Текст книги "Саша Чекалин"

Автор книги: Василий Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Вернувшись в Песковатское, Саша старался держаться солидно, в разговоре быть немногословным, как подобает человеку, много повидавшему. Узнав о приезде Саши, в землянку немедленно собрались горцы. Витюшка доложил брату обо всех событиях. В коммуне все обстояло благополучно. Крепость по-прежнему грозно возвышалась над Выркой, и гарнизон исправно выполнял свои обязанности.

– Вот… Ястреб курить научился… – жаловался Витюшка.

– Курить? – удивился Саша, глядя на провинившегося ястреба.

Тот сидел на нижней ветке березы возле землянки и деловито чистил своим крючковатым клювом отливавшие желтизной перышки.

– Бедовый… – подтвердили ребята озадаченному Саше. – Ума не приложим, что с ним делать… Тебя дожидались…

В этот же день все стало ясно.

Не успели горцы отойти от своего костра, как ястреб подлетел, схватил не потухшую еще головешку и метнулся с ней на вершину сосны. Что он там с ней делал – неизвестно, но, когда головешка минуту спустя свалилась на землю, она еще тлела, дымилась.

– Так он все село спалит, – испуганно говорили ребята.

Саша видел: пока взрослые еще не узнали, надо что-то предпринимать.

– Посадить его в клетку… – предлагал Витюшка.

– Застрелить… – советовал Степок.

Но Саша принял другое решение, с которым и жалостливый Витюшка согласился. С ястребом расстались – занесли его в лес, далеко от села. Обратно ястреб не вернулся ни в этот день, ни в следующие.

– Значит, прижился, – радовались горцы.

Саша снова принял командование гарнизоном. Но эти дела теперь мало волновали его. Появились другие заботы.

– Приехал? – удивился Ваня Колобков, увидев Сашу в избе-читальне.

Саша пришел вместе с другими звеньевыми, которых вызвал Ваня. По лицу Колобкова было видно, что он готовится сообщить ребятам что-то особенное.

– Ну вот что: объявляю всех пионеров мобилизованными, – не то шутя, не то серьезно заявил он.

– На войну в Испанию? – быстро спросил Филька Сыч.

У Саши тоже разгорелись глаза, невольно он оглянулся на стену, где висела карта военных действий в Испании. Красные флажки на булавочках обозначали линию фронта.

– Немного поближе… – вздохнул Ваня, тоже поглядев на карту. – Урожай в этом году обильный. Партия призывает нас, колхозников, чтобы ни одно зернышко не пропадало.

– Колоски собирать? – догадались ребята.

– Колоски. Из города хотели прислать нам на помощь школьников. Как, ребята, сами справимся?

– Справимся… – дружно загудели звеньевые, – нечего нам помогать… мы сами…

На следующий день пионеры вышли в поле. Подбирали колоски, ставили упавшие снопы. Звенья соревновались – кто больше соберет колосков. Мешки, набитые колосками, относили к овинам, на колхозный ток.

Сашино звено отставало. То ли ленились ребята, то ли полосы попадались неудачные, но звено Фильки Сыча шло и на этот раз впереди.

– Это вам не в войну играть, – подзуживал Филька Сыч.

– Посмотрим еще, кто больше соберет, – грозился Саша. – Мы не только соберем, а и обмолотим колоски.

– Хвастуны!.. – кричали завыркинцы. – До ваших колосков черед после покрова придет, когда снег ляжет!

И в самом деле, с молотьбой в колхозе была задержка. Молотилка, присланная из МТС, то и дело выходила из строя. День поработает – и снова встанет.

В то время как механик из МТС и колхозный кузнец – Сашин дедушка – чинили молотилку, у крыльца Чекалиных тоже шла работа. Горцы строили свой молотильный агрегат. Стучали молотки, звенели топоры, взвизгивала пила, скрежетали напильники, обтачивая зубья для барабана.

Бабушка Марья Петровна долго потом не могла дознаться, куда исчезло колесо от старой прялки, мирно доживавшей свой век в сенях под застрехой. А колесо оказалось у Саши.

Он озабоченно суетился:

– Вот сюда поставим бункер… Здесь будет проходить вал… Сюда наклепаем барабан… Вот загвоздка! Где шестеренки достать?..

Он морщил смуглый лоб. Задумывались и Серега, и Илюша, и Егорушка.

Скоро молотилка была готова. Это был длинный ящик, гладко обструганный, с бункером, с решетами. Внутри ящика находился деревянный барабан с набитыми зубьями-костылями. Барабан хотя и скрежетал, как немазаное колесо, но крутился, и костыли-зубья не задевали друг за друга.

Правда, нелегко было крутить колесо от прялки, насаженное на вал. Натертые руки саднило. Зато вниз, на разостланную мешковину, вместе с половой сыпалось зерно, добытое своим трудом!

В самый разгар молотьбы пришло Саше письмо. Первое в жизни письмо. На конверте отчетливо было написано: «Александру Чекалину». И стоял штемпель незнакомого города. Письмо было от друга Саши – Димки, короткое и деловое.

«Здравствуй, Саша!.. – писал тот. – Я приехал домой и соскучился. А ты как?.. Цел ли у тебя ножик? А твой значок я берегу. Остаюсь твоим другом до конца жизни – так и знай. А ты как?.. Приезжай ко мне в гости…»

Саша немедленно раздобыл конверт, вырвал из тетрадки листок и в тот же день отправил ответное письмо. Тоже краткое и деловое. Он, в свою очередь, обещал дружить и звал Димку к себе.

Скоро вернулась из санатория Надежда Самойловна. Она загорела, поправилась, помолодела. И самое главное – перестала кашлять.

В избе сразу стало шумно, весело. Витюшка и Павел Николаевич теперь не знали, кого и слушать. Надежда Самойловна и Саша наперебой рассказывали каждый о своей поездке.

– К нам в село секретарь райкома комсомола Андреев заезжал… – первым делом сообщил матери Витюшка, которому тоже не терпелось высказаться. – На комсомольском собрании был, и нас, пионеров, тоже приглашали…

Саша с укоризной смотрел на брата. Эту новость он сам берег напоследок, тем более что секретарь райкома поздоровался с ним, как со старым знакомым, и похвалил за обмолот колосков.

С завыркинцами у горцев постепенно стали налаживаться мирные отношения. То ли ребята повзрослели за лето и стали умнее, то ли убедились, что враждовать больше нет причин. Горцы теперь открыто появлялись на улице Завыркинской слободы, и их никто не трогал..

В свою очередь, завыркинцы тоже получили право свободного прохода по тропинке мимо крепости, и их никто не задирал.

Долгожданный мир наконец наступил на зеленых извилистых берегах Вырки.

В начале сентября ребята вместе отправились в Лихвин на общерайонный слет пионеров.

Небольшой городок, раскинувшийся на высоком обрывистом берегу Оки, утопал в зелени садов.

День был солнечный, теплый. У собора на площади раскинулся шумный базар. На длинных столах и просто на земле в корзинах лежали помидоры, огурцы, яблоки. Грудами были навалены белые кочаны капусты, красная брюква.

Слет происходил в помещении школы, в большом физкультурном зале, украшенном лозунгами и портретами. В зале было шумно, рябило в глазах от множества нарядных, в красных галстуках ребят. То там, то тут стихийно возникали пионерские песни.

…Пять горнистов протрубили сигнал о начале сбора. Все затихли. На сцену вышел секретарь райкома комсомола Андреев и поздравил ребят с началом учебного года.

– Ваш долг не только хорошо учиться, – сказал Андреев, – но и быть передовыми во всех делах. Будем учиться и работать только на «отлично»? – улыбаясь, спросил он.

– Будем! – многоголосо откликнулся весь зал. Андреев говорил не только о школьных делах. Сбор был посвящен озеленению дорог и улиц в селах района.

– Вот это здорово! – восторженно шептал Саша своим соседям, увлекаясь предстоящим делом.

– Пускай каждый комсомолец и пионер посадит хотя бы по десятку деревцев. Добьется, чтобы они прижились. Выходит их. Тогда можно сказать, что у нас в районе комсомол и пионеры глядят вперед, думают о будущем…

Увлекаясь разговором, Андреев встряхивал головой, пепельные волосы его ложились густыми прядками на широкий лоб, серые живые глаза горели. Саша восторженно смотрел на Андреева. Вот когда-нибудь и он, Саша, будет секретарем райкома комсомола. И вот так же будет выступать с трибуны. Выше и почетнее должности секретаря райкома комсомола, ему казалось, нет на свете.

Когда кончился слет, Саша протолкался поближе к Андрееву. Зачем – он и сам не знал. Было немного обидно, что Андреев так и не узнал его. Да где же узнать в этой шумной и веселой толпе!..

– Хорошо бы все дороги обсадить деревьями, – вслух мечтал Саша, возвращаясь с ребятами в Песковатское. – Тогда не нужно зимой и вешек ставить. Никто не заблудится.

Мысленно он представил себе: на всех дорогах, куда ни пойдешь, растут деревья, и не простые, а всё яблони, груши. Захотел полакомиться – рви сколько хочешь. Никто слова не скажет.

Вечером Саша жаловался Витюшке:

– Неповоротливые наши ребята. Шли домой, все шумели, на каких дорогах в первую очередь сажать деревья, а вот увидишь – не вытащить их.

Опасения Саши не оправдались. В назначенный день на работу по озеленению вышли все пионеры и комсомольцы села.

Сашиному звену достался участок дороги от дедушкиного дома до кооператива. Ребята усердно копали ямы, сажали по краям дороги лозу. Потом часто бегали с ведрами в руках поливать молодые саженцы.

– Как бы овцы не обглодали, – беспокоился Саша. Вместе с Витюшкой он заботливо обвязывал деревца тряпками, жгутами соломы, следил, когда прогоняли мимо скотину.

«Вот приедет Андреев – увидит наши деревца», – думал Саша.

Но наступила зима, а секретарь райкома так и не смог приехать.

Зимой Саша увлекся радиотехникой и шахматами. Детекторный приемник он сделал уже давно. Теперь принялся строить ламповый. Но дело подвигалось медленно, не хватало некоторых деталей, поэтому приходилось на ходу менять схему, упрощать. А тут еще Витюшка часто искушал.

– Сыграем? – предлагал он, раскрывая шахматную доску.

– Давай сыграем, – после некоторого колебания соглашался Саша.

Расставляли фигуры. Порой Саша долго задумывался. Но брат торопил его. Витюшка стремился в бой и храбро сражался до последней пешки, хотя было ясно заранее, что надеяться на победу ему не приходится.

И все-таки самым любимым занятием Саши оставалась охота. Отец и раньше часто брал его с собой. Но и эту зиму у Саши появился свой дробовик – подарок отца.

Рано утром, еще затемно, Саша с отцом выходят из дому. Плотный снег звонко поскрипывает под лыжами. Между чернеющими деревьями лежат синеватые тени. Завьюженные кустарники буграми выпирают по сторонам.

Впереди, часто оглядываясь, бежит Тенор. За ним быстро шагает Павел Николаевич в рыжеватом полушубке. Новая двустволка висит у него на плече. Саша, одетый в серую меховую куртку и высокие валенки, едва поспевает за ним. Позади по твердому снежному насту тянутся четыре лыжных следа, ровные и блестящие.

По белеющей свежей пороше отец читает словно по книге. Стежки разбегаются, как ниточки по ватному одеялу. Здесь пробежал заяц… прыгнула белка… Вот след лисы. На льдистом бугре кончиком своего рыжего пушистого хвоста она замела стежку.

Чем дальше забираются они в глубь леса, тем больше звериных и птичьих следов. Сашу одолевает охотничий азарт.

Кругом, нахмурившись, стоят бородатые ели в клочковатых белых шубах. Из-под снега пробивается зеленый можжевельник. Голые желтоватые осинки зябко вздрагивают уцелевшей прошлогодней листвой.

И вдруг сердце у Саши замирает. Он нетерпеливо машет рукой отцу: «Остановись, не двигайся!» Зажмурив глаза, Саша прицеливается. Смуглое и зимой лицо его неподвижно. Густые черные брови сходятся к переносью.

Оглушительно грохочет выстрел, срывая с деревьев хлопья снега. Издалека откликается эхо. Прыгает и рычит от радости Тенор. В руках у Саши впервые в жизни самостоятельно подстреленный беляк. Шубка у него белая, пушистая, с сероватыми волосками. Вскоре у отца тоже висят на поясе два подстреленных зайца.

– Давай возвращаться, – предлагает Павел Николаевич, обозревая синеющий небосклон. – Время уже за полдень.

Тенор злобно рычит, ощетинившись.

– Волчица прошла… – замечает Павел Николаевич, настороженно рассматривая следы. – Где-нибудь здесь близко логово. Ладно, в следующий раз придем…

Порой собирается своя дружная компания горцев. Кто на настоящих, кто на самодельных лыжах, ребята гурьбой устремляются в лес. Ружье только у Саши. Но ребятам не обидно. Каждый из них умеет стрелять, из Сашиного дробовика стреляют по очереди. Домой ребята обычно приходят без дичи, но зато вволю накатавшись на лыжах.

Однажды, возвращаясь с охоты, Саша и Витюшка увидели, как круживший над Выркой коршун камнем нырнул вниз к деревьям и сразу же, тяжело взмахивая черными крыльями, стал подниматься. В цепких когтях хищника билась и жалобно кричала галка.

– Галя!.. – с отчаянием крикнул Саша, сразу поняв, в чем дело. Торопливо сдернул с плеча ружье, прицелился.

– Стреляй!.. Стреляй!.. – умоляющим голосом просил Витюшка.

Прогремел выстрел. Ребята увидели, как коршун закачался, выпустил из когтей Галю и стал медленно падать на землю. Невдалеке от него упала и Галя.

Когда ребята подбежали к Гале, она еще дышала. Но глаза у нее уже покрывались синевой. На взлохмаченных пестрых перышках распоротого зоба проступали капельки крови…

Галю похоронили в маленьком деревянном гробике. Над могилой повесили дощечку с надписью: «Здесь похоронена наша любимая Галя».

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Все советские люди с напряженным вниманием следили за великим полярным дрейфом.

В Песковатском всюду: в избе-читальне, сельсовете, школе у репродукторов – каждый день собирались колхозники Все с нетерпением ожидали новых сообщений по радио о дрейфующей льдине. Ребята в школе следили по карте, где плывет четверка отважных полярных исследователей Спорили, в какие края может занести течением ледяное поле. Одни утверждали, что льдину отнесет к берегам Америки. Другие говорили, что поплывет она обратно на Северный полюс и там окончательно вмерзнет.

В семье Чекалиных газету теперь читали все вместе, вслух.

– Подвигаются!.. – радовался Саша. – Со всех сторон… Вот здорово-то будет, когда разом все подойдут!

Он представлял себе, как на ледоколах, самолетах, даже на подводной лодке и на дирижабле днем и ночью, несмотря на вьюгу и шторм, спешат советские люди на помощь дрейфующей станции «Северный полюс».

Когда великая северная эпопея благополучно закончилась, разговоры о ледяном дрейфе у ребят не прекратились.

Бродили они по замерзшей Вырке, воображая, что находятся на Северном полюсе. Даже для большего сходства построили на середине реки ледяную пещеру.

В начале апреля лед на реке сначала тихо, потом громко начал потрескивать.

Ледоход начался внезапно. Утром Сашу разбудил треск и рокот посиневшей и вздыбившейся Вырки. Когда ребята прибежали на берег, ледоход был в полном разгаре. Вода бурлила, кипела. Среди мелкого битого льда плыли крупные льдины, и все это неудержимо, с грохотом и треском неслось по течению под лучами весеннего солнца. От пещеры не осталось и следа.

– Поплывем?.. – предложил Саша, горящими глазами глядя на кипевшую речку.

Ребята, не сговариваясь, бросились по домам и скоро притащили кто жерди, кто веревку.

– Вот подходящая льдина… – показывал Илюша, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Круглая рыжая шапка сползла у него на затылок, ноги в сбитых сапогах промокли, но он ничего не чувствовал.

– Не выдержит… – сомневался Серега.

Витюшка ежился, молча поглядывая на ребят. Тенор тоже молчал. Поджав хвост, он сидел на бугре и скалил острые зубы, не понимая, что задумали ребята.

– Бери багры! – вдруг скомандовал Саша. Застегнув короткий ватный пиджак, он первым схватил багор. Серега накинул себе на шею связанную в круг веревку и тоже взял багор.

Когда все ребята вооружились баграми, наступила решительная минута. Выбрав покрепче льдину и подтянув ее к берегу, Саша первым шагнул на нее. За ним последовали ребята. На берегу остался только Тенор. Поджав хвост, он пятился назад, не решаясь прыгнуть за своими друзьями. Напрасно звал его Витюшка. Тенор, съежившись, тихо повизгивал, словно извиняясь за свое малодушие.

Он побежал за дрейфующей льдиной по берегу, избегая близко подходить к воде.

Когда льдина, немного осевшая под тяжестью путешественников, тяжело покачиваясь, поплыла по бурлящей реке, ребята не почувствовали страха.

Рядом плыли почерневший хворост, обломки досок. Дул ветер, который раньше на берегу не ощущался. Долго ли они так будут плыть – Саша не думал, и вообще ни о чем не думал, поглощенный управлением льдиной. Льдина, покачиваясь, двигалась теперь по широкому протоку, в гуще битого льда. Ее все больше относило течением к противоположному берегу. Где-то в кустах громко лаял Тенор. Впереди, за мельницей, Вырка еще шире разлилась, и оттуда доносились грохот и треск напиравшего льда.

Только теперь Саша почувствовал беспокойство. И в тот момент, когда уже решил направить льдину к своему берегу, она глухо треснула и мгновенно разошлась пополам. На одной половине, ближе к берегу, оказались Саша и Серега, а на другой Витюшка и Илюша.

– Причаливай к берегу!.. – закричал Саша Сереге охрипшим голосом, чувствуя, как льдина уходит под воду, уплывает из-под ног.

Из села уже бежал народ, тащили жерди, доски. Перепуганный Серега, бросив свой шест, хотел перемахнуть на соседнюю льдину, ближе к берегу, но провалился в воду и, захлебываясь, крикнул:

– Помогите-е… утопаю!..

Оставшись один на сразу всплывшей льдине, Саша заметался, не зная, кому помогать: барахтавшемуся в воде Сереге или брату с Илюшкой, тоже стоявшим по колено в воде на своей льдине.

Видя, что Серега с помощью подоспевших колхозников уже выбирается на мелкое место, Саша своим багром стал помогать брату и Илюше удержаться на льдине.

Вскоре все путешественники, мокрые и озябшие, были на берегу.

О предстоящей расплате Саша в эту минуту не думал. Было только не по себе, что сбежалось столько народу. И все шумели, кричали, спрашивали: не утонул ли кто?

В сопровождении толпы ребятишек «путешественники» поплелись по домам. За ними добровольные помощники тащили позабытые багры и мокрую, связанную в круг веревку, которой так и не пришлось воспользоваться. А народ все еще не расходился, следил за вздыбившейся рекой.

По счастливой случайности никто из дрейфовавших «путешественников» не заболел. Но дома каждому из них пришлось пережить немало неприятных минут, особенно Саше, которого справедливо родители Сереги и Илюши винили как главного зачинщика.

На другой день на очередной сбор пионерского отряда Саша шел с душевным трепетом. Он уже знал, о чем будет разговор. Неожиданно для Саши на сбор явилась мать. Пришли секретарь комсомольской организации Ваня Колобков и учительница Александра Степановна.

– Исключать нас будут из пионеров, – шептал Саше перетрусивший Серега.

Илюша, как и обычно, держался бодро. Он только пыхтел и тяжело отдувался как паровоз, когда вспоминали о нем.

– Для чего понадобилось ребятам плыть на льдине?.. – говорил Ваня Колобков, бросая суровые, осуждающие взгляды на Сашу и его соучастников. – Чтобы возвысить себя. Смотрите, мол, какие мы ловкие, бесстрашные. Ничего не боимся. Нам и река по колено…

Стояли «полярные исследователи», как теперь насмешливо величали их ребята, на виду у всех, смущенно переминаясь с ноги на ногу.

– Не совсем так… нам тоже жутковато было… – бормотал Саша, насупившись… – Мы хотели испытать, что чувствовали папанинцы на Северном полюсе…

– Раньше таких поступков ни за Сашей, ни за Витей не замечалось… – взволнованно говорила Александра Степановна. – Ничего плохого я о них не могу сказать. Но теперь…

«Исключат или нет? – думал Саша. – Только бы не исключили». Сердце у него то замирало, то снова отходило, в зависимости от того, что говорилось на сборе.

– Ноги у меня подкосились, когда увидела, что плывут мои сорванцы… – глухо, подбирая слова, говорила Надежда Самойловна. – Могли ведь не только заболеть, но и утонуть. Правильно осуждают… мои зачинщики… их выдумка…

Саша еще ниже наклонил голову. Даже товарищи смотрели теперь на него как-то осуждающе.

Участникам ледяного дрейфа на Вырке было вынесено порицание. Большей меры наказания никто не предлагал.

– Теперь из избы ни ногой, – сказали Саше и Витюшке дома отец и мать. – Пришли из школы – делайте уроки. Хватит, нагулялись. На все село опозорили. «Пожалуй, и на охоту и на рыбную ловлю больше не пустят», – мрачно думал Саша.

Но все проходит. Прошли и эти тяжелые дни. И когда началась рыбалка на Оке, Саше разрешили ходить сначала с отцом, а потом и с ребятами.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Шла весна – тринадцатая в жизни Саши. Переломная, когда устанавливается характер и неясные мысли о будущей жизни начинают бродить в голове. Саша стал внимательнее приглядываться к окружающему. Прежние ребяческие забавы теперь только вызывали улыбку Мать тоже видела-Саша стал более серьезным, усидчивым. Не срывался, как прежде, опрометью на улицу и в разговоре стал более рассудительным.

«Растут ребятки…» – думала она, ощущая по-матерински горделивую радость за сыновей. Вместе с ребятами росли яблони и вишни, росли тополя и рябины, окружавшие дом, и кусты акации, сирени, жасмина. Год от года они становились все выше, раскидистее, пышнее, затемняя дом почти со всех сторон. И когда весной все распустилось, дом Чекалиных совсем утонул в зелени, виднелись только крыша да окошки. И вдруг, совершенно неожиданно, это было в середине мая, поздно вечером в чаще кустарника, совсем рядом возле дома, защелкал соловей.

Сперва он запел нерешительно и робко, словно раздумывая, оставаться ему здесь или нет. Потом разошелся, защелкал звонко и сильно.

Соловьиное пение Саша слышал не раз, но это был свой соловей, он поселился возле дома, под окном.

Всю ночь до рассвета пел соловей, то замолкая, то снова заливаясь на все лады.

Всю ночь просидел Саша на подоконнике, испытывая ни с чем не сравнимое волнение.

Боковое окно, выходившее в сад, теперь оставляли на ночь открытым. Сидя на подоконнике, Саша задумчиво поглядывал на черневшие у изгороди силуэты яблонь, на шелестящую листву густо разросшейся у окна сирени. Тихо, спокойно было в селе. Только далеко за Выркой у переезда глухо рокотала колотушка сторожа, изредка долетали звуки гармошки и запоздалая песня девчат…

Густая роса дымчатой сеткой ложилась на кусты, на траву. В воздухе мелькали летучие мыши. Едва слышно стрекотали какие-то жучки. Невидимо со всех сторон текли запахи. Вишни пахли по-своему чуть горьковато, яблони слаще, нежнее. Призрачный лунный свет заливал сад…

– Давай найдем гнездо соловья, – надоедал Саше днем Витюшка.

– И не думай!.. Голову оторву!.. – грозился старший брат.

Все же и он не утерпел.

– Смотри не спугни! – предупреждали они друг друга, осторожно обшаривая кусты.

Искать пришлось долго. Наконец в глухой, темной чаше акации зоркий глаз Саши заметил черневшее гнездышко. К Саше подполз Витюшка.

– Где?.. – нетерпеливо шепотом спрашивал он.

– Видишь?

– Угу…

Со стороны, не подползая близко, ребята разглядывали свою находку. Гнездышко висело низко над землей, в углублении между молодыми побегами. На вид оно было грубоватое, свитое из сухой прошлогодней травы. В гнездышке лежали четыре крохотных матовых яичка.

Наверху, в кустах, кто-то чирикнул.

– Наверно, соловьиха… – забеспокоились ребята. Так же осторожно попятились они назад.

Саша уже давно собирал коллекцию птичьих яичек. В большой картонной коробке, разделенной на маленькие гнездышки, накопилось их уже довольно много – от самого крохотного, пеночки, до крупного, ястребиного. На каждом из них было помечено карандашом, какой оно птице принадлежит. Тут были яички малиновки, воробья, жаворонка.

И хотя в коллекции Саши соловьиного яичка не было, он не дотронулся и пальцем до гнезда.

Когда братья осторожно, ползком выбрались из кустов акации, Саша взял с Витюшки страшную клятву, что тот не подойдет к гнезду и никому из ребят не покажет, где живет соловей.

Каждую перемену ребята выбегали из школы в сад. Там находились деревья, за которыми требовался неусыпный хозяйский догляд: зимой оберегать от докучливых зайцев, от мороза, а весной окапывать, отрезать сухие сучья, ставить подпорки. Ребята разбредались по всему саду, осматривали привитые дички. Места, где черенки были привиты к дичкам, зарастали нежной глянцевитой кожицей.

– Прижились, – толковали ребята. – Захочешь – вырастет антоновка, захочешь – белый налив.

Всех волновала таинственная, могучая сила природы, послушная человеку.

А после занятий не терпелось забежать на пасеку. Колхозная пасека находилась в саду, рядом со школой.

Маленькие четырехугольные домики с дощатыми и драночными крышами внушали ребятам большое уважение. Жили в них мудрые маленькие существа с их непостижимым на первый взгляд артельным укладом жизни.

Павел Николаевич обычно целый день был на пасеке.

– Не шумите и не мотайте головой, – предупреждал он ребят, – пчелы не любят суматошных людей.

Сашка, Филька и увязавшиеся за ними Витюшка с Лиходеем с опаской ходили по тропинке мимо ульев, приглядывались.

– Серьезные насекомые, – сморщившись, но с уважением говорил Филька, поглаживая ужаленное место.

Завыркинцы удивлялись, видя, как спокойно Павел Николаевич подходил к ульям и пчелы не набрасывались на него. Он разговаривал с пчелами, как с людьми. Обитателей одного улья укорял за то, что мало носят меда, жителей другого хвалил за усердие.

В ответ слышалось непрерывное звонкое жужжание. Желтоватые насекомые деловито кружились над деревьями. Особенно интересно становилось на пасеке, когда пчелы начинали роиться. Прислушиваясь к жужжанию в улье, Павел Николаевич почти безошибочно определял:

– Похоже, что завтра полетят… Надо следить. Саша тоже прислушивался. От отца он знал, что пчелы перед роением ведут себя неспокойно.

Они вместе разбирали улей. Отец вынимал желтевшие на солнце рамки с сотами. Шестигранные ячейки поблескивали густым янтарным медом.

Саша не сводил глаз с живого, копошившегося клубка. Пчелиная матка отличалась от рабочих пчел своей величиной, короткими крылышками и коротким хоботком. У трутней же были длинные крылья, грудь широкая и такой же, как и у матки, короткий хоботок.

Насмотревшись, что делал отец, Саша в своем улье хозяйничал самостоятельно, своим медом потом угощал домашних.

– У меня слаще, – уверял он Витюшку и отца.

Скоро у ребят появилось новое увлечение.

Неожиданно оказалось, что Вырка населена множеством живых существ, которых не только Саша, но и другие ребята раньше просто не замечали. Произошло это открытие после того, как из очередной поездки в Тулу Надежда Самойловна привезла сыновьям два объемистых тома: «Жизнь животных» Брема. В одной из этих книг рассказывалось про рыб, в другой – про насекомых.

К Саше теперь часто заглядывал Филька. Как-то незаметно подружился он с горцами. От прежней вражды не осталось и следа.

– Любопытные книги… – одобрительно говорил Филька, рассматривая у Саши «Жизнь животных».

После знакомства с Бремом окружающий ребят животный мир и в поле, и в лесу, и на огороде словно изменился, стал более заметен и многообразен. Под каждым кустиком, возле каждой былинки, не примечаемые раньше, шевелились и жили различные существа. Их было великое множество. Одни погибали, другие нарождались. Шагу нельзя было ступить, чтобы не заметить кого-либо. Ребята и раньше знали названия многих насекомых, зверьков, птиц. Но среди знакомых оказались во множестве и такие, которых ребята словно видели впервые. В саду их заинтересовала колония рыжих муравьев, облюбовавших для постоянного жилья старый пень от срубленной липы, а в поле – крохотные мыши – малютки, жившие в подземных квартирах. Летают красавицы бабочки, мелькая в зелени кустов своими многоцветными, яркими крылышками. Но появились они на свет из безобразной, внушающей лишь отвращение зеленой гусеницы, объедающей листья на яблоне. Заинтересовали ребят и деловитые шмели, и их родственники из пчелиной семьи – трутни, остающиеся на зиму вне своего улья. Спустившись к Вырке, ребята ложились на берегу, свесив головы над прозрачной, словно прикрытой стеклом, водой.

Кружатся по зеркальной неподвижной поверхности, отливающей радугой, черные, как будто из вороненой стали, жучки-вертячки. Словно на лыжах бегают – скользят по воде на своих негнущихся ногах водомерки…

– Знаешь, почему их зовут водомерками?.. – спрашивает Филька и тут же отвечает: – Они водяные землемеры, отмеряют другим насекомым свои делянки.

Саша согласен с ним. А это кто схоронился под воздушным навесом-колоколом?

– Водянка… – шепчет Саша, узнав водяного паука. Паук отдыхает. Во все стороны от его жилья – воздушного колокола – протянулись прозрачные нити. Вдруг одна из нитей задрожала, заблестела, задетая каким-то малюсеньким живым существом. Паук проворно выбежал – выплыл из-под своего жилища, схватил добычу.

– Ловкач… – шептались между собой ребята. Следили они, как заинтересовавшая их водянка строила свой подводный дом из пузырьков воздуха, склеивая их друг с другом. А еще ниже среди зеленых водорослей медленно, словно шагая, двигалась черная пиявка.

– Далеко она так может ушагать?..

Широко раскинулись листья водокраса, среди них плавают санитарки-ряски, и, как заправский пловец, кружится водяной клоп-гладыш. Возле него неутомимо снуют кружалки, водолюбы и еще какие-то насекомые, названия которых никто из ребят пока еще не знает. Ниже, среди черных от ила и водорослей подводных корней кустарника, мелькают стайки мелких серебристых рыбок. Сначала кажется, что рыбки просто так шмыгают между прибрежными камнями. А когда приглядишься – заметно, что они деловито обшаривают водоросли, хватая на ходу разных насекомых и вытаскивая из ила червей. Над водой ребята лежат час, другой…

– Смотрите! – вдруг шепчет Серега.

Что-то случилось в подводном мире. Заплывшая далеко от берега пучеглазая лягушка, поспешно загребая лапками, вернулась обратно под куст. Копошившийся возле водорослей тритон насторожился. Рыбки быстро метнулись в сторону. Из илистых водорослей показалась черная приплюснутая голова щуки. Схватив зазевавшегося пескаря, щука, вильнув хвостом, остановилась.

Неожиданно перед ее пастью появилась маленькая темно-серая рыбка с иглами на спине.

Рыбка спокойно, слегка шевеля плавниками, проплыла мимо огромной зубастой пасти щуки, и речная хищница, снова вильнув хвостом, исчезла, не тронув ее.

– Колюшка! – прошептал Саша. – Попробуй проглоти ее – подавишься.

Растянувшись на траве, Филька мечтал:

– Вырасту большой – уеду на Север. В рыболовецкую артель поступлю.

– На море боязно. Там враз утонешь, – рассудительно говорил Серега, – или акула схватит.

Он, так же как и Саша, не помышлял ни о чем необычном. Зачем уезжать за тридевять земель, если так хорошо жить в родном Песковатском! Куда ни взгляни – зеленеют, широко раскинувшись, колхозные поля. В кустах ласково журчит Вырка. И небо голубое, необъятное, в нем неумолчно распевают свои звонкие песни невидимые снизу жаворонки.