноги мужчины.

– Ну, прекрати, давай лучше поговорим, – Савельев погладил Тому по голове, – вайфай у вас есть? Ну, интернет есть?

– Только у мамы в телефоне, – вытирая слезы, ответила девушка, – и я им иногда пользуюсь.

– В следующий раз приеду, сделаем вам вайфай, чтобы через компьютер в интернет выходить, – деловито произнёс Савельев. – Так как дела в интернате? Что нового? Может проблемы есть?

– Да нет, что вы. Все хорошо. Ребята относятся ко мне тепло, учителя заботливые и добрые. Многие мальчики уже открыто курят, как взрослые. Как вы считаете, это плохо?

– Скажу тебе честно, я в их возрасте тоже курил. Но потом бросил, потому что понял, что мне это неинтересно и в жизни не поможет. Но, сейчас, я как злой дядя, осуждаю их и считаю, что это плохо, – рассмеялся Савельев.

Девушка рассмеялась в ответ.

– В следующем году у вас выпуск, – спокойно произнес Савельев, – как у тебя с учебой, уже думала, куда будешь поступать?

– Мне не интересна учеба, – несколько стыдливо произнесла Тома.

– Сейчас образование является залогом успешного будущего, – начал мужчина. – Ты уже взрослая, смотришь телевизор и конечно понимаешь, что есть города лучше нашего. Видишь ли, так устроена жизнь, что наш город уже никогда не будет мегаполисом с огромными развязками и метро. Достичь достойных вершин здесь не получится. Все ниши заняты, и места в них расписаны на несколько поколений вперёд. Это такая закономерность. Считай это менталитетом глубинки, но это на самом деле так. Поэтому, только знания, твои знания, помогут тебе уехать отсюда и найти себя в жизни. Ну и не без моей помощи, конечно, – Савельев присел перед девочкой и посмотрел на её лицо.

– Ой, а смотри, что у меня ещё есть. Твои любимые, – Юрий Васильевич, вышел в прихожую, – эклеры!

Из прихожей послышался шелест полиэтиленового пакета, после чего в дверном проеме появился Савельев с коробочкой пирожных.

– А давай мы с тобой сейчас чая попьём, – Юрий Васильевич поставил коробочку заманчиво пахнущих пирожных на стол.

– С удовольствием, – улыбнулась Тома. – Сейчас я все сделаю, – девушка повернула коляску.

– Ну что ты. Я сам.

Мужчина вышел из комнаты в прихожую. Прошёл мимо туалета и, включив свет, зашёл в кухню. Кухня была ему знакома. Юрий Васильевич знал, где лежат спички, где находятся кружки, и коробка с пакетированным чаем. Савельев потрогал металлический чайник, он был слегка тёплым, потом взял коробок, зажег спичку и включил конфорку. Синее пламя загудело под чайником. Юрий Васильевич прислушался: из комнаты доносился звук клавиш компьютера. Мужчина сел за кухонный стол и облокотился на стену. Часы на стене показывали половину второго. «Времени ещё много» – подумал Юрий Васильевич, и достал мобильный телефон. На экране отображались три смс сообщения, и два пропущенных вызова. Савельев нажал на экран и поднёс телефон к уху.

– Да. Чего звонил? Нашли? Молодцы! Ну и кто там, блядь? Ага! И что они хотели? Точно? А сейчас они, блядь, где? Вот пусть там и находятся в Буханихе, этой. Надо их из города выгнать на хуй. Ага! Ну, понял, Сергей Сергеевич, – Савельев опустил телефон, два раза нажал на дисплей и снова поднёс его к уху. – Да! Слушаю! Да! Чего, блядь? Рима Васильевна, я что, непонятно сказал? Мне такие работники, на хуй, не нужны. Все! Я сказал, все! – Савельев повысил голос, но осекся, прислушался и снова услышал стук клавиш. – До свидания! И не хуй мне звонить больше! – он опустил руку и сунул телефон в карман.

Чайник на плите забурлил.

Юрий Васильевич, встал, убрал телефонный аппарат в карман пиджака, выключил газ под чайником.

Открыв дверцы шкафа, справа над плитой Савельев достал две кружки и поставил их возле плиты. На полке ниже стоял пакет с растворимым кофе и пачка с чаем. Мужчина взял коробку, достал два чайных пакетика и положил поочередно в каждую кружку по пакету, после чего закрыл коробку, убрал её в шкаф и закрыл дверцы.

Дверцы шкафа были оклеены клейкой пленкой, бирюзового цвета с изображением множества маленьких Эйфелевых  башен, расположенных под разными углами. Плёнка на углах была оборвана, заляпана брызгами подсолнечного масла, раскалённого на скороде. Савельев опустил глаза на кружки.

– Тома, тебе не сильно горячий? – не отводя глаз от кружек, выкрикнул Юрий Васильевич.

– Да, да. Совсем холодный, – донеслось из комнаты.

Края кружек были отколоты. Одна кружка была белого цвета, с не отмываемым налетом от чая и кофе внутри. Вторая была темно синего цвета, с нанесённой фотографией здания городского музея и надписью «Город С. – город с историей».

Савельеву стало грустно. Он взял в руки чайник и налил воду в кружки. Одну заполнил полностью, вторую наполовину. Савельев ещё раз посмотрел на кружки, поднял глаза на шкаф, осмотрел кухню с пожелтевшим холодильником в углу, деревянным подоконником с потрескавшейся краской, вытертой клеенкой на столе, бегущим смесителем и былым эмалированным ведром, приспособленным под мусор, под мойкой. Юрий Васильевич не был человеком сентиментальным, он был человеком конкретным. Его характер отличался жёсткостью, а местами даже жестокостью. Но сейчас ему стало тоскливо. В голову лезли проблемы и заботы. Вспомнилась недостроенная баня на даче. То, что Жихарев должен на следующей неделе привести четыре куба вагонки, а Зимов обещал двух киргизов. Вспомнился сын, уехавший учиться в столицу, занимающийся, чем попало, только не учёбой. Вспомнился гараж с ржавыми воротами.

«Блядь, надо Семёнова отправить ворота покрасить», – пробурчал себе под нос Юрий Васильевич, наливая в наполовину заполненную кружку холодную воду из трёх литровой банки, стоящей возле плиты.

Мужчина вышел из кухни, прошёл в коридор, взял портфель с прихожей и вернулся обратно. Войдя на кухню, он положил портфель на стол, открыл его, покусывая губы, достал из него большую стеклянную ампулу. Надломив ампулу, Савельев вылил содержимое в кружку с разбавленным чаем, после чего убрал две части ампулы обратно в портфель. Юрий Васильевич почувствовал, как кровь приливает к вискам, как она пульсирует в венах, как работают сосуды. Лицо его покраснело, глаза налились кровью. Постояв минуту, наблюдая, как мутная жидкость в кружке снова превращается в чай, Савельев взял емкости и вышел из кухни.

– А вот и чай, Томочка, – Юрий Васильевич вошёл в комнату, держа кружки в обеих руках.

Девушка сидела за столом погружённая в мир кибернетики.

– Эй, давай пить чай, – ласково произнес Савельев, ставя кружки на стол, намеренно между девушкой и компьютером. – Успеешь ещё наиграться. Он теперь твой и никуда от тебя не убежит.

Савельев улыбнулся. Тома отодвинулась от стола и повернулась к мужчине.

– Я до сих пор не могу поверить, что у меня теперь свой компьютер. Я боюсь, что это сон и когда я проснусь, ничего не будет. Ни вас, ни компьютера. Ни всего этого, – Тома развела руками, намекая на пирожные и чай.

– Если хочешь, могу тебя ущипнуть, – улыбнулся Савельев и, взяв кружку, отпил из неё.

Тома засмеялась. Засмеялась по-девичьи звонко и искренне.

– Ну, все, кончаем шутить и веселиться. Пей чай, и так негорячий, так вообще остынет.

Девушка взяла пирожное. Дважды укусив эклер, Тома сделала глоток из кружки. Савельев внимательно наблюдал за происходящим. Он сопровождал взглядом каждый глоток и всем своим видом помогал сделать его, как щепетильный доктор помогает больному выпить принеприятнейшее лекарство.

– Юрий Васильевич, а вы знаете, что такое косплей? – вдруг остановившись, произнесла Тома, как будто, вспомнив что-то важное.

Савельев дёрнулся. Процесс питья чая девушкой загипнотизировал его и резкое прекращение употребления напитка Томой, привело к аварии в его сознании. Он поперхнулся.

– Конечно, знаю. Ты пей, остынет. И ешь, пирожные, ведь твои любимые, – откашливаясь, произнес Савельев.

– Конечно, конечно, Юрий Васильевич, спасибо. Просто у нас в классе ребята увлекаются косплеем. У всех костюмы разные, ну там, герои комиксов, игрушек, анимэшек. А у меня нет костюма, – произнесла Тома и жалобно посмотрела снизу вверх на Савельева. Мужчина стоял, расстегнув пиджак и расслабив галстук, облокотившись на дверной проем.