355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Василий Жуковский » Том 3. Орлеанская дева. Эпические произведения » Текст книги (страница 16)
Том 3. Орлеанская дева. Эпические произведения
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 11:27

Текст книги "Том 3. Орлеанская дева. Эпические произведения"


Автор книги: Василий Жуковский


Жанр:

   

Поэзия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Рустем и Зораб *
Персидская повесть, заимствованная из царственной книги Ирана (Шах-Наме́)
Книга первая
Рустем на охоте
I
 
Из книги царственной Ирана
Я повесть выпишу для вас
О подвигах Рустема и Зораба.
 
 
Заря едва на небе занялася,
Когда Рустем, Ирана богатырь,
Проснулся. Встав с постели, он сказал:
«Мы на царя Афразиаба
Опять идем войною;
Мои сабульские дружины
Готовы; завтра поведу
Их в Истахар, где силы все Ирана
Шах Кейкавус для грозного набега
Соединил. Но чем же я сегодня
Себя займу? Моя рука, мой меч,
Могучий конь мой Гром
Без дела; мне ж безделье нестерпимо».
И на охоту собрался
Рустем; себя стянул широким кушаком,
Колчан с стрелами калены́ми
Закинул за спину, взял лук огромный,
Кинжал засунул за кушак
И Грома, сильного коня,
Из стойла вывел. Конь, наскучив
Покоем, бешено от радости заржал;
Рустем сел на коня и, не простившись дома
Ни с кем, ни с матерью, ни с братом,
Поехал в путь, оборотив
Глаза, как лев, почуявший добычу,
В ту сторону, где за горами
Лежал Туран.
И, за́ горы перескакав, увидел
Он множество гуляющих онагрей;
От радости его зарделись щеки;
И начал он
Стрелами, дротиком, арканом
С зверями дикими войну;
И, повалив их боле десяти,
Сложил из хвороста костер,
Зажег его, потом, когда
Он в жаркий уголь превратился,
Переломил большую ель
И насадил
Огромнейшего из онагрей
На этот вертел,
Который был в его руке
Как легкая лоза, и над огнем
Стал поворачивать его тихонько,
Чтоб мясо жирное со всех сторон
Равно обжарилось. Когда же был
Онагрь изжарен, на траву
У светлого потока сел Рустем
И начал голод утолять,
Свою роскошную еду
Водой потока запивая.
Насытившись, он лег и скоро,
При говоре струистых вод,
Под ветвями густого
Широкотенного чинара
Глубоким сном заснул;
А конь его, могучий Гром,
Тем временем, гуляя
По бархатному полю,
Травой медвяною питался.
 
II
 
Но вот, покуда спал
Глубоким сном Рустем,
А Гром по бархатному полю
Гулял, травой медвяною питаясь, —
Увидя, что такой могучий конь
На пажити заповедной Турана
Без седока по воле бродит,
Толпой сбежались турки.
Замысля овладеть конем,
С арканами к нему они
Подкрались осторожно;
Но конь, аркан почуя,
Как лев озлился
И не заржал, а заревел;
И первому, кто руку на него
Осмелился поднять с арканом,
Зубами голову от шеи оторвал,
А двух других одним ударом
Копыта мертвых повалил.
Но наконец его
Отвсюду обступили;
И метко был аркан ему на шею
Издалека накинут, и его
Опутали, и был он пересилен.
Но хищники, страшась, что в их руках
Он не останется, немедленно вогнали
Его в табун туранских кобылиц,
И разом был припущен Гром
К двенадцати отборным кобылицам;
Но лишь одна из них
Плод от него желанный принесла.
 
III
 
Рустем, проснувшись, тотчас о своем
Коне подумал; смотрит, но коня
Нигде не видит. Никогда
Он от него не убегал
В такую даль. Он свистнул, но на свист
Могучий не примчался конь
И не заржал издалека́.
Рустем как бешеный вскочил;
Весь луг широкий, вдоль и поперек,
Весь темный лес, кругом и напролет,
Он обежал – напрасно: нет коня.
И в горе возопил Рустем:
«Мой верный конь, мой славный Гром,
Что без тебя начну я делать?
Скакать, летать привыкши на тебе,
Пойду ль пешком, тащась под грузом лат,
Как черепаха? Что же скажут турки,
Не на седле, а под седлом меня увидя?
Не может быть, чтоб ты, мой Гром, меня
Покинул волею; тебя украли.
Конечно, хищники здесь целым войском
Напали на тебя; никто один
С тобой не совладел бы. Но не время охать,
Рустем; иди пешком, когда умел проспать
Коня». И, конскую с досадой сбрую
С доспехами своими на плеча
Взваливши, он пошел и скоро
Напал на свежий след, и этот след
Его привел перед закатом солнца
Ко граду Семенгаму,
Который вдруг явился вдалеке
Среди равнины пышной,
Сияющий в лучах зари вечерней.
 
IV
 
Рустем подумал: «В этом Семенгаме
Владычествует царь, попеременно друг
Иль враг Ирана иль Турана;
Конечно, он бы и вдали
Рустема на коне узнал;
Но где мой конь? Я пеший
Теперь иду к его столице. Так и быть;
Они коня мне волей иль неволей
Отыщут и меня почтут
Роскошным угощеньем».
Так рассуждал с собой он, подходя
К стенам высоким Семенгама;
А между тем из глаз не выпускал
Следов замеченных; но скоро
Они, к реке приблизившись, пропали
В густом прибрежном камыше.
Тем временем молва достигла до царя,
Что в Семенгам великий богатырь
Рустем идет, что он в лесу царевом
Охотничал и что, утратив
На их земле коня, идет он пеший.
Услыша то, царь повелел,
Чтоб гость великий с почестью великой
Был принят. Все его вельможи,
И все вожди, и всякий, у кого
На голове был шлем, а сбоку меч,
Толпой из Семенгама вышли
Встречать Рустема.
И витязь, витязей светило,
Был ими окружен,
Как солнце пламенным венцом
Вечерних, им блестящих облаков;
С такою свитой в город он вступил
И к царским подошел палатам.
 
V
 
И царь сошел с крыльца принять Рустема.
Он поклонился и сказал:
«Откуда ты, могучий богатырь,
Без провожатых, пеший
Пришел к нам? Забавлялся ль ловлей
В моих заповедных лесах?
Ночлега ли покойного теперь
Здесь ищешь? Рады мы такому гостю;
Весь Семенгам теперь к твоим услугам;
Весь мой народ и все мои богатства
Теперь твои; что повелишь,
То мы и сделаем». Рустему
Смиренная понравилася речь;
«Они, – подумал он, —
Передо мной робеют».
И он сказал: «Украден конь мой Гром
Тогда, как на твоем лугу
Я спал, охотой утомленный;
Но след его привел меня сюда;
Он здесь; когда его
Отыщете мне к ночи вы,
Я отплачу сторицей за услугу;
Когда ж мой конь пропал,
Беда и вам и Семенгаму!
Мой меч прорубит мне
К нему широкую дорогу».
Царь, испугавшись, отвечал:
«Не может быть, чтоб на коня
Рустемова кто здесь аркан
Разбойничий дерзнул накинуть.
Будь терпелив, могучий витязь,
Твой Гром найдется; конь Рустемов
Укрыться от молвы не может.
А ты пока будь нашим мирным гостем;
Войди в мой дом и ночь за чашей
Благоуханного вина
В веселье с нами проведи.
Твой конь здесь будет прежде,
Чем свет зари проникнет в пировую
Палату; а теперь пускай она
Одним вином осветится блестящим».
 
VI
 
Лев мужества, Рустем доволен был
Царя приветственною речью,
И гнев заснул в его груди.
Он во дворец вступил с лицом веселым,
И, посадив его на царском месте,
Хозяин-царь не сел с ним рядом;
Он стоя потчевал его.
Соединясь в блестящий полукруг,
Сановники, вожди, придворные вельможи
В почтительном молчанье за царем
Стояли, очи устремив
На светлое лицо Рустема;
Роскошно-лакомой едою
В серебряных богатых блюдах
Был стол уставлен;
В сосудах золотых
Вино сверкало золотое,
И были хинские кувшины
Питьем благоуханным полны.
При звуках струн, при сладком пенье
Младые девы
С очами нежными газел
Напитки гостю подносили,
И он в вине душистом
Души веселье пил,
И было светлого лица его сиянье
Сияньем радости для всех, пред ним стоявших.
За кубком кубок он проворно осушал;
Когда ж едою и питьем
Он вдоволь насладился,
Его в покой, благоухавший муском
И розовой водой опрысканный, ввели;
И на подушках пуховы́х,
Под тонкой шелковою тканью,
В глубокий сон там погрузился
Рустем, врагов гроза и трепет.
 
VII
 
Но в тихий полуночный час,
При легком шорохе шагов,
Послышался речей приятный шорох;
По имени Рустема кто-то назвал;
Без шума отворилась дверь,
И факелов душистых
Сияньем спальня озарилась;
Рустем открыл глаза:
Темина, дочь царя, владыки Семенгама,
Блистая золотом и жемчугами,
Стояла перед ним,
Прекрасная как дева рая;
За ней, держа в руках
Светильники, стояли
Ее рабыни молодые;
Краса живая легкой Пери
С краснеющей стыдливостию девы
Сливались на ее лице,
Где лилий белизну
Животворил прекрасный пурпур розы.
Но было на ее
Застенчиво потупленные очи
Опущено ресниц густое покрывало,
И за рубиновым замком
Ее цветущих, свежих уст
Скрывалась девственная тайна.
Рустем вскочил, нежданным изумленный
Виденьем. «Кто ты? – он спросил. —
Зачем ко мне пришла ночной порою?» —
«Я дочь царя, меня зовут Темина, —
Пришелица ночная отвечала. —
Легка я на бегу; ни лань, ни антилопа,
Ни быстрый ветер горный
Меня догнать не могут;
Но догнала меня тоска, мучитель сердца:
Она меня во тьме глубокой ночи
Перед тебя, мой витязь, привела.
Как чудное преданье старины,
Всегда, везде, от всех я слышу повесть
О храбрости твоей великой;
О том, как не страшишься ты
Ни льва, ни тигра, ни слона,
Ни крокодила, как всего
Ирана ты надежная твердыня,
Как весь Туран дрожит перед тобою,
Как на Туранскую ты землю
Ночной порою выезжаешь
На боевом своем коне
И, обскакав ее и вдоль и поперек,
Без страха спишь один и как никто
Не смеет сон глубокий твой нарушить.
Такую повесть о тебе
Всечасно слыша, я давно
Томилася тоской тебя увидеть;
Теперь увидела и быть твоей женой
Готова, если сам, мой храбрый витязь,
Того потребуешь. Доселе
Ни тайный месяца, ни яркий солнца луч
До моего не прикасались тела;
Здесь в целомудрии, в девичьей простоте
Я расцвела; и только в этот миг
Сказала первую любви глубокой тайну.
Возьми, возьми меня, Рустем;
В приданое твердынный этот замок
Тебе я принесу; а утренним подарком
Моим твой конь, твой Гром могучий будет».
Так светлоликая царевна говорила,
И витязь слушал со вниманьем
И не сводил с нее очей;
Он разумом ее высоким,
И голосом, как флейта сладким,
И красотой полувоздушной
Во глубине души пленялся.
Когда ж царевна замолчала,
Он повелел, чтобы немедля
Один из многомудрых
Мобедов царских
Пошел к царю и от Рустема
Потребовал согласия на брак
Его с царевною Теминой.
Был изумлен владыка Семенгама
Таким нежданным предложеньем
И голову от радости высокой
Высоким кедром поднял;
Он не замедлил согласиться;
И тут же браком сочетался
Рустем с царевною Теминой;
Но брак их совершен был тайно:
Страшился царь, чтобы, воюя
С Ираном, в злобе на Рустема,
Афразиаб не сокрушил
Его столицы Семенгама.
 
VIII
 
Ночь краткая блаженства миновалась;
Настало утро. Из объятий
Младой супруги вырвался Рустем.
Он снял с руки повязку золотую
И, дав ее Темине,
Сказал: «Теперь нам должно разлучиться;
Меня в Сабуле ждут
Готовые в поход мои дружины;
А ты храни мой дар заветный;
И если в этот год тебе родится дочь,
Укрась ее моей повязкой;
И будет ведать целый мир,
Что ей отец Рустем.
Но если небо даст нам сына,
Пусть носит он, как я носил,
Мою повязку на руке;
Когда ж он возмужает,
Пришли его ко мне в Сабулистан;
Но ведай наперед, что он
Не иначе явиться может
Мне на глаза, как уж прославясь
Великим делом богатырства;
Его неславного ни знать,
Ни видеть не хочу я —
Пускай в толпе исчезнет,
Покрытый тьмой забвенья
И непримеченный отцом.
Не по его породе знаменитой,
Не по моей повязке золотой
Он будет мной за сына признан —
Нас породнит одна лишь только слава;
С ее свидетельством он должен
Мне от тебя принесть мой дар заветный;
Лишь ею он получит право
Сказать в глаза мне: я твой сын.
Но близко день; прости». И он, к горячей груди
Прижав супругу молодую,
Ее с любовью лобызал
В ланиты, очи и уста
И долго от нее не в силах
Был оторваться. Обливаясь
Слезами, от него она
Пошла, и для нее, в час брака овдовевшей,
Блаженство краткое печалью долгой стало.
Тут царь пришел спросить у зятя:
Приятно ль он провел ту ночь?
И объявил, что Гром отыскан.
Обрадован той вестью был Рустем;
Он подошел к коню, его погладил
И оседлал; потом из Семенгама
Поехал, светлый, бодрый духом,
Сперва в Систан, потом в Сабулистан;
И много о своем он думал приключенье,
Но дома никому о нем не говорил.
 
Книга вторая
Зораб
I
 
Пора пришла – и у Темины
Родился сын, прекрасный
Как месяц. Радостно и горестно его
Прижала к сердцу мать и со слезами
Им любовалась: он был вылитый Рустем.
Она его Зорабом назвала,
Его сама кормила грудью,
О нем и день и ночь пеклася.
И дивное созданье был Зораб:
Он родился с улыбкой на устах;
Ни от чего и никогда не плакал; рос так чудно,
Что в первый месяц уж казался годовым;
Трех лет скакал отважно на коне;
Шести лет был могуч, как лев;
Когда ж ему двенадцать лет свершилось,
Никто не мог с ним сладить; ростом был
Он великан, и все блистало
В нем мужеством и красотою:
Глубоко-темные глаза,
Румянец пламенный на свежих
Щеках, широкие плеча́, крутая грудь,
Железно-жилистые руки
И ноги крепкие, как кедры.
Бороться ль кто с ним покушался —
Его он вмиг сгибал в дугу;
На львиную ль охоту выходил —
Со львом он ладил, как с лисицей;
Шатал ли дуб иль кедр —
В его руках они, как хлыстья, гнулись;
Гнался ли за конем – его,
Догнав, хватал за гриву,
И падал на колена конь:
Таков был в отроческих летах
Зораб, достойный сын Рустема.
 
II
 
Однажды к матери приходит отрок
И так ей дерзко говорит:
«На сверстников своих гляжу я свысока;
Никто из них передо мною
Поднять не смеет головы;
Но никому из них досель не мог я
Ответствовать, когда он знать хотел,
Кто мой отец. Скажи же: кто отец мой?
Когда не скажешь, на себя
Я руку наложу,
Да и тебе добра не будет».
Темина с гордостью и страхом отвечала:
«Мой сын, твое рожденье
Доныне было тайной;
Теперь узнай: ты сын Рустема;
Ты дедов знаменитых внук;
И нет земных величий,
Которых бы отец твой не затмил
Сияньем дел своих великих.
Возьми теперь повязку эту;
Носи ее и береги,
Как свет своих очей: ее мне дал
Отец твой на прощанье.
Когда к нему дойдет молва,
Что ты достоин быть им признан,
Он позовет тебя в Иран
И по своей повязке там узнает.
Но ведай наперед, Зораб,
Что на глаза ему явиться
Не иначе ты можешь, как прославясь
Великим делом богатырства;
Тебя неславного ни знать,
Ни видеть твой отец не хочет;
Не по своей породе знаменитой,
Не по его повязке золотой
Ты будешь им за сына признан;
Вас породнит одна лишь только слава;
С ее свидетельством ты должен от меня
Принесть отцу его залог заветный
Лишь ею ты получишь право
Сказать в лицо Рустему: «Я твой сын».
Гордися ж, друг, своей породой славной,
Но до поры храни о ней молчанье».
 
III
 
На то Зораб ей дал такой ответ:
«Кто скроет в небесах
Сияющее солнце?
Кто скроет на земле
Своей породы славу?
Зачем о ней так поздно сведал я?
До сих пор ежечасно
И встречный мне и поперечный,
И старики и молодые
Твердили о Рустеме.
Кто исполина одолел?
Кто замок разорил волшебный?
Кто войско разогнал один?
На каждый мне такой вопрос
Все тот же был ответ: Рустем.
Во мне от изумленья
И ревности кипело сердце;
А он был мой отец, и я о том не ведал.
Но знай теперь: из Семенгама
И из туранских областей
Храбрейших вызвать я намерен:
И мы пойдем войною на Иран;
И битва будет там такая,
Что пылью месяц в высоте
Задернется, как темной тучей;
С иранского престола
Сгоню я шаха Кейкавуса
И подарю Иран Рустему;
Потом пойду войною на Туран,
И будешь ты царицею Турана».
Так он сказал и гордо удалился.
И никому он своего
Рожденья не открыл:
Неведомая сила
Ему уста сжимала всякий раз,
Когда была готова
Слететь с них тайна роковая;
Как будто сам отец ему шептал:
«Лишь славой ты получишь право
Сказать в лицо мне: я твой сын».
 
IV
 
И скоро, к матери опять пришедши
Сказал Зораб: «Я сам готов,
Но у меня коня нет боевого;
Мне нужен конь, со мною равный силой,
Такой, чтоб камни мог одним ударом
Копыта в крошки разбивать,
Чтоб был могуч, как слон, лего́к, как птица,
Чтобы в воде проворной рыбой плавал
И серной прыгал по горам,
Чтоб и коня и седока
Мог опрокидывать напором крепкой груди
И чтоб, сидя́ на нем,
Я не лицом к лицу,
А свысока смотрел в глаза врагу».
При этом слове радостная гордость
Зажглася в материнском сердце;
Она немедленно велела
Пригнать из табунов Турана
Коней отборнейших, чтоб мог Зораб
Найти желанного меж ними.
И было пригнано их много;
И всех их на́ поле широком
Перед стенами Семенгама
Свели в один бесчисленный табун;
Все были дикие, как вихри.
И начал их Зораб перебирать:
Он каждого, который меж другими
Казался легче и сильней,
К себе притягивал арканом
И на спину ему клал руку – и одним
Руки железныя давленьем
Был каждый вмиг к земле притиснут;
И в целом табуне Зораб
Ни одного не выбрал по желанью.
 
V
 
Тут подошел к Зорабу старый витязь
И так сказал: «Я дам тебе коня,
Какого не бывало
До сей поры нигде.
Он родился от Грома,
Коня Рустемова; как буря силен;
Как молния летуч;
Нет на него ни зноя, ни мороза;
Широкий дол, высокий холм
Он тенью облака перебегает;
Бескрылой птицею по воздуху летит;
В стыде павлин сжимает пышный хвост,
Когда густую он разбрасывает гриву;
Он прыткий лев – когда на круть бежит;
Он сильный кит – когда в воде плывет;
Ездок, пустив стрелу, своей стрелы скорее
На нем домчится до врага;
Его ж бегущего быстрейшей
Стрелою не догонит враг;
Он чудо-конь; но есть в нем и великий
Порок: он в руки не дается.
Кому ж его удастся укротить,
Тот выезжай на нем хоть на Рустема».
Такой находкою нежданной
Обрадован Зораб был несказанно.
«Скорей, скорей, – он закричал, – ведите
Ко мне коня!» И конь был приведен.
Ему Зораб давнул рукою спину
И грянул в голову его
Своим тяжелым кулаком —
Могучий конь не пошатнулся,
Лишь, шею вытянув, сверкнул
Глазами, прянул на дыбы
И так заржал,
Что с ним окрестность вся заржала.
Зораб стал гладить и трепать
Его, как шелк, блистающую спину —
И конь недвижимо стоял,
Лишь оком огненным на витязя косился.
И на него вскочил Зораб,
И конь, легчайшему узды его движенью
Покорный, вихрем полетел;
Зораб же на его спине сидел так крепко,
Как на коне сидит железном
С ним вместе вылитый железный истукан.
Конь наконец под сильным седоком
Устал; его дымились ноздри,
С него катился пенный пот.
Тогда Зораб сказал ему, разгладив
Его разбросанную гриву:
«Мой добрый конь, теперь нам мир открыт:
Теперь не будет стыдно
И на глаза Рустему нам явиться».
 
VI
 
И стал Зораб к войне с Ираном снаряжаться.
Когда ж о том проведали в Туране,
Бесчисленно к нему сходиться стали
Охотники; для них его желанье было
Как солнечный восход для темной ночи:
Давно Туран не враждовал с Ираном,
Давно для всех мученьем был покой,
И все кипели жаркой жаждой
Войны, победы и добычи;
Из пепла вдруг великий вспыхнул пламень.
Зораб приходит к деду своему
И говорит: «Есть люди у меня —
Но нет у них оружий;
Коня я доброго нашел —
Мои же люди все бесконны;
Идти в поход готовы мы —
Но вьючных нет у нас верблюдов,
Чтоб тяжкий груз нести за нами;
Хотим мы сытно есть и пить
В досужное от боя время —
Но нет у нас запаса пищи;
Благоволи твои нам отпереть
Конюшни, хлебные анбары
И оружейную палату, где напрасно
Съедает ржа мечи и брони».
И деду старому по сердцу
Была такая речь от внука;
Охолодевшая в нем кровь разгорячилась,
И он сказал с усмешкой про себя:
«Необычайный выбрал способ
Отца отыскивать мой внук!
Его он взять намерен с боя».
И всем снабдить Зораба царь спешит.
Анбары хлебные отворены;
Для ратников, верблюдов и коней
Запас пшена, ячменя и овса
Огромный собран; дед не поскупился также
Своей серебряной и золотой казною
Со внуком поделиться;
И оружейную палату отпер он
И дал на волю брать оттуда
Мечи, кольчуги, шлемы,
Стрелами полные колчаны,
Тугие луки, топоры,
В серебряной оправе ятаганы,
Кривые сабли с золотой насечкой,
И палицы с железными шипами,
И копья длинные с булатным острием.
Сподвижникам раздав доспехи и казну,
Зораб сказал: «Вот все, что я теперь имею;
Чего ж недостаёт,
То мы дополним скоро
Добычей боевою;
Когда возьмем Иран,
Я всех вас с ног до головы
Иранским золотом и серебром осыплю».
 
VII
 
Турана царь Афразиаб
Услышал, что с гнезда слетел орленок смелый,
Что отроку-богатырю наскучил
Покой беспечный детских лет,
Что первый пух едва пробился
На подбородке у него —
А уж ему в пространном мире тесно;
Что молоко обсохнуть не успело
На молодых его губах —
А уж на них звучит, как в небе гром,
Тревожный крик, зовущий на войну;
Что он замыслил Кейкавусов
Трон опрокинуть и Иран
Своим толпам предать на разграбленье;
Что стоило ему ногой лишь в землю топнуть,
И из земли вдруг выскочило войско;
Что, наконец, молва есть, будто он
Рустемов сын и будто от коня
Рустемова и конь его родился.
Афразиаб, Турана царь, бровей
От этих слухов не нахмурил;
Он долго сам с собою размышлял
И, размышляя, улыбался;
И напоследок повелел,
Чтоб Баруман, его верховный вождь,
К нему явился. Баруману
Он так сказал: «Возьми двенадцать тысяч
Отборных ратников моих
И отведи их в Семенгам к Зорабу.
Но слушай (что ж услышишь,
То пусть в твоей душе, как мертвый труп
Во гробе, тайное лежит),
Отдав ему мое письмо,
Его уверь, что с ним Афразиаб
На жизнь и смерть в союз вступает;
Раздуй в нем пламень боя,
Чтоб бешено, как лев голодный,
Он устремился на Иран;
Но берегись – отнюдь не допускай
Его увидеться с Рустемом;
Чтобы никто и имени Рустема
При нем не смел произнести.
Не знаю я, отец ли
Ему Рустем иль нет, но оба
Они мне злейшие враги;
И их стравить нам должно, как зверей.
Легко случиться может,
Что грозный, устарелый лев
Под сильной лапой молодого,
Растерзанный, издохнет —
Тогда Иран смирится перед нами
И Кейкавус не усидит на троне;
Тогда найдем мы средство и Зорабу
Зажать глаза, чтоб перестал
Он с жадностью звериной
Смотреть на царские престолы.
Известно мне: ему Ирана мало;
И на Туран свои острит он когти.
И если подлинно он сын Рустема,
То пусть волчонок молодой
Заеден будет старым волком;
Тогда и старый пропадет,
Как пропадает, иссыхая
И тяжким илом застилаясь,
Вода в степном оставленном колодце».
Так говорил Афразиаб;
Потом он Баруману
Вручил письмо к Зорабу,
Предательской исполненное лестью.
Но то письмо не с легким сердцем,
А с тяжким горем принял Баруман:
Не славы, а бесславья ждал
Он от войны, в которой принужден
Был сына храброго на храброго отца
Обманом хитрым наводить,
Чтоб разом погубить обоих.
 
VIII
 
Когда узнал Зораб, что Баруман
К нему с письмом, с дарами, с войском,
Афразиабом посланный, идет,
Немедленно вооружась,
К нему он выехал навстречу.
Как удивился витязь молодой,
Когда такое множество народа,
Оружием блестящего, увидел!
Как удивился Баруман,
Когда предстал глазам его такой
Красавец с ростом великана,
С весенней свежестью младенца,
С горячим юноши кипеньем,
С железной твердостию мужа!
Он на него внимательно смотрел:
Он изумлен был несказанно,
Он чувствовал невольный трепет,
В нем громко вопияла жалость
При виде красоты, столь бодрой и цветущей.
И про себя подумал старый витязь:
«О ты, прекрасная звезда,
Тебе сиять бы в чистом небе,
Не заходя, не померкая;
Достоин ты, мой светлый воин,
Чтоб был орлиный твой полет
Советом мудрости направлен,
А не предательством змеиным».
И, подошед к Зорабу, он вручил
Ему письмо Афразиаба.
Прочтя письмо, Зораб поспешно со́брал
Свои туранские дружины
И, Баруману повелев
Для отдыха остаться
Дни на два в Семенгаме,
Простился с матерью и с дедом
И поскакал, воскликнув громозвучно:
«Туран, за мной!» При этом клике
Все разом всколебалось,
Знамена развернулись,
Задребезжали трубы,
Тимпаны загремели,
Заржали грозно кони,
Пошли вперед дружины;
И быстро полилась война
С убийством, грабежом, пожаром
На мирные поля Ирана.
 

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю