Текст книги "Зачёт (СИ)"

Автор книги: Варвара Клюева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

   Милена Рузская, декан юридического факультета Школы для принцесс, магистр права и руководитель практики по предмету «Судопроизводство» (она же – Милочка Клёмина, домохозяйка, писательница и попаданка, угодившая как кур во щи в мир собственного сочинения), неловко семенила по обледенелому мраморному полу портика и, подслеповато щурясь, вглядывалась в темноту школьного двора, слегка разреженную светом трёх фонарей. Один из фонарей – тот, что поярче, – держал привратник, стоявший у подножия лестницы в компании гонца от судейских, два других – крошечных – отсвечивали от лаковой поверхности торца громоздкого экипажа. «Хвала богам, подали карету!»

   Узел, скрутивший Милочкино нутро по случаю экстренного ночного вызова на место преступления, немного ослаб. Поездка в карете позволяет сохранить хотя бы видимость собственного достоинства. В седле, несмотря на регулярные изнурительные занятия, коротконогая пухленькая попаданка до сих пор держалась с грациозностью поросячьего чучела. И тот факт, что едва ли кому-нибудь придёт в голову набить чучело поросёнка и усадить его в седло, сути дела не менял.

   – Приветствую вас, ваша мудрость! – Привратник свободной рукой ловко подхватил спустившуюся Милену под локоток. – За их высочествами уже послали, ждём с минуты на минуту. Не знаю только, что передать на конюшню. Скольких лошадей седлать-то? Господин сержант вон ругаются, говорят, что вовсе не нужно, но статочное ли дело, чтобы принцессы – и без свиты?

   Гонец что-то неразборчиво пробормотал. Переспрашивать Милочка не стала: она и без того прекрасно отдавала себе отчёт, что указ королевы Ринары, обязавшей судебных чиновников подключать к процессу судопроизводства практиканток-принцесc, вызывает у слуг её величества чувства, далёкие от восторга. Лучше задать вопрос по существу.

   – Что случилось?

   – На постоялом дворе, что при въезде в Западные ворота, подать с двух телег обратилась в сор, – хмуро доложил сержант. – Вместо серебра с пушниной во всех мешках и тюках – битая черепица и пакля. По всему выглядит, что дотвари набезобразили, но хозяин двора клянётся и божится, что вчера вызывал жрецов, и они честь честью обрызгали дом, двор и все службы наговорённой водой. За жрецами послали, но толку-то? Они ж не безумцы – с окраплением халтурить. И хозяин наверняка не врёт. Он о прошлом годе пожадничал, заказал только дом обработать, а потом выплатил постояльцу, которому в Дотварью ночь в сортир приспичило, виру впятеро больше, чем стоит полный обряд.

   Милена кивнула. В объяснениях относительно дотварей и виры она не нуждалась. Мифология и законы мира, который она назвала Пананией, были её изобретением.

   По велению её фантазии, Пананию породили боги-супруги – Элета и Халал. Элета защищала всё живое, покровительствовала землепашцам и животноводам, садовникам и лесникам, травникам, лекарям, натурфилософам, матерям, детям, воспитателям, роженицам, акушеркам. Халал курировал неживую природу и переход из живого в неживое состояние, опекал ремесленников, воинов, законников, мытарей, палачей и прочих мужей, состоящих на государственной службе. Как и положено супругам, боги иногда ссорились, что весьма плачевно отражалось на судьбах мира. Дабы оградить детище от последствий родительских дрязг, божества поделили время своего владычества. Халал правил миром зимой и летом, Элета – весной и осенью. По восемь лунных месяцев каждому. Но год на Панании, помимо шестнадцати месяцев, насчитывает ещё несколько часов, которые божества поделить не смогли. Поэтому одна ночь, отделяющая осень от зимы и старый год от нового, осталась «бесхозной».

   Именно в эту ночь Пананию наводняли дотвари – существа неведомой природы, возникшие неведомо как ещё до акта Творения. Их цели, ценности и смыслы оставались для людей загадкой. Дотвари не пытались завоевать мир, разрушить его до основания, уничтожить всё живое, как не пытались поладить с аборигенами. К их поведению более всего походило определение «злостное хулиганство». Невидимые и неосязаемые, дотвари не воздействовали на свои жертвы физически, зато наводили морок, из-за которого люди сходили с ума или часами блуждали в нескольких шагах от порога, обмораживая уши, носы и конечности, а то и замерзая насмерть. «Шутки» с неодушевлёнными предметами удавались дотварям ещё лучше; неосязаемость почему-то не мешала им завязывать узлом фонарные столбы, наполнять колодцы раствором аммиака или сероводорода, алмазы превращать в графит, мех – в чешую, шелка – в холстину.

   Единственной защитой от шутников служил специальный обряд, проводимый жрицами Элеты и жрецами Халала в последний день года. Жрицы поили заговорённой водой людей и животных, жрецы кропили дома и постройки, а также носильные вещи тех, кто по долгу службы или иным обстоятельствам вынужден был покидать кров в опасные часы. Обряд стоил немало, хозяева пытались экономить, заказывая только обработку домов, куда на эту ночь загоняли скотину и сносили всё своё добро. И порой эта бережливость обходилась им куда как дорого. Получившие соответствующий опыт, как правило, радикально меняли взгляды на экономию. Случай же недобросовестного исполнения обряда в истории цивилизованных государств Панании был известен только один. Повторения урока служителям богов не потребовалось.

   Милена поёжилась и плотнее закуталась в обработанный жрецами плащ.

   – Стало быть, кража?

   – Пёс его знает, – буркнул судейский, но, сообразив, что переборщил с проявлением досады в присутствии особы, которой покровительствует сама королева, сменил тон на более почтительный и снизошёл до объяснений: – Охранники божатся, что никто, кроме мытаря, который обнаружил подмену, в каретный сарай не входил. И следов других нет. Накануне Дотварьей ночи всегда идёт снег. Помните, мэтресса, какой вчера валил? Чуть не два аршина намело. А к ночи всё кончилось. Ежели б кто мешки в мытарских телегах надумал подменить, ему пришлось бы несколько раз подъехать к сараю на повозке. Или на своих двоих незнамо сколько ходок туда-сюда сделать. Так или иначе, вор должен был протоптать хорошую дорожку. А на дворе к нашему приходу была нетронутая целина. Только две цепочки следов – от сапог мытаря.

   – Ваша мудрость, так как мне насчёт лошадей и охраны распорядиться? – влез в разговор привратник. – Скольких сопровождающих возьмёте?

   – Говорю тебе, олух: не нужна охрана! – рыкнул на него сержант, обрадовавшись возможности выпустить пар. – В Дотварью ночь баловаться разбоем дураков нету. А судейским ни к чему, чтобы бездельники из свиты путались под ногами.

   – А кто принцессам политес оказывать будет, рожа казённая? Кто им руку подаст, коврик под ножки раскатает, нюхательные соли поднесёт?

   Видя, как передёрнуло «казённую рожу» от нарисованной привратником картины, Милена поспешила вмешаться:

   – Не нагнетай, Харлам. Принцессы у нас – барышни крепкие, к полевой работе привычные. Дюкесса Девилльская на прошлой неделе самостоятельно труп осматривала и коронёрову помощнику, между прочим, на следы от краски на теле указала, что и решило дело. И ничего, обошлось без нюхательных солей. Хватит нам кучера для сопровождения. Ладно, одну служанку, так и быть, возьмём, места в карете как раз хватит. Поди проследи, чтобы все выпили наговорённую воду и не забыли окраплённые плащи.

   Привратник, ворча, пошёл на штурм скользкой лестницы, а Мила снова обратилась к судейскому:

   – Почему же телеги с податью поставили на постоялом дворе за городскими воротами? И с чего это мытаря понесло ночью в каретный сарай?

   – Обоз должен был прибыть в город засветло, да в пути вышла заминка, – объяснил слегка повеселевший от победы над привратником сержант. – На подъезде к столбовой дороге переправлялись они через речушку по мосту. Десять телег проехали, а под одиннадцатой проломился настил. Колесо застряло в дыре, треснула ось. Мытарь сообразил, что, пока его люди телегу разгрузят, да вытащат, да ось поменяют, начнёт темнеть. До города восемь вёрст, городские ворота в Дотварью ночь ему никто не откроет, да и на постоялый двор за воротами могут не пустить. Вот он и решил, что лучше доставит в город десять телег, чем потеряет всю дюжину. Оставил шестерых дружинников и помощника – родича, которого на смену себе готовит – стеречь застрявшую телегу и вторую, что за ней ехала. А с прочими укатил. По приезде в город отправил им подмогу, послал на постоялый двор предупредить, чтобы ждали королевский отряд с важным грузом, но душа у старого сквалыги всё равно была не на месте. Не спалось ему, вот он и вылез ночью. Застращал тюрьмой стражу на воротах, чтобы его выпустили, а на постоялый двор перелез через забор – по приставной лестнице, что с собой приволок.

   – Так телеги привезли на постоялый двор по темноте? Тогда это не обязательно кража. Дотвари могли обратить подать в хлам по дороге.

   – Не могли, ваша мудрость. Мытарь же выслал своим людям подмогу. С наговорённой водой, одёжками, тряпками – чтобы мешки обернуть. Подмога подоспела до темна, не успели бы дотвари порезвиться.

   Наверху хлопнула тяжёлая дверь, и темнота под портиком разбавилась светом двух фонарей и щебетанием двух девичьих голосов. Царственное достоинство принцессы приберегали для королевских приёмов, а здесь, в школе, не особенно утруждали себя соблюдением этикета. В пятнадцать – шестнадцать лет постоянно «держать лицо» так утомительно...

   Оставив позади цепляющихся друг за друга привратника и служанку, девушки слетели по лестнице, обозначили лёгкий реверанс перед наставницей и тут же набросились на неё и на курьера с вопросами:

   – Кого-то убили?

   – Или ограбили?

   – Преступников схватили? Они сознались?

   – Думайте, что говорите, Джи! Стали бы нас будить среди ночи, если бы веселье уже закончилось!

   – Веселье заканчивается только после суда, Лес. Вы же не думаете, что они способны запустить и завершить судебный процесс меньше, чем за месяц?

   Покосившись на страдальческую физиономию гонца, Милена поспешила призвать своих студенток к порядку:

   – Джинеола, герцогиня Керфанская, Лесса, принцесса Триандерская позвольте представить вам сержанта её величества королевы Ринары...

   – Дармиславом меня звать, – уныло подсказал судейский.

   – Сержант ждёт нас уже изрядно, а тем временем его коллеги по судебному ведомству вовсю раскрывают преступление. Если вы хотите заработать хотя бы по половинке зачёта, нам нужно поспешить. Прошу садиться в карету, на ваши вопросы я отвечу в дороге.

   По свеженаметённым сугробам до постоялого двора у Западных ворот добирались долго. Перепуганная служанка успела вознести богам не меньше двух дюжин молитв, Милена – без спешки изложить обстоятельства дела, а принцессы – придумать с десяток версий, объясняющих загадочное перерождение груза, призванного пополнить королевскую казну, в отходы, годные только для городской свалки. Половина этих версий накрылась медным тазом сразу по прибытии на место.

   – После нашего обыска вы тут не то что мешка с серебром, кисета с махоркой не найдёте, – заверил практиканток капитан, возглавлявший команду судейских. – Мы облазили все постройки от чердака до подвала, простучали полы и стены, снег со двора и крыш чуть не через сито просеяли, каждый булыжник под ногами каблуком попинали – не поддастся ли? Постояльцев раздели до рубах, багаж весь перетряхнули, в местных кладовых бочки, кадки да кули просмотрели по два раза.

   – Следы вокруг постоялого двора искали?

   Капитан в ответ возмущённо фыркнул и кивнул на пару псов, лежащих у ног судебного псаря.

   – Даже собак пускали. Не было здесь до нас никого, кроме мытаря. А он только сюда и обратно до городских ворот ходил. И шёл налегке. Так и стража показала, и по следам видно.

   – Значит, сюда телеги приехали с уже подменёнными мешками, – уверенно заключила Лесса.

   Этот, без сомнения, логичный вывод отчего-то не понравился начальнику судейских ещё больше, чем вопрос принцессы о следах. Смерив высокую (во всех отношениях) особу выразительным взглядом из разряда «без сопливых мне такая мысль, разумеется, в голову не пришла бы» приземистый капитан произнёс нарочито ровным, даже несколько вкрадчивым тоном:

   – И где же, по мнению вашего высочества, произошла подмена? На людном тракте? На лесной дороге? На мосту посреди леса?

   Полученное при дворе воспитание с младых ногтей учит принцесс распознавать скрытую издёвку и ставить зарвавшихся наглецов на место. Но принцесса Триандерская была достаточно умна, чтобы не прибегать в споре к сомнительным доводам типа «да кто ты таков?» А других аргументов у неё не нашлось, поскольку тот же ум мешал ей проигнорировать справедливое указание на поспешность её выводов.

   В самом деле, украсть в дороге ценности с находившихся под неусыпной охраной дружинников телег могли только сами дружинники. Тогда где воры перегружали телеги? На наезженном тракте, под любопытными взглядами путников, спешащих укрыться в городе до наступления ночи? Учитывая, сколько народу едет в город на новогоднее празднество и торжественное богослужение, посвящённое вступлению Халала в права владычества, такое запоминающееся событие как разгрузка-погрузка телег под королевской охраной, без свидетелей наверняка не обошлось бы.

   Ещё более сомнительно, чтобы эту операцию произвели на обезлюдевшей об эту пору лесной дороге. Откуда в лесу взяться мешкам с битой черепицей и паклей? И куда прикажете ворам прятать серебро и мех? Зарыть в сугробе под ёлочкой – чтобы на них наткнулся случайный охотник или крестьянин, притащившийся за хворостом? Не говоря уже о том, что поутру судейские первым делом отправят в этот лес поисковый отряд с собачьей сворой.

   Неловкую паузу дипломатично прервала герцогиня:

   – А к какому выводу склоняетесь вы, господин капитан? Думаете, содержимое мешков испортили дотвари?

   Даже в тусклом свете масляного фонаря было заметно, что физиономия капитана приобрела кирпичный оттенок. «На этот-то раз что его разозлило?» – удивилась Милена, не усмотревшая в вопросе Джинеолы ничего крамольного.

   – Тут были жрецы, – заговорил капитан, поквохтав для начала голосовыми связками. – Как раз перед вашим приездом ушли... Кхм-кхм... Они уверяют, будто вещества, изменённые дотварями, испускают какие-то лучи, видимые только при свете их алтарных светильников... Кхм-кхм...

   – Вы хотите сказать, что черепица и пакля в наших мешках этих лучей не испускают? – не выдержала Милена, догадавшаяся о причинах его замешательства. (Право слово, разве можно спрашивать ответственное лицо о выводах, когда выводы у лица никак не складываются?) Капитан кивнул. – Ну что, ваши высочества, вы готовы принять вызов и разгадать эту загадку века? Тогда с чего начнём? С опроса свидетелей или с осмотра места происшествия?

   Герцогиня, мастью и повадкой напоминающая недавно оперившегося грачика, перепорхнула к сараю, сунула внушительный нос в его открытую дверь, склонила голову набок, полюбовалась на груды сваленной на полу черепицы и решительно заявила, что предпочитает начать с опроса свидетелей.

   На постоялом дворе им выделили две свободные комнаты, и принцессы разделились. (В высшей степени разумное решение, учитывая, скольких свидетелей им предстояло опросить). Милена присоединилась к Джинеоле, а с Лессой отправила несчастную служанку – не ради помощи, но для соблюдения приличий. Дружинники, замученные вопросами судейских, вваливались в комнату с угрюмыми лицами, но весёлое щебетание, птичья повадка и цветущая юность герцогини быстро приводили их в доброе расположение духа. Лукавая керфанка вовсю пользовалась преимуществами своего пола и возраста, и служивые начисто забывали, что их вообще-то допрашивают. Тем более, что вопросы Джинеола задавала неспецифические – не столько о событиях, непосредственно предшествующих нынешнему переполоху, сколько о службе вообще, порядках и взаимоотношениях в отряде.

   – ...Всего нас три десятка будет – вместе с Батей, нашим командиром. Добрый отряд, дружный. В другие никто не переводится, разве в отставку уходят – по возрасту. Тогда, конечно, новеньких берём на замену. Последними пришли Здыш и Воля, но это было уже два года назад... Нет, гонять новичков у нас не принято, на тренировках всем достаётся поровну, и всем несладко. А как иначе, если служба такая? Мы же ценные грузы сопровождаем, а разбойники со смутьянами не станут смотреть, сколько лет ты носишь мундир и какие имеешь заслуги... Нет, не только мытарские обозы, чаще болванки с плавилен возим на монетный двор, почту, перегоняем лошадей, купленных для королевских конюшен, бывает, подарки всякие заграничным правителям доставляем. Подать-то лишь дважды в году собирают: в начале осени – с крестьянских хозяйств, в конце – с ремесленников, торговцев и замковладельцев. Ох, и поганая у мытарей работа, скажу я вам! Торговцы-то с благородными господами ещё ничего держатся, хотя тоже бывает всякое, а крестьяне с ремесленниками иной раз под вой всего семейства расстаются со своим добром...

   – ...Мытарь этот – чистый кровопийца. У стариков, у вдов с сиротами, бывало, последнее отнимет и сияет, что твой медный таз. Парнишку, родича своего, чуть палкой не прибил, как увидел, что в мешках. Хорошо, Батя вступился, окоротил старого хрыча в два счёта. Кто ж ему виноват, что дотвари попортили имущество? Мы всё честь по чести исполнили, как было велено. Тюки обернули в тряпки, которые нам от жрецов ребята из второго отряда привезли, воды Элетовой напились, лошадей напоили... Да нет, точно дотвари, какие воры? Мы всю дорогу глаз с телег не спускали. И в каретном сарае сразу четверых на пост выставили... Это вы бросьте, барышня. Сговориться меж собой, хапнуть казну, подвести Батю под эшафот – таких крыс у нас не водится...

   – Дядей он приходится парню, вроде как даже родным. А обращается как с собакой. Парнишку жаль, тихий он, послушный. И деваться ему некуда – ремеслу не обучен, семья бедная, все на дядю молятся. Как же: обещал обучить племянника, да свою должность ему передать, когда на покой уйдёт. Только мнится мне, не скоро ещё старик отправится на покой. Он же свихнулся совсем на этих деньгах. Как остановимся на ночлег, тут же отправляет кого-нибудь из нас к торговцам – за самыми большими весами. Потом полночи мешки потрошит, монеты перебирает, добро перевешивает. А чего его перевешивать, спрашивается, если он самолично каждый мешок опечатывает после взвешивания? При нас, ясное дело. Не сам же он будет мешки туда-сюда тягать!

   – Как мытарь и наши с обозом уехали, Лобана и Шершня, как самых старших, я определил на охрану. Они стерегли вторую телегу и мешки из первой – мы их рядом складывали. Все остальные занимались разгрузкой, кроме возницы: его я в лес за ясеньком послал, чтобы новую ось вытесать. А кроме возницы, все были на виду, все при деле... Нет, из чужих никто не проходил и не проезжал. Снегопад, дорогу занесло, а места там малолюдные – поблизости только замок, откуда мы ехали... Нет ночевали в Головле, в тамошней ратуше. Выехали ещё затемно, чтобы в замке управиться до полудня. Оттуда до города четырнадцать вёрст, должны были успеть с запасом, да вишь, как вышло...

   – ... На ночёвку устраивались больше в городах – в казённых стенах, оно с ценностями-то спокойнее. Два раза, правда, в замках ночевали, но это было в самом начале похода, тогда ещё и трёх телег не насобирали... Не всегда всем отрядом. Если шли мимо чьей-нибудь родной деревни, Батя ребят на ночь отпускал... Здыш, Косуля, Веслав... Да, почитай, треть наших со своими повидались. А что такого? Не разом ведь – по одному, по двое. Батя и сам как-то заночевал у брата... Нет, мытарь никуда не отлучался... Смеётесь? Парень в каком-то городишке от нас приотстал только, засмотрелся на ручных медведей, так старикашка ему всю физию уздечкой изукрасил...

   Убаюканная речами дружинников, разомлевшая от тепла, исходящего от печки-лежанки, Милочка из последних сил удерживала глаза открытыми. Таращилась на бревенчатую стену с торчащими из щелей светло-серыми пуками то ли мха, то ли волосатых верёвок, и в который раз кляла своё воображение, создавшее этот мир – с этим городом, постоялым двором, дотварями, школой для принцесс, продвинутой королевой, мытарями, судейскими... И что ей стоило придумать для своих героев планету с цивилизацией, обладающей всеми благами современного общества, но без его проблем? Правда, не очень понятно, чем бы она там занималась, но какая разница, если она и на нынешней своей работе только симулирует компетентность. По крайней мере, не было бы этих сумасшедших ночных побудок, убийств, краж и прочих отвратительных бедной домохозяйке ужасов – вроде верховой езды, дровяных печей и ночных ваз.

   Зловредный внутренний голос, естественно, не смолчал. Сначала издевательски напел: «Наша служба и опасна, и трудна». Потом посоветовал «её мудрости» просто-напросто выдумать, кто спёр серебро – вдруг её воображение хоть разок да повлияет на этот мир после её переселения? Потом «утешил», предложив представить, что бы с ней было в местной деревне, где по её милости до сих пор топят по-чёрному, окна затягивают плёнкой из коровьих кишок, скотину зимой держат в избах, а оправляются в общее «поганое» ведро. На этом месте Милена не выдержала. Встала и вышла, сказав Джинеоле, что должна заглянуть к принцессе.

   Триандерцы нравом более серьёзны, чем керфане, склонные воспринимать жизнь как весёлую шутку. Лесса, не посчитавшая нужным пленять собеседников очаровательной беспечностью, с опросом своей части свидетелей уже покончила и теперь строчила резюме, сверяясь со своими записями.

   – Я склоняюсь к тому, что мешки подменили в лесу, – поделилась она с наставницей, когда та выпроводила к герцогине служанку и заняла её место у стола. – После отъезда основной части обоза и до прибытия отряда из города. Девятерым всё же легче договориться между собой, чем сорока четырём...

   – Подождите, Лесса, откуда – сорок четыре? В отряде тридцать человек, плюс мытарь с помощником... Ах да, я забыла про возниц! Их вы тоже допросили?

   – Только двоих. Тех, что везли злополучные телеги. Остальные доставили груз во дворец и сразу отправились по домам.

   – И что же, эти двое подтверждают показания дружинников?

   – Да. Буквально все твердят в один голос, что стерегли казённое добро как зеницу ока, и никто из посторонних к телегам не приближался. Признаться, это единодушие меня смущает. Я могу представить, что в сговор вступили дружинники: рисковать им не в новинку, они умеют действовать слаженно и привыкли стоять друг за друга. Но возницы и этот юноша... Он производит впечатление человека робкого, едва ли не забитого.

   – Тогда ваша версия не годится, ваше высочество. – Милена вздохнула. – Конечно, королева Ринара отменила допросы с пристрастием, но её подданные не настолько наивны, чтобы полагать, будто судейские не нарушают втихаря неудобный указ. Дружинники не стали бы посвящать в свой заговор нервного юнца.

   – Может быть, его как-нибудь отвлекли, увели от телег обманом? – предположила принцесса.

   – Тогда из парня вытрясут на допросах, что он не всё время держал телеги под наблюдением. И имена тех, кто его отвлёк. К тому же, ваша гипотеза не объясняет, откуда у заговорщиков взялись мешки с мусором и куда они дели меха и серебро. Получается, что у них были сообщники с возами, которых юноша тоже не разглядел? И вообще, не верится мне в такой масштабный заговор.

   Дверь распахнулась, в комнату впорхнула Джинеола, за ней просочилась пугливая служанка.

   – Я закончила! – ликующе возвестила герцогиня. – Лес, вы нашли разгадку?

   Принцесса печально покачала головой.

   – Даже не приблизилась. А вы?

   – Ну, кое-какие идеи у меня в голове завелись. Пойдёмте осматривать сарай?

   – Не понимаю вашей радости, Джи, – меланхолично заметила принцесса, вставая. – От того, что заводится в голове, ничего, кроме неприятностей, не жди. Держу пари, за идеи нам зачёт не поставят.

   В свете фонаря интерьер каретного сарая производил гнетущее впечатление. Огромная груда мусора, вываленного на земляной пол, две перевёрнутые на бок телеги, старый заслуженный тарантас и кривая коляска странным образом гармонировали с ёлкой, аккуратно поставленной у стены. С рассветом ель вынесут во двор, украсят и зажгут на ней свечи, приветствуя воцарение Халала (Элету здесь встречали, наряжая вербу), но сейчас чёрная масса в тёмном углу выглядела зловеще, усиливая общее ощущение неуюта.

   Девушки приблизилась к свалке в центре помещения, Лесса поманила служанку с фонарём, нагнулась и подобрала несколько кусков черепицы – некогда красной, а теперь бурой, местами даже серой.

   – Выцвела как... Сколько же ей лет?

   Джинеола брезгливо – двумя пальчиками – вытянула из груды чёрную полосу омерзительно волосатого материала.

   – Что это?

   – Надо полагать, пакля, – не слишком уверенно ответила мэтресса.

   – А для чего её используют?

   Милочка растерялась. Принцессам простительно не знать, как выглядит пакля и как её употребляют. Домохозяйке из земного города двадцать первого века – тоже. Но может ли сознаться в незнании особа неблагородного происхождения, местная уроженка, за которую она себя выдаёт? По счастью, её авторитет спасла служанка, верно истолковавшая мучительное сомнение, написанное на лице мэтрессы. Собственная осведомлённость в вопросе, перед которым спасовали важные особы, явно придала ей значительности в собственных глазах и сподвигла выступить без приглашения.

   – Известно для чего, – сказала девица с обидной снисходительностью (будто не она только что пугливо озиралась по углам). – Венцы прокладывают, щели в лодках и стенах домов конопатят, грязь оттирают.

   – Эту, по-видимому, использовали для чистки дымоходов, – заключила герцогиня и небрежно отшвырнула полоску в сторону. Пакля упала на ёлку, изогнувшись мохнатой гусеницей. «Как новогодняя мишура, – подумала Милочка. – Только цвет другой. Другой... Где это я недавно видела похожую штуку? Ах, да! В комнате на постоялом дворе что-то такое торчало между брёвнами – только светлое... Чистка дымоходов... Дровяные печи... В деревнях до сих пор топят по-чёрному...Чёрные от копоти стены, чёрная пакля между брёвнами. В деревнях! Не в городах и не в замках!»

   Она поймала заинтересованный взгляд Джинеолы и сообразила, что последние фразы произнесла вслух. Быстро справилась со смущением и спросила отчётливо и внятно:

   – Герцогиня, вы не помните, кого из отряда командир отпускал на побывку к родственникам в деревню?

   Любопытство в антрацитовых глазах керфанки сменилось напряжённым раздумьем, потом – пониманием.

   – Мэтресса, какая же вы умная! Спасибо за подсказку. Теперь у меня всё сложилось.

   Когда восторгаются твоим умом, признаться в том, что похвала не заслужена, совершенно невозможно. Милочка приготовилась изобразить удовлетворение экзаменатора, у которого наконец-то появилась надежда услышать толковый ответ, и поинтересоваться, что именно сложилось у студентки. По счастью, от недостойного лицедейства её избавила Лесса:

   – Не будете ли вы так любезны поделиться своим открытием со мной, Джи? Я не настолько умна и, наверное, не заслуживаю зачёта, но...

   – Перестаньте, Лес! У вас просто не было нужных сведений, а то вы догадались бы раньше меня. Это же так очевидно! Кто отвечал за охрану обоза, досконально знал весь маршрут, расставлял посты, распоряжался разгрузкой застрявшей телеги, отправил в лес возницу другой, не пострадавшей?

   – Командир?

   – Конечно! Ему проще, чем кому бы то ни было, подбить своих дружинников на преступление. А если бы они не поддались соблазну, то риск, что на него донесут, был минимальным.

   – Вы думаете, он втянул в эту аферу весь отряд?

   – Я бы удивилась, если так. Чем больше посвящённых, тем легче раскываются заговоры. Нет, я думаю, он взял в сообщники тех двоих, кого поставил у моста стеречь телегу и мешки. Они в отряде самые старшие, наверняка знакомы с командиром дольше других.

   – Но как они могли подменить эти мешки незаметно для остальных? Откуда вообще взялись эти подменные мешки? И куда делось серебро?

   – Вот! – Джинеола назидательно воздела указующий перст. – Здесь мы и приходим к сведениям, которых не было у вас, но которые были у меня. Вы, конечно же, додумались, Лесс, что похитители из числа сопровождающих обоз должны были иметь сообщников со стороны, я права? Но вас эта мысль не навела на разгадку, а меня должна была. Потому что, в отличие от вас, я знала, что обоз по пути следования миновал несколько деревень, в которых у кое-кого из охранников жила родня. Добрый командир давал этим счастливцам разрешение отлучиться на ночь. И сам однажды заночевал в деревне у брата. Ночи братьям как раз должно было хватить, чтобы обсудить все детали афёры.

   Командир знал, в каком замке мытарь заберёт последнюю часть подати, знал и о том, что в столицу обоз должен прибыть в последний день года. Даже если дорога от замка до города не одна, выбор пути – наверняка прерогатива лица, ответственного за охрану. Вот Батя и выбрал дорогу через лес – по мосту, над которым к тому времени добросовестно потрудился братец. Или племянники, не суть важно.

   – Я подозревала, что эта телега провалилась не случайно, – призналась Лесса. – Но отбросила подозрения, подумав, что в заговоре не могут участвовать все – включая мытарей и возниц. Ведь авария произошла у всех на глазах. Почему же никто не заметил сообщников похитителей?

   – Если я права, то это самая красивая часть замысла, – мечтательно сказала герцогиня. – Заговорщики предусмотрели всё, даже погоду. Накануне Дотварьей ночи в этой стране всегда идёт снег. Брат нашего командира с сыном или сыновьями (в одиночку он бы не справился) приехали на место заранее. Разгрузили свои телеги, спрятали их вместе с лошадками подальше в лесу, а сами взялись за плотницкие работы. Не знаю, как они добились, чтобы настил выдержал первые десять телег, а под одиннадцатой проломился, но, держу пари, именно такое соотношение им и требовалось. Если бы мост миновало меньше половины телег, мытарь не разделил бы обоз и не уехал в город. А если бы застряла седьмая, восьмая, девятая или даже десятая телега, увеличилась бы доля оставшихся охранников, кого-нибудь из непосвящённых тоже пришлось бы поставить на страже, и процесс подмены мешков мог бы пройти не столь успешно. А так всё сложилось идеально: снег замёл следы поджидающих под мостом родственников командира, застил глаза честным дружинникам, которые в поте лица своего разгружали телегу, не замечая, как два их товарища спускают под горку серебро с пушниной и вытягивают взамен мешки с черепицей и паклей, и даже прикрыл отход аферистов, когда те, выждав потребное время, отправились восвояси. Не знаю, надеются ли заговорщики, что порчу казённого добра спишут на дотварей, или ожидают, что утром к мосту вышлют поисковый отряд, так или иначе следов под таким слоем снега не найти. Даже с собаками. А без следов судейские вряд ли догадаются, где искать украденные мешки. Даже я не догадалась бы – если бы не мэтресса, подсказавшая, что чёрная пакля приехала из деревни, где дома топят по-чёрному.