Текст книги "Личность"

Автор книги: Валя Саар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Мамасита

Больше всего на свете я люблю порядок, когда у каждой вещи не просто есть свое место, но она там и находится. Чтобы наш дом не превратился в резиденцию хаоса, мне приходится все контролировать. Ох, уж эти мальчишки! Снял футболку, будь добр, брось в корзину для грязного белья. Поел – помой посуду. Разве это сложно? Вечно мне приходится за ним заметать следы. Обычно я начинаю с пола, постепенно поднимаясь. И тогда наступает чис-то-та!

Боже ты мой… А ногти!

Закончив с уборкой, я заметила бурые полумесяцы. Я остервенело орудовала щеткой пока ногти не стали походить на французский маникюр после посещения салона.

После я с трудом вытащила на улицу к мусорным бакам черный полиэтиленовый мешок, по ощущениям, доверху набитый камнями. И хотела было констатировать, что, мол, вот теперь хорошо. Но рано обрадовалась. Холодильник… Как можно есть такую дрянь? Сыр с плесенью, отнюдь не благородного происхождения. Кирпич закостенелого хлеба. А он-то что здесь делает? Подгнившие овощи, источающие омерзительно-кислое зловонье. Боже, боже, сыночек. Боже, помоги – дай мне терпения и сил. Хотя я люблю его, и этого вполне достаточно для мотивации разгребать за ним всю эту грязь.

Перекинув одежду из стиральной машины в сушильную камеру, я выгрузила чистую посуду из автоматической мойки и расставила на сушильной полке в соответствии с иерархией размеров. Во всем должен быть порядок. И в голове, кстати, тоже. Если допустить факт, что внешний мир – это отражение внутреннего, я немного побаиваюсь человека, который здесь живет.

Признаться честно, я плохая мать. Клэр твердила это почти каждый день, она и сейчас продолжала бы клеймить меня, если не отправилась в мир иной. Я почти всегда спорила, не желая признавать очевидное. Я считала, что все делаю правильно. Но я была слепа и не видела целостной картины. Не потому, что закрывала глаза, просто я не намного сообразительнее курицы, и не в силах сложить следствие и причину. Слабое оправдание. Знаю. Но я и не пытаюсь выставить себя невиновной. Прошлое – константа. Время нельзя повернуть вспять. Так что оставлю сожаления при себе. Только факты. Я плохая мать. И сейчас я замаливаю грехи и служу ему, как умеют глупые птицы. Мне хотелось бы, наверное, что-то изменить, поговорить, стать ближе. Но сын меня избегает. И он имеет на это право. Я виновата. И как бы я ни старалась, поезд уже далеко.

Анри

Жизнь и смерть. А между ними черта, манящая запахом горячей крови, возбуждающая удушьем или того лучше – ощущением свободного полета. Хотя последний вариант сомнительное удовольствие, которое длится всего секунду – до того, как разобьешься в лепешку. Но я слишком слаб для радикальных мер. О них я только мечтаю, представляя во всех красках и подробностях. Это действует на меня так же, как просмотр порно. Яркие и волнующие ощущения, как наркотик. Их хочется испытывать с каждым разом все чаще и сильнее. Но я слаб. Да и, похоже, мне больше нравится предвкушать, чем действовать. Кайф в этом. В противном случае я бы давно отправился следом за матерью. Но она там, а я все еще здесь.

Хотя если бы не та девушка в метро, все могло закончиться болезненно и быстро. Один шаг. И все.

Шаг. Первый шаг. Я не помню этого момента. Но мне хочется верить, что мама радовалась, когда я пошел самостоятельно. Наверняка я сделал не один, а сразу с десяток уверенных шагов и даже поставил мировой рекорд среди годовалых мальчишек. Ха! Самому смешно. Мама и порадовалась – в одном предложении… В этой паузе, наполненной воспоминаниями, могла бы разместиться ваша реклама. Ха-ха. Я, вообще-то, не юморист. Я скорее мрачный тип. Но сарказм мне нравится, как и любые проявления крайностей. Крайность. Край…

Так вот. Мишель выдернула меня буквально за шкирку в момент моего последнего шага под электропоезд. И откуда у нее столько силы взялось? Я так-то – немаленький. После в неразберихе я успел спросить ее имя, и взял номер телефона. Но так и не позвонил. Я слаб, я, кажется, уже говорил об этом. Хотя Мишель мне понравилась. Может, поэтому я и не продолжил знакомство. Чтобы уберечь ее. Да и кому я такой нужен? Даже если я собственной матери был безразличен.

Был. Она сильнее меня, если смогла все это прекратить одним движением лезвия. Я нашел тогда ее в ванной. Классика жанра. Я не испугался. Будто с рождения знал, что она уйдет именно так.

А я не могу уйти. Пока. Мне все же нравится жить и нравится предвкушать смерть. Смерть для меня имеет сладковатый привкус. Не знаю почему. Но у меня есть все шансы понять когда-нибудь в будущем. Не сейчас.

Может, все же стоит позвонить Мишель?

Тринадцатый

Чтобы не накликать проблемы на голову, я стараюсь жить незаметно. Серый – мой любимый цвет. Он позволяет слиться с толпой, с городскими стенами, с монохромом асфальта, да с чем угодно. Серый – современная шапка-невидимка.

Летом 1995-го этот цвет спас мой первый заработок. В тот вечер я по привычке отправился спать в переулок. Ночь выдалась теплой и темной, и я мог использовать куртку вместо картонной коробки, как подушку. Я расположился за контейнером для пластиковых отходов и уснул, довольный добычей. Меня разбудили приближающиеся голоса. Один из них был мне знаком, и именно это меня насторожило. Уловив суть разговора, я понял, что ищут меня, вернее, мой куш, которым добровольно делиться я был точно не намерен. Я слышал троих. Осознав, что отбиться от взрослых парней мне вряд ли удастся, я захотел раствориться вместе с содержимым сумки, походу ругая себя, что не взял номер в мотеле. Я потихоньку вытащил из-под головы серую куртку, накрылся ей, сжавшись в клубок и замер. Они меня не заметили и ушли.

С тех пор я полюбил серый. Иногда мне кажется, что именно этим цветом окрашена моя душа. Если она существует.

Когда на город спускаются сумерки, я выбираюсь из дома. Меня встречают пустынные улицы. В свете фар редких машин меня выдает лишь тень на земле, но вряд ли ее замечает кто-то кроме меня. Прохожие никогда у меня не спрашивают дороги. Я не веду разговоров с уставшими продавцами круглосуточных супермаркетов. Может, я и вправду невидим? Хотя деньги за продукты они с меня берут. Значит…

Я всегда был таким, сколько себя помню. У меня нет ни семьи, ни друзей. Со мной не случалось ничего плохого. Мне нравится общество самого себя. Приятно поговорить с умным человеком. Мне не скучно в одиночестве – я всегда нахожу чем заняться. Толстая папка почти ежедневно пополняется новыми скетчами. Комиксы моя страсть. Я не просто рисую, я рассказываю истории в картинках. Остросюжетные триллеры выходят из-под маркера, как по волшебству. Будто кто-то водит моей рукой, пока я, закусив губу, наблюдаю, как на листе прорисовываются очертания новой сцены. Меня захватывает процесс, и я не могу остановиться, пока не увижу развязку. Мне иногда жаль, что рассказы не покидают пределы дома. Они реально интересные. Но я не готов расширять зону комфорта и контактировать с публикой, на случай, если они вдруг станут популярными. У меня свой маленький мир, и я не позволю вторгаться в него кому бы то ни было.

Серый – мой любимый цвет. Это цвет тумана в ночи, цвет дымовых колечек, которые я выпускаю, сидя на ступеньках, цвет моей души. Если она существует.

Рори

Мне четырнадцать. На этом можно было бы и закончить. Переходный возраст и все такое. Я смотрю на себя в зеркало, и каждый раз мне что-то не нравится. Я жду не дождусь, когда пушок под носом сменится брутальной щетиной. Но даже ежедневное бритье одноразовым станком не помогает. Пролесок из нескольких волосков никак не желает разрастаться в ветвистую чащу. Это, признаться, злит меня. Сколько можно быть маленьким? А прыщи. Это же беда. Я умываюсь, обрабатываю лицо лосьоном, избавляюсь от созревшего десанта, и ложусь спать почти довольным собой. Но с приходом следующего дня наступает новый этап сражений. И так по кругу. Я не ем сладкого, жирного, слишком соленого. Как любой в моем возрасте, я обожаю чипсы и фаст-фуд. Я мог бы есть это ежедневно, но позволяю себе такие изыски только раз в год – в день рождения. Потому что у меня есть цель – я хочу, чтобы моя кожа выглядела идеальной. А еще голос. Он слишком тонкий. С моим ростом просто неприлично так разговаривать. Я много читаю, чтобы когда-нибудь в будущем блеснуть в компании эрудированностью.

В прошлом году мама отругала меня на пустом месте так сильно, что я не сдержался и саданул со всей дури в стекло двери. Осколки разлетелись в разные стороны, засыпав ковер в прихожей. Как она тогда орала невозможно передать. Первый акт нравоучений показался мне на контрасте беседой с матерью-настоятельницей. Она рвала и метала: «Опять!» А когда тяжелая ладонь приземлилась на мою щеку, мне даже показалось, что из плеч матери вылезло сразу несколько голов, как у лернейской гидры. Я схватил было крупный острый осколок и был готов разыграть второй подвиг Геракла, но удар по второй щеке, оглушил меня. Я упал навзничь и, видимо, отключился.

Вот так, за разбросанные в комнате вещи, я очутился в больнице. Мне наложили несколько швов. А я дал себе обещание больше не повторять этих ошибок. Ошибки – это страшно, больно и жутко обидно. Я запомнил это навсегда. И шрам на затылке, который можно нащупать и сейчас, служит напоминанием об этом.

Брайн

Активисты ратуют за мир во всем мире. Вроде как, цель благая, но, на мой взгляд, бороться за нее – занятие глупое и бесполезное. Война и мир – это политика и ничего больше. Пикет у белого дома для верхушки власти, как укус комара для мамонта. Другое дело – тема насилия в семьях, где страдают беззащитные дети. Они не могут постоять за себя и справиться с пьяным отчимом или разъяренной матерью. Вот к чему нужно привлекать внимание общественности. Каждый взрослый страдает от психологических травм, полученных в детстве. И чем серьезнее было потрясение, тем сложнее расхлебывать последствия. Хорошо, если с ними в силах справиться психолог, но когда речь о насилии, вероятнее всего, человеку потребуется помощь психиатра.

«Ребенок тоже человек. Нет насилию в семье» – гласила надпись на моем плакате, когда я выступил с одиночным пикетом на площади перед отделением детской травматологии. Я взял тогда в прокат ростовой костюм младенца, чтобы заодно повеселить ребятишек, которые непременно прильнут к окнам.

Сквозь прорези для глаз я заметил девочку на втором этаже. Ее грустный взгляд из-под насупленных бровей рассказал мне о причине гипса на руке и фонаря под глазом.

Мне стало так жаль малышку, что я почувствовал себя тем самым бесполезным комаром. Я знал, что больница подает данные в службу опеки о каждом случае детских травм. Те проводят расследования и принимают меры. Но зачастую пострадавший ребенок попадает в это отделение снова.

Я бросил плакат на асфальт и послал девочке в окне воздушный поцелуй, а после обхватил себя за плечи, будто обнимаю ее. Мне так захотелось, чтобы она почувствовала тепло мягких кукольных рук… И она на мгновенье улыбнулась.

Ребенок тоже человек!

Если бы у меня было специальное образование, я хотел помогать детям пережить посттравматическое стрессовое расстройство. Я бы создал группу реабилитации по аналогии двенадцати шагов. Но сейчас это только мечты. А я – всего лишь ничтожный комар.

Тор

Что происходит?! Кто это? Почему я не слышу свой голос? – я выкрикивала вопросы на пределе возможностей связок, но вслух произносились чужие слова.

Похоже, я полностью потеряла контроль над телом. Как бы я ни старалась, даже брови нахмурить не могла. Окей, решение есть у каждой проблемы, остается его только отыскать.

Стоп. Какого черта? Эй, верзила, ты куда его потащил? Ручищи отрастил, дай боже, но это не повод их распускать. Оставь парня в покое, ты разве не видишь, он и без твоей помощи не может стоять на ногах.

Господи! Прекрати, я не могу на это смотреть.

Я и правда сделала отчаянную попытку развидеть кулачный бой, больше похожий на работу мясорубки. Несправедливый, неравный, неправильный бой. Не по своей воле я стала очевидцем. Но кое-что мне все же удалось сделать. Минуту спустя я обнаружила себя, склонившейся над кровавым месивом на месте лица паренька. А руки… Мои руки (!) красноречиво рассказывали о личности его обидчика.

Я ужаснулась. То, что нас двое я знала давно. Природная проницательность и наблюдательность с самого начала помогли сложить мне два и два. Вспышки воспоминаний переносили меня то и дело в места, где я никогда не была, к событиям, в которых я никогда не участвовала. Память подкидывала мне все новые сюрпризы, пока я окончательно не поняла что к чему.

По науке это называется диссоциативным расстройством идентичности. По-простому – раздвоение. Но встретить в соседях вояку с кулачным зудом, который выпускает пар, лупя каждого, кто якобы косо посмотрел на него в баре – я такого не ожидала. Мне достаточно было сюрпризов от единственного соседа. А здесь двое, один из которых буйный. И что мне с ними делать?

Мне хотелось понять природу нашего происхождения. Я не сомневалась, что сосед, появившийся раньше, является первозданной личностью. И Тор. Побочный эффект или недоразумение, как и я сама. Ко времени его появления я проглотила несколько книг о множественных личностях, пересмотрела все возможные документальные и художественные фильмы по этой теме. И потому могла проанализировать обстановку, сложившуюся в коридорах нашего разума. Очевидно, что тело принадлежало мужчине. И первородная личность – та, чьи воспоминания самые старые. Тор возник внезапно, как гром в безоблачную погоду и проявлялся не чаще, чем раз в месяц. В отличие от первого я почему-то видела все, что он творит в онлайн-режиме, а не в воспоминаниях. Но управление телом было заблокировано в такие моменты.

Сид

Голова гудела, будто ее засунули в барабан сушильной машины для белья. Взглянув на кровавый ручеек, сочащийся из ладони, я пришел в ярость. Я слышал, как тяжелые сапоги отчеканили чертову дюжину шагов по длинному коридору. Дверь со скрипом отворилась и захлопнулась так, что задребезжали стекла.

Мне захотелось побежать следом, наброситься со спины на обидчика, чтобы все прекратилось раз и навсегда. Но вместо этого я прильнул губами к ране на руке, впервые попробовав вкус крови. Она оказалась сладковатой и вязкой, и почему-то напомнила сок сахарной свеклы. Странное чувство, но мне понравилось. Позже, когда меня снова накрывал приступ ярости, я возвращался в это воспоминание, непроизвольно облизывая губы. Вместе со злостью, росла моя сила. Я знал, что однажды придет время, и я выпущу ее на свободу.

Я взял со стола сигарету из пачки, оставленной отчимом, чиркнул бензиновой зажигалкой, затянулся и выпустил клубы дыма.

Напряжение достигло предела спустя год после того случая. Я взорвался, словно переполненный воздушный шарик.

Весь мой гнев обрушился на голубя, который испачкал мне чистые брюки белой вонючей слизью. Я знал, что мать меня за такое убьет, и я жаждал мести. Охота на неприятеля длилась не больше часа. И когда тот, наконец, купился на раскрошенную на земле булку, я молнией рванул вперед и рывком свернул ему шею. В момент, когда хрустнули позвонки, я неожиданно, почувствовал облегчение. Шарик ярости сдувался на глазах. По телу прокатилась дрожь возбуждения. Я представил, что в моих руках не птица, а Он, и еще раз вокруг своей оси провернул голову, пока она не повисла набок, точно у сломанной куклы. Ни капли сожаления. Я выдернул белое перо из хвоста и бросил бездыханное тело в кусты. Трофей я воткнул себе за ухо, и с высоко поднятой головой вернулся домой.

Жестяная коробка из-под печенья стала хранительницей для моей добычи. Позже, совершая что-то важное, я всегда оставлял себе то, что помогало успокоить разъяренного зверя. Напоминание о принесенной жертве.

Болтун Терри

Куда бы я ни приезжал, первым делом я находил самый злачный бар. Там – в подвальном полумраке происходит реальная жизнь. Алкоголь снимает маски, оголяя настоящие личности. Я предпочитаю знакомиться с новым городом именно в баре. Почти всегда я заказываю тоник без джина. Я не пью. Совсем. Нет, я – не ангел во плоти, просто у меня другой интерес: я курильщик со стажем и мне более чем достаточно двух пачек «Мальборо» в день.

Обычно я занимаю место за барной стойкой с хорошим обзором, закуриваю и наблюдаю.

Я начинаю с укромных уголков, где прячется самое интересное. За дальним столиком расположились примерный семьянин, и, бьюсь об заклад, учительница его сына. Приговорив бутылку дешевого шампанского, они испепеляют друг друга взглядами. И вот-вот отправятся трахаться в туалет. Алкоголь стирает барьеры. И я замечаю, как мясистая рука с кольцом на безымянном пальце скользит по бедру, стремясь скорее достигнуть вожделенного места назначения под юбкой. Училка вскидывает голову, прикрывая глаза.

Пора. Я никогда не ошибаюсь. Пара друг за другом, выдержав паузу приличия, отправляется в туалет.

Бармены всех городов – мои лучшие друзья. Я легко завожу с ними знакомства. Приятель на одну ночь, как и девушка – это удобно и необременительно. К тому же я могу быть для них кем угодно. Мне нравится эта игра. Хорошо, что я безразличен к алкоголю, срывающему маски.

Сегодня мне захотелось представиться менеджером компании, торгующей медицинским оборудованием.

– Э, брат, ближайшая больница в Финиксе. В нашем городе тебе ничего не светит, – посочувствовал новый знакомый, поставив передо мной емкость со свежими кубиками льда.

Вот так бывает: случайная ложь определила мой дальнейший маршрут. Я, конечно же, не торговал никаким оборудованием, и больница мне была не нужна. Но я счел занятным последовать по пути придуманной легенды, и посмотреть, куда это меня приведет.

Она восседала на высоком барном стуле, точно египетская королева на троне с черными, как смоль волосами до плеч. Я не видел ее лица, но мне это было и не нужно. Ее осанка говорила сама за себя. Болтая о чем-то с барменом, она держалась расслабленно и непринужденно.

Мне стало любопытно, смогу ли я заполучить на ночь такую диву.

Как правило, я выбирал добычу попроще. Провинциальные дамочки в откровенных нарядах легко покупались на невероятные истории, рождаемые моим бурным воображением.

Чтобы повысить ставки, я поспорил сам с собой, пообещав пополнить банку с чаевыми бармена на пятьдесят баксов, если красотка уйдет со мной и в случае фиаско на целую сотню. Бармены – мои лучшие друзья.

Я подмигнул властителю за стойкой, жестом попросив повторить мартини для девушки.

Я не ошибся: она была чертовски хороша. И сама знала это. А я знал, что банальные подкаты и пустая болтовня с ней не пройдут.

Я пододвинул к ней коктейльный бокал с мартини. Она оценивающе посмотрела на меня и угощение. Я невозмутимо вытянул за шпажку оливку со дна и засунул себе в рот.

– Извини, не удержался. Моя слабость, – все так же невозмутимо произнес я.

Она залпом опрокинула бокал и, приподняв на мгновенье брови, взглянула на меня. Я прочитал на ее лице, что мой ход. Неплохое начало. Сегодня я исполнял роль самого себя. Игра началась.

Копилка бармена с пометкой «на море» обогатилась той ночью на пятьдесят баксов.

Пери Уилсон и Такер

– Капита-а-ан, – пронзительный крик с надрывом донесся откуда-то сзади.

Я в недоумении обернулся. И в тот же миг буквально в метре от меня с оглушительным ревом пронесся взбесившийся трейлер, извергающий из выхлопной трубы языки пламени. Шлейф ветра разметал остатки седеющих волос и вместе с ними остатки сна.

– Капитан Уилсон, – настойчиво повторили позади. Голос принадлежал моему новому напарнику Такеру, которого с месяц назад перевели в наш молодой спец. отдел ФБР из убойного.

Я приоткрыл один глаз и повернул офисное кресло в сторону посетителя.

– Надеюсь, у тебя есть веская причина являться без приглашения в мой кабинет и тревожить меня во время послеобеденного сна?

– Четыре трупа, замурованные в стене, – достаточный аргумент?

– Безусловно. Едем, – сухо произнес я вслух. А про себя добавил, уже не скрывая радости: «Наконец-то, дождались!»

Запахло первой серьезной серией. Конечно, я светился от счастья не от факта, что четыре человека мертвы. Я просто хотел раскрыть это преступление, показать, как важна работа экспериментального отдела серийных убийств, и, конечно же, наказать виновных.

За полгода работы отдела мы закрыли десятки убийств, поступивших с подозрением на общий знаменатель. Но все они совершались разными людьми, а похожесть в деталях оказывалась в итоге лишь совпадением.

По пути на место преступления я молил высшие силы, чтобы жертвы не оказались одной семьей. Я жаждал применить на практике знания о составлении профиля преступника и надеялся, что это сработает.

Я с детства любил подсматривать в замочные скважины за тем, что происходит за закрытыми дверьми. Будь то ванна сестры или дом по соседству – без разницы. Меня интересовало, как ведут себя люди, когда не подозревают, что за ними наблюдают.

И сейчас я желал заглянуть в замочную скважину убийцы или убийц, заставивших остановиться четыре сердца, а может, и того больше. Всю дорогу до окраины Финикса мы с Такером ехали молча. Честно говоря, мы все еще присматривались друг к другу. Я чуял родственную душу и видел в пареньке с горящими глазами себя в молодости, но пока отказывался идти на сближение. И дело вовсе не в разном цвете кожи или моем отрыве в возрасте. Такие предрассудки мне не свойственны. Белый, черный, голубой… Каждый человек ценен по праву рождения.

Замочная скважина Такера интересовала меня так же сильно, как и тех, кто был по другую сторону закона. Чем ближе ко мне мог подобраться человек, тем более тщательную проверку я проводил. Но дальше обложки Такера, я пока не шел. Личное дело отдавало безупречностью, и семейная династия в органах правопорядка говорила о достойном воспитании. Сам напарник вел себя сдержано, высказывался четко по делу, при этом выдвигал удачные идеи и активно участвовал в раскрытии преступлений. Его бывший руководитель и одновременно мой друг по академии майор Джереми Смит, сумел разглядеть в нем кладезь талантов, неосторожно проговорившись о своем сокровище в баре за пятничным виски. На самом деле, как хороший учитель, он был не против отпустить возмужавшего птенца вверх по карьерной лестнице. Переход из полиции в ФБР всегда считался событием из области фантастики и сравнивался с полетом в космос: когда годны многие, но окажутся там единицы.

– Привет! Что тут у нас? – обратился я к сержанту, вышедшему нам навстречу.

Группа полицейских и криминалисты вместе с напуганными рабочими ожидали нашего приезда у натянутой вокруг участка оградительной ленты. Одноэтажный дом отличался от своих соседей лишь выбеленной террасой с одиноким креслом, во всем остальном он выглядел типичным для Аризоны. Конечно, если бы не страшная находка.

– Капитан Уилсон, – поприветствовал меня начальник, прибывшей раньше группы.

Я пожал протянутую руку.

– Рабочие хотели демонтировать перегородку в подвале, сняли деревянную обшивку, и обнаружили под ней тела. Как вы и просили, никто ничего не трогал. Криминалисты наготове. Дело явно ваше, так что мы умываем руки. Удачи!

– Спасибо.

– Такер, пойдем глянем, что нам приготовил Санта.

– Почему он? – удивился напарник.

– А ты знаешь кого-то еще, кто оставляет подарки перед Рождеством?

– На дворе 2004-й. Последний раз я верил в бородатого чудика с оленями, когда мне было шесть – ровно двадцать пять лет назад.

Я впервые видел, как Такер улыбается. Разумеется у него было хорошее детство…

– Окей. Наша с тобой работа и заключается в том, чтобы разобраться, кто есть мистер Санта, и помогают ли ему эльфы.

Мы спускались в подвальное помещение по узкой лестнице, зажатой между стенами. Такер шел впереди, нагибая бритую налысо голову, но на последней ступеньке он все же саданулся о балку. Потирая место ушиба, он поднял глаза на обидчицу и вдруг что-то заметил.

– Капитан, взгляните на это.

Я посмотрел куда указывал Такер. Маленькое темное пятно. Это вполне могла быть запекшаяся кровь.

– И ты еще говоришь, что не веришь в Санта-Клауса? Этот десерт оставим криминалистам, а пока пойдем посмотрим на основное блюдо.

Все было завалено строительным мусором вперемешку с чем-то мелким и сыпучим. Свет в подвале хорошо подходил для маньяка-убийцы, но не для ведения расследования. Такер, будто прочитав мою мысль, осветил фонариком горсть шариков, поднятых мной с пола.

– Похоже на наполнитель для кошачьего туалета.

– Большая же здесь кошка обитала, – не удержался я, вставив свои пять копеек.

Мы, наконец, обогнули перегородку. И я застыл в безмолвном благоговении, как в музее перед ценным экспонатом. Четыре мумии, надежно закрепленные в вертикальном положении внутри стены буксировочным тросом, смотрели на нас чуть свысока. Забальзамированные тела принадлежали молодым женщинам и на нашу удачу хорошо сохранились.

– У тебя есть кошка? – спросил я Такера.

Тот так же, как и я, таращился на находку, и явно не ожидал такого вопроса, но все же ответил:

– Да, сфинкс. А что?

– Вот это да. И у меня сфинкс. Канадский?

– Так точно, – я получил вторую улыбку Такера за полчаса.

Последнего напарника застрелили у меня на глазах. Рей был моим лучшим другом, и его никто не заменит. Но я также знаю, что без доверия и поддержки в нашей работе далеко не уедешь. Когда мне предложили возглавить спец. отдел, я согласился не раздумывая. Я никак не мог смириться с утратой и чувствовал себя паршиво. Смена обстановки пошла мне на пользу. И сейчас я, кажется, был готов впустить в свою жизнь нового напарника. К тому же мистер серьезность ослабил оборону. И я понял, почему, помимо всего прочего, не подпускал его ближе: я непроизвольно зеркалил его поведение.

После первичного осмотра места преступления я дал распоряжение криминалистам и поднялся переговорить с владельцами дома, которые приехали по звонку строителей.

Супружеская пара чем-то походила на нас с Силестой. Что она подумала, если бы мы купили недвижимость с сюрпризом? Вероятней всего подала бы в суд на продавца и выиграла его. Прокурору палец в рот не клади.

В беседе с хозяевами я выяснил, что до того, как они приобрели дом год назад, он сдавался в течение десяти лет. В подвал пара не спускалась до тех пор, пока не возникла идея сделать там комнату отдыха с бильярдом. Ничего примечательного при осмотре они не заметили. С помощью дизайнера разработали проект и решили убрать перегородку, которая разделяла помещение пополам.

– И что нам теперь делать? – причитала женщина. – Я не смогу жить в доме, где кого-то убили. И продать его с такой славой будет непросто. Дернул же черт тебя затеять эту перестройку с бильярдной, – она стукнула мужа морщинистым кулаком.

– Мэм, у вас есть дети? – обратился я к ней.

– Да, две дочки, уже взрослые.

– Не стоит забывать, что у тех женщин в подвале где-то тоже есть родители, которые благодаря вашей находке, теперь перестанут истязать себя зыбкой надеждой и смогут их хотя бы нормально похоронить.

Она взглянула на меня так, точно я плеснул ей в лицо ведро ледяной воды из колодца, и разрыдалась, уткнувшись в плечо супруга.