Текст книги "Три жизни на двоих (СИ)"

Автор книги: Варвара Клюева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

   – Это пока всё, – заканчивает отчёт Павел. – Сейчас мы ищем частные источники, из которых можно почерпнуть информацию, не привлекая внимания службы безопасности Водопьянова.

   – А такие существуют? – спрашиваю с сомнением.

   – Конечно. Социальные сети, блоги сотрудников и приближённых лиц, бывшие работники из обслуги – любители поболтать. По-настоящему секретные сведения из них не выжмешь, но скрытые течения иногда угадываются по движению шелухи на поверхности.

   Мы прощаемся, и я снова пускаюсь в путь, размышляя теперь уже о Водопьянове. Удалившийся на покой богатый сорокашестилетний делец, похоже, не особенно удачливый в личной жизни. Путешественник и благодетель сирот-инвалидов. Где, в какой момент могла перейти ему дорогу девочка, живущая, по сути, в другом мире – одиноком мире неприкаянного подростка со всеми входящими, включая безнадёжно безответную любовь и равнодушие близких? Насколько я помню отчёты Павла, вероятность даже чисто случайной встречи Лизы с Водопьяновым исчезающе мала. Родственники Лизы – люди среднего достатка, если они и посещают заграницы, то наверняка не самые фешенебельные места. Недорогие экскурсионные туры, трёхзвёздочные отели и рестораны, скромные лавочки и магазины... Держу пари, воротила пищепроизводительного бизнеса на покое отдыхает и развлекается совершенно иначе.

   Может быть, кто-нибудь из родственников Елизаветы сблизился с Водопьяновым в демократичные советские времена? Тогда они могут поддерживать отношения до сих пор: разница в уровне благосостояния иногда не мешает старой дружбе, тем более – старой вражде.

   Снова останавливаю машину и беру смартфон. На этот раз лезу в почту, просматриваю письма Краевского. Ага, вот он, прикреплённый файл, который мне нужен. Родственники Елизаветы Рогалёвой.

   "Мать: Виталина Аркадьевна Рогалёва (в девич. – Кошкина), 1980 г.р., место рожд. Москва, образование – неполн. высшее (3 курса ФА), операционист в частном банке «Европромторг»;

   Дед (отец Виталины): Аркадий Михайлович Кошкин, 1952 г.р., г. Клин Моск. обл, обр. высш. (МФИ), начальник отдела инвестиций в том же банке;

   Бабушка (мать Виталины): Инна Леонидовна Кошкина (в девич. – Штерн), 1955 г.р., г. Винница, обр. высш. (МСХА им. Тимирязева), заведущая ателье по пошиву меховой одежды;

   Отец: Василий Николаевич Рогалёв, 1979 г.р., Москва, обр. высшее (МТУСИ), руководитель инженерной группы компании «ОВС-05» (прокладка оптоволоконного кабеля);

   Дед (отец отца): Николай Васильевич Рогалёв, 1950 г.р., Москва, обр. высш. (МАДИ), пенсионер, бывший зам. нач. дорожностроит. треста;

   Бабушка (мать отца): Алевтина Георгиевна Рогалёва (в девич. – Кузьмина), 1953 г.р., г. Ивантеевка (Моск. обл.), обр. высш. (МЭСИ), пенсионерка, бывший бухгалтер колледжа «Метрострой»;

   Брат по отцу: Евгений Васильевич Рогалёв, 2012 г.р., Москва, инвалид детства (ДЦП);

   Мачеха (жена отца): Оксана Алексеевна Рогалёва (в девич. – Трофимова), 1984 г.р., г. Иваново, обр. высш. (Текстильная Академ.), домохозяйка, бывший менеджер рекл. аг.-ва «Лингра»;

   Отец мачехи: Алексей Петрович Трофимов, 1960 г.р., место рожд. г. Муром Влад. обл., обр ср.-техн. (Влад. эл-тех. техникум), наладчик оборуд. на Ивановском текстильн. комб-те, проживает в Иваново;

   Мать мачехи: Марина Андреевна Трофимова (в девич. – Любимова), 1964 г.р., г. Иваново, обр. средн., ткачиха Ивановского текстильн. комб-та"

   Итак, что у нас получается, если перевести с казённого на человеческий? Мать Лизы на одиннадцать лет моложе Водопьянова, училась (и не доучилась) в финансовой академии, к пищевой промышленности отношения не имеет, по работе с Сергеем Игоревичем наверняка не пересекалась. Если Водопьянов и имел дела с банком, в котором она работает, то принимал его кто-нибудь из банковского руководства, уж никак не простая операционистка. Случайное знакомство, переросшее в амурную интрижку? Вряд ли. Надо будет ещё разок взглянуть на список настоящих и бывших бойфрендов Виталины (кажется, он валяется где-то дома), но, насколько я помню, фамилия Водопьянов там не фигурирует.

   Отцу Виталины шестьдесят три года, для друга юности сорокашестилетнего Водопьянова староват. Деловые контакты уже вероятнее: статус начальника отдела инвестиций позволяет вести переговоры с богатыми клиентами банка. Но едва ли этот статус даёт возможность насолить богатому клиенту так, чтобы тот начал вендетту, открыв охоту на внучку банковского менеджера.

   Бабушке Инне шестьдесяи один, родилась на Украине, училась в Тимирязевке, заведует меховым ателье. Для подруги молодости или любовницы Водопьянова опять-таки старовата, пересечение деловых интересов крайне маловероятно.

   Папа Вася на десять лет моложе Сергея Игоревича, учился в Институте связи, работает по специальности. Для старого друга или врага слишком молод, для всего остального – слишком далёк.

   Его родители-пенсионеры на роль жертвы возмездия опять-таки не годятся – ни по возрасту, ни по месту рождения и учёбы, ни по профессии... Так, трёхлетнего малыша-инвалида и семейство из текстильной столицы нашей родины можно не рассматривать: им убийством Лизы Рогалёвой не отомстишь.

   Похоже, мотив опосредованной мести не проходит. Или мне просто не хватает данных, чтобы его разглядеть? Хоть режьте меня, не могу придумать, зачем ещё богатому сорокашестилетнему дяде убивать шестнадцатилетнюю школьницу, с которой он даже не знаком! Или Лиза меня обманула? Да нет, ерунда – зачем? И потом, у меня достаточный опыт общения с подростками, чтобы чувствовать, когда они лгут. Нет, скорее всего, у убийцы просто другой мотив, который я не могу вычислить из-за недостатка информации.

   Иногда целое можно восстановить по нескольким фрагментам, но для этого фрагменты должны быть ключевыми, «говорящими». Скажем, краешек золотистого круга, пересечённая жирной прямой чертой человеческая ладонь с согнутыми пальцами, белая скошеная лопата с изогнутым череном и заострённые тёмные крюки, торчащие из чего-то складчатого, могут навести кого-нибудь на мысль об иконописном изображении св. Георгия. (При условии, что у этого кого-нибудь есть представление об иконописи и достаточно развитое воображение, чтобы угадать в «лопате» с «череном» копыто и фрагмент белой лошадиной ноги, а в чём-то складчатом с «крюками» – когтистую лапу). Но ни один специалист с самым развитым воображением не угадает сюжет картины по однотонным кусочкам без линий и контуров или по фрагментам, типичным для множества разных сюжетов.

   У меня куча сведений, из которых можно сложить довольно полную картину жизни Лизы и её семьи, и несколько фактов, позволяющих представить в общих чертах жизнь господина Водопьянова, но нет ни одного «узлового» фрагмента, который позволил бы соединить их истории. А значит, нет смысла и строить версии, нужно подождать, пока Павел чего-нибудь накопает.

   Придя к этому разумному выводу, я собираюсь выйти из почты, отложить смартфон и возобновить путь, но тут замечаю во входящих новое письмо – от Marychen999. (Почему Марихен, если она – Лиза?)

   Ксения, мне только что сняли повязку. Голова обрита, в зеркале можно рассмотреть форму черепа. Боюсь подумать, что может означать такое совпадение, но у меня на темени ямка такой же формы, как у Водопьянова на том фото, которое Вы мне показывали.

   Л.

   Сворачиваю окно, тыкаю в иконку «Сообщения», нахожу MMS, переданное через Павла его агентом-оперативником. Так и есть. На темени Водопьянова – вмятина, как будто скульптор, лепивший его голову, в какой-то момент забылся и опёрся на только что законченный череп основанием ладони.

   Вот он, «говорящий» фрагмент, позволяющий связать две разнородные картины! На своём веку я повидала достаточно лысых и бритых черепов, чтобы с уверенностью утверждать: эта вмятина – особенность не более распространённая, чем родимое пятно какой-нибудь характерной сложной формы. Два человека с такой особой приметой почти стопроцентно связаны родственными узами...

   Лиза – дочь Водопьянова? У него всё-таки была случайная (или неслучайная) интрижка с Виталиной? Хорошо, допустим. Виталина забеременела и, поняв, что от «мажорной» жены Водопьянов не уйдёт, «прикрыла грех», быстренько окрутив Василия Рогалёва. Или просто сообщила мужу, что он скоро станет отцом – если они уже были женаты. Ну и что? Зачем Водопьянову после стольких лет понадобилось избавляться от непризнанной дочери? Виталина решила его шантожировать? Но чего – или кого – бояться богатому мужику, давно разведённому с женщиной, которой он когда-то изменил? Не мести же со стороны инженера-связиста!

   Может быть, Лиза не дочь, а младшая сестра Водопьянова? То есть Виталина путалась не с Сергеем, а с его отцом? Тоже ерунда. Если бы состояние в семье нажил Водопьянов-старший, то у младшего был бы мотив для убийства сестры – наследство. Но деньги в семье принадлежат Сергею, а «братская» ревность или обида за мать в данном случае на мотив не тянут: ведь папаша не потрудился даже взглянуть на внебрачного ребёнка. Или потрудился, но издали и на этом счёл свой отцовский долг полностью исполненным.

   Что-то у меня опять не складывается. Не могу придумать, зачем богатому независимому ушедшему на покой бизнесмену устранять младшую близкую родственницу – при том, что это родство не признано официально...

   Стоп! А почему мы с Павлом решили, что Водопьянов убийца? Только потому, что сигнальную сеть, расставленную на случай нового появления убийцы в больнице, зацепил водопьяновский личный помощник и доложился шефу о том, что творится вокруг Лизы? Но господин Мовсесян приехал только вчера – после того, как кто-то позвонил в справочную и поинтересовался, что с Лизой и кто её лечащий врач. Если этим звонившим был Мовсесян или сам Водопьянов, получается, они только недавно узнали о том, что Лиза попала в больницу. А человек с забинтованной головой ломился к ней в палату десять дней назад. К тому же, Водопьянов с его возможностями вряд ли нанял бы киллера-дилетанта, придурка, который дважды провалил дело. И не стал бы марать руки лично.

   Но если убийца не от Водопьянова... Боже мой, это же всё решает! У нас есть четыре кандидата с солидным мотивом, но только у одного из них имелась несомненная возможность. И, что особенно приятно, его можно сдать родным властям, не опасаясь, что он уйдёт от наказания. Потому что, если я правильно понимаю, Водопьянов в этой игре либо примет нашу сторону, либо самоустранится...

   Я снова звоню Краевскому.

   – Павел, как вы считаете: владелец одной-единственной торговой фирмы – достаточно мелкая дичь, чтобы попытаться завалить её сходу?

   9. Надя-Лиза

   Ночью я долго не могла уснуть. В конце концов Анна решила, что при переломе свода черепа бессонница не полезна и вызвала дежурную медсестру, а та дала мне снотворное. Но спала я всё равно плохо. Утром во время обхода лечащий врач, увидев, в каком я состоянии, отправил меня на ЭЭГ, а потом устроил разнос. Кричал, что стресс мне противопоказан, что я доведу себя до эпилепсии, требовал, чтобы прекратила воображать всякие ужасы и себя накручивать. Чудак-человек! Можно подумать, теперь, после его выволочки и угрозы отложить выписку ещё на неделю я волшебным образом успокоюсь.

   И Анна туда же... Нет, она ещё круче. Доктор хоть не знает, что привело меня в такое состояние и думает, будто я сама себя взвинчиваю глупыми фантазиями. Анна же была рядом во время вчерашнего визита Ксении, слышала её рассказ про Водопьянова, успокаивала меня после того, как я разглядела в зеркале вмятину под коротким ёжиком отросших на темечке волос и объяснила ей, что видела такую же на фото.

   – Бывает. – Флегматично пожала плечами моя «сиделка». – Не бери близко к сердцу. Знаешь, сколько народу сильно удивилось бы, если бы ввели обязательный тест на отцовство?

   Наверное, она прекрасный телохранитель, но в задушевные подруги я бы её определённо не выбрала. Надо быть крайне бесчувственной особой, чтобы сказать такое девочке, которая только что узнала, что всю жизнь считала отцом чужого дядю, а биологический отец пытается её уничтожить. Даже думать не хочу, как это открытие подействовало бы на настоящую Лизу...

   К слову, о подругах. Ксенька ответила на моё письмо очень эмоциональным, но совершенно невразумительным посланием:

   Лиза, ты умничка!

   Теперь я обо всём догадалась и уверена, что всё будет хорошо. Убийца до тебя не доберётся и сядет как миленький. Сейчас нет времени на объяснения, приеду завтра вечером или послезавтра утром, расскажу. Ты, главное, не волнуйся и ничего не бойся!

   Ксения.

   P.S. А почему – Марихен?

   Добрая душа, она, видимо, полагает, будто меня успокоила. А на самом деле её послание только усилило мандраж, из-за которого я не нахожу себе места. Визит Лизиного отца (точнее, человека, которого она считала отцом) благотворного влияния на мои расшатанные нервы не оказал. Мы оба испытываем неловкость в присутствии друг друга и не знаем, о чём говорить после того, как стандартные вопросы и ответы (о здоровье и новостях) иссякают. Василий не привык общаться с дочерью и, видимо, чувствует себя виноватым перед ней. Я, помимо чувства вины, исытываю острую жалость к этому замотанному, замученному жизнью парню, выкраивающему время, чтобы через день ездить за город, навещать девочку, которая, как выясняется, вовсе ему не дочь. Что с ним будет, когда он об этом узнает?

   На этот раз наша взаимная неловкость настолько мучительна, что Василий прощается уже через полчаса. Когда он уходит, мне немного легчает, но волнение, вызванное ожиданием Ксеньки, опять захлёстывает меня по самую макушку. Пытаюсь читать, решать судоку, тереблю Анну, расспрашивая её о прошлых клиентах – ничего не помогает. При мысли о том, что Ксения может приехать не сегодня, а завтра, меня начинает видимо потряхивать, и Анна грозится снова вызвать медсестру.

   Но Ксенька всё-таки приходит.

   – Привет! Сгораешь от нетерпения? – Она выглядит оживлённой и даже весёлой, но я слишком хорошо её знаю, чтобы не почувствовать в этом оживлении некоторую натужность. Чем-то она смущена или расстроена. – Сейчас я тебе всё расскажу, но сначала открой мне тайну: почему всё-таки Марихен?

   Я улыбаюсь. Меня тоже, помню, удивил Лизин мейл, но позже я нашла в её воспоминаниях объяснение.

   – Вы знаете песенку «Мой Лизочек так уж мал»? Её слова – отредактированная Чайковским версия стихотворения Аксакова.

   – И в оригинале крошку зовут Марихен? – мгновенно догадывается умная Ксенька, получив подсказку. – Забавно. Ну что же, теперь я готова выполнить свою часть обязательств. Тебе как, рассказывать по порядку или сначала ответить на вопросы?

   – Сначала на вопросы, – быстро решаю я. – Водопьянов – мой отец?

   – Да.

   – И он пытается меня убить?

   – Нет. Извини, что заставила тебя так думать, напугала... Ума не приложу, что на меня нашло, как я могла не заметить очевидного неправдоподобия этой версии? Ещё вопросы имеются?

   – Имеются, но с ними я потерплю до конца вашего рассказа.

   – Ага, ну что ж... Всё началось с того, что Сергей Водопьянов, единственный сын – нет, не поварихи и лекальщика, но почти – кондитера-технолога и инженера-металлурга из Липецка поступил в московский пищевой институт. Шёл восемьдесят шестой год, Горбачёв уже был генсеком, свистопляска с развалом СССР и победой дикого капитализма ещё не началась, но веяния уже были. Водопьянову повезло (или не повезло, это как посмотреть) попасть в одну группу с дочерью большого партайгеноссе и вызвать в ней нежные чувства. Девушка настояла, чтобы Большой Папа дал согласие на её мезальянс с простым парнем из провинции.

   Таким образом, в девяностом году, когда пошла вакханалия с разграблением народного добра и переделом собственности, везучий-невезучий юноша получил начальный капитал и полезные связи, позволившие ему заложить фундамент будущего благосостояния. Но вместе с бочкой мёда ему досталась неизбежная ложка дёгтя: ящер-тесть открытым текстом пообещал неприятную смерть близким парня и ему самому, если он позволит себе обидеть жену. Причём под обидой подразумевалась не измена как таковая (тесть сам питал слабость к шлюхам и не видел в этом ничего зазорного для мужчины), а серьёзные отношения, которые могли угрожать браку.

   Десять лет изрядно напуганный Сергей был примерным мужем и отцом, а потом природа сказала своё веское слово, и парень влюбился до безумия.

   – В Виталину? – недоверчиво спрашиваю я, окинув мысленным взором хорошенькую, но пустенькую мать Лизы.

   – Нет, – понимающе усмехается Ксения. – Не настолько у твоего папеньки плохо с головой. Твою настоящую мать зовут Ириной.

   – Но... Как же Рогалёвы? Они знали?..

   Ксюха вздыхает.

   – В том-то и дело, что нет. Ума не приложу, как теперь разгрести всё, что наворотил с перепугу твой отец, чтобы никто не подвинулся рассудком. Я бы точно подвинулась, если бы узнала, что мои дети на самом деле не мои, а моих воспитывают совершенно чужие дядя и тётя. Не могу выразить, до какой степени я тебе сочувствую, Лиза.

   – Спасибо, – шепчу я и опускаю глаза. По совести, нужно бы утешить Ксеньку, дать ей понять, что мой рассудок её новость не сокрушит, но как это сделать, не признаваясь, что я не совсем Лиза? – Я не очень... Вы же знаете, мы с родителями никогда не были близки.

   – И теперь этому находится объяснение, – говорит она сухо. Я съёживаюсь, но тут же понимаю, что её необрение относится не ко мне. – Хотя вообще-то эта история слишком драматична, чтобы судить её участников по стандартным нравственным меркам. Сама понятия не имею, как поступила бы на месте твоего отца. Ирина была на сносях, когда он, возвращаясь от неё как-то вечером, обнаружил за собой слежку. Нужно сказать, что он уже имел возможность убедиться – не на собственном, правда, примере, – что слов на ветер его тесть не бросает. Ирине, её ребёнку, родителям Сергея и ему самому действительно грозила смертельная опасность. Твой отец к тому времени был уже достаточно состоятелен, но возможности тестя превосходили его собственные на порядок. Сергей решил, что единственный, не самый верный, но всё же шанс защитить дорогих ему людей – покончить с собой.

   И тут в игру вступает господин Мовсесян, доверенное лицо, которму твой отец поручил приобрести для него пистолет. Овсеп Вардгесович на десять лет моложе Сергея, при этом тонкость ума и прочие превосходные качества лучших сынов древнего народа позволили ему к двадцати годам не только стремительно взлететь по карьерной лестнице, но и завоевать сердечное расположение, практически дружбу босса. Сопоставив поручение с бледным цветом лица патрона, Мовсесян пришёл к правильным выводам и убедил Сергея полностью ему довериться. Он же был автором и исполнителем идеи, благодаря которой ты стала Елизаветой Рогалёвой. По его совету Сергей полностью прекратил общение с Ириной, доверив её судьбу и судьбу своего ребёнка Овсепу, который организовал подмену детей в роддоме, подкупив кого-то из персонала, а позже – эмиграцию Ирины с младенцем в Чехию.

   До две тысячи четвёртого года Сергей честно держал данное помощнику слово, не пытаясь как-либо связаться с любимой женщиной или навести справки о родной дочери, а потом ящер-тесть преставился. Выждав полгода, Водопьянов развёлся с женой, переехал в Чехию, женился на Ирине и удочерил девочку, которую она считала их общей дочерью. Но счастливая жизнь у них не сложилась: твой отец, как ни старался, не смог по-настоящему привязаться к чужому ребёнку. Ирина интуитивно чувствовала его равнодушие, оно обижало её и ранило, а объясниться с ней начистоту Сергей не посмел – слишком велика была его вина. В десятом году они тихо – по взаимному согласию – развелись, Сергей вернулся в Москву и попытался как-то обустроиться в руинах, в которые превратил собственную жизнь.

   Первым делом он помирился с сыном от первого брака. Григорий громогласно отрёкся от отца, когда тот развёлся с его матерью и женился на Ирине. Заклеймил предателем, отказался от общения в любой форме. Но тогда ему было пятнадцать, а к моменту возвращения Сергея исполнился двадцать один. Мальчик немного поумнел – не только из-за того, что стал старше, но и потому, что его мать, которой Водопьянов при разводе честно оставил половину имущества, вышла замуж за молодого человека тридцати с хвостиком лет и полностью доверила свои финансовые дела новому мужу. А когда Григорий попробовал протестовать, сообщила сыну, что он уже совершеннолетний, следовательно, на её деньги не имеет никакого права, и распоряжаться ими она будет так, как сочтёт нужным. Словом, возвращение блудного отца, готового подставить обиженному мальчику плечо и карман, пришлось Григорию как нельзя более кстати.

   Помириться-то они помирились, только вот душевным теплом в их отношениях не пахло. Не нравятся они друг другу – чисто по-человечески, и с этим ничего нельзя поделать. М-да... Словом, Сергей всё чаще стал обращаться мыслями к дочери, которая его волей считала родителями чужих людей.

   Он не собирался являться к Рогалёвым с повинной и ломать жизнь – им и тебе. Но Мовсесян по его просьбе послеживал за вами и держал патрона в курсе. Так Сергей узнал про развод Рогалёвых, про твой подростковый бунт, про наркотики. Это благодаря его скрытому вмешательству в школе подняли тревогу, а тебя положили в клинику, которую он тайком и оплатил процентов на восемьдесят.

   – Андрея тоже он ко мне пристроил? – спрашиваю я с неожиданной для себя горечью.

   – Ну... в общем, да, – не без смущения признаёт Ксенька. И разозлившись, добавляет: – Демиург хренов! Нанял психологов, просчитал варианты, состряпал сценарий...

   – Но ведь помогло же, – говорю с кривой усмешкой. – Что, и безумная жена Андрея была частью сценария?

   – Нет, это у них накладка вышла. Этому Андрею запретили рассказывать про сценарий кому бы то ни было, а баба у него действительно бешено ревнивая: сканирует все его контакты – звонки, переписку. Вот и вычислила тебя. После учинённого ею скандала он в их играх участвовать отказался, да они и сами поняли, что с этой сюжетной линией пора закругляться.

   – Понятно. А до запуска новой подослали ко мне Ирину Анатольевну, которая отправила меня к чудотворцу. И на каком же этапе к производству этого кино подключился убийца?

   – Вот как раз после скандала, который устроила тебе Отелла, и подключился. За это тебе тоже нужно благодарить Мовсесяна. Может, ты ему чем-нибудь насолила в прошлой жизни? Что-то подозрительно роковую роль он играет в этой.

   Ксенька шутит, я в ответ натянуто улыбаюсь. (Как, интересно, реагируют воспитанные цивилизованные люди на реплику дикаря, пошутившего, что Земля круглая?) Она замечает мою неловкость, но трактует её неверно.

   – Устала? Собственно, я почти закончила. Хитроумному Овсепу изменила его мудрость, и он влюбился в юную девицу, которая работает у Водопьянова в секретариате. Девица же нацелилась на молодого Водопьянова, который, используя ситуацию, подбил барышню на шпионаж. Я так думаю, молодой человек почувствовал прохладное отношение со стороны папы и испугался за наследство: у Сергея, если помнишь, есть ещё приёмная дочь. В общем, что бы ни руководило Водопьяновым-младшим, он уговорил девицу влезть к Мовсесяну в доверие и таким образом узнал страшную тайну отца. Дальше, я думаю, понятно. Родная дочь – не приёмная, а папенька к тому же активно участвет в её судьбе. Нужно срочно что-то делать, иначе наследство растает в туманной дали...

   – Он сознался?

   – Ещё нет, но никуда не денется, сознается. Люди Павла нашли недавно отремонтированный КамАЗ в гараже его фирмы и выяснили, что в конце мая эта машина фантастическим образом исчезла с охраняемой территории, а вернулась уже в отремонтированном виде. Охранник, в дежурство которого пропал КамАЗ, уволился, но Павел его отыщет и показания вытрясет, не сомневайся. Не исключено, конечно, что сынок поручил это деликатное дело кому-то ещё, но я сильно сомневаюсь. Не те у него доходы и не то влияние. А права категории Цэ у него есть.

   – А здесь, в больнице тоже был он?

   – Нет, это была та самая девица из секретариата. Павел нашёл её фамилию в списке платных пациентов неврологического отделения – в этом же корпусе, только на четвёртом этаже. Думаю, они подобрали ключ от двери на запасную лестницу – она в двух шагах от вашей палаты. После того, как погасили свет, девица прокралась в ваш холл и устроилась в засаде. Ждала, пока все уснут и дежурная сестра уйдёт в комнату отдыха. А потом ты её засекла и она, видимо, с досады решила переть внаглую. А когда твоя соседка подняла шум, испугалась, шмыгнула на лестницу и поскакала в своё отделение. Вот её нам, боюсь, не прищучить – свидетелей нет. Но Сергей Игоревич, будь уверена, позаботится, чтобы она пожалела о своей авантюре.

   – Вы с ним виделись?

   – Разумеется. А откуда же, по-твоему, мне известны подробности вашей семейной драмы? Нет, я, конечно, редкая умница: как только получила твоё письмо, сразу догадалась, кто убийца. Хотя это было несложно. Мотив-то есть у четверых: у родителей Сергея, сына и приёмной дочери. Но все, кроме сына, живут за границей и вряд ли стали бы засылать сюда шпионов, а потому о тебе никто, кроме Григория, выведать не мог. Кроме того, у Григория торговая фирма, а значит, он может заниматься и грузоперевозками, вот тебе и КамАЗ. В общем, любой бы догадался. А вот до того, что ты – подменённый ребёнок мне бы ни в жизнь не додуматься. Я тоже на Виталину грешила.

   – А... как вы его нашли?

   Я спрашивала о впечатлении, которое на Ксению произвёл Водопьянов, но она поняла вопрос в прямом смысле.

   – Через Мовсесяна. Когда прочитала твоё письмо, сначала позвонила Павлу, он тут же отрядил своих людей на поиски КамАЗа и свидетелей, а я подумала, что нужно бы проверить, как отнесётся к этому господин Водопьянов. Вдруг встанет на дыбы – сын всё ж таки. Позвонила Мовсесяну – его номер телефона был в отчёте, который мне позавчера прислал Павел. Сказала, что хочу встретиться с Сергеем Игоревичем по поводу Лизы Рогалёвой. Мовсесян пробормотал что-то неопределённое, типа «я выясню и вам перезвоню», а через пять минут позвонил его патрон и пригласил к себе, у него загородный дом на Новой Риге, здесь неподалёку.

   – Как же вы не испугались? А если бы Водопьянов всё-таки встал на дыбы?

   – Вот и Павел устроил мне головомойку на ту же тему, – вздохнула Ксения. – Не испугалась вот. У меня интуиция хорошо работает. И вообще, победителей не судят. Зато теперь мы точно знаем, что Водопьянов не прикопает где-нибудь по тихому наших людей и вообще не будет вставлять нам палки в колёса. Кроме того, прояснился момент с девицей: Мовсесян покаялся. А так Павел потратил бы ещё прорву времени, пытаясь найти следы Григория в больнице. И потом – вот. – Ксения вытащила из сумки конверт и протянула мне. – Это тебе. От отца. Мне выйти?

   Я отрицательно качаю головой и вскрываю конверт.

   Дорогая Лиза!

   «Нет на свете греха горшего, чем трусость».

   Наверное, я как никто другой понимаю правоту Булгакова. За последние десять лет не было, кажется, ни единого дня, когда бы я, подобно его Пилату, не казнил себя за принятое однажды решение.

   Не вижу смысла оправдываться и просить прощения; вина моя перед тобой безмерна, мне нет ни извинений, ни оправданий. Но, хотим мы того или нет, мы – продолжение своих родителей, и, возможно, когда-нибудь, пережив свою обиду и гнев, ты задашься вопросом, что за человек был твой отец – помимо того, что он был трусом. Сохрани мое письмо на этот случай.

   Мне было восемнадцать лет, когда я сделал выбор, определивший мою жизнь. Все решения, принятые впоследствии, уже нельзя назвать свободными: я превратился в подхваченную потоком козявку, трепыхания которой никак не влияют на основное направление движения и ничего не меняют по сути. В свои восемнадцать я был глупым, самонадеянным, жадным до удовольствий и безответственным. Но не рассчётливым и не циничным. Татьяна привлекла меня своей яркостью, стильностью, непривычной для провинциала раскованностью, но не перспективами, которые открывал брак с дочерью партийного бонзы. О браке я, честно говоря, не помышлял, потому, вероятно, она и выбрала меня из толпы поклонников.

   Развилка, на который я в последний раз выбирал дорогу, будучи свободным человеком, обозначилась, когда Татьяна заявила, что собирается выйти за меня замуж. Если бы я тогда сказал ей «нет», всё сложилось бы иначе. Я дождался бы женщину, предназначенную мне Богом, женился на ней, и все мы – ты, я, твоя мама – были бы счастливы. Но испуг, жалкий, ничтожный испуг перед неприятностями, которые могла устроить мне разгневанная «золотая» девочка и её всемогущий папа, оказался сильнее смутного внутреннего протеста.

   Обиднее всего сознавать, что тот испуг был зряшным. Отец Татьяны не стал бы мстить одному из бойфрендов дочери только потому, что тот отказался жениться; такой зять, как я, был ему даром не нужен. А со стороны самой Татьяны ничего, кроме мелких неприятностей, можно было не опасаться, основательно испортить мне жизнь было не в её власти.

   Но, так или иначе, свой выбор я сделал, и дальнейшее от меня уже не зависело. Я не мог отказаться от Ирины, твоей матери, даже зная, чем нам это грозит. С первой же встречи нас повлекло друг к другу с силой, которой бесполезно было сопротивляться. Я пробовал, поверь. Взывал к своему и её рассудку, к инстинкту самосохранения, к Богу. Пытался укрепить себя примерами других людей, отказавшихся от любви из чувства долга. Все тщетно. То, что в нас проснулось, было абсолютно глухо к страхам, нравственным установкам, доводам рассудка. И неизмеримо их могущественнее.

   Отрезвление наступило, когда мы поняли, что у нас будет ребёнок. Страх за тебя превозмог наше стремление быть вместе, а вслед за этим обрел силу страх за свою жизнь, за жизнь родных. Узнай отец Татьяны о нас с Ириной и о тебе, он уничтожил бы всех, не колеблясь. Этот человек для меня всегда олицетворял «барство дикое». Оголтелый помещик-самодур, царь и бог в своей вотчине, без раздумий отдающий приказ засечь до смерти провинившегося холопа.

   Я сознаю, что по собственной вине лишился любимой женщины и родной дочери, что, подкинув тебя чужим людям, сделал тебя несчастной и едва не навлек на тебя гибель. Но даже теперь, зная обо всех последствиях, не могу придумать другой выход. У меня не было уверенности, что люди моего тестя не проследили меня до дома Ирины, что он не свяжет её беременность со мной и не сделает генетический тест на отцовство. Спасая тех, кто мне дорог, я обязан был исходить из худших предположений.