Текст книги "Английский экспромт Амалии (На службе Его величества)"

Автор книги: Валерия Вербинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 9,
в которой Амалия требует войны, а Эмили не требует ничего

Вечеру у королевы, состоявшемуся в осенний понедельник 1885 года, не суждено было войти в историю как чему-то значительному. Впрочем, известно, что история слепа и часто проходит мимо невыдающихся причин выдающихся событий. Она, нет, вернее, те, кто пишет учебники, ей посвященные, хотят уверить нас, что правители и политики в своих действиях руководствуются одними лишь соображениями государственной необходимости. Мало того, зачастую из учебников следует, что отдельные личности вообще не имеют значения для исторического процесса, который-де не под силу направить ни одному человеку, как бы высоко он ни стоял. Если принять эту интересную, но, увы, маловероятную гипотезу, вообще становится непонятно, как же тогда создается история. Либо приходится признать, что ею управляет некий рок, темная стихийная сила, либо – что она сама идет, куда ей вздумается, причем постоянно забредает не туда, куда следует.

Но история, которая, по сути, всегда является историей людей, все же немыслима без участия этих самых людей, причем в самых разнообразных вариантах. Примеры? Сколько угодно! Если бы Алиенора Аквитанская не вышла замуж за английского короля и не принесла ему в приданое пол-Франции, не было бы Столетней войны. Если бы Наполеона случайно казнили во время революции (а из-за своей дружбы с Огюстеном Робеспьером он один раз оказался в очень опасной ситуации), не было бы ни наполеоновского величия, ни наполеоновских войн, ни наполеоновской эпохи. Если бы принцесса Шарлотта, двоюродная сестра английской королевы Виктории, осталась жить, мы бы не говорили сейчас о викторианской эре, ибо было ничтожно мало шансов на то, что дочь четвертого сына короля Георга Третьего когда-нибудь займет английский престол. Но она его таки заняла. Ее правление совпало с периодом процветания Англии, когда страна находилась на вершине своего могущества, которое годы спустя сумели поколебать только две мировые войны и распад Британской империи. Но в XIX веке это была самая мощная держава, какую только можно себе представить, и ее жители были наполнены тем особым чувством гордости, какое всегда внушает принадлежность к сильной, богатой и уверенной в своем будущем стране.

Викторианская эпоха известна, помимо всего прочего, и своей строгостью нравов, под которой подразумевалось главным образом неукоснительное соблюдение внешних приличий. В связи с этим часто произносят такие слова, как чопорность, лицемерие и ханжество. Сама королева всю жизнь носила траур по супругу, которого потеряла в сорок лет, но при этом имела любовников среди слуг. Возможно, в этом она разделяла вкусы своей матери – некоторые ученые-генетики, основываясь на том, что Виктория передавала гемофилию, непонятно откуда унаследованную, и через своих потомков заразила ею все царствующие дома Европы (в том числе, увы, и русский, ибо последняя российская царица была внучкой Виктории), – так вот, генетики утверждают, что настоящим отцом Виктории был секретарь ее матери, а вовсе не престарелый герцог Кентский. Если специалисты по ДНК когда-нибудь подтвердят данный факт, что вполне вероятно, то это еще раз послужит доказательством тому, что и истории присуще своеобразное жестокое чувство юмора. Незаконнорожденная, насаждавшая образцовую мораль, – что может быть парадоксальнее? Впрочем, величайший из английских королей, Вильгельм Завоеватель, чье второе прозвище было Вильгельм Бастард, не слишком страдал от того, что его матерью была прачка, и этот факт вовсе не помешал ему покорить Англию. Причем его новых подданных куда больше ужаснуло то, что он с истинно нормандской методичностью велел их всех пересчитать (это в одиннадцатом-то веке, когда и понятия не имели о переписи населения!) и занести в особый реестр, который лишенные всякого уважения к статистике тогдашние англосаксы прозвали «Книгой Страшного суда».

Возвращаясь к королеве Виктории, добавим, что ее вечера были скучны, но никто не осмеливался отказаться от приглашения на них. Танцев не было, из развлечений – лишь карты да злословие. Общество, понятное дело, собиралось самое избранное, но даже избранные нуждаются в том, чтобы их развлекали, ибо сами избранные, как известно, ни на что такое не способны. Ни писателей, ни артистов обычно не приглашали – королева не интересовалась искусством, не блистала остроумием и не знала, о чем с ними говорить. Как личность она была довольно заурядна, если не считать того, что ей выпала честь править незаурядной страной в незаурядную эпоху. Тем не менее Амалии, которая по долгу службы знала о королеве куда больше положенного, было любопытно взглянуть на ее величество.

– Герцог и герцогиня Олдкасл! – возвестил лакей.

Два десятка голов повернулись в их сторону. Дамы, щедро усыпанные бриллиантами и пудрой, искали во вновь прибывшей какого-нибудь изъяна, чтобы было о чем поговорить. Все уже были наслышаны о какой-то невероятной женитьбе юного герцога, за которой последовала дуэль, а кое-кто узнал даже о визите молодожена к архиепископу, и на сей счет строились самые несуразные предположения. Кавалеры – безукоризненно одетые, с проборами и без – не искали ничего, но поняли, что нашли то, что надо. В глубине гостиной Ундервуд наклонился к Лаймхаузу и прошептал:

– Это она.

– Наверняка третьеразрядная кокотка, – фыркнул Лаймхауз, удостаивая врагиню-герцогиню тяжелым взглядом пушкаря, прикидывающего, как бы поточнее навести прицел.

– Подойдите сюда! – раздался повелительный голос, и Амалия увидела королеву.

Это была невысокая женщина, немолодая, круглая, как шар [15]15
  Несколько позже, в 1893 году, будущий русский царь Николай II запишет в своем дневнике впечатление от личной встречи с королевой: «шар на подгулявших ножках» (запись от 19 июня).


[Закрыть], с одутловатым лицом, на котором почти не было морщин. Наполовину седые волосы были убраны под чепец и заколоты на затылке, тяжелые серьги оттягивали мясистые мочки ушей. На королеве было черное платье, лишь слегка оживленное брюссельским кружевом.

– Стало быть, ты все-таки женился, Арчи! Даже меня не предупредил! Это твоя жена?

У голоса королевы с его резковатым выговором была одна особенность: он не умел ставить точку. Почти все, что говорила Виктория, неизбежно заканчивалось восклицательным знаком. Гораздо реже – вопросительным.

– Мог бы, кажется, меня пригласить на свадьбу! Молодежь! Она ни о чем не имеет понятия! Ну, здравствуйте, дорогая! Вы ведь Эмили, не так ли?

– Да, ваше величество, – сказала Амалия, делая корректнейший реверанс.

– Арчи почему-то нравятся одни Эмили! Смех, да и только! А мне-то думалось, ты хотел жениться на дочке графа Стерна! Что там у вас произошло?

– Ничего, ваше величество, – ответил Арчи, смешавшись.

– В самом деле? А что это за дуэль была такая? Смотри, Арчи! Ты знаешь, я тебя люблю, как родного, но впредь чтобы никаких дуэлей!

Взгляд королевы остановился на платье Амалии. Наша героиня нежно улыбнулась и склонилась еще ниже. Она прекрасно знала, что ничто не способно так вывести из себя старую безобразную женщину, как вид другой женщины, молодой и красивой.

– Если она попытается втереться в доверие к королеве, – шепнул Лаймхауз Ундервуду, – у нее ничего не выйдет.

– И откуда вы родом? – спросила Виктория снисходительно-презрительным тоном. – Из России, кажется?

– Я полька! – пылко возмутилась Амалия. Ее до неприличия звонкий голос разнесся по всей зале. – Россия – раковая опухоль на карте Европы. Я мечтаю о том, чтобы вы поскорее исцелили ее! – Брови королевы поползли вверх. – О мадам, если бы вы могли освободить мою бедную родину от варварского ига!

Королева отшатнулась на спинку кресла и поскорее заслонилась от патриотки веером.

– О мадам, – продолжала Амалия как бы в упоении, ничего не видя вокруг себя, – как я буду счастлива, когда вы выиграете эту войну!

– Мы еще не воюем с Россией, – попробовала было урезонить польскую красавицу королева.

– Вы должны! – настаивала Амалия. – Это ваша обязанность перед богом, ваше величество, – обуздать дикую, чудовищную страну, поработившую мою прекрасную Польшу. Ах, простите! – запоздало спохватилась она. – Разве я смею что-либо вам советовать? Вы с вашим государственным умом и величием и так все понимаете лучше меня!

Как известно, короли не очень любят слова «должен» и «обязанность», и уже несколько секунд Арчи тревожно дергал Амалию за локоть, пытаясь призвать к порядку. Но последнее замечание об уме и величии пришлось королеве по сердцу. Воистину, лесть – грубая обманщица, но среди властителей не нашлось еще никого, кто смог бы противостоять ее сусальным чарам.

– Ваше волнение понятно! – сказала королева, не зная, что и думать об этой идиотке. – Но вы ничего не смыслите в политике, дитя мое! – Она махнула сложенным веером. – Можете идти!

– Черт возьми, – в растерянности проговорил Лаймхауз, слышавший весь разговор от слова до слова, – что все это значит?

– Кажется, Россия только и ждет войны с нами, – мрачно ответил Ундервуд. – Вот что я думаю. Либо все это блеф… весьма смелый блеф. Но в любом случае поведение этой авантюристки очень, очень странно.

– Послушайте, что вы делаете? – в отчаянии зашептал Арчи Амалии. – Какая война, что вы еще вздумали?

Амалия грациозно повела плечиком, расправила веер из пышных перьев и стала им обмахиваться, глядя Арчи в глаза и значительно улыбаясь. Арчи запыхтел, как паровоз, подходящий к станции, и в изнеможении сделал круг по паркету.

– Вы невыносимы, – с горечью признался он.

Повернув голову, Амалия заметила возле лестницы некую юную особу в белом платье, украшенном оборками. У особы были мелкие черты лица, жеманный рот бантиком, волосы цвета мышиного хвоста и глуповато-мученический вид, словно ее только что заставили изображать в живой картине святую Варвару, которая, да будет вам известно, была обезглавлена собственным отцом после долгих пыток. Ростом особа была, как заметила зоркая Амалия, не более полутора метров, но умело маскировала этот недостаток, обувшись в туфли с каблуками величиной с ходули.

«Моя дорогая герцогиня, – обратилась к себе самой Амалия, – ставлю Биг-Бен против Триумфальной арки, что эта пигалица и есть предмет воздыханий моего монументального супруга».

– На нас смотрят, – заметила она.

Арчи обернулся, всплеснул руками и застыл на месте.

– Идите, идите к ней, – сказала Амалия. А когда он уже удалялся, добавила: – Но не забудьте наш уговор.

После чего герцогиня Олдкасл преспокойно вернулась в большую залу и с комфортом устроилась на самом видном месте, дабы все без помех могли ее обозревать.

– Эмили, постойте, я хочу с вами поговорить!

– Нам с вами не о чем разговаривать, сэр, прощайте! – отозвалась Эмили, ускользая от него.

Герцог Олдкасл споткнулся и едва не растянулся во весь рост.

– Эмили, погодите, дайте мне все объяснить!

– Объяснить? – Эмили остановилась и бросила на своего бывшего жениха исполненный негодующего достоинства взгляд. – Я уже все знаю, мистер Невилл.

Последние дни были для невесты герцога сущим адом. Сначала она собиралась убежать с ним и обвенчаться в ближайшей церкви. Арчи уверил ее, что с разрешением, которое ему удалось добыть, это будет очень просто сделать, и им не придется даже мчаться для того, чтобы венчаться, в Шотландию. Первые мгновения Эмили чувствовала себя упоительно, как героиня романа. Но потом она забеспокоилась: Арчи ведь такой непредсказуемый, кроме того, всем ведь известно, что его семья… Словом, Эмили, страдая и каясь, призналась во всем матери, и графиня Стерн, придя в ужас, строго-настрого запретила ей покидать дом.

– А Арчи я напишу сама! За кого он нас принимает, в конце концов!

Но написать не кому-нибудь, а самому герцогу и крестнику королевы письмо, вежливо ставящее его в известность о том, что он – негодяй, совратитель и вообще бесчестный человек, оказалось ох как непросто. Леди Стерн перепробовала девять различных вариантов, и все они показались ей недостаточно вежливыми. Она решила, что назавтра ей удастся лучше справиться с этой сложной задачей.

Увы! Первое известие, которое они получили на следующий день, было о женитьбе Арчи Невилла.

– Он женился? – пролепетала Эмили, роняя чашку прямо на новое платье.

– Женился? – с ужасом повторила ее мать.

– Ну да, – подтвердила Мэри Невилл, кузина герцога и самая близкая подруга Эмили. – Правда, я не очень поняла, на ком. Я так удивилась! Я ведь всегда думала, что он неравнодушен к тебе, Эмили.

Эмили тоже всегда так думала, и то, что она оказалась не права, повергло ее в состояние, близкое к отчаянию. Не то чтобы она очень дорожила Арчи – по правде говоря, он плохо танцевал, был не слишком занимательным собеседником и к тому же до недавнего времени даже не являлся наследником титула, – но узнать, что он женился на другой, после того как он писал все эти письма и умолял ее связать судьбу с ним, было для нее большим ударом.

– Невилл женился? Слава богу! – прогрохотал граф Стерн, отец Эмили. – Больше он не будет мозолить нам глаза.

Жена и дочь тотчас выступили против него объединенным фронтом.

– Как это слава богу? Эдвард, ты хоть соображаешь, что говоришь? Он же Олдкасл! Герцог! Крестник королевы! Да он… да он самый завидный жених во всем королевстве!

– Был да сплыл, – отвечал граф Стерн, отличавшийся совершенно невыносимыми манерами, которыми в глубине души гордился больше всего на свете. – Теперь он так же недосягаем для вас, как Северный полюс, – прибавил он злорадно.

Не вынеся цинического намека, Эмили уронила голову на руки и зарыдала.

– Такая выгодная партия! – причитала ее мать.

– Как он смел? Как он мог? – всхлипывала покинутая невеста.

– Выгодная не выгодная, а всем известно, что в последнее время Олдкаслы долго не живут, – отозвался граф Стерн и встал с места. – И чтобы я больше не слышал это имя в моем доме!

Зато какие язвительные упреки после того семейного завтрака обрушила на Эмили мать… Оказалось, что она, Эмили, обуза для семьи, что она не умеет устроить свою жизнь, что она сама упустила свое счастье, что она наверняка закончит дни старой девой и что родная мать не желает ее больше знать.

– Но ведь вы сами мне запретили… – пыталась возражать Эмили.

– Молчи! Боже, и за что бог послал мне такую неразумную дочь?

Это было воистину ужасно. Мир казался таким добрым и чудесным, и вдруг Эмили обнаружила, что у него есть темная сторона. Арчи обманул ее, предал, женился на другой, родители, оказывается, не чаяли, как бы поскорее от нее отделаться, а лучшая подруга Мэри…

– Я так и знала, что этим все кончится, – заявила она. И хотя ее голос пытался притвориться сочувствующим, Эмили без труда уловила в нем торжествующие нотки. – Все дело в том, что он непостоянный. Ты знаешь, мы ведь тоже были когда-то помолвлены, но дальше этого дело не пошло. Однако здесь и ты, конечно, виновата.

– Я? Виновата? – всхлипнула Эмили, отрывая голову от залитой слезами подушки.

– Конечно, моя дорогая, – простодушно сказала Мэри. – Мужчины не любят, когда их морочат! А ты морочила бедного Арчи, признайся. Сначала вскружила ему голову, а потом испугалась. Ничего удивительного, что он не выдержал и нашел себе другую.

И вот Эмили только что увидела «другую». Эмили очень хотелось бы, чтобы захватчица оказалась хромая, кривая, кособокая и уродливая, словом – вылитая злодейка из модного романа. Но – увы! – все оказалось не так. «Другая» была красавица. «Другая» была ослепительна! И бедная Эмили сознавала, что никак не может с ней соперничать.

– Эмили, – кричал обманщик Арчи, – вы ничего не знаете!

– Неужели? Мэри Невилл мне все рассказала. Вы поступили низко, сэр!

– Эта женитьба, – проговорил Арчибальд, – это совсем не то, что вы думаете! Это вышло случайно, клянусь вам!

– Случайно?! – Эмили не верила своим ушам. – Мистер Невилл, я никогда не предполагала, что джентльмен может жениться случайно! Я так любила вас, а вы разбили мне сердце!

Арчи едва не споткнулся вторично.

– Эмили, вы не верите мне?

– Как я могу верить вам? После того, что произошло…

– Вы правы! Я негодяй, и мне нет прощения. Но я… Я по-прежнему люблю вас, Эмили!

– Настоящий джентльмен, – возразила с оскорбленным видом сия читательница душераздирающих сентиментальных романов, – должен любить только свою жену!

– Мою жену? Эмили, да что вы? Вы разве не видели ее? Она же ужасна! Во-первых, она старая. Ей уже двадцать два года, представляете? Немыслимо! А… а ее белые волосы… совсем как седые… Отвратительно! И потом, она совершенно невоспитанна! Эмили, скажите мне, неужели вы думаете, что рядом с ней я могу забыть о вас?

– Вы должны, – сказала Эмили печально.

– Но я не могу! Эмили…

– Нет, Арчи, нет! Умоляю вас, не начинайте все сначала. Я… Я думала, вы… Вы так много для меня значили, Арчи! Но теперь… Наверное, я должна вернуть вам все письма, – продолжала Эмили, на глаза которой наворачивались предательские слезы. – Вы их получите, а вас я прошу вернуть мне мои, если вы по-прежнему считаете себя честным человеком.

– Эмили, – Арчибальд порывисто схватил ее за руки, но она выдернула их и отступила на шаг назад. – Эмили, прошу вас! Вы ведь даже не знаете, в какую чудовищную ловушку я попал. Скажите, если я разведусь, если мой брак признают недействительным, вы выйдете за меня?

– Разведетесь? Но ведь вы только что женились!

– Только потому, что вас там не оказалось. Эмили, послушайте…

Эмили ахнула и отшатнулась.

– Значит, вам все равно, на ком жениться…

– Да нет же!

– Вы низкий человек, мистер Невилл!

– Да! – рявкнул Арчи. – Я сам себе противен, клянусь вам! Я поступил необдуманно, я… Господи, ну почему вы не приехали туда, как мы договаривались? Вы сделали меня несчастнейшим из людей, Эмили!

Эта фраза так понравилась наивной мисс Стерн, что она, на мгновение забыв о своей роли, даже всхлипнула.

– Слишком поздно, Арчи! – провозгласила она с болью в голосе. – Надеюсь, я никогда…

– Только не говорите мне, что не хотите меня больше видеть, – поспешно перебил ее Арчи, – мы ведь живем недалеко друг от друга и, значит, будем встречаться.

Эмили выпрямилась в негодовании. Как он смел указывать ей, что говорить, а что – нет!

– Это неважно, – сказала она. – Каков бы ни был ваш выбор, верьте, я буду его уважать, и я вовсе не собираюсь докучать вам своей любовью, которой вы пренебрегли.

– Я – пренебрег? – ужаснулся Арчи. – Эмили, не убивайте меня, умоляю вас. Я по-прежнему люблю вас. Я скоро буду свободен, слышите? Я думаю, что моим словам нелегко поверить, но… Вы можете подождать? Всего лишь месяц. Я дал слово, я не могу его нарушить. Только месяц, Эмили, и я женюсь на вас.

– Сэр, – с оскорбленным видом произнесла мисс Стерн, – мне никогда не доводилось слышать, чтобы женатый джентльмен делал предложение честной девушке! Запомните, мистер Невилл: я никогда не буду вашей, никогда, как бы сильно я ни дорожила вами!

Хоть последняя фраза была взята из популярного романа для девиц, Эмили невероятно гордилась ею. Кроме того, она поняла, что Арчи, кажется, несчастлив в браке, и эта мысль наполнила ее запоздалым удовлетворением. Она холодно склонила голову и, как и героиня романа, бросилась прочь.

– Боже мой, как же я влип! – простонал вконец запутавшийся Арчи.

Но Эмили уже убежала и скрылась в конце галереи, так что герцогу ничего не оставалось, как вернуться к тетушке и ее гостям.

Глава 10,
в которой над мужем смеются все кому не лень, а жену настойчиво приглашают в театр

Для герцога Олдкасла этот вечер стал вечером испытаний.

Сначала его так называемая жена повела себя бестактно в разговоре с королевой, затем его Эмили, его нежная, несравненная Эмили дала ему понять, что между ними все кончено. А затем, как будто этого было мало, со всех сторон герцога принялись осаждать насмешники.

Они твердили герцогу, какое чудо его жена, какая она красавица и как ему повезло. Требовали, чтобы он представил их ей, и не потом, а сейчас, немедленно. Изводили его расспросами, расточали комплименты, осыпали поздравлениями, – словом, измывались вовсю.

Принц Уэльский, который уже сорок четыре года с нетерпением ждал, когда же наконец место царствующего монарха станет вакантным (для этого, заметим в скобках, оставалось ждать какие-то пустяки – всего лишь шестнадцать лет), затащил Арчи в угол и, дыша ему в лицо дорогим табаком, потребовал, чтобы он немедленно рассказал, где встретился со своей женой.

– В церкви, – простодушно признался герцог.

– О! – вскричал принц. – Тогда и я почаще стану ходить в церковь, может, тоже встречу кого-нибудь вроде твоей курочки. А то жизнь с моей датчанкой, сам знаешь, не слишком веселая! Ну, познакомь же меня с твоей очаровательницей.

Делать было нечего, и герцог весьма неохотно подвел своего кузена к Амалии и представил его. Перед Амалией оказался симпатичный джентльмен со склонностью к полноте и теми по-особенному сияющими глазами, которые всегда выдают искреннего почитателя прекрасного пола. Похождения принца Уэльского были прямо-таки притчей во языцех, и ему не раз, к ужасу его матери, приходилось выступать ответчиком на бракоразводных процессах. Это был человек, который сам умел жить и давал жить другим.

Амалия весьма благосклонно отнеслась к замечанию принца о том, что она выглядит, как роза… Нет, поправился он, лучше розы… нет, к черту розы, они положительно меркнут перед вами, миледи. Принц не был новичком в комплиментах, но у Амалии был такой взгляд – бесхитростный и недоверчивый одновременно, – что Берти [16]16
  Как король принц Уэльский стал известен под именем Эдуарда VII, но собственное имя его было Альберт Эдуард, и практически всю жизнь близкие звали его Берти.


[Закрыть]поневоле заподозрил: кажется, его не воспринимают всерьез, – и оттого заплутал в своем вдоль и поперек исхоженном розовом саду. Несмотря на это, сидевшая неподалеку леди Х., последняя пассия принца, метнула на Амалию злобный взгляд. Как и большинство фавориток английских королей, леди Х. обладала всеми достоинствами, кроме красоты, ума и обаяния.

– Я надеюсь, мы еще увидимся с вами в театре, – многозначительно сказал принц герцогине.

– Обожаю театр, – томно ответила Амалия, и Арчи с негодованием увидел, что она строит наследнику престола глазки.

– Мадам, – просипел он, когда леди Х. с немалым трудом оторвала принца от белокурой интриганки и уволокла его в другую комнату устраивать сцену, – я прошу вас вести себя чуть-чуть сдержаннее. Вы же моя жена, в конце концов!

– Арчи, вы что, ревнуете? – Амалия сделала вид, что поразилась. – Давайте-ка лучше сюда мой выигрыш! Кстати, сколько всего я угадала?

Арчи позеленел и молча достал из кармана сложенный вчетверо листок.

– Вы – дьявол, – пожаловался он. – Но учтите: ни в какой театр вы с моим кузеном не поедете. Все его театральные вылазки заканчиваются в будуаре.

– Будь он хотя бы лет на десять помоложе и без бороды, я бы ездила с ним в театр каждый вечер, – призналась Амалия мечтательно.

– Миледи! – Арчи едва не задохся от негодования. Амалия лукаво улыбнулась:

– Арчи, у вас нет чувства юмора. Пора бы вам знать, что я не люблю женатых мужчин – по той же причине, по какой мой повар не любит объедки. Итак? «Нам с вами не о чем разговаривать» было?

– Было.

– «Вы разбили мне сердце»?

– Было.

– Уже два. «Вы обманули меня».

– Не было.

– «Я верну вам все письма».

– Было.

– «Я верю, что никогда не увижусь с вами».

– Не было.

– Похоже, эта фраза вышла из моды. Трагическое «прощайте»?

– Было, в самом начале.

– Обращение по полному имени?

– Было, было.

– Пять против двух. На чем все закончилось?

– Она убежала.

– Очень хорошо. Далеко она все равно не убежит, а главное в этот момент – не броситься за ней очертя голову. Чуть-чуть терпения, сэр, и ваша Эмили полюбит вас на всю жизнь. Или по крайней мере будет держаться за вас, а это неплохая замена любви. Вы должны мне три фунта.

– И все-таки вы дьявол, – буркнул герцог, отсчитывая деньги.

– Кажется, мы не знакомы… – прозвенел возле них чей-то приятный тенор.

Амалия подняла голову и увидела рядом двоих мужчин – царь-пушку (как она прозвала про себя горообразного сталелитейного магната) и сухощавого джентльмена с безупречной осанкой.

– Вы познакомите нас, ваша светлость? Мы так наслышаны о вашей жене, – сказал Ундервуд с тонкой улыбкой.

– Да, разумеется, – кивнул новый супруг Амалии. – Джордж Лаймхауз, баронет. Сэр Герберт Ундервуд, наш знаменитый издатель.

Амалия слегка склонила голову, не подавая руки.

– Кажется, у нас с вами есть… вернее, могли быть общие знакомые, господа. Доктор Баттл, например.

Ундервуд и Лаймхауз обменялись многозначительными взглядами.

– Доктор – настоящий джентльмен, – отозвался Ундервуд, которого чрезвычайно забавляло все происходящее. – Уверен, его общество пришлось бы вам по вкусу.

– Да, но у него такая ужасная подруга, эта мадам Камизоль де Форс [17]17
  От фр.camisole de force – смирительная рубашка.


[Закрыть], – заметила Амалия. – Мне помнится, ваш младший сын с нею коротко знаком? Надеюсь, она ему пришлась по вкусу?

Как говорил генерал Тамарин, дед Амалии, если уж рубить шашкой, так до седла. Младший сын Ундервуда страдал психическим расстройством. Глаза Печатного Станка сузились, улыбка погасла.

– Благодарю вас за заботу о моем сыне, – произнес он более чем сдержанно. – Вы очень… – рука его невольно сжалась в кулак, – добры. Надеюсь, этот джентльмен, – он мотнул подбородком в сторону Арчи, – не пожалеет, что связался с вами. Всего доброго, миледи.

– Вы зря стараетесь, – добавил Лаймхауз, который так и не понял, отчего его соратник вдруг взбеленился. – Ваша светлость, мое почтение.

– Вы что, их знаете? – спросил Арчи с недоумением, когда джентльмены удалились.

– К счастью, нет!

– Арчи! – Перед герцогом и герцогиней возник сияющий принц Уэльский. – Мама приглашает нас сыграть партию в бридж. – И, опередив законного супруга, подал руку Амалии.

– Ваше высочество… – начала она.

– О, что за церемонии, – жизнерадостно перебил принц. – Зовите меня просто Берти. Все друзья зовут меня Берти. – Он понизил голос. – Так вы поедете со мной в театр?

– Берти, – нежно сказала Амалия, – я поеду с вами на край света. С вами и с Арчи, конечно.

– Но Арчи не любит театра! – воскликнул раздосадованный принц.

– Зато я люблю Арчи, – отозвалась Амалия безмятежно.

Сзади них раздался грохот – это Арчи, случайно взмахнув рукой, уронил какую-то вазу.

– Как ему повезло – вздохнул принц. – Боже, ну почему мне так никогда не везет?

Берти хотел играть с Амалией против кузена и матери, но королева решила иначе, и женщины сели играть против мужчин.

– Ах, я ничего в этом не смыслю! – легкомысленно заявила герцогиня Олдкасл, когда игра уже началась.

Следующие три четверти часа были ужасны. Королева пыталась вести игру, но герцогиня завалила все робберы, без умолку при этом тараторя. Она болтала о своей семье, о несчастной Польше, об ужасной России. Минуты не проходило без того, чтобы она не изрекла очередную чудовищную глупость. Узнав, что у Амалии есть ребенок, королева не удержалась и холодно заметила:

– Женщине, которая родила ребенка в первом браке, неприлично во второй раз выходить замуж.

– О, ваше величество, – плаксиво воскликнула герцогиня, – неужели вы такого же плохого мнения о вашей собственной матери?

Желтоватые щеки королевы задрожали. Принц смущенно кашлянул в сторону. Арчи побагровел. Королева Виктория и в самом деле была дочерью вдовы от второго брака, но что за чудовищное замечание! Какая невыносимая, вульгарная бестактность!

– Это нас не забавляет! – бросила королева одну из своих знаменитых фраз и, не в силах более оставаться рядом со столь кошмарной особой, поднялась из-за стола.

Амалия отыскала взглядом своего слугу-негра, который прятался за колоннами. Тот в ответ кивнул головой и исчез.

– Научитесь играть в бридж! – угрожающим тоном посоветовала королева Амалии и удалилась.

– Я умею играть в бридж, просто в присутствии такой великой королевы перестаю соображать! – извиняющимся тоном сказала Амалия. – Ваша тетушка на меня очень сердится? – голоском обиженного ребенка обратилась она к Арчи.

– Сыграем снова, – предложил принц, который лучше всего чувствовал себя, когда его матери не было рядом. Колкость Амалии, весьма прозрачно упрекнувшей королеву в двуличности, нисколько его не задела. Напротив, мужество этой глупышки, осмеливающейся говорить столь чудовищные вещи, невероятно восхищало его. – Леди Эмбер! Не составите ли компанию трем несчастным, пока моя матушка на досуге перекраивает карту Европы?

Леди Эмбер приблизилась. Это была молодая женщина лет тридцати трех, с русыми волосами и спокойным, немного усталым лицом.

– Ваше высочество…

– Вы знакомы? Леди Беатриса Эмбер. Герцогиня Олдкасл. Будьте осторожны, за ней нужен глаз да глаз!

Леди Беатриса села, и игра потекла своим чередом. Амалию, казалось, словно подменили. Она ходила точно и уверенно, редко допускала ошибки и большую часть времени молчала.

– Кажется, мы соседи, – заметила леди Беатриса Амалии, с любопытством поглядывая на сиреневый камень на шее герцогини. – Вы любите охоту на лис? Сделайте одолжение, приезжайте к нам как-нибудь. Стивен – это мой муж, лорд Эмбер, – жить без нее не может.

Амалия вежливо ответила в том духе, что охота на лис – единственное, о чем она мечтает в жизни. Она видела, как Ундервуд и Лаймхауз в сопровождении лакея прошествовали к выходу. Это значило, что вскоре королева примет их. Королева! Мозг Амалии лихорадочно работал, выискивая уязвимые места в ее собственной комбинации. Не перестаралась ли она? Не переоценила ли свои силы? Принц норовил под столом коснуться ее ноги, и Амалия, очаровательно ему улыбнувшись, как бы невзначай стукнула его каблуком под колено. Берти тихо охнул и уставился в свои карты так, словно, кроме них, его ничто в мире не интересовало.

А в рабочем кабинете королевы Лаймхауз и Ундервуд испытывали легкое волнение. Если война начнется, это будет ихвойна, и оба ощущали то сладкое головокружение, какое всегда доставляет человеку сознание своей колоссальной власти. Лаймхауз достал заготовленный доклад, и из его кармана на ковер выпорхнул крошечный розовый листок, на каких часто пишут любовные письма. Ундервуд взглядом показал другу на него, но тут вошла королева, и оба джентльмена склонились в глубоком поклоне.

– Садитесь! – милостиво разрешил шар в черном.

Ундервуд ухитрился ногой подгрести записку к себе, уронил платок, наклонился за ним и поднял его с запиской, которую под столом незаметно передал магнату. Почерк записки показался лорду смутно знакомым, но в то мгновение он не стал размышлять над этим, подумал только о союзнике: «Черт бы его побрал с его амурными похождениями! В такой момент…»

Лаймхауз откашлялся и начал говорить, одним глазком посматривая в свои записи.

Речь его, по сути дела, была очень скучна и сводилась к следующему: он произведет столько пушек, сколько надо короне, и это будут самые лучшие пушки на свете. Также он поставит ружья, сабли и револьверы в количестве, потребном короне, и по весьма умеренной цене – только потому, что он счастлив сделать приятное своей стране и готов на все, решительно на все, чтобы помочь ей.