Текст книги "Буковый лес"

Автор книги: Валида Будакиду

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Лёд в эпигастральной области мгновенно области растаял, и запупочье принялось сочиться мёдом…

«Ух, ты! Какая, оказывается, палочка-выручалочка эта „Мамка“! Вон вся очередь улыбается и тычет в меня пальцем. Надо же!», – Линда забрала паспорт и, вскинув голову, развернула свой «троллей» обратно в глубь зала, в сторону туалетов. А чего?! Если уж её никто из «своих» не видит, можно прожить жизнь так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитую неделю!

Туалет был пуст.

Она быстро вытащила из чемодана чёрные штаны с большими дырками по всей длине ноги, свитер в железных заклёпках, купленный накануне втайне от Эндрю и нарисовала себе в туалетном зеркале огромные глаза, резко очерченные как яйца мартовского кота.

Как давно она не красилась! Чуть зрачок себе не высадила изогнутой кисточкой для «мгновенного» удлинения ресниц. Вау! Прямо как в старые, добрые времена в Академии – пять лет неземного счастья вдали от родителей. Тогда она ещё с девчонками бегала на дискотеку ластами стучать. Плевать, плевать и ещё сто раз плевать, сколько мне сейчас лет. Человек в целом должен проходить все этапы своего развития очень последовательно. То есть гусеница тутового шелкопряда, которая по сути своей червяк, вылупившийся из яичка, сперва обязательно окуклиться, то есть превратится в «куколку», а уж потом, прогрызая беззубыми дёснами стенки толстого кокона, вылезает бабочка. Так в природе происходит последовательное превращение червяка в бабочку.

Если человек с «из детства» плавно не перетёк в юность, а потом во взрослую жизнь, он вместо взрослой жизни в детстве и останется. Или стразу станет старым. Маленькой старушечкой, к примеру. Там, где Линда росла девочек в тринадцать лет могли запросто выдать замуж, и никто ни разу за педофилию к ответственности не призывался. Это у них гордо именовалось «национальными традициями». Линду в тринадцать замуж не взяли, к русскоязычным в «братской республике» относились настороженно, но в силу ряда причин подростком нормально побыть она всё равно не успела. Зато теперь здесь, в Киеве, без родителей и без мужа в рваных штанах и в свитере с железками прямо в туалете на себя и напяленном, она себя ощущала богиней. Дух бесшабашной весёлости и полной безнаказанности обуял червяка, так никогда не ставшего куколкой.

Дорожка для прилетевших, отгороженная от всего терминала, ослепила её своим блеском. В самом конце были выставлены и горели огромные софиты в ожидании её – Линды. «Вот это я! Ну я даю! Ковровая тряпка и дефиле в Каннах – жалкое подобие моего триумфального шествия. Моё прибытие похоже на въезд, точнее на вход Клеопатры в Рим!», – Линда шла по проходу, задрав голову, и все смотрели только на неё. Камеры работали, телевизионщики снимали, она шла… шла… Её снимали, снимали, она всё шла, шла. Уже поравнялась со съёмочной группой, крупно оскалилась в объектив, её снимали, она шла… Шла, шла, прошла мимо ещё одного объектива, он даже не повернулся в её строну, всё снимал и снимал ковровую дорожку и людей на ней. На Линду никто из них даже не обратил внимания. Она сошла с дорожки, почти вышла из терминала. Вот тут, наконец, её бросились душить в объятиях. Целующимися оказались таксисты и частники, обещавшие практически жениться на ней за «совершенно символическую оплату». Линда немного опешила и чуть было не согласилась «и в горе и в радости», но взяв себя в руки, и отодрав от груди очередного прильнувшего к ней настырного извозчика, подошла к кому-то из съёмочной группы, к кому она даже не поняла. От волнения Линда различала только тёмные силуэты движущихся людей.

– Чего стоим-с, кого ждём-с? – Обратилась она к первой попавшейся тени.

– Проходите, девушка, вы же видите – идёт съёмка! – Тень оказалась не очень любезной.

– Ну, так снимайте кого положено! – Это уже ниже пояса! И не узнали, и не понимают своей оплошности, и… и… и Клеопатры так по Римам не ездють, а посему они могут обидеться и улететь обратно в свои Салоники! Тоже мне профессионалы недобитые! Я тут иду, иду такая вся, такая вся…

Линда чуть не разревелась, но вспомнив, что глаза у неё свежее накрашены только тихо хлюпнула носом.

– А-а-а! – Нелюбезная тень метнулась к другой тени, – Мы не ту снимали! Вон она! – Теперь тень крепко держала её за «удочку», за ручку чемодана с колёсиками, – Камера! Андрей! Куда пошёл?! Вот это – она! Давай, давай!.. Ой!.. – Силуэт явно безумно страдал, – Вы бы не могли вернуться обратно и снова выйти?! Вот чтоб двери разъехались, и вы бы появились изнутри. Мы вас смотрели в «одноклассниках» и совсем другой представляли! А я ещё вас заметила краем глаза и подумала – кого мы ждём?! Вот бы нам такая колоритная попалась, как эта девушка, а то сейчас прилетит чёрти-что… Выйдете, пожалуйста ещё раз, и вот тут пройдите, а?

– Бога ради, хоть всю жизнь!

«Клеопатра» пошла обратно в зал прилёта, и двери, выпускающие людей только в одну сторону, волшебно открылись перед ней.

Ну, уж Линда теперь извертелась на пупе! Она и шла, и улыбалась, и махала, и кивала таксистам, и подмигивала частникам, как старым знакомым, посылая им воздушные поцелуи; и даже на грузинском отогнала двух бывших соотечественников, прилепившихся к ней сзади и жуть как хотевших попасть в «кино». Грузины при звуках понятной речи, без малейшего акцента быстренько объяснившей им, почему «именно» не стоило бы «господам» демонстрировать «рыльца» своих «пестиков» в кадре, так и остались стоять с открытыми ртами и в «кино» больше не лезли.

– Всё! Снято!

Тёмно-синяя «газель» с огромными вензелями логотипа «Новая мамка», канал «Орион» стояла на самой проезжей части дороги. Многочисленные легковушки её осторожно объезжали, и ни один водитель даже не плюнул в сторону припаркованной с понтом машины. «Видать, тут очень круто схвачено!», – В очередной раз восхитилась Линда.

Солнце давно закатилось за голый лес. Стало темнеть, и с каждой минутой картины вокруг становились всё мрачнее.

Первые восторги растворились в закате дня. Теперь в машине было блекло и тихо. Казалось, съёмочная группа задремала. Они не разговаривали ни с Линдой, ни друг с другом. И это было странно. В Греции люди на столько общительные, что иной раз кажется, что все друг с другом давно знакомы.

«Видно они проходят какой-то очень строгий инструктаж, как себя вести при встрече участника реалити. Чтоб этот участник не попадал ни под чьё влияние и вёл себя абсолютно „чисто“, то есть прислушивался исключительно к собственным ощущениям и мыслям, и чтоб не смог из, случайно брошенных, фраз сделать хоть какие-то выводы». Одним словом – всё для «чистоты эксперимента». Ну, ладно… делайте вид, что спите… Хотя я уверена – вы совсем не спите, вы абсолютно все наблюдаете за мной. Ребята в вашем возрасте весьма любопытны и любознательны. Тем более «киношники». Хорошо! Я подыграю вам. Чтоб получилось хорошее кино я буду вам подыгрывать всё время съёмок.

– А можно я спрошу? – Через полчаса полнейшего безмолвия Линда не выдерживает, – Вы сказали, что видели меня в «одноклассниках», так? А какие фотки вы смотрели? Вы были на моей страничке?

Киношники переглянулись. Это потом Линда догадалась, что так они без слов выбирают, кто будет отвечать и в каких объёмах. По типу: «Против вас играет Маша из села Жёлтыесосиски. Уважаемые знатоки, внимание вопрос!»

– Мы были не только на твоей страничке, – отвечает стройный женский силуэт с прямыми китайского шёлка прядями, – и на страницах твоих друзей были. Нам, например, очень понравилось, как ты написала комментарии к статусу подруги. У неё статус звучал так: «Думай о том, что может сделать тебя счастливым. Делай то, что тебе нравится. Будь с людьми, с которыми тебе хорошо. Иди только туда, где тебя ждут». А ты что сказала? «Я и так счастлива! Буду делать то, что мне отвратительно и когда преуспею, достигну высшего мастерства, тогда это дело само начнёт мне нравится и доставлять удовольствие. Присмотрюсь к людям, которые мне неприятны и попытаюсь понять почему. Пойду туда, где меня никто не ждёт, открою ногой дверь и обрызгаю всех шампанским из бутылки!». Такие комментарии нам приходится читать не часто. Ставят «класс», соглашаются, или наоборот употребляют ненормативную лексику. А чтоб вот так красиво и обстоятельно, одним словом – интересная жизненная позиция.

– Да-а? – Линда была ошарашена их осведомлённостью. Если бы это был тридцать седьмой год прошлого столетия, она бы решила, что её везут на Лубянку, или как там у них в Киеве называлось такое же место? А, в двадцать первом веке… не, на Лубянку сейчас – это навряд ли. Нехило, однако, ман мусс има фит зайн! (Надо всё время находиться в форме (искажённый немецкий). Сейчас лучше прикинуться полной дурой, если получится, конечно.

– Так это ж не я писала! Аха-ха! Это с моей странички заходил Андрюшкин друг!

«Кажется не прошло. Они переглянулись, они явно в курсе, что в Греции Эндрю друзей себе так и не нажил. Раз они смотрели мою страничку, значит заходили и к нему. Грубо, грубо работаешь, дорогая!»

– Долго нам ещё ехать? Писать хочется! – Ещё одна попытка европейской бесшабашности.

В салоне зашевелились. Линда поняла – Слова услышаны, киношники вовсе не спят, на этот раз получилось.

– Уже скоро. Кстати – у вас с собой что есть: планшет, ноутбук, мобильный телефон?

– Телефон…

– Сдайте его, пожалуйста, мне, вас, я думаю, предупредили, что на всё время съёмок связь с домом запрещена?

– Предупредили… – Линда роется во внутренних карманах. Старенькая «Нокиа» чудесным образом перекочевывает в чужую сумку.

Линда подумала, что пора бы начать отличать молодых людей, а то она задаёт вопросы, кто-то что-то ей отвечает, а кто – не ясно, и если в них не разобраться, получается, они все вместе, а она одна. Собственно так оно и есть – они все вместе, а она одна. Кто они, собственно, такие? Она их вообще не знает. Мы вместе едем, едем, а куда? Может круги даём? Или докатили до каких-нибудь «Козьих дышл» за двести километров от Борисполя? Вот она дура! Даже не удосужилась посмотреть в интернете, есть ли вообще в Украине телевизионный канал с таким названием. Вдруг нет?! Мчат они на своей «газели» по тёмным улицам с одноэтажными домами. Если в подвале одного из каменных коттеджей оборудована подпольная операционная, сдадут её эти архаровцы на органы и, полетит она в своё последнее путешествие, хорошим доктором аккуратно нарезанная на части, аж до самого города Израиля по дорогой санавиации с красным крестом на боку, на радость богатым израилитянским клиентам. Органы у неё хорошие, большие, здоровые, одни лёгкие чего стоят – упругие, розовые, лёгкие человека, давно бросившего курить.

– А у меня в печени живёт старый толстый эхинококк! – От страха чуть не доложилась Линда, чтоб «телевизионщики» поняли – её органы на самом деле не так безупречны, как кажется на первый взгляд, но не успела.

Машина мягко съехала на обочину.

– Всё, приехали, – тот же голос с шёлковыми волосами, рассказавший про страничку в «одноклассниках» возвестил об окончании путешествия.

И куда теперь идти?!

Линда прижимала к себе чемодан и совершенно не собиралась высовываться из, предусмотрительно приоткрытой для неё, створки «газели».

Что это за темень такая?! Маленькие, скособоченные халупки, покосившиеся фонарные столбы без фонарей. Или они в темноте такие? Совершенно жуткая деревянная елда посреди улицы, похожая на её кухонный стояк водяного отопления с родной надписью «МОМЕНТО МОРЕ» красным лаком для ногтей, и там от неё провода идут влево и вправо. Тусклые, еле живые лампочки роняют мерцающий свет на мостовую. Они шутят?! Это жуткая, незнакомая деревня! Здесь даже асфальта нет, вон в свете фар камни торчат. «Дом, дерево, фонарь, аптека… Нифига се!!! Вот это я вляпалась, вот он – обещанный мне Киев! Да, такого „Киева“ она в своё время насмотрелась в детстве выше крыши, только тогда этот „Киев“ назывался „Третьим посёлком Мариинского канала“ и жили в нём одни уголовники». Да не пойдёт она на хрен никуда! Зря только в красивые штаны в аэропортовском туалете переодевалась.

– Ты пока сиди тут, – голос, читающий «одноклассников» угадал её мысли, – мы сейчас проверим, всё ли готово к твоему приходу, и вернёмся за тобой.

Чёрт бы их подрал! Ё-ё-ё… Теперь они все, все до единого вылезли из машины и пропали в темноте, тут в двух шагах ничего не видно. Даже водитель ушёл в ночь, и огонёк его сигареты затерялся во мгле.

Линда с чувством и грохотом демонстративно захлопнула двери «газели».

«Ладно! Ладно! Я пойду в этот дом, – думала она, – потому, что хочу ещё хоть раз увидеть следы цивилизации. Пусть в там доме живут укушенные, заразные, или чупакабры нетрадиционной ориентации – мне всё равно, потому что они – живые и реальные.».

Когда через полчаса съёмочная группа почти неслышно вернулась, Линда в полуобморочном состоянии практически выпала из машины им на руки.

– Ну вот, теперь это твой дом! – Китайский шёлк произнёс фразу с ударением на слово «это», указав в сторону невысокой постройки с обитой дерматином, утеплённой дверью и фруктовым садом вокруг что ли? В темноте не разобрать… – Входи, располагайся, и начинай читать статут.

Точно! Тут же ещё и грёбанный «статут» которому надо подчиняться, я про него совершенно забыла. «Статут»… А, в мои намерения входило распаковка вещей, переодевание, прохладный душ, и пожевать чего-нибудь вкусненькое в конце концов. Кажется, мои планы в их планы не входят. И где этот… как его – отец семейства с младенцами?! Неужели он чуть попозже эффектно выедет как рояль из кустов, на трёх кривых ножках, и на каждой ножке будет висеть по младенцу?

Что-то мне надоело уже всё это. Надоело ехать, надоело быть «Клеопатрой» в их недоиллюминированном «Риме», надоели тайны, надоело телевидение. Хочу в свой дом, к своим Сашке, к Андрюше хочу. Что они сейчас делают? Может уже скучают по мне? Там, поди их новая «мамка» тоже с составленным для неё «статутом» знакомится. Сашеньке надо волосы длинные на ночь расчесать, в косички заплести, потом ни за что не прочешешь, забудут небось. Сто процентов забудут.

– Вот сюда проходи. Это такая вот кухня.

Наконец Линде удалось рассмотреть хозяйку голоса за софитами, которые уже выжгли ей всю глазную сетчатку.

Они полностью гармонировали друг с другом – хозяйка и её голос.

Её звали Иннеса. Инна. Кто её так назвал? Её надо было назвать «Биологическое Оружие Украины». У неё не было недостатков вообще. Не как у Оксаны, которая приезжала, а вообще в полном смысле этого слова. Как у Цельсия был нуль, а у Кельвина «абсолютный нуль» то есть – 273. Вот Инка была по Кельвину: точённая фигура, богатый прикид, явно из бутика и потрясающие глаза. Вот именно глаза и портили всё! Слишком синие, слишком умные, слишком проницательные и слишком пытливые. У таких идеальных женщин не может быть таких глаз. Такие глаза должны быть у Рихардов Зорге, у Штирлицев, но им можно, они – мужчины.

Снова уловив Линдино настроение, Иннеса произнесла своим мягким, с металлическими несущими голосом:

– Режиссёр у нас Таня. Вот она, в полосатой кофте. Паша-продюсер. Паша! Да покажись ты! Вон он, стоит за второй камерой. Вторая камера-Андрей. Он снимает весь крупный план. Первая-Серёжа, снимает дальний и «перебивочки». Юля-стажёр, ассистент режиссёра, я-помощник режиссёра.

Все, кого перечисляла Иннеса, на её фоне меркли, пропадали и Линда снова никого не запомнила. Она смотрела в Инкины смертельные омуты и начинала понимать что такое «он умер от неземной тоски по ней». Такие глаза и на край света заманят и в преисподнюю.

«Неправда, ты – не можешь быть «помощником», ты – главная. Ты главная не только сейчас, ты главная во всём и всегда. Такой женщине как ты, не сможет отказать никто, даже сам сатана. Я поняла: что-то вам от меня надо, и скорее всего это будет мой поединок, но с кем? Явно не с улетевшей в Салоники, «мамкой», нет… Неужели с самой Иннессой?! Да ладно! Почту за честь! Однако, все поединки и турниры бывают за что-то, а мы-то за что?

Должна обязательно быть награда. Где она? Что именно вы будете снимать? Что вам нужно увидеть?! Явно не греческую «мусаку» с баклажанами в печке «Чудо», обильно сдобренную мной танцем «сиртаки», на киевской кухне».

– Если ты всех сразу не запомнишь, ничего страшного, – Иннеса не замечает, с каким вниманием Линда к ней прислушивается, – у нас много времени впереди. Можешь войти, осмотреться. Сходи в спальню, в салон. У тебя должно быть своё представление о новой семье. Как ты думаешь – сколько здесь детей, какие они? Внимательно посмотри одежду в шкафу, подумай – кем могут работать хозяева, чем занимаются в свободное время. Тебе Оксана дала подсказку – муж ведёт здоровый образ жизни и…

– И торгует недвижимостью! – Выпалила Линда, сама не зная почему.

– В какой-то мере… в общем – да, – смех у Инны мягкий и таинственный, – а можешь дальше?

– Могу. Здесь живёт девочка, ей около пятнадцати лет. Хозяйка намного младше мужа, ухоженная и красивая, работает учительницей, любит вставные ногти и побузить. Вот.

– Потрясающе! – Линде показалось, что Иннескины глаза на доли секунды вспыхнули зловещим синим светом. «Помощник режиссёра», поняв, что выдала себя, тут же приглушила их блеск, – Мне пока не приходилось работать с такой прозорливой «мамкой». Отлично… всё отлично… Ну, что ж, давайте перейдём на кухню и приступим к чтению статута. Ты ведь не забыла, что первые три дня семья живёт по законам старой хозяйки, а свои правила вводит только на четвёртый день?

«Аба натюрлих! Что я ещё там знаю по-немецки? А – ауф иден фаль! Сейчас бы свекровь на неметчине загордилась мной. Конечно, я всё помню! Давайте уже ознакамливаться с этой бумагой, или как её там? „Семейный статут“ Той барышне тоже придётся делать мои дела. Я велела ей каждый день в семь утра нового супруга будить и приносить их сиятельству кофе в постель. Ха-ха! Если она его дня два подряд разбудит в семь утра, он её удавит как врага народа без суда и следствия! Ха-ха! Эк, я шалить горазда! Что я ещё велела? Велела не кормить Сашку сладким, чтоб она не поправлялась, ещё говорила …чего там я ещё говорила? Ой, да ладно! Всё это не всерьёз. Это просто телевизионное реалити-шоу. А, что тутошняя чернокнижница в назидание оставила мне? Кажется всё на украинском… Ишь ты! Какая красиво оформлена тетрадочка с логотипом программы на обложке.»

– Знач так! – Линда от злости, что ей не дали не помыться, ни поесть, решила наидиотничать им на полную катушку в обе камеры. Она громко харкнула на большой и указательный пальцы правой руки и, смачно растерев, перелистнула бордовую обложку. Под самой обложкой лежали семьсот гривен в красивых купюрах. Много это? Мало? Шут его знает! Она сама на расходы оставила «соседке по парте» пятьдесят евро, холодильник, под завязку и даже в морозилку затолкала ляхи поросёнка. Должно хватить. По закону съёмочная группа из шести человек питается сама. Вот и правильно. Пусть питается. Какая хозяйка сможет каждый день готовить на девять человек?! Да и с какой радости?! Им выплачивают командировочные, суточные, подъёмные и так далее. И ещё на всякий случай Линда в последнюю минуту на самом деле сунула Эндрю в карман триста евро. Ну, на всякий случай. Вдруг ему понадобятся. Муж не любит выглядеть нелепо.

На первой странице бордовой книжицы, прямо за выведенными большими буквами словами «СИМЕЙНИЙ СТАТУТ» значилося:

«Чоловик Володимир 49 рокив, мама Клавдия (Клава) 33 рокив, дети – Марина, 14 рокив, школярка».

«И тут девчонка, но правда постарше Алечки, вот и дивненько!»

Чего «тильки» оный статут не содержал! Эдакий «свод законов для свежепереболевших менингококковой инфекцией». Такое не каждая воспалённая фантазия могла нарисовать. Жизнь, расписанная по часам и минутам. Кроме всего прочего, как то: «раз в неделю выпекать хлеб в хлебопечке и „пищевые остатки“ выносить в ведре в компостную яму» и ещё «мама» оказалась «повинна» практически во всём! День мамы, «повинной во всём» начинался очень весело. В 6—00, если верить статуту, «уси члени симии прокидались разом» и бежали в лес для купания в «Святу купель». После какой-то непонятной купели были «физички вправки». Из всего абзаца Линда единственное поняла точно, это что она рано порадовалась добротному и тёплому дому, потому как выяснилось позже, будить её будут в шесть утра и голой купать в лесу в таинственном водоёме под названием «купель». Значит новой «Сашкиной маме» затемно отнести кофе Андрюше в постель вовсе не в лом, она и не такое видала. То есть – семейного скандала у них не будет. Далее, надо срочно выяснить – что собой представляет «купель»? У нас в море круглый год купаются, но это ж знаменитое Средиземное. А таинственная «купель»? Прорубь, что ли? Откуда лёд? Пока и заморозков не было. Ладно, завтра будет видно, куда они меня хотят помакать. Что там ещё… а… вот… – чего надо готовить…, ага – еду собаке и коту… и ребёнку на завтрак… папа на работу, «мама с доцей» в школу, доца три раза в неделю на английский, вечером «додому повертается тато» и поэтому «вечеря повинна бути готовою»… в 21 час они трапезничают, мама «допомогае доньци у виконании домашнього завдання» и до 23–00 все идут спать. Чё и всё?! И так проходит весь день?! В приготовлении котам и псам еды?! Не, ну пардон, существуют же кроме пищевых рефлексов и другие потребности. Тут тебе не книжку не почитать, ни телевизор не посмотреть, компьютера, кажется, вообще в доме нет, дом сам на таком отшибе, что и соседи поди не водятся. А походы в кино? А по городу погулять пешком? Пусть не как у нас по набережной – бесконечно долго и весело, хоть чуть-чуть; а в парк сходить, по достопримечательностям разным, на лавочке под липкой посидеть. Есть же у них тут липы, или каштаны.

Какая изоляция от общества, однако! В Салониках даже когда сидишь дома, всё равно кажется ты в «деле», потому, что постоянно по двору бегают разные дети, играют, визжат, друг с другом ругаются. Соседки чтоб умерить их пыл поливают с открытых балконов холодной водой. Мужики тут же рядом в «кафенио» пьют узо и громко спорят о политике, про оглушительное строительство метро можно вообще промолчать. Одним словом – в Салониках чувствуешь локоть друга в своём подреьберье постоянно.

Оказывается, в мире живут и по-другому. Вся радость новой семьи это до рассвета в темноте сходить в лес, залезть в «купель», накидать в живот с утра «здорового корма», уйти на работу и вернуться к двадцати одному часу, к которому и ужин должен быть готов, потому что «возвертается» таинственный «тату». Нее-ет… мне это не нравится. Мне это вообще не нравится. Особенно жизнь по расписанию и купание голой в лесу.

А это что выделено жирно и подчёркнуто – «Ижу готують лише на специальний фильтрований воде». Что за «специальная фильтрованная вода»? И вот ещё очень важный аспект – оказывается «дружина не дозволяе ани мити чашку писля себе, ани прати шкарпетки. Вона навить мие его автомобиль» Ох ничего себе! Я должна «мие его автомобиль»?! А он в это самое время, пока моют его автомобиль чем занимается?! И вообще – если всё в действительности исполняется точно по статуту, то «чоловик» скорее всего инвалид с потерей трудоспособности процентов на семьдесят никак не меньше. Тогда можно понять, почему ему не «дозволяе ани мити чашку». Батюшки! Тут ещё что-то есть! Тато любить коли его називае жена «Володинька» и «щопятници мама з татом та його друзями видвидують сауну». Да что ж они столько моются?! Даже мы в своём море столько не моемся. И зачем инвалиду в сауну?! Вдруг его там инсульт накроет? Я не хочу ни в какую сауну. У меня от сауны всё кружится перед глазами. Тут ещё фаст-фуды как выяснилось, нельзя есть, но это правильно, я их и так не ем, дальше – в субботу к маме ходит «до майстриня з маникюру». С ума сойти! Неужели у нас с этой «мамой» так ничего общего не обнаружится?! Из того, что делает хозяйка этого дома, ни один пункт не хочу делать я! Ни в сауны ходить, ни голой по лесу бегать. Маникюр… да, счас! Какие-то «тётки-майструни» будут держать меня за пальцы и ковырять под моими коротко остриженными ногтями целый час чтобы что? …Нет, если выбирать «майструню» с пилочками по субботам и купание, всё же я лучше голой на лесной опушке побегаю.

Бредятина какая-то, бредятина натуральная. От я вляпалась! Бедная эта, как её там… Клава! Явно всё это она обязана делать по принуждению, потому что ёйный «чоловик» так желает. Не может нормальной женщине нравится вся эта чушь. Это надо быть таким деспотом, чтоб не только самому по лесу шнырять, но и жену с дочкой ни свет ни заря с кровати поднимать. Ну, не знаю, может она уже привыкла, но мне кажется, я бы так жить не смогла. Только сейчас сразу высказываться «по поводу» некрасиво, меня сейчас снимают две камеры. Естественно, я скажу совсем другое. Естественно, я сейчас возоплю от восторга, имитируя оргазм на голодный желудок от навалившегося счастья!

– Ура-а-а-! – Юля-стажёрка вздрогнула и уронила блюдечко от кофейной чашки, а Сергей выключил камеру, потому что она стала у него дрожать, – Ура-а-а-а! Моя мечта сбылась! – Линда орала как никогда не смогла бы поорать у себя дома да и вообще нигде, – Я всю жизнь мечтала бегать голой по лесу и утром жарить мужу гренки без яиц! Можно я гренки без яиц буду жарить голой? А, можно их пожарить прям счас?

Тут выключилась и вторая камера. Андрей, резко отвернувшись, её вообще чуть не разбил об голову Паши.

– Ладно! Пять минут перерыв! – Командует Таня. Она сама кусает губы, потому что «всё на ней, всё на ней», надо быть серьёзной, тем не менее удержаться не получается, – Всё равно так работать невозможно. Давайте уже приглашать членов семьи из гаража. Кто пойдёт? Сходи, Паша, пора заканчивать на сегодня.

Через минуту, обитая утеплителем, дверь бесшумно отворилась, и на пороге возник не высокий, ладно скроенный мужчина с залысинами по углам лба. За ним маячила тёмная головочка с детскими круглыми губками. «Вот он – „чоловик“ по должности, и вот она – „доца“ по статусу», – догадалась Линда.

– Володенька! – Линда как припадочная подскочила к новому муж, – Цветы мне?! Мне?! Чудо! Чудо! Какая прелесть! И тортик мне?! О! О! Как любезно с вашей стороны! Преклоняюсь, преклоняюсь… Грешна! Обожаю тортики! А это доцецка? – Линда кинулась было на ребёнка, но Маришка уже, тихо взвизгнув, спряталась за дверь, – Я пошутила, Мариночка, выходи! Не бери в голову, это я шучу!

Девочка опасливо выглянула из-за занавески, но увидев, что Линда на самом деле не припадочная, осмелела и вышла вся.

– Вальдемар! – Линда, прихватив брюки на бёдрах по шву, присела в глубоком книксене, – Теперь вы, мой господин, не к ночи будет упомянуто, и повелитель тоже мой, которому противопоказано «ани мити чашку писля себя». С сей минуты и таперича навеки вы будете не «Володенька», и ни в коем разе не «Вовчик» или «Фафан», а вы таперича будете «граф Вальдемар». Типа «граф Дракула», а вы тоже «граф», но не «Дракула», а «Вальдема-а-а-ар!», для приближённых уменьшительно-ласкательно «Ма-рик», – нараспев повторяла и повторяла Линда, – Феерично, не правда, ли?!

– Мне… мне нравится это имя, – Володимир явно пребывал в состоянии, сродни коматозному.

Линду, чёрт, несло! Видимо сказались и перелёт, и голод и тёмная дорога из аэропорта, и перемена климата. Она никак не могла остановиться. Теперь она носилась по кухне, шутила, острила, меняла голоса, дурачилась. Так ведёт себя породистая гончая, долго без дела сидевшая на цепи и выпущенная наконец хозяевами на волю.

Володимир предложил всем чаю с бутербродами.

Линда не знала, который час, она совершенно потеряла отсчёт времени. Ей казалось сейчас очень поздно.

Было действительно поздно.

Маришка во все глаза смотрела на «новую мамку» и никак не могла понять – откуда из неё выскакивает столько шума? Мама-учительница, безусловно, говорила ей, что «девочка должна быть скоромной, тихой, покладистой». А, эта, приехавшая из далёкой Греции тётка орала и ржала как недорезанная, совершенно не заботясь, нравится это кому-нибудь, или нет. Она никого не стеснялась и вела себя ужасно громко. Эта бешеная тётка за несколько часов ухитрилась поставить всю корректную и дисциплинированную съёмочную группу на уши, они заулыбались, разговорились. Маришка поймала себя на преступной мысли, что ей… что ей это нравится, но, тут она вспомнила, что так «подводит» свою маму, смутилась и покраснела.

Все вместе пили чай, потом Линде задавали ничего не значащие вопросы, она с удовольствием на них отвечала. Это называлось «дневники».

– Всё! Снято! Теперь спать, – Инна давно поняла, что Линдины «прыжки» уже даже не для камер, это истерика. Знала «помощник режиссёра», что так выплескивается, долго сдерживаемый пенящийся поток, с дьявольской силой сметая всё на своём пути.

Группа уехала отдыхать, оставив в доме ночевать только Иннеску, а утром на полном серьёзе всех разбудили в шесть часов.