Текст книги "Ad infinitum(СИ)"

Автор книги: Варвара Мадоши

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Варвара Мадоши
Ad infinitum

 
И, коль выпадет шанс,
По дороге в Прованс,
Я узнаю его по улыбке у глаз
И обветренной коже.
 

Лора Бочарова.

– Стивен, обязательно выпей соку, ручаюсь, ты такого не пробовал, – Софи сноровисто отрезала угол тетрапака и налила сок в высокий стакан. – У вас в Дублине такой не продают.

– Прекраснейшим образом продают, и что такого в этом апельсиновом соке? – брюзгливо спросил Стивен, торопливо откусывая бутерброд с джемом. На улице солнце поднималось все выше и выше, отнимая неоценимые утренние часы, когда можно преодолеть большую часть пути в прохладе. – Положительно, Софи, эта забота о моем желудке… какое-то язычество, поклонение низменным потребностям…

– Доктор, а так говоришь, – покачала головой Софи и вернулась к раковине, в которой мыла посуду. Ее муж и сыновья поднялись и ушли еще до рассвета: как все здешние рыбаки, они выходили в море затемно. – Сок полезен. Даже в рекламе так говорят.

– У меня степень по этнографии, прошу заметить, – произнес Стивен. – Еще я занимался зоологией, но быть врачом в наше время?… Даже при том, что я не считаю себя человеком исключительной честности, ты бы знала обо всех этих фармацевтических махинациях… А при твоем уме верить рекламе, дорогая Софи, это умственная лень высшей пробы!

– Ну вот, опять вскипел, – заметила Софи. – Гляди, я собрала бутербродов с сыром, как ты любишь. Ты хотел сегодня дойти до Эшгрува, повидать того дедушку, которому двести восемьдесят лет… как там его, – Софи наморщила лоб, покуда ее руки, ловкие и даже все еще красивые, несмотря на пятнадцать лет замужества и троих сыновей (что в этих патриархальных краях означало никакой помощи по дому), расправлялись с последними чашками из-под кофе. – Как думаешь, мне все-таки удастся уговорить Джима на посудомоечную машину?

– По моему опыту, – произнес Стивен с некоторым ехидством, – нет такой глупости, на которую женщина не могла бы уговорить мужчину, а вот с вещами разумными чаще всего выходит промашка. Возможно, он согласился бы купить тебе на последние деньги кулон с бриллиантом, но посудомоечную машину?… Правда, я мало знаю Джеймса.

Стивен откровенно любовался ею: вот что значит – человек на своем месте – счастливый и довольный. Ни малейшего следа горьких мыслей, скуки или неудовлетворенности собой – только радость от мужа, детей, коттеджа и этих живописных холмов вокруг. Даже неизбежные в наши тяжелые времена экономические трудности ее не трогают, словно пролетают мимо – впрочем, Софи еще в школе прекрасно управлялась с цифрами и умела экономить.

– Тебе кофе с сахаром или без? – спросила Софи, наливая означенный эликсир богов в походный термос.

– Не имеет значения, моя дорогая, главное, чтобы он был крепким.

Софи бросила в термос несколько кусочков сахара: разойдутся от тряски.

Когда солнце вызолотило вершину холма, Стивен уже глазел на него оттуда, прикрыв глаза козырьком ладони. Он щурился от солнца и ветра, который ерошил его коротко подстриженные черные волосы, и от этого казался старше своих «около тридцати»; впрочем, люди подобной внешности проходят по жизни почти не меняясь, в двадцать лет уже выглядя приблизительно так же, как будут выглядеть в пятьдесят. У него было бледное, мрачное лицо с чуть опущенными уголками губ. Несмотря на небольшой рост, он сутулился и прятал руки в карманах. Он был странновато одет: в потертую футболку с выцветшим логотипом (вряд ли футбольной команды, скорее, колледжа), джинсы, старые побитые кроссовки, и ко всему этому – пиджак мелкого офисного клерка с подкладками на локтях. При этом то, с какой сноровкой он взбирался на холм, то, как хорошо был подогнан небольшой рюкзак у него за плечами – все это выдавало в нем опытного ходока, если не путешественника.

Отсюда с холма было видно море: бесконечный искрящийся простор, каждая складка сияла не хуже хорошо отполированного зеркала. Какое-то время Стивен прикидывал углы отражения света и раздумывал, нельзя ли сделать зеркало в знаменитом проекте фотонного корабля складчатым – это могло бы увеличить его площадь и обеспечить принципиальную осуществимость проекта в целом. Обычные интеллектуальные шарады, мало связанные с реальностью – он давно привык заполнять ими минуты, когда мир не мог предложить ничего более занимательного.

«Господи, еще один день», – вдруг понял он, и это осознание наполнило его горечью пополам с благодарностью Творцу.

Стивен зашагал с холма вниз. Морские легенды и предания старой Англии ждали его.

…Как указала ему некая словоохотливая леди на пороге лавки, они занимались починкой крыши: двое молодых ребят и оживленный пожилой джентльмен, такой же худощавой комплекции, как и сам Стивен. Как решил этнограф, когда-то в молодости мистер Пуллингс был куда как мускулистей; очевидно, что он был старше Стивена всего лишь на полвека, а никак не на два с лишним.

Сейчас он бодро командовал двумя мальчишками лет восемнадцати, подбадривая их не вполне понятными дублинскому профессору местными анекдотами, и беленый крест уже был практически водружен на свое законное место на коньке англиканской церквушки: как сказали Стивену, его поломал шторм.

– Мистер Пуллингс! – закричал Стивен снизу, как всегда, щурясь против солнца, – меня зовут Мэтьюрин, из Дублинского университета! Уделите мне минуту?

– Мэтьюрин? – теперь уже настала очередь бодрого старика Пуллингса щуриться. Потом он кивнул, живо спустился вниз по приставной лестнице – казалось, для него это не сложнее, чем по обычной – и оказался рядом со Стивеном вплотную.

– Том Пуллингс, рад представиться, доктор, – сказал он, крепко пожав ладонь Стивена.

– Откуда вы знаете, что я доктор? – Стивен нахмурился: ничего подобного он не говорил.

– Да у вас на лбу написано! – искренне расхохотался старожил. – Не скажите вы, что из Дублина, я бы решил, что вы дон! Этнограф, наверное?

– Да, именно, – согласился Стивен, отнимая руку. – Полагаю, мои коллеги сюда часто приезжают?

– Раз в год обязательно, – сообщил Пуллингс с довольным видом. – Места известные. Все-таки родина адмирала Обри.

Стивен кашлянул.

– Прошу прощения, мистер Пуллингс… вы ведь все-таки знаток… я не первый раз слышу об этом во всех отношениях, несомненно, выдающемся адмирале, однако мне не удалось разыскать в официальных документах Флота Ее Величества ни малейшего упоминания о нем. Прошу прощения, если обидел вас этим. Конечно, я не совсем историк, и уж подавно никогда не занимался историей военного флота девятнадцатого века.

– Да, о нем немногие знают, – Пуллингс ничуть не смутился очевидному противоречию, будто и не говорил только что совершенно обратное. – Правда, я думал, что вы… Ну да ладно, – он как будто оборвал себя. – Тут особенно рассказывать и нечего. Жил такой адмирал когда-то, очень успешный в бою, но не очень успешный во всем остальном. Больше бывал в море, чем на берегу, но когда бывал на берегу, то здесь. В окрестностях его очень любили в свое время, и я вам скажу, почему: он притягивал сюда удачу. И отпугивал сборщиков налогов. Смею вам сказать, сэр, налогов тут никто не платит вот уже двести лет: ни один человек! Вот что, сэр, – Пуллингс как будто поколебался. – Сейчас мне некогда, мы тут с ребятами заняты: пастору нашему пообещал помочь. Но если вы не возражаете, можете зайти ко мне домой вечером: я вам расскажу и о растянутом времени, и о ночном тумане, и о Сухом Удильщике… Словом, сэр, обо всем, что вы захотите услышать. Больше вам, пожалуй, никто этого не расскажет, даже из тех, кто знает: мы не говорим об этом людям из большого мира, не поймут.

– Чем же я заслужил такую честь, мистер Пуллингс?

– Пожалуй, тогда и объясню, – пожилой джентльмен явно начал нервничать. – Прошу простить, мне и впрямь пора… Жду вас вечером, в половине восьмого вас устроит?

– Более чем, – Стивен чуть склонил голову. – С нетерпением жду этого разговора… Мистер Пуллингс, а как вышло, что все считают, будто вам двести восемьдесят лет?

– Потому что мне и в самом деле двести восемьдесят лет, – Пуллингс ответил дружелюбно, несмотря на очевидную спешку. – Я служил вместе с адмиралом Обри, когда он еще был коммандером, и даже помогал прятать его от долговой тюрьмы! – он заразительно рассмеялся, показывая белые зубы, неотличимые от настоящих. – Он помог мне подняться от мичмана до капитана… превосходный моряк и настоящий джентльмен, смею вас заверить. Должно быть, потому и задержался здесь, что никогда не платил налогов: нашу жизнь мы этим кровопийцам отдаем, помяните мое слово, ха-ха.

Мэтьюрин вежливо улыбнулся: в чудеса он не верил. Впрочем, что-то было странное в этом человеке: ведь он не пытался и в самом деле представиться стариком, не мямлил, не говорил пространно и двусмысленно, он вел себя совершенно естественно – казалось, его нимало не заботило, что подумает о нем Стивен или кто бы то ни было. Возможно, так проявлялось его чувство юмора.

Тут вдруг двухсотвосьмидесятилетний полез в карман джинсовой куртки и вытащил оттуда карманные часы на цепочке – сущий анахронизм. Щелкнул крышечкой так естественно, как будто это был самый привычный жест – Стивен прикинул, что он сам непременно уронил бы часы.

– Однако, четверть пополудни. Прошу прощения, сэр, нужно спешить! – он отсалютовал и вернулся к своей крыше.

Стивен не стал возвращаться к гостеприимной Софи Мастерс – единственному существу на всей Земле, которому он мог сказать «моя дорогая». Он расположился под кустом барбариса и какое-то время наблюдал свободный полет чаек над морем – более редких птиц здесь, к сожалению, не водилось – а потом его заинтересовал паук, устроивший свою сложную паутину между веточек. Там доктор с аппетитом пообедал бутербродами и кофе, а после задремал, пристроив под головой рюкзак – делать было решительно нечего, со всеми жителями этой деревушки, он, кажется, уже поговорил, а идти на другой конец острова не успевал.

…туман, серый туман, синий туман, о глаза мои, глаза века… я был духом этих холмов, я видел его печаль – человек-медведь, человек на холме, человек с удочкой, удящий на сухой земле, в беззвездном небе… я был духом этих холмов, духом растянутого времени, духом того, что не случается и случиться не могло…

Я отдал свои глаза. Двести лет прошло, и я отдал свои глаза, ради того, чего не было и чего не будет, ради встречи, которая запрет мои горные ключи, мои травы и могилы мои…

Я отдал свои глаза, которые смотрели в туман, и теперь я не вижу уже горюющего человека; но я не вижу и того, кто идет, кто должен прийти… скоро, о, уже скоро! Его шаги слышны сквозь туман, время изгибается петлей, и если им суждено встретиться – то только в это полнолуние, когда мои глаза…

О, скоро ли я верну вас, мои глаза?… Я так тоскую по зеленой траве и синему морю, и по черным ветвям осенних деревьев, о Каринн-Брагг, о духи мои, друзья мои и братья мои, увижу ли я вас снова среди капель утренней росы?…

– …Так, я действительно родился в восемьдесят втором году, – хохотнул Том Пуллингс. – Тысяча семьсот восемьдесят втором – замечу вам, сэр, превосходное было время!.. Ну, не это, этого я не помню, но девяносто четвертый, когда я впервые вышел в море мичманом… – он поворошил поленья в камине кочергой.

– Это лишь нескольким более двухсот лет, никак не двести восемьдесят, – Стивен расположился в старом, но весьма уютном плюшевом кресле, потягивал кларет и в целом не расположен был придираться к убеждениям своего радушного хозяина.

– Все дело в растянутом времени, – пожал плечами Пуллингс. – Как вы себе представляете – тысяча восемьсот двенадцатый эй, би, си, и далее до всех букв алфавита?… А ведь было еще время, когда Наполеон вернулся с Эльбы… и после… – он вздохнул. – Не меньше двадцати книг, целая вселенная. Меняют мир, искажают течение времени… Второстепенным персонажам еще полегче, а вот каково приходится главным героям – сказать не берусь. Но это вы, наверное, знаете лучше меня.

– Отнюдь, – возразил Стивен, – я не большой знаток литературы, разве что классической – того необходимого минимума, без которого образованным человеком не станешь. Сейчас выходит столько книг, что, честное слово, пожелаешь вернуться на сто-двести лет назад.

– Так я о чем говорю, доктор… – Пуллингс словно спохватился. – Вся эта местность, – он взмахнул рукой в сторону холмов, – когда-то называлась Каринн-Брагг. Очень давно… Вам не холодно?

Стивен, который вздрогнул, услышав это название – точь-в-точь как в его полуденном сне – отрицательно мотнул головой.

– Знаете, эти постоянные истории о человеке, перед которым холм отворился, и он попал на празднество эльфов, пробыл там семь дней, а оказалось – семьдесят лет, и никто его не узнал? – Стивен согласно кивнул. – Эти истории принято рассказывать о соседней деревушке, о соседях… именно потому, что они всегда происходят с нашими соседями – в некотором смысле, – Пуллингс не понижал голоса, разговаривал так же обыденно и немного деловито, как тогда, возле церкви. – Ну вот как раз здесь все и происходило. Это такой маленький кусочек самой старой Ирландии… или Британии, когда здесь еще жили кельты и молились своим богам и духам. Честному англиканину вроде бы не следует об этом даже думать, но я уже только со временем понял, что одно другому не мешает… ах да, вы же католик.

– В Дублине тоже живут не одни католики, – заметил Стивен.

– О да, – кивнул Пуллингс, – но ведь вы… Нет, не важно. Может быть, вам надоело?… Сыграем в карты – правда, я не мастак – или в шахматы?

– Нет, что вы, молю вас, продолжайте: это становится все интереснее.

Про себя Стивен решил, что имеет дело с редким случаем убежденности, сформировавшейся под влиянием многовековой фольклорной традиции – что может быть интереснее! Разве что обнаружить где-нибудь тут памятник подходящей эпохи.

– Каринн-Брагг всегда славилась такими историями, – продолжал Пуллингс. – Если сравнивать Британию обычную и Британию – или Ирландию – сказочную, то Каринн-Брагг – один из многих якорей, что не дают одному оторваться от другого и уйти в бесконечное плавание по волнам забвения, прошу простить мне высокопарный слог. В этих деревнях вы встретите много такого, что для всей остальной страны – не более чем бабкины сказки. А здесь и понятия-то такого – сказка – нет. В частности, у Каринн-Брагг есть свой дух-хранитель. Мой тезка – местные его называют «дедушка Том», в том случае, когда хоть как-то называют. Ходит легенда, что раньше этот остров был куском суши, пока однажды дух его не решил повидать чужие страны и не завербовался матросом.

«Какая любопытная помесь сельских и морских историй!» – подумал Стивен и, несмотря на легкое, зашевелившееся в нем беспокойство, поощрительно промычал.

– Духа носило по многим кораблям: он потерял камень, который привязывал его к родному берегу, и поэтому не мог вернуться. Однажды его занесло к некому капитану, который понравился духу больше прочих: и справедлив был, но не зол, и в бою удачлив. А самое удивительное, что этот капитан играл на скрипке «Плач по Тир-на'н-Огг».

– Я не знаю такой баллады, – заметил Стивен, хотя на самом деле ему показалось, что где-то он такое видел или слышал.

– А здесь ее вам любой ребенок напоет, – усмехнулся Пуллингс.

– Выходит, тот капитан был ирландцем? Тогда понятно, отчего этот дух почувствовал к нему такое расположение.

– Нет, сэр, связь не такая прямая: по легенде, капитан был англичанином. Слушайте дальше. У него был ученый друг, как раз ирландец, который собирал разные диковины. И однажды друг принес на корабль камень, который оказался тем самым, потерянным. Дух, который был в облике матроса, обратился к ученому с просьбой отдать ему этот камень, и тот согласился. На следующую же ночь дух вернулся домой и полюбил свою землю пуще прежнего; но теперь он также любил и море, поэтому не смог удержаться и отделил свой кусок земли от Британии, позволив ему плыть.

– Так по этой легенде остров образовался лет четыреста назад? – спросил Стивен. – Необычно.

– Сложно сказать, – заметил Пуллингс. – В одной из версий – ее рассказывал старик Джонс – тот капитан воевал с Наполеоном, так что сами видите, – он развел руками. – Выходит лет меньше двухсот. Скажем, я считаю, что этот капитан – Обри и есть. Тут все сходится, сэр, даже насчет ученого друга. Я его прекрасно помню: они познакомились при мне, и больше Обри без него в плавания не ходил. Но для легенды это не так важно… Рассказывать дальше?

– Да, конечно.

– Ах, потерял мысль, простите старика. На чем я остановился?

– На том, что дух отделил остров от Британии.

– Именно. Так вот, прошло немало лет, и дух почувствовал, что тому капитану грозит страшная опасность. Тогда он перенес его на свой остров и сказал: будь моим гостем, живи здесь, сколько хочешь. Но капитан ответил, что не может бросить своего друга и обязан за ним вернуться.

Дух знал, что если капитан уйдет с острова, то немедленно погибнет, поэтому он окружил его туманом, сквозь который нельзя уйти. Капитан несколько раз пытался отплыть от острова в лодке, но всякий раз возвращался обратно. Тогда он встал на краю скалы и принялся изучать туман в подзорную трубу: все ждал либо просвета, либо что его друг покажется. Не дождался и присел отдохнуть, потом заснул и, говорят, уже не просыпался – так и окаменел. Вы можете увидеть эту скалу – ребятня называет ее Сухим Удильщиком, она стоит к юго-востоку от моей хижины, где-то в миле. Под луной прекрасно видна.

– А почему Сухой Удильщик?

– Считается, что он удит звезды на сухой земле, потому что для него время свернулось в кольцо. По мне, так просто живописная старая скала… сказал бы я, когда б не прожил на этом свете все растянутые годы! – Пуллингс рассмеялся. – Еще чаю?

«Какое интересное переложение явно древней интерпретации тектонического сдвига и социальных метаморфоз, связанных с проявлением оседлости, на примере колониальной британской традиции», – подумал Стивен про себя.

А вслух сказал:

– Нет, благодарю.

– Может быть еще историй? Про Певунью Кэт или Гленн из Золотой Дубравы?

– Вы меня очень обяжете.

* * *

Луна высоко взобралась над горизонтом, когда Стивен, отдышавшись, поднялся на холм, с которого утром смотрел на море… или это был другой? Да, похоже на то: Стивен увидел длинный ряд таких же вересковых холмов, убегающих вниз, к растрепанной полоске леса. Дул несильный ветер в сторону моря, которое под луной казалось прозрачным, точно озеро или пруд. «Только лилий не хватает», – пробормотал Стивен и попытался сообразить, далеко ли он забрел от деревни. По всему выходило, что далековато: ни мест этих, ни линии побережья он не узнавал. Видимо, из коттеджа Пуллингса он сразу свернул не туда, а потом еще раз не туда. Или как раз туда – это уже не делало никакой разницы.

Наверное, стоило заночевать, как и было предложено, но Стивену хотелось пройтись, а вот оставаться под кровом этого непонятного долгожителя не хотелось. Да и истории под конец начали повторяться – происхождение местных топонимов он записал чуть ли не с самого начала. Самых древних историй всегда не слишком много.

– В конце концов, если эти холмы так похожи друг на друга, есть ли разница, куда я приду? – спросил Стивен сам себя, и эта мысль его успокоила.

Возвращаться назад к двухсотвосьмидесятилетнему Пуллингсу теперь хотелось еще меньше. Может быть, заночевать прямо тут? Днем, кажется, снилось что-то интересное.

Он обернулся, только чтобы обнаружить, что вершина холма абсолютно пуста – если не считать огромного серого валуна на самом краю. По форме валун, размером с кузов небольшого грузовика, странно напоминал человека богатырских пропорций, сидящего, подтянув ноги к груди.

– Возможно, ты и есть тот самый Сухой Удильщик, братец, – сказал Стивен, подойдя к валуну и хлопнув его по нагретому боку. – Интересно, как ты сюда попал?… Следов ледника я не вижу… Впрочем, местные жители могли установить тебя в незапамятные времена для ритуальных целей. Давай-ка посмотрим, есть ли на тебе какие-нибудь руны…

Рун то ли не было, то ли он просто не смог рассмотреть их в лунном свете. Пожав плечами, Стивен скинул рюкзак – жалко, кофе не осталось, ну да ладно – и уселся, прислонившись спиной к теплому камню. Вот и чудно. До утра можно вздремнуть, когда начнет холодать, он встанет и пойдет обратно. Или вперед. Остров не так уж велик, его обойти по берегу – часов семь максимум.

Небо было абсолютно чистое.

– Узнаешь Орион, братец? – пробормотал Стивен и моментально заснул.

Кажется, на сей раз туман ему не снился: Стивен был слишком вымотан физически и слишком в покое с собой душевно, чтобы его собственное подсознание позволило ему тратить редкостные минуты на кошмар.

Как ни странно, проснулся он не от холода с первыми лучами рассвета, как ожидал, а порядком после восхода – во всяком случае, солнечный свет был уже почти по-дневному ярок.

Его укрыли, а голова лежала на чем-то мягком – никак не на рюкзаке с книгами и пустым термосом.

Ах да, собственно, это живое тепло – вообще ощущение живого тела. Полузабытое, но определенно знакомое. Он что, откуда-то упал или еще каким-то образом поранился – иначе с чего бы кому-то держать его голову на коленях?

Он встряхнул вышеупомянутой головой – удивительно легкой – и сел. Такой же ясный и солнечный день, как вчера, и такое же стеклянно гладкое, чистое небо. Впрочем, почему-то обычное утреннее «Вот и еще один день» миновало его – с искреннем удивлением он уставился на совершенно незнакомого человека в просторной белой рубахе, светлых брюках и шейном платке, который сидел на траве рядом с ним – а раньше как раз-таки держал его голову у себя на коленях – и смотрел на море со смесью внимания и удовлетворения.

– Клянусь честью, погода сегодня будет замечательная, но к вечеру может разгуляться ветер, – сказал он. – Не завидую тем, кто не сможет встать на якорь в бухте. А вы как считаете? – он повернулся к Стивену, и тот рассмотрел, что у человека было широкое, доброжелательное лицо, испещренное шрамами, но чисто выбритое, что волосы у него светлые, длинные и собраны на затылке в хвост.

– Я бы предпочел проконсультироваться с метеоцентром, прежде чем утверждать наверняка, – пробормотал Стивен, ощупывая голову на предмет шишки. Шишки не нашлось, зато он обнаружил, что рюкзак его валяется на траве чуть поодаль, а укрыт он, оказывается, темно-синим, богато расшитым кителем, как будто явившимся из экранизации какого-нибудь исторического батального фильма.

– Великолепно, друг мой, консультируйтесь, с кем хотите! – рассмеялся этот тяжелоатлет. – Все такой же перестраховщик, ни капли не изменился!

– Все такой же? – Стивен нахмурился. – Прошу прощения, мы знакомы?… – он аккуратно свернул китель, поднялся и протянул его человеку. – Это ваше?

Тот, так же нахмурившись и с каким-то даже растерянным выражением лица, принял его.

– Мое, разумеется. То есть как это «мы знакомы», Стивен? Что я такого ужасного натворил на сей раз?

– Вам лучше знать, что вы натворили, – Стивен оглянулся, – для начала, объясните хотя бы: куда вы меня утащили? В какой стороне Сухой Удильщик?

– Какой удильщик? – человек тоже поднялся на ноги, оказавшись, во-первых, в сапогах, во-вторых, на две головы выше Стивена – не самое приятное наблюдение. – Сухой удильщик? Это опять твой ученый юмор? Признаю сразу – ты победил!

Стивен почувствовал внезапную свинцовую усталость. Приехали. Капитан Обри из вчерашней легенды старика Пуллингса: эльфы увели и водили триста лет. Благодарю покорно. Или все-таки сложный розыгрыш?… Маловероятно: один костюм сделать чего стоит… А с другой стороны – если не розыгрыш, разве будет реальный морской офицер начала девятнадцатого века вести себя так, как будто откуда-то знает Стивена?

– Стивен, расскажи мне, что случилось, и не смотри так, словно ты умер, это меня из себя выводит! – вспылил Сухой Удильщик.

– Ах, ну да, конечно, и мое имя вы уже знаете… – пробормотал Стивен.

– Разумеется! Друг мой, но уж за двадцать-то лет, как ты полагаешь, я мог бы выучить твое имя? – сказал «морской офицер» неожиданно мягко. – Что стряслось? Я вижу по тебе – нечто ужасное! Кроме того… Стивен, да ты моложе!

– Ну, хоть за это спасибо, – ответил Стивен. – А вы, как я полагаю, капитан Обри?

– Да что же это? – он наклонился и пристально вгляделся в лицо Стивена. – Ты и в самом деле меня не узнаешь? Без шуток, Стивен?

– Да, – Стивен несколько отодвинулся: манеру крайне физически крепких людей не уважать твое личное пространство он никогда не одобрял.

– Адмирал Обри, – словно бы нехотя поправился человек. – Меня ведь наконец-то повысили. Джонатан Обри, Джек. Тебя ведь зовут Стивен? Стивен Мэтьюрин?

– Именно, – Стивен склонил голову.

– По крайней мере, это не изменилось, – удрученно сказал человек. – Боже мой! Это ведь Каринн-Брагг?

– По всей видимости, да, – осторожно ответил Стивен.

Его собеседник несколько раз сжал и разжал кулаки – Стивен предпочел даже не пятиться – потом, видимо, взял себя в руки.

– Тогда я надеюсь, к этому бедному парню вернулись его глаза, – сказал Обри мрачно. – Ладно, что было, то было. Вспомнишь – хорошо, не вспомнишь – ладно. Нужно искать выход отсюда.

– Какой выход? – не понял Стивен.

– Для тебя, мой дорогой, – сказал этот новоявленный «адмирал Джек» с нежностью, которая Стивена насторожила. – Этот парень предупреждал меня, что время теперь может закрыться, так что будет чертовски сложно пробиться в нормальное. Ну да ничего: сперва надо как следует оценить обстановку, а там будет ясно видно, сложно или нет.

– Вы о чем?… – Стивен посмотрел на золотое солнце, висящее над океаном.

– О том, что земля-то это не настоящая, – пояснил Джек. – Ну да ладно, во имя всего святого, нет ли у тебя чего-нибудь перекусить? Также был бы премного благодарен, если бы ты посвятил меня в то, какой сейчас год и все прочее.

– Пойдемте-ка, – сказал Стивен, принимая решение – будем считать, что самое очевидное в данном случае самое верное.

* * *

Стивен нашел коттедж Пуллингса без труда и затратил на дорогу гораздо меньше времени, чем предыдущим вечером. Сам Пуллингс уже не спал, а принял их так, будто ожидал – вышел из дома, широко улыбаясь.

– Адмирал! – воскликнул он. – Ну, вы и заставили себя ждать!

– Томас! – в свою очередь расхохотался Джек Обри. – А вот ты совершенно не изменился, друг мой! Клянусь честью, можно подумать, что мы ровесники.

Они крепко обнялись, и Пуллингс сказал:

– Нет, адмирал, теперь вы моложе, просто еще не увидели. Вы теперь такой же, как были, когда все начиналось.

– Ну уж, Томас, я не какой-то новорожденный младенец… – сердито начал Обри, и тут словно бы сообразил: – А! Ты имеешь в виду на Минорке, когда мне дали «Софи»?

– Именно так, сэр.

«Почему он назвал Пуллингса ровесником? – тем временем думал Стивен. – Неужели ему было лет семьдесят, когда он пропал?… Нет, не слишком на то похоже. Разумно ли будет предположить, что он увидел его не таким, каким вижу его я?… И, кажется, старик об этом прекрасно осведомлен. Что это: смущение умов на всем острове из-за каких-то невыясненных обстоятельств – излучение, возможно – или странности, связанные непосредственно с Пуллингсом?»

– Так выходит, ты про все это знаешь? – спросил Джек, нахмурившись. – И все помнишь?

– Сэр, так вышло, что я прожил здесь много десятков лет, – осторожно произнес Пуллингс. – Я помню все, что было, потому что это я. Не человек из этого времени с той же внешностью и именем, не реинкарнация, – он не посмотрел на Стивена, но даже этого отсутствующего взгляда было более чем достаточно, чтобы Стивен понял, – а именно я.

– Что такое, черт побери, реинкарнация? – мрачно потребовал объяснений адмирал Обри. – Еще какое-то ваше идиотское механическое изобретение?

– Это то, сэр, во что вы, как добрый христианин, не поверите, – улыбнулся Пуллингс. – Я и сам-то не сразу начал находить это приемлемым. Но ведь вся эта история заварилась только потому, что вам ни в какую не хотелось расставаться с доктором – вот вы и встретились. Тем способом, каким это было возможно, а смею заверить, вероятность была так мала, что еле пропихнешь в игольное ушко!

– Но ты-то откуда это знаешь? – удивленно спросил Джек.

– Потому что это он – хранитель Каринн-Брагг, – устало сказал Стивен, которому это уже стало окончательно очевидно и даже не удивительно. – «Дедушка Том», не так ли?

– Отчасти, сэр, – Пуллингс снова словно бы отдал честь. – А отчасти – действительно только его тезка Том Пуллингс, и в этом качестве невероятно рад вас видеть. Хотя вы, вероятно, и не помните о нашем знакомстве.

– А глаза вам вернули? – спросил Стивен. – Кстати, с чем была связана их потеря?

– С тем, что я одолжил глаза капитану, чтобы он увидел ваше приближение, – улыбнулся Том. – Нет, глаза пока еще не у меня. Вернутся, когда закончится полнолуние. В каком-то смысле это то самое полнолуние, когда адмирал Обри решил дожидаться вас. Можете не слишком беспокоиться о длине срока, доктор Мэтьюрин.

– Да пустяки, – заметил адмирал Обри, – мой дорогой Стивен, мне так привычно ждать тебя из различных твоих ночных «высадок» и «секретных операций», что лишний век-другой погоды не делают! – он рассмеялся.

«Ну вот, – отрешенно подумал Стивен, – он тоже знает о моей помощи МИ-5. Но это полная глупость: я никогда не участвовал в таких опасных и неэффективных мероприятиях, как высадка где-то под покровом ночи».

А потом он сообразил: это все из другого века, и там он был другим, и нашелся человек, который не побоялся преодолеть время ради смутной возможности оказаться рядом с ним. Ничем не примечательным Стивеном Мэтьюрином, д.ф., преподавателем этнографии Дублинского университета и специалистом по морскому фольклору западного побережья! Да. Такой, как этот, может. Пожалуй, только одно и удивительно: как он, Стивен, – или его реинкарнация – умудрился двести лет назад подружиться с этим чересчур уверенным в себе, сильным и бесцеремонным существом, у которого на лбу написана его невежественность во всем, кроме любимого морского ремесла, – да еще и продлить эту дружбу на… сколько он сказал? Двадцать лет?

Пожалуй, тогда его излишне интимные на современный вкус Стивена улыбки, жесты и постоянные «мой дорогой» можно списать на разницу культур – хотя все равно при каждой фразе Обри Стивен чувствовал, что его берут в оборот как-то уж совсем неподобающим образом.

И Мэтьюрин задал вопрос, который его действительно интересовал:

– А когда, вы говорите, окончится полнолуние?…

– Никогда точно не знаешь, – ответил дедушка Том.

* * *

– Мы познакомились на Минорке, – рассказывал Обри, расхаживая взад-вперед по берегу. Стивен устроился в низкорослой развилке ствола дерева, потягивая свежий пуллингсовский кофе из термоса и на короткий период чувствовал себя практически примирившимся с собой. – В доме губернатора итальянцы давали концерт, а мы оказались на соседних местах. Ты меня самым чувствительным образом одернул за неподобающее поведение, а я вызвал тебя на дуэль, – на этом месте Джек хохотнул. – Ты повел себя так, как будто тебе плевать было на мой вызов и на меня в частности, чем разозлил еще сильнее – «трусливый штатский ублюдок, – подумал я, – прячет за высокомерием нежелание драться!»; это уж потом я узнал, что тебе ничего не стоило бы проделать во мне дырку, так что ты, можно сказать, проявил похвальное великодушие. А здесь ты стреляешь?…