Текст книги "Черная невеста"

Автор книги: Валерия Вербинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 4
Писатель без читателей

Одни моралисты утверждают, что в большинстве своем люди добры, другие – что, напротив, в массе своей люди злы. Третьи же просто считают, что люди, как правило, равнодушны к тому, что не затрагивает непосредственно их самих и их интересы. Однако уж в чем-чем, а в равнодушии Ксению никак нельзя было упрекнуть.

Смерть совершенно незнакомого человека, случившаяся на ее глазах, произвела на девушку крайне гнетущее впечатление, а после беседы с вдовой Ксения окончательно убедилась в том, что тут что-то нечисто. Многое мог прояснить разговор с Генри Хэйли, но прежде чем обращаться к этому джентльмену, следовало как следует обдумать, какой линии придерживаться. Не может же, в самом деле, молодая леди просто явиться к нему и, устремив на шутника пытливый взор, непринужденно осведомиться, с какой стати ему вздумалось послать некролог своему армейскому товарищу, который, судя по всему, вовсе не собирался умирать.

Вернувшись домой, Ксения узнала, что ее искал мистер Бедфорд, который сначала позвонил ей, а потом оставил миссис Ломакс сообщение для нее. Мистер Бедфорд внес последние коррективы во вторую часть своего романа и жаждал надиктовать машинистке готовый текст, чтобы на следующей неделе уже представить рукопись на рассмотрение издателя.

Ксения ни единым словом, ни единым жестом не выдала свое раздражение, но все же в глазах ее появилось такое выражение, что миссис Ломакс посмотрела на нее озадаченно и окончательно убедилась в том, что девушку как можно скорее необходимо пристроить. Для начала миссис Ломакс решила поговорить на эту тему со своим родичем, старым прокурором Найтом, который несколько лет назад вышел в отставку. Эндрю Найт был зануда и брюзга, но он знал все обо всех лондонских юристах и при желании мог подать весьма толковый совет.

Так как время поджимало, Ксения наскоро перекусила, не чувствуя вкуса пищи, и отправилась к Бедфорду. Знаменитый некогда писатель жил на Риджент-стрит, но за громким именем скрывалась куда более скромная действительность в виде небольшой квартирки, полной пыльных книг и экзотических вещиц, нередко поддельных. В основном все эти кинжалы, резные фигурки и мрачноватые колониальные идолы были подарками поклонников, потому что даже в молодости Уильям Бедфорд не любил путешествовать, говоря, что больше всего любит перемещаться по страницам книг. За всю свою жизнь он всего лишь два или три раза бывал в Европе и вынес оттуда чрезвычайно оригинальные впечатления о том, что в Париже говорят по-французски, а в Берлине на улицах много военных. Лишь позже Ксения поняла, что в действительности писатель был вовсе не так ограничен, как ей казалось, на самом деле он иронизировал – в такой же степени над самим собой, как и над своими собеседниками. Вообще Бедфорд совершенно искренне считал, что люди везде одинаковые и, стало быть, нет особой нужды путешествовать, чтобы видеть за границей те же типы, что и у себя дома.

Сейчас, в 1927 году, писателю было немногим больше шестидесяти. Для своих лет он сохранил подтянутую фигуру, и только изборожденное глубокими морщинами лицо делало его чем-то смахивающим на старую мудрую черепаху. Черты Бедфорда казались скорее некрасивыми, если не считать черных глаз, в которых до сих пор нет-нет да вспыхивали огоньки, как в молодости. Редкие седеющие волосы писатель зачесывал со лба назад и даже дома одевался как денди, повязывая галстук и тщательно подбирая запонки. Начинал он с журналистики, но через какое-то время стал сочинять книги и отошел от газетной работы. В первых его произведениях не было ничего особенного: он писал об обездоленных – тогда все о них писали, – а когда эта тема публике надоела, переключился на детективы, спрос на которые был куда выше. Одно время он являлся едва ли не самым популярным автором Британии, уступая разве что Конан Дойлу с его бессмертным Шерлоком Холмсом. Уильям Бедфорд был плодовит (за долгие годы он выработал привычку писать по роману за шесть месяцев), упорен и умел нравиться читателям и прессе. Им импонировало, что он выглядит как джентльмен, но в то же время не чванится, хотя прекрасно было известно, что его книги читают даже в королевской семье. Ему приписывали авторство нескольких острот, которые укрепили за ним репутацию неглупого человека, и даже поговаривали, что он подумывает о политической карьере. Он был удачно женат, но никто почему-то не удивился, когда через некоторое время выяснилось, что Уильям Бедфорд ухитрился как-то незаметно развестись и жениться на другой. По слухам, этот брак оказался еще более удачным. Что касается его детективов, то в общем и целом все они повторяли одну и ту же схему. Герои их были невыносимо благородны, преступления чудовищно запутанны, а героини все без исключения прекрасны. Злодеи строили злодейские козни, но в конце концов непременно получали по заслугам. Если вам этого мало, то следует сказать, что перо у Бедфорда было легкое, и он с одинаковым мастерством умел и выдавить из читателя слезу, и вставить к месту хорошую шутку, чтобы развеселить его. Книги приносили ему немалый доход, и когда самые прозорливые критики указывали ему, что время идет вперед, а он не меняется, оставаясь на том же самом уровне, Бедфорд лишь пожимал плечами. Впрочем, он вообще недолюбливал критиков, которые в упор не видели его, когда он был неизвестен, и прохладно хвалили, когда он стал знаменит.

А потом грянула война, та самая, которую позже назовут Первой мировой. Она тянулась невыносимо долго, а когда все-таки закончилась, выяснилось, что с карты Европы исчезли некогда могущественные державы, несколько миллионов человек отдали свои жизни непонятно за что, а писатель Уильям Бедфорд утратил расположение своих читателей. Его магия больше не действовала, его герои казались картонными марионетками и ходульными болванами – какими они, впрочем, и были всегда, – а его сюжеты уже не пробуждали никакого отклика. Не понимая, что происходит, писатель заметался, стал бросаться в крайности, пытаясь вновь попасть в струю и подражая тем авторам, которые имели успех в данный момент. Но пока он пытался догнать поезд, который ушел, его настиг новый удар – умерла вторая жена, которую он искренне любил. Бедфорд был в отчаянии, но он принадлежал к тем мужчинам, у которых плохо получается жить в одиночестве. Одним словом, он женился в третий раз, на честолюбивой сорокалетней особе со склонностью к литературе, и это обернулось катастрофой. Третья жена обобрала его, заставив среди прочего продать особняк в Челси, и вынудила Бедфорда перебраться в крошечную квартирку на Риджент-стрит. Мало того, третья жена, которой следовало довольствоваться скромной ролью спутницы известного писателя, начала и сама сочинять, причем нечто модернистское, бессвязное и, как уверял рассерженный Бедфорд, в высшей степени бессмысленное. Хорошо еще, что ее писанина не имела успеха, иначе его бы, пожалуй, стали называть «мужем талантливой миссис Бедфорд, – вы, конечно, слышали о ней?». А для любого уважающего себя писателя нет худшего оскорбления, чем стать довеском к чужой славе.

Когда Ксения вошла, Уильям Бедфорд окинул ее взглядом и подумал, что сегодня она чуть бледнее, чем обычно. Любопытно, что такое у нее случилось, мелькнуло у него в голове. Странная машинистка интересовала его, но только с самой эгоистичной в мире точки зрения – писательской. Он чувствовал, что она могла бы стать неплохим материалом для какого-нибудь его романа, но пока не видел сюжета, в котором она оказалась бы на своем месте.

– Поразительные нынче пошли авторы, – ворчливо сказал Бедфорд после обмена приветствиями, закрывая книгу, которую читал до прихода девушки. – Вот, не угодно ли: Вернон Сомерсет. Последняя новинка сезона, везде, куда ни глянь, рекламируется эта книжка. А ведь дрянь несусветная, автор даже в оружии не разбирается. Пистолет то и дело именует револьвером и наоборот, хотя всякий уважающий себя автор детективов знает, что у револьвера – барабан, у пистолета – обойма, и спутать их никак невозможно. Вот такие вот опусы печатают сейчас и читают, читают взахлеб… – Бедфорд выразительно скривился, отчего все морщины его черепашьего лица пришли в движение. – Но бывает и хуже, и еще как бывает! Чего стоят хотя бы всезнающие бельгийские сыщики, снабженные какими-то особенными серыми клеточками, которых нет больше ни у кого на свете. Честное слово, я не понимаю, почему сыщик в детективе не может быть просто здравомыслящим англичанином! Но нет – он то француз, то бельгиец, а то и вовсе католический священник, как у мистера Честертона. А эта старая дева, мисс Кристи, которая травит своих героев направо и налево всякими изысканными ядами…

– Миссис Кристи – замужняя дама, – тихо напомнила Ксения. Но Бедфорд отмахнулся от ее слов, как от ничего не значащего пустяка.

– Важно не то, кто она, а то, как она пишет. А пишет она, как старая дева. Чего стоят хотя бы ее юные трогательные девушки, переходящие из романа в роман, которых надо непременно выдать замуж за кого-нибудь, неважно за кого… И ведь она совершенно не знает меры. Прискорбно, но факт: детектив гибнет. Как только в этот жанр пришли непрофессионалы…

Ксения перестала слушать. «Я могла бы быть сейчас на Гровенор-стрит, – сказала она себе, – и Генри Хэйли, он же Весельчак Гарри, мог бы многое мне рассказать. Почему бы мне просто не повернуться и не уйти, оставив старого ворчуна наедине с его разглагольствованиями? Ведь я в любое мгновение могу перестать изображать машинистку. Нет ничего скучнее работы с чужими мыслями – особенно когда мысли эти, по сути, отсутствуют. В деньгах я не нуждаюсь, тогда к чему вообще все это? Бросить работу, гулять по набережной недалеко от дома, смотреть на церковь тамплиеров, которых давно уже нет, как и их ордена… И что дальше? Без определенного занятия жизнь превращается в полое никчемное существование. Не зря же сказал Фома Аквинский [3]3
   Религиозный философ (1225 или 1226–1274).


[Закрыть]– или это был не он? – что «работа изгоняет демонов». Мои демоны по-прежнему со мной, но когда я работаю, они отступают… и я все реже вспоминаю о том, что произошло в Ницце. Мама была права – я совершила тогда огромную ошибку. Тогда мне казалось, что она судит слишком ограниченно, но сейчас я вижу, что она…»

Бедфорд повысил голос, и Ксения машинально повернула голову в сторону писателя.

– Однако сейчас никого не волнуют заслуги или знания – подумаешь, какие пустяки! Славу человеку делают газеты, а уж им-то подавай совсем другое… Вы читали последние выпуски? Помните, кого там на все лады обсуждают на первых полосах? Не короля, не премьер-министра, даже не современных актрис, прости господи, а вот эту… миссис Карлайл! Жену мясника, которая то ли нанесла шестнадцать ударов ножом любовнице мужа, то ли не нанесла… Которую неделю тянется этот дурацкий процесс, и все гадают: она это была или не она? Разумеется, куда уж честному писателю соперничать с женой какого-то мясника… и даже такому писателю, как Вернон Сомерсет! – ядовито прибавил Бедфорд.

А ведь он завидует, печально подумала Ксения, просто завидует, и больше ничего. Сидит неглупый, в общем-то, человек и переживает, что у него теперь не такая слава, какая была раньше. Впрочем, будь даже Бедфорд сейчас знаменит, как до войны, он бы наверняка нашел другие причины для недовольства. Возраст, жена, которая отравляет ему жизнь, действия правительства – да мало ли что…

– О чем вы думаете? – не удержался писатель.

– О том, что на свете нет счастья, – серьезно ответила Ксения.

Бедфорд прожил немало и не без самодовольства считал, что никто на свете больше не способен его удивить. Однако факт остается фактом: он не сразу нашелся, что ответить.

– Счастье… гм… – Писатель откашлялся, чтобы скрыть смущение. – Собственно говоря, все зависит от того, что понимать под этим словом. Лично я бы сказал, что счастье все-таки существует, но… прячется от людей…

«Может быть, у нее денежные затруднения? – размышлял он. – Конечно, я мог бы платить ей больше, тем более что она превосходная машинистка, но… с другой стороны, зачем, если она согласилась на меньшую оплату? Да и дела мои сейчас вовсе не блестящи…»

– Что ж, – неловко промолвил он, – я полагаю, мы можем приступить к… Ну да, приступить к работе.

Ксения печатала на машинке, которая стояла у Бедфорда в кабинете, что избавляло девушку от необходимости таскать с собой громоздкий чемоданчик с собственной машинкой. В прошлый раз Ксения заметила хозяину, что пора менять ленту, но, едва сев на место, девушка сразу же заметила, что катушку никто не менял.

– Нужна новая лента, – сказала она вслух.

Бедфорд, сидя в кресле, рассеянно взглянул на нее поверх очков.

– Лента? Ах да… Минуточку.

Новая лента пачкает руки, а катушка никак не хочет стать на место. Наконец Ксении удалось наладить все как надо.

Лист, копирка, второй лист…

– Часть вторая. «Инспектор Кертис действует». Глава первая…

Бедфорд диктовал негромким голосом, интонационно расставляя знаки препинания, так что Ксения и без подсказок понимала, где запятая, где точка, а где прямая речь. Она печатала быстро, практически не делая опечаток и вникая в текст лишь настолько, насколько было необходимо. Еще в начале работы девушка сообразила, кому автор назначил роль убийцы, – само собой, это был персонаж, который не вызывал абсолютно никаких подозрений, и к тому же женщина. Ксения догадывалась, что старомодному Бедфорду его дерзость кажется едва ли не революционной, но предчувствовала, что публика, которая до того прочитала сотни книг, где действовали женщины-преступницы, вряд ли будет с ним единодушна. В качестве уступки современным вкусам Бедфорд решил также разнообразить сцены убийства, но переборщил с кровавостью. В результате получилась тошнотворная натуралистичность, которая могла только оттолкнуть читателя, а не расположить его к себе.

Старинные часы отбили четверть, потом половину. Вскоре Ксения и писатель услышали, как за дверями зазвонил телефон. Звон быстро прекратился, к аппарату подошел дворецкий. Бедфорд оборвал диктовку и поморщился, словно знал, кто звонил, и отдавал себе отчет в том, что ничего хорошего из этого не выйдет.

– Сэр!

– Меня нет, – отрывисто бросил писатель дворецкому, который стоял на пороге.

– Но миссис Бедфорд…

– Особенно для миссис Бедфорд, Джеймс!

Дворецкий молча поклонился и вышел, бесшумно затворив за собой дверь, а писатель почувствовал, как у него испортилось настроение. Еще утром он любил свой роман, а теперь ему не в радость было видеть собственные строки, не в радость диктовать текст машинистке, которая печатала так быстро, что едва успевала переводить каретку со строки на строку.

– Если вы не против, сделаем перерыв, – сказал Бедфорд Ксении.

Она не стала возражать, и это внезапно показалось ему обидным, потому что они остановились в самом разгаре ударной, как полагал автор, сцены. (Впрочем, Ксения еще в конце прошлой главы поняла, куда ветер дует, и догадалась, чей труп должен будет обнаружить бравый инспектор Кертис в образцовом саду одного из героев.) Довольно неловко Бедфорд предпринял попытку оправдаться.

– Некоторым детектив может показаться несерьезным жанром, – сказал писатель. – Но, уверяю вас, это не так. Детектив может принимать любую форму, в зависимости от целей автора. И, в конце концов, – вдохновенно добавил он, – что такое, к примеру, шекспировский «Гамлет», как не мистический детектив? Все составляющие хорошего детектива здесь налицо: убийство, расследование и возмездие. Привидение, на мой вкус, совершенно лишнее, Гамлету следовало самому догадаться, кто убил его отца, но Шекспиру приходилось считаться с условностями эпохи. Можно только предполагать, как он написал бы эту пьесу сейчас, когда мистика больше не в моде.

– Сейчас он бы вообще не стал писать пьесы, – не удержалась Ксения. – Он бы служил в банке, вот и все.

Тут, надо сказать, Бедфорд изумился вторично – настолько, что даже забыл о неприятном звонке жены. (Некоторое время назад она вбила себе в голову, что обязана познакомить мужа со своим очередным любовником, и Бедфорд уже отчаялся внушить ей, что вовсе недостоин такой чести.)

– Тут, пожалуй, я могу с вами поспорить, – начал писатель, с любопытством глядя на свою собеседницу. – Если у человека есть талант, он все равно возьмет верх. Уверен, современный Шекспир ненадолго бы задержался в своем банке…

Бедфорд был готов развивать эту тему и дальше, но с присущей ему чуткостью он уловил, что Ксения витает мыслями где-то далеко и вовсе не Шекспир волнует ее в настоящий момент.

– Хотя я не думаю, что современный «Гамлет» был бы лучше того, классического, несмотря на все неправдоподобие некоторых моментов, – прибавил писатель шутливо, чтобы закрыть тему.

Ксения усмехнулась.

– Жизнь тоже не слишком заботится о правдоподобии, мистер Бедфорд. Например, я знаю… то есть знала одного человека, который получил по почте шуточный некролог, что он умрет девятого марта. Жена этого человека уверяет, что он был совершенно здоров и не собирался умирать, однако девятого числа тот действительно умер. Неправдоподобно? Да. И тем не менее это имело место в реальности.

– Боже мой! – воскликнул писатель. – Какой поразительный сюжет!

Ксения подскочила на месте и широко раскрытыми глазами уставилась на своего бессердечного собеседника.

– Мистер Бедфорд, сэр… Это не сюжет. Это реальная жизнь. Если вы видели утренние газеты, там как раз описывается этот случай, только без упоминания о некрологе. Роберт Бойл, тридцати четырех лет от роду… смерть на Стрэнде… И ведь у него не было совершенно никакой причины умирать.

– Разумеется, была, – отмахнулся Бедфорд, своим бисерным почерком записывая что-то в маленькую книжечку, куда он всегда заносил новые сюжеты, удачные обороты и пришедшие ему на ум остроты, чтобы впоследствии использовать их в своих произведениях. – Была, и не спорьте… Я не говорю о реальной жизни, разумеется, меня совершенно не интересует, что могло в действительности произойти с этим господином. Но в детективе, само собой, причина его гибели может быть только одна. – Он даже зажмурился от удовольствия.

– И что это за причина? – спросила Ксения.

– Убийство, – с торжеством ответил мистер Бедфорд.

Глава 5
Весельчак Гарри

Уверена, с вами это тоже случалось.

В конце концов, с каждым может произойти что-то из ряда вон выходящее. Вы ломаете себе голову, пытаясь понять причину, прикидываете и так и эдак, ищете правдоподобные объяснения… И тут появляется некто – человек, который, как вам кажется, не способен пролить свет на происходящее, – и одной фразой, одним словом, одним замечанием расставляет все по местам.

Убийство!

Да нет, повторяла себе Ксения, возвращаясь домой, о каком убийстве может идти речь? Не было ничего подобного, никто не убивал Роберта Бойла, он умер сам, ведь она сама была там, она видела…

А некролог? А таившаяся в нем угроза?

Глупая шутка, только и всего. И если Генри Хэйли прочитал утренние газеты, он уже раскаивается в ней.

Шутка? Нет, это не шутка, и не стоит себя обманывать. Надо очень сильно ненавидеть человека, чтобы решиться на такое…

И вовсе не обязательно приплетать сюда ненависть, одернула себя Ксения. Может, этот Весельчак Гарри просто непроходимо глуп? Как говорит Амалия, мы привыкли предполагать логику и смысл там, где чаще всего причиной является обыкновенная глупость…

И Ксения решилась. Она села в такси и велела везти себя на Гровенор-стрит. Точный адрес мистера Хэйли она уже знала из справочника.

Увы, величавый и неприступный, как банковский сейф, дворецкий сообщил, что мистера Хэйли нет дома, но завтра до обеда у леди будет возможность застать его, если она пожелает. Ксения оставила свою визитную карточку с коротким сообщением и, ощущая отчего-то глубокое недовольство собой, вернулась в Темпл.

Дома она некоторое время бесцельно блуждала от одной стены к другой, и наконец, чувствуя потребность поделиться с кем-нибудь тем, что ее беспокоило, позвонила матери.

– Скажи, мама, что ты обо всем этом думаешь? – спросила Ксения, закончив свой рассказ.

Некоторое время Амалия молчала.

– Я думаю, реально ли внушить человеку, что он должен умереть в определенное время, – сказала она наконец. – Ты, безусловно, права в том, что совпадение реальной смерти с той, что была предсказана в некрологе, выглядит подозрительно. Но…

– Да?

– Человека, который видел войну, просто так на испуг не возьмешь, – спокойно сказала Амалия, – и до смерти не напугаешь. А Бойл был на войне с 1914 года. Нет, тут что-то не сходится. И вообще пока у нас слишком мало данных, чтобы делать выводы.

– Я предположила, что он стал объектом травли и некролог стал просто последней каплей, – проговорила Ксения, волнуясь. – Но его жена уверяет, что никакой травли не было.

– Жена могла и не знать, но дело даже не в этом.

– А в чем?

– В фотографиях. Женщина легко уничтожает фотографии – в порыве разочарования, от недовольства собой, в гневе, по тысяче других причин. Мужчины – другое дело. Я бы сказала, что они в общем равнодушны к своим изображениям, и нужно что-то очень серьезное, чтобы они стали рвать карточки в клочья. Ты действительно хочешь завтра навестить этого Хэйли?

– Да.

– Попытайся узнать у него, что такое случилось между ним и Бойлом, что последний не желал с ним общаться после войны. Вряд ли это было так же серьезно для Хэйли, как для Бойла, но…

– Почему ты так думаешь?

– Ну, он же подвез Бойла и его жену и, судя по всему, никак не показал, что встреча со старым товарищем была ему неприятна. Зато в следующий раз старый товарищ сам ушел из ресторана и увел жену, едва заметил там Хэйли. Роберт Бойл явно не желал повторной встречи – интересно, почему?

Утром 11 марта Ксения вышла из такси на Гровенор-стрит и позвонила в знакомую дверь.

– Да, мисс, разумеется, я помню вас. Проходите, мистер Хэйли вас ждет.

Мистер Генри Хэйли оказался подтянутым щеголеватым брюнетом лет тридцати пяти, с узким лицом, наиболее примечательной частью которого являлись идеально подстриженные усы. Легко было представить его в военной форме и еще легче сообразить, как она, вероятно, ему шла в те годы. Сейчас хозяин дома был собран и серьезен, так что мало кто рискнул бы назвать его весельчаком.

– Вы написали, мисс, что дружите с женой Боба… – Говоря, он окинул внимательным взглядом гостью с головы до ног, не упустив ни единой мелочи из ее облика. – Прошу вас, садитесь. Я читал в газетах… прискорбно, весьма прискорбно…

«Не англичанка, дорогие духи, платье из Парижа и чертовски ей к лицу. Ни одного украшения, только повязала на французский манер шарфик на шею… Шикарно, просто шикарно! Интересно, где эта рыжая кобыла могла с ней познакомиться? Жене Бойла парижские наряды точно не по карману, и она, бедняжка, даже не понимает, что такое стиль…»

Когда Ксения ехала в Мэйфер, у нее в голове сложился целый план, как именно разговорить Хэйли и, понемногу подбираясь к сути, заставить его выдать нужную ей информацию. Но едва она увидела его лицо, у нее пропало всякое желание ходить вокруг да около. Инстинктивно она почувствовала, что такой неглупый и проницательный человек вряд ли проговорится. Он скажет ровно столько, сколько сочтет нужным – если, разумеется, не застать его врасплох.

– Я бы хотела попросить у вас объяснений по поводу этого, – без всяких предисловий сказала Ксения и, щелкнув замочком сумочки, достала оттуда злосчастный некролог.

Едва ее собеседник увидел черную рамку и первые слова текста, на лице его мелькнуло удивление, и Ксения могла бы поклясться, что оно было совершенно искренним. Кроме того, она отметила одну особенность: если только что Генри Хэйли любезно улыбался, теперь его губы сжались, а брови нахмурились. Взяв склеенный лист из рук девушки, он внимательно прочитал то, что там значилось.

– Значит, Боб тоже… – начал он и осекся. – Скажите, почему вы пришли с этим именно ко мне?

– Мистер Бойл решил, что вы можете быть автором этого послания.

– Я? – изумился Хэйли. – С какой стати?

– Он просто так подумал. А что, он был не прав?

В комнате наступило молчание, сидящий напротив Ксении человек взвешивал, что он может открыть ей, а о чем промолчать. Девушка это почувствовала.

– Боюсь, Роберт был обо мне не самого лучшего мнения, – промолвил наконец Хэйли.

– У него имелись на то причины?

Хозяин дома метнул на Ксению странный взгляд.

– Вряд ли, мисс.

Ответ вполне соответствовал взгляду, но девушку это не остановило.

– А точнее? – настойчиво спросила она.

– Полагаю, вам будут неинтересны наши мелкие разногласия, – улыбнулся Хэйли. – На войне чего только не бывает…

– И тем не менее я хотела бы узнать подробнее об этих разногласиях, сэр.

– Они не имеют отношения к делу.

– Неужели? А что же имеет?

– То, что вчера я получил похожий некролог.

Ксения остолбенела.

– Вы?

– Я.

– Могу я взглянуть на него?

– Разумеется. Дорсет! Принесите, пожалуйста, вчерашнее письмо. Да, да, то самое, которое так меня озадачило.

Уже по адресу, напечатанному на конверте, Ксения убедилась, что автор пользовался той же самой машинкой с выбивающейся из общего ряда буквой «е». Внутри конверта обнаружился лист с текстом, обведенным черной каймой.

«Без всякого прискорбия извещаем, что мистер Генри Спенсер Хэйли скончается в Лондоне одиннадцатого числа сего месяца. Мистер Хэйли родился в 1890 году, затем рос, учился, выпивал, занимался спортом, устраивал розыгрыши, но для чего он жил, не сможет сказать никто, включая его самого. В начале войны он предпринял героические усилия, чтобы не попасть туда, но в конце концов все же оказался на фронте. Следует отдать мистеру Хэйли должное – на войне он ухитрился проводить время так же весело, как и в тылу, и даже получил орден за то, за что его должны были отдать под трибунал. После окончания войны и вплоть до своей безвременной смерти мистер Хэйли заводил и бросал подружек, тратил деньги, которые получил в наследство, и казался всем глупцам образцом английского джентльмена. У покойного не останется ни одного человека, который стал бы жалеть о нем. О месте и дате похорон все желающие смогут узнать из газет».

– Поразительно… – пробормотала Ксения.

Но она не смогла удержаться от мысли: «А не послал ли этот милый человек письмо себе сам, испугавшись последствий своего розыгрыша?» Машинально она поглядела на штемпель, как будто он мог сказать ей правду. Чаринг-Кросс, отправлено девятого марта. Сообщение о смерти Бойла появилось в утренних газетах десятого числа. С другой стороны, что мешало Хэйли проследить за Бойлом вечером девятого и, убедившись, что шутка окончилась трагедией, придумать некролог уже для самого себя, чтобы сбить с толку полицию в случае возможного расследования?

– Что вы собираетесь предпринять? – спросила Ксения.

– Предпринять? – Хэйли пожал плечами. – В связи с чем? Какой-то ненормальный развлекается, рассылая глупые письма, и думает, что может кого-то этим напугать. Допустим, я обращусь в полицию, и что я им скажу? Что я, взрослый человек, испугался чьей-то нелепой шутки?

– Шутка или нет, но в этом письме назначили дату вашей смерти, – настаивала Ксения. – Между прочим, первый некролог обещал Бойлу смерть девятого числа, и он действительно умер.

– Боб всегда принимал близко к сердцу вещи, которые того не стоили, – спокойно ответил Хэйли.

Интересно, очень интересно. Уж не послал ли ты ему некролог, рассчитывая на то, что Роберт Бойл как раз «примет его близко к сердцу»?

– Иными словами, его смерть представляется вам вполне закономерной? – чуть резче, чем ей хотелось бы, спросила Ксения.

– Милая леди, я не врач и не коронер, – безмятежно отозвался ее собеседник. – Полагаю, что если человек умирает, тому должны быть веские причины. В последнее время я не слишком тесно общался с Бобом и не знаю, какой была его ситуация, но сомневаюсь, что это смехотворное послание имеет отношение к его смерти. Возможно, было что-то еще, что сыграло определяющую роль – больное сердце, к примеру. А письмо – всего лишь письмо, и каким бы неприятным оно ни было, оно не может никого убить.

– Я бы не сказала, что оно просто неприятное, – заметила Ксения. – Эти письма сообщают о еще не наступившей смерти как о свершившемся факте, а это гораздо хуже. Скажите, мистер Хэйли, у вас есть враги?

– Гм… Полагаю, они есть у всех.

– Враги, которые могли ненавидеть вас и Бойла, возможно, еще с войны. Есть такие?

И тут в глубоко посаженных глазах Хэйли что-то мелькнуло, словно он что-то внезапно понял или сообразил, кто сидел за пишущей машинкой и кто на самом деле сочинял эти зловещие некрологи живым людям. «Нет, – в смятении подумала Ксения, – нет, это точно был не он… Кто-то другой. И Генри Хэйли знает, кто это, и знает, почему он так поступает…»

– Нет, – вырвалось у Хэйли, – этого не может быть! Вздор какой-то…

– О ком вы говорите, сэр? Кого вы имеете в виду?

Но Весельчак Гарри не относился к людям, которые просто так выдают свои секреты. Он овладел собой и, взглянув на Ксению, сердечно улыбнулся.

– Я понимаю, мисс, как вся эта история расстроила вашу подругу. Потерять мужа – это ужасно. Прошу вас, передайте миссис Бойл мои искренние соболезнования.

Тщетно пыталась Ксения вернуть разговор к автору некрологов. Генри Хэйли надежно укрылся за стеной из общих слов, любезно улыбался, но, по сути дела, не говорил ничего, и раздосадованная девушка поняла, что больше никаких сведений она из него не вытянет. Все же она предприняла еще одну попытку:

– Если вам что-нибудь станет известно, мистер Хэйли… Вот мой телефон.

Хозяин дома рассеянно кивнул, и тут Ксения решилась на недозволенный прием. Передавая ему визитную карточку, она как бы невзначай дотронулась до его руки и со значением поглядела ему в глаза.

– Нас с миссис Бойл очень, оченьбеспокоит эта история, – шепнула она.

«Неужели она была любовницей Боба? – мелькнуло в голове у Хэйли. – А я-то всегда считал его таким рохлей! Конечно, стала бы она искать меня, будь она просто подругой его жены…»

– А если мне ничего не станет известно? – многозначительно спросил он, выгибая бровь.

– Тоже позвоните, – отозвалась Ксения, вынудив себя улыбнуться. – Иначе я буду беспокоиться… За вас.

– Неужели?

– Да, ведь сегодня одиннадцатое число. – Она взглядом указала на некролог, лежавший на столе.

– Уверяю вас, я вовсе не собираюсь умирать, – заметил Хэйли со смехом. – Этого еще не хватало!

Он проводил Ксению до дверей и пообещал дать ей знать, как только что-то прояснится. Однако, когда девушка удалилась, выражение лица Весельчака Гарри изменилось. Хмурясь, он сделал несколько шагов по комнате и наконец, не сдержавшись, стукнул кулаком по столешнице.