Текст книги "Завихрение"

Автор книги: Валерия Аальская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– А коты едят суп?..

– Нет, но ты же теперь меня кормишь, значит, я должен заботиться о твоем здоровье. А людям надо на обед есть жидкое.

– У меня есть растворимая лапша, – с тоской в голосе сказал я. – Я могу ее поесть.

– Эту гадость?! Нет уж, только не в моей квартире.

– Вообще-то квартира моя, – заметил невидимый житель, по-видимому, никуда и не уходивший.

– Вообще-то, – внушительно сказал я, – квартира принадлежит Настиной маме, и официально здесь живу только я, а вас вообще не существует!

Повисло натянутое молчание. Мимо меня что-то пролетело к ближайшей стене, а Барсик неожиданно сел на задние лапы и всхлипнул.

– Эй, ты чего?..

– Ты не представляешь… – жалобно протянул Барсик, – как это обидно… не существовать. Ходют тут всякие, все хозяева, все значительные, всем на тебя плевать, даже видят не единицы… Никто не верит, что ты есть и что ты умеешь разговаривать… А Вику и вовсе все говорят не доставать живых, все равно ведь уже помер…

Он говорил все это совсем по-человечески, безо всяких "мур-р-р" и "мяу", а я вдруг понял, почему они пугали жильцов по ночам – не для того, чтобы в них поверили и их вывели, а просто потому, что им скучно, невесть какой век куковать в старом, почти необитаемом дюплексе, без каких-либо шансов выйти наружу… или просто увидеть что-то новое.

– Извини, я… не подумал, – с запинкой сказал я.

Барсик снова всхлипнул, мотнул лапой.

– Вик обиделся, да?..

Кот поднял на меня глаза и хмыкнул.

– Не обращай внимания. Он вообще очень обидчивый, но сердиться долго не умеет. К вечеру успокоится. Картошку лучше чисти…

Я, все еще чувствуя себя очень виноватым, споро почистил картошку (этому меня в армии научили), быстренько все порезал и засыпал.

– А масла нет.

– Как это нет?! – всполошился Барсик, смешно взмахивая лапами.

– Совсем нет. Ни масла, ни соли.

Кот немного подумал.

– Сходи к Насте и попроси. У них точно есть.

Мне было немного неудобно дергать Настю по такой ерунде (у нее и так сессия на носу), но оставаться в одной комнате с надутым Барсиком и невидимым, но тоже очень огорченным моим поведением "хозяином" квартиры было не лучшей альтернативой.

Я вышел с кухни, привычно влез в потрепанные босоножки, поправил лохмы на голове, постучался в соседскую дверь.

Настя открыла почти сразу же. Как у нее это получилось – в одной руке она сжимала кружку с кофе, а в другой конспект, – осталось покрытым мраком тайны.

– Здравствуйте, – неуверенно сказал я.

Настя дожевала печенюшку и тоже поздоровалась. Я сообразил, что отвлек ее не от подготовки к экзамену по философии, а от более привычного обеда (сам я к сессиям готовился довольно редко – мне хватало шпаргалок, написанных соседом по комнате по моим конспектам, поделенных по-братски).

– А вы не могли бы одолжить мне немного растительного масла и соли?.. – неуверенно спросил я, сам удивляясь, насколько дурацки звучит эта фраза. "Не могли бы одолжить"… тьфу.

– Да, конечно, проходите…

Она посторонилась, заперла дверь за моей спиной, зажав на короткое время конспект зубами. Я очень старался, чтобы усмешку было не заметно.

Мы стояли в обширной прихожей, со старым коричневым шкафом, явно недавно заново покрашенным, и новым трюмо, на котором еще лежали паспорт и руководство по сборке. Все было очень чисто и очень аккуратно. Даже заведомо старая мебель не выглядела разваливающейся; я подумал о том, что хозяйка, наверное, страдает манией чистоты.

Из прихожей выводил короткий коридор – очевидно, в гостиную и одну из спален. Справа примостилась довольно узкая винтовая лестница; справа, косяк к косяку, располагались двери в туалет и на кухню.

Я скинул босоножки (надо было идти в тапочках, но дома я всегда ходил босиком, и домашняя обувь у меня была не в почете) и пошел вслед за хозяйкой.

На кухне что-то звякнуло, что-то упало с гулким стуком, послышался звук льющейся воды.

– Господи, опять! – чуть не плача воскликнула Настя.

Ровно на середине довольно широкой (метров двенадцать, наверное) стояла поверженная стиральная машинка, из крышки которой торчала вилка.

– Опять, – со вздохом сказала Настя, обходя грандиозную лужу на полу, – вы извините, у нас это довольно часто бывает… Я сейчас соль найду… Опять в ремонт звонить, они там скоро уже пари заключать начнут, когда же я приду в следующий раз!

– А зачем в ремонт?..

– Она теперь не работает. Это уже шестой раз, – грустно сказала Настя, выдергивая вилку. Машинка обиженно мигала красной лампочкой "стирка прервана пользователем". – Ну сколько можно объяснять, что это бытовой прибор, он не опасный!

– Он начал крутить одежду, – нудным голосом произнесло что-то из-под самого потолка. – Наверняка ведь повредит… И прыгать начал. Он вырывался из стенки, наверняка сбежать хотел! Или убить кого-нить…

Настя села на стул, отшвырнула конспект.

– Это Кузя, наш домовой. Из-за него у нас дома нет микроволновки…

– Пакость это, – внушительно произнес голос. – От дьявола это все!

– Кузя, это технология, – не особенно надеясь на успех и явно уже далеко не в первый раз, принялась объяснять Настя.

– Пакость, – повторил Кузя.

– Хорошо, только не трогай ее больше, ладно?.. И бутылку масла, и еще соль достань, сосед пришел…

– А у приличных людей, – внушительно сказал Кузя, – все свое есть, они чужое не тырят…

– Он не тырит, он попросил. И вообще, Кузя, давай шустренько… и пол вытри, и мне телефон принеси, я в ремонтную позвоню, пусть забирают эту… увечную.

– Не звоните пока, я посмотрю, может, я это сам отремонтирую… Вилка в крепление дверного замка попала, это быстро, я сейчас…

Я взял соль и масло, поблагодарил, шустро вернулся в свою квартиру, перепоручил обед заботам Барсика, отмахнувшись от всех вопросов и уточнений, подхватил коробку с инструментами и ушел обратно.

Следующий час сплошь состоял из треска, скрипа, оханьев и моего все усиливающегося желания матюкнуться. Настя ходила вокруг машинки и очень беспокоилась за ее сохранность, а я никак не мог понять – зачем в деталях стиральной машинки нужен здоровенный булыжник на проволочках?..

– Ну, вот и все. Принимайте работу, хозяйка.

Настя с сомнением обошла стиральную машину, видимых изъянов не обнаружила, запихнула обратно мокрое белье, включила.

Машинка исправно зашипела, забирая воду.

– Вот, и в ремонт ездить не надо.

– Значит, мне придется угостить вас чаем, – не слишком огорченно сказала Настя, заметно повеселев после воскрешения машины. – Кузька, чаю поставь?..

Наконец и я увидел Кузьку. Он был совершенно не похож на домового из детских сказок. Это был маленький, ростом с мой локоть, одетый в непонятную тряпицу дедок с длинной зеленой бородой. Он споро поставил чайник и водрузил на стол блюдо с плюшками, бурча что-то себе под нос о "паразитах", "безнравственной молодежи" и еще что-то из серии "а вот в наше время…".

– Угощайтесь, – Настя поставила блюдо на середину стола и первой смело взяла довольно подозрительную плюшку с непонятными ягодами. – Это Кузя пек, а он хозяев никогда не травит – им Кодекс не позволяет.

– Кодекс, конвенция… чертовщина какая-то, – неуверенно сказал я.

– Это не Кодекс чертовщина, а эта ваша "сти-раль-на-я ма-ши-на".

Мы рассмеялись; я рискнул попробовать плюшку.

– А Кодекс действительно не чертовщина. Просто к Земле-1 он не имеет никакого отношения. А по правильному он "Устав кодификации взаимоотношений между нежитевидными объектами, посмертными сущностями и представителями разумных рас, действителен на территории Земли-1, Земли-2 и Земли-3". Но это слишком длинно.

– А Конвенция?..

– "Конвенция взаимоотношений между существами разных параллелей". Чуть короче, но тоже ничего хорошего.

– А откуда ты об этом знаешь?..

Мы как-то незаметно перешли на "ты" еще в процессе ремонта стиралки, хотя в дверях еще вежливо "выкали".

Настя рассмеялась.

– Кузька здесь живет еще со времен моей прабабушки, его какой-то путешественник с собой захватил нечаянно, а обратно уволочь, естественно, не догадался. А уж про Барсика и Вика я вообще молчу. Так что, можно сказать, у меня начальное магическое образование, – Настя снова рассмеялась. – На самом деле все довольно просто.

– И много тут вообще этих магических сущностей?..

– Дух-призрак, который с вами уже разговаривает, но вы его еще не видели, – Настя загнула первый палец, – Барсик, он же объединенная сущность, не знаю чего с чем… Кузька… Дасс, она у вас в плите живет… Посредник, он на втором этаже на твоей половине, под кроватью. Насылает иллюзии и плохие сны, так что спать лучше на диване… У меня еще Саэта, маленький комнатный дракончик, она сейчас на охоте… Да и все, кажется. Но это только живые и относительно разумные. Вы в большой шкаф в прихожей заглядывали?..

– Нет, мне стеллажей вполне достаточно.

– И не заглядывайте. Там граница особенно тонкая, сюда никто не лезет, но вы можете нечаянно провалиться…

– А еще какие сюрпризы?..

– Да я вроде все назвала…

Мы немного помолчали. Плюшки оказались неожиданно вкусными.

– А кто такой Вик?..

Глаза Насти заметно погрустнели.

– Инспектор. Приехал наблюдать за энергетическим фоном, тут как раз новый портал складывался, ну да так и не сложился… Он родом с Земли-7, работал в третьей вероятности… Он из Сэфэс, – пояснила Настя так, что я ничего не понял.

– А кто такие Сэфэс?..

– Сэфэс?.. Э-э-э… Ну… Что-то типа магов, – неуверенно сказала Настя. – Но не совсем, маги меняют, а Сэфэс только… видят, что ли. Их еще истинниками называют. Короче, это сложно, просто мой совет – не суйся на семерку… в смысле, на седьмую вероятность.

– Меня и на вторую-то не пустят.

– Вик иногда экскурсии водят, я вот была и на семерке, и на девятке. На девятой сплошные пустыни, совершенно не интересно, но Вику там нравится… впрочем, что возьмешь с этих Сэфэс… И вообще, давай не будем об этом.

Мы еще посидели, помолчали. Я взял еще одну плюшку.

Разговаривали мы до самого вечера. Ближе к пяти на кухню заглянула Вика, Настина племянница, симпатичная девочка лет пяти-шести. Потом пришла ее бабушка и ребенка увела. Я засобирался домой, чтобы не мешать нормальной человеческой жизни; меня почти что силком удержали.

Когда я вернулся к родному "WARCRAFT", был уже десятый час.

…Суп, само собой, выкипел. Барсик ужасно на меня сердился; пришлось подлизываться со сметаной и куском буженины. Мясо кот отверг (гурман, чтоб его; людям и то ничего, а этот морщится!), но сметану принял с благодарностью. Так и помирились, хотя Барсик еще несколько минут корчил из себя жутко обиженного и непоколебимого.

– Смешные вы, люди, – все так же грустно сказал Вик.

Я хмыкнул, поднялся на второй этаж, завалился на кровать, не раздеваясь, и мгновенно заснул.

Снилась мне всякая чушь.

Сначала огромный, иссиня-черный волкодав гонял меня по какому-то лабиринту, я от него почему-то довольно успешно убегал, а лабиринт все не кончался, и выхода все не было, и все переходы были очень запутанные. Он меня почти догнал, но тут пол поехал, и пес с жалобным взвизгом провалился вниз, а я почувствовал, что тоже падаю…

Я летел по длинному тоннелю, почему-то очень напоминающему мою гостиную, и мимо меня летели всякие банки и кувшины, шкафы и стеллажи, ящики и полочки, уставленные какой-то ерундой, а я все вспоминал "Алису в стране чудес" и представлял себе красочное пятно на полу, уже не позволяющее опознать в нем меня…

Мимо шмыгнула здоровенная гарпия с Настиным лицом. Она ехидно захихикала, поманила меня пальцем и предложила помочь ей починить стиральную машину своим чарующим голосом. Я согласился – уж больно не хотелось становиться пятном. Она схватила меня за руку, оставив на ней четыре длинные и глубокие царапины, и утащила в какую-то боковую дверь, незамеченную мною ранее.

Передо мной расстилался огромный зал, весь уставленный сломанными бытовыми приборами, кричавшими "Почини меня, почини меня!". Гарпия рассмеялась, превращаясь в очень неприятного грифа, и каркающим голосом произнесла: "Теперь ты навеки раб этой помойки!".

А на меня уже наскакивали стиральные машины, холодильники, пылесосы, плиты, микроволновки, тостеры, хлебопечки, настольные лампы, компьютеры, телевизоры, принтеры, миксеры, соковыжималки, автоматические терки, давя, сминая, удушая…

…– Эй, проснись!

Я вскрикнул и резко сел на кровати.

На полу по левую руку от меня в позе лотоса сидел еще довольно молодой мужчина с косой "колоском" до середины спины, аристократическими чертами лица и очень грустными глазами. У него был довольно приятный, с хрипотцой, баритон.

– А?.. Что?..

– Тебе снилась какая-то муть, я решил тебя разбудить.

– А откуда ты знаешь, что мне снилось?..

Вопросы о том, кто он и откуда он вообще взялся в запертой квартире меня сейчас уже не волновали. Что поделать, своим интеллектом я дорожу больше, чем сохранностью своего скромного жилища…

– Я – человек Сэфэс. Я вижу.

– Что ты видишь?..

– Истинное лицо человека, его чувства и эмоции, мечты, потаенные желания, некоторые мысли… И так, кстати, не только у людей, – грустно протянул парень.

– И как это?.. – заинтересовался я, садясь на кровати.

– А тебе Настя разве не говорила, чтобы ты не спал на втором этаже?.. Здесь же живет посредник… – резко сменил тему парень, и я понял, что расспрашивать о Сэфэс дальше совершенно бесполезно, что вынудило меня переключиться на более насущные вопросы.

– А ты вообще кто?..

– Мы ж вроде знакомы, – театрально хлопнул ресницами мой новый старый знакомый, усаживаясь поудобнее.

Я непонимающе на него посмотрел.

– М-да, кажется, со сна ты плохо соображаешь… Викторуа Валио ла Вегас.

– Вик?!

Парень кивнул. Честно говоря, я себе его немного не так представлял – гораздо старше и… серьезнее.

– Тем не менее, я такой.

Я вспомнил об особенностях Сэфэс и начал думать о большой и красивой фиге, висящей в виде дорожного знака на толстом каменном заборе.

– Молодец. Это простейший метод защиты от пси-магии.

Я решил не спрашивать, что значит это подозрительное слово.

– Она же ментальная, – вздохнув, пояснил Вик. – Как с вами тяжело, с непрофессионалами…

Я вспомнил, как в наш отдел, еще в бытность мою юристом, прислали новенького, едва-едва выпустившегося молодого парня, все еще уверенного, что прокуроры помогают торжеству справедливости, в суде провозглашается истина, а в любых других случаях это – трагическая ошибка, и вынужден был согласиться с Виком. Непрофессионалы – это тяжело. Впрочем, все мы такими были, есть и наверняка еще будем.

– А у нас, – подхватил Вик, – в отдел Инспекций по Чрезвычайным Ситуациям прислали новичка, который даже не знал, как закрывать статические порталы, не говоря уже о бросовых, и считал, что природные порталы завязаны на расположении миров относительно друг друга… ах да, ты эту шутку не поймешь… короче, он был полный профан в нашем деле, а его послали на отдельное задание. Кстати, в ваш мир. Он наткнулся на новый природный портал и постарался его закрыть, хотя они вообще-то не закрываются, очень старался, сгорел в огне Дара, едва не погиб, способности потерял, а сравнительно спокойный, работающий раз в шесть лет, аккуратный портал превратил в бросовую черную дыру, которую мы до сих пор не можем закрыть… Мы называем ее "эффектом чайника", а вы – Бермудским треугольником.

– Прикольно, – усмехнулся я. – Будешь кофе?

– О, я очень хочу кофе, – загорелся идеей Вик. – Очень-очень, я так по нему соскучился, вот уже больше сотни лет, как меня никто не поит кофе, а сам я не могу его заварить… А эти сельские всегда поят меня только чаем, да и то редко…

– А кто такие сельские?..

– Твои соседи, – фыркнул Вик. – Хозяйка квартиры и ее очаровательная дочка Настя. У них фамилия такая. Они – Сельские. А ты не знал?..

– Забыл, – я сообразил, что у меня в договоре эта фамилия точно написана. – Так у хозяйки же есть еще одна дочь, и трое внуков!

– Они уже Залеские.

– Ах да, фамилию дочь поменяла…

– Ты всегда такой тупой, или только со сна?..

Я решил проигнорировать оскорбительный вопрос.

– А почему ты сам не можешь сварить?..

– Кофе мне не принадлежит, – очень грустно сказал Вик, – и использовать я его не могу. Только если меня им уже угостят.

– А если я тебе подарю пачку, а чайник и кружку отдам во временное пользование с материальной ответственностью?..

– Тогда смогу.

– Тогда иди и свари кофе. Оно в шкафчике на второй полочке, найдешь, шкафчик все равно полупустой…

Вик кивнул и бодро просочился сквозь пол.

Я встал, размял виски. Голова раскалывалась. Спальню надо запереть, чтобы я больше никогда здесь не засыпал…

Вниз я спустился, когда с кухни уже приятно пахло кофе.

За окном разгорался рассвет. Окна выходили на восток, и сейчас солнце уже забрасывало в них свои первые лучи, вызолачивало крыши домов напротив, било в глаза. Начинался новый, яркий и очень хороший день.

Мы с Виком вооружились кофе и уселись на диване. Я нашел на ноутбуке музыку из разряда lounge – работать, разговаривать и даже спать со звуковым фоном мне почему-то гораздо проще, чем без оного.

Кофе Вик варил отменный. Я, конечно, не ценитель, да и вообще не гурман (гурманы растворимой лапшой не питаются), а в детстве вообще обожал растворимку – просто потому, что эта жижа сладкая. Да и вообще, человек – штука всеядная.

А вот Вик явно в кофе разбирался. По крайней мере, из трех пачек, что стояли на полочке, он взял самый приличный – не гранулированный, а нормальный, милый сердцу зерновой. Да и весь он такой… аристократический. И лицо такое, породистое. "Готовая модель для любовного романа," – неожиданно подумал я и сам удивился несуразности этой мысли.

Я любовные романы не пишу. Да и читал только один раз, на спор. Не знаю, что так восхищает в них девушек; по-моему – тупость первостатейная. Сначала главный герой (обязательно принц на белом коне, иные типажи не приветствуются) случайно знакомится с милой, скромной и очаровательной юной селянской девой – Машей, Дашей, Глашей или еще кем-нибудь в этом роде. Она влюбляется в него без памяти, с первого взгляда (не иначе как от новизны, хотя принц, без сомнения, обладает всеми положительными качествами, некоторыми даже в излишестве, за исключением, разве что, ума); он находит в ней утешение, отраду, свою единственную любовь (нужное подчеркнуть). Потом в него влюбляется еще какая-нибудь дура, пользующаяся приворотным зельем, в крайнем случае – расположением отца-короля. Она узнает о милой селянской деве и натравляет на нее разбойников, дракона и темного мага. Принц немедленно ее спасает, поборов всех в честном поединке, раскрывает папе всю ошибочность его мнения и женится на своей возлюбленной. Далее, по идее, автор живописует первую брачную ночь, а читатель утирает слезы умиления.

Лично я умирал от хохота. Потому что я, в отличие от большинства читателей, примерно себе представляю, что такое дракон. И искренне недоумеваю, зачем ему понадобилась селянская дева и почему бы ему не употребить в тех же целях ту самую дуру, а то и самого принца…

– Так и будем сидеть и молчать?.. – первым подал голос Вик.

Спросить его, что ли, почему он не полупрозрачный, спокойно может пить кофе и не проваливается сквозь диван?.. Хотя нет, это будет не слишком красиво, как будто бы мне кофе жалко…

– Э-э-э… ну… а о чем будем разговаривать?..

– Не знаю. Но тебе наверняка хочется о чем-то меня спросить, но ты считаешь это неэтичным. Так вот, спрашивай – и покончим с этим.

– Ну… А ты вообще кто?..

– А тебе Настя не рассказала?..

Я помотал головой, потому что из Настиного объяснения я понял только, кем Вик БЫЛ, а не кем является сейчас.

– Я призрак, – грустно сказал Вик. – Проще говоря, когда-то я умер, но задержался в этом мире на неопределенный промежуток времени. Люди, да и нелюди тоже, могут уходить за Грань только из своего мира. Так что, пока меня кто-нибудь не заберет с Земли-1 я так и останусь в подвешенном состоянии.

– А тебе это не нравится?..

На меня посмотрели, как на придурка. Мне даже немного стыдно стало.

– Я здесь уже больше сотни лет. Живу в одном и том же доме, встречаю самых разных людей, которые, в большинстве случаев, меня даже не замечают. Ни с кем не разговариваю, ни с кем не общаюсь. Даже в картишки перекинуться не с кем… Развлекаюсь тем, что вместе с проводником придумываю новые страшные сны для жильцов квартиры. Меня видят только те, кто верят, что я существую… а таких сейчас не так-то и много. Ты, например, просто веришь в ирреальное. Ты об этом пишешь, и, неосознанно, веришь. Настя верит в магов, но не верит в призраков, и она тоже меня видит – так, как, по ее мнению, должны выглядеть маги.

– Но я тебя совсем не таким представлял!

– Но ты верил в то, что я буду не таким, каким меня представлял ты.

С этим было не поспорить, потому что я сам толком не отдавал себе отчет, во что я верю.

– Кстати, ты меня видишь почти таким же, каким я был при жизни. Только я был повыше, и нос клювом.

А я вдруг четко-четко увидел молодого человека сантиметров на десять выше Вика нынешнего, с носом-клювом, что, впрочем, даже прибавляло ему своеобразной привлекательности.

– Вот видишь, – грустно улыбнулся парень. – У меня нет оболочки, я выгляжу так, каким меня представляют. Я – это так, отпечаток души, незначительное завихрение в энергетическом поле… Я уже не живу и еще не мертв. Я так, существую.

– А ты хочешь… на ту сторону?..

Вик грустно кивнул.

– Это снова будет дорога. Не такая, какая была. Все равно это путь вперед – а я застрял на одной ступени…

– Не боишься?..

– Все лучше, чем оставаться здесь.

Мы посидели, помолчали, попили кофе.

За окном все ярче и ярче светило солнце. По улице уже бежали, шли, выступали первые прохожие, несколько мам с колясками самоотверженно оздоравливали грядущее поколение свежим воздухом.

А он вдруг заговорил – мертвым и безжизненным голосом.

– Ты просто не представляешь, как человек привязан к мелочам… Если при жизни он курил, пил, играл на гитаре, шлялся по бабам, а потом вдруг один удар – и все это тебе уже не доступно… порой кажется, что сходишь с ума. Что все, здесь только душа, а разума уже нет, он ушел, закончился. Все, конец. "The End", как пишут в фильмах, и никаких "to be continued". Окончен бал, погасли свечи, а ты… ты все еще здесь, в пустынном, безмолвном, безлюдном зале… И ты стоишь, совершенно один, в величии и пустоте, всеми забытый и брошенный, и так хочется схватить гитару и хотя бы ей что-нибудь проплакаться… а гитары нет. Даже сигарет нет. Ничего нет. Только ты, совершенно один, так, отпечаток, завихрение…

Он замолчал, и в комнате повисла тяжелая, гнетущая тишина.

– У меня… – тихо, неуверенно сказал я, – у меня есть гитара. Вернее, была где-то. Дать тебе?..

Она у меня действительно была, гитара, мама очень хотела, что я играл. Мне это никогда особенно не нравилось, но расстраивать ее не хотелось, и я усердно ходил в музыкалку, хотя тянуло совсем в другую сторону…

– Да нет, не стоит, – отмахнулся Вик и пошарил по карманам – явно просто автоматически.

– Сигареты ищешь?.. – догадался я.

– Ага, – грустно кивнул Вик, снова впав в привычную апатию. – Привычка… Ладно, пойду я… полечу… упорхну… а, черт с этими синонимами…

Он снова махнул рукой и просочился в стену. Я не стал его окликать. На душе было тяжело и гадостно.

Я позавтракал в полной тишине. Барсик не появлялся.

Мне не хотелось оставаться в этой квартире, и я поспешил смыться "в магазин".

Некоторое время бесцельно бродил по улицам, заглядывая в лица прохожих и пытаясь себе представить, как все это было при Вике. Получалось плохо. Тогда здесь и города-то наверняка еще не было – так, маленький поселочек…

Ноги сами вынесли меня к магазину. Я пожал плечами, вошел. Прошел по рядам, купил баночку сметаны для Барсика – чисто автоматически. Уплатил и уже почти вышел, но передумал и вернулся к кассе.

– А дайте еще сигарет, – неожиданно сказал я толстой тетке за кассой из разряда боевых пенсионеров.

– Каких?.. – хмуро спросила тетка.

– Без разницы, – пожал плечами я. Вик нынешних марок наверняка не знает, а я сам не курю и в сигаретах не разбираюсь.

– И не жалко тебе себя, здоровье губить… а ведь молодой еще, жить и жить, а ты травишься… – недовольно пробурчала кассирша, но пачку протянула.

Я молча взял пачку, заплатил, засунул в пакет со сметаной и вышел из магазина.

По дороге зашел еще в канцелярию, купил нотную тетрадь и отправился обратно, домой.

Комната была пуста.

В квартире с немалым трудом нашел свою старую гитару, настроил, как сумел, положил на стол, устроил сверху нотную тетрадь, ручку и пачку сигарет. Налил в блюдце на кухне сметану. Оглядел все, включил свет и вышел.

Идти мне было решительно некуда. Надо было взять с собой ноутбук… хотя ни писать, ни играть в "WARCRAFT", ни просто раскладывать "Паука" совершенно не хотелось.

От нечего делать зашел к своим соседям спросить, как ведет себя стиралка.

Дверь снова открыла Настя – судя по всему, дома она была одна, – на этот раз, правда, без конспекта.

Я спросил, как машинка.

– Плохо, – грустно сказала Настя, мигом сделавшись очень похожей на Вика. – Кузя опять в нее вилку воткнул.

– И она опять не работает, – добавил я. – Посмотреть?..

– Ну… не знаю… как-то неудобно так вас загружать…

– Бросьте, я же сам предложил. К тому же я не работаю, и утром в понедельник мне делать абсолютно нечего, – это была не совсем правда, но возвращаться в квартиру совершенно не хотелось.

– А у меня сегодня библиотечный день, только благодаря этому мне удалось спасти свою блузку, – вздохнула Настя. – Проходите.

Я вошел, уже привычно сбросил босоножки, сразу двинулся на кухню.

Стиралка стояла в центре кухни, с вилкой во все том же месте, как будто бы я вчера ее не ремонтировал и не оттаскивал ее на место. Соблазнительно пахло какой-то выпечкой, судя по запаху – вкусной. На плите тушилась, почмафкивая, картошка с мясом.

В углу, прислоненная к углу, стояла гитара; на табуретке пристроились записи аккордов.

– Ты играешь?.. – удивленно спросил я. Я представлял Настю за пианино, но никак не с гитарой в руках.

– Ну… чуть-чуть… – смутилась девушка.

– А можешь мне что-нибудь сыграть, пока я стиралку разбираю?..

Настя кивнула, взяла в руки гитару, убрала нотные записи, устроилась на табурете, заиграла. Я сел перед стиралкой, залазя в уже знакомые внутренности.

Ну, если это "чуть-чуть", то я вообще полная бездарность, – отстраненно думал я. Может быть, с чисто музыкальной точки зрения, она врала и недоигрывала, но моего музыкального образования хватало лишь на то, чтобы определить: аккорды не слишком простые, и играет она в общем-то неплохо.

А за стеной вдруг завела свою грустную партию вторая гитара…

…Домой я вернулся только под вечер, после того, как меня, несмотря на то, что я отказывался, накормили полноценным ужином и влили в меня шесть огромных, почти бездонных, кружек чая.

На диване, с непривычно умиротворенным, почти счастливым лицом, спал Вик, в обнимку с гитарой. На столе перед ним лежала раскрытая нотная тетрадь – исписанная вдоль и поперек нотными значками, какими-то звездочками, фигурными скобками, номерами, римскими цифрами. Некоторые страницы были перечеркнуты целиком, а одна и вовсе вырвана; какая-то часть произведения и вовсе была записана на туалетной бумаге, местами изорванной и всей в чернильных кляксах.

Я хорошо знал это состояние – когда уже невозможно не писать…

Люди боятся Дара. Ненавидят. Обожают. Любят…

Или просто считают его неотъемлемой частью себя, как будто это – нудный внутренний голос…

Я не представляю свою жизнь без него – без этой льнущей, обнимающей руки теплоты… Без света лампы над столом, отражающегося на белоснежном листе бумаги перед тобой… Еще мгновение, и это будет уже не пустой лист, его заполонят бесконечные строчки кривых, одному тебе понятных символов…

Без спокойствия и уверенности, когда он со мной. Без этой безумной суеты, совершенно нелогичного стремления сесть, задуматься на несколько секунд и написать – нет, СОЗДАТЬ что-то новое…

Я уже не могу без Дара…

Он всегда со мной, где бы я ни был. Всего лишь Дар, неотъемлемая способность человека.

И когда ты просто идешь по улице, этот Дар вдруг поднимает голову у тебя в душе, заставляя сходить с ума, творить совершенно непредставимые вещи, ТВОРИТЬ…

Я тихо выключил свет, на цыпочках дошел до дивана, устроился прямо на полу и мгновенно уснул.

…Я проснулся от того, что на меня кто-то наступил. Вернее, не кто-то, а кое-кто.

– Вик, черт бы тебя побрал!..

Вик ойкнул и залез на диван с ногами.

– А ты чего тут лежишь?..

– Не хотелось тебя будить, а наверху Посредник, – фыркнул я.

За окном уже вовсю сияло солнце, знаменуя новый день. Уже вторник. А я с прошлой пятницы не написал ни строчки. Плохо. Конечно, каждый раз после написания чего-нибудь титанического я еще довольно долго не могу прийти в себя, но полгода – это уже слишком. Предыдущий роман я закончил в середине осени, а скоро уже лето…

– Ну, разбудил бы, – смущенно сказал Вик, вытаскивая из пачки сигарету и подходя к окну, распахнутому настежь. И как я только этого не заметил с вечера?.. То-то мне так холодно было спать, что я с дивана подстилку стянул…

– А завтр-р-рак уже готов, м-м-мяу…

– Молодец, Барсик. Вик, не хандри, идем завтракать.

Завтрак прошел в дружеской обстановке. Барсик каким-то невероятным образом умудрился напечь пирожков и сварить кофе. Как КОТ мог это сделать, я не имею ни малейшего понятия.

Потом Вик пошел перебирать свои записи и переписывать все приличное в чистую тетрадь. Я с усмешкой наблюдал за творческим процессом. Вернее, творческий процесс был вчера. Теперь надо все обработать, все привести в порядок… Так всегда – напишешь что-нибудь, а потом не можешь понять, к чему это, как это прочесть и что хоть примерно значит…

Я вздохнул и уставился на свою привычную заставку – замечательных барсов, облокотившихся на земной шар. Давно пора сменить, эта уже надоела…

Полчаса выбирал подходящую картинку, повесил в качестве заставки анимешную эльфийку, с завистью покосился на Вика, с матами разбирающего свои сумбурные записи. Я бы тоже не отказался от такого исхода творческого кризиса. Но, эх… Зря я все-таки с работы уволился. Знал ведь, что это я только во время написания какого-нибудь титанического труда становлюсь совершенно сумасшедшим, а это максимум месяца два, а потом полгода нормальной жизни. А в нормальной жизни должна быть работа – дома делать решительно нечего. К тому же жить на одни только гонорары – это как-то очень грустно…

Хотя, честно сказать, это не я ушел, а меня "ушли". Пишу я преимущественно ночью, в связи с чем катастрофически не высыпаюсь, опаздываю, на работе выпиваю весь кофе и все равно часов до двух хожу, как привидение. К тому же я мог в разгар рабочего дня открыть какой-нибудь документик и начать бешено молотить по клавишам. Смириться с творческим процессом фирма, конечно, не могла, и меня вежливо попросили.