Текст книги "Аттрактор(СИ)"
Автор книги: Валерия Рокс
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Но перенесемся на час вперед и вернемся к автоматам с едой и горячими напитками. Получив свой эспрессо, я уступила очередь у кофе-машины узкоплечему копу, бубнящему в телефон что-то о "невероятных помехах на записях", и с грустью подумала о том, что просаживаю в этом месте больше денег, чем могла бы спустить в казино.
До официального начала рабочего дня оставалось некоторое количество времени, поэтому я направилась к своему кабинету, чтобы прикончить кофе в гордом одиночестве и еще несколько минут полелеять свое похмелье. Восточный коридор по-прежнему представлял собой скорее место жуткого преступления (кстати, нужно было поинтересоваться у полисмена ходом дела), чем наиболее короткий путь до моей обители, поэтому мне пришлось тащиться в обход.
Целую вечность мои туфли звонко цокали по гладкому полу, отражаясь от стен гулким эхо; назойливые камеры слежения наблюдали за моими перемещениями, вращая головами, словно какие-то чудные металлические птицы.
– Хреново выглядите, доктор Эванс, – раздался едкий комментарий со стороны одной из палат с пациентами, когда я гордо шествовала вдоль узкого коридора. – Бурная ночка?
– Если бы, Энтони... – я обернулась, не сбавляя шага, и встретилась взглядом с привалившемся к решетке бритоголовым человеком с пережаренной под солнцем кожей, собирающейся в сухие складки у рта и глаз, и короткой черной щетиной на подбородке. – Твоя ночка точно была веселее, – я позволила себе легкую улыбку, вспомнив, какого содержания журнальчики обычно лежат у Энтони на прикроватной тумбе.
Обменявшись кивками с охранником сектора, я вывернула к коридору, выложенному бликующей в ослепительно-белом свете плиткой, и прищурилась от переизбытка освещения.
Наша лечебница немало напоминает мне огромный муравейник со столь беспорядочным расположением коридоров и алогичным делением на секторы, что впору садить мифического минотавра куда-нибудь в подсобку медсестер и запускать сюда любителей мрачных катакомб. Во всей этой жутковатой атмосфере, впрочем, я даже нахожу некоторую прелесть: с детства моим любимым жанром фильмов были ужасы, а это место будто бы и строилось специально в качестве декораций для чего-то подобного.
(Рано или поздно наш центр просто обязан был стать местом кровавого убийства, и это свершилось!)
Словом, пока я дохожу до своего кабинета непривычным путем – табличка с моей фамилией приветственно моргает белым бликом -, я успеваю чуть ли не заблудиться. Кофе был уже безбожно холодный, когда я опустилась на стол и позволила себе на секунду воткнуться лбом в прохладную столешницу из светлого дерева.
Только спустя несколько мгновений я заметила, что в кабинете как-то чересчур зябко – наверное опять уборщица, эта милая старушка с патологическим неумением обращаться с техникой чуть более новой, чем телефон Белла, чего-то намудрила с кондиционером.
Я потерла плечи и, бросив взгляд на кондиционер, случайно зацепила глазами настенные часы.
Четыре минуты до встречи с Иствудом, мать его! Я чертыхнулась и возвела глаза к потолку: конечно же, я забыла ознакомиться с его делом, которое мирно продолжает себе лежать на заднем сидении моего авто.
Вот ведь черт! Ненавижу быть неподготовленной к чему-либо. Я ведь даже понятия не имею, какой диагноз стоит в его купленной справке и каким образом Лонг планировал превращать нашего друга в полноценного члена социума. А знать это важно, если я хочу создавать видимость профессиональной деятельности.
Прежде чем вылететь из кабинета, я опрокинула внутрь себя остатки эспрессо и, задумавшись на несколько секунд, выхватила из ящика стола свои старые очки без диоптрий. (Да, когда я только устроилась сюда, года полтора назад, я всерьез полагала, что строгая оправа поможет коротышке с лицом в веселую крапинку выглядеть более представительно.)
Сейчас же я просто хотела хоть каким-то образом прикрыть мрачные мешки под глазами, чтобы новый подопечный не подумал, будто мы, врачи, периодически закидываемся теми же веселыми препаратами, что даем свои пациентам.
Уже через две минуты я сидела в хорошо проветренной комнате, сложив руки на гладкой поверхности стола и удерживая идеальную осанку. Сплошной сгусток компетентности и профессионализма.
Иствуд и его небольшой конвой слегка опаздывали, и у меня появилось время открыть блокнот на новом разделе и, покачивая ручку в пальцах, собраться с мыслями. Я пыталась представить себе человека, прирезавшего свою подружку и позже прикинувшегося невменяемым, чтобы избежать законного наказания за свой поступок. Интересно, сколько ему лет? Больше, скажем, двадцати двух?.. Воображение рисовало мне тощего, высушенного наркотой и прочими радостями жизни истинного рокера юнца с голубоватыми венами у выпирающих ключиц и диковатыми темными глазами. Наличие немытой нечесаной челки, разумеется, обязательно.
Такому типу вполне к лицу что-нибудь вроде шизоаффективного расстройства, приправленного паническими атаками... Ставлю на то, что Лонг начиркал в его заключении нечто подобное.
Заслышав за тяжелой сейфовой дверью шаги трех пар ног и звон ключей, я еще раз расправила лопатки и приподняла подбородок, готовясь встретиться лицом к лицу с моим новым клиентом.
И... и я даже не знаю, кто из нас удивился увиденному больше.
В первую же секунду пересечения наших с Маркусом Иствудом взглядов я осознала, что определение "рокер" не несет в себе эпитетов "тощий", "низкорослый" и "дохлый" априори.
Рост обозначившегося на пороге комнаты человека был явно больше шести футов – шесть футов и где-то четыре дюйма*, может быть. Макушка Иствуда возвышалась над лысиной того сопровождающего его охранника, что повыше своего второго коллеги, на добрые полголовы. "Дохлым" моего нового подопечного язык тоже не позволял назвать – мяса на его костях было более чем достаточно. Причем мяса качественного, без нежелательных примесей жира.
Наверняка моя мимика выдала удивление самым подлым образом. Но что моя мимика по сравнению с выражением лица Иствуда, улицезревшего своего нового лечащего врача!
– Да мать твою... – негромко выругался он, выразительно дернув бровями и слегка развернувшись назад, будто бы решил опять вернуться в свой номер люкс. Молодой человек (лет двадцать восемь, возможно? И тут я промахнулась!) выглядел то ли удивленным моему нахождению здесь, то ли крайне разочарованным. Будто вместо ожидаемой сексуальной медсестрички увидел какого-то надоедливого старого знакомого.
Однако ребята, сопровождающие этого недовольного, были серьезной преградой на его пути обратно в палату, поэтому вскоре Иствуд опустился напротив меня, откинувшись на спинку и свесив сцепленные между собой руки, украшенные несколькими чернильными рисунками, под столом. Взгляд его глаз цвета прозрачного голубоватого стекла выжигал во мне дыру – яркий контраст светлой радужки с темными ресницами, которым позавидует любая красотка, лишь усиливал этот неприятный эффект.
Я невольно коснулась оправы игрушечных очков – скользнувший по их стеклам белый блик заставил на секунду нахмуриться. Брови субъекта напротив тоже дернулись в направлении к переносице.
Дьявол, даже спутанной челки из головы его не произрастало! Угольно-черные волосы были подстрижены вполне по-человечески, пусть и требовали немного убрать отросшие вихры.
В общем, я промахнулась абсолютно везде. Абсолютно.
Зато в поисках челки, при внимательном осмотре головы молодого человека, я отметила довольно любопытную деталь – белую полоску старого шрама на его виске, вероятно, оставленную на память каким-то острым предметом. Видимо, однажды горе-парикмахер Иствуда был в стельку пьян.
Я прочистила горло и вновь поправила чуть сползшую бутафорию на моем носе.
– Меня зовут Иллеана Эванс, и я – ваш новый лечащий врач, Маркус, – я постаралась выжать из себя доброжелательную улыбку ("да перестань ты пялиться на меня, как на единорога, забодавшего твою мать!").
– Иллеана... Эванс, – низким, с хрипотцой голосом повторил Иствуд, приподняв темные брови – две скептичные складочки пролегли вдоль его лба. – Врач, – из его уст это звучало почти как обвинение.
– Что-то не так, Маркус? – я все еще старалась держать приклеенную улыбку на своем лице.
– Нет, все отлично, – мужчина по другую сторону стола коснулся языком нижней губы и, потерев украшенную несколькими проколами мочку, наконец-то отвел глаза – я сразу облегченно выдохнула. – Мы, психи, – веселые, неординарные ребята... Можем иногда позволить себе странное поведение, – он вновь бросил на меня короткий, тяжелый взгляд и слегка приподнял уголок рта.
"Да, а те психи, которые в действительности ими не являются, в особенности".
– Что ж, – я кивнула парочке охранников – этакие Чип и Дейл – намекая свалить уже куда-нибудь в сторонку, – нам с вами предстоит как минимум два месяца встреч, поэтому мне бы хотелось познакомиться с вами поближе, – я чуть задрала голову – чертовы очки все сползали с носа, а снять их и избавить себя от неудобств почему-то мысли мне и не приходило. – Может, вы сами хотите сказать мне что-нибудь? Напоминаю, наша цель – говорить о том, что беспокоит вас, о том, чем бы вы хотели поделиться.
"Тем, как славно нанизывать живую плоть на сталь и изображать потом из себя жертву обстоятельств", – пронеслась глупая мысль в голове, и я поспешила отогнать ее.
– Да нет, ничего не хочу сказать, – тоном "отвали от меня" произнес Иствуд так, словно захлопнул какую-то невидимую дверь перед моим лицом.
«Мудила».
– А что насчет вас... доктор Эванс? – вздернул человек одну бровь заискивающе и потер ладонью черные розы, вбитые под кожу его плеча – мускул руки чуть сократился, и выпуклая вена на нем обозначилась резче. – Расскажите что-нибудь... о себе. Я, знаете ли, хочу знать человека, который будет копаться в моих мозгах, – нахальная усмешка затронула его рот.
«Мудила дважды».
– Что вы хотите знать, Маркус? – я – само доброжелательство, и тон моего голоса – сладкая патока.
– Вы получаете какой-то особый кайф, произнося мое чертово полное имя? – усмешка Иствуда стала еще нахальнее, обнажая правую часть белых зубов – однако глаза его улыбались, что странно, по-доброму.
– А вы, видимо, не очень его любите? – ручка в мои пальцах словно барабанная палочка – качается вправо-влево.
– Смотря, кто его произносит, – пациент потер кожу под яремной впадинкой, тем самым чуть смещая ворот форменной футболки бледно-голубого цвета. Кусочек еще одной картинки, выбитой на груди, открылся моему взору. Кажется, нечто вроде перьев – часть больших крыльев размером с широкую грудную клетку.
– Так и как же мне вас называть? – обратилась я к молодому человеку.
Но он не ответил – вместо этого надел сосредоточенное лицо и чуть подался вперед, внимательно вглядываясь в мои глаза.
Ну... черт.
Охранники напряглись, готовясь в любой момент спасать меня от буйства свихнувшегося маньяка. Я замерла и приготовилась отскакивать назад, опрокидывая стул.
Подобные жесты – многозначительные взгляды, говорящие о том, что пациент внезапно увидел нечто большее, недоступное взору простых смертных – меня уже не удивляют. Но у Маркуса Иствуда, как оказалось, они выходят особенно завораживающими.
Когда лицо Иствуда оказалось к моему еще ближе, отодвигая все остальное на задний план, его внимательный взгляд из-под нахмуренных бровей скользнул от моего рта к глазам и замер на них.
Его светлые радужки – словно два кусочка льда, пронизанного сетью белых паутинок.
– Это... это что, простые стекляшки? – вдруг широко улыбнулся молодой человек – ямки украсили его щеки, делая все лицо каким-то совсем юным и мгновенно сбрасывая со своего обладателя несколько лет. Его зубы не были идеальной формы – передние были чуть длинноваты относительно остальных – но вкупе с их здоровой белизной это только придавало улыбке Иствуда какую-то детскую небрежность.
Я не нашлась, что ответить – просто молча стянула с себя свои ужасные очки (сжечь их! Растоптать и сжечь!) и почувствовала, как по щекам пополз пятнистый румянец.
***
В конце рабочего дня я ощутила острую нехватку сигаретного дыма в моих легких. Уютно устроившись в своем автомобиле, я нашарила в бардачке припрятанную от Джеймса пачку сигарет и затянулась одной, закрыв глаза и откинув голову назад. Полная релаксация: капли дождя скребутся о стекла Форда, пока чернильная тьма расползается в воздухе, а белесая дымка наполняет салон авто. Я позволила себе еще несколько минут абсолютной пустоты в голове, пока мимо моей машины не прошуршала гравием карета добропорядочной полиции – без мигалок и прочей показухи. Лишь желтый свет фар скользнул по моей отвыкшей от освещения сетчатке.
Любопытно, нашли уже что-нибудь занимательное? Мне, между прочим, почти интересно, что за одержимый псих мог такое сотворить с Лонгом.
На волне размышлений о чокнутых психопатах я вспоминаю о личном деле Иствуда, что мирно покоится в паре футов от меня – и все-таки решаю дождаться прибытия домой, чтобы окунуться в перипетии жизни нового пациента в компании кружечки чая.
«Я хочу знать человека, который будет копаться в моих мозгах».
Пока я неспешно мотала мили пути домой, мой мозг окутало состояние некой прострации, заключающееся в зацикленной перемотке моего единственного на сегодня приема.
Наша беседа с Иствудом не задалась сразу же после следующих его слов:
"Очки не спасут ситуацию, если в целом вы выглядите как... Знаете эти пин-ап картинки? – в глазах Иствуда сверкнул игривый огонек. – На Второй Мировой... Ну, понимаете, на фронте ведь нет женщин в чулках и вообще каких-либо красивых вещей... Эти рисунки тысячам мужиков поднимали боевой дух и другие части тела, – он многозначительно приподнял бровь. – Вас здесь тоже для подобных целей держат?" – уголок рта заключенного дернулся в бесстыдной ухмылке, а меня словно ввысь вытянуло от подобной дерзости.
Впрочем, Иствуд не показался мне человеком, способным на убийство, честно скажу. Да, он засранец с неоправданно завышенным самомнением, но серьезных сдвигов в его мозгах я не заметила. Конечно, вполне возможно, что он просто хорошо вжился в роль раскаявшегося в своих грехах персонажа, хорошего парня, оступившегося лишь единожды... Стереть с его кожи все эти жуткие татуировки жесткой мочалкой, и...
Когда я оказалась дома, слегка намокшая под дождем, я даже не подумала о том, во сколько же заработавшийся архитектор почтит наш дом своим присутствием, а тут же разожгла камин и плюхнулась на диван с папкой, должной раскрыть мне личность Маркуса Иствуда.
Пламя в огненном чреве камина слабо пульсировало, лишь иногда выбрасывая яркие всполохи искр; мягкие волны тепла медленно плыли в воздухе, а желтые и оранжевые блики лениво скользили по отражающим поверхностям интерьера. Звук тонких пальцев дождя, царапающих окна, действовал лучше любой умиротворяющей музыки.
Чтобы этот октябрь стал идеальным, не хватает только моего толстого рыжего кота под боком – Маффина, ныне коротающего свои девять жизней в доме моей матери в Кингстоне.
Именно в этой уютной обстановке я открыла первую страницу дела Иствуда.
И после этого мое чувство комфорта вдруг куда-то убежало.
Черно-белая фотография, притягивающая к себе первый взгляд, имела мало общего с тем человеком, с которым я познакомилась сегодня. Нет, это, конечно, был Иствуд, однако выглядел он несколько иначе.
Четко очерченная линия челюсти выглядела напряженной, а высокие скулы словно свело от злости. Вертикальная полоска пролегла меж бровями, будто говоря о том, что обладатель этих бровей слишком часто хмурится. Бледные даже по меркам черно-белого фото губы были плотно сжаты.
Впрочем, я вообще слабо представляю себе человека, который будет веселиться, когда его фотографируют для личного дела в психушке, так что...
Остальные страницы, заполненные кривым почерком Лонга представляли собой явную фальсификацию: целый букет каких-то совершенно невероятных диагнозов... Деперсонализационное расстройство, парамнезия – самые веселые из них. Намеченный врачом план работы с пациентом тоже напоминал пестрый бред человека, которому в срочном порядке необходимо родить нечто в письменном виде.
И за что вам заплатили, доктор Лонг? Вопиющая халтура!..
Я захлопнула папку с легким недоумением. Пожалуй, настало время плана "Б".
Раз уж Иствуд – бывший участник какой-то там музыкальной группы (еще и вляпавшийся в такое скандальное дерьмо!), то наверняка про него что-то известно гуглу. Поэтому я водрузила ноутбук на колени и выбила имя нового подопечного.
Оказалось, что Маркуса Иствуда знает не только гугл, но и википедия.
Отец Иствуда, как и говорила Ханна, действительно был и есть крупная шишка: с допотопных времен и поныне продавливает кресло в сенате.
Кто бы мог подумать.
Википедия также поведала мне, что мой новый пациент окончил какую-то частную гимназию для отпрысков истинных богачей и поступил в Бруклинскую Консерваторию. Итого: у Маркуса Иствуда блестящее музыкальное образование.
Кто бы мог подумать [2].
Еще во времена обучения Маркус стал участником музыкальной группы, что соединила в себе множество довольно любопытных жанров и пятерых студентов Бруклинской Консерватории. Кружок самодеятельности тот носил название "Белые Журавли" и просуществовал в первоначальном составе почти шесть лет.
После внимательного прочтения статьи пришло время для ознакомления с предложенными поисковой выдачей видео.
Первый ролик представлял собой выпуск новостей декабря прошлого года. Именно с этого момента, как мне стало известно чуть позже, в биографии Иствуда началось все самое интересное.
В начале репортажа миловидная блондиночка с кукольными ресницами напоминает телезрителям о "чудовищном убийстве" и о том, что следствие по делу до сих пор ведется. Несколько секунд на экране висит фото убитой девушки. Здесь она еще может улыбаться.
Далее глазам уже схватившихся за полные праведного гнева сердца зрителей представляется запись, очевидно сделанная на камеру мобильника – руки горе-режиссера тряслись, словно после жесточайшего запоя.
Внушительная фигура Иствуда, укутанного в черное худи и натянувшего капюшон по самые брови, стремительно движется сквозь толпу репортеров – пушистые микрофоны возвышаются над происходящим, словно причудливые деревца. Представительный смуглый дядечка в дорогом костюме, вышагивающий рядом с главным объектом людской ненависти, вытягивает ладонь над собой в попытке утихомирить всеобщее безумие.
Следующий кадр – мать Маркуса (как подсказывает надпись внизу экрана), еще одна кукольная блондинка, убеждает общественность в невиновности сына. "В трезвом уме он бы... Он бы никогда...Марк бы никогда не сделал такого", – булькает что-то в ее горле, пока она промокает красные глаза белым платочком.
В противовес ей, конечно же, находятся какие-то одержимые феминистскими идеями дамочки, что голосуют за пожизненное заключение преступника и чуть ли не за его кастрацию. (Интересно, это потому что он убил ту милую девчушку или просто потому что его угораздило родиться с y-хромосомой?)
Эта веселая пмс-ная компания отбила у меня всякое желание изучать репортаж дальше, и я решила посмотреть другие предложенные гуглом ролики.
Второе видео на сегодня – интервью Иствуда, записанное задолго до истории с убийством. Здесь он что-то говорит о вегетарианстве и сохранении экологии, и я поражаюсь, как можно совмещать в себе неприятие животного белка и любовь к тяжелым наркотикам. А любовью к тяжелым наркотикам участник "Журавлей" так и светится: дерганные движения, туман и влажность в красных глазах. Вообще бедняга выглядит не лучшим образом: всклоченные волосы рваными прядями торчат из-под серой шапки, скулы выпирают острыми треугольниками...
...Но ведь такого просто не может случиться, чтобы вселенная позволила мне спокойно зависнуть на ютьюбе и посмотреть на рокеров с красивыми скулами! Стоило мне чуть расслабиться после того мерзкого репортажа, как вдруг ботинки Джеймса ("мы еще в ссоре, и ты меня бесишь!") уверенной дробью атаковали наш паркет.
А свет очей моих вроде как даже и спешит к любимой, судя по громкости его шагов.
– Леа, ты вообще собиралась мне сказать? – летит вопрос изо рта Джеймса прямо мне в лоб, стоит ему показаться в радиусе моей видимости.
– Ч... чего? – я вытащила наушники-капельки из ушей и, захлопнув крышку ноутбука, уставилась на молодого человека совершенно недоумевающе.
– Ты долго собиралась молчать об этом? – и вот только на этом радостном моменте я заметила, что Джеймс трясет какой-то газетенкой почти у моего носа.
"Убийство доктора в коррекционном центре, в самом сердце Нью-Йорка", – гласил главный заголовок на ее первом развороте. И я в красках представила себе восторженного писаку, которого аж гордость распирает за себя – ведь он не забыл упомянуть, что убийство было совершенно ну прямо в самом сердце Нью-Йорка.
Только рассчитывающий на громкую сенсацию журналюга мог назвать остров Райкерс, этот плевок Всевышнего в Ист-Ривер, "сердцем Нью-Йорка" – вот что я хочу сказать.
Я подарила жениху взгляд разряда "И что?", и его брови стремительно взлетели вверх.
– Ты думаешь, это какие-то веселые шуточки? – он склонил голову, чтобы получше всмотреться в мое глупое, по его мнению, лицо. – В вашей психушке всегда творится какое-то дерьмо! Стабильно раз в месяц в интернете всплывает какая-нибудь стремная история... То ваша гребаная охрана забивает кого-то насмерть, то кто-то умирает в куче собственных испражнений, потому что ему вовремя не оказали помощь... А теперь еще и это! Что еще должно произойти, чтобы ты наконец ушла из этого чертового места, Леа?
Я сделала вид, что задумалась:
– Ну... Когда кого-нибудь сожрут прямо на моих глазах, тогда и поговорим об этом, – я поджала губы и несколько раз кивнула – собранные в растрепанный пучок на макушке волосы сделали несколько движений взад-вперед.
– То есть, ты даже не допускаешь мысли, что что-нибудь может произойти непосредственно с тобой? – Брайс швырнул газетенку на диван рядом со мной. – Да ведь тебе даже не нравится эта работа! – он свел брови и распахнул глаза шире. – Я помню, что ты говорила... Ты поступила в мед лишь потому что твои родители были врачами! А психология... просто показалась тебе чем-то... "не настолько медицинским".
Весь мой взгляд умолял Джеймса унять свою истерику, но мой жених ведь вообще невосприимчив к подобного рода взглядам. Это очень в его стиле: бескомпромиссное вдалбливание своей истины в чужие головы любыми доступными способами.
– А если это один из твоих... пациентов прикончил этого вашего главврача? Какой-нибудь из тех, с которыми ты контактируешь каждый день, Иллеана? Ты ведь прекрасно понимаешь, что постороннему человеку никак не попасть даже на остров... Боже, что это за неудержимая жажда приключений и опасности, Ли?
Мне уже начало порядком надоедать смотреть на молодого человека снизу-вверх, но я продолжала сидеть на диване перед ним, стоящим, и не отводила взгляда от его чрезмерно озабоченного лица.
– Я не уйду с работы, Джеймс, – спокойно сообщила я, демонстративно раскрыла папку с делом Иствуда и не менее демонстративно обратила туда все свое внимание.
3 глава.
Иллеана Эванс.
Если я когда-нибудь и покину свое рабочее место, то только по причине нахождения парковки нашего психцентра в самой заднице этого мира. Кто вообще придумал располагать место отдыха автомобилей в такой дали от центрального входа?
Мой старый Форд попрощался со мной, моргнув фарами и два раза пикнув, и я направилась в мою любимую обитель зла (чем-то в этом роде ведь считает Джеймс место моей работы?).
Мы с моим будущим мужем, кстати, вновь спали сегодня вместе, словно бы все наши обиды и разногласия остались завернутыми в тот клетчатый плед. И даже совершенно неуместное "Где же твой мозг, Иллеана...", брошенное Джеймсом после нескольких минут ленивой одетой близости, не превратили меня в самку богомола, которая с радостью сожрала бы своего незадачливого бойфренда. (Наверное, самцы-богомолы тоже любят нести всякую чушь после спаривания).
С утра любовь моя заботливо погладил мои волосы и поцеловал в макушку, словно говоря "береги себя, маленькая тупица", и выскользнул за пределы квартиры, оставив меня наедине с размышлениями, жена или дочь мистеру Брайсу, собственно, нужна.
Терпеть не могу, когда меня пытаются впихнуть в какие-то границы дозволенности и разумности, вот что я хочу сказать. Почему бы не завести себе канарейку, если ты хочешь быть на сто процентов уверенным, что она не выскользнет из-под твоего контроля?
Примерно где-то в этих сферах вращались мои мысли, пока я вышагивала к центральному входу, обходя сотни метров железной решетки и колючей проволоки. Сегодня впервые за дней пять не было дождя, хотя небо по-прежнему хмурилось, а свежие потоки воздуха трепали волосы и складки одежды. Я втягивала шею в плечи и куталась в свой тренч, хотя этот жест был скорее рефлекторным: ветер ведь.
Когда я проходила вдоль большого двора со скамейками и простейшими спортивными снарядами – место "прогулок" наших пациентов, то сквозь решетку бросила краткое приветствие охраннику и обвела взглядом "прогуливающихся". Осеннее похолодание вынудило народ накинуть на легкую форму что-то более существенное – и теперь заключенные уже меньше напоминали однородную светло-голубую массу, облачившись в собственную теплую одежду.
Данное обстоятельство очень кстати облегчило мои потуги определить, какой сектор выгуливают на этот раз. Так, если на той скамейке Хью читает потрепанную газетку в своем веселом желтом дождевике, а Оливер лабает на своей небольшой гитарке, подпирая собой стену, то... Все просто чудно! Я разве что ладони друг о друга не потерла, словно кинозлодей, когда поняла, что "гуляет" сейчас как раз нужный мне сектор.
До первой частной беседы, запланированной на сегодня, оставалось еще часа два, поэтому я смогла себе позволить тоже отправиться на внутренний двор "погулять". Когда я оказалась в пункте назначения, то вновь осмотрела всех присутствующих. Нужного человека я увидела довольно быстро – его сложно не заметить.
Опустив широко разведенные ноги на скамейку и упершись в колени локтями, Иствуд одиноко сидел на деревянной поверхности столика, ножки которого терялись в высокой пожухлой траве. В ладонях его светилась зеленой обложкой какая-то книга, которая, судя по всему, завладела вниманием своего нынешнего читателя целиком и полностью: он не поднял глаз, когда я приблизилась к нему почти вплотную.
Я взглянула на заглавие книги и не поверила своим глазам.
– "Элементарные частицы и компенсирующие поля"? – с трепетным ужасом огласила я прочитанное, пытаясь отлепить от своего рта собственные летающие повсюду волею ветра волосы.
И тут Иствуд наконец заметил меня – веер черных ресниц взметнулся вверх, и взор кристально-голубых глаз вонзился в мою удивленную физиономию.
– У вас тут крутая библиотека, – молодой человек захлопнул страшную книжонку – вены на его напрягшихся ладонях чуть вздулись – и приподнял брови: "ну, чего надо?"
Я кивнула на пустую площадь столешницы рядом с ним: "могу я присесть?" – Иствуд пожал плечом: "а почему бы и нет?"
Стоит уже, пожалуй, сказать, чего меня, собственно, приволокло к этому опасному – если верить СМИ и Ханне – маньяку. Я хотела найти новые подтверждения того, что этот человек не мог убить, находясь в трезвом уме; чувствовала непреодолимое желание компенсировать вчерашнюю пустую встречу, состоящую в основном из обмена какими-то тупыми репликами, чем-то более содержательным. Теперь, я верила, мне уже будет, о чем говорить с Иствудом – теперь-то, когда я ознакомилась с его биографией, ознакомилась с деталями совершенного им преступления... Деталями, которые явно говорили о том, что совершено было убийство в состоянии глубочайшего аффекта.
Ни один чертов маньяк сразу же после содеянного не поплелся бы бродить по заснеженным городским улицам, еле волоча за собой ноги; механически, словно запрограммированный робот, двигаться наперекор острому ветру, грозящему содрать с него его последнюю защиту – обагренную кровью убитой тонкую майку.
И тут вдруг эти "элементарные частицы"... Вгоняют меня в ступор и навевают ощущение, что читала я о каком-то другом человеке.
Да откуда у выпускника консерватории интерес к ядерной физике?!
Возникла неловкая пауза, которую Иствуд вдруг решил заполнить табаком.
У нас тут, разумеется, не запрещено курить, ведь мы прекрасно понимаем, что некоторые пациенты либо выкурят сигарету, либо начнут убивать людей. Вопрос только в том, где сигареты эти достать. Вероятнее всего, что узнику стен психцентра проще всего дождаться посетителя, который принесет ему желанную дозу никотина, но... А кто, интересно, носит сигареты Иствуду? Вообще, конечно, среди пациентов существует какая-то своя табачно-обменная система, в суть которой я и не пыталась вникать. Но... Кто, интересно, носит сигареты Иствуду?
Так о чем я... Молодой человек достал из внутреннего кармана своего светлого кардигана помятую пачку сигарет и внезапно протянул мне:
– Вы случайно не курите, доктор Эванс? – учтиво поинтересовался сидящий рядом тоном, прямо-таки полным колючего сарказма. "Девочки с такими габаритами и такой внешностью, вероятно, кушают одуванчики и не пьют ничего крепче колы, какие уж сигареты!"
– Только по особенным поводам. Сегодня вряд ли один из них, – заправив прядь волос за ухо, ответила я с легкой улыбкой вполне честно.
Иствуд кивнул, мол, понятно, и, зажав сигарету в губах, поднес к ее кончику зажигалку, выуженную из той же помятой пачки. Затянувшись, он поместил коробочку в место ее изначального пребывания, и, направив слепой взгляд вдаль, выпустил изо рта сизое облачко дыма.
Ветер внезапно ожесточился, и я, поежившись, спрятала покрасневшие ладони в рукава своего тренча.
Казалось, осень решила сдуть меня с поверхности этого стола. Только большая фигура человека, сидевшего рядом, служила преградой между мной и разбушевавшейся стихией. Потоки воздуха со стороны Иствуда доносили запах горького дыма до моих ноздрей, и мне хотелось тоже прижаться ртом к сигарете, которая касалась его сухих губ.
Бывают же люди, которые умеют курить настолько красиво – как-то лениво и небрежно, что ли -, что вызывают в тебе непреодолимое желание тоже получить свою каплю никотина.
Зря я отказалась взять одну, когда он предлагал.
Но теперь мне оставалось только ежиться от холода и усиленно заниматься пассивным курением.
Когда ледяной ветер уже начал лизать мои кости, Оливер – тот, что с гитарой – вдруг решил спеть что-то из репертуара Нирваны под свой же аккомпанемент. Мы с Иствудом молча уставились на его мини-шоу.
